Текст книги "Плоды панды Мии. Рассказы"

Плоды панды Мии
Рассказы
Сара Бендетская

Моему муЗу Ави,

Йосе и Ляле (знайте, мама у вас – ого-го!)

Моим родителям и брату, научившим меня верить, и читателям книг

Оформление обложки:

Репродукция картины Елены Ревис "Apple Rain II"

Редактор Ольга Рыбина

Корректор Наталия Карелина

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

© Сара Бендетская, 2023

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-5492-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I
Плоды панды Мии

Принтер-антисемит

Мой принтер – антисемит. Пыжишься-пыжишься, бессмертную строку выводишь до глубокой ночи и уж, грешным делом, думаешь распечатать страничку и пойти на боковую…

Ан нет.

Но обо всём по порядку. Дело в том, что с техникой мы на «вы» и шёпотом. Театральным таким шёпотом, весь район в курсе.

А как может быть иначе, если стоит мне появиться в разрешённом властями радиусе в пять километров, как все девайсы в округе начинают заикаться, уходить в летаргический сон и, как Федорина кочерга, просить об амнистии?

Принтер не исключение. Ему до картриджа, что я печатаю, – рассказ, меню или таблицу Менделеева, – главное икнуть, зависнуть минут на сорок, подавиться бумагой, крякнуть и по-коровьевски забыться сном.

А ты изволь пройти все круги ада – от гнева, отрицания и торга до ползания на коленях и танцев с бубном у мигающего правнука Гутенбергова станка.

НЕ ПО-МО-ЖЕТ. Максимум, выплюнет листок с техническими характеристиками модели, ехидно фыркнет и уйдёт в астрал. А я эти настройки уже наизусть знаю, хоть ночью разбуди, включая китайский и монгольский перевод. Но от этого, увы, не легче.

На улице ни души. Я пишу от руки, «пока горит свеча», кривым, загогулистым почерком. И пусть принтеру будет стыдно.

А посему я вопрошаю мироздание, в какую инстанцию стоит заявить о вопиющей бесчувственности машин по отношению к человеку в век высоких технологий и дерзких инноваций?

Ага! Испугался принтер. Загорелся, задрожал… и напечатал мою страничку… целых сорок пять раз.

⠀

Если живёшь друг другом…

⠀

В дорассветном супермаркете было тихо. Сутулый кассир в песочной униформе с гулким пиканьем отсканировал штрихкод на пакете молока, а затем внимательно посмотрел на меня.

– Вот скажите, вы зажигаете свечи на батарейках?

Поборов зевоту, я ответила:

– Да нет, к чему? Настоящие ведь живее…

Кассир опустил глаза.

– Но порой живых нет… Точнее, их нет рядом. Были, ох как были, а теперь – всё! Ушли. И знака не оставили… А помнить надо. Верно ведь?

Я запуталась. Кого помнить? Свечи? А зачем? И куда они ушли?.. Но решила не спорить. Мало ли что в голове у этого мужчины в шесть утра? И угораздило же меня в такую рань не спать в тёплой кровати, а болтаться по супермаркету и слушать всякие бредни… А может, я действительно сплю?

– Вы понимаете, сегодня йорцайт11
  Йорцайт (идиш) – годовщина смерти. В йорцайт принято зажигать поминальную свечу за умершего родственника.


[Закрыть] моего папы. Я хотел зажечь поминальную свечу, ну такую, обычную, как вы предлагали. А потом подумал, что зажгу и за маму. Они с папой всегда всё вместе делали: на одном корабле приехали из разбитой послевоенной Европы; вместе открыли бакалейную лавку в двух кварталах отсюда; убирали двор по воскресеньям; готовили венгерский гуляш к Шабесу22
  Шабес (ивр., также Шабат) ‏ – в иудаизме седьмой день недели, начинающийся с зажигания свечей при заходе солнца в пятницу и заканчивающийся с восходом трёх звёзд в субботу вечером. В этот день Тора предписывает евреям воздерживаться от работы в память о сотворении мира за шесть дней и сопутствующим отдыхом Всевышнего (Исход. 16:23). В Шабес устраивают праздничные трапезы, посещают синагогу, отдыхают и проводят время с родными и друзьями.


