Текст книги "Цветы из огненного рая"

Пассажирам средней палубы не разрешили подняться наверх во время отправления «Санкт-Паули», чтобы бросить последний взгляд на родину. Капитан Шахт аргументировал это тем, что матросам потребуется свободное пространство, чтобы работать с парусами, и толпа плачущих людей им только помешает. В ответ никто даже не заворчал. Почти все переселенцы были родом из провинциального Мекленбурга, у них не возникло желания прощаться с Гамбургом. Кроме того, их не провожали родственники, стоящие на пирсе. Поэтому, когда «Санкт-Паули» тронулся в путь, слез было пролито совсем мало.

Якоб Ланге собрал членов своей общины в коридоре перед каморками, чтобы произнести краткую молитву, к которой, к его огромной радости, присоединились и другие переселенцы. Все они были старолютеранами, что сразу же помогло им найти точки соприкосновения, кроме того, они тоже путешествовали группами. И только две семьи из окрестностей Гюстрова решились на переезд отдельно от своих общин. Ланге теперь не сомневался в том, что к моменту прибытия в новую страну все они станут одной сплоченной общиной. Лишь мужчины и женщины, которые путешествовали в одиночестве, были исключением, и все смотрели на них недоверчиво. Ханнес и Йост, соседи Карла, оказались единственными пассажирами на судне, родившимися не в Мекленбурге, а в Гамбурге. Карл не сразу понял, реформаторы они или старолютеране, но вели они себя как истинные верующие и истово молились. Ханнес рассказал, что Бейт нанял их матросами на судно, встретив их в богадельне, где они оказались по причинам, о которых молодой человек не захотел рассказывать. Судя по всему, инициатива исходила от Бейта. Из многословной речи Ханнеса можно было понять, что он появился в приюте, «словно ангел во плоти», и предложил им билеты на «Санкт-Паули». Поведав об этом, Ханнес перекрестился.

Карл же был весьма удивлен. Неужели он оказался единственным неимущим поденщиком во всем Мекленбурге, догадавшимся спросить у Бейта, можно ли оплатить проезд позднее? Неужели ни в одной деревне не нашлось молодых фермеров или сыновей малоземельных крестьян, которые – возможно, с благословения общины – могли бы отправиться в путь на таких же условиях? Карл считал, что это намного проще, нежели вербовать переселенцев в приютах для бездомных.

Первая ночь на судне прошла очень спокойно, но корабль еще плыл по устью Эльбы. Только на следующий день «Санкт-Паули» вышел в открытое море. Бейт воспользовался хорошей погодой, чтобы познакомить пассажиров с ежедневным расписанием на борту, причем очень скоро стало ясно, что он планирует ввести весьма суровый распорядок. Он собрал всех мужчин на палубе и распределил между ними должности. Ланге и Брандманн теперь должны были отмерять продовольствие, другие – раздавать еду, третьи – следить за тем, чтобы не нарушались правила.

– Вы должны заботиться о том, чтобы на судне поддерживался строгий порядок! – объявил Бейт.

Своим звучным голосом он зачитал список денежных штрафов, которыми каралось его нарушение. Среди прочего значилось, что пассажирам средней палубы запрещается находиться на верхней палубе. Всего на один час в день и для богослужения в воскресенье они могли выйти подышать свежим воздухом.

– Как в тюрьме! – возмутился Оттфрид, но вскоре утешился, получив очень важный пост охранника на раздаче еды.

Как и на все другие должности, на эту претендовало несколько переселенцев. Все те, кто получил какой-нибудь пост, отнеслись к делу на удивление серьезно и настаивали на том, что теперь обладают особым авторитетом. Когда вечером Карл нес ужин в свою каморку, по пути его трижды остановили для контроля. На следующее утро Ханнеса даже отругали за неподобающий вид – он собрался в уборную, не надев рубашку, с голым торсом, но его остановили и отправили обратно в каюту.

