Текст книги "Кровь и честь (сборник)"

Наверху, под потолком, разлетелся вдребезги стеклянный рожок люстры, и мельчайшие осколки посыпались вниз. Внезапно десятки и сотни ворон слетелись с разных сторон неведомо откуда, падая черными клиньями на головы заметавшихся придворных, раня клювами и когтями головы тех, кто не оказывался достаточно ловок, чтобы увернуться от них.

За помостом, на котором стоял трон, стена поглощала, точно вплавляя в себя, человека. Уже трудно было различить, где кончалась плоть и начинался камень. Кости выпирали из-под натянувшейся кожи, плоть под ней словно бы растворилась, но глаза казались живыми, и сознание еще не покинуло человека, который знал, что происходит с ним.

Дамон Корд глубоким зычным голосом прокричал слова вызова и бросился на мертвеца. Взмахнув левой рукой, помощник Хранительницы точно из воздуха извлек стальную булаву с рукоятью длиною в три фута, заканчивающуюся массивным, усеянным шипами шаром. Мертвец отбросил в сторону свою умирающую жертву и, посмотрев в лицо Корду, злобно зашипел, протягивая когтистую кровоточащую лапу, чтобы ударить противника. Дамон с легкостью уклонился от удара, и огромная булава, взлетев в воздух, сломала ключицу мертвеца. Чудовище опрокинулось на пол. Оно, издав дикий вопль ярости, попыталось подняться, но Корд был уже рядом. Рой мух взметнулся в лицо Дамона, но он не обратил на них никакого внимания. Помощник Хранительницы снова взмахнул булавой; удар получился столь мастерским, что голова мертвеца отлетела в сторону. Тело содрогнулось в ужасных конвульсиях, упорно пытаясь дотянуться до Корда когтистыми лапами. Дамон несколько раз обрушил на мертвеца свою булаву, и наконец последние силы покинули чудовище, и нереальное отступило. Корд издал победный рык и осмотрелся в поисках следующего противника. Все попятились, пораженные откровенной злобой, написанной на его лице.

Хранительница намеренно позволила Корду сражаться одному, они оба предпочитали именно такой метод ведения боя. Едва Корд успел ринуться в атаку, Таггерт подняла над головой руки и послала в воздух целую волну белых огоньков, которые закружились над головами придворных. Вороны издавали жалобные, похожие на детские, крики, когда огоньки касались их. Пламя охватывало тела и крылья птиц, и те падали вниз множеством пылающих платков, от которых придворные едва успевали уворачиваться. Хранительница уже направлялась к человеку, которого поглощала стена. Женщина сделала странное движение правой кистью, и один из висевших в воздухе огоньков принял форму меча, который сам собой оказался в руке Хранительницы, себя она прикрывала посеребренным щитом.

Корд пристально вглядывался в окружавших его людей, наконец его внимание привлек стоявший слева, поблизости от Джордана, осанистый придворный. Дамон улыбнулся и поднял свою булаву, на шипах которой болтались куски кожи уничтоженного им мертвеца. Придворный начал пятиться, тряся головой.

– Нет, пожалуйста… это ошибка! Я не призрак, я такой же, как все! Разве я похож на какую-нибудь из этих тварей? Посмотрите на меня!

Корд двинулся прямо к нему. Придворный начал отступать все быстрее, и остальные шарахались в стороны. Дворянин оглянулся и понял, что отступать больше некуда, позади стена. Тогда он посмотрел на Корда, и лицо его стало холодным, как у мертвеца. Схватив за руку какую-то женщину, он притянул ее к себе, прикрываясь ею, точно щитом. Глаза придворного были пусты и безжизненны.

– Назад, или ей не жить.

