Текст книги "Милые обманщицы. Грешные"

Но, судя по хитрой улыбке, с которой Ксавьер только что взглянул в сторону Арии, ее слова его ничуть не обидели. И от этого девушка почувствовала себя очень и очень счастливой.

4
На дне

В понедельник утром Спенсер Хастингс сидела на уроке английского языка и, сгорбившись за партой, писала сочинение по роману «И восходит солнце». Она хотела добавить несколько цитат из критических статей Хемингуэя, помещенных в конце книги, – в попытке заслужить поощрение учительницы, миссис Стаффорд. Теперь ей приходилось по крохам восстанавливать свою репутацию.

Динамик, висевший в передней части класса, затрещал.

– Миссис Стаффорд? – раздался голос школьного секретаря миссис Вагнер. – Пожалуйста, пришлите Спенсер Хастингс к директору.

Все тринадцать учеников подняли головы от своих тетрадей, глядя на Спенсер так, будто она явилась в школу только лишь в кружевном синем бюстгальтере Eberjey, купленном в Saks на послерождественской распродаже. Миссис Стаффорд, почти вылитая Марта Стюарт[9]9
  Стюарт, Марта (род. в 1941 г.) – американская телеведущая и писательница, получившая известность и заработавшая целое состояние благодаря советам по домоводству. В 2004 г. была осуждена за мошенничество. Пять месяцев отсидела в тюрьме и еще около шести – под домашним арестом.


[Закрыть], хотя, наверное, сроду яйца в сковородку не разбила и никогда не украшала фартук вышивкой, положила на стол истрепанный томик «Улисса».

– Отправляйся.

«Что ты опять натворила?» – спрашивал ее взгляд. Спенсер и сама задавалась тем же вопросом.

Девушка встала, стараясь украдкой дышать по системе йоги, и положила сочинение на стол миссис Стаффорд. В принципе, она не осуждала учительницу за пренебрежительное отношение. За всю историю роузвудской частной школы Спенсер стала первой ученицей, вышедшей в финал конкурса на лучшее сочинение под названием «Золотая орхидея». Это было событие огромной важности, настолько огромной, что ее фото поместили на первой полосе «Филадельфийского наблюдателя». По окончании самого последнего тура, когда председатель жюри позвонил Спенсер и сообщил, что ей присудили победу, она наконец-то решилась открыть правду – что выдала за свою работу реферат по экономике, написанный ее сестрой Мелиссой. Теперь все учителя подозревали Спенсер в том, что она жульничает и по другим предметам. Спенсер больше не боролась за право выступить с прощальной речью; ее также попросили освободить место вице-президента совета учащихся, уйти из школьного театра и сложить с себя полномочия главного редактора школьного ежегодника. Ей даже грозило исключение из школы, но родителям Спенсер удалось договориться с администрацией: вероятно, пожертвовали кругленькую сумму.

Спенсер понимала, почему ей не могут простить обмана. Но ведь она столько контрольных сдала на «отлично», таким количеством комитетов руководила, столько клубов создала! Неужели она не заслужила хотя бы толики снисхождения? Неужели не имеет значения, что тело Элисон было найдено буквально в нескольких метрах от дома Спенсер или что она получала жуткие послания от сумасшедшей Моны Вондервол, пытавшейся выдать себя за ее погибшую подругу? Или что Мона чуть не столкнула ее в карьер Утопленников, потому что Спенсер не захотела быть вместе с ней Анонимом? Или что благодаря ей убийца Эли теперь находится за решеткой? Какое там! Их волнует лишь то, что Спенсер опозорила роузвудскую частную школу.

