Текст книги "Маленький секрет"

– Успокойся, – пробормотала Анна, выходя из комнаты. – Это всего лишь радиопередача.

Она подошла к телефону в прихожей. Но у нее хватило смелости набрать только первые цифры телефона Сони. Когда она собралась с духом и набрала-таки номер, у Сони было занято. Не успела она положить трубку, как телефон затрезвонил.

Анна удивилась, услышав голос Джастин. Нужна ее помощь.

Не прошло и года…

«Да, уж ты меня извини», – сказала Джастин. Но она была жутко занята. Анна ведь уже знает, что она открывает ночной клуб? Да. Но сначала нужно убедить комиссию, что дело выгорит. Клуб называется «Стормонт» – наверняка Анна о нем слышала. Нет, клуб, который открывает Джастин, будет, называется «Фуксия». Надо убедить комиссию, что ее затея удастся. Восемь часов. В четверг вечером. Все может сорваться. Теперь у нее, правда, есть хороший диджей. Тот самый, наверняка Анна о нем слышала. Надо устроить презентацию. Вот главная заморочка. Она ведь впервые в жизни делает что-то подобное. То-то и оно.

Ей обязательно надо поговорить с Анной. Из всех именно с ней… Может быть, Анна заскочит? По ее новому адресу. Нет, завтра не получится. Может ли Анна прийти в среду? Анна – единственная, кто приходит ей на ум и у кого есть нормальная работа. Ну, пусть и его берет с собой. Том? А она его знает? Чей друг? Друг Ру? Где она откопала подругу с именем Ру?.. Кто?.. Бери и его, только сама приходи. Ну пожалуйста. Будь другом. Посмотришь флайеры и… Хорошо, пусть будет после «свидания».

Анна положила трубку, и ее передернуло. Ну почему ее так тянет похвастаться перед Джастин своими успехами на работе и в личной жизни? Она же ведет себя как подросток, который выделывается перед своими друзьями. Зачем было говорить, что она идет на «свидание»? Ни дать ни взять калифорнийская девчонка-болельщица. И как Анна умудрилась неправильно произнести название ночного клуба Джастин? Значит, он называется «Факсия»? Ну почему, почему она сказала, что Ру на самом деле ей не подруга? И что ее работу «Радио-Централ» нельзя назвать работой? А самое скверное – как она сказала о Томе: «зануда, но ручаюсь, что в постели просто гигант».

«Господи, ну зачем я это делаю!» – подумала Анна, машинально набирая номер Сони еще раз.

– Алло.

От неожиданности и испуга Анна чуть было не бросила трубку, но вместо этого вдруг сказала:

– Извини за беспокойство. Это Анна Поттер. Я приходила к тебе смотреть комнату. – Молчание Сони заставило Анну поморщиться.

– А, привет, – отозвалась Соня, словно вспомнила наконец, кто такая Анна Поттер. – Ты получила свою ручку? Все в порядке?

– А, да. Спасибо. Но я звоню не поэтому. Я звоню…

– И я уже сдала комнату своей подруге, – с заминкой проговорила она. – Извини.

– Ничего. Я звоню, потому что случайно услышала, как ты сказала кому-то по телефону, что со мной что-то не так, что у меня какие-то проблемы, и хотела узнать, почему ты так решила и какие именно у меня…

Анна не верила своим ушам: неужели она сумела высказать все это вслух, да еще и одним длинным предложением!

– О боже… – перебила ее Соня. Повисла пауза. – Ты слышала, как я это сказала?

– Да, но это ничего, – сказала Анна, надеясь, что на этот раз у нее получится говорить гладкими, стройными фразами. – Я понимаю, ты думаешь, что я странная, раз я звоню тебе. Но я решила, что после того, что услышала, я должна…

– Ты права, – нервно хихикнула Соня. – Черт побери!

– Знаю, наверное, тебе это кажется странным.

– Нет.

– Извини, если я кажусь тебе…

– Нет, – решительно перебила Соня, – я рада, что ты позвонила, раз уж ты слышала, что я сказала.

– Я знаю, это звучит глупо…

– Нет. Я бы на твоем месте сделала то же самое. Дело все в том, что… Почему ты не такая? Господи. Потому что… Мне просто пришлось сдать комнату своей подруге.