Этот хриплый, искаженный, прозвучавший точно откуда-то издалека голос словно бы и не принадлежал человеку. Призрак выхватил нож и приставил его острие к горлу женщины. Капелька крови сбежала вниз по белой коже. Женщина умоляюще смотрела на Корда, который ответил ей ободряющим взглядом и с необычайной быстротой выбросил вперед свою левую руку. Его булава, просвистев в воздухе, ударила в плечо придворного. Рука призрака безжизненно повисла, а нож упал на пол. Корд взмахнул рукой, и в воздухе блеснул обоюдоострый палаш с зазубринами по краям широкого лезвия. Корд прыгнул вперед, целясь своим новым оружием прямо в горло чудовищу, которое, бросив свою заложницу, постаралось увернуться от клинка. Но тщетно: рука неумолимого Дамона была тверда, и удар верен. Железо перерубило шею чудовища, и его голова отлетела в сторону. А вот тело и не собиралось падать. На обнажившейся груди призрака внезапно образовался разрез, который быстро расширился и стал походить на повернутый боком огромный зубастый рот, протянувшийся от паха до шеи. Длинный пупырчатый язык выскочил из пасти и обкрутился вокруг Корда, прижав его руки к телу. Могучие мышцы бойца вздулись буграми, но язык опутал Дамона слишком плотно, не позволяя освободиться, и медленно подтягивал его к открытому рту.

Джордан нагнулся, поднимая с пола упавшую практически к его ногам булаву, и, удивляясь ее тяжести, двинулся на посланника нереального, сжимая обеими руками свое грозное оружие. Актер помнил, что Хранительница Замка не велела никому вмешиваться, но он просто не мог стоять и спокойно смотреть, как убивают человека. Джордан осторожненько зашел за спину чудовища, которое, будучи лишенным головы, вроде бы не могло ни видеть, ни слышать его, но не тут-то было. На спине твари появился еще один зубастый рот. Джордан остановился и, с трудом перехватив булаву левой рукой, правой достал из рукава один из огненных шариков и, раздавив его, бросил пылающий снаряд прямо в оскаленный рот, который рефлекторно проглотил то, что в него попало. Чудовище запрыгало на месте, когда пламя начало пожирать его внутренности. Джордан шагнул вперед и обеими руками обрушил булаву на второе плечо твари, которая рухнула на колени, ослабив мертвую хватку своего языка настолько, что у Корда появилась возможность освободиться. Он поднял свой палаш и стал рубить им тело чудовища, как дровосек непокорный ствол. Дамон разрубил тварь на множество кусков, но прошло еще некоторое время, прежде чем они перестали шевелиться. Джордан повернулся и увидел, что отрубленная голова, скалясь, смотрит на него. Актеру пришлось обрушить на нее несколько ударов булавы, прежде чем он убедился, что голова мертва. Джордан опустил оружие и стоял, тяжело дыша. Корд, выражая благодарность, отвесил Джордану поклон, и тот улыбнулся в ответ одними губами.

Не все птицы погибли от волшебных огоньков Хранительницы Замка. Примерно дюжина их с криками устремилась к регенту, который все еще стоял возле трона. Джордан ринулся было ему на помощь, но остановился, увидев, как госпожа Габриэлла подняла руку и птицы сразу же начали неуклюже падать вниз. Джордан смущенно потупился, увидев, что птицы, открывая клювы, тщетно пытаются вдохнуть воздух.

«Ну, конечно, Гавейн же говорил, что жена регента владеет магией воздуха, она просто лишила птиц возможности дышать… – Он посмотрел на Габриэллу с возросшим уважением. – Вот и еще одна особа, которую не следует напрасно раздражать».

Хранительница Замка остановилась перед вплавленным в стену человеком, и ее будто выкованный из света меч ударил в камень, из которого тут же хлынула темная кровь. Стена заходила ходуном вокруг поглощенного ею тела и, превратившись в огромный рот, выплюнула из себя человека, который, упав на пол, так и остался лежать неподвижно, тихо постанывая. Он превратился в едва живую мумию, его кости обтягивала потемневшая пергаментная кожа. Стена высосала из него все соки. Хранительница склонилась над человеком, держа свой переливающийся серебром щит между собой и ртом в стене, который становился все шире и шире, пока не растянулся в длину всей стены. Кривые острые зубы появились за толстыми губами. Хранительница Замка рубанула по рту своим мечом. Пылающий клинок рассек камень, но не причинил сколько-нибудь заметного ущерба гигантскому рту, который вдруг исторг громкий звук. Джордан стоял, совершенно ошалев, раздумывая, как стена может разговаривать? Хранительница отошла на шаг и сделала два быстрых движения руками. Меч и щит исчезли. Губы каменного рта сомкнулись, а затем медленно растянулись в улыбке:

– Мы идем… мы скоро будем здесь… мы идем… мы идем…

В звучавшем голосе не было ничего человеческого, он будил ужасное ощущение приближающегося зла. Джордан, как и многие в зале, невольно съежился от страха. Хранительница Замка стаяла на ногах твердо и, сохраняя спокойствие на напряженном лице, произносила новое заклятие. Ослепительное сияние окружило Катриону Таггерт, его свет точно пытался поглотить женщину, защищенную собственной волей и колдовством. Она сделала резкий жест и послала огонь прямо в стену. Огромный рот перекосила судорога, вспыхнул ослепительный, нестерпимый для глаз свет, а потом, когда все присутствующие вновь обрели способность видеть, никакого рта уже не было, стена снова стала просто стеной.

Хранительница опустилась на колени возле спасенного ею человека и пощупала пульс на его шее, затем, устало кивнув, встала и жестом подозвала слуг, которые поспешили к распростертому на полу страдальцу. Джордан внимательно посмотрел на человека, которого проносили мимо, и с радостью заметил, что он дышит, следовательно, остался жив. Актер хотел поздравить Хранительницу с победой, но, посмотрев на нее, засомневался, стоит ли это делать. Женщина едва держалась на ногах, и тут только Джордан понял, сколько сил потребовало от нее сражение с нереальным. Лицо Катрионы было бледным и измученным, лоб покрывал пот, руки дрожали. Дамон Корд поспешил поддержать Хранительницу, но та решительно отмахнулась от него, не принимая непрошеной помощи.

Она не спеша оглядела зал: притихших придворных, останки чудовищ – и наконец подошла к трону и поклонилась регенту.

– Вот так. Все, что можно было сделать здесь, сделано. Но полный порядок навести не удастся до тех пор, пока на троне не будет короля. Мне хватает сил, чтобы справиться с ними. Пока. Объявите людям, зачем мы здесь собрались, дольше тянуть нельзя.

– А зал сейчас очищен от нереального? – спросила госпожа Габриэлла.

Хранительница посмотрела на Монаха. Луи тихонечко фыркнул. Какое-то время Джордан был уверен, что Катриона Таггерт хочет что-то сказать, но она передумала.

– Все, что нужно, я сделала, госпожа, теперь пусть регент возьмет слово, чтобы мы могли поскорее покинуть это место. Не знаю, как у остальных, а у меня дел полно.

– Ага, – подтвердил Корд, – полно.

Дамон поиграл мечом, который все еще сжимал в руке, и гадко улыбнулся, а затем разжал пальцы, и меч внезапно растаял в воздухе. Джордан даже подпрыгнул, когда булава исчезла из его рук. Он инстинктивно сжал и снова разжал пальцы и полез было в рукав, чтобы поискать ее там, но Хетер больно ударила его локтем под ребро. В этот момент регент взял слово, и Джордан стал внимательно слушать.

– Друзья мои, – начал граф Вильям, – мы живем в трудное и опасное время. Без короля на троне весь Редгарт скоро станет добычей сил нереального мира, но без завещания, короны и печати мы не в состоянии объявить королем ни одного из принцев. У каждого из трех братьев было достаточно времени, чтобы отыскать символы государственной власти, но ни одному из них это не удалось. Мы не можем, не имеем права ждать дольше. И поэтому, как это ни прискорбно, но я должен провозгласить Ритуал Передачи, как это предусмотрено в особых случаях. Начиная с этого момента, любой человек, в жилах которого течет Кровь, принеся к Камню печать и корону и пройдя соответствующий обряд, будет провозглашен следующим королем Редгарта.

