Текст книги "Забытые"

Она покачала головой.

В конце коридора они свернули направо и двинулись по следующему длинному коридору.

– Архив находится вон в том конце. Собственно говоря, это несколько подвальных помещений, перегородки между которыми были снесены, – пояснила пожилая дама и рассказала, что этот участок подвала когда-то представлял собой отдельную палату. – Для тех пациентов, с которыми было не справиться без использования фиксации, а также для тех, кого необходимо было изолировать на короткое время, чтобы избежать распространения заразы.

Луиза передёрнулась, на секунду вообразив, что дух того времени до сих пор витает здесь, но отогнала эту мысль, подумав, что она навеяна неподвижностью воздуха в подвале из-за сырости, и шагнула в сторону, пропустив вперёд себя провожатую, которая подвела их с Эйком к одной из дверей.

– Это здесь, – показала она, отперев просторное помещение со стеллажами от пола до потолка. – А вот здесь указано, за какие годы на полках расставлены истории болезни.

Она включила свет и показала на белые таблички, прикрученные к полкам спереди.

– Старое заведение было рассчитано на триста коек, но нередко приходилось ставить в палаты дополнительные койки, так что иногда здесь находилось до четырёхсот пациентов сразу, – рассказала местная сотрудница. – Так что сами видите, немало человеческих судеб прошло через это заведение за долгие годы.

Рик кивнула и огляделась вокруг.

На стеллажах у одной из стен папки с историями болезни были запихнуты так плотно одна к другой, что казались одним широченным запылённым зелёным корешком. Все они относились к периоду между 1930-м и 1960-м годом. На стеллаже рядом карточки уже были в бежевых обложках и истории болезни в них относились к последующему десятилетию, до 1970 года. Луиза подошла к более узкому стеллажу за дверью и увидела, что здесь стоят истории пациентов, родившихся в последнее десятилетие существования заведения, между 1970 и 1980 годом. Некоторые были ещё совсем маленькими, когда Элиселунд закрыли, подумала она.

– Вот они, – сказал Эйк, показывая на разделитель, вставленный между бежевыми обложками медицинских карточек, – шестьдесят второй год.

Луиза подошла к нему и встала рядом, чтобы просмотреть бумаги за этот год вместе. Нордстрём уже начал вытаскивать карточки по одной, чтобы прочитать, какие имя и фамилия вписаны в белом поле на обложке.

– Может, проще будет вынуть их из ящика все сразу? – предложила его напарница.

– Дай-ка мне несколько, я их быстренько пролистаю.

Эйк снял с полки стопку карточек за один год – их казалось штук двадцать. Рик взяла половину и отошла поближе к свету лампы без абажура, свисающей с потолка. Присев под этой лампой на корточки, она положила папки себе на колени. Тут были вместе и мужчины, и женщины, но год рождения у всех был 1962-й. Эрик, Лисе, Ким, Сёрен, Ханне, Лоне, Метте, Вибеке, Оле, Ханс-Хенрик…

Луиза положила эти папки на пол, чтобы они не перемешались с другими. Эйк подтащил остальные и присел на корточки рядом с ней.

– Сюда народ со всей Зеландии свозили, – констатировал он и быстро просмотрел свою стопку, в которой были почти исключительно карточки мальчиков.

В тех карточках, которые просматривала Рик, никакой Лисеметте тоже не оказалось.

– Агнета Эскильсен не была уверена в том, что правильно помнит год рождения, – сказала Луиза. – Надо посмотреть карточки за пару лет до и после шестьдесят второго.

– Мне достать те, что до этого года? – спросил Эйк, но коллега уже не слушала.

Рик подняла с пола чёрно-белую фотографию, выпавшую из одной карточки, когда она встала. Поднеся это фото ближе к свету, женщина стала разглядывать лицо и обнаженную верхнюю часть тела маленькой девочки. С одной стороны у неё на голове почти не осталось не только волос, но даже кожи, а в тех местах, где кожа сохранилась, она вся бугрилась волдырями. Девочка, закрыв глаза, лежала на больничной койке, под голову ей была подложена белая подушка.

