Текст книги "Казни египетские"
Автор книги: Саша Чекалов
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Казни египетские 2.0
Саша Чекалов
© Саша Чекалов, 2017
ISBN 978-5-4485-3825-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Хору ценителей
Ну, чувствую, спелись…
А я опоздал на спевку,
поэтому…
в общем… не скрою, ребята, я
скептически
здесь и сейчас
отношусь к УСПЕХУ
(по-честному, видите: мнения не тая).
Успех,
если вдруг ты достиг его в этом мире —
в гибриде кино, третьесортного шапито
и сна старшины, подорвавшегося на мине, —
свидетельствует:
что-то явно с тобой не то…
Короче, любая девчонка, любой парнишка,
чего-то добившиеся, – обождите, стоп!
закройте: она не для хипстеров, эта книжка.
Тем более и не для яппи
(не злиться чтоб).
Она для того – у кого на проезд в метрó лишь
осталось на пару недель.
…И хотел бы, но —
от вас, мои милые, разве же что-то скроешь!
Не надо читать.
Лучше просто взглянуть в окно…
Русское
Человек едет ночью поездом,
глядя в темень, себя ест поедом,
мол, неправильно жизнь свою
обустроил…
«Вон, окна дразнятся…
Что внутри там? Какая разница —
раз я в тамбуре тут стою,
а в купе – лишь билет на столике…
Жить бы в том хоть уютном домике!»
Ну, а в домике – на печи
кто-то тоже мечтает…
чтó-то там
заклиная бессонным шёпотом:
«Ты умчи меня прочь, умчи…»
Земные звёзды
Снова ночь опустилась, и ноги в тепле,
и закрыты все двери…
Зажигаются звёзды на грешной земле
воздаётся по вере.
…Наугад по заснеженной шёл целине,
маяков не имея,
но – мечтая о свете в далёком окне,
и… теперь не во тьме я.
Я – добрёл… и в тепле своё место обрёл,
лучше всякого рая.
Я уже не такой, как когда-то, орёл,
чтоб ползти, умирая.
…Постепенно всё бремя сюда перевёз?
Долг… И дом…
И не рушь! – и…
позабудь маячки зря старавшихся звёзд,
видных только снаружи.
Дно
Скребите, кошки, в области подвздошной:
оказывается, из всех икей
исчезли тапки с войлочной подошвой…
«И что? Ведь есть обычные!»…
Окей,
я объясню, с чего вдруг эта копоть
в моей душе:
теперь, как все скоты,
в обычных тапках – буду громко ТОПАТЬ!
И это – крах моральной чистоты…
(Соседи снизу!
Мне реально сты…*)
* см. название
Грей!
Нет в кране в утро Рождества
воды —
считай, без Рождествá ты.
В ДЕЗ – отзывается едва
диспетчер: «Сами виноваты!»…
Россия. Тянет от окна.
И на обломках самовластья
гниют соблазны сдохнуть нá,
как усечённые запястья.
О, вáты! вáты!
Будто снег
пускай забьёт она все щели,
чтоб вообще забить на всех
(и не гадать уж – вообще ли).
«…И где волхвы?.. Не по словам
осанну им – по их делáм пой!»…
Да-да, всё им…
А после – вам…
(И трубы грей паяльной лампой.)
Овечье
Муть, сырость…
Образы даря так,
овладевает нами мгла…
А мне б – ребятам о зверятах
писать судьба сулить могла! —
да не срослось…
Такая гадость,
куда ни глянь, во что ни ткни,
что… я и браться-то пугаюсь
за цикл овна для ребятни.
…Пивные пробки у платформы,
тьма гаражей, опоры ЛЭП…
И как не бросим до сих пор мы
тут зарабатывать на хлеб! —
давно купить пора травматы
и – завалить друг друга:
«Н-на!!» —
а не шептать:
«Кусок дерьма ты», —
в пустое зеркало окна.
Счастье
То чуть лéгче тебе – то опять на душе
тяжко тáк, будто век уже прожит…
Кто попробовал счастья хоть раз, тот уже
без него в этой жизни не может.
То по клетке снуёшь, то глядишь за окно,
соловей, отупевший без басен…
«Счастье? В жизни не выпадет больше оно…»
А на меньшее ты не согласен.
Вечная тема
Кто житейским подхвачен морем —
не жди,
плыви,
типа, бык (типа, ждёт Европа ведь)…
Что семь футов под килем! —
желание – не любви,
а – возможности всё испробовать.
