Текст книги "Три кувшина"

Этот этап из Магадана до Усть-Неры был долгий и тяжелый. Поначалу пешком, частью на телегах до Атки, а оттуда до Оймякона местами на автозаках, пешком, на плотах. В Усть-Нере их снова затолкали по грязным, перенаселенным баракам. И здесь условия содержания были не лучше магаданских. Снова постоянное чувство голода, холод, болезни и тяжелая работа. Летом донимали комары и мошки, от которых, казалось, не было спасения. В зимнее время – холод. Бараки отапливались железными печками. От них исходило тепло, но оно уходило в щели на стенах, заткнутые как попало мхом и ветошью. К тому же постоянно дули сильные ветра, которые насквозь продували ветхие жилища и куцую одежонку поселенцев.

* * *

Георгий очень долго не хотел верить тому, что с ним случилось. Плохо понимая по-русски, он поначалу совсем растерялся. К тому же ему было тяжело привыкнуть к долгим зимам, якутскому холоду, к местному укладу жизни. Но, как и раньше, стиснув зубы, он дал себе слово выжить. Здесь, в Усть-Нере, его снова определили на лесозаготовки. Они рубили лес, часть складировали, из большей части вязали плоты и сплавляли по реке. Участок находился далеко от жилых поселков, можно запросто сгинуть по пути. Поэтому никто и не пытался отсюда бежать.

Находясь здесь, Георгий получил вольную, стал вольнонаемным. Теперь он мог выбраться отсюда и найти другую работу. Подумав, что так будет лучше, он устроился на прииске горнорабочим. Кормили лучше, да и зарплата была не соизмерима с теми, что платили на лесозаготовках. В общем, решил попробовать. Работа тяжелая. Смена 12 часов. И все это время вниз-вверх с тяжелыми тележками, гружеными рудой. И снова дали знать о себе старые раны – контузия и перебитое вражеской пулей плечо.

Как-то среди рабочих пошел слух, что набирают строителей, а также лесорубов для заготовки леса под строительство жилых домов в районном центре и в селах. Дело знакомое и Георгий направился в леспромхоз, оттуда в Промстрой. Тут его определили поначалу в бригаду дорожных строителей, а затем на жилищное строительство. Поработав и в этом качестве, Георгий решил снова вернуться на лесозаготовительный участок. Жизнь в таежных условиях, пусть и трудная работа, но понятные и простые человеческие отношения в небольших отрядах лесорубов – вот что возымело решающее значение в выборе его будущей работы. К тому же, он освоился в местности, имел возможность свободно передвигаться. Теперь он иногда выезжал с участка в совхозный поселок: закупаться продуктами или получать спецодежду, запчасти или еще что необходимое в работе.

Со временем познакомился с местными жителями, с некоторыми даже сдружился. У местных Георгий научился рыбачить, охотиться на мелкую дичь, выживать в безлюдной тайге, особенно зимой. Об этом, он думал, знают все. Но, как оказалось, у местных были свои древние способы охоты, рыбалки и образ жизни в тайге.

Особенно Георгия удивляла их одежда из оленьей шкуры, шапки из пыжика, отороченные тонким пластом меха росомахи. Оказывается, этот мех при любом зимнем ненастье, снежных бурях и длительности пребывания на морозе не покрывался инеем и спасал лицо путника от ветра и обморожения. «Вах, какие ичиги!» – восхищался Георгий, рассматривая меховые высокие торбаса бригадира, которые ему сшили местные женщины. Почему-то они назывались у русских «щетки». Эти торбаса были выше колен и сшиты из выделанных оленьих лапок. Подошвы шили из ровдуги, к ним подшивали вокруг окантовку из кусочков шкуры, вырезанной у самого копыта оленя. Эта часть считалась самой крепкой. А подшивали их так, чтобы они вылезали наружу. Человек в такой обуви не проваливался в мягкий снег, его поступь получалась мягкой и бесшумной. Носили местные мужики не телогрейки, а подобие бурок, тоже из оленьего меха. В такой одежде ни в какую стужу не замерзнешь.

