Текст книги "Долго и счастливо"

Глава 6

Песок холодил ноги в ту августовскую ночь. Под звуки музыки, доносившейся из патио, я подхватила ремешки сандалий большим пальцем и сунула телефон в карман. Впереди раскинулся пологий темный пляж, а также были видны огоньки гостиниц и домов, расположенных в стороне. Решив немного прогуляться, прежде чем отправиться в номер, я зашагала вперед.

Если бы на нем не было белой рубашки, сияющей в лунном свете, я бы не заметила его. Но это произошло. Мальчик, приглашавший меня на танец, стоял у самой кромки воды, и его трудно было не заметить. Нет, даже не так. Я не могла представить его в какой-то другой обстановке.

Но больше всего поразило то, что и он увидел меня. Когда кто-то посреди ночи на пляже любуется океаном, его не следует отвлекать. Это одно из неписаных правил. Поэтому я, опустив голову, тихо прошла мимо, но тут услышала за спиной:

– Уже освободилась?

Забавно, что у нас в памяти остаются мельчайшие детали тех событий, которые мы не в силах забыть: как песок холодил ноги, как оттягивали палец сандалии, покачиваясь от ветра, как его белая рубашка контрастировала с моим платьем, настолько темным, что даже странно, как он вообще разглядел меня в темноте.

– Да, – ответила я. – В кои-то веки меня отпустили пораньше.

– Разве это рано? – Он оглянулся на патио, где все еще продолжалась вечеринка и даже издали виднелись двигающиеся фигуры. – Боже, а мне казалось, что уже поздно.

Я не знала, что ответить на это, к тому же не покидало чувство, будто мне следует уйти и оставить его в одиночестве, на которое он рассчитывал, придя сюда. Но ведь именно он заговорил первым.

– Свадьбы отнимают много сил, – сказала я. – По крайней мере, так говорят.

– Так говорят? Ты должна знать. Ты же бывала на многих свадьбах!

– Работала на многих свадьбах, – поправила я. – А это совсем не то, что быть гостем. Я не участвую в действии, а, скорее, наблюдаю, как какой-то ученый.

– Надо же, – хмыкнул парень. В его голосе слышался едва заметный акцент, присущий жителям северных штатов. – Я никогда не смотрел на это с другой стороны. Впрочем, моя работа заключается в скашивании травы.

– Это не так эмоционально?

– Только если для травы.

Я рассмеялась.

– Никогда не смотрела на это с другой стороны.

– О, ландшафтный дизайн завораживает. Хотя на деле совершенно иначе.

На секунду между нами повисла тишина, пока мы смотрели на разбивавшиеся о берег волны. На горизонте виднелась рыбацкая лодка, огни которой мерцали в воде.

В патио раздался громкий возглас, сопровождаемый подбадривающими криками, и мы дружно обернулись. Посмотрев более пристально на него, я увидела длинные ресницы и выступающий подбородок, чего раньше не замечала.

– Твоя семья веселится, – сказала я.

– Семья моего отца, – тут же поправил он меня.

«Ла-а-адно», – подумала я.

Видимо, осознав, как это прозвучало, Итан одарил меня извиняющейся улыбкой.

– Прости. Просто все… сложно.

– Обычно семьи такие, – попыталась я успокоить его.

– А твоя?

Я на мгновение задумалась.

– Не совсем.

Итан рассмеялся.

– О, я понимаю. Ты все еще не можешь расслабиться. Хмурые гости разбрелись кто куда, и тебе кажется, будто работа продолжается.

– Нет, нет, – подняв руку, запротестовала я, – просто… моя семья состоит лишь из мамы и меня. И еще Уильяма. Так что некому все усложнять.

– Уильяма?

– Ее лучшего друга и по совместительству моего крестного отца, который ведет себя словно родной отец, хотя им и не является, – сказала я, используя объяснение, придуманное мной еще в начальной школе, во время недели «знакомства с семьей», как только возник этот вопрос. – Мой настоящий отец умер, когда мне было три года.

– Ой, сочувствую.

Я пожала плечами.

– Я его толком не знала и не помню, так что даже не скучаю по нему.

Парень засунул руки в карманы и перекатился с носков на пятки.