(А сбыл дело с копыт —
и сразу забыл её…
И —
трещит, о рифы калéчась, киль…)
«Человек слаб» означает «мы все зверьё»
в переводе на человеческий.
Минимизация
Помню, в детстве родители часто меня просили:
делай тó, мол, ешь это —
а то не прибавишь в силе!
В общем, если здоровым планировал быть подольше,
полагалось шустрить!
суетиться!
стирать подошвы! —
а теперь… чтоб отсрочились немощи, боль и рвота,
нужно снова и снова отказываться от чего-то:
от усилий, и пищи с большим содержаньем жира,
и от жизни – без якобы выверенного режима.
За позицией робко позицию ты сдаёшь, и —
с каждым годом нуднее реальность вокруг и строже.
Кофеина – ни-ни, бани тоже… Про что другое —
уж и помыслов нет… (И – ни капельки алкоголя!)
…Да, всё меньше МЕНЯ остаётся…
Любовь, нагрузки…
Отказаться от них?
Как-то вроде б и не по-русски…
Жаль, инстинкты, бунтуя, приказывают не сметь нам:
отказаться б – дышать!
и… совсем уже стать бессмертным.
Время «Ц»
Тик
секунд
и глух,
и звонок.
Шибок шелест шестерёнок.
Мчат по тракту злые кони,
жернова рождают хруст…
Боже
боже
боже
боже
каждый день одно и то же!
(И по-прежнему Гаскони
неизвестно слово Пруст).
Тик,
и так,
и хруст,
и шелест…
Среди вас я
как пришелец:
никогда не знаю, кáк мне
что сказать, когда и где.
…Вечно —
ленинские гóрьки,
вечно Игорь едет к Ольге
(И ворочаются камни
в мутной мельничной воде.)
Всё постигли искони вы:
синеватость,
синева…
Что избрать:
подшивку «Нивы»
или лезвие «Нева»?
Ждать —
раз дел упряжка скользких
не идёт
на лад
никак —
где,
в подъездах ли московских,
питерских парадняках?
Землю жрать ли
(жест не лучший!) —
белорусский ли хамон?
Всё равно синильной лужей
под далёкое «камон»
дождь отмыл от снега поле
(«чисто девушку раздел»),
и —
распахнуто всё, что ли…
как расшаренный раздел.
Мёртвый сезон
Ещё вчера здесь был курорт,
ну а сегодня…
двести, триста
замрут во рву, разинув рот:
сезон охоты на туриста!
Мобильны жертвы и легки,
но… со смартфоном и планшетом
им пачкать руки – не с рукú…
Не пустота ль одна в душé там?!
Вчера —
хоть что-то умолял
купить на память в отчей лавке?
Сегодня ты – герой-маляр,
ПО ЛОКОТЬ вымазавший лапки.
…Не до вопросов на Ответ
(довольно было тех вопросов), —
ты пляжи красишь в алый цвет…
А пляж не ал,
он нежно-розов.
…Волна —
подчистит будь здоров
всё то, что сделают гиены!
(Но ты опять засыплешь ров:
священны нормы гигиены.)
…Туристы – могут делать секс,
но не войну… Они устали…
А кто их внутренности съест —
второстепенные детали…
Здесь был курорт ещё вчера:
оазис ПЕКЛА для любого
незамутнённого челá —
румяного от литрбола
(и грёз о том… а что потом?
искать партнёра суетливо?)…
Но – залп…
и впредь ни смех, ни стон
не замутят волны отлива.
…«В шеренгу стройся!» —
и… в расход.
И – рук напрасно не марáй, но…
полезно (раз хотя бы в год!)
несостоятельных морально
сгонять на бéрег, как коров…
…Что Запад!
Немощен… Утрётся…
А ты – НА ПАМЯТЬ снимешь кровь
на ИХ мобильное устройство.
Примадонна
…Она – патрициев дитя
(да, это так,
раз так считает
жюри плебеев —
не грустя
о красоте…
что всё же тает,
ведь годы жизни сочтены…
но – отчего ж,
будь их хоть зá сто,
плющу – когда он у стены —
себе Стихией не казаться?!)…
Ах, пышной нежности цветок…
Отгородившись… и жирея
внутри – за воздуха глоток
тебя отдаст, оранжерея! —
так кажется… Но ветра вой
в тепло всех гонит… зал заполнен,
пора…
«Толпе полуживой
опять о Вечном мы напомним!»
