Текст книги "Охотник за смертью: Честь"

– Отнюдь нет, – прервал его Беккет. – Как всегда, я припас кое-что на закуску. Нечто странное творится на Границе. К нам не перестают поступать тревожные сообщения относительно Черной Бездны. Кому-то слышатся крики мертвых, которые предупреждают живых об опасности. Людей то и дело посещают страшные видения и кошмары. Возникают мимолетные контакты с чем-то неуловимым и необъяснимым. Нечто ужасное появляется в мгновение ока и так же быстро исчезает. Эсперы часто видят во сне, как открываются и закрываются двери, через которые входит какой-то монстр. Подобных сообщений стало слишком много. Поскольку большинство из них приходят из вполне достоверных источников, я не имею права закрывать на них глаза. Напрашивается единственный логический вывод: в Черной Бездне кто-то живет.

В зале надолго воцарилось молчание. Минуло более девяти веков с тех пор, как родоначальник Клана Дезсталкеров испытал Генератор Черной Пустоты. Ни разу за это время огромная, погрузившаяся во мрак территория не подавала никаких признаков жизни. Люди совершенно ничего о ней не знали. Если туда отправлялись корабли, то мало кто возвращался обратно.

При упоминании о Черной Бездне Гутман обратил свой взор на Оуэна и Хэйзел.

– Сэр Дезсталкер и мисс Д'Арк. Вы были последними из людей, которые побывали в Черной Бездне. Можете ли вы пролить свет на это явление?

– Для меня это такая же тайна, как и для всех остальных, – ответил Оуэн. – Ничего подобного я в жизни не видел. Хотя Генератор Черной Пустоты изобрел мой дед, это еще не значит, что я знаю о нем больше, чем кто-то другой. Даже если у Джиля и была какая-то информация о Черной Бездне, он со мной никогда не делился. Но я не могу поверить, что в этой пустоте кто-то есть. Там нет условий для поддержания жизни. Ни пищи, ни света, ни тепла. Как может там что-то или кто-то существовать?

– Это вовсе не жизнь в привычном значении этого слова, – поправил его Беккет. – Никто не знает, что случилось, когда миллионы людей приняли страшную смерть. Может, именно тогда в пустой черноте и зародились кошмары.

– Чушь! – бросил Оуэн.

– Неужели? – сказал Беккет. – Хочу вам напомнить, что вы вернулись из Черной Бездны вместе с проснувшимися хэйденами. А мы уж думали, что избавились от этого ужаса раз и навсегда… В Бездне определенно что-то есть.

Взоры присутствующих устремились на Оуэна и Хэйзел. Разумеется, Дезсталкер со своей подругой знали о Бездне гораздо больше, чем остальные, но ради общего блага давно поклялись держать язык за зубами. Кроме того, между тем, что сообщил им Беккет, и тем, что было известно им, не прослеживалось прямой связи. По крайней мере им хотелось так думать.

– Говоря о хэйденах, – продолжал Беккет после небольшого молчания, – мы подошли к последней части моего доклада. Полагаю, всех нас немало удивило то, что проснувшиеся хэйдены примкнули к силам повстанцев. Но еще больше мы поразились, узнав, что измененные теперь повинуются приказам. Если прежде они превратили бы врага в груду мяса, то ныне предпочитают взять его в плен. По крайней мере именно так хэйдены поступали с имперскими солдатами, которые во время Восстания изъявляли желание сдаться.

Вы убедили нас, сэр Дезсталкер, что хэйдены изменились. Вы сказали, что с ними можно сотрудничать. Но следовало бы проявить большую осмотрительность. Разве можно доверять киборгам – людям, которые в поисках технического совершенства напрочь отбросили свою человечность. Тем, кто начал Крестовый Поход Генетической Церкви против человечества, надеясь заменить собой все население Империи. Нет, человекоподобным машинам в золотистых звездолетах, этим мясникам с Брамина II, доверять было нельзя. Да будет вам известно, сэр Дезсталкер, что ваши бывшие союзники вернулись на Брамин II и, разрушив защиту планеты, оккупировали ее. Переименовали планету в Новый Хэйден и окружили ее своими золотыми кораблями. Прежде чем связь прервалась, мы успели получить несколько сообщений. Из них явствует, что хэйдены приступили к опытам над захваченными в плен людьми, намереваясь превратить их в новых, более совершенных хэйденов.