Заметил Георгий и такую особенность таежных жителей как делиться своей добычей. Не забывали поднести и духам. Было и такое неписаное правило: уходя из лесной сторожки, оставлять что-то из провизии, спички, заготовленные дрова для тех, кто может сюда прийти. Двери жилищ нигде и никогда не запирались. Да и сами местные жители были под стать своим традициям щедрые, открытые и простые. Со временем, общаясь с местными, Георгий даже начал понимать некоторые якутские слова.

Несмотря на наступившую относительно спокойную жизнь, он все также часто вспоминал родных, свою деревню, скучал по родине. Природа этого края была совершенно непохожа на грузинскую. Но здесь тоже были горы. Такие же величественные, холодные и неприступные. Когда было особенно тяжко, Георгий уходил в горы. Найдет там какое-нибудь укромное место, посидит, подышит и на сердце становится легче. Все также тяжелым грузом на душе лежали воспоминания прожитых в войну лет. Волновало, сможет ли он восстановить свое доброе имя, вернуться на родину и свидеться с родными.

В один погожий день 1947 года к Георгию подошел бригадир и сказал:

– Тебя вызывают в военкомат. Бросай работу и езжай в Усть-Неру. Может, что срочное.

Георгий слышал, что начались пересмотры дел и многим ссыльным выдали справки об освобождении. Он не бежал, он летел до берега, где заскочил на плот и по реке поплыл в Усть-Неру. На одном дыхании бежал до военкомата, уже предвкушая скорый отъезд в родные места. Его радость быстро померкла, когда ему сказали, что может ехать домой, но никакой справки о том, что он воевал, выдать не могут. С одной стороны, его переполняла радость, что он теперь волен лететь хоть на край света. С другой – он знал и то, какими сложностями может обернуться его возвращение в Грузию без соответствующих документов. Поэтому решил задержаться и все же дождаться выдачи справки.

Спустя некоторое время Георгия вновь вызвали в Усть-Неру. И снова на плот и по реке прямиком до райцентра. На этот раз ему вручили военный билет и сказали, что он полностью реабилитирован и ему выдадут справку об этом. Радости не было края. Он думал, что наконец-то на самом верху, в Москве поверили, что он не виноват, что был в плену и теперь он такой же советский гражданин, как и все другие.

По пути к речной пристани купил химический карандаш, тетрадку. Наконец-то он может написать родным, что он жив, что он скоро вернется домой в Грузию. Сразу по возвращению на участок сел за письмо. Оно получилось сумбурное и очень длинное. Так много хотелось рассказать родным о себе, о том, что с ним случилось. Писал полночи. А через день он взял выходной и добрался до совхозного поселка. Здесь на почте старательно запечатал письмо в конверт, написал обратный адрес. Почтальонша Маня, смачно лизнув, приклеила в верхнем правом углу марку, заверила, что теперь письмо обязательно дойдет до адресата.

Каждый раз, как приезжал в село, Георгий забегал на почту, но ответного письма не было. Где-то через месяц наконец-то Маня протянула ему весь проштампованный конверт. Это была весточка из Грузии! Пританцовывая от радости, он поцеловал конверт, поднес к носу, словно вдыхая запахи родного дома. Отвечала жена брата. Она писала, что сначала им сообщили, что Георгий погиб, потом сказали, что без вести пропал. Они долго горевали и теперь счастливы, что он нашелся, хоть и так далеко. Писала, что они его ждут. Завязалась переписка с родными. Георгий писал, что ждет справку о том, что он участник войны. Поэтому пока приехать не может. Работает. Заработает денег, приедет, и поставят они новый, большой дом в Опети. Братья через невестку передавали, что да, справку нужно дождаться, так как у них тоже неспокойно. Много предателей Родины поймали. Не будет документов, как докажешь, что воевал.

