Текст книги "Лунная тропа"

Она часами читала нам книжки и кормила разными вкусностями. Когда я думаю о «Синей птице», в моей душе поднимается странное волнение. Для середины сороковых Руби была своего рода первопроходцем: это ей принадлежит честь открытия первого на весь район детского магазина. Он появился на проспекте Саннисайд, в паре кварталов от Зеленого озера, и уже очень скоро стал городской достопримечательностью.

Я встаю и быстро направляюсь в спальню. Рука сама тянется к дверце шкафа. Здесь, в самом дальнем углу, притаилась коробка, в которой хранятся мои детские сокровища: дневник, который я вела в возрасте от десяти до двенадцати; высохший букетик, подаренный мне Джеком Хэдли на выпускном балу; моя книга малыша, в которой мама удосужилась заполнить лишь пару страниц, и пачка детских книжек от тетушки Руби. В восемнадцать, уезжая из Сиэтла в колледж на Восточном побережье, я прихватила с собой один-единственный чемоданчик. Мне ужасно хотелось забрать свои книжки, все до единой, но мама ничуть не жаждала платить за пересылку – даже такую крохотную сумму. Ну а у меня тогда и вовсе не было денег. Вот и пришлось мне ограничиться лишь самыми любимыми. И первой из них стала «Баю-баюшки, луна».

Я осторожно вытаскиваю ее из коробки. Это полноценная книга в твердом переплете, ничуть не похожая на те маленькие книжонки в бумажных обложках, которые продают сейчас в магазинах. Я пролистываю страницы, и сердце у меня сжимается при мысли о том, как крохотные пальчики Эми тыкали в мышонка, прячущегося на каждой страничке. Искать его там было для нас нескончаемой забавой.

Я сажусь на пол и прислоняюсь спиной к высокой кровати. Скоро полнолуние, и луна за окном затмевает своим блеском даже огни города. Я не думаю о работе, которую мне предстоит сделать, и о папках, небрежно выложенных на обеденный стол. Я думаю о Руби, о Сиэтле и той жизни, которая осталась в далеком прошлом.

Я думаю о книжном магазине.

Глава 2

– Ты куда улетаешь? – слышу я в трубке недоверчивый голос Артура. Прошел всего день, а я уже сижу в такси, которое отвезет меня в аэропорт Нью-Йорка. Мой путь лежит в штат Вашингтон.

– В Сиэтл, – нервно повторяю я. – По семейным обстоятельствам. Неотложным обстоятельствам.

– Вот оно что! Значит, по семейным обстоятельствам. И что, кто-нибудь умер? В противном случае…

– Да, умер, – отвечаю я.

– Ясно.

– Послушай, – поспешно добавляю я, чувствуя, как мое сердце колотится все быстрее и быстрее. Я судорожно роюсь в сумке и достаю пузырек с таблетками, купленными буквально накануне. Я вытряхиваю оттуда синенькую пилюлю и запиваю ее одним глотком, благо бутылка с водой у меня в руке. – Я постараюсь не задерживаться, обещаю. Максимум неделя. Просто мне нужно уладить кое-что прямо на месте.

Такси уверенно лавирует в плотном потоке машин. Со всех сторон раздаются гудки. Небоскребы сияют неоновыми огнями. В Сиэтле мне будет недоставать напористой энергии Нью-Йорка. Другой вопрос: не вытягивает ли он при этом мою?

– Папки я оставила у Дженис, – добавляю я.

– Понятно, – отвечает Артур. Думаю, он удивлен не меньше моего, ведь за те одиннадцать лет, что я проработала в банке, я ни разу не позволяла себе ничего подобного.

– Я обязательно позвоню, – заверяю я, но Артур слишком ошеломлен, и я кладу трубку, так и не дождавшись ответа.

* * *

Легкий толчок возвещает о том, что мы благополучно приземлились в аэропорту Сиэтла. Я смотрю в окно на город, который покинула много лет назад. Солнце висит над самым горизонтом, озаряя серые дождевые облака. Что и говорить, знакомая картина.

Мой сосед, мужчина лет сорока, вздыхает с нескрываемым облегчением:

– Как хорошо вернуться домой!