– Мы с папой были очень близки. Он звал меня своим маленьким другом и часто проводил со мной время. Но три года назад бросил маму ради секретарши. Такое вот клише. Он даже не смог придумать оригинальную причину.

В его голосе явно слышалось отвращение, и теперь пришла моя очередь сказать:

– Сожалею.

Он пожал плечами.

– Тебе не о чем жалеть. И ты все равно искренне делаешь это. Он же никогда не говорил подобное. Странно, правда?

– Очень странно, – согласилась я. – А как с этим справилась твоя мама?

– У нее все хорошо, – ответил он. – Она вновь вышла замуж. И явно пережила случившуюся неприятность.

– А ты?

На мгновение повисла тишина.

– Не совсем, – наконец сказал парень, – хотя приехал сюда и даже стал шафером на свадьбе. Предполагалось, что это поможет нам наладить отношения.

Я пошевелила ногой, зарывая большой палец в песок, пока тот совсем не скрылся под ним.

– И как успехи?

– Я стоял здесь, в одиночестве, в темноте. По крайней мере, до твоего появления, – ответил он. – Так что ты мне скажи…

– Итан! – крикнул кто-то позади нас.

Я обернулась и увидела полноватую женщину в зеленом платье и с уложенными на макушке волосами, которая стояла на ступеньках, ведущих в отель.

– Да, – откликнулся парень, стоящий рядом со мной.

– Ты все пропустишь! – крикнула незнакомка. – Джо и Марджи скоро уезжают!

– Ладно, – отозвался он, – приду через секунду.

Кивнув, она развернулась, поправила прическу и зашагала к патио, а ее тень медленно потянулась по ступенькам вслед за ней. Итан повернулся к воде и грустно вздохнул.

– Это тетя Диди. Она решила во что бы то ни стало наладить мои отношения с папой.

– В семье все всегда сложно, – сказала я.

– Точно. Если только ты не… – Он выразительно посмотрел на меня. – Как тебя зовут?

– Луна, – ответила я.

– Как та, что на небе?

– Нет, как Луи и Натали, молодые и влюбленные веганы, познакомившиеся в девяносто девятом году.

– Ух ты, – восхищенно прошептал парень, – теперь мне хочется услышать эту историю.

Я оглянулась в сторону патио, где вдалеке еще виднелось зеленое платье тети Диди.

– Очень жаль, что тебе уже надо возвращаться.

– Да, – Итан тоже оглянулся, – очень жаль.

Мгновение мы молча смотрели друг на друга. Полы его расправленной рубашки трепетали на ветру. В тот момент у меня впервые возникло чувство, будто вот-вот произойдет что-то значительное, поэтому оставалось только ждать. Затем он отступил от меня, но не в сторону яркого света отеля, а в полумрак пляжа за его спиной. Ветер развевал мои волосы и покачивал сандалии в руке, когда Итан улыбнулся и протянул мне руку.

Я не раздумывала ни секунды, хотя всегда тщательно взвешивала все «за» и «против», прежде чем решиться на что-то. Как бы мне хотелось позже посмаковать те несколько шагов и мгновений уверенности в принятом решении!

* * *

Мы еще долго (или мне так показалось) гуляли по пляжу и разговаривали. Я рассказала о том, как папа и мама жили в лесу и разводили куриц, а Итан – о том, как его родители разругались в пух и прах из-за ремонта в доме, который так и не завершили («Мама хотела обустроить комнату для занятий йогой, а папа – винный погреб. И в итоге они развелись. Весело, правда?»). Его цинизм, по крайней мере, в этом вопросе был для меня настолько привычным, что я с легкостью поведала о взглядах мамы и Уильяма на любовь и брак, а также о том, что, к сожалению, они привили эти взгляды и мне.

– Я не верю в любовь, – сказал Итан, когда мы миновали последний отель, а вдалеке показались первые дома. – И не верю в институт брака.

– Может, ты откажешься от обуви, заведешь цыплят и проживешь с кем-то всю жизнь, так и не обменявшись кольцами, – предположила я.

– Ну конечно, ведь именно это случается с парнями из Нью-Джерси вроде меня, которые играют в лакросс и стригут газоны.

– Все возможно.