Мы не имеем ни малейшего представления о том, что там творится сейчас. Чтобы спасти людей Брамина II, нам нужно пройти мимо золотых кораблей хэйденов. А это равносильно самоубийству. Может, у сэра Дезсталкера есть на этот счет какие-нибудь соображения? В конце концов, именно он вновь выпустил хэйденов.

В зале поднялся шум. Недовольство толпы постепенно перерастало в неистовый гнев, не предвещающий ничего хорошего.

– Хэйдены были неизбежным злом, – бесстрастно заявил Оуэн, – однако без них мы не смогли бы свергнуть Лайонстон. Спросите сами у генерала Беккета. Я думал… надеялся, что измененные больше не возьмутся за старое. Я знал одного хэйдена, хороший был друг – среди людей таких еще поискать. Но, видимо, меня в очередной раз предали те, в кого я верил. Однако давайте не будем преувеличивать опасность. Хэйдены захватили всего одну планету. И максимум, на что они способны – это ее защищать.

– Уж не предлагаешь ли ты бросить население Брамина II на съедение человекоподобным монстрам? – осведомился Гутман. – Не думаю, что Империя тебя поддержит.

– А почему бы и нет? – парировал Оуэн. – Разве не ты предложил жертвовать малым во имя большего? Помнишь, как ты посоветовал обойтись с населением Границы? Нет, Гутман, я вовсе не предлагаю бросать жителей Брамина II на произвол судьбы. Этого допустить нельзя хотя бы потому, что хэйдены могут превратить их в мощную армию. Мы с Хэйзел отправимся туда вдвоем. И посмотрим, что можно сделать. В конце концов, я чувствую ответственность за случившееся.

– Как бы не так! – воскликнула Хэйзел. – С чего это ты взял, что я мечтаю отправиться на тот свет? Мне пока жить не надоело.

– Я просто думал, что мисс Д'Арк не захочет пропустить такого развлечения, – ответил он.

– А вот это совсем другое дело, – ухмыльнулась Хэйзел. – Просто нужно было меня попросить.

– Парламент охотно принимает ваше предложение, – заявил Гутман, – и желает вам удачи. Тем более что она вам может очень пригодиться. Вы согласны с нами, генерал Беккет?

– Вполне, – ответил тот. – Сам заварил кашу, пусть сам и расхлебывает. Но если у них ничего не выйдет, придется принимать решительные меры. Чем ждать, что выкинут хэйдены в скором будущем, лучше сжечь их проклятую планету дотла. У меня все.

Экран исчез, а с ним и генерал Беккет. В зале поднялся гул. Лукаво улыбнувшись Оуэну, Гутман как-то странно оживился. Дезсталкер нутром чувствовал, что ничего хорошего это не сулит. Слегка подавшись вперед, Гутман произнес самым что ни на есть рассудительным тоном:

– Прежде чем вы нас покинете, сэр Дезсталкер, хотелось бы задать вам несколько вопросов. Парламент отправил вас за военными преступниками. Но, насколько мы могли заметить, вы не слишком старались доставить их живьем.

– Они почему-то думали, что на Голгофе их ждет несправедливый суд, – ответил Оуэн. – Видимо, потому, что за все время работы судов военного трибунала ни один осужденный не был оправдан. Полагаю, этот факт не укрылся от их внимания. Поэтому неудивительно, что они предпочли сражаться насмерть, лишь бы не попасть к вам в руки. В этом положении виноваты вы, а не мы.

– Каждый конкретный случай мы разбираем очень тщательно, – возразил Гутман. – Неужели ты думаешь, что я позволю ложно осудить моих бывших приятелей-аристократов?

– Звучит убедительно. Особенно если учесть, что говорит человек, убивший собственного отца, – заметила Хэйзел. – Лучше остановись, пока меня не разобрал смех.