– Я поняла. Я просто хотела узнать, почему ты сказала, что я не такая. Когда я была у тебя в квартире, ты это сказала кому-то по телефону.

Соня неуверенно рассмеялась.

Больше всего Анне хотелось, чтобы связь неожиданно оборвалась. У нее было такое чувство, что она снова превратилась в четырнадцатилетнюю девчонку, разыгрывающую по телефону незнакомцев вместе с Мирной. Несмотря на то, что инициатором таких розыгрышей всегда была Мирна, говорить по телефону она заставляла Анну. И наблюдала за тем, как Анна сгорает со стыда. Часто Мирна хохотала вплоть до недержания, и моча сбегала по ее ногам на пол телефонной будки. Анна помнила липкую телефонную трубку и запах, оставшийся на ней от других людей, и свой собственный отчаянный монолог: «Я правда думаю, что ты очень сексуальный. Милый, я готова поспорить, что ты хорош в постели». Тогда Анна чувствовала, что это очень невежливо – кидать трубку, то же самое она чувствовала и сейчас.

– Понимаю, – сказала Соня.

– Послушай. Не волнуйся. Все в порядке. Я…

– Нет, все в порядке, м-м-м…

– Тогда прощай…

– Нет, если честно, – голос Сони зазвучал увереннее, – дело в том, что… Как бы сказать… Одним словом… Я решила, что ты слишком мила…

– Слишком мила? – переспросила Анна, и ее гнев начал остывать.

– Ну да, – подтвердила Соня. – Слишком… И вот ты звонишь… Забавно… Знаешь, теперь мое мнение о тебе изменилось. Возможно, у нас с тобой гораздо больше общего, чем я думала. Но, в любом случае, в субботу я решила, что ты слишком мила. Именно так. Правда.

– Правда?

– Да. На самом деле, даже агрессивно мила.

– Агрессивно мила?

– Да, – ответила Соня, как будто размышляя вслух. – Слишком мила.

– Понятно, – сказала Анна.

– Да. Но это так странно. Потому что сейчас мне кажется, что я ошибалась на твой счет. Ведь ты позвонила… – Соня запнулась. – Вот. Но в субботу я подумала именно так.

– Хорошо. Это все, что я хотела узнать. Я рада, что позвонила…

– Знаешь, так как мы сейчас говорим с тобой начистоту, я хочу сказать, что на самом деле я еще не нашла подходящего жильца, так что если хочешь… Может быть, ты хочешь посмотреть квартиру еще раз?..

– А, да. Так, значит, это была неправда? Про под руту.

– Да, – призналась Соня и заговорщически хихикнула.

Анна почувствовала, как к ней возвращается уверенность в себе. Такое же чувство, которое было у нее сегодня утром после первой выкуренной сигареты.

– М-м, знаешь, по-моему, мне и тут неплохо. – Теперь уже Анна чувствовала себя хозяйкой положения. И ей нравилось это чувство. – Но если я надумаю, то позвоню тебе.

– Хорошо, договорились, – сказала Соня. В ее голосе слышалось разочарование.

– В любом случае, спасибо. После разговора с тобой мне стало намного легче, – сказала Анна.

– Ну и хорошо. Извини, если я…

– Все нормально. Извини, мне пора. Но я сообщу тебе, если надумаю сменить квартиру. Извини, что не могу сказать определенно прямо сейчас, – добавила Анна, – ноты же знаешь, как это бывает.

– Да, хорошо. Тогда до свидания, – проговорила Соня блеклым, тихим голосом. – Спасибо, что позвонила.

– Не за что, – звонко ответила Анна. Ей всю жизнь не давали и рта раскрыть, зато сейчас, наконец-то, последнее слово осталось за ней. – Это тебе спасибо.

Положив трубку, Анна почувствовала полное умиротворение. Так, наверное, люди чувствуют себя перед смертью, подумала она. Да, Шон Харрисон прав: жертвы – это те, кто позволяет себе быть жертвой. Если Анна хочет вернуть себе самоуважение, она должна научиться прислушиваться к советам. Она должна научиться ставить точку – преодолевать прошлое.

– Чего это ты такая счастливая? С кем ты разговаривала по телефону? – спросила Мирна у Анны, когда та вернулась на кухню. – Нет! Только не с НИМ!