Он вновь рассмеялся так громко, что даже запрокинул голову. Трудно не любить – ну ладно, не испытывать симпатию к человеку, который так искренне и самозабвенно смеется над чем-то. И мне самой тоже захотелось посмеяться.

– Может, я перестала бы верить в удачный брак, если бы не моя подруга Джилли и ее родители, – сказала я, когда мы обошли несколько пустующих шезлонгов. – У них есть несколько фургонов с едой, в которых они работают, и пятеро детей в возрасте от двух до семнадцати лет, а их жизнь напоминает настоящий хаос. Но при этом они всегда рядом, и я никогда не видела более любящих друг друга людей.

Итан посмотрел на небо.

– Думаю, когда это срабатывает, то дает свои результаты.

– Для меня это звучит слишком расплывчато. Мне нужна конкретика, – сказала я. – Желательно с диаграммами и ключевыми моментами. Мне нужны гарантии.

– Ого. Это сложно, – ответил он.

– Знаю, – вздохнула я. – Но у некоторых же получается. Ведь есть люди, уверенные, что повстречали человека, с которым проведут всю жизнь. Иначе у мамы не было бы клиентов.

– Не думаю, что кто-то на самом деле знает, что произойдет в будущем, – сказал он. – Мы просто живем настоящим и надеемся на лучшее.

Я подумала обо всех тех свадьбах, на которых работала: от скромных церемоний в часовенках с несколькими закусками до огромных многолюдных приемов, на организацию которых не жалели денег. Действительно ли их уверенность в будущем зависела от того, все ли галочки они поставили: прошли по проходу, дали друг другу клятвы, обменялись кольцами, исполнили первый танец, выслушали тосты и разрезали торт? Неужели они соглашались на все эти церемонии или их вариации, дабы убедиться в том, что их брак продлится вечно? Вот только я как никто другой знала, что все это не работало. Ведь мы не просто так любили третьи свадьбы.

Через несколько минут впереди показался костер, вокруг которого стояло несколько темных силуэтов. Мы постарались обойти их как можно дальше, но до нас все же доносились голоса и тихая музыка из открытых дверей пикапа, припаркованного на краю пляжа. Через несколько минут я с удивлением поняла, что пляж сужается до тонкой полоски отмели, о которую разбиваются волны. В темноте мне показалось, что она тянется вперед на многие километры. Мы медленно шли дальше, пока не добрались до края.

– Ну вот и все, – сказал Итан. – Это конец света.

Я улыбнулась и слегка повернулась к нему, чтобы лучше видеть его лицо.

– А здесь не так, как я ожидала.

– Мы всегда надеемся на что-то большее.

Позади нас заиграла музыка, что-то непринужденное и лиричное. У костра она, должно быть, звучала оглушительно громко, но мы находились так далеко, что к нам она долетала с дуновениями ветра и казалась призрачной. Хотя, возможно, это не самое правильное слово. Наверное, тогда я придумала бы другое определение, но не сейчас.

Итан сделал еще несколько шагов по песку и воде. Ветер подхватил его белую рубашку, отчего она вновь вздулась за спиной парня словно парус. В тот момент казалось, будто он весь светится.

– Обещаю, я спрошу в последний раз, – сказал Итан, повернувшись ко мне и протянув руку, – хочешь потанцевать?

Слышала ли я музыку? Если верить воспоминаниям – да. Но когда оглядываешься назад, все кажется прекраснее, как и остальные детали той ночи. Хотя тогда все было новым, в том числе эмоции, которые охватили меня, когда я шагнула вперед и вложила пальцы в его ладонь, а он притянул меня ближе к себе. Мы с Итаном танцевали в темноте на краю света. Казалось, я всю жизнь ждала чего-то подобного, но даже в тот момент, когда все только начиналось, знала, что будет тяжело, безумно тяжело его потерять. Однако мы всегда надеемся на лучшее.

Глава 7

– Я здесь! Здесь!

Но это было не так. На самом деле Эмброуз только переступил порог и сейчас мчался к столу для совещаний, где мы сидели уже целых семь минут. Я повернулась к маме, которая больше всех ценила пунктуальность, но она старательно отводила взгляд. Никто не любит фразы типа «Я же говорила».