Сам Карл не претендовал ни на какую должность – жители Рабен-Штейнфельда не разговаривали с ним. По их мнению, он раздобыл билет «нечестным путем», и, похоже, все злились на него за это. Бейт тоже вел себя скорее неприветливо. Быть может, он уже сожалел о том, что согласился выполнить просьбу поденщика – из-за этого у него сразу же возникли трения с Брандманном. Карл слышал о ссоре в коридоре. Поэтому он решил пока не высовываться и проводил почти все время за книжками на койке. Он быстро прочел книгу о Новой Зеландии, а затем углубился в английский словарик. Только в тот час, который можно было провести на верхней палубе, он выходил из своей каморки для холостяков. Он надеялся встретить Иду и, быть может, даже перекинуться с ней парой слов.

Однако в первые дни это оказалось невозможно. Девушка все время стояла у поручней в окружении земляков и восхищалась раскинувшимся перед ними огромным серым морем. Поскольку ветра почти не было, не было и волн, кроме того, в соленой воде не плавали льдины. Море казалось едва колышущейся поверхностью стального цвета, сливающейся вдалеке с таким же серым небом. На Карла оно не произвело особенного впечатления, он представлял его себе совсем иначе после прочтения брошюры о капитане Куке, и он нашел его монотонным и унылым.

Однако на третий день путешествия, когда они уже оказались в Атлантическом океане, поднялся сильный ветер. Внезапно на волнах показались пенные барашки, которые разбивались о корпус судна и окатывали солеными брызгами переселенцев, если те подходили слишком близко к поручням. Впервые пошел дождь. Ледяные струи хлестали пассажиров по щекам, и в конце концов матросы раньше времени разогнали всех по каютам.

Карл не стал возмущаться и пугаться, как многие другие, а лишь вежливо спросил у матроса, почему их столь поспешно отправляют вниз.

– Приближается буря, – шепнул ему тот. – Мы будем задраивать переборки.

Встревожившись, Карл обратил внимание на то, что люки на промежуточную палубу действительно закрывают. Из-за этого внутри воцарилась невыносимая духота, на которую люди тут же принялись жаловаться, к тому же и стемнело очень рано. Усилившаяся качка внушала страх, некоторых пассажиров сразу же затошнило, и они бросились к немногим имевшимся на судне уборным. Однако это было только начало. Вскоре буря принялась швырять судно из стороны в сторону, и средняя палуба превратилась в сущий ад: кричали люди, летали взад-вперед предметы, народ молился и рыдал, страдая от тошноты.

Карл поначалу улегся в постели и слушал, как дежурные отдают приказы, как плачут женщины. Однако он бы предпочел внимать звукам, доносившимся с верхней палубы: перекличке моряков, шуму ветра в парусах – или паруса при такой погоде убирают? Может быть, возникла серьезная угроза для судна? Успокоило его то, что Ханнес и Йост, которые прежде уже ходили в море, не выглядели слишком уж испуганными. Они спокойно дремали в своих койках. Карлу же в какой-то момент надоело безделье. Шагая по скрипучим доскам палубы, он двинулся на поиски каморки Иды. Скорее всего, он не увидит ее, но молодой человек испытывал сильнейшую потребность находиться рядом с ней, надеясь сказать ей хотя бы несколько утешительных слов.

А затем он все же встретил ее в коридоре. Бледная, усталая и испуганная, она брела по направлению к уборным, держа в руке ведро со рвотными массами.

– Ида! У тебя все в порядке? – Карл машинально попытался забрать у нее ведро, но девушка не отдала его. Судя по всему, ей было неловко.

– В порядке? – слабым голосом переспросила она. Молодой человек понял, что задал глупый вопрос. – Корабль тонет, а ты спрашиваешь, все ли у меня в порядке?

Карл только рукой махнул:

– Судно не тонет. В Атлантическом океане штормы случаются постоянно, об этом даже капитан Кук писал. А еще мне говорили, что «Санкт-Паули» – очень крепкое судно. Несколько часов качки – и вскоре все снова наладится.

Перед уборными толпились пассажиры. Дежурные пытались сдерживать их, но люди отчаянно стремились прорваться к сортирам, и обязательно кто-нибудь не успевал, извергая рвоту прямо в коридоре.