Так прошел год, второй, третий. Георгий не мог понять, почему ему не выдают нужную справку. Ведь с него сняли все подозрения, он реабилитирован. Что он скажет родным, когда вернется, кем он предстанет перед ними – отсидевшимся в тюрьме или участником войны? «Нет. Столько вытерпел. Подожду еще. Без справки не поеду. А вдруг опять посадят в тюрьму и отправят в лагерь», – думал Георгий и при мыслях о лагерной жизни холодный пот проступал на лоб.

* * *

Однако судьба так распорядилась, что он уже не мог все бросить и уехать. Он влюбился в местную девушку, надумал на ней жениться и в один прекрасный день направился в контору совхоза к председателю.

Секретарша указала ему на стул у двери и велела подождать. Между делом поинтересовалась, не ищет ли Георгий работу.

– Работа у меня есть, к председателю надо. Личный вопрос, – объяснил он ей.

– Ну, тогда сиди и жди, – промолвила та и начала стучать пальцами по клавишам печатной машинки, время от времени с шумом передвигая рычагом каретку. Казалось, про присутствующего в приемной посетителя она совсем забыла. Но тут зазвонил телефон, секретарша что-то быстро ответила в трубку и затем пригласила Георгия в кабинет председателя.

Дверь, обтянутая дерматином, была тяжелая и поддалась со скрипом. А внутри оказалась еще вторая дверь, она открылась легко, но между дверьми оказался порог и Георгий, оступившись, чуть ли не распластался перед высоким начальством. Председатель в это время что-то писал. Он показался человеком лет пятидесяти, с темно-русыми волосами с проседью, которые с его высокого лба плавно переходили в поблескивающую на солнце залысину на макушке. От волнения сжимая в руках кепку, переминаясь с ноги на ногу, Георгий поздоровался, представился и с волнением выдавил:

– Хочу жениться.

Председатель наконец-то отвлекся от письма, вскинул взгляд на Георгия и широко заулыбался.

– Женись, кто тебе мешает? В Советском Союзе всем разрешается жениться. А на ком? – с хитрым прищуром поинтересовался он.

– Она у вас дояркой работает. Катя зовут. Сказали, в совхозе не хватает доярок. Вот и подумал, что не разрешите жениться.

– Аа, передовую работницу захотел увезти? Комсомолку? Она сама то согласная?

– Как разрешите, так и спрошу.

– Ну, ладно. Не куксись. Ты у нас работник отменный. Если согласится, женитесь и будьте счастливы! – не скрывая удовольствия, председатель встал из-за стола и даже проводил гостя с такой неожиданной просьбой к выходу.

Георгий был счастлив, что дело решилось так просто. И Катя, милая девушка Катя, скоро станет его женой. «Как хорошо, что я послушался Петю», – радостный Георгий, не дожидаясь вечера, уже бежал к дому Кати. А ведь познакомились молодые люди совершенно случайно, и поход к председателю был неспроста.

Как-то друзья позвали Георгия в гости. Пришел. За богато накрытым столом, сидят хозяева и незнакомая девушка. Друзья познакомили: «Это Катя, наша подруга. Приехала из райцентра по комсомольским делам». Ладная, лицом светленькая, улыбчивая, а глаза так и искрятся! Поели, поговорили, подошло время расходиться, но уходить совсем не хочется. Уютно, хорошо дома у друга. Жена, дети. Полная чаша. «Вот бы и мне так», – замечтался тогда Георгий и тоже решил жениться. Но на ком? Ведь он ни разу даже толком с девушками не разговаривал, не то, чтобы были какие-то отношения. На том и закончились его раздумья о женитьбе.

Прошел год, не выходит из головы Катя. У друзей он разузнал, что она работает в совхозе дояркой. Одна из лучших. Девушка серьезная и работящая. Комсомолка. «Какой я муж, пленный поселенец? Не ровня», – про себя думает он. Но где бы ее ни увидел, даже случайно, не может отвести глаз. А девушка нарочито не смотрит в его сторону, делает вид, что не замечает. Если он специально громко здоровается, кивает головой и быстро убегает. Ни поговорить, ни договориться о встрече. Впервые испытанное настоящее чувство, в общем-то, уже вполне зрелого мужчины буйным вихрем вскружило голову. Тоска от неразделенной любви была мучительной. И теперь каждый раз при виде Кати вся его душа наполнялась безмерной печалью, которую он не знал как и чем утолить. Дальше так жить он уже не мог. Мысли о Кате крепко засели в душе парня. Вот и пошел он к председателю спрашивать дозволения жениться…по совету Пети, с которым часто ездили на рыбалку.