Анна наклонилась, чтобы поднять консервную банку, с грохотом катавшуюся по полу.

– Кто это – ОН? – задумчиво спросила Анна.

Глава пятая

Среда. Вечер. Анна ехала на встречу с Томом. Они договорились встретиться в восемь в ресторане в Ислингтоне. Но она опаздывала. Было уже без десяти минут восемь, а ей еще оставалось проехать пятнадцать остановок до станции Энджел, так как она рискнула поехать в объезд, чтобы прокатиться вместе с Шоном.

– Ты едешь со мной, по линии Дистрикт-энд-Серкл? – спросил Шон, когда они вместе вышли из здания «Радио-Централ». – Мне туда.

– Э-э-э, да, – солгала Анна, чтобы подольше побыть с ним.

«А этот маршрут живописнее», – подумала она, сидя рядом с Шоном в вагоне поезда. Между ними был только подлокотник. Анна радовалась, что от нее исходит соблазнительный аромат. Она подушилась, хотя ей было до смерти жалко тратить на Тома остатки духов «Наваждение».

– Ну, и как твои дела? – спросил Шон, как будто это и впрямь его волновало.

Анна пересказала Шону свой телефонный разговор с Соней, добавив, что с сегодняшнего дня мисс «Агрессивная Милашка» приказала долго жить.

– Хорошо. Я восхищен твоим поступком. Тебе, должно быть, потребовалось немало мужества, – похвалил ее Шон. Казалось, что он и правда доволен. Шон вытянул ноги в проходе. – Вот видишь, совет может на самом деле помочь.

Анна улыбнулась своему отражению и призналась, что совет Шона действительно ей помог, и не только с Соней. С сегодняшнего дня она больше не курит.

Вчера вечером Мирна в изумлении наблюдала, как Анна прикуривает одну за другой сигареты из своей «шкатулки для воспоминаний» и оставляет их тлеть в пепельнице.

– Что ты делаешь? Вся комната провоняет! – Мирна замахала руками и сильно (и, по мнению Анны, притворно) раскашлялась. – Если тебе так приспичило, курила бы у себя спальне. Мне казалось, что ты бросаешь, а не готовишься поставить рекорд по количеству сигарет, выкуренных за час.

– Послушай, я делаю это как раз для того, чтобы бросить курить, понятно? – сказала Анна. Она решила не напоминать Мирне, что, поскольку та настояла на том, чтобы Анна курила в своей спальне, то курение превратилось в ее личное удовольствие и уже не причиняет вреда здоровью окружающих. – Я буду спать рядом с окурками.

– Можно подумать, что раньше ты этого не делала. Сначала ты пыталась бросить курить после этого неандертальца, который воевал на Фолклендских островах, затем после Фруктовщика… Теперь вот после НЕГО – писателя, который днем работает в компании «Осветительные и электрические приборы Райнеса»…

– Никогда больше не говори о НЕМ. Новая Анна больше не собирается молчать о том, чего она хочет или что ей надо. Новая Анна знает, что ОН был пришельцем с другой планеты. Душевное спокойствие новой Анны Поттер больше не зависит от мужчин…

– Новая Анна Поттер, – перебила ее Мирна, – собирается говорить о себе в третьем лице.

– Вот это да! В следующий раз я подумаю, прежде чем что-либо советовать, – рассмеялся Шон. – Похоже, что ты восприняла каждое произнесенное мной слово как Священное Писание.

– Но мне было так хорошо после разговора с Соней… – ответила Анна совершенно серьезно. – Мне это действительно помогло. Я будто заново родилась, когда вытряхнула свою шкатулку для воспоминаний в помойку.

– Какую-какую шкатулку? – Шон повернулся и посмотрел на Анну.

– Ну, я про всякие глупые сентиментальные безделушки, которые я хранила на память, – быстро добавила она, смущенная тем, что у нее вообще была такая шкатулка.

– Что, например?

– Да все подряд.

Она любила все сохранять. У нее до сих пор хранился пропуск в здание «ТВ Эй-Эм», хотя она проработала там всего один день. И когда ей отказывали в рабочем месте, уверение «Мы обязательно сохраним вас в базе данных» вселяло в нее надежду.