– Я давно уже не тот, что прежде, – пожал плечами Гутман. – Все меняется. И люди тоже. Или ты, дорогая моя, так не считаешь? Должно быть, забыла, как когда-то сама промышляла пиратством и охотой за клонами?

Хэйзел рассердилась, но промолчала, за что Оуэн ей был безмерно благодарен.

– Суды военного трибунала призваны служить справедливости. Империя должна знать, что истинному злу рано или поздно придет конец, – заявил Гутман.

– Суды существуют только потому, что они популярны, – возразил ему Оуэн. – Людям нужны козлы отпущения. Интересно, что ты. Гутман, собираешься делать, когда запас настоящих преступников истощится? Начнешь копать под тех, кто не согласен с учрежденным тобой порядком?

– Справедливости боится только тот, у кого рыльце в пуху, – ответил Гутман. – Тому, кто не виновен, бояться нечего.

– А право решать, кто виновен, ты, конечно, присвоил себе.

– Решает Парламент.

– Стало быть, ты говоришь от имени Парламента, – не унимался Оуэн. – Чертовски удобно.

– Давайте двигаться дальше, – продолжил Гутман. – Переходим к следующему вопросу повестки дня. Проведение предвыборных дебатов. Полагаю, мне нет смысла напоминать, что после падения Железного Престола нас ожидают первые свободные выборы. Думаю, для вас также не секрет, что они будут проходить в ожесточенной конкурентной борьбе. Дело в том, что на многие места в Парламенте претендуют бывшие аристократы. Они уже заявили о своем намерении участвовать в выборной кампании.

– Черта с два! – громко возмутился Оуэн, стараясь перекричать поднявшийся в зале шум. – Рэндом заключил с ними соглашение. Семьи отказались от притязаний на власть в обмен на сохранение финансовых институтов. Если аристократы правдами и неправдами проникнут в Парламент, всем нашим завоеваниям крышка. Кончится тем, что аристократы вновь окажутся у власти.

– Что-то вы, сэр Дезсталкер, чересчур уж распоясались, – раздался леденящий женский голос из зала.

Все присутствующие обернулись.

Грация Шрек выдержала натиск устремленных на нее взоров с гордо поднятой головой и свойственной ей холодной неприступностью. С тех пор как Грегору Шреку пришлось удариться в бега, во главе Клана встала его старшая сестра и с этой ролью справлялась на удивление здорово. Ни Тоби, ни Евангелине взваливать на себя эти обязанности было недосуг, не говоря уже о том, что они не имели к тому ни малейшего желания. Поэтому участь возглавить семейство Шреков выпала Грации чисто случайно. И, надо сказать, все это время ей сопутствовала удача.

Высокая и худощавая, с бледной лебединой шеей, сморщенным лицом и густой гривой светлых волос, убранных в старомодную и некрасивую прическу, Грация резко выделялась на фоне окружающих ее ярких птичек. Склонная к затворническому и аскетическому образу жизни, она почти никогда не появлялась в свете, терпеть не могла Двор и посещала его только по строгому настоянию Грегора.

Однако менее официальная и определенно менее опасная обстановка Парламента, как ни странно, пришлась ей по вкусу. Выступая от имени многих древних семейств, Грация чувствовала себя на удивление свободно и непринужденно. Поскольку почти всю свою сознательную жизнь она провела вдали от высшего общества, она не отдавала предпочтения ни одному из Кланов. Именно по этой причине Семьи безоговорочно ей доверяли. Но особым расположением аудитории Грация была обязана природной уравновешенности и легкому чувству юмора, благодаря чему слушать ее было одно удовольствие. Словом, лучшего представителя бывшей аристократии трудно сыскать. Ее замечания никогда не оставались без внимания – будь на ее месте другой аристо, ему бы не дали сказать ни слова.