Она закрыла за собой дверь кабинета английского языка и пошла в приемную директора. В коридоре стоял привычный хвойный запах воска для деревянных половиц, к которому примешивались разные парфюмерные ароматы. Над головой висели сотни усеянных блестками бумажных снежинок. Ежегодно в декабре проводился конкурс на лучшие снежинки, в котором принимали участие все ученики начальной школы, и модели победителей всю зиму были выставлены в школах для младших и старших классов. Спенсер всегда страшно расстраивалась, если победа доставалась не ее классу: жюри объявляло победителей непосредственно перед началом каникул, что неизменно омрачало Рождество. Обычно Спенсер любое поражение воспринимала как конец света. Она до сих пор злилась, что вместо нее президентом класса выбрали Эндрю Кэмпбелла; что в седьмом классе Эли заняла по праву принадлежавшее Спенсер место на хоккейном поле; а в шестом ей так и не довелось расписать лоскут мемориального флага. И хотя школа по-прежнему ежегодно устраивала эти состязания, Спенсер никогда так сильно не переживала свое поражение, как в тот год, когда впервые приняла участие в игре «Капсула времени». Впрочем, Эли тогда тоже не довелось украшать лоскут флага, что несколько смягчило удар.

– Спенсер? – Кто-то неожиданно выскочил из-за угла. «Легок на помине», – ворчливо подумала она. Это был Эндрю Кэмпбелл, мистер Президент Класса собственной персоной.

Эндрю приблизился к ней, убирая за уши свои длинноватые белокурые волосы.

– Что это ты шастаешь по коридорам?

Да, любопытства Эндрю не занимать. Несомненно, он до чертиков рад, что его соперница сошла с дистанции в гонке за право выступить с прощальной речью: кукла вуду, олицетворяющая Спенсер, которую – она была уверена в этом – Кэмпбелл держал под кроватью, наконец-то сделала свое дело. Вероятно, он также считал случившееся возмездием за то, что девушка бросила его на благотворительном вечере «Фокси», куда сама же и пригласила.

– Меня вызвали к директору, – ледяным тоном объяснила Спенсер, отчаянно надеясь, что там ее не ждут плохие новости. Она ускорила шаг, стуча массивными каблуками сапог по гладкому деревянному полу.

– Я тоже туда, – сказал Эндрю, идя с ней рядом. – Мистер Розен хочет расспросить меня о поездке в Грецию, где я побывал на каникулах. – Мистер Розен являлся руководителем «Модели ООН»[10]10
  «Модель ООН» – комплекс мероприятий, представляющих собой синтез научной конференции и ролевой игры, в ходе которых учащиеся старших классов на нескольких официальных языках ООН воспроизводят работу органов этой организации, приобретая дипломатические, лидерские, ораторские и языковые навыки, а также умение приходить к компромиссу.


[Закрыть]. – Я ездил с Филадельфийским клубом молодых лидеров. Думал, ты тоже поедешь.

Спенсер хотелось отхлестать Эндрю по его румяным щекам. После скандала с «Золотой орхидеей» ФКМЛ – эта аббревиатура у Спенсер всегда ассоциировалась с отхаркиванием мокроты – сразу же исключил ее из своих рядов. И Эндрю наверняка об этом знал.

– Там возник конфликт интересов, – холодно ответила она. В принципе, так и было: ей пришлось «охранять» дом, пока родители отдыхали на горнолыжном курорте Бивер-Крик в Колорадо. Они и не подумали позвать ее с собой.

– О, – Эндрю с любопытством воззрился на нее. – Что-то… не так?

В изумлении Спенсер резко остановилась и всплеснула руками.

– Естественно. Все не так. Теперь доволен?

Эндрю отпрянул от нее, захлопав глазами. Постепенно на его лице отразилось понимание.

– Уф. «Золотая орхидея»… Совсем забыл. – Он зажмурился. – Ну и кретин же я.

– Ладно. – Спенсер стиснула зубы. Неужто Эндрю и впрямь забыл о том, что с ней произошло? Лучше бы уж все каникулы злорадствовал, и то было бы не так обидно. Она сердито смотрела на аккуратно вырезанную снежинку, висевшую над фонтанчиком для инвалидов. Эндрю тоже раньше мастерски вырезал снежинки. Даже в младших классах между ними существовало личное соперничество. Они во всем старались превзойти друг друга.

– Просто вылетело из головы, – признался Эндрю. Его голос звучал все пронзительнее. – То-то я удивился, когда не увидел тебя в Греции. Жаль, что ты не поехала. Среди тех, кто там был, не нашлось ни одного очень… даже не знаю… Умного. Интересного.