– И на что ты надеешься? – перебил ее Шон. – Что они откопают тебя в базе данных и разыщут? Господи, Анна, в жизни не бывает таких чудес. Так или иначе, зачем хранить все эти вещи? Чтобы потом посмотреть на них и опять расстроиться?

Теперь она уже понимает это. Ей тридцать один год, и она не настолько глупа. Поэтому она и выкинула все визитки своего бывшего бой-френда, владельца предприятия, выпускающего манекены полных, дородных фигур. На его визитке красовался девиз – «Сделать жизнь ПОЛНЕЕ». (Пока они были вместе, он пытался сделать полнее и Анну, а также ее жизнь.) Шон прав – эти визитки навевали только дурные воспоминания. Теперь Анна не смогла бы объяснить, зачем она их хранила. Но ей очень не хотелось расставаться с некоторыми своими романтическими сувенирами. Например, слова «Я тебя люблю», написанные ЕГО рукой.

– ОН – это кто? – спросил Шон игриво.

И Анна рассказала о НЕМ и об их отношениях.

– Знаешь, у него есть шанс стать знаменитым, – рассмеялась она. – Если его книги станут бестселлерами, тогда мне, возможно, удастся продать каким-нибудь журналам пару-тройку историй о его сексуальных похождениях. «Мои постельные игры с…»

– Он писатель?

– О да. Правда, пока не публикуется. Он пишет роман о борьбе коммунизма и капитализма и о влиянии этой борьбы на человека. Он собирается затронуть проблемы религии, власти и женской судьбы. Действие романа происходит в Восточной Европе, Северной Америке и на Ближнем Востоке. Повествование охватывает девятнадцатый и двадцатый века. Он показывал мне план своего романа, написанный на обратной стороне обложки книги Луиса де Берньера «Мандолина капитана Корелли». Это будет эпическое полотно о жизни человечества.

– Любопытно. – Шон скептически поднял брови. – А почему вы расстались?

Вздохнув, Анна рассказала Шону, что ОН, совершенно неожиданно для нее, променял ее на другую. Перестал отвечать на звонки. А вчера поздно вечером «заскочил на минутку» к Анне, возвращаясь домой с презентации новой книги.

– Только не говори мне, – Шон раскинул ноги, – что он просил тебя вернуться, и на этот раз «навсегда».

– Ну, на самом деле он сказал, что беспокоился за меня.

– Я беспокоился за тебя. – Он уселся и забарабанил пальцами по кухонному столу. – Ты не звонила с самой субботы.

– Ну да. Я больше не звоню, подтвердила Анна. – И не собираюсь, по крайней мере, еще несколько дней.

– А почему? – Он передвинул на край стола бутылку томатного кетчупа Мирны.

– Это называется «телефонофобия». Один парень на работе сказал мне, что я пользуюсь телефоном слишком час…

– Какой парень? – Он передвинул солонку поближе к перечнице.

– Шон Харрисон. Он написал много книг о человеческих взаимоотношениях, и он сказал, что…

Он перебил ее со смехом:

– Ради бога, только не говори, что ты решила поиграть со мной во всю эту психочушь.

– Знаешь, сначала я тоже так считала. Но в словах Шона есть смысл.

– Анна, успокойся. Это же все чушь. И ты прекрасно это знаешь. – Он взял Анну за руку. – Но я пришел сюда не для этого… На самом деле я хотел поговорить о нас. Знаешь, я все еще люблю тебя, несмотря ни на что.

Она вырвала у него руку.

– Ага, именно поэтому ты и живешь со своей режиссершей. И именно поэтому ты хочешь переспать с Соней.

Он опустил глаза на свои большие ухоженные руки, а затем проговорил:

– Нет… Ты совсем не такая, как они…

– Ну-ну, скажи еще, что они его не понимают, – рассмеялся Шон. – Так, как понимаешь его ты. Ну, Анна, прости, но даже для того, кто не несет психочушь, все предельно ясно. Этот парень просто неудачник.

– Если бы ты знал его поближе, ты бы так не говорил. Когда он говорит о себе, он становится совсем другим. Тогда он доходит практически до самоуничижения. На самом деле он очень застенчивый, – сказала она.