– Да, – несколько неуверенно киваю я. На самом деле все шесть часов, проведенные в самолете, я только и размышляла над тем, правильно ли поступила. С одной стороны, в моих ушах звучал голос Артура, который откровенно намекнул на то, что я теряю завоеванные позиции. С другой, мне вспоминались слова доктора, который настоятельно рекомендовал мне «сбросить темп» и «взять отпуск». Но главной все же оставалась мысль о Руби.

Я машинально кладу руку на грудь, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

– Тоже живете в Сиэтле? – Голос соседа вытягивает меня из внутреннего диалога.

– Нет, – качаю я головой. – Жила когда-то. Давным-давно.

Он кивает и вытаскивает из-под сиденья свою сумку.

– Лучший город на земле. – Он с наслаждением расправляет плечи. – Чувствуете?

– Что именно? – в замешательстве переспрашиваю я.

– Здесь нет такого прессинга, который чувствуется в других городах, – поясняет он. – Только в Сиэтле можно ощутить настоящий покой.

Я вежливо киваю и напрочь забываю о его словах до тех пор, пока такси не высаживает меня перед книжным магазином. Вдохнув поглубже, я вдруг ощущаю тот самый покой, о котором толковал мне незнакомец в самолете. А может, это наконец-то подействовала таблетка от давления.

Магазин, на мой взгляд, мало изменился – разве что слегка постарел (как и я сама). На кирпичном фасаде облупилась штукатурка, а белые ставни явно нуждаются в покраске. Над дверью, впрочем, по-прежнему гордо красуется вывеска:

СИНЯЯ ПТИЦА

МАГАЗИН ДЛЯ ДЕТЕЙ

ОСНОВАН В 1946

Я вытаскиваю из сумки конверт, в котором лежит ключ. Адвокат не поленился передать его мне. Когда мы беседовали по телефону, он рассказал, что Руби долго болела перед смертью. Магазин не работал около полугода, а то и больше.

– Руби уже не справлялась с делами, – пояснил он. – Но она старалась держаться до самого конца.

При мысли об этом у меня что-то сжалось в груди. Пальцы рук снова закололо иголочками.

– Мисс Андерсен, – донесся до меня голос адвоката, – с вами все в порядке?

– Да. – Я принялась судорожно рыться в сумочке в поисках очередной таблетки от давления.

И вот теперь я вставляю ключ в медный замок и толкаю дверь, которая поскрипывает и позвякивает под моим напором. Мне тут же вспоминаются колокольчики, которые тетушка Руби привязывала к дверной ручке, и на лице у меня появляется улыбка. Рождественские колокольчики, так она их называла. Руби всегда умела превратить обыденное в волшебное. Продолжая улыбаться, я закрываю за собой дверь и прохожу в старый магазин.

Мои каблучки постукивают по деревянному полу, а комната вдруг теряет ясность очертаний. Все дело, должно быть, в слезах, которые так некстати подступили к глазам. Вот стол тетушки Руби, заваленный папками и бумагами. Здесь же, в опасной близости от телефона, высится стопка книг. Руби решительно отказывалась менять этот старый черный аппарат на более современный. Рядом со столом расположился кукольный дом в викторианском стиле. Наклонившись, я поднимаю крохотный диванчик, который случайно вывалился на пол. Мы с сестрой часами играли с ним в детстве, представляя тот волшебный мир, в котором у нас были собственные спаленки и много красивой одежды. Но главное, что у нас была мама, которая никогда не бросала своих детей – то есть нас с Эми. Я смахиваю с крыши домика слой пыли и расставляю мебель в библиотеке по собственному усмотрению: диванчик справа, а столик слева. Так остается достаточно места для рождественской елки. Руби всегда украшала ее перчинками, которые собственноручно красила в красный цвет.

Я провожу ладонью по изумрудно-зеленой стене магазина. Оттенок сосновой хвои, так называла это Руби. Краска кое-где облупилась, но со стороны этого не заметно, потому что по стенам развешаны фотографии и картины в рамках. Корова, прыгающая через луну, висит бок о бок с черно-белым снимком Роальда Даля[3]3
  Роальд Даль (1916–1990) – английский писатель норвежского происхождения, автор романов, сказок и новелл, поэт и сценарист. Его рассказы знамениты своими неожиданными концовками, а детские книги – отсутствием сентиментальности и часто – черным юмором. Обладатель многочисленных наград и премий по литературе.