Нордстрём достал со стеллажа карточки ещё за один год и уже собирался открыть первую из них.

– Я думаю, она должна быть здесь, – сказала Луиза, ставя стопку карточек на пол, чтобы найти ту, из которой выпала фотография. – Сейчас найду.

Она отложила папку с историей болезни Эрика в сторону и открыла историю болезни Лисе.

– Вот посмотри!

В папке лежало несколько фотографий изуродованной девочки – на некоторых, сделанных явно чуть позже, рана уже немного затянулась. Повреждения кожи были такими тяжёлыми, что во многих местах она стала утолщённой и очень бледной. Особенно на скуле и на виске – там кожа выглядела огрубевшей и опухшей и была покрыта коркой. Плечо тоже пострадало очень сильно.

«Лисе Андерсен, родилась 6/8 1962», – прочитала Луиза и, заинтересовавшись, поднесла карточку поближе к глазам. О шраме говорилось только, что несчастный случай произошёл в 1970 году. Значит, девочке было тогда лет восемь, заключила Рик и торопливо пролистала страницы. К задней обложке карты скрепкой были прицеплены две справки из лечебного отдела заведения.

Луиза сняла скрепку и прочитала, что когда Лисе Андерсен было пять лет, её оперировали по поводу пупочной грыжи. Годом позже в результате несчастного случая она получила перелом левой руки. Всё это полностью совпадало с наблюдениями, сделанными Флеммингом в ходе вскрытия.

– Это она, – констатировала Рик, после чего прикрепила справки скрепкой на прежнее место и протянула историю болезни Эйку. – И кстати, вверху справа указан её личный идентификационный номер. Запиши его сразу.

Луиза быстро пролистала оставшиеся документы в поисках информации о том, откуда девочка поступила в интернат, и увидела, что в то время, когда ребёнка поместили в интернат, её родители проживали в Борупе.

– У неё есть сестра, – прочитала сотрудница полиции и встала, чтобы поднести документ поближе к свету. – Близняшка по имени Метте.

Эйк положил историю болезни, которую проглядывал, назад в лежащую на полу папку и подошёл к Луизе, чтобы посмотреть, что она нашла. Он встал позади Рик так близко к ней, что в прохладном подвальном помещении она почувствовала тепло, исходящее от его тела.

– Мне попадалось имя сестры в той стопке, которую я просмотрел, – сказал Нордстрём.

– Найди её, а? – попросила его напарница – просто для того, чтобы он отодвинулся.

– Лисеметте, – повторил мужчина и извлёк папку из стопки. – Лисе и Метте, их было две! Тогда я и второй личный номер запишу…

– Она умерла! – изумлённо перебила его Луиза. – Лисе Андерсен умерла двадцать седьмого февраля восьмидесятого.

– В восьмидесятом году? – повторил Эйк с недоумением и подошёл к коллеге с медкартой сестры Лисе. – То есть как?

– Последний документ в папке – это свидетельство о смерти, и если ему верить, то умерла она тридцать один год тому назад, за полгода до того, как ей исполнилось восемнадцать.

Луиза опустилась на колени и разложила те несколько фотографий, что хранились в карточке, на полу.

Девочка была темноволосой, её обширный шрам располагался ровно на том же месте, что и на лице женщины, которую Рик видела в Институте судебной медицины, и ей показалось даже, что она узнаёт и ту часть лица, что осталась неповрежденной. Те же тонкие черты.

– Но как же это может быть! – недоумённо воскликнула Луиза и попросила напарника посмотреть историю болезни сестры этой девочки.

Эйк склонился над ней, чтобы тоже видеть, что там написано.

– Метте Андерсен, – начала читать Рик. Оказалось, что в интернат сёстры поступили вместе. Луиза просмотрела все записи в истории болезни до конца и, достав из папки ещё одно свидетельство о смерти, бросила папку на пол.

– Они умерли в один и тот же день, – с изумлением констатировала она, машинально приняв руку, которую протянул ей Нордстрём, чтобы помочь подняться с пола. – Двадцать седьмого февраля восьмидесятого года.