Просто большинство людей не способны были рассмотреть его тонкую душу за столь грубым фасадом. Когда тем утром Анна сказала ему об этом, он удивился. Как она смогла понять? Боже, он потратил всю свою жизнь, чтобы научиться скрывать свои терзания. Но, как поют Барбара Диксон и Барбара Стрейзанд, она «видит его насквозь».

– Он просто хотел, чтобы ты так считала. Обычно все мужчины хотят, чтобы женщины так думали, – заявил Шон. – Когда женщины наконец научатся отличать обыкновенную, древнюю как мир, похоть от любви? – Это был риторический вопрос. – А потом он, наверное, спросил, вспоминаешь ли ты о нем, – устало предположил Шон.

– Откуда ты знаешь? – поразилась Анна.

– Анна, я же мужчина. Я все это проходил.

– И что, ты больше не вспоминаешь обо мне? – смущенно спросил он. Его пальцы плотно сомкнулись вокруг солонки. – Теперь, когда ты только отвечаешь на телефонные звонки?

Анна рассмеялась, чувствуя, что атмосфера накаляется, так как в кухню вошла Мирна в длинной кружевной ночной рубашке викторианского фасона.

– О боже! – вскричала ее соседка, увидев гостя. – Ты чего приперся? Помучить больше некого?

– Мирна, не надо…

– Анна, только не говори мне, что ты опять купишься на его болтовню. «Бедный я, бедный, мне пришлось гак жестоко поступить с тобой».

– А тебе какое дело? – резко оборвал он, для пущего эффекта громко стукнув солонкой об стол.

– А такое, что я хочу кое-что себе приготовить. А ты расселся на моей кухне да еще лапаешь мои приправы!

Она вырвала у него солонку с перечницей.

– Не могла бы ты немного потерпеть? – попросил он, уставившись на живот Мирны. Он побаивался Мирны, потому что она не стеснялась есть в присутствии мужчин. – А потом сможешь набить свое брюхо.

– А почему это она должна ждать? Вообще-то это ее кухня, – возмутилась Анна, чувствуя себя обязанной вступиться за Мирну и в то же время за всех женщин.

– Анна. – Он посмотрел на нее своим излюбленным взглядом. – Не будь такой.

– Какой это такой? – Мирна включила чайник. – Послушай, она не хочет тебя видеть. И если ты не прекратишь приставать к ней, то она подаст в суд и тебе запретят переступать порог этого дома.

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – спросил он у Анны.

– М-м-м… да, – произнесла Анна, и ей очень хотелось добавить: «ненадолго».

– Если я сейчас уйду, то уйду навсегда. – Он встал. – Я не шучу.

– Ну и прекрасно, – сказала Анна, которая все равно уже выкинула все воспоминания о нем: автобусный билетик, на обратной стороне которого он написал «я тебя люблю», и его кружку.

– А ты – сука, – сказал он Мирне, подойдя к двери.

– Прекрати поливать Мирну дерьмом!

– Он по-другому не может, – сказала Мирна, – потому что он сам дерьмо.

– А ты уродина, – сказал он Мирне.

– Может, я и уродина, но после косметической операции стану красавицей, а ты как был дерьмом – так им и останешься.

– Полнейшее ничтожество, – сказал Шон. Поезд подъехал к станции Парк Святого Джеймса.

– Ты здесь выходишь? – спросила Анна, когда двери открылись.

– Да. – Однако Шон продолжал сидеть, как будто уверенный в том, что машинист будет ждать, пока он не выйдет, и только потом закроет двери.

И в самом деле, двери не закрывались, пока Шон объяснял Анне, в чем ее проблема. Она слишком много думает об отношениях с другими людьми. Лучше бы она больше думала о себе.

– Может, теперь тебя не нужно будет уговаривать прислушиваться к моим советам, – улыбнулся он и встал.

За секунду до того, как двери закрылись, Шон вышел из вагона.

