Текст книги "Две недели ожидания"

6

Лу лежит, свернувшись калачиком под одеялом на диване, когда пищит мобильник. Пришло сообщение: «Прости. Забыла сказать, что сегодня я проставляюсь на работе, так что мы с коллегами идем в Сохо. Ужинай без меня».

София могла бы мне сказать раньше, думает она.

Лу весь день провела в одиночестве, поэтому надеялась, что София составит ей компанию, и даже постаралась придумать что-нибудь эдакое на ужин: зеленое карри с рисом. Раздобыть ингредиенты оказалось нелегко, поскольку Лу все еще приходит в себя после операции. Ей нельзя садиться за руль, нельзя поднимать тяжести, поэтому пришлось обходить местные лавки осторожно, словно старушка, которая опасается, что ее в любой момент могут толкнуть. А теперь, когда не с кем разделить ужин, то не стоит и заморачиваться с готовкой. Чертова София! Лу швыряет мобильник в дальний угол дивана. Спустя несколько секунд он все еще подмигивает Лу оттуда. Наверное, я слишком остро реагирую, говорит она себе.

Может, это гормоны. Ей провели серьезную операцию, она так уязвима физически и психически, и это, наверное, неизбежно. Живот все еще ноет, и, если она пытается сделать что-то еще, а не лежать часами, глядя в экран телевизора или читая, то быстро устает. А еще она чуть что – готова заплакать, что ей несвойственно. Обычно Лу выплескивает эмоции через физическую нагрузку, например колотит по теннисному мячу, или бегает по улицам, если злится или расстроена, поэтому ей вдвойне сложно успокаиваться.

На фиг сидеть и ждать, решает она в итоге. Все, что мне нужно, это глоток свежего воздуха.

Квартира всего в паре сотен метров от приморского бульвара, но Лу понимает, что если и доберется туда, то с огромным трудом. Но она все же выходит на улицу. Через пару шагов приходится остановиться и отдохнуть, прислонившись к кованой ограде, а в конце улицы снова надо остановиться, а потом пересечь широкий променад.

Это несправедливо, думает она. Сейчас же выходные. Готова поклясться, все проводят время лучше, чем я. Потом она упрекает себя за жалость к себе и изучает променад, чтобы посмотреть, кто еще здесь гуляет. На углу, залитом оранжевым светом фонарей, стоит группка молодых женщин в коротких юбках, на высоких каблуках и в футболках с орнаментом из сказочных крылышек. Посреди них будущая невеста в коконе из белого тюля. На улице так холодно и ветрено, что они наверняка мерзнут, но, судя по возгласам и хохоту, изрядно навеселе и не чувствуют холода. Два лощеных парня стоят у обочины с джек-рассел-терьером, а песик рвется с поводка, вдыхая соленый воздух своей пляжной игровой площадки. Напротив, наполовину сидя на балюстраде, расположился сгорбленный молодой человек, который дует на руки, чтобы согреться. Он оглядывается по сторонам и вскакивает, когда видит, как к нему кто-то приближается. Молодой человек и тот, кого он ждал, сходятся в одной точке, бросают быстрый взгляд, чтобы удостовериться, что за ними никто не наблюдает, потом что-то быстро суют друг другу и расходятся в разные стороны. Лу умеет читать такие сигналы – продажа наркотиков.

Она дожидается, пока эти типы не скроются из виду, а потом осторожно спускается по ступеням к пляжу. Под подошвами кроссовок похрустывают камешки, когда Лу бредет в сторону моря, где устраивается на валуне так близко к воде, как только осмеливается. Волны вздымаются, сворачиваясь в огромные завитки белых брызг, с грохотом перекатывая черную гальку. Темно. Огни на пирсе едва освещают синевато-серую воду, а пурпурные облака образуют странные и зловещие фигуры на горизонте, похожие на огромные горы, не нанесенные на карты. Воздух влажный. Вскоре волосы Лу тоже становятся влажными, она ощущает клейкую соль на своих пальцах. Даже в куртке ей холодно, но Лу не обращает на это внимания.