Долгое время стояла полная, не нарушаемая никем гулкая тишина. Джордан ошарашенно уставился на Гавейна и Хетер, не зная, как ему вести себя, но и рыцарь и фаворитка принца так же тупо, как и прочие, уставились на регента. Джордан пошарил по закоулкам своей памяти, но так и не вспомнил, чтобы кто-нибудь что-нибудь говорил ему о Ритуале Передачи. Актер посмотрел на принца Доминика, лицо которого стало еще белее, но не было ничего, что могло бы поколебать ледяное спокойствие этого человека. Джордан заметил, что госпожа Элизабет что-то лихорадочно зашептала мужу на ухо. Он рассеянно кивнул, а затем покинул зал вместе с ней и несколькими придворными. Принц Луи тоже направился к выходу, сопровождаемый Железным Сердцем и Монахом. Джордан легонько похлопал Гавейна по плечу.

– Если они уходят, может, и нам пора? – пробормотал он негромко. – Думаю, что всем следует собраться и поговорить, причем чем быстрее, тем лучше.

Гавейн кивнул и вместе с госпожой Хетер почтительно двинулся вслед за Джорданом, который молча, как и оба других его «брата», покинул зал. Актеру чертовски хотелось, чтобы, когда он доберется до своих покоев, там его ждали граф Родрик, Аргент и де Гранж. Не успел он толком выучить роль, как кто-то взял и объявил, что старый сценарий отменяется. Что еще за чертов Ритуал Передачи? Джордан сжал зубы. Вот уж некстати все эти сложности!.. Ему нужен был совет, и немедленно. А то проснешься утром, а на троне откуда ни возьмись новый король.

4
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

– Гнусный, злокозненный ублюдок. Перед тем как оставить должность, он хочет, чтобы мы перерезали друг друга в междоусобице!

Граф Родрик бегал из угла в угол, в раздражении размахивая руками. Джордан, устроившись возле камина, молчал, не желая мешать графу, который пребывал в состоянии крайнего возбуждения с того самого момента, как узнал о решении регента. Родрик раздражал актера, но, в конце концов, граф, вероятно, был бы намного спокойнее, если бы ему не пришлось нянчиться с Виктором и он не пропустил бы все самое интересное и важное, что произошло в замке за последние часы. Джордан украдкой наблюдал за остальными, его интересовала их реакция на случившееся. Мессир Гавейн занял пост возле закрытой главной двери. В выражении лица рыцаря читался вежливый интерес, но в глазах его это не отражалось. Роберт Аргент сидел, погруженный в какие-то размышления, и грыз ноготь большого пальца. Госпожа Хетер устроилась на ручке кресла, в котором расположился Виктор, оба они выглядели скорее задумчивыми, нежели обеспокоенными. Принц раздраженно посмотрел на промчавшегося мимо него в очередной раз Родрика и сказал:

– Успокойся же, Родрик, ты мешаешь мне думать. Все очень расстроены, но мы не можем позволить себе роскошь устраивать истерики.

Родрик остановился как вкопанный и со значением посмотрел на принца.

– Ваше высочество, могу ли я позволить себе заметить вам, что сейчас, возможно, всего несколько часов отделяет вас от того момента, когда вы навсегда потеряете не только трон, но и положение в обществе? Не говоря уж про вашу жизнь. Дела обстоят таким образом, что любой, кто придет к Камню с короной и печатью, станет королем!

– Любой, в ком есть Кровь, – поправил Виктор, – это сильно сужает круг претендентов. Не могу не согласиться с тем, что положение почти безнадежное, но таким оно было и несколько часов назад, Если и я, и мои братья, потратив столько времени на поиски короны и печати, не могли найти их, почему кому-то другому удастся легко это сделать? Единственную угрозу представляет тот, кто знает, где они, и ждет только удобного случая. Глупец. Кем бы он ни оказался, ему не удастся приблизиться к Главному Церемониальному залу ближе чем на десять футов. Де Гранж и его люди стерегут все близлежащие коридоры, разумеется, под предлогом поддержания порядка, но я отдал приказ незамедлительно прирезать претендента, если он появится там. То, что я использую здесь де Гранжа, добавляет вкуса всему делу. Пусть регент чувствует себя в полной безопасности, в то время как мои планы будут надежно скрыты.

