Текст книги "Джулия [1984]"
Автор книги: Сандра Ньюман
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Наложив повязку, бывшая медсестра задержала руки над запястьем Джулии. Казалось, сейчас опять будет мука, опять боль.
– Хотела спросить… – приглушенно начала Вики.
– Да?
– Несколько дней назад я оставила тебе записку. Хотела спросить: ты ее прочла?
Джулия сразу все поняла и тут же подумала, что Вики вынашивала свой вопрос уже давно. В ту же секунду ее охватил гнев. Она чуть не потребовала, чтобы Вики занималась своими делами и не отвлекалась на ерунду. Но чрезмерные эмоции сейчас могли только навредить.
Конечно, Джулия давно знала, что Вики относится к ней с обожанием. В общежитиях однополая любовь – отнюдь не редкость. На самом деле было бы даже удивительно, если бы девушки периодически не влюблялись в симпатичных соседок. Джулия вспомнила о Реджи, но такие влюбленности не в счет. Даже когда между двумя девушками в общежитии происходил злосекс, это еще нельзя было назвать тем самым. В воспитательном доме для девочек, куда Джулию отправили из ПАЗ, она сама недолго встречалась с красивой девушкой постарше, ее звали Эдна. Но какими бы незабываемыми, пьянящими, горячими ни были те встречи, к этому самому они точно не относились. Такова женская природа – охотно влюбляться и влюблять, носить согретые чужим теплом тапочки и создавать из этого романтику. И ничего удивительного, если романтика приведет к объятьям вдали от посторонних глаз, где-нибудь в чулане. Все равно подобные отношения – не то самое.
Но вместе с тем Джулия прекрасно понимала, что Вики оставила записку, фактически прощаясь с жизнью, зная, что ее грехи выплыли наружу и жить ей, возможно, всего пару часов. «Я вас люблю» – последние слова перед тюрьмой. Как и в ту ночь, Джулию охватило предательское волнение. Она с гневом думала о том, что Вики вела себя неразумно и ставила под удар всех, но в то же время ей хотелось взять девчонку за руку и признаться, что их чувства взаимны.
– Записку? – наконец ответила Джулия с подобающим случаю равнодушием. – Не уверена. А когда это было?
– Когда… вспомни, той ночью, когда показывали программу о товарище Картофеле. Ты пришла и села ко мне на кровать. А записку я оставила днем.
– Ах да, – ответила Джулия, – вот ты о чем. Я вспомнила.
Не в силах совладать с собой, она посмотрела на Вики и увидела в ее глазах лихорадочный блеск. У Джулии упало сердце. Она поняла, что еще чуть-чуть – и Вики примется шептать ей на ухо. Многие аресты так и происходили: кому-то отчаянно хотелось высказаться в надежде, что соглядатаи не заметят.
И, не дожидаясь, чтобы подобная участь постигла Вики, Джулия спокойно и уверенно перехватила инициативу:
– Могла бы и не волноваться. Я видела, что туалет забит. Можно было не предупреждать.
Вики кивнула, и глаза ее наполнились предательской влагой.
– Да, можно было.
– Записками делу не поможешь, правда? Что теперь о них говорить? Давай забудем.
Вики стиснула зубы и вернулась к запястью Джулии.
– Конечно, это бессмысленно. Все так.
Повязку она накладывала в мучительной тишине. Когда-то Джулия хотела придумать специальный язык прикосновений, незаметный для телекранов. Можно было подумать, именно на нем они и начали говорить, когда Джулия застыла, а Вики наматывала комбинезон ей на руку, чтобы затем отрезать нужную длину; то же повторилось и когда бывшая медсестра накладывала жесткую повязку. Они не разговаривали, но двигались согласованно. Во всем теле Джулия чувствовала непривычный дискомфорт. От Вики пахло настоящим чаем – марки «Центральный комитет», – а также потом юной девушки. В какой-то миг она задела грудью плечо Джулии; этот аромат захлестнул и ту.
Затем дверь холла вновь отворилась, и вновь полился монотонный новояз. Послышались приближающиеся шаги; распахнулась дверь. Вики и Джулия резко отпрянули друг от друга.