– Право баллотироваться в Парламент имеет каждый, – с пафосом заявила Грация Шрек. – Такова суть демократии. Разве вы, сэр Дезсталкер, сражались не за то, чтобы все граждане Империи имели равные права? А стало быть, бывшие аристократы имеют такое же право голоса, как и все остальные. К тому же, помнится, вы сами были Лордом. Если следовать вашим словам, то на вас тоже нужно поставить клеймо и лишить права баллотироваться в органы власти. Или свой выпад против аристократии вы к себе не относите? Должна заметить, сэр Дезсталкер, что такие понятия, как искупление и покаяние, известны не только вам. Оуэна задели ее слова, хотя он старался не подавать виду.

– Я мог бы прийти к власти. Однако решил этого не делать.

– Очень… благородно с вашей стороны. Но кто может поручиться, что вы не перемените своего решения в будущем? И вообще не понятно, почему вы так разволновались. Ведь речь идет о свободных выборах, проходящих в атмосфере строгого порядка, за который вы сами ратуете. То есть выборах, в которых каждый гражданин имеет право изъявить свою волю посредством честного голосования. Если кто-то из избирателей окажет доверие представителю того или другого Клана, то это его личное дело. Каждый сам вправе решать, кому из кандидатов в парламентарии отдать свой голос.

– Все это не так просто, как кажется, вы сами знаете, – сверля Грацию Шрек острым взглядом заявила Диана Вирту.

Грация удостоила ее снисходительной улыбкой, которая лишь подлила масла в огонь. Однако Диана сумела сдержаться.

– Эсперы не желают вновь оказаться под властью тех, кто держал их за рабов, – продолжала она. – Тех, кто безнаказанно их оскорблял, унижал и убивал, когда вздумается.

– Мы глубоко раскаиваемся за наших соотечественников, которые прибегали в прошлом к подобным крайностям, – спокойно произнесла Грация. – Чтобы добиться доверия избирателей, Семьям придется доказать, что они достойны того места при новой власти, на которое претендуют. Мы не настолько глупы, чтобы взяться за старое – кому захочется подставить свою карьеру под удар? Нужно научиться смотреть в будущее. Семьи накопили богатый опыт, им есть, что предложить. Все присутствующие прекрасно понимают ваше положение, эспер Вирту. Физические и психические травмы, которые вы получили в прошлом, вызывают у нас глубокое сочувствие, но мы не можем позволить, чтобы навязчивые идеи несчастной женщины преградили путь дальнейшему прогрессу.

Это был удар ниже пояса, однако Диана Вирту сумела сохранить присутствие духа. Грация Шрек уже не в первый раз пыталась подорвать аргументы Дианы, ссылаясь на ее прошлое. В бытность Безумной Дженни психика Дианы была несколько… неуравновешенной. Но что она могла сказать в ответ на столь прямой выпад? Заявления вроде «Да, я была сумасшедшей, а теперь мне стало лучше» внушают не слишком много доверия. Поэтому Диана сочла за лучшее пропустить замечание Грации мимо ушей.

– Эсперы больше никогда не склонят головы перед аристо. Мы разорвали свои цепи ценой страданий и большой крови. Многие наши товарищи отдали ради этого жизнь. Мы не позволим, чтобы нас опять притесняли.

– Звучит красиво, – заметила Грация, – не более того. Говорить о рабах и хозяевах сейчас не имеет никакого смысла. Они ушли в прошлое, и лучше не стоит его ворошить. Нужно двигаться дальше. И я подвергаю большому сомнению то, что вы говорите от лица всех эсперов. Открыто заявляя о своем недоверии к Матери Мира, вы сами себя дискредитировали и отстранились от официального руководства Подпольем. Все, что вы сейчас говорите, эспер Вирту, вы говорите от себя лично.

– Давайте лучше обсудим ситуацию с Блю Блоком, – вступил в разговор Финли Кэмпбелл.

Услышав голос Финли, все дружно обернулись. В Парламенте он выступал редко, но если уж это случалось, то все его слушали. Улыбнувшись и одарив холодным взглядом Би Би Ходзиру и ее спутников, Финли сказал:

– Как мы можем доверять Семьям, если большинство из них все еще находятся под влиянием Блю Блока? В свое время это была секретная организация. Но мы и по сей день толком ничего о ней знаем. Чем она занимается, какие ставит перед собой цели и задачи?