– Что же делать? – спросил как-то Георгий у него. – Он – местный и должен лучше разбираться в них и может помочь, – рассудил парень.

– Иди и скажи, что хочешь жениться, – улыбаясь, буркнул немногословный Петя. – Но смотри, в совхозе доярок не хватает. Председатель может не разрешить, – то ли в шутку, то ли всерьез добавил он.

* * *

Георгий был уже у дома Кати, которая жила с родителями. Постучался, зашел. Домашние как раз собирались обедать. Северные люди радушные. Если гость пришел, званый – незваный без разницы, надо поначалу накормить, потом расспросить, что его привело. По традиции они пригласили и Георгия за большой семейный стол. От волнения совсем потеряв дар речи, он только и смог вымолвить, кивнув в сторону Кати:

– Пойдем на улицу.

Та, быстро накинув легкую курточку, выскочила вслед за Георгием во двор.

– Катя, будэшь мнэ женой? – с сильным грузинским акцентом, который усиливался, когда он волновался, Георгий предложил оторопевшей девушке. Катя подозревала что-то подобное и звонко рассмеялась:

– Пошли в дом, пообедаем. Скажем родителям, как они решат, так и будет.

Последнее она добавила, чтобы немного осадить напористого жениха. «Пусть не думает, что на местных девушках можно просто так взять и жениться», – думала Катя, а сама уже сияла от радости. Георгий при самой первой встрече пришелся по нраву. Спокойный. Взгляд, улыбка выдают очень искреннего и доброго человека. К тому же друзья поведали, что он очень трудолюбивый, все умеет.

– Ну и что, что он грузин и был заключенным. Его ведь оправдали. Главное, человек он хороший, – добавила Катина подруга, прознав, что та решила выйти замуж.

Родители же – скромные сельские трудяги, глядя на светящееся от счастья лицо дочери, не стали перечить.

– Человек он с дальних мест. Родню мы совсем не знаем. Но, видать, мужик справный, – вынес свое решение отец.

Дату свадьбы назначили через месяц как и положено. Георгий сам себя не узнавал от счастья. То одолеет бескрайняя грусть, то хочется прыгать и радоваться, то начинает мурлыкать какую-то вскользь услышанную мелодию. Георгий написал о женитьбе в Грузию. Родные были рады и вновь звали его, теперь уже с семьей, на родину. Но с рождением детей и неотложными делами на работе поездка на родину все откладывалась и откладывалась. И справку о том, что он воевал в Великую Отечественную войну, военкомат все также не выдавал.

* * *

Обо всем, что происходит дома, в Грузии, Георгий узнавал из писем родных. Время от времени отсылал им деньги, посылки. От них приходили открытки, письма, которые он бережно складывал в картонную коробку, припрятанную от посторонних глаз в нише над кроватью. Иногда он их вынимал и перечитывал. И тогда ему казалось, что он как будто побывал на родине, встретился с родными, испил живительной воды из того самого ручейка детства.