– Всем здравствуйте. – Из дверного проема показалась голова доктора Луиса. – Все живы?
– Здравствуйте! – откликнулась Джулия. – Более или менее.
– Можно войти?
– Конечно, конечно, – ответила Вики и поспешно встала, уступая ему место.
Доктор Луис принадлежал к особому роду людей, которые, можно было подумать, неуязвимы для доносов. Хотя многие знали о его похождениях и участии в дюжине сомнительных предприятий, он каждый раз выходил сухим из воды. Конечно, отчасти это можно было понять. Как медика, его ценили в Молодежном антиполовом союзе за умение авторитетно писать об опасностях для здоровья, связанных с половым актом, а также, менее официально, за готовность без лишнего шума устранять последствия этих опасностей. Кроме того, он выписывал и отпускал «антиполовые» препараты. Доступные в разных формах, они всегда обеспечивали человеку исключительно приятное самочувствие. За подобные услуги с высокопоставленных чиновников доктор денег не брал. Простые же смертные были вынуждены как бы случайно встречаться с его сестрой на улице и жертвовать деньги во «Внутрипартийный медфонд Северного Лондона».
Его также выделяло трудноописуемое качество – «благовид». Войдя в чайную комнату, он излучал профессиональную ухоженность и спокойствие. Волосы влажные, чувствуется приятный запах мыла «Социалистическая чистота» – он явно успел принять ванну в одной из комнат наверху. Как всегда, обвешан тремя своими медицинскими сумками со всем необходимым. Его появление произвело знакомый эффект: Вики и Джулия заметно расслабились и расплылись в улыбках.
– Я упала с велосипеда, – начала объяснять Джулия, пока доктор Луис снимал с себя сумки, – ударилась о тротуар и, наверно, вывернула запястье. Думаю, ничего страшного.
– Повреждение запястья, – доктор Луис покачал головой с притворной серьезностью, – унесло немало жизней. Боюсь, шансы ваши невелики.
– Ох, не шутите так, – ответила Джулия. – Мне снять повязку?
– Пока не нужно. Ваша медсестра потрудилась на славу. Может, и не придется портить ее работу.
Во время осмотра Вики стояла рядом. Доктор Луис прощупывал руку Джулии и спрашивал, не болит ли тут или там, на что она в основном отвечала отрицательно. Сама его манера общения странным образом успокаивала. Даже когда у Джулии текли слезы, боль все-таки не была невыносимо жуткой.
– Уверен, это всего лишь растяжение, – наконец сказал доктор Луис. – Повезло.
– Значит, ничего страшного? – уточнила Джулия.
– Ну, какое-то время еще поболит. Руке нужен покой. Никакой нагрузки. О переломе пришлось бы сообщать на две инстанции выше. Сплошная волокита. А растяжение – это пустяк.
– Ох… спасибо.
– Не грустите. Ну-ка, посмотрим. – Доктор подтянул ногой одну из ближайших сумок. Оттуда он достал крошечный пакетик из вощеной бумаги, набитый таблетками. – Эти кругляшки облегчат боль. Только не больше двух за один прием. И джином не запивать. При вашем весе хватит и двадцати штук, чтобы навсегда распрощаться с жизнью.
– Может, не давать их Джулии, – предложила Вики, – если они так опасны?
– Ерунда, – возразила Джулия. – Мне больше двух не понадобится.
– Что верно, то верно, – согласился доктор Луис. – Та девушка сделала это специально. Из-за парня. Надеюсь, что мы, члены антиполового союза, избавлены от таких глупостей.
– Да-да, – поспешно подтвердила Вики. – Я так рада, что состою в союзе. Секс толкает людей на ужасные поступки.
– Плюсточно, – ответил доктор Луис.
– Вот именно, – сказала Джулия. – Обещаю, я с собой ничего не сделаю.
– Конечно, – улыбнулся доктор Луис, – ведь я дам вам всего десять таблеток.
Они посмеялись. Доктор Луис по очереди обвесился всеми своими сумками.
– Привет от меня товарищу Уайтхеду, – на ходу бросил он Вики. – И передайте, что я получил его знак признательности.