Совсем другое ощущение, чем летом, когда пляж забит под завязку возбужденными ребятишками, затюканными родителями, безрассудными подростками и розовощекими пенсионерами. Раздаются звуки магнитофона и разных языков, запахи шашлыков и пикников атакуют ее ноздри. Сейчас же возникает ощущение, что она в тысяче миль от морского курорта с пошлых ретрооткрыток, трансвеститов и сомнительных встреч. Но этот Брайтон ей нравится так же, если не больше, чем его второе «я». Эти компоненты и придают месту его gravitas[11]11
  Тяжеловесность, солидность (лат.).


[Закрыть], они напоминают жителям, что не стоит слишком зарываться и важничать, поскольку в конечном счете они всего лишь люди, осевшие у кромки воды, а океан больше и мощнее, чем любой из них. Она еще глубже зарывает руки в гальку, ощущая пальцами ее прохладную твердость, вспоминает землю на могиле отца, напротив, мягкую и податливую. Она размышляет над вопросом Анны, хочет ли она детей по-настоящему? Лу не может выбросить эти мысли из головы. Умер отец, она стала свидетелем смерти мужа Карен Саймона и благодаря этому осознала хрупкость жизни, а недавняя операция заставила задуматься о том, что и она сама смертна, а еще о собственной природе, о женской сути. Сейчас, сидя на скамейке, Лу поняла, почему хочет быть матерью – ей хочется стать частью этого мира, природного цикла, чтобы ее существование на планете обрело смысл.

* * *

Рич открывает дверь в номер отеля. Кэт входит внутрь, а он следом.

– Чуть роскошнее, чем дома! – говорит он.

– Мягко сказано. – Она идет по ковру, как львица, исследующая новую территорию. Проводит пальцами по прохладному стеклу кофейного столика, гладит бархатистый диван и тяжелую шелковистую парчу штор.

– Мой коллега Джордж так часто размещает здесь клиентов, что смог выбить нам скидку, правда, на одну ночь.

Кэт снова ходит кругами по номеру. Он, наверное, раза в два больше их спальни в Лидсе. Затем она подходит к окну, открывает двустворчатую дверь и выходит на балкон. Ночь заметно теплее, чем в Йоркшире. Плотная застройка удерживает тепло, а кондиционеры на крышах соседних домов, без сомнения, вносят свою лепту. Странная перспектива: скопление дымовых труб и антенн, пожарных лестниц и задние фасады театров. Ковент-Гарден не в самой своей красе. Это напоминает Кэт статью, которую она читала в журнале, где две фотографии были размещены бок о бок. На одной стояла модель лицом: высокая, худая, элегантная, с безупречной прической и сказочно сидящей одеждой. А на другом снимке та же модель в той же одежде, только вид сзади: платье подколото кучей прищепок, чтобы подогнать по фигуре, волосы спутаны, туфли явно слишком велики и неудобны. Кэт и здесь видит механизм создания легенд, благодаря которому столица выставляет себя напоказ на уровне улицы.

Размышления прерывает Рич.

– Ты это видела?

Она делает шаг назад, но мужа в номере нет. Может, он спрятался за балдахином кровати?

– Я здесь.

Она идет на голос в ванную.

– Ух ты! Ничего себе!

Стены от пола до потолка облицованы мрамором цвета карамели, и такой же мрамор под ногами. Светильники, зеркала, краны, держатель для зубной щетки – все источает роскошь. А лейка для душа размером с обеденную тарелку.

– Неплохо, да?

– Еще бы!

– Джордж говорил, что селит сюда самых звездных клиентов.

– Ты только посмотри на размеры ванной!

– Ага!

– И как классно в гостиницах развешивают полотенца! – Она ведет пальцами по пушистому ряду. – Почему у нас дома так не получается?