– Простите, – едва дыша, выпалил Эмброуз, а затем тяжело опустился на кресло рядом со мной. Вот только он явно не ожидал, что мебель покатится к стене. – На Мэйн-стрит произошла авария.

– А разве ты добирался сюда не пешком? – спросила я.

– Да, – подтвердил Эмброуз, хватаясь за край стола, чтобы наконец остановиться. А после этого попытался вернуться обратно, неуклюже дергаясь всем телом. – Но я остановился… – рывок, – …чтобы поглазеть. Я всего лишь… – рывок, – …человек.

Я на полном серьезе считала, что мама уволит его в ту же секунду. Он опоздал. Явно бездарен. И при этом дергается, срывая совещание. Но вместо этого услышала:

– Никто не пострадал?

– Судя по всему, нет. Сработали подушки безопасности. Да и скорая быстро приехала. – Наконец, вернувшись к столу, Эмброуз устроился поудобнее в кресле, после чего провел рукой по взъерошенным волосам. Одна прядь вновь упала на лоб, а на пол полетело большое розовое перо от боа, которое, кажется, никто, кроме меня, не заметил. – Я мог бы узнать и больше, но мне было важно прийти вовремя.

– Но ты все равно опоздал, – закатив глаза, напомнила я.

– Ну, раз мы все в сборе, давайте начнем, – сказала мама. – Эмброуз, каждое утро мы собираемся и обсуждаем расписание на день. Ты всегда сможешь найти его на этой стене. Луна, дай ему, пожалуйста, блокнот для записей.

После случившегося с держателем для скотча я сомневалась, стоит ли доверять ему канцелярские принадлежности. Но все же потянулась через стол и взяла один из желтых блокнотов, сложенных там, а также черную ручку из подставки. Когда я протянула все это Эмброузу, он с довольным видом положил блокнот перед собой и щелкнул ручкой. Через мгновение он обозначил в верхнем углу свое имя, будто собирался писать контрольную в третьем классе, а в новой строке вывел цифру один и поставил точку.

– Все наши предстоящие мероприятия и задания будут перечислены здесь, – сказала мама, показав на доску у себя за спиной, разделенную на две части.

На одной стороне был прикреплен нарисованный календарь, и Уильям своим красивым почерком выводил ближайшие события. На другой – задачи текущей недели, с расписанными встречами, делами и поручениями, которые требовалось выполнить. Меня порадовало, что под первым пунктом стоял цветочный магазин «У Кирби», что означало двухчасовую поездку на машине в полном одиночестве, о чем я мечтала после вчерашнего.

«1. РАСПИСАНИЕ НА ДОСКЕ», – скрипя ручкой по бумаге, написал Эмброуз.

– Как видишь, – продолжила мама, – следующей в списке идет свадьба Шарлотты Макдональд. Сегодня вечером в «Оружейной Лавке Лейквью» будет репетиционный ужин. А завтра состоится то, что мы называем «рогаткой». Это означает, что церемония состоится в одном месте, а прием – в другом.

«2. РОГАТКА В ЭТИ ВЫХОДНЫЕ», – добавил Эмброуз в свой список.

– Рядом с расписанием есть сокращения, – сказал Уильям. – ДБ – это деревня баптистов, а БХ – Барн-Хилл.

«3. СМОТРИ СОКРАЩЕНИЯ» – появилась еще одна строчка.

«Зачем я это читаю?» – подумала я и старательно отвела взгляд в сторону.

– Как видишь, – вновь заговорила мама, – у нас с Уильямом запланировано сегодня три встречи, но есть еще много дел по городу, и самое главное из них – забрать букеты. Я хочу, чтобы вы с Луной в первую очередь отправились в цветочный магазин, а затем выполнили оставшиеся поручения.

– Что? – воскликнула я. – Нам не обязательно вместе ехать в магазин «У Кирби», это может сделать и один человек.

– Сегодня у Эмброуза первый рабочий день, так что он будет смотреть за тобой и отмечать все тонкости.

Ручка вновь заскрипела. И я вопреки своей воле снова посмотрела в его блокнот.

«4. Я ТЕНЬ», – добавил Эмброуз.

– Мне не нужна помощь, – я указала на доску, – там есть еще множество других заданий. Нужно свернуть программки и разложить карточки по конвертам. Это можно делать и здесь, пока вы с Уильямом будете проводить свои встречи.