– Обязательно передам, – сказала Вики и внезапно побелела. – Спасибо. Он вам плюсплюс благодарен.
Уходя, доктор Луис оставил дверь открытой. Лекция тянулась и тянулась. Вики поджала губы, явно желая поскорее захлопнуть дверь. Внезапно Джулию осенило: не кто иной, как доктор Луис, и дал председателю Уайтхеду тот препарат, что убил ребенка Вики. Сейчас Джулия с готовностью отправила бы на тот свет и доктора Луиса, и Уайтхеда, и, да, кое-кого еще.
Вики подняла глаза и с вымученной радостью в голосе спросила:
– Ну что, можем закругляться?
Когда руку Джулии окончательно зафиксировали, девушки вернулись в холл и досидели до конца лекции. Во время дискуссии Джулия похвалила плюсплюсовое выступление и попросила лектора порекомендовать дополнительную литературу по теме. Слушателям раздали пропуска для перемещения по городу после комендантского часа. Все заняли очередь в автобус Антиполового союза, кто-то погрузил велосипед Джулии в багажное отделение. Все это время с ней была Вики. В автобусе она тоже села рядом, но ни одна из них не проронила ни слова; невозможность их отношений становилась все отчетливей. В пути Джулия вдыхала мягкий аромат Вики.
8
Как ни странно, за этим ничего не последовало. Утром Джулия встала, и день пошел как всегда – заведенным порядком. Вики не искала ее взгляда, но и сама отводила глаза не более обычного. Утреннюю зарядку (или, как теперь говорилось, физупр) пришлось немного сократить из-за травмы руки, но соседки по общежитию и бровью не повели. На велосипеде Джулия кое-как доехала до миниправа; там никто не полюбопытствовал насчет ее примитивной перевязи. Литмашины-калейдоскопы отличались хищными повадками, и персонал решил, что у нее производственная травма. Эсси, ее напарница, взяла на себя трудоемкие операции (прежде Джулия и сама так поступала по отношению к ней) и даже выдала ей из своих запасов две траченных молью таблетки аспирина.
Но что самое удивительное – во время второй кормежки Джулия увидела в столовой Старого Зануду. Тот ничем не выдал, что помнит их компрометирующую встречу. Более того, сделал вид, будто не замечает ее вовсе. Его окружало унылое постоянство: те же металлические столы и стулья, будто покореженные кем-то в драке; те же люди, сидящие в тесноте, соприкасаясь локтями; то же затхлое дыхание. Не менялась и малосъедобная жижа с ошметками специфического белесого мяса, под цвет неизменно мрачных физиономий работников, с осторожностью отправляющих его в рот.
Расправляясь со своей порцией этого варева, налитого в алюминиевую миску, Джулия исподволь наблюдала за Смитом. При таком освещении он выглядел фигурой потрепанной и блеклой, пока на лице его не отразилась внезапная мысль. Во взгляде скользнула и тут же исчезла серьезность, как большая рыбина в мутных водах. Если он и впрямь голдстейнист, не служит ли его неприметность умелой маскировкой? Когда он встал из-за стола, чтобы отнести свой поднос на стойку, Джулия украдкой пригляделась к нему повнимательней и с удовольствием отметила его стройное телосложение, его крупные лопатки, которые обозначились под тонкой вискозой. Он уже вышел, а перед ее мысленным взором все повторялся его подъем из-за этого осклизлого стола.
А вечером, словно бы на тот случай, если еще не поняла, что к чему, Джулия, лежа в койке на животе, вдруг осознала, что запустила руку под комбинезон и просунула палец сквозь ветхую ластовицу трусов. Она легко провела по ложбинке коротким, скрытным движением – с мыслью об Уинстоне Смите. Вот он поднялся со своего места, достал из пачки сигарету и, чтобы плотнее утрамбовать табак, постукал ею по засаленному столу, но при этом перехватил взгляд Джулии. Он хотел ее и намеревался добиться своего. Это читалось у него в глазах. Помешать этому она не могла. Он не собирался отступать.