[Закрыть]… Вы когда-нибудь пробовали их гуляш? Хотя что это я… Где вы могли попробовать такое объедение… Папа и мама ушли в один год, но иначе и не может быть, если живёшь друг другом. А потом я вспомнил младшего брата, хулиганистого Боба, любителя стянуть у меня сигаретку и убежать на чердак, и тётю Двору, с её вздёрнутой, вечно удивлённой бровкой, и друга Сэма. Вы, наверное, и с ним не знакомы. Я так и понял. Мы с Сэмом сидели за одной партой. Ругались страшно, колотили друг друга, любили одну девчонку Лиззи; за неё я тоже решил поставить свечку. Первая любовь – это почти семья. И так я ставил… ставил… пока не зашла моя Эстер. Она нахмурилась и строго сказала, что не будет следить за свечами, пока я работаю в ночную смену. И если случится пожар, то мне несдобровать.

– А вы? – только и смогла спросить я.

– А что я… – вздохнул кассир. – Я опять промолчал. Эстер принесла пыльную коробку электрических свечей, ту, что мне отдал хозяин после прошлогодней распродажи, и пошла спать. Тогда я нашёл упаковку новых батареек, включил свечи, посмотрел на них… Не поверите, но они горели как настоящие, тёплым, персиковым светом. Огоньки мерцали на столе, отражаясь в большом зеркале и в окне. Я посчитал отражения и вспомнил всех, за кого ещё не успел зажечь свечи. На часах была полночь. Я накинул дождевик и побежал на работу. Разве у меня был выбор? Но теперь, когда моя смена почти закончена и через двенадцать минут я, скорее всего, буду дома… как думаете, они будут меня ждать?

– Конечно, будут, – тихо ответила я. – Пока вы помните, они живы.

Прощаю…

Всего за месяц пандемии синагогу было не узнать. В тёмном зале затаился запах сырости. Ни души.

Я вздрогнула от гулкого эха собственных шагов и нажала на выключатель.

Недавно сверкавшая хрустальными дождинками люстра нехотя проморгалась и тускло осветила помещение. Наскоро сдвинутые вбок стулья и стопки молитвенников покрылись пылью. На полу валялась груда объявлений об отменённых праздниках.

Каждую неделю мы встречались в новом месте за неимением своего угла и надеясь вот-вот проснуться. Под открытым небом в парке, в чьём-то гараже, на заброшенном складе, а сегодня – в опустевшей синагоге. Где недавние массовики-затейники раз за разом превращались в роботов, собирающих продукты для сотен людей, запертых по домам и потерявших работу, надежду, а порой и рассудок.

Локдаун не побрезговал никем, и из окон синагоги виднелся хвост очереди за пособием по безработице – студенты, предприниматели и матери-одиночки стояли вплотную… Какие уж там два метра дистанции…

В дверь постучали. Волонтёры!

Отлично, сейчас быстренько расставим столы для упаковки, ведь с минуты на минуту подъедет грузовичок, под завязку забитый консервами, овощами и белым золотом двадцатого года – в одночасье пропавшей с полок туалетной бумагой. Я хмыкнула, на ходу натянула маску и распахнула массивную дверь.

На пороге стояли мальчик и девочка лет тринадцати – долговязые, поникшие и какие-то озябшие. И правда, погода портилась, небо налилось свинцом и было готово в любую минуту окатить прохожих ледяным дождём.

– Вы кого-то ищете? – спросила я. Их пронизывающие глаза и россыпь веснушек мне явно кого-то напоминали, но разве разберёшься сквозь запотевшие очки?

Мальчик кивнул, переминаясь с ноги на ногу.