Спенсер теребила кожаные кисточки на своей сумке. За последнее время она не слышала таких приятных слов в свой адрес, тем более невыносимым было то, что произнес их Эндрю.

– Мне нужно идти. – Она поспешила по коридору к кабинету директора.

– Он тебя ждет, – сказала секретарь, едва Спенсер влетела в стеклянные двери приемной. По пути к кабинету Эпплтона девушка миновала большую акулу из папье-маше, которую везли на платформе во время прошлогоднего парада в честь Дня учредителя. Интересно, что нужно от нее Эпплтону? Может, он осознал, что обошелся с ней слишком строго, и теперь готов извиниться? Может, решил восстановить ее в должности президента класса или дать добро на то, чтобы она все-таки играла в спектакле? В театральном кружке собирались ставить «Бурю», но прямо перед зимними каникулами администрация школы заявила главному режиссеру Кристоферу Бриггсу, что для изображения бури нельзя использовать на сцене воду и пиротехнические средства. Кристофер, разбушевавшись, навсегда распрощался с «Бурей» и принялся подбирать исполнителей для постановки «Гамлета». Все только начали учить новые роли, и Спенсер по большому счету не пропустила ни одной репетиции.

Аккуратно закрыв за собой дверь кабинета Эпплтона, она повернулась и остолбенела. В кожаных креслах с жесткими спинками сидели бок о бок ее родители. На Веронике Хастингс было черное шерстяное платье. Волосы она убрала с лица и перетянула бархатной лентой; само лицо было опухшим и красным от слез. Питер Хастингс, в костюме-тройке и начищенных до блеска туфлях, так крепко стискивал зубы, что казалось, будто кожа на его лице вот-вот лопнет.

– А, – произнес Эпплтон, поднимаясь из-за стола. – Я вас оставлю. – Он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

От воцарившейся тишины у Спенсер зазвенело в ушах.

– Ч-что случилось? – спросила она, медленно опускаясь на стул.

Отец смущенно заерзал в кресле.

– Сегодня утром умерла твоя бабушка.

– Нана? – заморгала Спенсер.

– Да, – тихо ответила мама. – От сердечного приступа. – Она сложила на коленях руки, настраиваясь на деловой тон. – Завещание огласят завтра утром, потому что твоему отцу нужно лететь во Флориду решить вопросы наследства до похорон, которые состоятся в следующий понедельник.

– О боже, – едва слышно прошептала Спенсер.

Она застыла на стуле, ожидая, что из глаз вот-вот хлынут слезы. Когда она видела Нану в последний раз? Пару месяцев назад они ездили в Кейп-Мей в штате Нью-Джерси, но Нана оставалась во Флориде: она уже много лет не появлялась на севере. Столько смертей за последнее время, сокрушалась Спенсер, причем погибли люди, которые были куда моложе ее бабушки. А Нана девяносто один год прожила в богатстве и довольстве. К тому же она не была самой любящей бабушкой. Конечно, в Кейп-Мее она, не поскупившись, отгрохала для Спенсер с Мелиссой шикарную детскую, укомплектовав ее кукольными домиками, игровыми наборами «Мой маленький пони» и большими корзинами с Lego. Но Нана всегда замирала, если Спенсер пыталась ее обнять, отказывалась рассматривать замурзанные поздравительные открытки, которые внучка делала для нее на день рождения, и ворчала по поводу самолетов из Lego, которые та выносила из детской и оставляла на рояле Steinway. Порой Спенсер сомневалась, что Нана вообще любит детей. Возможно, она и детскую обустроила так роскошно, чтобы девочки не путались у нее под ногами.

Миссис Хастингс отпила большой глоток латте из стакана Starbucks и объяснила:

– Нам сообщили об этом, когда мы беседовали с Эпплтоном.

Спенсер замерла. Значит, родители уже находились здесь?

– Насчет меня?

– Нет, – строго ответила миссис Хастингс.

Спенсер громко шмыгнула носом. Мама закрыла сумочку и встала. Отец поднялся следом и посмотрел на часы:

– Мне пора возвращаться.