Эйк был совсем сбит с толку.

– И мало того, что они умерли в один день, – продолжала Луиза. – Они ещё и умерли в одно и то же время, одна – в девять пятьдесят шесть, другая – в девять пятьдесят семь.

– Так, значит, женщина со шрамом давно умерла? – спросил Нордстрём, окончательно запутавшись.

– Похоже на то, – кивнула Рик. – Но мы же знаем, что этого не может быть, ведь она сейчас лежит в морге Института судебной медицины.

Торопливо, но внимательно пролистав обе истории болезни, Луиза вырвала из них страницы с той информацией, которую сочла необходимой. Остальное она не взяла, чтобы папки не выглядели пустыми.

– Пусть лучше в папках что-нибудь останется на тот случай, если нам придётся официально получать постановление суда об извлечении необходимой документации, – сказала следователь, пряча справки о смерти и другие бумаги в сумку. – Ладно, пошли отсюда, – добавила она, помогая Эйку расставить карточки на полке, с которой они их сняли.

– Но как же могло получиться, что она уже умерла? – снова задался он вопросом.

Луиза покачала головой. У неё не было на это ответа.

– Ну что, нашли, что искали? – раздалось у них за спиной.

Рик видела по выражению лица Эйка, что ему не терпится убраться отсюда, но, чтобы их уход не выглядел бегством, она остановилась и обернулась.

– Вы нам очень помогли, – поблагодарила Луиза с улыбкой. – Теперь у нас есть за что зацепиться.

– Так это она? – спросила седоволосая дама, не убирая руку с выключателя, чтобы случайно не вырубился свет.

– Мы так думаем, – кивнула Рик. – И теперь мы свяжемся с её семьей.

С этими словами она двинулась вперёд по коридору, показывая тем самым, что им пора уезжать.

– Ну что же, успехов вам! – крикнула сотрудница интерната им вслед. – Я не выключу свет, пока вы не подниметесь.

Луиза до последней минуты опасалась, что они наткнутся на зануду, с которой она разговаривала по телефону, и поэтому, когда они уже сидели в машине, у неё возникло ощущение, что всё прошло как-то уж слишком гладко. Они ехали вверх по склону, а мысли так и крутились у Рик в голове: она никак не могла решить, как теперь выстроить последовательность действий в расследовании.

– Позвоню-ка я Ханне, попрошу её пробить наших двойняшек по центральной базе данных регистрационного учёта граждан, – сказал Эйк, прервав молчание. Он уже приложил мобильный телефон к уху, а блокнот опустил на колени. – Если её, как тут написано, объявили умершей, когда ей было семнадцать лет, её смерть должна была быть официально зарегистрирована.

Луиза кивнула и сосредоточилась на езде по узкому сельскому тракту. Она чувствовала полнейшую уверенность в том, что именно Лисе Андерсен она видела на столе в прозекторской. Кстати, и то, что погибшей женщине было сорок девять лет, было ещё одним совпадением, подумала Рик и попросила напарника выяснить место жительства родителей Лисе Андерсен. Они-то уж должны знать, хоронили ли обеих своих дочерей.

– А у нас есть с собой фотографии нашей неизвестной женщины? – спросила Рик, когда они остановились на площадке для отдыха под Рингстедом, ожидая, когда же Ханне перезвонит им и расскажет, живы ли ещё родители близняшек, и если да, то сообщит их адрес.

– Я их распечатал перед тем, как нам сюда поехать, – кивнул Эйк и с трудом вытащил из заднего кармана брюк два сложенных листа бумаги. – Может, тебе стоит позвонить напрямую ребятам из технической экспертизы и из Отдела судебной медицины и сообщить им её личный идентификационный номер? – предложил он. – Наверное, теперь, раз им будет от чего отталкиваться, они смогут найти её медицинские документы или зубную карту. Если они, конечно, ещё хранятся где-то.

Нордстрём достал пачку с сигаретами и собрался опустить окно.