– Думаю, будет лучше, если он поедет с тобой за цветами, – сказала мама. – Вдруг тебе понадобится дополнительная помощь.

– Обойдусь сама, – ответил я. – Как-то ведь справлялась все это время.

Уильям с удивленным видом скрестил пальцы и поставил на них подбородок.

– Вероятно, вы поняли, что Луна – не моя поклонница, – сказал Эмброуз. – Хотя мне казалось, что все изменится после прошлой ночи.

Уильям поднял брови. Мамино кресло заскрипело, когда она повернулась и спросила:

– Прошлой ночи?

– Как интересно, – прокомментировал Уильям.

– Это не так, – заверила его я. – И это не имеет никакого отношения к делам, которые, как мне казалось, мы должны обсуждать.

– Луна всегда в делах, – ответил Эмброуз. – И именно это мне в ней и нравится. Но не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что спас ее от тупоголового осьминога.

– Осьминога? – переспросил Уильям. – В море, что ли?

– Осьминога, который любит всех щупать. И еще раз. И еще раз. – После каждой фразы Эмброуз щелкал ручкой, лишь усиливая напряжение. – Это произошло на танцполе, на вечеринке.

– Ты танцевала? – уточнил Уильям, хотя по выражению его лица можно было подумать, что Эмброуз сказал, будто я разделась там догола. – На вечеринке?

– Почему это тебя удивляет? – возмутилась я.

Он посмотрел на маму, и они дружно расхохотались.

Эмброуз снова щелкнул ручкой.

«5. ЛУНА РЕДКО ВЫБИРАЕТСЯ ИЗ ДОМА», – вывел он.

– Мне пора ехать в цветочный магазин, – объявила я и толкнула стул, схватившись за край стола, чтобы не укатиться в сторону. – Позвоню на обратном пути и договоримся об обеде.

С этими словами я подхватила свою сумочку и вышла из зала совещаний, давая понять, что уже все решила. Я была полна решимости, шагая к входной двери офиса, пока не услышала голос мамы.

Уже в приемной я обернулась и увидела ее у себя за спиной.

– Возьми, пожалуйста, с собой Эмброуза, – подойдя ко мне, тихо сказала мама.

– Почему?

– Потому что через пять минут сюда приедет очень нервная невеста, а после нее будет встреча с потенциальной клиенткой, чья свадьба сможет принести нам кучу денег. Так что мы не сможем следить за ним и рисковать переговорами из-за еще одного взорванного держателя для скотча.

– Не понимаю, зачем ты его наняла, – сказала я.

– Потому что его мать попросила меня об этом и поклялась, что он сможет стать действительно хорошим работником, если направить его энергию в нужное русло.

Я скорчила гримасу, выражая большие сомнения по этому поводу.

– А кроме меня и Уильяма, ты – лучший наставник из всех, кого я знаю, – добавила мама.

– Не подлизывайся. Мне от этого не по себе.

Она улыбнулась.

– Знаешь, тебе может понравиться общаться с другими людьми.

– Я не испытываю неприязни к людям, – возразила я, – просто мне не нравится он.

Для меня это было важное различие. Но, казалось, мама не обратила на мои слова ни малейшего внимания, потому что уже повернулась спиной, окликнула Эмброуза и махнула ему, чтобы он подошел к нам. Парень послушно встал из-за стола, прихватив с собой ручку и блокнот. Кто бы сомневался.

– Вас ждут в магазине к десяти часам, – протягивая мне список, сказала мама. – Проверь, чтобы они все отдали.

Я забрала у нее листок и молча повернулась к двери. Как только потянулась к ручке, Эмброуз тут же схватился за нее и открыл для меня дверь.

– Прошу.

В первое мгновение мне из принципа захотелось остаться на месте. Однако я поняла, что веду себя словно капризный ребенок. Странно, как человек, которого ты едва знаешь, способен пробудить в тебе самые худшие качества. Так что, вздохнув, я кивнула ему и шагнула через порог. Но, когда проходила мимо, увидела в волосах Эмброуза еще одно крошечное перо.

* * *

Он… не переставая… все… трогал.