Гавейн нетерпеливо зашевелился.

– Боюсь, что не все так просто, ваше высочество. Ваши братья тоже расставили своих людей в окрестностях Главного зала, и можно не сомневаться в том, какие солдаты получили инструкции. Имели место уже несколько стычек.

– Правда? – воскликнула Хетер. – И кто же одержал верх?

– Никто! – ответил за Гавейна Родрик. – Пока мы все проиграли. Мы тратили время на то, чтобы подставить ножку другим, а регент сидел и смеялся над нами.

– Не кричи на меня, Родрик, – мягко попросил Виктор, – у меня голова болит.

Граф посмотрел на Виктора и, видимо, вспомнив, с кем разговаривает, коротко поклонился и произнес:

– Прошу простить меня, ваше высочество.

– Так-то лучше, – ответил Виктор, – и впредь не делай этого, приятель. Итак, я думаю, что нам следует извлечь выгоду из этой короткой передышки. Хетер, принеси мои трубки и табак, ты знаешь, где они. В буфете есть напитки, кто хочет выпить, не стесняйтесь.

Джордан бросил короткий виноватый взгляд в направлении буфета, стараясь вспомнить, поставил ли он на место штоф с виски. Но, к счастью, никто, похоже, не проявил интереса ни к выпивке, ни к глиняным трубкам, принесенным Хетер. Никто не чувствовал себя способным расслабиться. Джордан выпил бы с удовольствием чего-нибудь крепкого, но не решался предложить, видя, что больше желающих нет. Все присутствующие, и те, кто сидел, и те, кто стоял, были погружены в собственные, довольно невеселые размышления.

– Мне кажется, я чего-то не понимаю, – нарушил всеобщее молчание Джордан. – Насколько я понял, у регента есть какая-то причина идти на риск вызвать междоусобную войну. Что это за причина? Какую выгоду он намерен извлечь из этого?

– Все довольно сложно, – ответил Аргент, не поднимая головы, – король Малькольм сделал графа Вильяма регентом, исходя из того, что тот очень честный человек. Вероятно, наиболее заслуживающий доверия и самый благочестивый при дворе. К несчастью, из-за своей чрезмерно высокой морали Вильям не одобряет ныне царствующей династии. И конечно же, никто из трех наследников престола его в качестве короля не устраивает. По его мнению, ни один из них не заслуживает короны. Тем самым, провозгласив Ритуал Передачи, он дает возможность новой династии утвердиться на престоле, отстранив старую. Новый король, само собой разумеется, будет находиться в сильной зависимости от самого регента, который в этом случае и будет на деле управлять страной…

– А что такое Ритуал Передачи? – спросил Джордан. – В чем он заключается? И почему никто не говорил мне об этом раньше?

– Потому что им никто не пользовался уже триста лет, – проворчал Родрик. – Последний раз он был провозглашен, как раз когда престол заняла существующая династия, потому что прежняя пришла к полному вырождению. Я даже и забыл про то, что этот обычай до сих пор занимает место в Книге законов.

Джордан помрачнел.

– Хорошо, с точки зрения права здесь все верно, но сумеет ли регент отстоять этот закон? Есть ли у него войска? Окажет ли двор ему достаточную поддержку? Ведь интересы многих придворных связаны с интересами принцев, разве не так?

– Вовсе не обязательно, – отозвался принц Виктор, который выглядел уже очень усталым и измученным, но, несмотря на это, голос его звучал твердо, – права аристократии основаны на правах Крови, и, согласно традиции, любой, в ком она есть, может с помощью короны и печати стать королем. Все при дворе понимают, что сейчас предоставляется для кого-то один-единственный шанс в жизни. Напрасно они так думают, потому что этому не бывать.

– Почему? – спросил Джордан.

Виктор посмотрел на него с жалостью.