– Мы на благотворительную кухню. Увидели пост на ватсапе, что вам нужны помощники… Мы живём за углом. Вот и решили прийти, всё равно школы нет уже месяц… А от Zoom-а мы маленько обеzoomили33
  Zoom – программа для организации видеоконференций, разработанная компанией Zoom Video Communications. Эту программу широко использовали школы и институты и во время пандемии для удалённой учёбы и работы.


[Закрыть]…

– Это ведь поможет нашей маме? – хрипло спросила девочка, машинально сдирая розовый лак с кончика ногтя. – Ей совсем плохо. У неё… рак мозга. И врачи говорят, что это не лечится. – Худенькие плечи девочки задрожали.

– Заткнись, Келли! Без тебя тошно, – сквозь зубы процедил мальчишка.

– Тебя забыла спросить, Билл! – одёрнула брата сестра и повернулась ко мне. – Понимаете, нам срочно нужно чудо.

– Заходите! – засуетилась я. – Садитесь-ка на диван. Вот тут у нас чипсы и вода. Берите, не стесняйтесь!

Девочка кивнула и зашуршала пакетиком. Мальчик с силой сжал пластмассовую бутылку и залпом осушил.

– Как зовут вашу маму? Давайте соберём для неё что-нибудь вкусненькое, а это уже кое-что. Тем более вы живете совсем рядом…

– Спасибо, конечно. Маму зовут Джина. Джина Коллинс. Но дома её нет. Она уже две недели в больнице не приходит в сознание, – снова нахмурившись, сказал мальчик.

Я тяжело выдохнула, сжала губы и отвернулась. В висках застучало. Горло сжало тугим ошейником.

Джина Коллинс… Так вот кого мне напомнили эти дети… Та самая ехидна Джина, которая измывалась над моим Сашкой все три года начальной школы. То английский у него – хуже некуда, то «вы сами знаете, что из вашего ребёнка ничего не выйдет», то поведение – «оторви да выбрось… Так что проваливайте из нашей школы, пока хуже не стало»…

Но куда было идти вчерашним эмигрантам, оказавшимся в Австралии на птичьих правах? Без гроша в кармане, да ещё и в глубокой провинции… И откуда было взяться байроновскому английскому у матери-одиночки из Харькова и у пятилетнего мальчишки, впервые услышавшего английскую речь на твоих занятиях, Джина?!

В голове помутнело. Я плюхнулась на табуретку и закрыла глаза.

Передо мной стоял Сашка, сонный, лохматый, заплаканный и в застиранных зелёных колготках:

– Мама, мамочка! Не хочу в школу! Пожалуйста, не заставляй меня! Я буду хорошим мальчиком, я буду тихо себя вести… Я уберу все-все игрушки! Только. Не отводи. Меня. К ней!

Последней каплей стали побои на дополнительных занятиях. Я бы ещё долго ни о чём не подозревала, ведь Сашка молчал как партизан. Только однажды во сне, всхлипывая, признался плюшевому кенгурёнку, что учительница лупит его линейкой. Что это нечестно, но он никому не скажет, потому что он сильный. И взрослые мальчики не должны жаловаться маме по пустякам. А папе всё равно, иначе бы он их не бросил.

А я, представляешь, Джина, взяла и услышала, проходя мимо с охапкой стирки. Я вечно стирала по ночам после двух смен в супермаркете. Бельё разлетелось по комнате, а сама я сползла на холодный пол, зажав рот руками.

Не стерпев внезапной «потери памяти» свидетелей и неверия директора в травлю, мы ушли сами, не дожидаясь приглашения. Со временем удалось перебраться в другой район. Новая школа Сашки. Одна, вторая, третья…

Моя «карьера» в русском магазине и уборка частных домов по выходным. Редкие звонки друзьям из прошлой жизни и болтовня об учёбе в медицинском… Я всегда умела сочинять байки. Не суть… Лишь бы хватало денег на психологов и репетиторов для Саши, а мечты мы давно оставили счастливчикам и идиотам.