Это началось с решеток вентиляции, которые Эмброуз крутил целых пять минут (я специально следила за часами на приборной панели), поворачивая их туда-сюда, чтобы добиться, как он сказал, максимального охлаждения. Затем пощелкал кнопками и так понизил температуру, что я была удивлена, не увидев на его половине экрана надписи «арктический холод». После этого Эмброуз взялся за ремень безопасности, сначала ослабив, а затем затянув его. И вот теперь он добрался до радио.

– Перестань! – воскликнула я при очередной смене радиостанции. – Пожалуйста, выбери уже что-то одно.

Когда он спросил, можно ли переключать песни, я, не задумываясь, согласилась, решив, что это будет не больше одного-двух раз. Но Эмброуз перебирал сохраненные станции снова и снова, усиливая мою головную боль каждым нажатием кнопки.

– Я не могу слушать плохую музыку, – объяснил он. – Это ужасно на меня влияет.

– Хорошо. – Я ткнула на кнопку переключения избранных станций. – Значит, будем слушать информационные каналы.

Но тут же поняла свою ошибку, поскольку в начале часа по ним всегда шли новости.

– Власти опубликовали имена пяти жертв стрельбы в Калифорнии, произошедшей вчера. – Голос диктора звучал ровно и спокойно, как всегда на таких радиостанциях. – Все они – ученики старшей школы Ривертона. Шестнадцатилетний стрелок также учился в этой школе, в девятом классе. Одноклассники и учителя рассказали, что он был тихим парнем и никогда не проявлял насилие к окружающим.

Я вздохнула и постаралась сосредоточиться на своих руках, сжимавших руль. Эмброуз вновь затеребил ремень безопасности.

– Пятнадцатилетняя Лейси Торнквист жила по соседству со стрелком, – продолжил диктор.

– Он был неплохим парнем, но иногда к нему докапывались, – затараторил девичий голос. – И я никогда не думала, что он способен на подобное. Никогда!

– Имя стрелка пока не разглашается, – вновь послышался голос диктора, а затем он сменил тему: – В России чиновники…

Я вновь нажала кнопку переключения станций, возвращаясь к музыке.

– Ну и кто теперь щелкает радио?

Я ничего не ответила, вместо этого сосредоточившись на дыхании и дороге. Эмброуз протянул руку, чтобы еще снизить температуру кондиционера.

– Эта стрельба – просто безумие, верно? Я посмотрел несколько репортажей утром с мамой Милли, пока она готовила блинчики. Это так ужасно.

Передо мной попытался вклиниться грузовик, и я нажала на тормоз, освобождая ему больше места.

– Кто такая Милли?

– О, одна из девчонок, с которыми я познакомился вчера. Я спал у нее на диване. – Эмброуз вновь потянул за ремень безопасности. – В новостях сказали, что у парня появилась эта навязчивая идея из-за стрельбы в других школах.

Я невольно сильнее стиснула руль. «Десять и два»[7]7
  По правилам дорожного движения, водитель должен мысленно разделить руль по циферблату часов и держать руки так, чтобы они указывали на десять и два.


[Закрыть], – проговорила я про себя.

– Говорят, он делал доклад о стрельбе в Браунвуде, а потом со всеми подробностями рассказал его перед всем классом. Жутко, правда?

Я сглотнула, внезапно почувствовав, как покалывает уши. Грузовик вновь перестроился в соседний ряд.

– Не могу…

– Вот-вот. Я тоже. В смысле, я тоже не любил старшую школу, но это же несерьезно. Остальные ведь в этом не виноваты. – Эмброуз замолчал на мгновение. – Эй, ты в порядке?

Нет. Но при этом я находилась за рулем, в плотном потоке машин, и понимала, как ужасно прозвучит это признание.

– Почему… – начала я, но мой голос надломился. Поэтому я прокашлялась и продолжила: – Почему тебе не нравилась старшая школа?

Он смахнул прядь волос с лица.

– Ну, на это было множество причин. Во-первых, я не особо преуспел в стандартной учебной среде. Во-вторых, у меня возникли проблемы с привычными формами власти и концентрацией внимания, что очень всех раздражало. – И, словно желая подчеркнуть это, он вновь переключил станцию. – Это, кстати, их слова.

– Консультантов?

– И учителей. И психиатров. Так сказать, экспертные оценки.