– Милая, если ты сделаешь что-то такое же патологически безумное, придется тебя бросить.

– И это говорит человек, который никогда не поднимает полотенце с пола?!

– Как бы то ни было. Хотите принять ванну, мадам? – Он склоняется в почтительном поклоне, как слуга.

– Возможно, мадам не откажется. – Она задирает нос, изображая примадонну.

– Вместе? – Он игриво приподнимает брови.

– Было бы невежливо отказаться.

Пока Рич открывает воду и регулирует температуру, Кэт находит бутылочку с маслом для ванн и наливает куда больше, чем сделала бы дома.

Спустя пару минут они с мужем сидят лицом друг к другу. Кэт откидывается назад, и теперь ее глаза на уровне его груди. Волосы на груди Рича седеют, но ей даже нравится. Он все еще очень привлекателен, а его живот так приятно накачан… Чего не скажешь обо мне, думает она с сожалением, отлично помня о валиках жира на талии.

По сравнению с тем временем, когда они только-только встретились, Кэт редко чувствует себя сексуальной. В последнее время она с грустью и привкусом чувства вины вспоминает те денечки, когда ей жадно хотелось заниматься любовью. Во время болезни она даже отдаленно не чувствовала себя привлекательной. Когда тебе удаляют яичники, ты вряд ли станешь отрываться по полной, и сейчас она все еще устает сильнее, чем раньше. Рич относился к этому с огромным терпением, однако Кэт влюбилась в него в том числе и из-за здорового либидо, поэтому вряд ли можно ожидать, что он изменился в этом плане. Он часто ездит в командировки, и Кэт боится, что время от времени он может поддаваться соблазну. Ей претит перспектива потерять мужа из-за того, что дома он не получает сексуального удовлетворения. Хотя она никогда не симулировала оргазм и не занималась любовью через «не хочу», но обнаружила, что скучает по былой самоуверенности и животной страсти.

Но сейчас в теплой воде и среди такого пышного антуража Кэт столь расслабленна и чувственна, что осознание собственного несовершенства – валики на животе со шрамом, целлюлитные бедра, редкие волосы – отступает далеко-далеко. Ну и что, что она не супермодель. Она видит себя любящими глазами Рича: у нее все еще упругая и полная грудь, женственный манящий изгиб бедер, гладкая и соблазнительная шея… Кэт протягивает руку под водой и, к своему восторгу, ощущает, что Рич полон желания. Медленно, хорошо знакомыми движениями она ласкает его. Вода тихонько плещется в такт движениям. К счастью, краны расположены посередине, думает Кэт, когда муж вытягивается, кладет голову на край ванны, закрывает глаза и отдается удовольствию.

* * *

Почти полночь. Если не уйти прямо сейчас, София опоздает на последний поезд.

– Еще? – Малена кивает на стопку с водкой.

Бар гудит. Музыка выплескивается из колонок рядом с ними. София почти ничего не слышит. Какого черта! Она давно уже ничего подобного не делала. А Малена очень сексуальна – хорошенькая худощавая блондинка, любимый типаж Софии. Шведка или что-то в этом роде. Мелькают световые вспышки, сухой лед выливается со сцены, превращаясь в таинственный туман флуоресцентного розового оттенка и цвета электрик.

Да-да, дом-дом-дом. Бит плавно перетекает во вступление к ее любимой композиции.

– Нет. Пойдем потанцуем.

София ведет Малену через толпу, и они находят крошечный островок на танцполе. София вращает бедрами, а Малена кружится вокруг нее, то ли специально, то ли просто потому, что нет места танцевать как-то иначе. Софии плевать. Она слишком много работала. Последние дни ей приходится вести себя как начальнице, удерживаясь от того, чтобы довериться коллегам, с которыми была в дружеских отношениях. Еще и Лу попала в больницу. Она была такой слабой и требовала к себе внимания, что София едва ли могла грузить ее своими проблемами. Но сейчас ее подружка в шестидесяти милях отсюда, а коллеги разошлись.