Девушка ощутила острую боль. Ей хотелось одного: чтобы родители утешили ее. Но вот уже несколько месяцев они держались с ней холодно, а все из-за скандала с «Золотой орхидеей». Мама и отец знали, что Спенсер присвоила работу Мелиссы, но хотели, чтобы она утаила этот факт и приняла награду. Хотя теперь в этом не признаются. Когда Спенсер открыла правду, они сделали вид, будто шокированы поступком дочери.

– Мама? – надтреснутым голосом произнесла она. – Папа? Пожалуйста… задержитесь еще на несколько минут?

Ее мать помедлила с минуту, и у Спенсер радостно сжалось сердце. Но потом миссис Хастингс повязала на шее кашемировый шарф, взяла за руку мистера Хастингса и направилась к выходу, оставив дочь в одиночестве.

5
Смена караула

В понедельник во время обеденного перерыва Ханна прогулочным шагом шла по коридору корпуса ремесел и искусств к кабинету современных материалов. Своей внешностью она была довольна, а нет ничего приятнее, чем начинать новый семестр с осознанием того, что ты потрясающе выглядишь. За зимние каникулы девушка похудела на два с лишним килограмма, и волосы ее сияли – благодаря интенсивному применению бальзама на основе эфирного масла иланг-иланга, оплаченного кредитной картой отца, которой она пользовалась лишь в исключительных случаях. Стоявшая у шкафчиков компания парней в свитерах с эмблемой школьной хоккейной команды с вожделением таращилась на нее, когда она проходила мимо. Один из них даже свистнул вслед.

«Знай наших», – усмехнулась Ханна, помахав им рукой. Она по-прежнему приковывала к себе взгляды.

Да, бывали моменты, когда она сомневалась в собственной неотразимости, в том, что земля вращается вокруг нее. Вот и сейчас: обеденный перерыв в школе – это время, предназначенное для того, чтобы на других посмотреть и себя показать, но Ханна не знала, куда ей податься. Она рассчитывала, что будет обедать с Лукасом, но тот задерживался на занятии по риторике. В былые времена они сидели бы с Моной в «Заряде бодрости» и потягивали американо, критикуя сумочки и обувь других девушек. Потом, доев йогурты и допив воду, отправились бы в корпус английского языка и литературы, зашли в туалет и, заняв самые лучшие места перед зеркалом, принялись бы приводить в порядок свой макияж. Но сегодня она избегала и кафетерия, и женского туалета в английском корпусе. Как-то неловко сидеть за столиком в одиночестве, а с макияжем у нее все в порядке – нечего подправлять.

Вздохнув, Ханна с завистью посмотрела на группу счастливых девчонок, направлявшихся в «Заряд бодрости». Жаль, что она не может побыть в их компании хотя бы несколько минут. Но таковы уж были издержки ее дружбы с Моной, исключавшей тесное общение с кем-то еще. И теперь Ханна не могла избавиться от мучительного ощущения, что в глазах всей школы она – Девушка, Которую Пыталась Убить Ее Лучшая Подруга.

– Ханна! – окликнул ее чей-то голос. – Подожди!

Она остановилась и, прищурившись, разглядела высокую худенькую фигурку, махавшую ей из дальнего конца коридора. Во рту сразу стало кисло. Кейт.

До чего же противно видеть ее в форме роузвудской частной школы – синем блейзере и клетчатой юбке. Ханна хотела броситься в противоположную сторону, но Кейт приближалась к ней с головокружительной быстротой, проворно лавируя между школьниками, хотя на ногах у нее были сапоги на высоченном каблуке. Лицо у Кейт было искреннее и жизнерадостное, как у персонажа диснеевского мультфильма, а дыхание – свежее, будто она сжевала восемь пластинок «Листерина»[11]11
  «Листерин» – торговое название антибактериальных средств для ухода за полостью рта – по фамилии английского хирурга Джозефа Листера (1827–1912), создателя хирургической антисептики.


[Закрыть] подряд.

– Я тебя всюду ищу!