– Нет, выйди, – приказала ему Луиза и добавила, что сама сделает этот звонок. – Вот только не знаю, долго ли хранят такую информацию после того, как человек умрёт. Ведь в восьмидесятом году компьютерного архивирования ещё не существовало, так что, если бы такие документы сохранились, они лежали бы в тех папках, что мы уже просмотрели.

– И что, были они там? – спросил Эйк через открытую дверцу, но его напарница в ответ пожала плечами.

– Не обратила внимания, честно говоря, и, мне кажется, не стоит ради этого возвращаться, пока мы не разобрались, нужно ли нам это.

Ханне перезвонила, вызвав к жизни мелодию «Стены» из альбома «Пинк Флойд».

Луиза с любопытством наблюдала за тем, как Нордстрём кивнул, записал что-то в блокнот и попросил секретаршу Рёнхольта повторить последнюю фразу.

– Спасибо, красавица, – польстил он ей, бросив мобильный телефон на переднее сиденье. – В Службе регистрации населения обе они числятся умершими.

– А их родители, они ещё живы? – спросила Рик.

Эйк кивнул, глядя в блокнот, в который он записывал всё, что считал важным.

– Отец жив. Его зовут Вигго Андерсен, он живёт в Дострупе, а это, по словам твоей подруги Ханне, где-то под Вибю в Зеландии.

– Так поехали, поговорим с ним, – решила Луиза и уже включила навигатор, но тут её напарник начал протестовать:

– Ну нет, не можем же мы вот так запросто заявиться к отцу, потерявшему обеих дочерей больше тридцати лет тому назад, и потребовать от него подтвердить, что они мертвы!

Нельзя было не заметить, что от этой мысли Эйку стало не по себе. Его рука потянулась к кожаному шнурку, который висел у него на шее, и он начал нервно теребить висевший на нём пожелтевший акулий зуб.

– Ещё как можем, – не сдавалась Рик. – И этот отец не потерял обеих дочерей тридцать лет тому назад. Одна из них лежит сейчас в морге в подвале Института судебной медицины. Нам необходимо поговорить с ним.

– Мы не можем с уверенностью утверждать, что наша покойница – одна из двойняшек, – не согласился Нордстрём. – Наши источники информации – это всего лишь человек, который знал её когда-то очень давно, и история болезни, которая, возможно, и была заведена на неё, но мы об этом можем только догадываться. На мой взгляд, этого недостаточно, чтобы установить личность человека.

Луиза раздражённо повернулась к коллеге.

– А на мой – достаточно, – отрезала она, убеждённая в своей правоте. – У неё ровно такой же шрам на лице, тоже была сломана левая рука, и её тоже оперировали по поводу пупочной грыжи. Не бывает столько случайных совпадений. Разумеется, это один и тот же человек, и отец должен суметь её опознать. И вообще, вполне может оказаться, что ему известно, где её прятали последние тридцать лет.

В ухоженном саду, где цвели разросшиеся кусты рододендронов, стоял дом в форме буквы «П» с соломенной крышей и пожелтевшими белёными стенами. Ещё с дороги Луиза увидела в саду мужчину, катившего тачку, и подумала, что по возрасту он вполне мог быть отцом девочек. Она въехала на площадку перед домом и припарковались рядом со старомодной водокачкой. Всё вокруг было так обихожено, что было понятно: так следить за своим хозяйством может только человек, имеющий много свободного времени.

– Да-а-а, то-то он будет рад, когда мы ему напомним о смерти дочерей, – пробормотал Эйк. Основную часть пути он ехал молча, а теперь пропустил напарницу вперёд на узкой дорожке, которая вела через сад от главного здания к одному из флигелей. Луиза догадалась, что он чувствует себя очень неудобно в этой ситуации.

– А разве не будет ему обиднее, если ему не сообщат о том, что его дочь лежит в Институте судебно-медицинской экспертизы и ждёт, чтобы её похоронили? – шепнула она через плечо.

– Ну наверное, – кивнул Нордстрём. – Думаю, ты права. Давай уж поскорей покончим с этим делом.