– Уборных слишком мало. – Карл вздохнул, пытаясь расчистить проход для Иды. – Всего три на сто тридцать с лишним человек…

Ида заправила свои длинные локоны под чепец. Она выглядела растрепанной, как и остальные, обычно столь аккуратные, крестьянки. В такую бурю у них наверняка нашлось занятие поважнее, нежели поправлять чепцы или разглаживать складки на переднике.

– Бейт заверял моего отца, что достаточно одной на пятьдесят пассажиров…

Карл усмехнулся.

– Что ж, тогда нам еще повезло, – с сарказмом заметил он. – У тебя нет морской болезни?

Ида покачала головой:

– Нет. Но все остальные страдают. Элсбет кажется, что она умирает… Неужели так будет на протяжении всего путешествия, Карл?

Она пошатнулась, когда корабль снова сотряс порыв ветра. Карл подхватил ее – и на один краткий миг она оказалась в его объятиях.

– Извини. – Ида тут же высвободилась и залилась краской, словно Господь упрекнул ее за это. – Мне нужно возвращаться… Там, наверное, опять кого-нибудь стошнило.

Девушка наконец сумела опорожнить ведро и стала пробираться по темным коридорам обратно в свою каморку. Карл пошел за ней, готовый снова поддержать ее, если она упадет.

– Я рядом, если вдруг понадоблюсь тебе, – негромко произнес он, когда она уже собиралась скрыться за дверью. – Если я… если я чем-то смогу помочь…

Поначалу Ида храбро отказалась, но вскоре ей пришлось сдаться. Она уже не справлялась с тем, что происходило в ее каморке: дети плакали, их тошнило каждые несколько минут. Антон ничем не помогал ей, он лежал на своей койке и хныкал – то ли от страха, то ли от боли, понять было невозможно. Даже отец ее больше не мог встать, чтобы опорожнить желудок в уборной. Если его не рвало, он слабым голосом шептал молитвы. Когда Ида, пошатываясь, в очередной раз вышла в коридор с ведром, она наконец позволила Карлу забрать его.

В конце концов ночь превратилась в кошмар для обоих. Карл молча брал у нее ведро со рвотными массами, а порой и с экскрементами – маленький Франц от страха наложил в штаны, – уносил его и возвращал, набрав воды, чтобы Ида могла вымыть пол. А затем, как и предсказывал Бейт, на палубу прорвалось море. Должно быть, волны были очень высокими, раз они заливали верхнюю палубу и вода проникла вниз сквозь неплотно закрытые люки. Карл пытался остановить ее в коридоре перед каморкой Иды – для этой цели матросы выдали пассажирам средней палубы тряпки и ведра. Но вскоре смешанная с грязью и рвотой вода уже колыхалась в каюте на уровне лодыжек.

У Элсбет тут же началась истерика, и Карл слышал, как Ида пытается успокоить ее.

– Вы разве не помните, что отец недавно разговаривал с господином Бейтом и тот сказал, что в этом нет ничего необычного…

Карлу этого никто не говорил, да и другие пассажиры, не присутствовавшие при ссоре Бейта и Ланге, ничего не знали. Поэтому на потоп они отреагировали паникой и снова принялись громко кричать и молиться. У люков толпились рыдающие пассажиры, которые непременно хотели выйти на палубу. Обнаружив, что люки задраены, они испугались еще больше. Казалось, этот ужас никогда не закончится.

А потом буря внезапно улеглась, ветер унялся. Судно снова двигалось ровно. Когда Ида вышла из своей каморки, Карл увидел, что она совсем обессилела.

– Как думаешь… Думаешь, это все? – спросила она, протирая глаза.

Карл пожал плечами. Те ужасно болели, как и спина, да и вообще все тело. Он несколько часов провел на ногах, пытаясь не расплескать содержимое ведер.

– Похоже на то, – ответил он, только чтобы утешить Иду. – Попробую найти кого-нибудь, кто сможет ответить на этот вопрос. Но на это уйдет много времени, все матросы заняты. Можно я потом… приду снова?