[Закрыть], который подписал его для тети: «Маленьким посетителям этого магазина: никогда не переставайте мечтать».

Я решительно раздергиваю старые шторы в желто-зеленую полоску. Когда-то они выглядели на редкость роскошно, но со временем превратились в простые занавески, выцветшие от солнца и потрепанные по краям. Как-то раз тетушка Руби показала мне фотографию циркового шатра в оранжево-белую полоску. Он-то и натолкнул ее на мысль сшить такие шторы. Я щелкаю выключателем, и хрустальная люстра над головой силится разогнать вечерний мрак. Там явно не хватает лампочки (может, даже не одной). Надо будет поскорее вкрутить туда новые.

По черной лестнице я поднимаюсь в квартирку Руби, которая находится прямо над магазином. Благодаря голым кирпичным стенам и высоким потолкам это маленькое помещение выглядит как-то просторно и благородно. И хотя я знаю, что прошло уже несколько месяцев со смерти Руби, жилье не кажется опустевшим. Такое чувство, что она только-только позавтракала и пошла прогуляться у Зеленого озера. Тостер по-прежнему включен в розетку, на плите стоит чайник, а из крана тихонько капает вода.

Сквозь открытую дверь я разглядываю комнату, в которой когда-то ночевали мы с Эми. У стены, как и прежде, стоят две кровати. Фарфоровая лампа несет стражу на столике красного дерева. Я осторожно пробираюсь к постели Руби, прокладывая путь между грудой коробок и стопками книг, которые высятся тут чуть ли не в мой рост. Кровать аккуратно застелена бархатным покрывалом малинового цвета. На покрывале ни единой складочки, будто хозяйка квартиры поджидала гостей. Моя рука скользит по мягкой ткани, порядком вытертой по самому центру: Руби частенько устраивалась прямо на постели с книжкой в руках. Она делала это едва ли не каждый вечер после пяти, когда закрывала свой магазин. Так она коротала время до ужина, за который садилась только в восемь.

Я смотрю на хорошо знакомую мне диванную подушку, и глаза у меня наполняются слезами. Когда мне было десять, я вышила на ней розу и подарила Руби на день рождения. И все эти годы она бережно хранила ее. Каждый день, просыпаясь и ложась спать, она первым делом смотрела на эту подушку. Интересно, вспоминала она при этом обо мне? Ну а сама я, так уж получилось, покинула Руби, как и все свое прошлое, когда уехала из Сиэтла. Сердце у меня сжимается от боли, и я не в силах больше сдерживать эмоции. «Ох, Руби», – всхлипываю я. Мой взгляд падает на ночной столик, на котором расположились шкатулка из красного дерева, наша с Эми фотография и овальный медальон на золотой цепочке. Руби все время носила его на шее. Мы с Эми частенько допытывались, что она прячет внутри, но Руби лишь загадочно улыбалась и повторяла: «Вот повзрослеете…» Но нам так и не довелось узнать, что же за тайны хранил этот медальон.

Я беру цепочку и застегиваю ее у себя на шее. Нет-нет, я не стану открывать медальон – я этого не заслужила. Я просто буду носить его, чтобы он все время напоминал мне о Руби. Сохраню его содержимое втайне от всех – и от себя в том числе.

Как и Руби, я прячу медальон под свитер и только тут замечаю конверт, лежащий на столике рядом со шкатулкой. «Для Джун», – написано на нем рукою Руби. Я опускаюсь на постель и открываю конверт.

Милая Джун,

если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет в живых. Я чувствую, что конец недалек, а потому постаралась подготовить это место для тебя. Меня отправляют в дом престарелых. Меня – в дом престарелых! Можешь себе такое представить?

Я так и слышу при этом ее шутливый тон. На глаза вновь наворачиваются слезы.

Но откладывать больше нельзя, так мне сказали. Я привела в порядок кухню, а постель застелила чистым бельем. Прости, что пол в ужасном состоянии. Просто в эти дни мне трудно расставаться с прошлым, и я стараюсь сохранить все, как было раньше. Я буду только рада, если ты захочешь остановиться здесь. Чувствуй себя как дома. Да это и есть твой дом, Джун.