В этот момент пожилой мужчина увидел их и пошёл им навстречу. Тачку он отставил в сторону, а грабли положил на кучку свежескошенной травы.

– Чем могу служить? – приветливо спросил он, приблизившись.

Луиза протянула руку для приветствия.

– Меня зовут Луиза Рик, а это мой коллега Эйк Нордстрём. Мы из Отдела расследований государственной полиции. А вы Вигго Андерсен?

Мужчина согласно кивнул и с любопытством посмотрел на них.

– Разрешите задать вам несколько вопросов? – продолжила Рик.

– Да спрашивайте, пожалуйста, – ответил Вигго с готовностью.

– А может, мы зайдём внутрь? – предложил Эйк, кивнув в сторону дома.

– Да, разумеется, – сказал Андерсен и пригласил полицейских следовать за собой. Пропустив их в дом, он придержал в дверях кухни жёсткошёрстную легавую. – Она не кусается, просто всегда страшно радуется, если приходят новые люди.

– Всё в порядке, – ответил Нордстрём, почёсывая пса за ухом. Луиза отделалась тем, что погладила собаку разочек – та рьяно виляла хвостом и всё норовила прыгнуть ей на грудь, демонстрируя свой восторг.

Пожилой хозяин повёл неожиданных гостей через кухню в гостиную. Эйк в это время крепко держал собаку за ошейник.

– Кто-нибудь потерялся? – спросил Вигго Андерсен, заперев собаку в чуланчик и пригласив полицейских сесть за обеденный стол.

– Да, но это произошло очень давно, – ответила Рик, осматриваясь в нарядно обставленной гостиной.

– Могу я вам предложить кофе, например?

– Да нет, спасибо, – поторопился отказаться Эйк, и Луиза тоже покачала головой.

– У нас к вам несколько вопросов о вашей дочери Лисе, – начала она, когда хозяин дома уселся напротив них.

Андерсен с изумлением посмотрел на неё.

– O Лисе? – повторил он и нахмурился, но во взгляде его теперь читалось удивление. – Что это вам понадобилось узнать теперь, когда прошло так много лет?

Луиза решила, что не стоит ходить вокруг да около.

– У нас есть основания полагать, что ваша дочь вовсе не умерла в Элиселунде в восьмидесятом году, и поэтому мы хотели бы задать вам несколько вопросов и показать одну фотографию.

По тому, как на неё посмотрел Эйк, понятно было, что он не в восторге от её «мы». Он явно считал, что его коллеге следует задавать такие вопросы от своего имени.

– Т-то есть как это не умерла? – с недоумением спросил Вигго.

Рик глубоко вздохнула и попросила Нордстрёма показать фотографию, которая была у них с собой.

– На прошлой неделе в лесу – здесь, в Центральной Зеландии, – было найдено тело женщины с очень приметным шрамом на правой стороне лица и на плече, таким же, как был у вашей дочери, – начала рассказывать она.

Вигго Андерсен слушал, не шевелясь.

– Кроме того, при проведении вскрытия было выявлено ещё два совпадения, которые также говорят в пользу того, что речь может идти об одном и том же человеке, – продолжила Луиза, – а именно, сломанные кости предплечья и шрам от операции по удалению пупочной грыжи. Эти три обстоятельства в совокупности позволяют нам предположить, что женщина, обнаруженная в лесу, не может быть никем иным, кроме вашей взрослой дочери.

Пока Рик рассказывала, Андерсен мертвенно побледнел. Казалось, жизнь в нём остановилась, но потом он склонился к полицейским, потрясённый услышанным.

– Но как же это могло случиться? – запинаясь, выговорил он и потряс головой. – Этого не может быть, вы ошибаетесь. Меня же известили тогда, и вещи девочек прислали домой. Да, все их пожитки доставили сюда в нескольких обувных коробках, больше у них ничего и не было.

Эйк разгладил на столе ладонью два листа формата A4 и подвинул их поближе к старику.

– Мне написали, что причиной их смерти было воспаление лёгких, – обеспокоенно продолжал тот, весь как-то обмякнув на стуле. – И вот теперь вы являетесь и рассказываете мне вот это? Я не понимаю, как это может быть!