Увы. Пустое. Сашка замкнулся и до сих пор в себя не верит… Сначала бросил школу, затем училище. Одним «Убером» перебивается. Ни семьи, ни друзей… Ну а у меня одна отдушина – волонтёрство на благотворительной кухне, где помогаешь тем, кому ещё хуже…

Скажи, Джина, за этим «будущим» мы так рвались в Австралию?! За этим?

Джина не вымолвила ни слова.

– Я тебя прощаю, слышишь? Прощаю! Потому что ты нужна им… как когда-то я была нужна моему Сашке…

– Вам плохо? Воды, выпейте скорее воды! Билл, звони в скорую!

Я с трудом разлепила глаза и не сразу поняла, где нахожусь и кто меня тормошит за плечи. Руки дрожали. Лоб покрылся испариной.

Надо мной склонились испуганные подростки. У Келли растрепались волосы, у виска билась голубая венка. У Билли – первый пушок над губой. И родинка на щеке, точь-в-точь как у моего Саши.

За дверью послышались знакомые голоса и звук приближающего грузовика.

– Простите, ребята… Я вас перепугала. Не надо никуда звонить. Мне уже лучше. Видимо, мне не хватало воздуха в маске. Давайте-ка проветрим зал. Билл, будь другом, открой форточку и пойдём разгружать грузовик. Келли, ты сможешь разложить пакеты? У нас сегодня сто-о-о-лько работы, и вы пришли очень вовремя.

Выход есть!

Покраска очков – занятие не для слабонервных.

Да-да, вы не ослышались. Именно покраска. Негоже сверкать облезлой оправой, смущая приличных людей, подумала я и полезла за чёрным маникюрным лаком, коим в последний раз пользовалась ещё до глобальной пандемии…

Так и знала! Загустел, зараза! Я легонько мазнула оправу; очумелые ручки не подвели, и я вмиг оказалась обладательницей ультрамодных тонированных очков в крапинку.

Здесь бы в самый раз психануть и сбросить очки вовсе – в конце концов, чего я в этой жизни не видела?

И тут я вспомнила о Михал Абрамыче – нашем дачном соседе-виолончелисте, который, по слухам, давно перебрался из Тарасовки в Буэнос-Айрес. А точнее, о его гастролях в Японии и носках, «сотканных» за пять минут до концерта.

А дело было так. Однажды, на заре девяностых, Михал Абрамыч в составе музыкальной труппы отправился на гастроли не куда-нибудь, а в Токио, дабы потрясти честной народ невероятным исполнением Шуберта, Моцарта и прочих Пуччини. Кто из музыкантов не грезил о мировой сцене? Не мечтал будоражить души благодарных слушателей и раскрывать сердца? А командировочные за границей, знаете ли, ни разу не сравнятся с турне по Бердянску!

Гастролёры были счастливы и, конечно, экономили каждую копейку, питались привезёнными с родины консервами и наотрез отказывались тратиться даже на самое необходимое.

Доходило до конфузов. Накануне премьерного концерта выяснилось, что как в воду канули парадные носки выступающих! В оркестровой яме бушевали нешуточные споры. Насколько критично наличие носка между брючиной и лакированными штиблетами?

Ответ маячил позорной полоской бледных ног дебютантов. Проблема? Ещё какая! Но отрывать от сердца кровно заработанную валюту и покупать какие-то там носки? Не вариант!

Должен был найтись другой выход, и он нашёлся благодаря смекалке Михал Абрамыча. Всё гениальное – просто. Вооружившись чёрной шариковой ручкой, наш лайфхакер «сшил» носки, да так умело, что ни один, даже самый глазастый зритель, не догадался о содеянном!

Его примеру последовали остальные служители муз и тоже не прогадали.

К чему я всё это рассказываю? Даже в самых неожиданных ситуациях не стоит отчаиваться. Выход обязательно найдётся. Особенно если вы человек пишущий… Даже если пишете в тонированных очках в крапинку…

Мы вам обязательно… перезвоним

Сегодня сходила в больничку. Естественно, не выходя из дома. А как иначе-то, в ковидную пору? Я, правда, по другому вопросу. Всего лишь плановый осмотр печени…

Оказывается, в 2020-м не возбраняются и другие недуги. Но, чур, лечиться только по телефону!