В ее фантазиях ничего больше не случилось, но они сделали свое дело. Джулия прокрутила это в голове несколько раз и достигла желаемого.
На другой день она задержалась после двухминутки ненависти, побродила по десятому этажу, будто в поисках санузла, предложила укрепить оконную раму, из которой вечно дуло, и потрепалась с Томом Парсонсом, некогда ее любовником. А сама краем глаза следила за перемещениями Смита. Тот один раз бросил на нее неприязненный взгляд, резкий и пристальный, который погас у нее на виду. От этого ее кинуло в жар. Вновь опустившись на стул, Джулия остро, с наслаждением ощутила свое мягкое, сочащееся влагой сокровенное лоно. Она закинула ногу на ногу и плотно стиснула бедра, как будто боялась его упустить.
Во всех связях, которые случались у Джулии, мужчина всегда делал первый шаг или, по крайней мере, шел ей навстречу. Взять хотя бы недавний случай: парень подсел к ней в кино. Намерения его были неочевидны, поэтому она как бы невзначай задела его коленкой и долю секунды помедлила. Затем, отстранившись, покосилась в его сторону. Сосед, разумеется, смотрел на нее. Прошла минута – и он тоже как бы невзначай задел ее коленом и тоже не стал отдергивать ногу. Так повторялось до тех пор, пока прикосновение не стало решительным; в благодатной темноте на обоих нахлынуло вожделение. После сеанса, в общей толчее, Джулия шепотом назвала ему время и место. А дальше – по накатанной колее. Каждый шаг был предопределен, тем более что интрижки такого рода обычно следовали установленному шаблону, прямо как сюжеты, штамповавшиеся машинами лито. Даже когда тот парень бормотал нежности, в них, бывало, повторялись излияния предыдущих ее любовников. Ничего удивительного: некоторые слова и выражения использовались как показатели принадлежности к сексактивному классу. Обращения «дорогой» и «милая» были обязательны. Зашкаливали и всякие выверты, воспринимавшиеся как неотъемлемая часть сексуальной игры. А вскользь брошенное непотребное словцо было почти в порядке вещей. Многим нравилось ругать внутреннюю партию, обзывать ее членов скотами и ублюдками. У Джулии когда-то был один парень, который возбуждался, произнося: «Эммануэль Голдстейн не так уж не прав» – и ничего больше, только эти семь слов, – а потом набрасывался на нее с неудержимой страстью. Другой после секса громко и протяжно, с удовлетворенной, дерзкой ухмылкой пускал газы да еще приговаривал: «А это – в честь внутренней партии».
Что же до самой Джулии, она больше всего любила наготу, особенно на природе. Любила перепихнуться в траве, на глазах у бескрайнего неба, а потом отдыхать, раскинув ноги, ощущать, как легкий ветер обдувает вульву, и, подобно сонной обезьянке, чесать у себя под мышкой. Когда на нее давило мужское туловище, ей хотелось, чтобы ягодицы саднило от шершавой земли. Пальцами ног она зарывалась в грунт, навалившийся сверху парень сыпал отборной бранью и только потом переключался на «солнышко» или «мамочку» – кто как. А после они угощались тем, что раздобыли на черном рынке, осыпали друг друга самыми пакостными словами, какие только могли припомнить, хохотали до слез и не спешили одеваться. В такие минуты Джулия сознавала свою исключительность и отвагу, как летчик, ринувшийся в пасть жестокого шторма. Она целиком отдавалась близости, которая ее убивала, и со стоном привычно нашептывала: «Люблю тебя» – на ухо тому, кого ей не суждено было увидеть вновь. Да, она его любила – по той причине, что это запрещалось. Любила, чтобы перебороть страх.
Само собой разумеется, Уинстон Смит не принадлежал к такому же бесстыдному, безалаберному типу, никоим образом туда не вписывался.