– Это действительно кажется странным, – согласилась Луиза и попросила его внимательно рассмотреть фотографию. – Я прекрасно понимаю, что прошло уже много лет и что ваша дочь за это время превратилась во взрослую женщину, – добавила она, но всё же спросила, не может ли мёртвая женщина на фотографии быть Лисе Андерсен.

Их с Эйком пожилой собеседник взял копии фото в руки и склонился над ними. По его лицу было видно, как эти снимки подействовали на него. Он с усилием сжал губы, словно пытаясь сдержаться, но потом закивал, не отводя от фотографий изумлённого взгляда.

– Вы узнаёте шрам? – резюмировала Луиза.

– На самом деле, – неуверенно начал Вигго, – я ведь всего один-единственный раз видел свою дочь после того ужасного несчастья, которое изуродовало ей лицо. Так что на шрам я как раз смотрю меньше всего. Ведь я уже и не помню в подробностях, как этот шрам выглядел, – помню только то, что он изуродовал ей лицо с его тонкими чертами. Но прекрасные высокие скулы, которые девочки унаследовали от своей матери – вот их-то я никогда не забуду. И пусть наши близнецы были не такими сообразительными, как другие ребятишки, зато они были красивее их всех, вместе взятых.

И он улыбнулся, будто забыв на мгновение, для чего его просили рассказать о покойной дочери. Но уже в следующий момент он вспомнил об этом. На его лице явно читался переход к этому ужасу от той любви, которая на минуту вспыхнула в его памяти.

Он посмотрел на Луизу с такой печалью в глазах, что она с трудом удержалась, чтобы не отвести взгляд.

– Нет никакого сомнения в том, что это моя девочка, моя Лисеметте, в этом я совершенно уверен, хотя уже прошло столько лет, – кивнул Андерсен. – Но у меня в голове совершенно не укладывается, как могло так получиться?

Старик растерянно покачал головой и провёл ладонью по подбородку.

– Недосмотрел я за своими девочками, – сказал он так тихо, что полицейские едва расслышали его слова. – Я так виноват перед ними…

– Давайте всё-таки вернёмся на несколько лет в прошлое, – попросил его Эйк. – Ваши дочери поступили в Элиселунд, когда им было по три года, и с тех пор вы не поддерживали с ними контакта?

Мужчина сцепил ладони обеих рук и некоторое время поворачивал их то влево, то вправо. Потом он кивнул.

– Мать девочек умерла, когда им было всего пять дней от роду, – начал он, слегка откашлявшись. – Она решила рожать дома, а не в больнице в Кёге. Но мы же тогда не знали, что их будет две!

У Андерсена задрожал было подбородок, но он справился с собой и продолжил:

– Врачи мне потом рассказали, что всё пошло плохо из-за того, что плацента отделилась. Я как раз принес ещё одну подушку, как вдруг у нее отошли воды, зелёные такие… – вспоминал он. – Акушерка была с нами всё это время и старалась нас успокоить, но потом она поняла, что их там две и что их не удастся перевернуть.

Вигго немного помолчал.

– Это она вызвала «Скорую», – проговорил он затем. – Она нам сказала, что не сможет одна справиться с родами, где нужно принять два плода, и оба с тазовым предлежанием. Но пока мы добрались до больницы, прошло слишком много времени. И пока продолжались роды, им всё время не хватало кислорода.

– Так, значит, мозг у них был повреждён при родах? – спросила Луиза.

Андерсен кивнул.

– Это особенно сказалось на Метте, потому что она родилась последней, – сказал он, а потом, несколько раз быстро-быстро сморгнув, добавил, что мать девочек умерла, пока они ещё находились в больнице. – И хотя врачи сразу же сообщили об этом, прошло ещё какое-то время, прежде чем я на самом деле осознал, какие серьёзные повреждения малышки получили при родах.

– Но вам разрешили забрать их домой? – тихим голосом спросила Рик. Она и представить себе не могла, насколько ужасные воспоминания им придётся разбередить.