Выйдя вперед, Би Би Ходзира произнесла своим вкрадчивым голосом:

– Одно то, что мы перестали быть секретной организацией, должно положить конец многим вашим опасениям. Да, Кланы задумывали нас как частную террористическую организацию, целью которой было готовить специальных агентов для уничтожения врагов. Но мы давно вышли из-под опеки Семей, поэтому стоящие некогда перед Блю Блоком задачи ушли в прошлое. Если кто и смеет нас критиковать, то только не вы, сэр Кэмпбелл. Лучше вспомните, сколько крови на ваших руках. И сколько людей погибло от вашего меча.

– Много, но, думаю, еще недостаточно, – произнес Финли.

– Мы учтем ваше замечание, как только до этого дойдет очередь, – сказал Гутман. – А теперь перед нами выступит Ее Святейшество, мать-игуменья Беатриса Кристиана. В данное время она слишком занята благотворительной деятельностью, поэтому не смогла прибыть к нам лично. Свое обращение к нам она записала заранее.

По его сигналу в воздухе вновь появился голоэкран, и на нем возникло лицо матери-игуменьи Беатрисы, которое, словно нимб, окаймлял белый капюшон. Под глазами у Беатрисы темнели круги, лицо выглядело изможденным, а когда она начала говорить, голос ее срывался от усталости.

– Я буду краткой, потому что меня ждет масса неотложных дел. После войны половина планет Империи оказались буквально без средств к существованию. Если у нас не начался массовый голод, то только благодаря кораблям генерала Беккета, доставляющим в бедствующие районы провизию. Социальные, политические и производственные структуры повсюду разваливаются. Люди гибнут от недостатка питания, жилья и медикаментов.

Церковь проводит благотворительные акции, но наши фонды и возможности ограничены. Парламент обязан предоставить дополнительные средства, иначе нам грозит массовое варварство, если не хуже. Погибли уже миллионы людей. Умрет еще столько же, если мы не предпримем срочных мер. Я прошу под мою личную ответственность предоставить нам финансовую поддержку, чтобы мы могли оказать помощь тем, кто в ней крайне нуждается. Пожалуйста, помогите нам. А мы поможем тем, кто страдает от нищеты.

Экран померк и исчез. В зале поднялся тревожный шум. Голгофе немало досталось во время Восстания, но, несмотря на полученные раны, она сумела выйти относительно сухой из воды. К сожалению, в период благоденствия быстро забываешь о тех, кому пришлось гораздо хуже.

– Разумеется, мы поставим вопрос, поднятый Ее Святейшеством, на обсуждение, – подавшись вперед на стуле, произнес Гутман. – Хочу отметить, что подобные просьбы звучат далеко не в первый раз. К сожалению, мы крайне ограничены в средствах. Но мы обсудим данный вопрос, как только соответствующая комиссия представит нам свой отчет. А сейчас нам осталось обсудить одно важное дело. Думаю, все присутствующие со мной согласятся, так как речь идет об официальном главе государства, то есть о человеке, который будет представлять власть перед лицом народа Предварительно обсудив вопрос в разных комиссиях, мы пришли к выводу, что наиболее приемлемой формой властью для нас является конституционная монархия.

Заявление Гутмана вызвало бурную реакцию в зале. Казалось, все заговорили разом, и никого невозможно было угомонить. Гутман попытался жестом призвать присутствующих к порядку, но не тут-то было. Тогда, откинувшись на спинку стула, он стал ждать, пока страсти улягутся сами собой.

Пока толпа галдела и шумела, Оуэн попытался собраться с мыслями. Несмотря на то что Железный Престол был разрушен, корона продолжала существовать. С точки зрения закона, парламентариям ничто не мешало назначить нового императора. По крайней мере им вполне хватило бы глупости это сделать.

Наконец шум смолк, и Гутман смог продолжить свою речь.

– Не надо волноваться. Ни один вопрос не будет принят, пока его не утвердит Парламент. Другими словами, мы предлагаем учредить конституционного монарха, лишенного реальной и законодательной власти. Так сказать, номинального главу государства, обязанности которого будут носить исключительно общественно-социальный характер. Ну, разумеется, он должен пользоваться поддержкой и доверием всех и каждого. После напряженных обсуждений комиссии пришли к мнению, и, думаю, вы с нами согласитесь, что на данную должность подходит только один человек: Оуэн Дезсталкер.