Этот магазин с самого начала предназначался тебе. Видишь ли, детка, у нас с тобой много общего во взглядах на жизнь и на жизненные ценности. Я знала это уже тогда, когда ты была совсем крошкой. Твоя сестра могла часами забавляться с куклами, ты же сидела у окна с книжкой в руках, с головой погрузившись в эту волшебную реальность. Ты так же сильно любила книги, как и я. Надеюсь, ты и по сей день не утратила тягу к литературе и предвкушение все новых и новых открытий.

Что и говорить, я сильно расстроилась, когда ты уехала из Сиэтла. Но я понимала, что это необходимо: тебе нужно было расправить крылья и взлететь. И это тебе удалось. Жаль только, что ты не заглядывала время от времени домой, ведь я так сильно по тебе скучала.

Не сомневаюсь, что ты будешь любить наш магазин и заботиться о нем так же, как это делала я. Правда, перед тобой будет стоять нелегкая задача. Дети уже не читают книги запоем, как это было раньше. Боюсь признаться, но мне кажется, что любовь к книге умирает. Детская литература находится сегодня в критическом состоянии. Даже самые преданные мои читатели не способны устоять перед соблазном такой вещи, как Интернет. Два года назад ко мне частенько заглядывали мальчик Стюарт и его мать Джинни. Когда я начинала читать вслух, он слушал меня как завороженный. Было видно, что воображение открывает перед ним иную реальность. Но потом он стал приходить все реже и реже. А прошлым летом, когда мать снова привела мальчика в магазин, я сразу заметила, что искорка в его глазах угасла. Все, что его интересует в эти дни, пожаловалась мне Джинни, – это фильмы и видеоигры. Неудивительно, что книги уже не затрагивают его воображения, как это было раньше.

Я сделала все что могла. Все, на что была способна. И теперь я оставляю магазин в твоих руках. Что за детство без сказок и историй? И как смогут дети полюбить сказки без книжных магазинов? Компьютер тут не помощник.

Я знаю, будет непросто удержать «Синюю птицу» на плаву. Но я верю в тебя, Джун. Если кто и сможет спасти магазин, то только ты.

Я оставляю тебе этот замечательный магазинчик со всеми его секретами. А их тут, поверь, не так уж мало.

Как сказала однажды Беатрис Поттер[4]4
  Беатрис Поттер (Элен Беатрикс Поттер, 1866–1943) – английская детская писательница и художник.


[Закрыть]: «Истинное блаженство состоит в том, чтобы сохранить детскую непосредственность, дополнив ее знанием и здравым смыслом».

Именно это ты и найдешь здесь, мое дорогое дитя.

С искренней любовью,

твоя тетушка Руби.

Я со вздохом прижимаю письмо к груди. Она хочет, чтобы я спасла магазин. Но как?! Я живу и работаю в Нью-Йорке. Я не могу перебраться в Сиэтл. И мне не по силам спасти магазин.

В моих ушах раздается голос Руби: Конечно, по силам, детка.

И на какое-то мгновение я ей даже верю.

Глава 3

На следующий день я просыпаюсь в постели Руби в пять утра. По нью-йоркскому времени было бы уже восемь. Я тут же принимаюсь пилить себя за то, что поленилась и не встала вовремя. При других обстоятельствах я бы уже давным-давно была на ногах. На этот момент я бы успела пробежать шесть миль, принять душ и устроиться за рабочим столом с телефоном в одной руке и компьютерной мышкой в другой (каждое утро я начинала с просмотра почты).

Я быстро встаю, подгоняемая мыслью о собственной матери, которая любила спать допоздна. Допоздна – это до самого обеда. Мы с сестрой никак не могли ее разбудить. Обычно мы ложились рядом на постель и наблюдали за тем, как она дышит – просто чтобы убедиться, что она еще не умерла. После очередной вечеринки от нее обычно попахивало вином и сигаретами. Частенько в постели с ней спал какой-нибудь мужчина, что нам с Эми дико не нравилось. Как-то раз мы взяли несмываемый маркер и нарисовали одному парню усы над верхней губой. Он проснулся с таким похмельем, что ничего не заметил, и молча скрылся за дверью. Больше мы его не видели, но я частенько представляла себе, как он ловит свое отражение в какой-нибудь из витрин, а потом пытается оттереть черную полоску. При мысли об этом я до сих пор начинаю хихикать.