– Да, после того как мы похоронили их мать, я забрал их домой. Поначалу я получал от муниципалитета всю помощь, которая мне была необходима, а если они начинали плакать, то стоило мне запеть для них, как они успокаивались.

На какое-то мгновение взгляд пожилого мужчины потеплел, но тут же снова погас.

– Но я с трудом успевал ухаживать за ними, – признался он, опустив глаза и глядя в стол – на него нахлынули воспоминания о тяжёлом времени, пережитом им в прошлом. – Ведь я же работал. – Он посмотрел на полицейских, как будто оправдываясь. – Я вынужден был, тут ведь и дом у меня, и хозяйство. И никто мне не помогал. Так что на то, чтобы побыть вместе с девочками, времени у меня оставалось совсем немного, и это я и сам видел, конечно. Поэтому в тот месяц, когда девочкам должно было исполниться три года, меня пригласили в кабинет патронажной сестры, – рассказал он и добавил, что обычно она сама приходила к ним домой.

Затем Андерсен замолчал.

– И после этого девочек у вас забрали, – подсказал Эйк.

– Да, в конце концов так и случилось, – кивнул Вигго и поджал губы: казалось, слова не шли у него с языка. – Мне посоветовали забыть девочек, попробовать начать жизнь заново. В устах патронажной сестры это звучало так просто. Будто так все люди и поступают, если у них родятся не такие, как у всех, дети. Забудь, и всё, и живи дальше как ни в чём не бывало. А мы, мол, о них позаботимся.

Старик вытащил из кармана брюк большой матерчатый носовой платок и прочистил нос.

– Мне совсем не хотелось бросать моих девочек только из-за того, что они требовали больше ухода, чем другие дети, но она рассказала мне о небольшом интернате в Роскилле, где жили двадцать два слабоумных ребёнка, и только троих из них навещали. Остальные девятнадцать никогда не видели своих родителей, и этим она меня убедила в том, что поступать так – в порядке вещей.

– И тогда вы дали согласие на то, чтобы их забрали в Элиселунд, и оборвали с ними контакт? – уточнил Нордстрём.

– Да нет, это не сразу произошло, – продолжил оправдываться Вигго. – Я к ним съездил пару раз, но они так плакали, когда я уходил, что сотрудники интерната попросили меня больше не появляться у них. По их мнению, какая девочкам была польза от моих посещений, если их так расстраивало, что я снова уходил? Им потом очень трудно было девочек успокоить, и ещё там считали, что, если я буду продолжать их навещать, они будут скучать без меня всё больше. – Андерсен немного посидел молча, глядя прямо перед собой невидящим взором. – Конечно, я посылал им подарки на Рождество и ко дню рожденья, но оттуда мне никогда не писали. А когда девочки достигли возраста конфирмации, я послал денег. Я подумал, что, может быть, для них устроят скромный праздник, но не знаю, так ли это было. – Он глубоко вздохнул и покачал головой, как будто до сих пор и сам не мог понять, как это он мог послушаться советов персонала. – Человек, который тогда заведовал этим учреждением, советовал мне завести новую семью, а девочек и их покойную мать оставить в прошлом. Этот человек считал, что поддерживать с ними контакт, никому не приносивший радости, было бессмысленно. Через несколько лет я снова женился, и тогда я опять научился радоваться жизни.

– Значит, тогда вы в последний раз видели своих дочерей? – спросил Эйк.

Вигго Андерсен покачал головой:

– Со мной связались, когда произошёл несчастный случай. Они мне рассказали, что это сестрёнка, Лисе, взяла чайник с кипящей водой и уронила на Метте. Та сама-то мало что умела, у неё моторика была совсем плохо развита, и я ужасно переживал из-за того, что их и вообще подпустили близко к кипящей воде. В тот же вечер я туда поехал, но когда вошёл в палату, девочки меня уже не узнали. – Вигго так сжал зубы, что у него заходили желваки на скулах. – И с того вечера я их больше не видел.