– Потому что ни я, ни мои братья не потерпят этого, вот почему. Как ты правильно заметил, в конце концов все решит сила оружия. Регенту подчинена замковая стража, но у каждого из нас, принцев, есть свои дружины, которые достаточно боеспособны, чтобы вырвать корону и печать у любого, кто завладеет ими.

– Насколько я понимаю, вы говорите о войне в собственной стране, – медленно произнес Джордан, – и не только против регента, но и против ваших братьев. Сколько людей погибнет в этой войне? Не только солдат, но и крестьян, горожан, купцов, ремесленников? Сколькими жизнями мужчин, женщин, детей готовы вы пожертвовать, чтобы стать королем? Сотнями? Тысячами?

– Это не имеет значения, – ответил Виктор, – у меня есть право стать королем, и обязанность всех моих подданных сражаться и, если надо, умереть за меня.

– Я не уверен, что окажется легко собрать войска, ваше высочество, – тихо сказал Гавейн, – очень многие вопросы, порожденные смертью короля Малькольма, создали атмосферу всеобщего недоверия. Никто никому не верит. Дела обстоят таким образом, что ни вы, ни ваши братья не могут надеяться на сколь-либо серьезную поддержку, и ситуация только ухудшается.

– Кто может обвинять меня? – произнес Виктор. – Я все еще находился в изгнании, когда старик умер.

– Да, государь, это так, – ответил Гавейн, – но ведь вы могли и подослать кого-нибудь.

Возникла неловкая пауза.

– Послушайте, – сказал Джордан, – мне кажется, что мы слишком много беспокоимся о том, что еще не случилось и что вполне еще может и не случиться. Если сосредоточиваться на каждой мелочи, которая может произойти, то мы никогда не сможем осуществить наш план. Давайте держаться главного. Например, никто ничего не говорит о том, как я играю свою роль, достаточно ли убедительно выгляжу в образе его высочества? Может быть, нужно поработать над голосом?

– Актера всегда волнуют только зрители, – сказала Хетер.

– Очень хорошо, – ответил Гавейн и слегка улыбнулся, – точно вы настоящий принц Виктор. И то, что вы помогли Дамону Корду одолеть чудовище, тоже было правильным шагом. Показать прилюдно настоящую храбрость – никогда не повредит. Это даже может впоследствии сыграть нам на руку в деле привлечения сторонников.

Виктор хмыкнул.

– Вполне возможно. Если понадобится, мы дадим тебе понять, что твоя игра не соответствует должному уровню, актер, – сказал он, устало потер виски ладонями и раздраженно бросил Гавейну: – С меня довольно на сегодня. Голова болит, пора отдыхать.

– Нет еще, ваше высочество, – быстро вставил Родрик, – надо произнести еще одно заклятие.

Джордан с опаской посмотрел на графа.

– Еще одно заклятие? Никто мне ничего не говорил ни про какое новое заклятие.

– Это всего лишь маленькое, но важное дополнение, чтобы помочь вам в работе, – примирительно произнес Родрик. – Пока все шло у нас замечательно, но любой человек, хорошо знающий Виктора, легко раскроет обман, если вам придется вести с ним длительную беседу. Вы тут не виноваты. Вам просто не случалось ранее встречаться с его высочеством лично, поэтому вы просто не в состоянии воспринять все особенности его речи, какие-то характерные жесты и прочее. Новое заклятие внесет все это в вашу память, точно так же, как первое изменило внешность. Вот и все.

Джордан задумался. Было что-то такое, что очень не нравилось ему в этом новом условии. Первое заклятие изменило его внешность, это ерунда, актеры постоянно меняют свой облик, прибегая к костюмам, парикам и гриму. Но новое заклятие изменит его манеру говорить и двигаться, а возможно, даже и способ мыслить… И все же отказываться было нельзя. Они правы. Времени изучить все привычки принца, просто наблюдая за ним, нет, нужно узнать их все сразу, другого пути просто не существует.

– Хорошо, – сказал он, – давайте сделаем это.