Сначала я напряглась. Печень ведь не ушибленная нога и не сизый нос аллергика, чтобы её рассматривать на расстоянии.

Возможно, врач, а-ля незабвенный Кашпировский, строгим голосом даст мне установку навести экран на сомнительный орган, а я ему пришлю скриншотик – ну чем не альтернатива старомодному УЗИ? Да нет, это уж слишком!

А вдруг приём пройдёт как в «Алисе в Зазеркалье»?

– Знакомьтесь! Это Бараний Бок. Бок, это Алиса…

Печень, будучи не менее вежливым органом, чем Бараний Бок, поклонится врачу, а врач – Печени, не снимая маски и соблюдая все меры социальной дистанции.

Бред? Ещё какой…

Но реальность затмила и его.

– Здравствуйте, Сара! На линии доктор Джонс, – пробулькала трубка. – Спасибо, что воспользовались услугами плановой телефонной консультации. Как обстоят дела с печенью?

– Я не знаю, доктор, – честно призналась я. – Ведь печень очень скромный орган. Не урчит, не ноет. А сделать снимок не представляется возможным, пока нас не амнистируют из локдауна.

Врач понимающе вздохнул. Трубка призывно захрустела вкусностями.

– А как с диетой? Карантин сказывается?

– Как у всех, – уклончиво ответила я. – Думаю, вам тоже непросто. Голос у вас неважнецкий.

– Это… плохая связь. Вы уж простите, я тоже консультирую из дома. Ещё каких-то несколько месяцев… максимум полгода, и мы вам обязательно… перезвоним.

– Всегда пожалуйста, буду очень ждать, – заверила я. – И печень попрошу потерпеть. Она у меня сильная.

Хорошее дело – здоровье и технологии. Достойное продолжение «Магазина на диване». Обращайтесь, не думая дважды.

Леди со вкусом

Свершилось! Наконец ко мне в директ постучался не абы кто, а серьёзное модельное агентство. И название такое благородное, «Леди со вкусом». Поесть я люблю, поэтому сразу поняла, что они по адресу.

Пишут, мол, дорогая Сара, давно следим за вашими обновками и, не скрывая обожания, предлагаем сдавать в аренду ваши наряды для наших моделей. Мои, Карл, наряды! В Австралии! Для моделей – в Москве. Что тут началось, скажу я вам!

Я сразу выросла в своих глазах до шестого этажа и, надменно распахнув дверцы шкафа, выгребла на кровать кучу самых стильных «луков». Затем, как великий комбинатор, начала выбирать, чем удивить столичный бомонд. Может, футболкой «Hugo Борщ»? Вряд ли. На ней несмываемые пятна ни разу не органической свёклы… С крупным ожерельем, конечно, сойдёт. Или с галстуком-селёдкой. Кто знает, в этом сезоне селёдку носят? А под каким соусом?

Или вот джинсовая юбка в пол а-ля зима в июле от неизвестного кутюрье с «Алиэкспресса». Очень тёплая, удобная, спрячет от посторонних глаз рейтузы с начёсом и выгодно подчеркнёт ножки в ботильонах. Ох, слово-то какое, бо-тиль-оны. В них щеголяла ещё Елизавета II. Надо непременно обзавестись парочкой, раз уж мне судьба стать законодателем моды. Хотя чего ж я сразу не заметила?.. Трепещи, подиум, это платьишко-мечта. Бирюзовое, шифоновое, лёгкое, как французский макарун… Жаль, восьмой год ношу. А такого мода не прощает…

Ну, или тапочки-угги. Мягкие, песочные, с меховой оборочкой… Что? Стелька стоптана? Да бросьте, главное – пятка дышит! В таких не стыдно и на работу пойти, и в магазин за картохой… Кстати, как часто леди ходят за картохой? Не для себя спрашиваю.