– Угу, – буркнула Ханна, выискивая взглядом хоть кого-нибудь, кто мог бы прервать их разговор. Она надеялась, что поблизости окажется остроумный Майк Монтгомери или хотя бы не в меру стыдливый девственник Шон Эккард, ее бывший парень, но увидела в коридоре лишь членов школьного хора, которые внезапно начали исполнять григорианский хорал. Придурки. Потом краем глаза она заметила, как из-за угла появилась высокая красивая девушка с иссиня-черными волосами в больших темных очках Gucci. Рядом с ней семенил золотистый ретривер, ее пес-поводырь.

Дженна Кавано.

Ханна невольно поежилась. Она столького не знала о Дженне. Та дружила с Моной, и в тот вечер, когда Дженна ослепла, Мона приходила к ней домой. А значит, все то время, что Мона притворялась лучшей подругой Ханны, она была прекрасно осведомлена, что Дженна пострадала по их вине, пусть и случайно. У Ханны это просто в голове не укладывалось. Мона часами торчала у нее дома, на весенние каникулы они вместе ездили на Карибы, вместе ходили по магазинам и посещали спа-салоны… и ни разу Ханна не заподозрила, что фейерверк, ослепивший Дженну, оставил ожоги и на теле Моны.

– Какие у тебя планы на обеденный перерыв? – звонко спросила Кейт, так что Ханна чуть не подпрыгнула на месте. – Может, проведешь для меня экскурсию?

– Я занята, – надменно ответила Ханна, трогаясь с места. Черт бы побрал отца с его требованием относиться к Кейт «как к члену семьи». – Иди в канцелярию, скажи, что заблудилась, и тебе, я уверена, охотно нарисуют карту.

С этими словами она попыталась обойти Кейт, но та не отставала. Ханну обдало ароматом персикового геля для душа, которым пользовалась Кейт. И она решила, что запах, имитирующий аромат персика, для нее самый ненавистный на свете.

– Может, по кофейку? – не сдавалась Кейт. – Я угощаю.

Ханна прищурила глаза. Должно быть, Кейт полная идиотка, если думает, что сумеет завоевать расположение Ханны, целуя ее в задницу. Мона, когда они подружились в начале восьмого класса, тоже перед ней пресмыкалась – и вот что из этого вышло. Хотя с лица Кейт не сходило раздражающе дружелюбное выражение, было ясно, что она не отстанет. Внезапно еще одна мысль посетила Ханну: если она будет постоянно отталкивать Кейт, та, чего доброго, опять ее подставит, как тогда в Le Bec-Fin.

Шумно вздохнув, она откинула назад волосы.

– Ладно.

Они вернулись в «Заряд бодрости», благо отошли от него всего на два шага. Из стереопроигрывателя звучала песня Panic! At the Disco, работали обе кофе-машины, за столиками было полно школьников. В одном углу устроили собрание члены драмкружка, обсуждавшие пробы на роли в постановке «Гамлета». Ханна слышала, что теперь, когда Спенсер Хастингс запретили играть в спектакле, на роль Офелии прочили талантливую десятиклассницу по имени Нора. Несколько девочек помладше пялились на старое объявление о Роузвудском Преследователе, который не давал о себе знать с тех пор, как был разоблачен Аноним, – полиция полагала, что им, скорей всего, была Мона. Несколько членов футбольной команды стояли возле компьютера. Ханне казалось, что они взглядами прожигают ей спину. Она собралась было помахать им рукой и увидела, что таращатся они вовсе не на нее, а на симпатичную стройную Кейт с упругой попкой и грудью третьего размера.

Они встали в очередь, Кейт принялась изучать меню. Ханна услышала громкий шепот, доносившийся с другого конца зала, и резко обернулась. На нее смотрели два ее давних злейших врага, Наоми Зиглер и Райли Вулф, занимавшие столик на четверых, за которым раньше любили сидеть Ханна с Моной.

– Привет, Ханна, – насмешливым тоном окликнула ее Наоми, помахав в знак приветствия. На каникулах она сделала себе короткую взъерошенную стрижку в стиле Эджинесс Дейн. Но с коронной прической супермодели ее голова стала похожа на булавочную головку.

Райли – ее медные волосы были собраны в тугой узел на затылке, как у балерины, – тоже ей помахала. Она смотрела на зигзагообразный шрам на подбородке Ханны.