Ида с сожалением покачала головой.

– Раз все закончилось, моему отцу станет полегче, и, если он увидит тебя здесь, у меня будут неприятности.

Карл рассмеялся, но смех его прозвучал горько.

– Вообще-то ему следовало бы поблагодарить меня… Он наверняка считает, что меня здесь быть не должно, верно? Не только рядом с тобой… – он махнул рукой в сторону коридора, вдоль которого разместились семьи его земляков, – а вообще на судне.

Ида кивнула, убирая с лица прядь влажных волос. Вся средняя палуба пропиталась водой, и Карл только теперь почувствовал, что его одежда промокла.

– Все так думают, – негромко ответила Ида, словно испытывая за это вину. – Они говорят… что ты покинул место, предначертанное тебе Господом. Что ты нарушил порядок…

Карл пристально взглянул в ее покрасневшие от усталости глаза, заметил пятна румянца на ее щеках. Волосы у девушки вновь растрепались, взмокли от пота и выбились из-под чепца, грязное платье висело мешком. Но она казалась ему невообразимо прекрасной. И теперь он хотел знать, что думает она сама.

– Но я просил Господа дать мне шанс, – сказал он. – Быть может, Он услышал мою молитву. – Карл подошел к ней и положил руки ей на плечи, словно для того, чтобы помешать ей сбежать, не ответив, если он решится задать вопрос. – Или мне нужно было молиться о смирении?

Ида ничего не сказала, но на лице ее отражались сменяющие друг друга эмоции: тревога и страх, покорность судьбе и протест.

– Я должен был остаться и молить о смирении, Ида? – снова спросил Карл, и тон его стал суровым.

Ида хотела было высвободиться, но затем сдалась и энергично покачала головой.

– Я рада, что ты здесь, – торопливо прошептала она. – И, быть может… быть может, я тоже молилась за тебя.

Глава 6

В течение следующих дней погода оставалась более-менее спокойной, по крайней мере, столь сильный шторм им больше не грозил. Однако вода по-прежнему прорывалась вниз каждый день, даже если волны не заливали палубу. Для этого достаточно было сильного дождя, а они в это время года случались почти каждый день.

– Ну а почему вы собрались переезжать посреди зимы? – заявил один из матросов, которому Ланге пожаловался на неудобства. – Атлантический океан славится своими штормами даже в разгар лета, а сейчас… Можно считать, что нам еще повезло с погодой!

Однако Ида считала ситуацию весьма скверной. После бури средняя палуба так и не высохла, так же как и одежда, менять которую было не на что, поскольку и узелки с вещами переселенцев тоже промокли. Повсюду на средней палубе стоял запах сырости и плесени, но особенно огорчали пассажиров переполненные уборные. Проветрить палубу они не могли, поскольку во время дождя – а тот шел постоянно – люки открывать запрещалось. Конечно же, люди ворчали, и Бейт еще и усугубил ситуацию, объявив дежурных ответственными за состояние средней палубы. Громко ругаясь, он заменил их всех. Когда и новые дежурные не смогли изменить ситуацию, он сократил рационы – чтобы наказать поселенцев за то, что они якобы не следят за порядком и чистотой в своих каморках. Ланге стал протестовать от имени всех жителей Рабен-Штейнфельда и тут же потерял свое место на кухне.

К неудовольствию переселенцев, Бейт стал вести себя как тиран. Он командовал дежурными, сам устанавливал размер и состав рационов, посылал женщин в каюты своей семьи на верхней палубе, чтобы те убирали в них и помогали прислуге. Вернувшиеся женщины, задыхаясь от восторга, рассказывали о комфортабельных каютах пассажиров первого класса, после чего переселенцы начинали роптать еще громче. Они страдали от недоедания, холода и сырости, царивших на средней палубе. Когда дети начали кашлять, а один малыш умер от воспаления легких, они пришли в ярость.

Карл утешал себя тем, что ситуация на борту была временной. Вскоре – так заверили его матросы – судно войдет в Бискайский залив и погода успокоится. Станет теплее.