Да и сама Джулия, вероятно, на пушечный выстрел не подошла бы к Смиту, не будь у нее таблеток доктора Луиса. Никогда прежде ей не доводилось глотать антиполовые пилюли, и она не была готова к тому, как они окрашивают романтикой самые обыденные вещи. Все окружающие становились дорогими ее сердцу и незаурядными; все былые опасности вспоминались как озорное приключение. Производственный этаж с его грохотом и суетой превращался в праздник. Не загруженная работой, она могла стоять на мостике и предаваться мечтам, курить и с острой ностальгией провожать эти часы, пока они еще длились. Мысли ее блуждали разными диковинными путями, вожделели, расцвечивали, припоминали. Раскопали даже записку от Вики – «Я вас люблю» – и совместили с воспоминанием об Уинстоне Смите, стоявшем в дверях таинственной лавки Уикса и глазевшем на Джулию с неразделенным гневом. В следующий миг у нее уже выстроился план, и она, скрывая ухмылку, прикрыла рот ладонью. Раньше ей мнилось, что она лишь по беспечности не выбросила сразу ту записку в сточную канаву. Теперь же в этом обнаружилось решение головоломки. Что могло быть разумнее такого шага? Наутро, переодеваясь у своего шкафчика, Джулия обнаружила записку в целости и сохранности – на верхней полке, между выходными ботинками. Под болтовню с Эсси насчет нового киномюзикла она незаметно сунула бумажный квадратик в карман комбинезона.
Перейдя эту грань, она совсем заплутала. Ей грезились лавки Уикса, и бордели, и опиумные притоны, где собиралось Братство, и от этого ее тело взмывало до небес от удовольствия. Братья Бруталы! Чего же они добивались? Свободы – так говорил Эммануэль Голдстейн. Свобода представлялась ей излишеством, неуклюжей возней: перед мысленным взором возникали две собачонки, наскакивающие друг на дружку при встрече. Для нее такие проделки жили только в детских воспоминаниях и ограничивались теми часами, когда ссыльные сетовали, спорили, пели за кухонными столами, а Джулия у их ног играла в солдатики шпильками для волос. В понятие свободы входила и сытная пища ссыльных, и музыка под названием «джаз», в которой хрипели и стонали трубы, точно от сладостного недуга. Мать рассказывала ей, что эти песни созданы в другой вселенной. Значит, та, другая вселенная и звалась свободой. Там люди курили опиум и каждый дом служил обителью гнуснейшего порока – блаженства. В одной песне пелось, как маршируют святые, а солнце не хочет светить и… что же еще? Джулия подзабыла. Ей помнилось, как она, кроха, выглядывает из-под кипы пальто, и как дребезжит граммофон от топота танцующих, и как дядька-анархист медленно ведет в танце свою жену-итальянку: они закрывали глаза и соприкасались щеками. В этих прикосновениях тоже была свобода, чья голая чувственность витала над разгоряченной толпой. Свобода мелькала и позже, когда они с Хьюбертом летели над сверкающим темным океаном и все тело распевало от рокота и страха. Мелькала она и в увиденной ими сверху лодке контрабандистов, что оставляла за кормой длинный пенистый след: в лодке везли шоколад из другой вселенной, где росли другие деревья, под которыми люди курили французские сигареты, пили вино и были «свободными». Они говорили друг другу: «Я вас люблю».
Такого рода мысли обитали в голове у Джулии до тех пор, пока она своим поступком не обрекла их обоих на смерть.
На десятый этаж она пришла под благовидным предлогом: занести в исследовательский отдел список уточнений к новоязу для команды литобработчиков. На обратном пути она замедлила шаг при входе в длинный, ярко освещенный коридор, ведущий к лестнице. Конечно, у нее из головы не шел Смит, и когда он собственной персоной возник прямо перед ней, в этом чувствовалось что-то нереальное и вместе с тем неизбежное. От удивления она чуть не упустила свой шанс. Уж слишком скоро все произошло, слишком внезапно. Под воздействием пилюль она ходила сама не своя – недолго было наделать ошибок.
Резкие, слепящие лампы наводили на мысли об операционной, а его хрупкое телосложение вкупе с сутулостью придавало ему болезненный вид. Хромота обозначилась сильнее, чем прежде, и со стороны казалось, что преодоление коридора едва ли не выше его сил. На лице пролегли глубокие морщины. Волосы, необычайно светлые, сейчас выглядели почти белыми. С усилием передвигающаяся фигура соединяла в себе старость и детство.