Георгий все также работал лесорубом и часто уезжал на участок. Жена – в совхозе. Дети учатся, подрастают, в семье лад, дома достаток. Прикипел он сердцем к Оймякону. Здесь его семья, дом. Холодно, но и природа со временем пришлась по душе. Кругом безбрежные озера, богатые рыбой – лови, сколько хочешь! И в речке Нера виден каждый камешек на дне. Удить хариусов одно удовольствие. Обжаренные на костре они не уступают горной форели. А как вкусно тает во рту, растекается жиром колюче-холодная стружка замороженной рыбы – строганины! А макса – замороженная налимья печень? Ни с чем не сравнимый вкус. Впервые Георгий ее попробовал в Магадане. Редко, но заключенным удавалось выпросить у местных конвоиров этот деликатес. Даже маленький кусочек согревал лучше зэковской душегрейки и утолял голод. Эта печень в лихолетье многих спасла от голодной смерти и не менее опасной цинги. А какая крупная морошка растет в распадках гор, на болотистых марях! Когда спелая, в каждой малюсенькой долечке золотом плещутся искорки солнца! Георгий любит собирать таежные ягоды и грибы. В свои выходные помогает жене по хозяйству. Теперь у них есть свой скот. Чувствует он, что окончательно осел в Оймяконе и не сможет жить без всего того, что здесь обрел – семьи, детей, своего дома, работы. Его издерганная нечеловеческими испытаниями душа совсем размякла и предалась неге, взахлеб, до краев наполнилась любовью, словно засохшая чаша старицы в дождь впитывает, заглатывает долгожданную влагу.

Но одно его беспрестанно беспокоит в последнее время. Все его письма в Опети стали возвращаться с надписью «за неимением адресата». Георгий не знал, что в тех местах прошел большой ураган, сход сели. «Что случилось? Неужели все переехали и мне не сообщили новый адрес?», – недоумевал Георгий. В то время узнать что-либо о родных не представлялось возможным. Попытались искать через адресное бюро. Но запрос как ушел, так и затерялся. Все эти годы он боялся уезжать куда-то надолго, переезжать. Боялся, что письмо от родных придет, когда его нет дома. Но письма так и не приходили.

Со временем он смирился. «Теперь незачем и не к кому ехать в Опети», – думал он. И все же часто ловил себя на мысли, что хочется хоть краем глаза еще раз увидеть родные края, снежные горные вершины вдалеке, плывущие внизу облака, побывать в родительском доме.

* * *

Шли годы, и Георгий уже потерял всякую надежду на восстановление и связь с родными. С тех пор прошел не один десяток лет.

Теперь уже и дети выросли, и внуки. Его второй родиной стал Оймякон – Полюс холода. Обвыкся, прикипел душой к этой земле. Здесь все его знают, уважают. В последние годы местные научились выращивать в теплицах всякие заморские овощи. Георгий чуть ли не первым в деревне справил большую светлую теплицу. Урожай перцев, баклажанов, кабачков, помидоров, огурцов и разных трав всегда получается у них отменный. Приходится топить печку, поддерживать тепло в теплице, но этот труд сполна воздается возможностью готовить родные, грузинские блюда. Иногда в гости приезжают с других селений друзья – Мухаммад, Слава и Яцек. Тогда они все вместе готовят хачапури, плов по-узбекски, жарят шашлыки, пьют вино, поют, разговаривают. И дети, и внуки знают, что в такой день у дедушки праздник и стараются его лишний раз не беспокоить.

– Оо, на этот раз у тебя долма совсем другая получилась, – угощаясь, нахваливают друга гости.

– Дык, это не смородиновые листья, а самые настоящие виноградные. Консервированные в райцентре купил. Ай да торгаши, даже листья в консервах стали привозить, – улыбается Георгий.

– А тогда мясо у тебя в оджахури баранина или оленина? – не унимаются друзья.

– Оленина, конечно. Самое лучшее мясо, – вторит им хозяин.

– Знали бы вы с каким трудом удалось достать нужные приправы. Пришлось заказать через женщин, вылетающих на отдых в Батуми. Какой свежий хмели-сунели привезли, сванскую соль! Вах, вах, закачаешься! – восхищается старик и продолжает колдовать над сковородкой.

Он весел и счастлив. Ведь даже воздух в этой небольшой кухоньке весь наполнен запахами его родных мест!

– Дети, внуки тоже любят специи добавлять в еду. В этом они пошли в меня, – хвалится дед перед друзьями.