Зал вновь разразился шумом, среди которого прорвались громкие аплодисменты. Рукоплескали не только те, кто выказывал свое расположение великому герою, но также те, кого устраивало подобное назначение по совершенно другим причинам. Став главой государства, Дезсталкер навсегда ушел бы с политической арены – преимущество, которым не преминули бы воспользоваться его враги.

Оуэн не сразу сообразил, что происходит, но когда опомнился и заговорил, в зале мгновенно воцарилась тишина.

– Черта с два! Пожелай я стать императором, я бы это сделал сразу, как только сверг Лайонстон. Но я не хотел короны тогда, не хочу и сейчас.

Гутман непринужденно улыбнулся.

– Однако многие в этом зале не прочь видеть тебя во главе государства. Они считают, что это большая честь, которую ты вполне заслужил. Когда человек заявляет, что его не интересует власть, это лишний раз говорит в его пользу. Лучшей кандидатуры на пост конституционного и монарха быть не может. Конечно, у нас с тобой есть много разногласий. Но я не колеблясь признаю все твои заслуги перед демократией. Кому, как не тебе, представлять ее перед народом? Подумай еще вот о чем, Дезсталкер. Кто, если не ты? Кэмпбелл? Вольф? Шрек? Пожалуй, ты единственная кандидатура на пост главы государства. Давай, Оуэн, решай.

Все еще находясь в мрачном оцепенении, Оуэн сдержанно кивнул. Когда Хэйзел взглянула на него, лицо его совершенно ничего не выражало.

В задних рядах наметилось какое-то странное движение. Пробираясь через толпу, к свободному пятачку зала уверенно направлялись двое. Одного из них знали все. Это был капитан Джон Сайленс. Но его спутник, с ног до головы одетый в черное, для остальных оставался загадкой. Когда-то Сайленса повсюду сопровождала расследователь Фрост. Но она погибла, защищая Империю, от руки небезызвестного Кита Саммерайла, который оказался предателем. Теперь ее место занял другой, и он своим мрачным видом наводил еще больший трепет, чем Фрост. Когда люди разглядели, что у него в руке, по залу прокатился тревожный рокот. Это было силовое копье, оружие, запрещенное еще с давних времен. Вооруженный им эспер был практически непобедим и становился верным посланником смерти.

Повернувшись лицом к залу, капитан Сайленс сдержанно кивнул в знак приветствия. Это был мужчина высокого роста, сорока с лишним лет. О возрасте свидетельствовали довольно солидное брюшко и поредевшая растительность на голове. Он немало повидал на своем веку, смотрел смерти в лицо и никогда не отводил взгляда. Словом, был одним из тех немногих, кто, сражаясь за Империю, являл собой образец истинного героизма и мужества и, потерпев поражение, склонил голову перед новым режимом. В мире еще хватало людей – как бывших повстанцев, так и защитников Империи, – которые были бы не прочь вывести его из игры, хотя и не торопились с этим: он еще мог им пригодиться.

– Прошу прощения, что прерываю ваше собрание, – отвесив небрежный поклон Гутману, начал он. – Дело не терпит отлагательства. Я только что побывал на Границе, то есть на планете Ансили. Всем нам грозит большая беда.

– О черт, – прервал его Гутман. – Какие еще дурные новости вы нам принесли с Границы, капитан? Опять корабль пришельцев?

– Хуже, – ответил Сайленс. – Шаб.

Переждав, пока волнение в зале немного уляжется, он продолжил:

– Мы, как обычно, совершали очередной рейс по доставке продовольствия на Ансили. Как вы знаете, там находится единственная в Империи база, где ученые исследовали потерпевший крушение вражеский корабль неизвестной конструкции. Едва мы вышли из гиперпространства, как обнаружили, что планета разрушена. Металлические леса, которые покрывали ее от полюса до полюса, запасы тяжелых металлов, служащие топливом для наших кораблей, начисто исчезли. Миллиарды деревьев словно рукой смело.