– Даже слишком тепло! – рассмеялся один из моряков. – Подожди, через несколько недель вы будете жаловаться теперь уже на жару!

Карл с трудом мог представить себе подобное, но готов был поверить людям, проходившим этот маршрут не первый раз. Он по-прежнему старался держаться подальше от попутчиков, проводя время за изучением английского языка. Карл давно уже выучил все выражения из словаря на память, теперь же он начал запоминать слова, казавшиеся ему важными. Молодому человеку не терпелось проверить свои знания на людях, и во время свободного часа на верхней палубе он искал того, с кем можно поговорить. Однако это оказалось не так-то просто. Пассажиры первого класса – Карл полагал, что по крайней мере семья Джона Николаса Бейта знает английский язык – не желали общаться с простонародьем, предпочитая сидеть в каютах, когда на верхнюю палубу поднимались пассажиры средней. На глаза попадались только миссионеры, которые по воскресеньям собирали паству для молитвы. Карл наконец осмелился обратиться к одному из них, преподобному Волерсу, но выяснилось, что тот тоже не говорит по-английски.

– Это уладится само собой, молодой человек, как только мы прибудем на место, – уверенно произнес он.

Карлу стало интересно, как духовник представляет себе свою миссию. Вряд ли коренное население знает немецкий язык. Если уж он решил проповедовать маори на языке белых людей, то это может быть только английский. Но, может быть, пастор планировал выучить язык маори? Судя по книге, которую прочел Карл, тот был не похож ни на какой другой.

В итоге Карлу пришлось придумать новый способ, чтобы практиковаться в английском языке, – пусть и нарушая правила.

В одно прекрасное спокойное утро, когда сквозь люки на среднюю палубу даже проникли лучики солнца, он взобрался по лестнице на верхнюю палубу и отправился на поиски собеседника.

Подставив солнцу лицо, Джейн Бейт наслаждалась теплом, которое, впрочем, нисколько не улучшало ее настроения. Она приобрела привычку каждое утро прогуливаться по палубе, обычно во время завтрака. Мать постоянно ругала ее за то, что она берет слишком большие порции, пытаясь в буквальном смысле заесть свою скуку и печаль. Джейн, конечно же, знала, что вредит собственному здоровью, поэтому решила каждый день прогуливаться вместо завтрака. Впрочем, замерзнув под дождем, она обычно снова впадала в тоску, и Петер Ханзен, дворецкий, готовил ей чашку горячего шоколада, чтобы поднять настроение.

Что ж, теперь хоть погода наладилась. Быть может, скоро Джейн сможет проводить больше времени на палубе и ей не придется слушать ссоры сестер и глубокомысленные дискуссии, с помощью которых коротали время миссионеры. Отец постоянно бранил никчемных грязных поселенцев – одного ребенка они уже потеряли, и, если ситуация не изменится, вспыхнут эпидемии, люди начнут умирать один за другим. Врач подтвердил это и посоветовал еще больше ужесточить меры, направленные на то, чтобы заставить людей соблюдать порядок и поддерживать свои каморки в чистоте. Затем миссионеры попросили Господа помочь людям, живущим внизу, и простить их.

К молитве присоединялись пассажиры верхней палубы, но Джейн прекрасно знала, что ее отец заботится исключительно о прибыли. Что касается ее самой, ее ожидания полностью оправдались. Когда судно отчалило, ей стало нечего делать, абсолютно нечего. Она была обречена на бесконечную скуку. Временами она ловила себя на том, что с интересом высматривает в океане китов, которые, если верить капитану, часто показывались в этой части земного шара. Собственно говоря, киты ей были совершенно безразличны, а порой она даже испытывала к ним ненависть, поскольку корсет, который мать заставляла ее носить даже здесь, на судне, болезненно впивался в ее тело.

Не поздоровавшись, Джейн прошла мимо матроса, драившего палубу, и наконец нашла того, на ком можно выместить свое недовольство. Наверх поднялся один из пассажиров средней палубы! И он даже не пытался спрятаться, когда она подошла к нему, а открыто и приветливо улыбнулся ей. Более того, он осмелился обратиться к ней!