Патрицианке – не у касс
униженно просить билета,
ей эта проза не указ,
она сама – как будто лето,
зима, и осень, и весна…
На свете многое, Гораций,
способна вынести стена
отгородивших декораций.
Ах, Триса… Триша… или как
зовёт мальвину за кулисой,
сжимая плёточку в руках,
главреж
(и óн, видать, патриций)…
Весь мир театр?
О нет, тюрьма…
«И что!
Ведь ты ж на высотé, ну!»
…Ты плющ.
Не в силах ты – сама,
по доброй воле —
бросить
стену.
Школа
Идёт урок. Идёт опрос.
Идёт обычный будний день…
О да, заметно ты подрос…
так вóн из класса!
И надень
доспехи взрослого!
…Сюда!
Подальше сменку зашвырни! —
пускай, печальна и седа,
судьба сотрёт иные дни.
…Идёт урок, идёт опрос…
а где-то – жизнь идёт вовсю:
бежит солдат, бежит матрос…
но с нами – вечно сю-сю-сю
все эти преподы:
враги,
о да, назначены судьбой! —
так поднимайся и беги,
за поворотом – вечный бой:
то либерала патриот,
то патриота либерал…
Спросил бы:
«Кто же так орёт?!» —
когда бы сам не так орал:
то вдруг айда,
то вдруг ура,
когда – даёшь,
когда – долой…
Урок нам всем: идёт игра
во «кто-тут-самый-удалой».
Мы просидели много дней
на золотом крыльце одном,
а где-то —
прорва…
а над ней —
бойцов считает метроном:
ещё один… ещё полста…
«Скорее! Сменщики нужны!»
…Идёт урок…
Душа чиста.
А дни – нежны…
Женщина в чёрном
«Смотрим за модой Европы?»
А чó нам!
«Да, но теперь-то мы врозь… Ну, так кáк?»
…Образ изысканный женщины в чёрном
было б логичнее славить в веках:
«В чёрном – вы стильны, стройны, элегантны
чёрный – подчёркивает силуэт…»
Средствами массовой э… пропаганды,
да! – разовьёт эту тему поэт
(тот, кому был накануне звоночек;
вежливый некто зевнул, известив:
«Если не хочешь остаться без почек,
к завтрему чтоб уже был креатив!»)
ярко, доступно, свежо и – не скучно:
так, мол, и так…
(«Ты ж на это мастак!»)
«Чёрные платья – для вас!»
Потому что
скоро их будет полнó
так и так.
Противостояние
От пыхтения антагонистов не спит Земля:
вся-то жизнь есть борьба!
Только… пусть аргументы кóлки,
все известные мировоззрения – ШИРМЫ для
маскировки действительно важной несостыковки.
Да, на все ваши идеологии я плюю;
мир, он делится попросту (тáк учит жизни школа)
на героев, которые МОГУТ УБИТЬ СВИНЬЮ,
и на тех, кто не может… без помощи свинокола.
…Нет, не знаю, зачем существуем и что в конце!
Трансильвании – нужно вопросы (пускай и гóрьки)
как-то, в общем, решать…
позвонить, наконец, в кол-центр,
и…
прощай, романтический дух «Пионерской зорьки».
Есть осиновый кол —
и уставшая жить свинья,
есть реальный народ —
и гламурная фальш-активность…?
Это всё ДЕКОРАЦИИ. Главное – ты и я…
и – навалом желающих… знающих, как найти нас.
На окраине Салтыковки*
Стоят на страже тучи щук…
«Несправедливо»?
Да ты чó, карась!
…Замнём для ясности… Хочу —
как дóлжно: стоя и не чокаясь —
за местный наш либерализм:
за то, что мы… не так уж здорово
и не сегодня собралúсь…
моргнули… щёлкнули…
и – олово
кому-то снова в горло льют
разгорячённые опричники.
Не чокаясь – за дело бьют…
А солнце – брызжет на наличники
и, словно брют, выносит мозг
(под ногти иглы лень засовывать!)…
Но смутной мысли брезжит мост:
в начале – всё же было слово ведь,
«свобода»…
Словно воробей
из-под стрехи когда-то выпорхнул,
и не поймаешь хоть убей,
и…
вся ответственность на vip’ах, мол,
за то, что тотчас ты устал,
народ мой…
А свобода – в тóм числе
и лить расплавленный металл,
и проверять, устал я – тотчас ли,
и заставлять…
и убивать —
ну, раз касается кощунство нас!