В общем, с сегодняшнего дня считайте меня эталоном стиля. И если вдруг заприметите Ольгу Бузову в «луке» от Сары из Мельбурна, знайте, неспроста это! Грядут перемены в мире модных тенденций, красоты и шоу-бизнеса!

А нам по таргету!

Многоуважаемая контекстная реклама! Где твоя совесть?

Я не отрицаю, что реклама – это двигатель торговли. И что тридцать седьмой годик – это не хухры-мухры и затеи ветреные, но и не повод впихивать подарочные карты на установку двух имплантов по цене одного!

Или в заумных алгоритмах уже всё решено за меня? А посему лови-ка, баба Сара, список выигрышных причёсок для дам, страдающих от облысения!

Не хочу! Не буду смотреть! Хотя… симпатичная стрижка! И парикмахерская буквально под боком… Чур меня, чур!

И вообще, по какому принципу зловредные соцсети выбирают, кому предложить круиз по Карибам, а кому – курс лечения в туберкулёзной больнице города Свиноедово? Кому эксклюзивную корейскую косметику для сияния кожи изнутри, а кому – брусок дегтярного мыла сомнительного оттенка и содержания? Кому вечерние платья ручной работы, инкрустированные драгоценными камнями, а кому треники пузырём с фабрики номер восемь?

Стоит ли рассказывать, в какой категории раз за разом оказываюсь я? Кстати, виды за окном свиноедовской лечебницы – отвал башки!

В общем, я в шоке, дорогая редакция. Сколько ни натирай шею маслом ши, а интернет не обманешь.

Слышишь, Сири? Не за горами день рождения. Кто на свете всех милее? Не молчи, а лучше подскажи-ка мне, винтажной, где взять лабутены с ортопедической стелькой?

Галоши не предлагать!

Проделки конкурентов

Срочно в номер!

Ещё один австралийский бутик закрылся, не выдержав ретейл-прессинга.

А дело было так. В разгар карантина на меня нашло озарение, что для полного счастья нужно срочно заняться дизайном футболок.

Ну надо так надо. Меня не смутило отсутствие дизайнерского образования, и, попыхтев в онлайн-конструкторе шаблонов, я выдала первое творение: чёрная футболка а-ля «Улицы разбитых фонарей», крупный шрифт, дабы месседж было видно за тридевять земель, остроумная цитата с двойным дном и рис. номер 1 в помощь тексту.

Красиво. Стильно. Мастерски! С таким талантом я вмиг захвачу рынок Юго-Восточной Азии, а если повезёт, то и подиумы Милана. Не всё ж моделям щеголять в оверсайз коробках из-под холодильников и прочих субпродуктах текстильной промышленности.

Окрылённая будущим успехом, я заполнила форму срочной доставки и пошла спать. «Уже завтра футболка будет моей», – думала я, укрываясь одеялком. Это тебе не какой-нибудь масс-маркет, а уникальная авторская работа.

С утреца я получила эсэмэску, что посылка будет доставлена ближе к обеду. Я очень обрадовалась, на всякий случай пообедала пораньше и целый день не выходила на улицу. Но почему-то гонец счастья не появился ни к обеду, ни к ужину.

Расстроенная, я проверила телефон. Хм-м… Так-с, что-то написали с почты. Ага… Оказывается, посылку УЖЕ доставили. А меня, значит, не было дома. И поэтому свёрток оставили в безопасном месте.

Интересно, где это безопасное место? В подъезде пусто. В почтовом ящике – реклама конкурентов. В кустах – привет от соседской собаки.

Может, мою супермодную футболку свистнули первые фанаты?

Озадаченная, позвонила на почту.

– Введите восемнадцатизначный номер получения, состоящий из букв и цифр, и нажмите решётку, – беспристрастно отчеканил робот.

– Ви – фор Виктор, джи фор Джеймс44
  В англоязычных странах принято перепроверять написание идентификационной информации, называя имена, начинающиеся с тех же букв, что и нужная информация.