Ритм ускоряется, огни кружатся вокруг. Фантастические радужные цвета ложатся на сотни лиц, тел, на потолок и стены. Композиция достигает своего апогея – рефрена, который просто просит, чтобы его спели хором. Пол под ногами Софии вибрирует. А кругом люди потеют, извиваются и ликуют, скученные так плотно, что удерживают друг друга в вертикальном положении. Нельзя не поддаться всеобщему веселью.

София поднимает руки.

Ах, Сохо…

Здесь ей самое место.

7

– Анна?

– Слушаю.

– Прости, что беспокою тебя так рано.

– Ммм…? – Голос звучит хрипло. Лу ее разбудила. – Который час?

– Семь тридцать. Я могу перезвонить…

– Не, все в порядке. Что-то случилось?

Лу отчаянно нужно с кем-то поговорить. Она провела ужасную ночь, просыпаясь каждые несколько минут и ожидая услышать, как София топает по комнате, пьяная, но все-таки вернувшаяся домой. Но пока что София так и не объявилась.

– София…

Анна шуршит простынями, усаживаясь в кровати.

– Что такое?

– Не знаю. Она не ночевала дома.

– Господи! А ты знаешь, куда она пошла?

Лу навоображала уже всякие ужасы, но сейчас решает придерживаться фактов.

– Она написала сообщение, что едет в Лондон с коллегами. Какая-то гулянка.

– Понятно… и не вернулась домой?

– Нет.

Пауза.

– Я бы пока не слишком беспокоилась. Наверное, напилась и осталась ночевать у кого-то из друзей. Кто устраивал, близкий друг?

– Нет, насколько мне известно.

– Я так полагаю, ты пыталась ей дозвониться.

– Сразу включается автоответчик.

– Может, телефон разрядился.

– Наверное, но она могла бы взять у кого-то мобильный и сообщить, что останется в городе, тебе не кажется? Я тут с ума схожу.

– София должна была догадаться, что ты станешь волноваться, обычно она не такая безалаберная. Что там у нее за коллеги?

– Я их особенно не знаю, хотя мне они показались приятными ребятами. Они довольно спокойные, ну, по крайней мере, я так поняла. Все живут в Лондоне, кроме Софии. – Лу пытается контролировать панику. – Уверена, что-то случилось.

– Да, конечно, немного странно, что она не вернулась домой. Но, может, она просто потеряла счет времени. Такое раньше бывало?

– Чтобы она тусовалась где-то всю ночь? Нет. Хотя… – Нужно ли признаваться? Несправедливо разбудить подругу с утра пораньше в субботу и не сказать правду. – Она в последнее время как-то отдалилась.

– Да? Почему?

– Ну… я не знаю… Из-за операции. Хотя, может, я наговариваю.

– Расскажи поподробнее.

– Мне кажется, моя болезнь выбила из колеи, поэтому она не очень-то поддерживает меня.

– Ох, Лу, мне так жаль. Я и понятия не имела…

– Ты-то тут при чем? Это не твоя ответственность.

– Не моя, но я бы принимала большее участие, если бы знала. Ты-то всегда была рядом.

– Я не хотела поднимать шум.

– И в чем выражалось отсутствие поддержки?

– Трудно описать… – Лу разрывается между желанием поделиться своими страхами и верностью подруге. – Я надеялась, что она будет почаще отпрашиваться с работы, чтобы побыть со мной.

Анна громко фыркает.

– Но иногда она отпрашивалась… из больницы она меня забирала.

– А как иначе!

– И на остаток дня взяла отгул.

– Тоже мне! Тебе ведь, между прочим, сделали серьезную операцию.

– Она очень занята на работе.