Родрик жестом пригласил Джордана сесть в кресло напротив принца, актер сел. Ладони его взмокли от пота, и он вытер их о подлокотники. Принц, несмотря на свою крайнюю усталость, выпрямился в кресле. В позе этого самодовольного ублюдка не чувствовалось ни тени беспокойства. Госпожа Хетер смотрела на Джордана так, точно он был интересным животным в зоопарке. Он старался поудобнее устроиться в кресле, но ему это никак не удавалось. Актер понимал, что у него просто разгулялись нервы. Кроме того, ему ужасно не нравилось ждать. Джордану, на которого внимательно смотрел Роберт Аргент, пришлось сделать вид, что он абсолютно спокоен. Он посмотрел на Гавейна, желая найти хоть какую-то моральную поддержку, но рыцарь отвернулся, точно не желая видеть то, что сейчас произойдет. Джордан старался сделать дыхание ровным и глубоким, что обычно всегда помогало ему успокоиться, когда он стоял за занавесом, ожидая выхода. Сцена – это то, для чего он появился на свет. Самообладание стало постепенно возвращаться к актеру, а мускулы расслабляться. Итак, он снова ощутил себя Великим Джорданом, который умел владеть собой. Родрик посмотрел сначала на актера, а потом на принца и удовлетворенно кивнул, затем поднял левую руку и резко взмахнул ею. Искры засверкали в воздухе перед Джорданом. Он заставил себя что-то выкрикнуть, с трудом справляясь с одеревеневшим языком. И… мир исчез.

Кругом настала ночь. Света не было, повсюду лежала тьма. Джордан, с трудом подавляя в себе панику, обнаружил вдруг, что не может ничего ни слышать, ни чувствовать. Он сжимал кулаки, но не ощущал ни подлокотников, на которых лежали руки, ни даже самих пальцев. Тьма струилась вокруг, не причиняя никакого беспокойства и вреда, в ней было даже что-то расслабляющее, и страх начал покидать Джордана, которому казалось, что он просто лежит ночью в постели с закрытыми глазами. Что-то вошло в эту темноту, и актер понял – это Виктор. Джордан чуть не закричал, когда информация хлынула в его мозг непрерывным потоком, заливая каждую клеточку.

Цветы были повсюду, их острый дурманящий запах наполнял воздух теперь, когда дождь наконец кончился. Он сорвал розу, поранив о ее шипы большой палец. Капелька крови была того же цвета, что и роза. Он мчался по полю в сгущающихся сумерках прямо на ближайшего противника. Глаза слезились от холодного ветра… Густой, наполненный дымом воздух, тусклое сияние фонаря возле таверны в грязном переулке. Он понимал, что не должен находиться здесь один, но ему было наплевать… Он кричал, думая лишь о том, чтобы убить, когда пальцы его сжимали горло Доминика. Элизабет молча наблюдала за их борьбой, лицо ее не выражало ничего, кроме холодного презрения.

Прошлое и настоящее перемешались причудливой мозаикой, осыпая разум Джордана тысячами больших и маленьких подробностей жизни принца. Актер, подавленный их тяжестью, все-таки упрямо продолжал ощущать себя собой. Годы, отданные сцене, на которой ему приходилось перевоплощаться, играя разных людей, сделали его разум более сильным и гибким, чем у других, дали возможность сопротивляться воспоминаниям Виктора, грозящим поглотить его собственное «я». Актер сражался, он не мог не делать этого, когда его собственный разум, его собственная душа, все то, что делало его, Джордана, Джорданом, находилось под угрозой. Он боролся изо всех сил, и скоро натиск начал ослабевать. Актер стал ориентироваться в идущем от Виктора потоке информации, причем старался выбирать только необходимое. Как двигаться, говорить, как казаться Виктором, в то же время не становясь им. Воспоминания приходили и уходили. Теперь Джордан скользил по ним легко, высматривая что-нибудь полезное или интересное. Вот он наткнулся на что-то странное, нечто такое, что принц попытался спрятать от него. Актер оказался проворнее и увидел то, что хотел скрыть от него Виктор.