– Полагаю, твои сверстники говорили, что ты их раздражаешь?

– Нет, это утверждал один из моих мозгоправов.

Я подняла брови.

– Знаю. Я тоже подумал: «Эй, врачи не должны так говорить! А как же диагноз? И могу ли я получить лекарства, чтобы излечиться от этого?»

А затем Эмброуз рассмеялся и покачал головой, словно и сам не верил в это. После чего посмотрел в окно и забарабанил пальцами по колену.

В этот момент я увидела съезд на двухполосную дорогу, по которой нам предстояло проехать оставшуюся часть пути. Включив поворотник, я перестроилась на соседнюю полосу так аккуратно, словно сдавала экзамен, а на соседнем кресле сидел инструктор. Только когда мы вывернули на дорогу, а шум шоссе превратился в тихий гул, я поняла, что все это время задерживала дыхание. «Продолжай болтать», – велела я себе.

– Ты действительно вчера вечером ушел домой с одной из тех девушек?

Эмброуз дернул ремень безопасности и отстегнул его.

– Ну да. В техническом плане. Но между нами ничего не было. Я уснул у нее на диване, а утром в гостиной появилась ее мама в халате и предложила мне позавтракать.

– А Би не переживает, что ты не вернулся домой?

– Нет. Я предупредил ее. Ты же помнишь, насколько я всех раздражаю. Так что ей надо время от времени отдыхать от меня.

– Она показалась мне очень милой девушкой, – сказала я.

– Так и есть. – Его голос прозвучал так спокойно, словно он озвучивал какой-то факт. – Нелегко всегда быть милой, но у нее врожденный дар. У тебя есть братья или сестры?

Я покачала головой.

– Нет. Только мама и я.

– Хм, – донеслось с пассажирского сиденья.

«Не спрашивай», – уверяла себя я, но все же не удержалась.

– Что?

– Ничего, – бросил он.

Я выразительно промолчала, давая понять, что такой ответ меня не устраивает.

– Просто это многое объясняет: к примеру, почему тебе нравится быть одной.

– Я не люблю быть одна, – возразила я.

– Верно. Тебе просто не нравится мое общество.

Я покосилась на Эмброуза.

– Это не совсем так.

– Ну-ну. Разве не ты сделала все, что могла, чтобы уехать за цветами одна, и даже заявила маме, что я тебе не нравлюсь? – поинтересовался он.

Я удивленно моргнула. Он в тот момент находился в другой комнате.

– Раздражение усиливает мой слух, – пояснил Эмброуз. – И он становится таким же хорошим, как у собаки.

– Надо это запомнить. – Я прокашлялась. – В любом случае, мне не надо было так говорить. Просто… я привыкла работать одна, и…

– Послушай, тебе ничего не надо объяснять, – спокойно сказал он. – Я не всем нравлюсь.

И это тоже было сказано с таким спокойствием, словно он констатировал факт. Каково это – настолько принимать свои недостатки, чтобы ни капли не обижаться, когда кто-то указывает на них? Я практически завидовала ему.

Мы почти добрались до магазина «У Кирби», и вдалеке уже виднелись оранжереи, а также яркие цветущие кусты перед зданием. Когда дело доходило до флористов, мама предлагала клиентам только лучшие салоны, которые могли полностью удовлетворить потребности клиентов. Если невесты хотели идеальные скульптурные композиции из роз и лилий, мы предлагали им обратиться во «Флористическую компанию Лейквью» или в цветочный магазин «Важные события». Но если кто-то желал букет в стиле бохо или композиции из полевых цветов в вычурных вазах, все более популярные среди молодых девушек, то нет ничего лучше цветочного магазина «У Кирби».

Я свернула на грунтовую парковку у низкого здания, в котором располагался офис. Мама предпочитала его еще и потому, что это был семейный бизнес. И если вы звонили им по какому-то вопросу, то не висели подолгу на телефоне, ожидая, пока трубку поднимет телефонистка, а просто просили позвать мистера или миссис Кирби, которые обычно пропадали в саду.

– Итак, – начала я, потянувшись к сумке и вытащив список, – мы приехали за герберами Дейзи, гладиолусами, лилиями и подсолнухами. Всего десять букетов. Миссис Кирби всегда пытается добавить нам еще один-два букета, но у нас нет для них места, так что мы ни за что не должны на это соглашаться.