Анна начала уже жалеть, что решила поехать с Шоном по линии Серкл: прошло столько времени, пока она добралась до станции Монью-мент. Там она пересела на Северную линию. А теперь ее поезд застрял в туннеле, и администрация метрополитена не давала никаких объявлений или объяснений по этому поводу. Если они простоят еще немного, то Анна точно заговорит с мужчиной, одетым в женское платье, который сидит напротив нее. Они начнут задушевную беседу и узнают друг о друге массу интимных подробностей. Они умрут медленной смертью в вагоне метро под землей, а потом Голливуд снимет фильм об этой необычной дружбе. «Анна и трансвестит», так будет называться фильм, который расскажет о последних минутах их жизни, проведенных вместе.

И уже не в первый раз Анна представила свои похороны.

«Будет идти дождь», – решила она. Часы остановятся. Рояли умолкнут, а телефоны будут отключены. Солнце скроется, а леса исчезнут. Затем под приглушенный стук барабана войдут скорбящие. Среди них будет и отец Анны в своем любимом оранжевом дождевике, который он всегда надевал на семейных пикниках, когда Анна была маленькой, и который при желании легко умещался в кармане. А над ними будут летать самолеты, выписывая на небе: «Анна умерла».

А может быть, все будет не так.

Отец, конечно, будет плакать, а мать будет его утешать. Она будет обнимать его за талию, как это делала тогда, много лет назад, во время их туристических походов в Уэльсе, и будет неотрывно смотреть на могилу своей любимой дочери, а ее губы будут шептать только одно слово: «Почему?» Этот вопрос застынет у всех на устах.

А Лиз будет слушать причитания Джастин. Убитая горем Джастин скажет Лиз:

– Знаешь, пока Анна была жива, я считала тебя просто наглой австралийской сучкой. Такой у меня, понимаешь, сложился стереотип. Но, оказывается, ты очень добрая. Анна всегда умела разглядеть в людях самое хорошее.

И впервые Лиз ничего не скажет в ответ. Сказать будет нечего.

Зато Майк будет говорить родителям и друзьям Анны:

– Боже, как я недооценивал ее! Анна работала вместе со мной, и, ей-богу, мне очень жаль. На самом деле я даже поругался сегодня со своей начальницей. Я сказал Пэмми, чтобы она не приходила на похороны. Анна не хотела бы, чтобы она была здесь, ведь она никогда не понимала Анну. Ну или недопонимала. Может, я зря так, может, надо было позволить Пэмми прийти, отдать последний долг. Понимаете, я ведь тоже ошибался насчет Анны. Знаете, я же считал ее расисткой. Как я мог? Может, она и была белой, но во многом, уверен, Анна Поттер была ничем не хуже чернокожих.

Затем бывший бойфренд Анны произнесет надгробную речь, и все подумают, как ОН необычайно красив.

– Я не смог убедить Анну в своей любви. Она мне не верила. Но я любил ее. И Ру любила ее. И Дэйзи с Оскаром, ее крестные дети. Вообще все дети. Все вокруг любили Анну Поттер. Она была прекрасна. Она была умная и веселая. И начитанная к тому же. Она была светлая и жизнерадостная. И так хороша в постели.

Там же, в глубокой задумчивости, будет стоять и Шон. Он будет сожалеть о том, что не признался Анне в любви. Он очень многое потерял. Он потерял свое будущее…

Капли дождя будут стекать по серому плащу Мирны. Она будет сожалеть о том, что в тот вечер назвала Анну легкомысленной. Анна была не такой уж и легкомысленной, просто она была жизнерадостной. В ней скрывалась необычайно широкая и глубокая натура.

– Она была ужасно одаренной, – скажет Мирна отцу Анны. – И что бы вы там ни думали, она многого добилась в жизни.

– Теперь я понимаю, – признается отец. – Жаль только, что…

Мирна будет жалеть, что она была совсем не такой соседкой, каких показывают в женских телесериалах. Она не обсуждала с Анной по вечерам события, произошедшие за день в офисе, или мужчин. Вместо этого они рассуждали о ядерной катастрофе. Как она будет сожалеть, что не была такой соседкой, с которой можно было бы меняться одеждой или с головой погрузиться в изучение рисунков эротических поз, вырванных из журналов. Если бы, по крайней мере, она не опустошала постоянно их вазу с фруктами! «Слишком поздно, – подумает она. – Слишком поздно!»

Поезд наконец тронулся, а у Анны на глаза навернулись слезы, когда она представила, как ОН скажет: «Анна была моим севером и югом. Она была моим востоком и моим западом». Она смахнула слезы. Анна и подумать не могла, какими печальными могут быть ее похороны. Она просто не понимала, как ее все любят.

Трансвестит, сидящий напротив, встал. Его губы были слишком сильно накрашены, ресницы склеились от туши, а на их кончиках висели комочки. Каблуки его туфель были невероятно высокие и тонкие. Как он вообще мог передвигаться на таких каблуках? Вдобавок ко всему на его подбородке, казалось, вот-вот появится щетина.

– Извините, – проговорила Анна, когда мужчина чуть не упал на нее.

Или это все-таки женщина?.. Теперь Анне было видно, что у «женщины» настоящие груди, выпирающие из лифчика, как два пышных каравая. И стройные ноги. Зато пальцы – большие и толстые, как у се бывшего бойфренда.

– Ой, простите… – извинялась Анна, стиснутая толпой, хлынувшей в вагон на станции Олд-стрит. Как только двери закрылись, она уставилась на свое хмурое отражение в окне. «Наконец-то я свободна от него», – с облегчением подумала она. Если бы их отношения все еще длились, Анна, возможно, очутилась бы в порочном кругу, где Том любил бы ее, она любила бы ЕГО, а ОН любил бы только себя. Потому что, если бы она не встретила Шона, у нее никогда не хватило бы смелости выставить ЕГО за дверь.

Поезд остановился на станции Эйнджел, двери раскрылись, и Анна встала, пытаясь вспомнить, почему она согласилась на свидание с Томом.

Контролер подозрительно, со всех сторон рассмотрел билет Анны.

– Мадам, где вы купили этот билет? – спросил он. Его глаза лучились ярко-синим светом, пока он изучал лицо Анны.

– А что?

– А то, мадам, что у вас билет за восемьдесят пенсов. Этот билет недействителен. – На его лице четко проступали красные вены.

Хорошо, что Анна договорилась с Томом встретиться сразу в ресторане. Иначе он мог бы увидеть, как Анна лебезит перед контролером. Она не только заискивала, но даже заигрывала с ним, пытаясь добиться его расположения. В итоге ее все равно оштрафовали.

– Десять фунтов?!

Анна полезла в сумочку за кошельком. Он валялся где-то на дне, испачканный помадой, где-то между недоеденным бутербродом и двумя книжками Вильгельма Гроэ о самосовершенствовании – «Как поднять свою самооценку» и «Один месяц до счастья». Она взяла книги с работы, чтобы почитать их дома. Домашняя работа. Майк настоял на том, чтобы она их прочитала, потому что в следующем месяце гостем программы будет Гроэ. Анна прочитала «Один месяц до счастья» до второй главы, подозревая, что Майк будет расспрашивать ее именно о ней. Из нее она и узнала, что мужчины – это карандаши. Они любят гнуть свою линию. А женщины больше похожи на точилки для карандашей. Они оттачивают свой мир до совершенства. Ну вот, наконец ей удалось найти свой кошелек. Она вытащила его вместе с конвертом без марки, в котором лежало неотправленное письмо Джилли, американской подруге по переписке. Оно уже давно валялось в сумке, ожидая отправки. Анне всего-навсего нужно было наклеить марку. Пока контролер выписывал штраф с таким рвением, как будто от этого зависела его жизнь, Анна уронила сумочку и оттуда выпали запасная прокладка и одна из книг – «Как поднять свою самооценку».

– Ну что ж, вы могли бы начать с покупки билетов по реальной стоимости, – хихикнул контролер. – Тогда бы, глядишь, и почувствовали себя увереннее.

– Да это не моя книга. Взяла у своей тети, – неубедительно соврала Анна.

Она стояла там, чувствуя себя под своим пальто такой беззащитной. Какой-то маленькой.

После случая с контролером организм требовал сигареты. Анна шла по Хай-стрит в Ислингтоне, горло открыто, легкие как сдувшиеся воздушные шарики. Она умирала от желания наполнить их дымом «Силк Кат». Но в памяти стояла вонь от пепельницы рядом с подушкой. От целой пепельницы потухших сигарет. И это помогло – по крайней мере на какое-то время – подавить желание курить.