– Это, конечно, очень трогательно, если хочешь знать мое мнение. Господь свидетель, ты не так много и требуешь. Если бы на твоем месте была я, то она бы без конца выслушивала мои жалобы. Но ты отлично умеешь сама о себе позаботиться и никогда не просишь других присматривать за тобой.

Лу отлично понимает, что Анна имела в виду, хотя это и не слишком помогало.

– Мне было бы куда лучше, если бы я просто знала, где она, – говорит Лу. Ее воображение рисует, где София могла провести ночь и с кем, и Лу ежится. – Думаю, ты наверняка права. Она просто напилась. – Лу мнется, а потом признается: – Боюсь, она, возможно, сомневается, стоит ли продолжать отношения.

– Она просто не понимает, как ей повезло!

Лу смеется.

– Слушай, не думаю, что тебе нужно просто торчать дома и ждать, когда заявится София. Если только ты не думаешь, что она могла вляпаться в какие-то неприятности.

– О нет.

Учитывая поведение Софии в последнее время, все говорило о том, что ей не грозит опасность.

– Почему бы тебе не заехать на чашечку кофе?

– Было бы здорово, но…

– Ой, ты же еще не восстановилась. Как я могла не подумать об этом? Хочешь, я сама к тебе приеду?

– Не волнуйся, мне не настолько плохо.

– И все же, полагаю, тебе предписан покой?

– Я и так отдыхаю больше двух недель… – Есть и еще кое-что, и, если Анна хочет помочь Лу во всем разобраться, лучше объяснить ей. – Дело в том, что мы с Софией собирались сегодня в Лондон на презентацию.

– А?

– Сейчас мне пришло в голову, что она могла не прийти ночевать именно из-за этого.

– Правда? И что же за презентация могла так ее напугать?

– Презентация программы «Альтернативное родительство».

Повисает молчание. Затем наконец Анна произносит:

– Прости, я не очень понимаю.

– Это мероприятие для людей, которые задумываются о ребенке.

– Понятно…

– Ну лесбиянки, одинокие женщины, геи… короче, те, кто хочет усыновить ребенка, можно сказать, альтернативные родители. Я хотела пойти с Софией, послушать, какие возможны варианты.

– Ага. И ты думаешь, что София попросту сбежала от всего этого.

– Наверное, да. Даже не наверное, а наверняка. – Лу ощущает прилив гнева. Как София могла проколоться именно сегодня? Презентация так важна для Лу. И София это знает.

– Ты уже достаточно восстановилась, чтобы пойти туда?

– Все отлично. Правда.

– Кажется, это будет для тебя целым путешествием.

– София собиралась отвезти нас на машине, так что мне не пришлось бы слишком много ходить пешком.

Ярость рассеялась, уступив место разочарованию.

– Можно съездить в другой раз?

– Ее проводят только раз в году. Участие принимают и клиники репродукции, и агентства по усыновлению.

– А где конкретно она пройдет?

– Ковент-Гарден.

Снова пауза.

– Во сколько?

– Начало в половине одиннадцатого, но работать будет весь день.

– Черт!

– Что такое?

– Одеться сама сможешь?

– Ну да. Займет какое-то время, но…

– Хорошо. Я за тобой заеду. Дай мне сорок пять минут.

– Ты уверена?

– Разумеется, уверена. Поедем на моей машине. Будь готова к восьми пятнадцати. Я посигналю снаружи, чтобы не парковаться, у вас там не дорога, а сущий кошмар. Но не торопись. Не хочу, чтобы ты что-нибудь сломала, спускаясь по лестнице.

– Спасибо. – Лу хочется плакать.

* * *

– Где это, как ты сказала?

Кэт поворачивает смартфон так, чтобы карта совпадала с направлением движения.

– Это, наверное, Дрери-лейн… первый поворот налево… – Она поднимает голову. – Да. Теперь нам нужны залы 61–65.

– Вон там, – показывает Рич. – Я вижу табличку.

– Отлично. Мы вовремя.

– Мы молодцы!