– Goot mornink, ladi![16]16
  Доброе утро, леди! (искаж. англ.) (Примеч. пер.)


[Закрыть] – произнес он на ломаном английском.

Джейн в недоумении уставилась на него.

– Issnt it a nize dei?[17]17
  Чудесный день, не правда ли? (искаж. англ.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Джейн наморщила лоб. Молодой человек, похоже, растерялся.

– Вам нельзя здесь находиться! – набросилась она на него. – Какое бесстыдство: пробрались сюда и пристаете к людям! Немедленно уходите к себе в каюту, в противном случае я пожалуюсь отцу!

Светловолосый юноша вообще-то не выглядел таким уж ненормальным, как можно было подумать, заслышав его речи; он удивленно и даже с некоторой обидой посмотрел на нее. У Джейн на секунду возникло желание сказать ему что-нибудь утешительное, но она тут же передумала. Что ей до этого безумца? Она развернулась на каблуках и направилась к каютам, надеясь, что выглядит величественно. Ни в коем случае нельзя становиться такой же толстой, как ее мать.

Карл с несчастным видом посмотрел ей вслед и подошел к матросу, который, качая головой, наблюдал за этой сценой.

– Я сказал что-то не то? – спросил он у матроса.

Тот пожал плечами.

– Не наю, не слушал я-а, – пробормотал он на своем гамбургском диалекте, но затем спохватился и попытался изъясняться на более-менее приличном немецком. – Скорее всего, ничего плохого ты не сделал, так-то. Эта девушка всегда так себя ведет, не обращай внимания. Ворчит на всякого, кто под руку подвернется…

Карл потер рукой лоб.

– Просто… я говорил с ней на английском. И, может быть… я сказал что-то обидное…

Матрос, мужчина невысокого роста с острым подбородком и хитрыми бегающими глазками, бросил на высокого переселенца быстрый взгляд, а затем снова принялся драить палубу.

– И что ты сказал-то? – поинтересовался он, снова переходя на нижненемецкий диалект.

Карл повторил слова, с которыми только что обратился к девушке.

Матрос замер со шваброй в руках и усмехнулся ему в лицо.

– Ну, вряд ли ты мог ее этим обидеть, – заявил он. – Но это и не английский.

– Разве? – Теперь Карл совершенно растерялся. – Но здесь так написано! В моем словаре. Я специально купил эту книгу. Оказывается, все, что тут написано, – неправда?

Расходы на книгу… и множество потраченных на зубрежку часов… Неужели все это было напрасно?

Матрос рассмеялся.

– Да нет, в книге, наверное, все написано правильно, – спокойно сказал он. – Дело в том, что это произносится иначе, чем пишется. По крайней мере, мне так думается, на английском я много не читал…

– Но говорил? – жадно ухватился за соломинку Карл. – Вы говорите… ты… ты говоришь по-английски?

Мужчина присвистнул сквозь оставшиеся у него зубы.

– Ну, не так, как изысканные господа, – уточнил он. – Только то, что можно в гавани узнать – типа, как заказать пива и койку, шлюху подцепить, сторговаться… купить пожрать…

Судя по всему, еда в списке потребностей матроса находилась на последнем месте, в то время как Карл старательно заучивал названия основных продуктов питания. Сразу же после того, как выучил слова «работа» и «деньги».

– Скажи что-нибудь! – попросил матроса Карл.

Тот снова усмехнулся.

– Ну, то, что ты пытался сказать той девушке, правильно произносится так: Good morning, Lady. Но англичанин сказал бы скорее «мисс». Капитан называет эту леди «мисс Джейн» или «мисс Бейт».

– Miss означает, что она не замужем, мы в таких случаях говорим «фройляйн», – усердно закивал Карл.

Это слово он тоже успел выучить, и, к счастью, оказалось, что оно произносится так же, как пишется. А другие слова…

– Isn’t it a nice day? – повторил матрос, когда Карл протянул ему свой словарь с выражениями.