На самом деле трудно винить маму в таком поведении. Ее собственная мать, старшая сестра тети Руби, умерла, когда маме было всего тринадцать. На тот момент Руби ни разу не встречалась со своими племянниками и племянницами, поскольку Люсиль, ее сестра, решительно возражала против подобных встреч. Это отчуждение между сестрами началось давным-давно, когда перед родителями девочек, людьми небогатыми, встала дилемма, кого из сестер отправить учиться. И выбор их пал на Руби.

Внезапная смерть Люсиль привела к тому, что моей маме пришлось самой заботиться о младших братьях и сестрах. Отец ее работал сутками напролет, так что от него почти никакой поддержки не было. Как-то раз я подслушала разговор между мамой и тетушкой Руби. «Я понимаю, Джанет, – говорила Руби, – что тебе не хочется быть матерью, ведь тебе с юных лет пришлось играть эту роль. Но у тебя две девочки, которые целиком и полностью от тебя зависят. Постарайся для них хотя бы немножко, ладно?»

В то время я часто размышляла об отношениях Руби с Люсиль. Мне казалось просто ужасным, что между сестрами может возникнуть стена отчуждения. И вот… то же самое случилось и со мной. Я невольно ежусь при этой мысли и тороплюсь переключиться на более насущные проблемы.

Часы на стене громко отсчитывают секунды, я одеваюсь для утренней пробежки. Футболка с длинными рукавами удачно дополняет спортивные брюки. Солнце уже взошло, и в окно мне хорошо видно, как над Зеленым озером клубится туман. Что ж, пришло время немного размяться.

Зашнуровав кроссовки, я спускаюсь по лестнице в магазин. Здесь меня встречает недовольное шипение радиатора. Я с улыбкой вспоминаю те зимние вечера, когда грела о него озябшие ладони.

Дверь привычно звякает, и я выхожу на улицу. Над головой пронзительно покрикивают чайки. Напротив находится магазин игрушек, у дверей которого стоит его хозяйка – с коробкой в одной руке и сумкой в другой. Я вежливо улыбаюсь, но женщина хмурится и быстро исчезает в дверном проеме. Странно. Может, правда она меня не узнала. Руби частенько водила нас в этот магазинчик. Игрушки никогда не значили для меня так же много, как для Эми, но мне нравилось смотреть, каким счастьем озаряются глаза сестренки, когда она оказывается в окружении кукол Барби.

Стараясь не думать об этой нечаянной встрече, я начинаю потихоньку разминаться. Улица выглядит такой же, как и в былые времена. Вон там – хозяйственная лавка и кафе. Несколько человек уже потягивают за столиками утренний эспрессо. Напротив, как я уже сказала, магазин игрушек. На углу улицы – канцтовары. Мы с Эми покупали там наклейки на те монетки, которыми так щедро снабжала нас тетушка Руби. Единственным сюрпризом оказывается для меня итальянский ресторан, расположившийся по соседству с «Синей птицей».

Я разглядываю зеленый навес, на котором написано название этого местечка: «Антонио». Клетчатые скатерти на маленьких столиках, подсвечники в виде бутылок из-под «Кьянти». Кажется, постой я тут пару секунд, и смогу ощутить выплывающий из кухни запах чеснока.

Солнце, как это всегда бывает в Сиэтле, медленно всплывает над городом. Подышав на руки, чтобы согреть озябшие пальцы, я начинаю утреннюю пробежку. Первым делом я сворачиваю на улицу, которая ведет прямо к озеру. Мне она запомнилась скоплением прохожих, собак, детишек и велосипедов, но сейчас здесь царит абсолютная тишина. Только пробежит время от времени человек в спортивном костюме да мелькнет случайный велосипедист.