– Десять букетов, – повторил Эмброуз. – Герберы, гладиолусы, лилии и подсолнухи. Никаких дополнительных букетов.

Ого. Видимо, он не соврал насчет хорошего слуха.

– Верно. И если мы не будем болтать, то это займет не более получаса.

– Разговоры только по делу. На все про все тридцать минут.

Внезапно зазвонил мой телефон. Это была Джилли, которая, видимо, решила поболтать со мной, пока везла КитКат с одной тренировки на другую. Решив подождать, когда окажусь в одиночестве, я сбросила звонок.

– Что это было? Твой рингтон? – спросил Эмброуз.

– Ничего, – ответила я.

– А прозвучало как ужасная попсовая песня…

– Нет. Идем.

Я толкнула свою дверь и вылезла на улицу, а когда он сделал то же самое, направилась к открытой сетчатой двери.

Внутри в несколько рядов стояли самодельные столики из козла и фанеры с растениями, а вдоль одной из стен выстроились холодильники.

– Луна Барретт, – раздался женский голос из-за высокой вазы с декоративной зеленью. – Как всегда, вовремя.

– Здравствуйте, миссис Кирби, – ответила я. – Как поживаете?

К нам навстречу, вытирая руки о фартук, вышла высокая широкоплечая афроамериканка.

– Очень хорошо, очень хорошо, – сказала она своим мелодичным голосом, выделяя каждое слово. – У меня есть несколько букетов великолепных пионов, которые я специально приберегла, чтобы показать тебе. Они же так нравятся твоей маме!

– Верно, – согласилась я. – Но в машине мало места.

– Ты всегда можешь освободить место для нескольких букетов, – ответила она и тут заметила Эмброуза. – Кто это, твой парень?

– Нет! – тут же воскликнула я. – Это Эмброуз. Мама наняла его на лето.

– О, понятно. Уверена, ты простишь меня за надежды, что ты снова в кого-то влюбишься. – Она повернулась к нему и покачала головой. – То, что случилось с тем мальчиком, ужасно!

Это прозвучало для меня так неожиданно, что я на мгновение даже потеряла дар речи. Миссис Кирби всегда любила поболтать. Как-то прошлой осенью я приехала сюда, чтобы забрать цветы для репетиционного ужина одного из клиентов, и в каком-то странном порыве – а все, что касалось Итана, было необыкновенным – сказала, что у меня есть парень. И сейчас я вспомнила, насколько счастливой себя ощущала, упоминая о нем в каждом разговоре, и почувствовала неловкость. Но, как бы то ни было, когда мы встретились в следующий раз, я была так расстроена, что рассказала ей всю правду. Вот они, две мои ошибки. Большие ошибки.

Эмброуз посмотрел на меня. С его-то слухом, он явно не пропустил это мимо ушей.

– У нас действительно мало времени, к тому же мама хочет все сфотографировать, прежде чем мы отправим заказ клиенту. Давайте пойдем и посмотрим, что у вас есть.

Миссис Кирби, как и любой человек, любящий поболтать, привыкла к резким сменам тем.

– Конечно, милая, как скажешь, – ответила она. – Но ты обязательно должна посмотреть на эти пионы! Я не могу позволить тебе уйти, не взглянув на них хотя бы мельком.

Она направилась к задней двери, а я – следом, стараясь не смотреть на Эмброуза. Что бы ни отразилось на его лице, когда он все понял: удивление, жалость или сочувствие, – мне не хотелось это видеть. Я уже и так слишком раздражена. Это будет очень долгий день.

* * *

Через сорок пять минут мы выехали на двухполосную дорогу с одиннадцатью букетами, привязанными ремнями к моему потрепанному заднему сиденью «шевроле-субарбан». Я все же согласилась взять пионы, в основном потому, что у меня не хватало сил противостоять напору миссис Кирби. К тому же они были прекрасны, хрупки и с кружевными лепестками. Эти цветы будут великолепно смотреться в вазах, которые я украшу чуть позже для свадьбы Шарлотты Макдональд. И если она не согласится, сама оплачу эти цветы. Ведь мама действительно их очень любит.