Это звучало очень непривычно, и у Карла голова пошла кругом. Однако, как бы там ни было, теперь у него появился эксперт.

– Ты сможешь научить меня? – спросил он матроса. – Я и заплатить готов…

Сердце юноши обливалось кровью, он мысленно пересчитывал имеющиеся у него деньги, надеясь, что тот много не запросит.

Однако матрос только головой покачал.

– Да я мало что знаю, – сказал он, – и то, может, не все правильно произношу. Так что оставь деньги себе…

– Но ты знаешь больше, чем остальные! – взмолился Карл. – Пожалуйста! Может быть… может быть, я могу что-нибудь для тебя сделать? Например, помочь тебе… – Он кивнул головой на палубу. – А ты меня за это научишь английским словам. Как тебя зовут-то хоть?

Матрос сказал, что его зовут Хайн, Карл тоже назвался и принялся оглядываться в поисках второй щетки и ведер.

– Да тебе ведь нельзя находиться на этой палубе, – напомнил ему Хайн. – Как ты собираешься мне помогать, а?

Карл задумался. Он был исполнен твердой решимости начать обучение. Молодой человек подумал, не обратиться ли к Бейту за особым разрешением, но потом пришел к выводу, что это не такая уж хорошая идея… Карл в растерянности посмотрел на мостик – и увидел капитана Шахта, беседовавшего со штурманом.

Карл собрал всю свою волю в кулак. Капитан вежливо приветствовал всех на своем судне и всякий раз пытался уладить разногласия между переселенцами и Бейтом. Во время венчания двух пар и поминальной службы по маленькому Рудольфу Шахт показался ему очень человечным. И юноша решился. Худшее, что может случиться, – капитан скажет ему «нет», и, даже если он рассердится на то, что ему помешали, не станет же он швырять Карла в море.

Молодой человек поднялся на мостик и тут же почувствовал проблеск надежды, когда Шахт улыбнулся ему.

– Чем я могу помочь тебе, сынок?

Через несколько минут Карл получил работу помощника матроса на верхней палубе и узнал, что по-английски это называется job[18]18
  Работа (англ.).


[Закрыть]. Он будет на подхвате у Хайна и других моряков, а на каком языке он при этом станет с ними общаться, капитану было совершенно безразлично. Прощаясь с ним, Шахт заговорил по-английски, и Карл решил, что его слова прозвучали довольно благожелательно, хотя смысл он не уловил:

– So good luck, boy. After you have finished your studies, you will be welcome in every harbour. I hope they won’t forget to teach you the word «French disease»…[19]19
  Удачи тебе, парень. Когда закончишь обучение, тебе будут рады в любом порту. Надеюсь, они не забудут научить тебя слову «французская болезнь» (англ.). (Примеч. пер.)


[Закрыть]

В последующие недели погода улучшилась, ярко сияло солнце, и, в отличие от бледных как смерть пассажиров средней палубы, Карл сумел загореть, работая на свежем воздухе. Матросы заставляли его драить палубу и поддерживать в порядке спасательные шлюпки, иногда даже помогать поднимать паруса. Одновременно они учили его английским словам, значения которых он иногда не знал даже по-немецки. Он догадывался, что речь шла о словах, которые доброму христианину знать не обязательно. Учился он, однако, и нужным вещам. Кроме того, в какой-то момент он понял, что произношение слов из его словаря подчиняется определенным правилам. Например, двойное «о» произносится как «у», «а» почти всегда звучит как «э», а «е» – как «и». В свободное время он продолжал штудировать словарь, а потом проверял свои знания на практике с матросами. К сожалению, они не всегда могли ему помочь – чтобы подцепить девушку в порту, им не нужно было знать слов «плуг», «борона», «зерно» или «лопата». Кроме того, Карл с трудом мог составить из выученных слов целые предложения. Матросы помнили лишь пару фраз, и их грамматику он не понимал.