Пробежав первый раз вокруг озера, я захожу на вторую петлю. Влажный майский воздух приятно холодит лицо. Весна встречает меня обилием цветов: нарциссы, тюльпаны и какие-то незнакомые мне растения тянут вверх разноцветные головки. Малиновка в парке поклевывает ветку. При виде птички я невольно улыбаюсь: мне вспоминается то время, когда мы с сестрой нашли у озера птичье гнездо. Как завороженные разглядывали мы четыре голубых яичка, пока мимо не проехала мама в машине своего приятеля. Она помахала нам, приглашая устроиться на заднем сиденье. Перед тем как уехать, я пристроила гнездо на ветке соседнего дерева. Мы так и не узнали, уцелели ли наши птички: пару недель спустя, когда мы с Эми вернулись к озеру, гнездо оказалось пустым.

Завершив еще один круг, я присаживаюсь на скамейку перед лодочным домиком. Мои мысли вновь возвращаются к Эми. С сестрой мы не разговаривали уже пять лет, да мне и сказать-то ей нечего. Но я ненавижу это ноющее чувство, которое охватывает меня всякий раз, когда я думаю о ней. С какой стати мне тосковать из-за человека, который меня предал?

Какой-то мужчина выбирается из лодки на причал. Привязав ее, он смотрит в мою сторону и приветливо улыбается. Я быстро отворачиваюсь, после чего встаю и спешу по тропинке к ближайшей улице. У меня нет ни времени, ни желания на пустую болтовню. Краем уха я слышу, что мужчина шагает следом, и, когда мы останавливаемся на перекрестке, он снова улыбается мне.

– Приятный денек, – замечает он. Я украдкой окидываю его взглядом. Высокий, с темными, слегка вьющимися волосами. На висках блестят капельки пота. Как и на большинстве местных парней, на нем красуются шорты до колен и мягкая фланелевая рубашка.

– Да, – сухо киваю я.

Миновав перекресток, мы оба направляемся в сторону Саннисайд-авеню, и на лице незнакомца вновь расцветает улыбка.

– Похоже, нам по пути, – кивает он на кафе Джо, которое находится как раз на углу.

– Видимо, так, – отвечаю я с некоторой опаской.

Он распахивает передо мной дверь, и я захожу внутрь, где меня окутывает аромат кофе и подогретого молока.

Я заказываю себе двойной американо, то же самое делает и мой спутник.

– Раньше я не встречал вас у озера, – замечает он как будто между прочим.

– Я тут не живу. Так… приехала в гости.

– Тогда добро пожаловать. – Он протягивает мне руку. – Меня зовут Гэвин.

– Джун. – Я осторожно сжимаю его ладонь. От нее исходит ощущение силы и теплоты, и я разжимаю руку чуть позже, чем следовало бы.

– Ну ладно, – поднимаюсь я с места, – приятно было познакомиться.

– Постойте. – Он тоже спешит к двери. – Давайте я провожу вас… к вашему дому.

Я с улыбкой пожимаю плечами.

– Да тут совсем рядом. Моя тетя недавно умерла и оставила мне в наследство свой магазин, – киваю я в сторону книжного.

Видно, что Гэвин ошеломлен этим известием.

– «Синюю птицу»? – спрашивает он.

Я киваю.

– Вот оно что… я и не знал, что Руби умерла. Думал, она еще в доме престарелых. Это печальная новость. Искренне вам сочувствую.

– Спасибо, – говорю я.

– Наверняка она была о вас очень высокого мнения, раз оставила вам этот магазин, – продолжает Гэвин. – Если не ошибаюсь, он работает уже лет пятьдесят?

– Больше. Этой осенью ему исполнится шестьдесят пять.

Я отдаю себе полный отчет в том, что к осени, при удачном стечении обстоятельств, я навсегда распрощаюсь с магазином. Конечно, это не то, чего бы мне хотелось. Но единственное, что способно хоть как-то оправдать себя с финансовой точки зрения, – продать это место застройщику. А уж он-то использует его по полной. Разумеется, я не собираюсь сообщать об этом Гэвину. Пока что я никому не хочу говорить о своих планах. Но я – реалист и прекрасно понимаю, что не смогу содержать книжный магазин. Я не могу позволить себе разбрасываться. Надо забыть про письмо тетушки и сделать так, как я поступаю у себя на работе: если бизнес дает крен, с ним нужно расстаться.

– А я – хозяин этого итальянского ресторанчика, – замечает Гэвин. – Того, что по-соседству с вами.