От базы остались мелкие осколки. Люди погибли. Корабль пришельцев исчез – его с собой забрал Шаб. Единственным человеком, оставшимся после натиска Шаба в живых, оказался бывший расследователь Кэррион, скрывавшийся на Ансили как преступник. Я привел его с собой, чтобы вы услышали всю историю из первых уст. Я гарантировал ему личную безопасность. Надеюсь, это возможно?

– Да-да, конечно, – подхватил Гутман. – Под вашу личную ответственность, капитан Сайленс. Расскажите нам, как все произошло. Я имею в виду нападение Шаба. Почему его не смогли обнаружить локаторы Флота?

– Если Шаб захочет быть незамеченным, никто его не увидит, – загробным голосом ответил тот, которого звали Кэррион.

Это был темноволосый мужчина с холодными карими глазами и мертвенно-бледным, хотя и молодым лицом.

– Они свалились на нас как снег на голову. В один миг небо заполонили тысячи кораблей и в два счета разрушили защитный экран базы. Я слышал, как, умирая, кричали мужчины и женщины. Корабль пришельцев вместе со всеми учеными, которые оказались на его борту, Шаб забрал с собой. Штурм шел считанные минуты и завершился так же быстро, как и начался. А потом они принялись собирать урожай. – Кэррион запнулся. – Когда-то среди металлических деревьев жили ашраи. Империя истребила эту расу, чтобы получить неограниченный доступ к металлу. Однако души ашраев остались жить вместе с деревьями. Я слышал, как они кричали, когда деревья вырывали из земли.

Мне посчастливилось выжить. Благодаря пси-способностям я спрятался, и меня не заметили. Ашраи мертвы, люди погибли, а деревьев больше нет. Зовут меня Кэррион. Я приношу несчастья. Я разрушитель наций и миров.

Он резко замолчал, и в зале на некоторое время воцарилась гробовая тишина. Потрясенные речью этого мрачного человека и вестями, которые он сообщил, люди обменивались недоуменными взглядами.

Наконец Гутман, в нерешительности прочистив горло, произнес: *

– Мы… благодарим вас за информацию. Исходя из того, что Шаб забрал все деревья, напрашивается единственный вывод: он готовит атаку на человечество. С одной стороны, тяжелых металлов, собранных с планеты, хватит, чтобы наполнить топливом бездну кораблей. А с другой, это подрывает нашу мощь. Раз они украли у нас корабль пришельцев, то вскоре секреты его конструкции будут у них в руках. Спасибо за сообщение, капитан Сайленс. Мы глубоко ценим вашу службу. Сейчас вы можете идти, но потом мы попросим вас обоих подготовить отчеты.

– Хорошо, – ответил Сайленс. – Мы всегда в вашем распоряжении. А пока прошу еще одну минуту внимания. Один эспер как-то сказал мне, что ему явилось видение, в котором Шаб планировал нападение на человечество. Ничего конкретного он говорить не стал, однако заметил, что скорее предпочел бы наложить на себя руки, чем дожить до этого дня.

В зале поднялся гул. Гутман откинулся на стуле и, пытаясь говорить как можно спокойнее и непринужденнее, произнес:

– Предвидения почти невозможно расшифровать, капитан. Тем более им нельзя доверять, когда они исходят от эспера. Что бы ни привиделось вашему эсперу, думаю, не следует придавать тому большого значения. Хотя разведать, что затевает Шаб, необходимо.

– Думаю, лучше всех с этим справлюсь я, – громко заявил Джек Рэндом. – Раз над нами нависла угроза нападения, нужно все разузнать. Мало кому удавалось подобраться к Шабу так близко, как мне, и при этом уцелеть. Наверное, все помнят мой отчет.

– О черт, – выругалась Руби Джорни. – Прошу учесть, что я с ним.

– Мы принимаем ваше предложение, – сказал Гутман. – Нам остается лишь еще раз поблагодарить капитана Сайленса и его спутника за то, что вовремя сообщили нам важные новости. Вам, Кэррион, прежде чем отправиться на борт своего корабля, придется сдать* оружие.