* * *

Уже заполночь. Снова не спится. «Уж нет на этом белом свете ни Мухаммада, ни Славы, ни Яцека. Нет моей дорогой Катерины. Труженица была. Ни дня без дела. Вся в заботах. Все успевала: и дома, и на работе, а на пенсии лучше ее бабушки не сыскать было, ловко управлялась с внуками. А они у нас бойкие, шаловливые росли. Бывало, обижалась на меня, с кем не бывает. Жизнь долгую вместе прожили – более полувека. Ни разу скверного слова не слышал от нее, упреков. Спасибо тебе, моя хорошая, за детей, за внуков, за добрую жизнь, прожитую здесь. Если бы не ты, что бы со мной сталось? Страшно подумать. Эх, Катерина, Катерина! Что ж ты раньше ушла? Один я остался», – Георгий мысленно разговаривает с женой, которой уже давно нет.

В его душе спокойно. Он отпустил от себя тяжелые воспоминания о прожитых в молодости годах, восстановился в правах участника Великой Отечественной войны. Главное, вернул свое доброе имя, не позволил втоптать в грязь фамилию. «День Победы теперь и мой полноправный праздник! Это моя Победа, которую никто не отнимет. Теперь и детям, и внукам будет легче жить, – уверен он. – Какие они у меня хорошие. Жаль, что только родные в Грузии об этом не знают».

Чувствуя, как уходят силы, незадолго до смерти, он подозвал к себе старшего сына и велел мальчикам по мужской линии вместе с его фамилией давать грузинские имена. А потом вдруг умолк. Вроде заснул. Но снова начал говорить. Теперь на своем, грузинском:

– Гамарджоба дэда, мама! Имеди маквс, мале шевхвдебит! Дзалиан минда тквени нахва! Дзалиан минда дависвено.

И через какое-то время, словно только проснувшись, сказал детям:

– Не надо плакать. Хорошо жил. Спокойно на душе. Легко. Я ухожу… к своим. Вот только очень мне строганины захотелось. Жарко.

Старший внук выскочил в сени, схватил из мешка несколько стружек строганины, заранее подготовленной родителями, и поднес к деду:

– Поешь, деда! Ты же любишь такое. Растает…

Дед не шелохнулся. Его не стало на 93-м году жизни.

* * *

– Дед, а дед, научи меня говорить на твоем языке! – просит Георгия внук Гия.

– Где твоя тетрадка? Пиши! – спокойно соглашается дед и протягивает внуку карандаш.

Он пошел во второй класс и хорошо умеет писать. А какой смышленый и любознательный. Все хочет знать.

– Га-мар-джо-ба. Значит, так здоровкаешься. «Здравствуй» говоришь, – объясняет дед.

– А теперь пиши – гмадлобт. Это «спасибо» по-нашему, по-грузински.

И так продолжается пока бабушка Катерина занята какими-то своими делами. Гия знает, что она поднимет из погреба ведро с молоком, снимет сливки, из которых собьет в большой пиале вкусный керчях с брусникой, разольет по кружкам чай и они будут полдничать. Гие очень нравится облизывать взбитые сливки с мутовки. Дед, когда внук оближет ее дочиста, еще раз макнет мутовку в керчях и снова подаст. Гия учится в первую смену, родители работают, и вторую половину дня он проводит с дедом и бабушкой.

– Дед, а дед, ты говорил, что в Грузии растет дерево с гранатами. Расскажи, а, – просит за полдником Гия.

– Не дерево с гранатами, а гранатовое дерево, – смеется бабушка и потом дедушке:

– Ну, что молчишь? Расскажи. А то будет ходить и рассказывать, что у деда на родине гранаты на дереве растут.

– Гранаты на дереве-то и растут, – улыбаясь, подначивает бабушку дед и продолжает:

– Только, внучок, это гранаты не такие, которые взрываются. Это плоды такие на дереве, вкусные. Очистишь кожуру, а там сок, красный как кровь. Ты же видел на картинке яблоки, которые на дереве растут? Ты только представь, что вместо яблок на дереве гранаты.

Гия совсем запутался. Как это гранаты и не гранаты… и почему они растут на дереве. На следующий день одноклассники подняли Гию на смех, когда он сказал, что у дедушки на родине гранаты растут на дереве. Детям из далекого северного края, только в Новый год видевшим яблоки, откуда было знать о других фруктах? Учительнице пришлось долго объяснять им, что такое гранатовое дерево и почему растущие на нем гранаты не взрываются.