– Замечательно, – киваю я.

– Вы могли бы отметить у нас юбилей вашего магазина. Конечно, если вам захочется это сделать.

Я вежливо улыбаюсь в ответ. То ли это обычное проявление любезности с его стороны, то ли попытка заключить выгодную сделку.

– Мне нравится итальянская еда, – замечаю я с некоторой нервозностью. – Но я не уверена… видите ли, надо еще столько сделать…

– Если вам что-то потребуется, – улыбается он, – то вы знаете, где меня найти.

– Спасибо. – Я торопливо поворачиваюсь к входной двери в магазин.

Закрыв за собой дверь, я опускаюсь в одно из серых кресел, которые стоят у окна. Как в детстве, я обхватываю колени руками и бросаю взгляд на ряды книжных полок. И перед глазами у меня тут же всплывает страница из прошлого.

Вот тетушка Руби, седые волосы которой аккуратно подстрижены до плеч. На лице красуются очки в темной оправе. Она до сих пор очень привлекательна – в таком утонченно-литературном стиле. Руби пытается заинтересовать Эми книжкой, правда, без особого успеха. Эми года четыре (может, и пять). У нее по-детски пухлые щечки и веселые хвостики на голове. Она в платьишке и вязаных колготках, которые порвались на одной коленке. Эми прижимает к себе куклу с желтыми волосами и грязным пятном на щеке. Руби открывает перед ней «Там, где живут чудовища»[5]5
  «Там, где живут чудовища» – детская книга с картинками американского писателя и художника Мориса Сендака (1928–2012).


[Закрыть]. Забавная книжка, как и сама Эми. Я уже привыкла к тому, что сестра часто капризничает и у нее все время меняется настроение. Даже мама боится ее. Я думаю так, потому что всякий раз, когда Эми заливается слезами, мама только что в обморок не падает от расстройства.

Эми решительно отталкивает книжку, но Руби не оставляет попыток заинтересовать ее. Она открывает перед сестренкой страницу, на которой нарисован маленький мальчик. Он ужасно вел себя с мамой и потому отправился спать без ужина. Эми это должно быть понятно, поскольку прошлым вечером мы тоже не ужинали. Утром, когда мама высадила нас перед книжным по пути на работу, нам обеим ужасно хотелось есть. Руби накормила нас сэндвичами с арахисовым маслом, и мне показалось, что ничего вкуснее я в жизни не ела.

– Хочешь, я почитаю с тобой? – говорю я Руби, когда сестренка сбегает к кукольному домику. – Эми не очень-то любит книжки, – добавляю я с виноватой улыбкой.

Руби торжественно открывает лежащую у нее на коленях книгу.

– Она непременно полюбит их со временем, – говорит тетушка. – Даже не сомневаюсь. Ну что за жизнь без историй?

Теперь-то я понимаю, что она имела в виду, и сердце у меня падает при мысли о том, что я уже не помню, когда читала в последний раз; не помню, когда погружалась в тот воображаемый мир, который так увлекал меня когда-то. Если бы об этом узнала тетушка Руби, она точно пришла бы в ужас.

Я вновь вспоминаю ее прощальное письмо. Руби упомянула в нем о каких-то тайнах. Я оставляю тебе этот замечательный магазинчик со всеми его секретами. А их тут, поверь, не так уж мало.

Что это за секреты? И почему она хочет, чтобы я их узнала?

Руби мало рассказывала о своей личной жизни. Насколько мне известно, она ни разу не влюблялась. И хотя мужчины не раз проникались к ней чувством, она предпочитала держать их на почтительном расстоянии. Я снова бросаю взгляд на книжные полки, и в этот момент, подмигнув на прощание, перегорает еще одна лампочка у меня над головой.

«Руби, что я должна тут найти?» – произношу я вслух.

Внезапно мне приходит в голову упоминание о Беатрис Поттер. Попетляв между шкафами, я останавливаюсь у полки, на которой стоит несколько томиков Поттер. Я вытаскиваю старое издание «Сказки о кролике Питере», и оттуда с шелестом выпадает пожелтевший конверт. Письмо адресовано Руби. В строке обратного адреса указано: «М.У.Б, 69 Банк-стрит, Нью-Йорк».