(А зечке – падать на кровать,
когда у кума встанет чувственность.)
…Купи, дурашка, кипу пик
и успокойся: тема пройдена,
мы возвращаемся…
«В тупик?» —
«Ну…
Есть такое слово: родина…»
* – Щедрúнки…
Близнецы
А морская-то птица похожа на хвост кита —
когда кит на прощание машет им…
Нет, не та
неприметная птаха, малец, что в чащобе рос,
а – простор обнимающий крыльями альбатрос.
…Кит его навестить выплывает – за месяц раз, —
весь покрытый ракушками, чудище без прикрас…
Лишь на миг друг на друга посмотрят —
раз зá сто лет! —
и… глядишь, альбатрос уже крыльями машет вслед.
Ничего между ними нет общего, вообще!
…Кит – он сонная туча, гора в водяном плаще;
альбатрос же – как ветер,
он легче, живей…
правей! —
если право измерить дано, как разлёт бровей…
…Взмах крыла – и хвоста…
и: «Ты только вернись: я жду ж»…
Неприкаянных и – покаянию чуждых душ
мимолётное сходство двух дуг выдаёт родство!
«…Да, но что у них, собственно, общего?»
Ничего.
Тюнинг
Нарисую-ка тигра – и, как зебру, раскрашу,
он тогда незаметно сможет к зебрам подкрасться! —
и глаза цвета сидра возвестят стаду КРАЖУ,
и… небесное – смертно обагрится пространство?
Нет, уж лучше я зебру распишу, будто тигра:
чтоб от страха не мучась —
было МОЖНО (пастись-то)…
Выражаясь газетно – чтоб в итоге постигла
зебру грустная участь всем чужого статиста?
«Невтерпёж под жирафа переделать гепарда?
(Или – хуже кошмара! —
под изящного скунса?)
…Чтоб овец пожирала безобидная панда,
маски гризли ей мало, —
тут бессильно искусство.»
…Тигр – очами сияя,
скалит зубы: «…Постúсь тут…»
С черепашьей медлительностью – не лубок, а…
да, рисую СЕБЯ я – лишь один из статистов, —
чтобы СУТЬ оголить и…
и отделать —
как бога.
Давнее
Лето снаружи…
почти тридцать пять по Цельсию,
здесь же – свежо и…
ни мира, блин, ни меча нет:
позавчерашние школьники СДАЛИ СЕССИЮ,
вот, отмечают…
Ах, как они отмечают!
Хата нарыта заранее – чтоб без палева,
шобла душевная (ты не смотри на хари),
жаль, вырубаются (зелье от пут избавило)…
Слово берёшь и… позёр, говоришь стихами,
тост:
«Лучше меньше занятий, да больше объятий!» —
но…
видно, тут чудный гений никто не ценит:
бабы себя развлекают самостоятельно,
м-да…
перемены назрели, и…
ни в лице нет,
ни даже в сердце отчаяния! —
нет и дéла, чьих
рук это дело…
«А может, устроим конкурс?!»
…Чисто урок физкультуры:
шеренга девочек
(по восемнадцать им, соблюдена законность).
Блею я, будто бы вдруг надышавшись гелием:
«Барышни, милые!
Больше б такой физ-ры б! – и…
правильно:
разве же как-либо ещё гением
мог бы считаться я, нежели на безрыбье?! —
раз уж так вышло, что…» —
и полумрак (тем более)…
и – рифмомлёт,
разойдясь,
завывает выпью.
Пусть и тупые, и страшные, но… безволие…
«Вы не врубаетесь… Я – больше всех их выпью!»
…Выразить хочется… (Муза – как переводчица.)
Словно зачётку, баюкаю эту лень я,
мямля в пространство: «…Простите, не знаю отчества…
Не поколение мы, а дрова! поленья!
вряд ли учившие что-либо про спасение
мира…
но ВАМ-то известно… про красоту-то!!»
…Всё впереди, и…
СПЕШУ вслед за ними всеми я.
(Будучи
даже не гордостью института.)
Старый кот
…Усталые женщины, пьяные девки…
На взрослых детишки таращат гляделки…
Любого могли бы на праздник позвать вы,
но кошки – собачьей достойны ли свадьбы?!
Я кот. Я дрожу под дождём меж поленьев.