– А где наша программка? – Кэт роется в сумочке. – Я хочу послушать выступление в одиннадцать… так что есть пара минут на кофе. Давай посмотрим, продают ли кофе внутри…

Рич кивает, но в фойе их останавливает какая-то дама с папкой для бумаг.

– Вы на презентацию домов или на «Альтернативное родительство»? – спрашивает она. Две очереди выстроились рядом, одна коротенькая уходит влево, а другая извивается вверх по лестнице до следующей площадки.

– На «Альтернативное родительство», – говорит Кэт.

– Сюда. – Женщина взмахивает рукой в сторону длинной очереди.

– Но у нас есть билеты.

– Боюсь, все равно придется постоять.

– Черт, – ворчит Рич, пристраиваясь в хвост очереди.

– Вот что, подожди тут, а я поищу кофе. Мне кажется, по дороге был какой-то лоток. – Рич не успевает спросить, а что делать, если очередь подойдет раньше, чем она вернется, как Кэт и след простыл.

Стоя в очереди, Рич осматривает окружающих. Большая часть женщины, отмечает он про себя. На самом деле мужчин вообще единицы. Он замечает, что один парень, который машет, привлекая внимание другого, одет в футболку с надписью: «Стоунволл[12]12
  В ночь на 28 июня 1969 года в нью-йоркском гей-баре «Стоунволл» начались столкновения лиц нетрадиционной ориентации с полицией, это был первый случай, когда представители ЛГБТ-сообщества оказали сопротивление узаконенной государством системе преследования сексуальных меньшинств, бар стал символом борьбы геев и лесбиянок за свои права.


[Закрыть] за равноправие». До Рича доходит суть происходящего. Он оглядывается назад и видит женщину с гладко зачесанными и коротко подстриженными волосам, на ее губах темно-красная помада, а макияж весьма вызывающий. Она стоит рядом с другой женщиной в джинсах и куртке и о чем-то с ней беседует. Наверное, они пара.

Ричу становится не по себе. Такое впечатление, что они с Кэт – единственные гетеросексуалы на этом мероприятии.

* * *

– Я тут единственная гетеросексуалка, – бормочет Анна.

– Погоди… – Лу посылает очередную СМС Софии: «Где ты? Я волнуюсь. Позвони. Я на презентации». Затем она поднимает голову и изучает очередь. – Вообще-то, думаю, ты права. Ха! Теперь ты знаешь, каково это.

– Справедливо. Что сначала?

– Вот это выступление в одиннадцать. – Лу вытаскивает программку из кармана, она сложила ее на нужной странице. – Я очень хочу его послушать.

Анна заглядывает через плечо.

– Ммм… это кажется интересным.

В этот момент за их спиной кто-то покашливает. Лу оборачивается и видит полноватую женщину с редкими каштановыми волосами, на лице которой читается беспокойство.

– Позвольте, я пройду? – просит женщина и кивает на два стаканчика кофе, которые она держит в руках.

– Конечно! – Лу и Анна расступаются, пропуская ее.

Лу закрывает живот, чтобы женщина нечаянно не толкнула ее, а та протягивает кофе мужчине, стоящему перед ними. Он улыбается в ответ:

– Спасибо, любимая!

У него на висках пробивается седина, а лицо такое, что сразу располагает Лу к себе. Он с нежностью смотрит на женщину. Лу наклоняется к Анне:

– Ты ошиблась, – шепчет она и кивает в сторону пары.

* * *

София смутно осознает, что спала всю ночь вовсе не в своей привычной постели. Матрас неровный и такой узкий, что с трудом хватает места развернуться. Когда она продирает глаза, то понимает, в чем дело: она лежит в спальном мешке на диване. Но чей это диван? Напротив бамбуковые жалюзи, которые пропускают слишком много света, а голова и так раскалывается. На ковре жуткие оранжевые и коричневые завитушки. Если бы София видела раньше это убожество, то запомнила бы. Рядом с ней на столике пепельница с горой окурков. Фу. София приподнимается на локтях, чтобы выкарабкаться наружу. В горле пересохло. Дико хочется пить.