[Закрыть]… – сказала я и сразу забыла продолжение. – Ван секонд55
  Ван секонд (англ. One second) – секундочку.


[Закрыть], сейчас проверю в имейле…

– Неправильно введён код получения. Попробуйте ещё раз, – посоветовал робот.

– Ви – фор Виктор! Джи фор Джеймс! Один! Два! Восемь! Пять нулей! Четыре! Три… – боясь снова забыть, затарахтела я.

– Неправильно введён код получения. Попробуйте ещё раз, – настаивал робот.

– Ви… фор… Виктор! – изо всех сил сжав телефон, прокричала я. – Тьфу ты, железяка безмозглая! Соедини! Меня! С оператором!

– Неправильно введён код получения больше трёх раз. В целях безопасности, пожалуйста, перезвоните через девяносто минут или оставайтесь на линии для связи с оператором.

Девяносто, блин, минут. Ага, щаз-з. Да с вашими сроками ожидания надо было тулупы заказывать, аккурат к зиме бы управились…

– Оператор Кайли приветствует вас. Как я могу вам помочь? – наконец вопрошала трубка человеческим голосом.

– Вы очень даже можете! Скажите, в какое такое безопасное место ваш почтальон запихнул мою дизайнерскую футболку? – не слишком любезно начала я. – И почему он врёт, что меня не было дома, когда я безвылазно торчала у двери, боясь лишний раз наступить на половицу? Отвечайте, Кайли!

– А-а… Вы по поводу неудачной доставки, – дружелюбно ответила трубка. – В таком случае я открою клиентский кейс номер 760847578-А и буду вносить подробную информацию о состоянии вашего дела. Пожалуйста, запишите номер кейса для дальнейшей связи с оператором.

Я аж икнула от возмущения.

– Простите, а нельзя ли без всяких кейсов и саквояжей по старинке связаться с почтальоном и выяснить, куда он спрятал мою посылку?

– Никак нет, – снисходительно, как бестолковому ребёнку, объясняла Кайли. – Каждый день наши сотрудники развозят миллионы посылок по Австралии, и найти каждого просто невозможно. Но будучи одной из самых респектабельных организаций страны, мы обязуемся связаться с вами в течение семи рабочих дней.

– Да за семь дней Бог успел мир создать! – чуть не взвыла я, но Кайли уже успела отсоединиться.

Через неделю мне действительно позвонили с почты. Некто Хью хорошо поставленным баритоном сообщил, что почтальон, ответственный за наш микрорайон, был обнаружен и допрошен. В ходе расследования было установлено, что мою посылку он привёз по правильному адресу (и на том спасибо!), но где именно её оставил, к своему великому сожалению, не помнит. А потому, за неимением дальнейших деталей, кейс номер 760847578-А считается закрытым. А теперь просим оценить качество телефонного разговора и предоставленного сервиса по десятибалльной шкале.

– Издеваетесь?! – захрипела я.

– Благодарим за обращение в «Почту Австралии», – на прощание галантно сказал Хью. – Очень надеемся на дальнейшее сотрудничество.

– Постойте, постойте! А как же высокая мода? И моральный ущерб? – не поверила своим ушам я.

– Ах да, – заскучал Хью. – Будучи организацией, основанной на королевских стандартах Её Величества Елизаветы II, мы обязуемся выплатить вам компенсацию в течение шестидесяти четырёх рабочих дней с момента оформления тяжбы. Хотите ли вы оформить тяжбу?

– Хочу! – обречённо вздохнула я. – Вы отняли у меня мечту, слуги Арманей и Версачей!

– Диктую код. Джи фор Джастин. Эм фор Мэри. Один. Пять. Шесть. Четыре семёрки. Ноль. Ноль. Ноль. Восемнадцать миллионов четырнадцать.

Я заскулила и бросила трубку. Не быть мне законодателем мод. Всё – суета. И проделки конкурентов.