По морде бьют капли, да слизывать лень их.
Полати презрев, распростёрт на землé ниц
мой дух, заплутав в лабиринте поленниц.
Галдят мужики, боевые, как парни…
Муж пилит законную: «Не выступай мне!»…
То пой, то пляши, то петардой бабахай,
весёлая свадебка: кошка – с собакой!
Землиста судьба – да разлука небесна.
Ты – пса предпочтя, тоже псеешь, невеста.
…Ущербного месяца сгрызли давнó кость, —
я сыт и… я cut!
Мой удел – одинокость.
Final cut
Бывает, очнусь ото сна —
ну и ну
вновь ýтру весь отданный, как дитя,
могу понимать я и шёпот дождя,
и спрятанную внутрь него тишину:
она – тьмы и света любимая дочь,
и…
хоть ты всей силой ума владей —
чем более внятен тебе тот дождь,
тем менее – гвалт остальных людей.
Вот, думаешь, выйду немой рекой
из русла привычного —
к их костру
да всей гоп-компании нос утрý!
Но вдруг шёпот спрашивает:
«А на кой?»
и вновь ты дитя
никаких идей
внимательно смотришь на свет, на тьму
ещё месяцок… ну, пяток недель
и я окончательно
всё пойму.
Не любят
На улице – чужие рожи,
так отойду же от окна…
Люблю по-прежнему до дрожи
меня отправившую на
заклание:
в безликий цоколь —
одним из кучи кирпичей…
Да, сколько языком ни цокай,
я был «ничо», а стал – ничей.
И что-то делать надо с этим!
А то…
когда не светит нам —
и сами мы, увы, не светим
тяжёлым (как бы) временам.
Лежим остатками отравы,
выветривающейся зря,
и в полусне бубним за нравы…
Но за окном уже заря —
и снова «idiots» и «stupid»
из пасти сыплются звеня!
(А нас – по-прежнему не любят:
ни вас, коллеги,
ни меня.)
Родом из моря
«Откуда умение плавать, эй?» —
со дна ручки кверху мы немо тянем,
но – знать ты не хочешь чужих детей,
космический холод! – и сам, как дитя, нем,
лишь чувствует каждый: не то, не то,
глуха темнота и плотна, как ряса,
как, чёрт возьми, дедушкино пальто…
как мессадж: «О, не доставай! Потеряйся!» —
ну правильно, мы же ведь, я и ты,
лишь гости под небом.
Я крот? Ты – мышь ли?
О нет! Как дельфины мы, как киты
однажды из моря на сушу вышли —
и в море вернёмся…
О да, светла,
но призрачна облачная терраса,
и солнце нас точно спалит дотла,
лаская призывами «не теряться».
Уж лучше обратно…
Хоть человек
где лучше не ищет…
но – как во сне, мы
чего-то всё ждём и глядим наверх,
как донные камни, как рыбы, немы,
а внутренний голос: «Не там! Не там!» —
нам путь наш указывает… И каждый —
не Немо, но всё-таки капитан
судьбы своей, ну!
…«Будь здоров, не кашляй!» —
себе ободряюще шепчем мы…
Закат величаво в своей… порфире ль? —
«Титаником» тонет…
а из тюрьмы
воздушной – пускай их пути темны —
в разгаре давно уж исход амфибий,
угу, «let my people» обратно «go»:
yes, это не жизнь…
и рука не легка с ней,
а я… хоть не Байрон я, а другой,
но тоже не прусь от египетских казней!
…Лес рубят – и щепки летят косяком
рыбёшек…
Куда уж им, промысловым!
…По ком звонят в Китеже? Ни по ком.
Встречают вернувшихся:
«Повезло вам».
На экскурсии
Белокаменно кремль ослепительный отражает
топку солнца – которое жаром и светом жалит! —
но…
ребёнок в автобусе снова уткнулся в виджет.
Ни Земли под собою ни чует, ни – что ей движет.
Был и я таким лет этак тридцать назад, ты понял?
Кроме шуток.
…В Союзе – игрушку «Весёлый повар»,
помню, выпустили (столь же глупую, сколь кривую),
так, бывало, займу у кого-нибудь и – кайфую…
Ну, конечно, сейчас выбор разных чудес богаче, —
чисто рай (и к тому же у каждой семьи – по даче)…
Правда, книг теперь меньше читают (культура тает),
но зато – наслаждаемся: ктó чем предпочитает,
например, видом тех, будто сахарных, стен и башен,
а ребёнок… Ребёнку и времени ход не страшен.