Старик посмотрел на своих собеседников усталым взглядом. Было очевидно, что этот рассказ потребовал от него огромного напряжения сил, и вот теперь, когда история подошла к концу, он как-то разом одряхлел.

Луиза перевела взгляд на семейные фотографии в рамочках, рядком висевшие на стене. На одной отец близняшек стоял, обнимая за плечи высокую седую женщину. Рядом с ними стояли две пары, на вид в возрасте за тридцать, одна чуть помоложе, другая постарше. Рик подумала, что это, наверное, новые дети Андесена со своими супругами.

– Я в то время был уже совершенно поглощён своей новой жизнью, – сказал Вигго Андерсен про снимки на стене, перехватив взгляд Луизы. – Фотография сделана в день моего семидесятилетия.

– Но в восьмидесятом году вас известили о том, что обе ваши дочери скончались? – спросила Рик, посмотрев на хозяина дома.

Тот кивнул.

– А вы присутствовали на их похоронах? – спросил Эйк.

– Нет, – покачал головой Андерсен. – Они уже были похоронены, когда мне прислали коробки с теми немногими вещичками, что остались после них. Меня спросили, хочу ли я получить ещё и их одежду, но я отказался.

– А кто вам сообщил, что они умерли? – продолжила расспросы Луиза, хотя, конечно, понимала, что вспомнить это через так много лет было непросто.

– Ну, кто – из администрации Элиселунда сообщили, – ответил Вигго, не задумываясь. – Позвонили, и моя теперешняя жена сняла трубку. Она сразу побежала ко мне на поле, чтобы передать эту новость. А ещё через несколько дней и официальное извещение прислали. Но, боюсь, у меня эти старые бумаги не сохранились.

– Ничего страшного, – поторопилась ответить Рик, стараясь справиться с беспокойством, которое всё более овладевало ею. Ведь если одно свидетельство о смерти оказалось подложным, то и второе вполне могло оказаться таким же.

– Я узнал, что все хлопоты по организации похорон уже взял на себя тот распорядитель, к которому там обычно обращались, если умирал кто-нибудь из питомцев этого заведения, – рассказал Андерсен. – Но, насколько я понял, отдельную могилу для них не рыли, так как с меня никаких денег за это не взяли. Очевидно, у них там есть место для общих захоронений, которым они сами распоряжаются и где хоронят тех, кого не забрали члены семьи.

– Но, значит, своими собственными глазами вы не видели, как ваши дочери были преданы земле, – уточнила Луиза, игнорируя укоризненный взгляд своего напарника.

– Нет, – признался Вигго Андерсен. – Не видел.

И он попросил разрешения ещё раз посмотреть на фото дочери. Эйк протянул ему фотографию со словами, что он может оставить её себе, если хочет, хотя её качество и оставляет желать лучшего.

– Спасибо, – сказал Андерсен, любовно поглаживая ладонью мятый листок.

– Так, выходит, её вовсе и не похоронили? – тихо произнёс он и посмотрел на Луизу в ожидании ответа.

Она покачала головой:

– Получается, что нет. У нас есть основания полагать, что ваша дочь была жива до прошлого четверга. Но я не имею ни малейшего представления о том, где она находилась всё это время или по какой причине данные о ней затерялись в системе так много лет тому назад и каким образом это вообще могло произойти.

Рик подумывала о том, чтобы показать Вигго свидетельство о смерти, лежавшее у неё в сумке, но теперь решила, что они обойдутся без этого.

– Ну что же, теперь, значит, она ляжет в землю рядом со своей мамой, – сказал старик, и лёгкая улыбка тронула уголки его губ, но затем он сразу же снова стал серьёзен. – А что же с моей Метте, что сталось с нею? Может, и она тоже не умерла?

Андерсен озабоченно посмотрел на гостей.

Луиза пожала плечами, не зная, что ответить.

– Она же совсем не в состоянии жить одна, тем более без своей сестры. Она страшно беспокоилась, стоило Лисе отойти ненадолго. – Вигго кивнул собственным мыслям. – Мне необходимо найти её, – пробормотал он. – Мне нужно знать, вдруг она ещё жива.