Но эта видимость сохранялась лишь до тех пор, пока он не заприметил Джулию. Взгляд его похолодел от похоти и презрения. Плечи распрямились, лицо изменилось до неузнаваемости. Он будто вытянулся дюймов на пять. Теперь, с его приближением, хромота уже выглядела как отголосок неведомой военной кампании, которая не оставляла места – никакого! – для милости к вражеским женщинам. От этого всю плоть Джулии пронзило восхитительное злорадство. Приблизившись еще на несколько шагов, он стал смотреть сквозь нее, старательно изображая слепоту, но его тело по-прежнему выражало потаенную ярость. Вот-вот, именно этого она и добивалась! Но вдруг он и в самом деле голдстейнист?
За какую-то долю секунды она приняла решение. Скользнула одной ногой вперед и упала ничком.
Чтобы такое падение выглядело правдоподобно, ей пришлось и впрямь потерять равновесие, взмахнуть руками и – жуткое зрелище – всей тяжестью рухнуть на пол. Приземлиться удалось на здоровый бок. Тем не менее у нее вырвался неподдельно страдальческий вопль: вся масса тела пришлась на поврежденное запястье одной руки и локоть другой. В следующий миг она уже сидела на полу, содрогаясь от нестерпимого холода. Руки сводило болью. Хмуро опустив взгляд, она быстрым движением поправила перевязь. Записка была у нее в руке.
Смит устремился вперед, но совсем по-другому. Теперь он был до неузнаваемости мужествен, сухощавое лицо посерьезнело. Хриплым голосом он только и спросил:
– Вы ушиблись?
И вновь ее кольнуло знакомое удовлетворение.
– Ничего страшного, – небрежно бросила она. – Рука. Сейчас пройдет.
– Вы ничего не сломали?
– Нет, все цело. Было больно и прошло.
На удивление естественным жестом Джулия протянула ему руку. Он столь же естественно шагнул вперед и помог ей встать. Принимая его помощь, она отвернулась и нахмурилась, как бы готовясь вытерпеть боль.
Ей не раз доводилось вручать записки, и техника этого дела была хорошо отработана: большим пальцем заранее прижать бумажку к ладони, а потом быстро и решительно вложить в руку адресата. Как она и опасалась, Смит застыл от удивления. Для маскировки она с силой надавила на его ладонь. Он слегка покачнулся, но тут же восстановил равновесие. А она, твердо держась на ногах, скривилась и повторила:
– Ничего страшного. Немного ушибла запястье, и все. Спасибо, товарищ!
Джулия отпустила его руку и развернулась, успев бегло скользнуть взглядом по его лицу. Она была готова ко всему: он мог и торжествующе поднять записку к телекрану, и с дурацким видом уронить на пол. Но нет: он как ни в чем не бывало улыбнулся, держа записку именно так, как требовалось: вне поля зрения наблюдателя, под защитой непринужденно согнутых пальцев.
С безразличным видом Джулия продолжила путь. У нее за спиной удалялись его шаги; ничто не выдавало случившегося. Собственно, ничего и не случилась. Ну упала; коллега помог ей подняться. С этой мыслью она дошла до двери на лестничную площадку: ничего не случилось, просто неловкое падение. Оказавшись спиной в телекранам, она судорожно перевела дух и возликовала. Он взял записку! Теперь никуда не денется! Она с запозданием ощутила тепло и мужскую силу его ладони. А эти холодные, беспощадные глаза! Он от нее не отступится! Спускаясь по лестнице, Джулия мурлыкала патриотическую песню, которая только для нее одной знаменовала любовь. А вообще эту песню часто заводили летчики – про безмятежные дни, которые настанут после победы. В ней пелось:
Мне вовек не забыть
Каково это – быть
Под сводами ночи злой.
Когда надежды уж нет,
В глазах друзей моих – свет.
А бездна затянута мглой.
Я нынче от них вдали,
Но бури мне принесли
Привет.
Уж близок рассвет.
Флаги зардеются алым
По белым Дуврским скалам.