– Нет, – сказал Кэррион. – Лично я так не считаю.

– Силовые копья запрещены законом по всей Империи, – сердито произнес Гутман. – Официально вы преступник. Поскольку Сайленс обеспечил вам защиту, мы не требуем вашей смерти, однако мы не имеем права разрешить вам носить оружие.

Гутман махнул рукой. По его сигналу дюжина вооруженных охранников взяла человека по имени Кэррион на прицел. Тот вопросительно посмотрел на Сайленса, но капитан лишь недоуменно пожал плечами.

– Только попробуйте, – холодно улыбнувшись Гутману, сказал Кэррион.

Над залом как будто сгустилась мгла, в воздухе повисла добрая сотня теней. Люди неожиданно ощутили рядом с собой чье-то незримое присутствие. Нечто огромное, холодное и опасное перемешалось над их головами. То тут, то там сверкали острые зубы и страшные когти. Откуда ни возьмись, налетел ветер – лютый и порывистый. Слышался долгий и страшный вой, в котором не было ничего человеческого. Голосов становилось все больше и больше, черных теней уже было не счесть, а в воздухе над людскими головами, подобно грозовой туче, навис некий гневный и зловещий дух. Охранники крепче вцепились в бластеры, но, растерявшись, не знали, куда их направлять. Оуэн, Хэйзел, Руби и Джек стали друг к другу спиной, готовые встретить опасность. Люди старались держаться поближе, то и дело со страхом озираясь по сторонам. Еще немного, и началась бы паника.

Вдруг чужое присутствие разом исчезло. Ветер стих, и стало спокойно. Прежде чем что-то сказать, Гутман судорожно облизнул пересохшие губы и слегка прокашлялся. Все взоры были устремлены на него, а сам он не сводил глаз с Кэрриона.

– Что… что это было?

– Ашраи, – ответил тот. – Они давно умерли. Еще тогда, когда капитан Сайленс отдал приказ сжечь Ансили. Души их превратились в призраки и до сих пор продолжают жить. Прежде они обитали на металлических деревьях; теперь, когда лесов больше нет, призраки сопровождают меня повсюду. Так они меня защищают.

– О черт, – выругался Гутман. – Будь проклято твое несчастное копье! Бери его с собой. Только проваливай побыстрее вместе со своими загробными дружками.

Кэррион вместе с капитаном Сайленсом развернулись и пошли прочь. Им все спешили уступить дорогу. Все, кроме Дианы Вирту. Она преградила путь Кэрриону и Сайленсу, и те остановились. Быстро в знак приветствия кивнув Кэрриону, Диана устремила взор на Сайленса.

– Привет, отец, – сказала она.

– Здравствуй, Диана. Я слышал, ты вернулась к своему прежнему имени. Очень за тебя рад. Безумная Дженни мне никогда не была по душе.

– Но она – часть моей истинной сущности. И глубоко во мне продолжает жить. Просто я… немного продвинулась. Когда Мать Мира собралась изъявить свою волю, я думала, что она избрала меня в качестве живого воплощения. Думала, что я стала ее телом, ее священной посланницей. Но она покинула меня, лишив своей милости и славы. Теперь я до конца жизни останусь самым обыкновенным существом, не отмеченным волею Божьей. Она оставила меня на произвол судьбы, как когда-то бросил меня на Ансили ты.

– Это совсем не одно и то же, – заметил Сайленс.

– И все же это именно так, – возразила Диана и, взглянув на Кэрриона, добавила: – Я слышала, как на Ансили пели ашраи. Они приоткрыли мне блеск Небес, а потом ушли. Уж лучше бы всю жизнь быть слепой, чем, увидев на миг божественные краски радуги, навечно погрузиться во мрак тьмы. Меня столько раз предавали, что теперь я доверяю только себе. Я рада, что твоей планеты больше нет, Кэррион. Рада, что больше нет лесов. Лучше держись от меня подальше. И ты тоже, отец. Если еще раз сделаешь мне больно, я убью тебя.