И тут она вспоминает.

Малена!

О нет… Они танцевали в клубе, потом Малена пригласила ее к себе. Это София еще помнит, хотя где они сейчас относительно Сохо, понятия не имеет. Было поздно, она напилась, предположительно они ехали на такси. Дальше темнота. София истово надеется, что не переспала с этой девицей. Возможно, то, что она не в кровати Малены, хороший знак…

Постепенно она собирает все обрывки воспоминаний. Вот она целует Малену тут, на диване, а комната вращается вокруг. Да, голова кружилась ужасно, все равно как вальсировать на Брайтонском пирсе. В какой-то момент даже показалось, что ее вывернет наизнанку. Она помнит все происходящее в ярком свете гостиной. У Малены ужасная кожа, а на вид ей лет девятнадцать. А еще у нее изо рта воняет сигаретами, какой контраст с Лу… София испытывает укол совести и откидывается назад…

Итак, она торчит бог знает где и понятия не имеет, который сейчас час…

Где, кстати, ее мобильный?

Ага, вот он. Каким-то чудом все еще лежит в нагрудном кармане. София удивлена, что не сняла кожаную куртку, когда ложилась спать. Видимо, совсем была плоха.

Она вытаскивает телефон. Он полностью разрядился, а она никогда не носит зарядку. И тут София замечает знакомый белый тонкий проводок, который тянется от розетки к столику с пепельницей. Какая удача! У Малены тоже айфон.

Мобильному нужно несколько минут, чтобы зарядиться до минимального уровня. София тем временем успеет морально подготовиться. Ей и так уже ужасно стыдно за свое вчерашнее поведение и меньше всего сейчас хочется торчать здесь.

* * *

– Вот те на… – говорит Анна, когда они оказываются в холле. – Продажа младенцев. В каком странном мире мы живем…

Все вокруг увешано фотографиями чудесных новорожденных с чистой кожей, ясными глазками и розовыми щечками. Ни одного сопливого носа или коросты в поле зрения.

– Все эти плакаты немного бестактны. То есть ведь не каждый из присутствующих может иметь ребенка, ведь так?

– Ты удивишься, когда узнаешь, что тут предлагают, – отвечает Лу. – Многие люди готовы на все, лишь бы иметь ребенка.

Доказательства вокруг них: огромное количество стендов, которые рассказывают обо всех мыслимых вариантах «альтернативного» родительства. Тут тебе и Акушерская клиника для лесбиянок в Северном Лондоне, и Бирмингемский банк спермы, Агентство по усыновлению «Розовая роза»[13]13
  Розовый цвет ассоциируется с ЛГБТ-сообществом.


[Закрыть], Центр суррогатного материнства, не говоря уже о многочисленных специалистах по семейному праву и группах протестующих, которые ратуют за искоренение гомофобии. Представлены и некоторые продукты, например «Наборы для зачатия» для инсеменации в домашних условиях, а еще витамины и минералы. Можно даже купить надувной бассейн для родов в воде.

Столько всего! После долгих недель, проведенных практически в одиночестве, Лу шокирует эта многолюдность. У нее голова идет кругом.

Анна обнимает ее за плечи.

– Эй, ты как? Вся оцепенела.

– Я в норме.

– Хмм. Ты немного побледнела. Может, найдем нужный нам зал и ты присядешь?

– Хорошая идея. – Лу позволяет Анне провести себя сквозь толпу.

* * *

– Кофе в организме не задержался, – говорит Кэт. – Займи нам места, а я сбегаю в дамскую комнату.

И снова Рич делает, как просит его Кэт, но по мере того, как зал заполняется, он все больше чувствует себя не в своей тарелке. На одного Рича приходится сотня женщин. Он видит одного-единственного мужчину, и тот делает какие-то пометки в блокноте. Наверное, журналист. Это наталкивает его на мысль, которую он давно проигрывал в своей голове. Один аспект рождения ребенка они с Кэт еще не обсуждали. Это очень важный вопрос, хотя Рич понятия не имеет, как затронуть данную тему.

А что, если она снова заболеет? – беспокоится он. Ему придется только быть отцом-одиночкой. Если случится самое страшное, то вдалеке перед ним маячит перспектива – мир, где он будет постоянно окружен женщинами. В любом случае родительство накладывает огромные обязательства, для него, возможно, даже колоссальные. Он пытается вообразить, сможет ли он быть настолько сильным, мудрым и альтруистичным, чтобы вырастить ребенка в одиночку. Кто будет заботиться о ребенке? Что станет с его работой? А с деньгами?

Он старается снова сфокусироваться на происходящем вокруг. Перед ним стол для выступающих, слева – небольшое возвышение. Все выглядит очень формальным и пугающим. Рич не совсем понимает, почему Кэт так жаждала попасть именно на эту дискуссию. Он слегка сползает в кресле в надежде не привлекать к себе внимания. Вскоре жена возвращается, садится рядом. В зале приглушают освещение.

Ладно, думает Рич, узнать, какие у них есть варианты, лишним не будет. Есть надежда получить ответы в процессе мероприятия.

Далее на сцену выходит высокий смуглый мужчина с седыми волосами в хорошо сшитом костюме.

– Доброе утро, – говорит он. – Я доктор Халид Хассан. Генеральный директор Мэрилебонской клиники репродуктивной медицины. Для меня честь присутствовать на данном мероприятии и рассказать вам об особой форме экстракорпорального оплодотворения. Мне эта тема очень близка, речь пойдет о лечении с высоким показателем результативности, которое помогает многим парам, как гомо-, так и гетеросексуальным, и, разумеется, одиноким женщинам… – он улыбается зрительному залу, – обзавестись детьми.

Он демонстрирует первый слайд. Огромный младенец широко улыбается Ричу.

– Каждый человек имеет право стать родителем, – продолжает доктор Хассан. – И у нас есть технологии для воплощения этой мечты.

Да? – думает Рич. Я вот не уверен, считаю ли я это своим правом… А если тебе шестьдесят пять? Если ты психопат? Но Рич не успевает проанализировать свои сомнения, поскольку снова включился в процесс. Голос доктора Хассана был убедительным, но ласковым, а его манера излучала фамильярное добродушие.

– Я хотел бы поговорить о том, как две женщины могут завести ребенка, – доктор хихикает.

Да иди ты, думает Рич. То есть я уже не нужен? Ему становилось трудновато успевать за мыслью доктора.

– И эти две женщины никогда не встретятся. В нашей клинике мы ради этого идем на все. И хотя им не приходится столкнуться лицом к лицу, но, возможно, они изменят жизни друг друга сильнее, чем кто-либо другой.

А как же я? – протестует про себя Рич. Я надеюсь, что меняю жизнь Кэт. Он чувствует, как жена внимательно слушает рядом. Нужно разобраться в этом ради нее, велит он себе.

Доктор тем временем поясняет:

– Мы синхронизируем менструальные циклы двух этих женщин, и их беременности могли бы произойти одновременно. Даже их дети будут генетически связаны.

Щелчок, и на экране появляется следующий слайд. Два цветка наклонились друг к другу, расцветая в унисон.

Он наклоняется к микрофону:

– Многие из вас, разумеется, уже знают, что у некоторых женщин низкий овариальный резерв, то есть мало яйцеклеток для ЭКО, а у многих, напротив, при стимуляции их слишком много. Поэтому мы запустили программу, которая имеет целью соединить этих женщин. Программа называется «Донорство яйцеклеток».

Ага! – думает Рич, до которого наконец доходит. Так вот почему Кэт так жаждала попасть именно на эту презентацию.