Принц лежал, распростершись на спине в постели, Хетер уютно прижималась к нему. Он же разглядывал длинную извилистую трещину в штукатурке потолка.

– Виктор… – произнесла Хетер негромко.

– Да?

– Ты правда думаешь, что не избежать междоусобицы?

– Конечно. Слишком много образовалось партий, не склонных прийти к единому, устраивающему всех решению. Да это и к лучшему, я не смогу спать спокойно, пока мои братья и регент не будут мертвы.

– Это я понимаю, Виктор, но если будет война, умрут тысячи людей.

– Вероятно, но меня мало волнует, что будет с какими-то крестьянами, которые плодятся, точно кролики. Не распускай нюни, Хетер, мне понадобится твоя поддержка. Я многому научился за долгие годы, проведенные в изгнании. Думай о себе, а уж потом о других, если о них вообще стоит думать. Мне плевать на крестьян, и на придворных, и на всех прочих в этой проклятой стране. Никто и пальцем не шевельнул, когда мне нужна была помощь. Пусть пропадут все пропадом.

Джордана охватил ужас. Он считал, что готов ко всему, почти ко всему, но глубина презрения, которое испытывал Виктор к своим подданным, потрясла актера. Принц улучил момент и освободился от контакта. Джордан словно услышал в глубине сознания какой-то беззвучный рык, вспышка яркого света ударила ему в глаза. Актер рванулся вперед в своем кресле, по лицу его пробежала судорога, во рту пересохло, и он закашлялся. Глаза болели, и Джордан стал тереть их дрожащими руками. Очень многое из того, что он узнал, погрузилось в подсознание, но необходимое актер запомнил твердо. Он холодно посмотрел на согнувшегося в своем кресле Виктора. Лицо принца было смертельно бледным, и он почти не реагировал на попытки Хетер и Родрика привести его в сознание. Джордан внезапно содрогнулся. Он не понимал, почему его так обескуражил тот эпизод. Разве есть закон, где написано, что король обязан любить своих подданных? Да если сравнить Виктора с его же собственными братьями, то он просто святой! Наверное, Джордан просто окончательно разочаровался в принце; актеру хотелось, чтобы человек, двойником которого он стал, оказался лучше.

«Я был прав, когда говорил в самом начале, что мне досталась роль разбойника», – подумал он с горечью.

Родрик склонился над актером и спросил, как он себя чувствует. Джордан ответил неопределенным жестом, стараясь заставить себя держать язык за зубами. Потом подошел Гавейн и сунул в руку актеру стакан бренди. Тот с благодарностью сделал несколько глотков, и его взбудораженный мозг стал понемногу успокаиваться. Джордан увидел, как Родрик и Аргент не то повели, не то понесли принца прочь из комнаты. Прежде чем Хетер накинула капюшон плаща на голову принца, Джордан еще раз поразился, насколько изможденным казалось его лицо. Стражи затворили дверь, и актер остался наедине с мессиром Гавейном.

Джордан протянул свой опустевший стакан, и Гавейн налил туда немного бренди, но актер попросил рыцаря налить еще и держал свой стакан, пока тот не наполнился до краев.

– Выпейте тоже, – сказал актер хрипло. – Как Виктор?

– Он придет в себя, – ответил Гавейн, наливая себе немного бренди и вдыхая его запах, чтобы ощутить букет напитка, – вы уже лучше выглядите.

– Чувствовал я себя ужасно. Думаю, никто не ожидал столь сильной реакции на заклятие.

– Да, – невесело согласился Гавейн, – иногда мне кажется, что Родрик и вполовину так не разбирается в магии, как ему кажется. Если бы я знал, что принцу будет так худо, разве бы я позволил применять это заклятие? Но теперь уже все позади. Узнали что-нибудь полезное?

– Да, – ответил Джордан, – кое-что узнал.

Гавейн еще немного подождал, пока не понял, что актер больше ничего говорить не собирается, и задумчиво уставился на Джордана, потом опустошил свой стакан и осторожно поставил его рядом на столик.