…Всё бесстрастно.
И чувство безмолвно внутри, и дóлг нем, —
и ребёнок… играет.
Мир кончится, все подохнем,
а весёлый тот повар (пускай не о нём тут рéчь, но
тем не менее) хавкой жонглировать будет вечно.
…Тот же, что и когдá-то, чудес никаких не хочу я,
лишь бы кремль… и автобус…
И – ждáть так. Себя не чуя.
Искусственное
Перед окнами жду,
в сером парке, среди ветвей…
Жандармерия
призывает порой разойтись, но: «В тени твоей
ждать умею я!» —
лишь бы что-то потом ИЗНУТРИ рвалось —
куража
своевременней…
Потому и кричу я: «Давай же, моя душа,
забеременей.»
…Там, у них, заверяли, в хороших руках она
(тем покойнее).
Там не дует ничем подозрительным от окна,
все ОКОРМЛЕНЫ…
Сторожа сторожат. За окном потолок небес;
липы кряжисты…
Нет, никак нам нельзя в этом пасмурном мире:
без
ЭТОЙ тяжести.
Потому-то и жду я… а впрочем… чего ж я жду?!
…Мысли-фрики ведь
помогают друг дружку в одном на двоих аду
перекрикивать.
И калечат, и лечат бесплатно (сходясь в одном)
третьеримляне…
И – как тень, моя бледная мечется за окном:
«ЗАБЕРИ МЕНЯ!»
–
«Потерпи, я же тут…
Или это не я так ждал?!»
ВООБЩÉ не я:
завиральные чьи-то идеи, коварный дар
истощения.
…Всё надуманно – от революций до мандража…
Что же, СДÁТЬСЯ нам?!
Да… И нежным румянцем зальётся в окне душа.
Благодарственным.
Голос разума
Живём…
интеллигентно, блин…
Любой двуногий гриб
отлично слышит этот ин-
тележный как бы скрип —
и в городах, и на селе,
как вата в уши вхож:
«Подумай о своей семье,
коль о себе не хошь.
Уже почти тридцать седьмой?
Почти совсем уже?
А ты не лезь… Вернись домой…
Подумай о душе…
В метро взрывают…
И в магаз
отлучка – целый квест!
(И деньги нам должны за газ
и норд, и зюйд, и вест…)
Закрыли? Что ж…
Видать, за прыть!
(…Вы что, сошли с ума?!
Система создана – закрыть
любой вопрос сама.)
Пока на воле? Ну, и… вот.
И – радуйтесь!
…пока
и вас однажды не сорвёт
ручища Грибника.»
И… такова, видать, судьба,
что всяк («тут все свои»)
готов… НА ВСЁ.
Не для себя,
так для своей семьи.
Не первый блин —
так ком с горы
и в горле точка com
(…и писк:
«Уж лучше вне игры…» —
он каждому знаком…)
Розита ветров
(на мотив песни Фэбиэна Андрэ и Уилбура Швандта
«Dream A Little Dream»)
Раз,
будучи раздолбаем,
под Абаем*
(мы там часто лабаем)
я,
измученный, и хвост поджат,
захотел сшибить деньжат:
сел,
этакий – раз, и хоп! – там,
где наряды винтят этаких оптом,
кофр открыв навстречу злой судьбе,
петь о вечном и о себе.
Вдруг вижу: идёт, вся такая
как мягкий ирис,
и – прихоти своей потакая,
глядит сверху вниз…
…
Жду,
чем меня поразит – а
слышу лишь:
«Салют, малыш, я Розита.
Будь отныне ты душой здоров:
я твоя РОЗИТА ВЕТРОВ!»
…Народ в изумлении замер,
когда выше звёзд,
омыв лица ливня слезами,
тайфун вознёс нас…
И
с той поры наш мир старый
ни меня, ни моей жалкой гитары
не видал – и хорошо, что не:
счастлив он без нас вполне!
…
Мы
вместе, и – даже мне тут
хорошо – поскольку действует метод:
чтоб собственной отдаться звезде,
звёзды надо видеть везде!
Мы
рядом, и весь мир – рядом:
под ногами, размывается взглядом…
Ночь —
будто необъятный кров!
И компасом – Розита Ветров…
* то есть под памятником Абаю Кунанбаеву
на Чистопрудном бульваре
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.