В душе у Ханны поднялась буря, но она подавила порыв прикрыть руками шрам, который не удавалось полностью убрать ни косметическими средствами, ни дорогущими сеансами лазерной терапии.

Кейт проследила за взглядом Ханны.

– Ой! Та блондинка – из моего класса по французскому. Кажется, очень приятная девчонка. Это твои подруги?

«Однозначно нет», – хотела ответить Ханна, но не успела. Наоми уже отвлекла внимание Кейт на себя, махая ей и одними губами говоря «привет». Кейт поспешила через зал к их столику. Ханна отстала на несколько шагов, делая вид, будто с интересом изучает меню, которое знала наизусть. Впрочем, ей было все равно, что Наоми и Райли скажут Кейт. Они ее вообще не интересовали.

– Ты ведь новенькая, да? – спросила Наоми, когда Кейт подошла к ним.

– Да, – подтвердила та, широко улыбаясь. – Кейт Рэндалл. Сводная сестра Ханны. Будущая сводная сестра. Я только что переехала сюда из Аннаполиса.

– А мы и не знали, что у Ханны скоро появится сводная сестра! – Улыбка Наоми напомнила Ханне жуткую прорезь вместо рта на фонаре из тыквы.

– Есть такая. – Кейт театрально развела руками. – Это я.

– Красивые сапоги. – Райли показала на обувь Кейт. – Marc Jacobs?

– Винтаж, – сообщила Кейт. – Купила в Париже.

«Ой, я такая особенная, в Париже была», – про себя передразнила ее Ханна.

– Тобой интересовался Мейсон Байерс. – Райли лукаво посмотрела на Кейт.

У той заблестели глаза.

– Кто такой Мейсон?

– Красавчик, – ответила Наоми. – Не хочешь присесть? – Она развернулась и забрала стул от столика, за которым сидела компания девчонок из школьного оркестра, беспардонно скинув на пол чей-то рюкзак.

Кейт глянула на Ханну через плечо, вопросительно приподняв брови: Почему бы нет? Ханна шагнула назад, решительно замотав головой.

Райли поджала свои блестящие губы.

– Мы тебе не компания, да, Ханна? – Ее голос полнился сарказмом. – Или теперь, когда Моны больше нет, ты подсела на диету без подруг?

– Или, может, у нее идет очищение организма от подруг, – язвительно предположила Наоми, озорно подтолкнув локтем Райли.

Кейт посмотрела на сводную сестру, потом снова на Наоми и Райли, словно решала, рассмеяться ей или нет. У Ханны сдавило грудь, будто ее бюстгальтер уменьшился сразу на три размера. Демонстрируя полнейшее безразличие, девушка резко развернулась, тряхнув волосами, и с гордым видом удалилась.

Но, оказавшись в гуще школьников, выходивших из кафетерия, она опустила плечи и сникла. Диета без подруг. Очищение организма от подруг. Хороша Кейт, ничего не скажешь. С ходу нашла общий язык со стервами, которых Ханна особенно ненавидит. Наверняка прямо сейчас Наоми и Райли рассказывают, как «Э» заставила Ханну признаться в том, что она склонна переедать и затем искусственно вызывать у себя рвоту и что Шон Эккард отверг ее, когда она предложила ему заняться сексом на вечеринке у Ноэля Кана. Ханна воочию представляла, как Кейт, запрокинув голову, заливается смехом – вместе со своими двумя новыми лучшими подругами.

Ханна сердито зашагала к кабинету современных материалов, локтем отпихнув со своего пути замешкавшегося девятиклассника. По идее, теперь она должна презирать Мону, но Ханна многое бы отдала, чтобы та сейчас оказалась рядом. Несколько месяцев назад, когда Наоми и Райли стали дразнить Ханну по поводу очищения желудка, Мона быстро вмешалась и на корню пресекла сплетни, напомнив им, кто в школе хозяин. Это было прекрасно.

К сожалению, теперь у Ханны не было такой подруги, которая не побоялась бы вступиться за нее. И, возможно, никогда больше не будет.