Гия после рассказал о случившемся деду. Тот ласково посмотрел на внука, приобнял, поцеловал в макушку и сказал:

– Вот подрастешь, обязательно поедем в Грузию, в Опети и я тебе покажу самое красивое гранатовое дерево на свете. А еще соберем виноград и будем есть сколько захочешь…

* * *

Как давно это было. Гия в эти дни очень часто вспоминает деда. Как они весело и интересно проводили время!

– Вот сейчас был бы он жив, я его обо всем, обо всем расспросил. И свозил на родину, – думает Гия. – Дед – молодец! Такую войну прошел, плен, ссылку и нисколько не озлобился.

С военным билетом деда в кейсе для документов, его паспортом, письмом в пожелтевшем от времени конвертике с обратным грузинским адресом Гия налегке едет на поезде с Владикавказа в Тбилиси. Едет на свой страх и риск. Уверен лишь в том, что он обязательно разыщет родственников деда и расскажет каким он был хорошим человеком, какую жизнь прожил в Якутии.

В Тбилиси Гия по совету бывалых в интернете разыскал хостел с приемлемыми ценами. Хозяйкой оказалась женщина средних лет, разговорчивая и доброжелательная. Узнав, зачем парень приехал в Грузию, женщина тут же позвонила своим родственникам. Те приехали и все вместе начали думать, что делать. Тут ее брат вспомнил, что у него есть знакомая по переписке с такой же фамилией. Гия взял ее адрес. А еще новые знакомые посоветовали Гие обратиться в местный архив. Он так и сделал: в тот же день отправился в Батуми, чтобы на обратном пути в Тбилиси заехать в Самтредиа в поисках родственников деда. Гия поехал в отпуск с другом. Поэтому по пути они еще успевали посмотреть новые места, достопримечательности. С другом в незнакомой стране было и безопаснее, и веселее.

Кругом ни одной живой души. Вдалеке бабка сидит на чурочке, чем-то торгует. А им был нужен, если не провожатый, то хотя бы человек, который бы смог детально объяснить как дойти или доехать до самой Опети, найти родственников деда.

– Вот и приехали, – уныло протягивает друг, почесывая в затылке.

– Давай рискнем! Может она что знает, – уже направляясь к бабке, предлагает Гия.

Бабушка, когда он рассказал, что приехал издалека и ищет родственников деда, объяснила, что деревня Опети находится высоко в горах. Какое счастье, она говорила по-русски.

– Надо с автовокзала на автобусе. Они ходят, – шамкая беззубым ртом посоветовала бабка.

По дороге парни уточнили у встречных мужчин расписание. Оказалось, что автобусы ходят через день, и один из них предложил заказать такси и вызвался помочь в поисках родственников. Теперь парням стало еще легче, так как с ними был человек, владеющий языком. Приехали. Вышли и подошли к первому дому – никто не знает о семье деда. Ко второму – тоже ничего не слышали. Из третьего дома вышла бабушка. На ее возгласы из всех соседних домов начали выходить люди, человек двадцать. Получилось стихийное собрание. Эмоционально, громко, размахивая руками, они начали обсуждать. Все на грузинском. Якутским парням кажется, будто орут все друг на друга, ругаются, распаляются и вот-вот начнут драться. Царит сумасшедшая какафония, в которой сложно расслышать кто и что говорит. Больше получаса, а никакого толку.

И тут Гия додумался достать из заплечной сумки военный билет дедушки и показать фотографию деда в молодости. Вдруг стоявший рядом парень, который до этого вызвался им помочь, радостно восклицает:

– Пойдем, мы нашли твоих родственников, вот адрес дома твоего деда, вот родственников.