Завтра –
Чуть-чуть погоди –
Будет любовь и веселье,
Будет от счастья похмелье.
Завтра
Мир свободы узришь впереди!
Спустившись до четвертого этажа, она уже распевала с таким азартом, что парень из учеблито комично съежился и зажал уши. Она рассмеялась, но после этого спускалась к себе в лито уже молча. Мысленно она в какой-то степени восхищалась собственным безрассудством. Передать записку не где-нибудь, а в миниправе… не на загородной прогулке, не на многолюдном марше, а прямо в министерском коридоре! И кому: Старому Зануде, который никогда не улыбается, кроме как на двухминутках ненависти, а главное – прослыл заядлым женоненавистником!
При этом записку написала не она, а Вики – вот в чем гениальность всей затеи. Ведь отреагируй он сразу, в момент получения, ему бы ничего не стоило заложить Джулию. А теперь? Почерк ее примелькался. В силу служебной необходимости она, как механик, вечно подавала заявки на оборудование и оставляла записки прямо на капризных станках. Десятка два сотрудников с первого взгляда поняли бы, что это не ее рука. А в случае разбирательства кто поверит Смиту, если там будет только его слово против слова Джулии? Она всеми любима, привлекательна – на допросе легко скомпрометирует десятка два мужчин. А Смит – педант-одиночка, работник одиозного доко; в крайнем случае можно будет даже припомнить, как она застукала его в «Уиксе».
Но хвала Эс-Бэ, опасаться этого не стоило. Смит принял записку безропотно, как агнец. Если повезет, за месяц у них все сложится. Ему определенно опыта не занимать. Кстати, не исключено, что он истинный голдстейнист. Так что летом ей скучать не придется.
К себе в лито Джулия вернулась в приятном возбуждении, проверила, не появились ли на производственном этаже флажки – нет, все чисто, – и хотела подняться на мостик. Однако на лестнице путь ей преградила Эсси.
К своим сорока годам бочкообразная толстуха Эсси превратилась в исполосованную шрамами жертву литмашин и джина. Одна щека была перекошена от наложенных швов, на левой руке осталось только три пальца, рубцами покрылись и ноги, и бока, которые она не стеснялась обнажать во время ежегодных коллективных поездок на море. Выражалась она, воспитанная в семье пролов, донельзя прямолинейно, однако другой столь преданной партийки было днем с огнем не сыскать. Ее жирные отпечатки пальцев вечно красовались на белой трубке телефона бдительности, подключенного к линии минилюба. К счастью, Джулия никогда не конфликтовала с напарницей. С первой недели совместной работы у них само собой повелось, что Эсси, как старший механик, будет снимать сливки с ответственных заказов, а всякая мелочевка достанется Джулии. Не вбило между ними клин даже то, что Эсси гордо несла свой статус замужней женщины и считала алый кушак Молодежного антиполового союза, который носила Джулия, негласным признаком неспособности захомутать мужчину.
Сейчас Эсси воскликнула:
– Ну наконец-то! Мы тут с ног сбились. Товарищ О’Брайен тебя ищет.
Джулия остановилась как вкопанная; радостное волнение комом застряло в горле.
– Товарищ О’Брайен?
– Да-да, вот только что здесь был.
– Который? О’Брайен-внутрипартиец?
– Ого! Мне, знаешь ли, не по чину так его называть! – Эсси хохотнула. – «О’Брайен-внутрипартиец»! Ну да, в принципе, он самый. Хочет тебе поручить какой-то мелкий ремонт у себя в квартире.
– У себя в квартире?
– Ну! Я, честно сказать, сама обалдела. Пробовала свои услуги ему предложить, но его как ветром сдуло. Даже слушать не стал!
Заметив у нее во взгляде искры зависти, Джулия поспешно выговорила:
– Он, наверно, не знал, что ты ремонтом занимаешься.
– Допустим. Но почему он именно тебя спрашивал – вот загадка.
– Ой, да я уверена – он обо мне ни сном ни духом. Наверняка ткнул пальцем в первую попавшуюся фамилию из какого-нибудь списка, вот и все.
Как только у Джулии слетели с языка эти слова, ей сразу захотелось их повторить вместо заклинания.
– А с какой стати именно к нашенским обращаться? У него в квартире, поди, станков нету. Вот, глянь. Адресок тебе оставил.
Джулия машинально взяла у нее из рук бумажный квадратик. Такие использовались различными учреждениями для служебной переписки: один из этих до боли знакомых квадратиков она сама только что всучила Смиту. Джулию слегка передернуло: она подумала, что сейчас прочтет «Я вас люблю». Разумеется, ничего такого в этой записке не было. Там значился адрес в районе проживания членов внутренней партии, что между Вестминстерским комплексом и парком имени Жертв Декабря.
– Жаль, конечно, что он не вызвал меня, – посетовала Эсси. – Мне в данный момент пригодились бы друзья из числа внутрипартийцев. Сами-то они сюда редко заглядывают.
От одного вида этой бумажки у Джулии подгибались ноги, но слова Эсси зафиксировались у нее в уме. Она заговорила с притворной беспечностью:
– Слушай, а что тебе самой мешает отправиться по этому адресу? Товарищу О’Брайену-то какая разница?
– Не положено. Не звали.
– Да там всего лишь какая-то неисправность, а ты в технике лучше меня разбираешься. Непременно езжай. Он ведь не в курсе, а то бы, конечно, тебя вызвал.
С этими словами Джулия спокойно протянула ей листок. Эсси его не взяла, но пальцы у нее дрогнули.
– Вообще-то, он так и сказал: «неисправность», – выдавила Эсси. – К тому же «мелкая» – он дважды повторил.
– Если устранить ее нужно сегодня, я в любом случае не смогу. Все непросто. У меня волонтерское дежурство, а отпрашиваться в последний момент не положено.
Джулия вновь протянула ей записку. Напарницы с облегчением заулыбались: на сей раз Эсси ее взяла. Но при этом сказала:
– Хотелось бы, конечно, знать наперед, что он не рассердится.
– Да с какой стати? Ну механик и механик.
У Эсси во взгляде появилось некоторое сомнение, но, повторно изучив адрес – престижный внутрипартийный адрес, – она позволила себя уговорить.
– Ладно уж, съезжу. Хотя, сдается мне, на этой неделе я и так частенько за тебя работаю.
Этот гамбит прозвучал настолько беспардонно, что Джулия едва удержалась от смеха. Сохраняя серьезный вид, она заверила:
– Да-да, очень признательна. Вот заживет у меня рука – и я по гроб жизни буду выполнять все тяжелые работы, чтобы тебя отблагодарить.
Ночью Джулия видела сон про минилюб… точнее, про то, что творится под вывеской любви.
Кого забирали в минилюб, тот рисковал сгинуть с концами. Бывали, правда, случаи, когда возвращался его двойник: еле волочивший ноги, сломленный, худой как скелет, способный только бормотать что-то нечленораздельное да стонать от боли. Кожный покров у этих несчастных был сплошь покрыт синяками и незаживающими язвами. В самых неожиданных частях тела образовались вздутия; у многих был вмят череп, да так, что тошно смотреть. У одних отсутствовали пальцы, у других сохранились, но с вырванными ногтями. Такие люди нередко захаживали в кафе «Под каштаном», единственное заведение, близкое к шикарному, – в те, естественно, моменты, когда в зале не было этих подопечных минилюба. Если же там появлялся хоть один, за едой он неизбежно приковывал к себе все взгляды. Некоторые из этих особых посетителей не имели возможности пользоваться ножом и вилкой. Чтобы пообедать, им приходилось опускать лицо в тарелку, а джин лакать из миски. В присутствии Джулии один, с трясущейся головой, продвигался к выходу на четвереньках и, роняя слюни, униженно кивал каждому, кто провожал его глазами. Посетители смотрели сквозь него, натужно беседуя о своем: выказывать интерес к увечным было небезопасно, а обращаться к ним с разговорами – и того хуже. Когда эти люди бродили по городу, не скрывая своей тошнотворной ущербности, вокруг них возникала зона отчуждения; так продолжалось неделями, а то и месяцами, после чего они вдруг исчезали.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?