Она открыла массивную дверь ресторана и сразу же увидела Тома за столиком в углу. В ее душе вдруг поднялось жестокое чувство. По сравнению с Шоном Том был просто серой мышью. Ей показалось, что их свидание для него важнее, чем для нее.

Ресторанчик оказался довольно жалким. Стены окрашены в бордовый цвет. На каждом столике горит по оплывающей свечке. Разговоров не слышно, и столики с их несуразным убранством походят на смущенных современных невест, наряженных в старинные кружева.

– Благодарю, – сказала она официанту с волнистыми каштановыми волосами, который помог ей снять пальто.

Идя к столику Тома, Анна чувствовала себя как на сцене. Все смотрели на нее и подвигались перед ней. Она ненавидела, когда на нее смотрели. А с другой стороны, комики на представлениях всегда приглашали именно ее поучаствовать в сценках. В такие моменты Анна улыбалась и думала про себя: «Но это вы здесь для того, чтобы развлекать меня».

– Привет.

– Извини, я опоздала, – сказала она Тому, пока шаблонно симпатичный официант (практически иностранец) отодвигал для нее стул, обтянутый красным вельветом.

– Мадемуазель, – обратился он к ней. («Мадемуазель»!)

– Разве?.. – рассеянно спросил Том.

– Разве что?

– Вам так удобно? – спросил смуглый официант.

– Разве ты опоздала? – пояснил Том.

– Да, спасибо, – сказала Анна официанту. Ей очень хотелось продолжить разговор с этим симпатичным мужчиной.

– Ну, мне так показалось, – ответила она Тому. Лицо у него было цвета чипсов.

– Могу ли я вам что-нибудь предложить?

– Меню, пожалуйста, – ответила Анна, надеясь, что официант сочтет Тома не ее бойфрендом, а нудным старшим братом. – И бокал белого вина.

– Лучше принесите сразу бутылку, – вставил Том.

– И минеральной воды.

– Газированной или обычной? – спросил официант, улыбаясь. Ну почему идеальные мужчины всегда встречаются ей в неподходящих обстоятельствах?

– Газированной, – ответила Анна.

– Извини, но я сегодня не смогу остаться надолго, – сказала она Тому, когда официант отошел.

– Только не говори мне о неожиданном срочном деле, – пробормотал Том, глядя в меню.

– Мне нужно обязательно зайти к подруге. Она слишком нервничает перед открытием своего ночного клуба. А ты что подумал?

– Ничего.

Она прекрасно его понимала.

Они погрузились в изучение меню. Ламинированное меню Тома возвышалось между ними, как стена. Анна быстро определилась с выбором блюд и прислушалась к разговору пары за соседним столиком, спорившей по поводу приготовлений к собственной свадьбе. Девушка хотела, чтобы был засахаренный миндаль, а ее жених предлагал копченую форель. Она хотела, чтобы играла классическая музыка, а он настаивал на музыке в стиле «соул».

– Ну и как идут дела на новой работе? – наконец поинтересовался Том, пытаясь пристроить свое огромное меню между столовым прибором и серебрёной салфеточницей.

Анна приступила к рассказу о «SOS!» и всех проблемах мира, которые проходят через экран ее компьютера. Она рассказала Тому о Пэмми Ловенталь, которая во вторник напомнила ей о той огромной ответственности, которая на ней, Анне, лежит: «Tак находишься в самом горниле индустрии проблем».

– Я не шучу, она так и сказала – индустрия.

Они заказали закуски. Официант поставил на стол бутылку вина, а Анна в этот момент как раз описывала Тому Пэмми Ловенталь: ее мясистые, толстые пальцы, маленькие, глубоко посаженные глазки-буравчики, губы под толстым слоем бледно-красной помады, оставляющей следы на всем, к чему она прикасалась: на Брюсе, на щеках директора радиостудии и на Майке.

– Представляешь, она называет взрослого мужика Микки.

– А что еще можно ожидать от взрослой тетки, которая называет себя Пэмми.

Им принесли суп-пюре, и Анна вдруг поняла, что умирает от голода. Она стала рассказывать Тому о странном радиослушателе, который звонил на передачу каждые полчаса и каждый раз с новой проблемой: оральный комплекс, страх расставания, преждевременное наступление климактерического периода, одиночество…