Но затем дело сдвинулось с мертвой точки, когда к ним присоединился дворецкий Бейтов. Петер Ханзен, невысокий приветливый мужчина, говорил по-английски почти бегло, поскольку ему довелось вместе с хозяевами пожить и в Австралии, и в Новой Зеландии. Кроме того, его жена была родом из Шотландии. Ханзен был готов помочь Карлу, поскольку тот не высмеивал его «женскую работу», в отличие от матросов. Если дворецкий зарабатывал деньги тем, что чистил костюмы, гладил блузки, вытирал пыль и подавал шоколад, для Карла это скорее являлось поводом позавидовать ему, чем начать презирать. Где еще найдешь такую легкую работу!

Впрочем, Бейт был непростым работодателем. Он почти не оставлял дворецкому свободного времени и ругал за малейшую оплошность – например, за то, что Ханзен не умел угадывать его желания по глазам. Карл часто спрашивал себя, как дворецкий выносит такое отношение. Сам он давно взбунтовался бы и отказался от должности. Но, когда он сказал об этом дворецкому, Ханзен только равнодушно пожал плечами:

– Это часть работы, парень. Ему нужен половик, чтобы ноги вытирать, – и вот он я. Вам, поселенцам, тоже пошло бы на пользу, если бы вы вели себя чуть потише. Постоянные жалобы только бесят Бейта… Здесь, на судне, вы от него все равно никуда не денетесь.

Ланге и Брандманн, как и все остальные малоземельные крестьяне, всегда отличавшиеся уверенностью в себе, возмущались уже почти каждый день, хотя после того, как прекратились дожди, ситуация на средней палубе улучшилась. Основным предметом спора оставался рацион, кроме того, всех раздражал запрет появляться на верхней палубе – теснота в каморках и плохой воздух самым катастрофическим образом сказывались на здоровье. Когда от лихорадки умерли еще двое маленьких детей, переселенцы потребовали улучшить жилищные условия. Бейт же напоминал им о постоянных нарушениях правил, взимал денежные штрафы и снова сокращал рационы – якобы из-за нехватки провианта. Он говорил, что переселенцам придется потерпеть до промежуточной остановки в Байе. На это повар возразил, что еды достаточно, вот только качество припасов оставляло желать лучшего, да и разнообразием они не отличались: пассажиров средней палубы кормили только морскими галетами, бобовыми, картофелем и солониной. Все согласились с поваром. Еда была скверной и плохо усваивалась. Многие дети постоянно жаловались на боли в животе.

– В Байе мы пойдем в консульство! – заявили мужчины из других общин.

Они составили петицию, в которой жаловались на Бейта. Ланге и Брандманн постоянно совещались, пытаясь решить, можно ли рискнуть и присоединиться к ним. Во время ежедневных выходов на палубу мужчины стояли рядом и спорили.

Таким образом, Карлу снова представилась возможность подойти поближе к Иде. Как и все женщины, она проводила свободные часы, стирая одежду детей и заботясь об их здоровье. Наконец-то стало сухо, сбылось и пророчество матросов насчет жары. Ида и другие женщины поднимались на верхнюю палубу, чтобы просушить выстиранную одежду и набрать пресной воды из спасательных шлюпок, если все же шел дождь, чтобы прополоскать вещи. Они раздевали младших детей и отправляли их играть голышом под солнцем, несмотря на то что миссионеры не одобряли этого. Кроме того, на судне родился ребенок. Гордая мать назвала своего сына Петер Пауль, в честь капитана Шахта и его корабля. В целом, несмотря на все напряжение, жизнь на судне наладилась, капитан обвенчал еще три пары.

Карл встретил Иду на палубе, когда она расстилала поверх спасательной шлюпки платье своей сестры. На нем все еще виднелись пятна: у переселенцев не было мыльного раствора. Но Карл думал лишь о том, что наконец-то застал ее одну. Он незаметно приблизился к ней, улыбнулся девушке и произнес приветственную фразу, которую так долго учил:

– Good morning, Ida! I am glad to see you! How are you and how is your family?[20]20
  Доброе утро, Ида! Я так рад тебя видеть! Как дела у тебя и у твоей семьи? (англ.) (Примеч. пер.)


[Закрыть]

Ида удивленно уставилась на него, а затем тоже улыбнулась.