Поначалу Гия решил наведаться к дому деда. Поднялись на самую вершину горы. Но ожидания не оправдались. На участке ни дома, ни одной живой души. Тогда Гия решил проверить второй адрес. Всю ночь шли и дошли-таки к утру до этого дома. Открыл ворота мужчина чем-то сильно напоминающий деда, но намного моложе. Гия рассказал зачем приехал, кто такой. Троюродные, получается, братья признали Гию сразу. Обняли как давно знакомого и очень родного человека. Пригласили к столу. И потянулся неторопливый разговор между только что обретшими друг друга родными об общих корнях, о дедушке Георгии, Крайнем Севере и Оймяконе…

Гия, как только здесь оказался, почувствовал как будто здесь он когда-то уже был. Так все было знакомо и близко сердцу. Вот что, оказывается, называют зовом крови. Ему было легко, весело и интересно с этими людьми, внешне совсем не похожими на него и его братьев в Оймяконе. Каждый день братья возили Гию и его друга по разным местам, показали город, горы. Щедро, как умеют только грузины, накрывали стол, ели, пили, пели песни. Тогда же поведал внучатый племянник деда – Хвича, что его отец Мурман – родной брат Георгия – до последних дней на каждом застолье поднимал тост за брата, который на Крайнем Севере. Помнит и Гия, что и его дед никогда не забывал своих и в особенно торжественные дни обязательно поднимал тост за их здоровье.

* * *

– Итак, едем через Москву, потом в Армению и дальше в Грузию или все же через Турцию?

– Лучше будет через Турцию. Международные линии. Сервис. Это важно. У нас же маленький ребенок.

– Хорошо. Давай теперь по карте. Из Стамбула нам нужно в Грузию, в Самтреди. Тянем линию. Значит, быстрее будет на самолете до Батуми, а оттуда по железке или на машине до Самтреди.

Тито и Аяна планируют первый совместный отдых с ребенком, который решили провести в Грузии.

– Кто там нас встретит? – задается вопросом жена.

– Мы просто сообщим родне, что едем, а там они пусть сами решают встречать нас или нет. Мы можем спокойно и сами добраться, – уверенно говорит муж.

– Но мы там ни разу не были, – не унимается жена.

– Зато там был Гия, сказал, что признали, что люди они хорошие. Ради деда я должен побывать на его родине, – тоном, не терпящим никаких сослагательных, отвечает Тито.

Несмотря на некоторую неуверенность в правильности выбора места отдыха, она соглашается с мужем. Тем более, что билеты до Москвы куплены, багаж собран, подарки родне тоже. Братьям – сыновьям и внукам родных братьев деда – Тито купил якутские ножи, сувениры из кости мамонта. Теща доложила увесистую серебряную якутскую брошь для самой старшей в роду невестки Гогоны, помнящей еще родителей деда. Также в подарок была передана книга «Золотые семьи Якутии» в сверкающем золотом переплете. В этой книге была статья о семье деда, фотографии, которые косвенно могли быть доказательством родства при встрече с грузинской родней.

Несмотря на дальность расстояний буквально за каких-то четыре дня Тито с женой Аяной уже были в Батуми. В порту их встретил троюродный брат Тито – Хвича. Поздоровались, познакомились. Хвича, хоть и не так бойко, но сносно говорит на русском. Поэтому никаких проблем перевода не возникло. Было решено поначалу снять комнату в гостинице так как молодые не хотели никого стеснять, а после ехать к родственникам в деревню. Отдохнув с дороги, осмотревшись в Батуми, через два дня путешественники тронулись на поезде в Самтреди. К бабушке Гогоне.

Самтреди оказался небольшим поселком городского типа. Стареньким, еще советского образца. Вдоль дорог полуразрушенные кирпичные дома с частично осыпавшейся штукатуркой. Коровы, спокойно разгуливающие на улицах наряду с поросятами, курами, собаками и кошками. Хвича заранее точно обрисовал карту как найти их дом, поэтому гости без большой натуги нашли нужную улицу и дом. Калитка оказалась заперта. На звонок подбежал мальчик и увидев людей необычной азиатской внешности крикнул:

– Ба-а, бабушка, тут к нам китайцы приехали. Говорят, они наши родственники.

Откуда-то из глубины сада женский голос: