Текст книги "Путешествия со смыслом"

Так вот какая она, настоящая Джоконда! Сегодня я, пожалуй, впервые в жизни прочувствовала небесный дар Леонардо – умение действительно осуществить, воплотить Мечту.

Мое знакомство с Эйфелевой башней началось уже пару дней назад: этот известнейший во всем мире символ Парижа виден из многих точек города. И вот я приближаюсь к легендарной башне. Признаться, я даже не подозревала, что ей уже больше ста лет! Ведь по конструкции и высоте своей она кажется современным сооружением, принадлежащим нашему столетию. Но это не так: башня была построена в 1889 году, к открытию Всемирной выставки в Париже, – и очень даже не понравилась многим парижанам того времени, особенно некоторым писателям, так что шли серьезные дискуссии о необходимости ее сноса. Зато многие парижские художники выступили в защиту башни, а уж когда оказалось, что ее можно использовать для метеорологии и радио (а много позже – телевидения), судьба башни была решена.

Когда стоишь под массивными железными сводами этой парижской знаменитости, просто дух захватывает. Ведь издалека это легкое, почти кружевное сооружение. И только приблизившись к нему, чувствуешь всю его мощь и скрытую силу. Представляю, какой прекрасный вид на Париж открывается с башни! Но слишком велика была очередь, а впереди ожидало еще столько встреч – и оставался всего один день.

Парижские набережные и площади-звезды с расходящимися от них лучами-улицами настолько гармоничны, что гулять по этому городу можно часами. Пройдя площадь Согласия, я вышла на набережную Сены и вскоре увидела роскошный мост, сверкающий золотом и украшенный двуглавыми орлами российского герба. Это мост Александра III, российского императора. Первый камень в его строительстве был заложен Николаем II и императрицей Александрой Федоровной во время визита во Францию в самом конце XIX века. Необычно видеть такую симфонию российского царского великолепия вдали от России. Как же многое связывало две наши страны в прошлом! И разъединяло тоже – достаточно вспомнить Наполеона, похороненного здесь же, в Париже, в большой богатой церкви, называемой Домом инвалидов.

Налюбовавшись поразительно отличающимся от современности мостом, я направилась к знаменитому проспекту – Елисейским Полям. Это еще один район Парижа, не похожий на другие и имеющий своеобразный дух. Множество цветочных клумб, фонтанов и зеленеющих скверов, богатые магазины и бесчисленные кафе, дворцы и театры, посольства и офисы больших компаний. Елисейские Поля соединяют две площади: площадь Согласия и площадь Звезды. 400 лет тому назад здесь были поля и маленькие деревни, а в середине XVII века Людовик XIV приказал проложить улицу, чтобы соединить Париж с замком Сен-Жермен-ан-Лей, где он родился и вырос. А позже, уже в XIX веке, эта улица стала модным местом прогулок аристократов.

Нужно сказать, что и мне гулять по этой улице очень понравилось. А в конце ее меня ждало еще одно открытие: Этуаль, площадь Звезды, и стоящая в ее центре Триумфальная арка. Уже стемнело, и, стоя в конце Елисейских Полей, одного из лучей звезды, я увидела несколько других улиц-лучей, ярко светящихся вечерними огнями и собирающихся к центру – так же ярко светящейся Арке. Всего у Звезды двенадцать лучей.

Елисейские Поля не зря так известны в России. В этом районе Парижа живут многие потомки наших соотечественников. Здесь же неподалеку находится знаменитый русский православный храм Александра Невского. Я нашла его по двум березкам, стоящим у входа на его территорию. Это историческое место, и хотя сам храм был закрыт, я надолго осталась около него, думая о великих россиянах, чьи имена так или иначе связаны с ним. Этот храм был построен на пожертвования, сделанные в том числе императором Александром II. Здесь внутри находится крест, поставленный в память об убитой в 1918 году царской семье. Здесь отпевали Ивана Тургенева, Федора Шаляпина, Василия Кандинского, Ивана Бунина, и уже не так давно – Андрея Тарковского и Виктора Некрасова. Вспоминая обо всех этих людях, оставивших миру жемчужины своего искусства, я молча стояла перед храмом. В темноте мягко мерцали звезды – и прямо к центральному куполу храма летел, раскинув крылья, звездный Лебедь.

Наконец, как кульминация пребывания в городе, передо мной вновь вырос Собор Парижской Богоматери. На этот раз я вошла в него.

Приглушенные звуки шагов входящих людей сливались со звенящими звуками тишины. Воздух был словно напоен этой музыкальной тишиной. Вот бы послушать, как звучит здесь орган! Как переливаются его звуки, невидимо повторяя воздушно-высокие линии самого Собора… Начиналась служба. Я села в отдалении, стараясь впитать эту необычную атмосферу. Вдруг, словно в ответ на мои мечтания, из-под высочайших сводов собора полилась органная музыка. Наверное, только слово «гармония» может отразить то, что происходит в Нотр-Даме при звуках органа – слышимых и не слышимых.

Закончилась служба, стали выходить люди, погасли электрические лампочки канделябров, оставляя лишь вечерне-солнечный свет, падающий из тонких высоких окон, – а я все стояла у одной из колонн Собора. Если прикоснуться к камню колонны, он может дать тебе невидимую частицу себя, а частица твоей души останется здесь…

Солнце приближалось к закату, и главный, западный фасад особенно ярко светился в его лучах, навсегда запечатлевая в моей душе след величия и красоты. Нотр-Дам… Париж… Думаю, я лишь прикоснулась к тайнам великого Города.

Руан – звезда из созвездия Девы
Елена Белега

Есть красивая гипотеза, согласно которой расположение на территории северной Франции готических соборов, посвященных Деве Марии, отражает расположение основных звезд в созвездии Девы. Это кафедральные соборы в Реймсе, Ле Мане, Шартре, Эвре, Байе, Амьене, Бру, Париже, Лионе. Одна из звезд этого «созвездия» – Руанский собор.

Об этих соборах можно говорить только в превосходной степени. Изящные скульптуры, высокие нефы и нервюрные своды, напоминающие надутые ветром паруса, в солнечный день вспыхивают от света, струящегося сквозь красивейшие витражные окна. Перед посетителем, входящим в собор через западный портал, предстает внушительное зрелище, великолепие которого нарастает с каждым шагом по мере приближения к алтарной части. Огромное, несоизмеримое с человеком внутреннее пространство готического собора не принижает. Оно пробуждает желание выпрямиться и устремить свой взор вверх, к звездам. Здесь уходит тяжесть души и мыслей. И это уже нельзя объяснить одним созерцательным восприятием.

Заложены они были почти в одно и то же время: собор в Руане – примерно в 1150 г., собор Парижской Богоматери – около 1163 г., собор в Амьене – в 1220 г., в Байе – 1230, в Реймсе – также в начале XIII в. Но все эти соборы возводились на фундаментах более ранних храмовых сооружений (I–III вв.), строительство которых приходится, по-видимому, на момент основания самих городов. Во всяком случае, на плане Руана III века храмовое сооружение отмечено на месте современной площади кафедрального собора. За столь долгую историю эти храмы много раз горели, разрушались, теряли свои архитектурные элементы, но восстанавливались, так как им всегда придавалось особое значение. Например, Нотр-Дам в Реймсе – традиционное место коронации французских монархов. В Шартрском соборе хранится священная реликвия – Святая плащаница. По легенде, именно в этой «сорочке» была Дева Мария, когда родился Иисус Христос. Святая плащаница в 876 г. была подарена Карлом II Лысым (внуком Карла Великого) и не один раз спасала собор и город от разрушителей и врагов. На фасаде собора Парижской Богоматери расположилась галерея королей Франции.

В Нормандии, столицей которой является Руан, готический стиль утвердился еще во времена, когда она находилась под властью английских королей, и в ранней нормандской готике прослеживаются элементы английских готических соборов, в первую очередь собора Кентербери. Но нормандские мастера обладали отличительной особенностью: они находили удовольствие в постоянном видоизменении строительных планов, не заботясь ни о единообразии, ни о чистоте стиля. В результате получались в высшей степени оригинальные постройки. И несмотря на то что все они имеют общие черты (например, сложную каркасную структуру, сеть выступающих снаружи ребер или стрельчатые своды), руанские готические сооружения отражают разные стили. Строгость церкви Сен-Уэн, созданной еще во времена Каролингов, – характерная черта раннего готического стиля, в то время как церковь Сен-Маклу – это монумент «пламенеющей» готики, когда все элементы сооружения, тронутые «огненными языками» из камня, приобретают изысканные ажурные очертания. Нотр-Дам в Руане соединил в себе несколько стилей различного исторического происхождения.

В судьбе Руана есть событие, которое город рад был бы забыть как страшный сон. 30 мая 1431 года по решению инквизиционного трибунала на костре в Руане погибла Жанна д’Арк.

Это было время, когда на значительной территории Франции правили бал англичане. Претендент на французский престол скрывался в тылу, а французская армия терпела поражение за поражением. Отважная девушка Жанна до сих пор остается загадкой для историков. Искренне поверив в свою миссию, она возглавила французскую армию и одерживала победу за победой. О ней сложили легенды, ее имя стало символом бесстрашия, чистоты и веры. Враги же боялись ее необъяснимой силы и объявили колдуньей.

Буврейский замок в Руане был возведен Филиппом II Августом в 1204 году. Сегодня от него осталась только одна башня с музеем Жанны д’Арк. В течение нескольких столетий замок служил и крепостью, и резиденцией короля, и тюрьмой для особо опасных преступников. После пленения в его подземельях была заточена Орлеанская дева. В это же время в замке размещался и английский королевский двор с десятилетним королем Генрихом VI. Девушку держали в клетке на цепи, ее денно и нощно сторожили пятеро английских солдат. Ни король Франции Карл VII, обязанный ей своей короной, ни архиепископ реймсский Ренье де Шартр не проявили к судьбе пленницы никакого интереса. Боготворимая французским народом, она пугала их. Инквизиторы обвинили Деву во всех смертных грехах и приговорили к казни. В тот день ей едва исполнилось 19 лет.

И вот уже почти 600 лет Руан пытается очиститься от чувства вины всеми возможными способами. Главная улица города, улица Жанны д’Арк, ведет от вокзальной площади к Сене. Именем Жанны названы компании и кафе, церковь с чудесными витражами на площади Старого рынка и сама площадь. Мост через Сену (там прежде находился мост святой Матильды, с которого был выброшен пепел Жанны д’Арк) теперь также носит ее имя. Ей ставят памятники, посвящают стихи и полотна… И когда-нибудь свет звезды этой Девы достигнет города и освободит от позорной печати деятельности инквизиции, бросившей в костер национальную героиню Франции.

Руан расположился на Нижней Сене в 130 км от моря и в 230 км на северо-запад от Парижа. Река естественной преградой защищает город с юго-западной стороны. Судя по старинным схемам города, изначально он имел классическую прямоугольную форму с сеткой параллельных улиц. Уже в VI веке в городе были рыночная площадь и площадь основного храма, на которой впоследствии вознесся знаменитый Руанский собор. В гавань Руана входили морские суда, он издавна имел сообщение с другими французскими портами: Гавром, Бордо, Марселем. Через Руан ввозили сначала вино, хлеб, лес, а позже кофе, уголь, свинец, медь, шерсть. Вывозили же сахар, бочки, посуду, товары из хлопка. Хронолог XII века так описывал Руан: «Чрезвычайно богатый город по населению и в торговле. Очень приятный со своим портом и удивителен зелеными полями вокруг. Окруженный со всех сторон холмами, он привлекает также массивными стенами и фортификационными сооружениями. В городе огромные красивые частные дома и церкви».

Старый городчасто горел. В течение первой половины XII века город подвергался пожарам 45 раз. Пожар 1204 года, начавшийся в богатой церкви Сен-Маклу, сжег весь город за исключением строений из камня.

Город был завоеван норманнами в 841 году и в 896 стал столицей Нормандии. После норманнов здесь правили английские короли. И только Филипп II Август в ходе «справедливой войны» против вассала, в роли которого волей судьбы оказался король Англии Иоанн Безземельный, в 1204 году отвоевывает Нормандию. Руан сопротивлялся 40 дней и затем перешел во владение короля Франции.

…Улицы нормандских домиков. На них сохранились дома XIV века. Руан был окружен дубовыми лесами, поэтому дома здесь строили из деревянных каркасов, которые потом закладывали камнем. Получившиеся стены обмазывали раствором и раскрашивали. Сейчас улицы Руана напоминают детскую акварель. В городе, который насчитывает не более 400 тысяч жителей, есть своя Академия художеств и региональная национальная консерватория. Кварталы старого Руана, обнимающие церковь Сен-Маклу и Руанский собор, заняты многочисленными художественными и скульптурными мастерскими, а в субботние и воскресные дни во всех его церквях звучат органы, пусть и современные. Орган Руанского собора создан Альбертом де Брюе и подарен его сыном органистом и композитором Марселем де Брюе (1886–1971 гг.)

Руан по праву называют столицей витражей Франции. Начиная с XII века витражи украшали городские церкви.

Самые старинные, выполненные в сине-красном цвете, сохранились в аббатской церкви Сен-Уэн. Витражные полотна церкви Жанны д’Арк собраны из двух слоев: на серо-синем фоне города, представленного на витражах XV века, сияют более ранние полотна с библейскими мотивами. Золотой век витражного искусства в Руане приходится на XVI столетие, когда здесь собрались многие известные мастера и открыли свои мастерские. Самое удивительное их творение – изысканное витражное окно-«роза» Руанского собора. Простояв более 600 лет, его витражи оплыли к низу пластин.

Шпиль Руанского собора

Он простирается на высоту 150 м и подчеркивает устремленность собора ввысь. Это самый высокий соборный шпиль во Франции, его вес 1200 т, а башня, ведущая к вершине, насчитывает 813 ступеней. За долгую историю собора шпиль разрушался и восстанавливался несколько раз. Деревянный шпиль, покрытый оловом, был установлен в 1557 г., но, поврежденный молнией, сгорел в 1822. Годом позже было предложено сконструировать металлический каркас и шпиль в стиле готики XII века. В 1825 г. проект был одобрен и закончен в 1884 г. четырьмя башенками, построенными местным мастером железного дела. Одну из этих башенок собор потерял всего несколько лет назад – во время сильного урагана, пронесшегося по северу Франции. 19 апреля 1944 г. массированная бомбардировка английской авиации практически превратила город в руины. В собор было семь попаданий. От полного уничтожения Нотр-Дам спасло только то, что ни одна из бомб существенно не повредила его центральный неф. Шпиль был разбалансирован. Его удалось восстановить только между 1975 и 1981 гг.

Рим. Иероглифы вечного города
Илья Бузукашвили

Трудно назвать какой-то другой город в мире, который бы, как Рим, вызывал у русских такое теплое чувство любви и сопричастности.

 
Не как пришлец на римский форум
Я приходил – в страну могил,
Но как в знакомый мир, с которым
Одной душой когда-то жил.
 

Так писал Брюсов. Похожее читаем у Гоголя в одном из его писем: «Когда я увидел наконец во второй раз Рим, о, как он мне показался лучше прежнего! Мне казалось, что будто я увидел свою родину, но родину, в которой несколько лет не бывал я, а в которой жили только мои мысли, но нет, это все не то, не свою родину, но родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде, чем я родился на свет…»

Всегда было много мнений и даже споров о том, в чем же все-таки величие Рима.

Александр Герцен считал, что разгадка – в бессмертии античного наследия города. «Вечный Рим – тут», – размышлял он, всматриваясь в руины Колизея, Форума, Палатина. Да, Древний Рим пал, как могучий гладиатор, но время не смогло сокрушить его останков, и они, ушедшие в землю, разваливающиеся, покрытые мхом и плющом, «величественнее и благороднее всех храмов Браманте и Бернини».

Совершенно иного мнения придерживался искусствовед, поэт и историк XX века Владимир Вейдле. Он считал, что Вечный город куда легче себе представить вообще без античных развалин, чем без фонтана Тритона на пьяцца Барберини, без Испанской лестницы, без купола Святого Петра… Бессмертие Вечного города, по Вейдле, – в римском барокко.

По сути, все эти споры были лишены смысла.

Ведь Рим тем и велик, что в нем возможен и органичен диалог сразу нескольких эпох и культур. И каждая из них взывает к вечности.

«Рим похож на иероглифы, которыми исписаны его обелиски, – читаем у Батюшкова. – Можно угадать нечто, всего не прочитаешь».

Первая встреча с Римом. Конечно же, у каждого она своя. Но откуда тогда и почему столь похожи впечатления русских классиков?

«Когда я въехал в Рим, он показался маленьким, – вспоминает Гоголь. – Но чем далее, он мне кажется большим и большим, строения огромнее, виды красивее, небо лучше, а картин, развалин и антиков на всю жизнь станет… Влюбляешься в Рим очень медленно, понемногу – и уж на всю жизнь…»

А это – Борис Зайцев: «Первый раз я был в Риме юношей несколько дней. Рим мне тогда не дался. Форум, Микеланджело, Палатин, катакомбы, Аппиева дорога… но целого я не почувствовал. Как творение очень глубокое, с таинственным оттенком, он не сразу дает прочесть себя пришельцу. С тех пор мне дважды приходилось жить в Риме, и его облик, кажется, теперь до меня дошел. Я ощущаю его голос, мерный зов его руин. Великое молчание и тишину, царящие над пестротою жизни».

 
Арка, разбитый карниз,
Своды, колонны и стены…
Это обломки кулис
Сломанной сцены.
Кончена пьеса, ушли
Хор и актеры. Покрыты
Траурным слоем земли
Славные плиты…
 

Это строки из стихотворения «На Форуме» Максимилиана Волошина. Он приехал в Рим с друзьями в июле 1900 года.

«Рим… Я увидел его в первый раз с Монте Пинчо… На звездном небе темные силуэты кипарисов… Рим слишком разбросан, и он поражает сперва то отдельной развалиной, то видом, то церковью, и только потом это все начинает соединяться в одну картину…»

До конца дней своих хранил Макс Волошин между страницами потертого дневника юношескую память о Риме – веточку лавра с могил Шелли и Китса на кладбище Тестаччо, кипарисовую кисть с виллы Адриана и какое-то неизвестное растение с очень тонкими резными листочками, которым был обвит старый фонтан на вилле д’Эсте…

Рим оставил глубокий след во многих русских душах. Подарил им мир, свет, спокойствие и вдохновение. Карл Брюллов копировал здесь фрески Рафаэля, чтобы потом написать «Последний день Помпеи». Александр Иванов работал над своим шедевром «Явление Христа народу». Во дворце Поли у знаменитой русской княгини Зинаиды Волконской собирались на вечера Гоголь и Жуковский, Тургенев и Глинка, Вальтер Скотт и Стендаль, Виктор Гюго и Фенимор Купер.

Иван Тургенев бывал в Риме два раза. Первый – в 21 год, когда на душе у него не было ничего, кроме молодости и желания все взять, узнать, не упустить. Пройдет 17 лет, и он вернется сюда опять. В Риме допишет «Асю» и начнет работу над «Дворянским гнездом». В то время он будет на перепутье творческого и жизненного пути.

«Ни в каком городе, – напишет Тургенев, – вы не имеете этого постоянного чувства, что великое, Прекрасное, Значительное – близко, под рукою, постоянно окружает вас и что, следовательно, вам во всякое время возможно войти в святилище».

В 1858 году он уедет из любимого Рима и больше сюда никогда не вернется.

Граф Сергей Уваров, президент Российской академии наук и министр народного просвещения, еще сочинял стихи, с легкостью изъяснялся на семи языках и был признанным в Европе эссеистом. Он посетил Рим в 57 лет, а спустя год написал на французском языке воспоминания об этом своем путешествии: «Рим есть неподвижный берег, мимо коего бегут волны. Он неизменен, они сменяют одна другую.

Не только чувство художническое развивается тут с внезапною силою. Нет – все воспоминания жизни, все размышления зрелых лет, все беглые мечты юности воскресают разом; в этой волшебной толпе воображение, тихо растроганное, ловит прозрачные черты, неопределенные облики предметов самых милых, таинственный отголосок самых глубоких пристрастий сердца; невольно глаза увлажняются слезами».

У каждого из русских римлян было свое «чувство Рима». Чтобы испытать его, нужно было время, опыт, острые глаза души.

Писатель Борис Зайцев любил римский вечер. «Вечер и есть его стихия, – писал он. – Задумчиво-загадочная, она поглощает пестроту и шумность дня. Освобождает те великие меланхолии, которыми полон Рим.

Самые глубокие и острые в нем чувства – на закате. Ночь высвобождает его душу. В ней окончательно смолкает суетное и яснее вечное. То, что в Риме есть от Пирамид, от Сфинксов, то звучит слышнее в час полуночный.

В сумерках грандиозный, молчаливый Колизей. Ярче блестят глаза одичалых кошек на Форуме Траяна; величественный шум фонтана Треви напоминает о быстротечности времени».

Брось монетку в фонтан Треви – и тогда обязательно вернешься в Рим, гласит предание, которое очень любят сегодня туристы. Поэт Вячеслав Иванов, похоже, не раз испытывал на себе его действенность. Отсюда и благодарные строки его из «Римских элегий» в адрес фонтана:

 
…О, сколько раз, беглец невольный Рима,
С молитвой о возврате в час потребный
Я за плечо бросал в тебя монеты!
Свершались договорные обеты:
Счастливого, как днесь, фонтан волшебный,
Ты возвращал святыням пилигрима.
 

Николай Васильевич Гоголь жил в Риме на улице Счастливой – виа Феличе. Он писал здесь «Мертвые души» и чувствовал себя в Вечном городе, как дома.

В мемуарах современников Гоголя немало написанных с юмором страниц об образе жизни писателя в Риме. Описания походов Николая Васильевича по его любимым ресторанчикам-тратториям оставили многие из его друзей. Его любили лакеи и официанты, называли синьором Николо и даже не особо жаловались на то, что он часто попросту надувал их. В мемуарах Чижова читаем: «Случалось, что Гоголю сильно захочется есть, а все трактиры с полудня до вечера закрыты – вот он и стучит в двери. Ему обыкновенно отвечают: “Нельзя отпереть“. Но Гоголь не слушается и говорит, что забыл платок, или табакерку, или что-нибудь другое. Ему отворяют, а он там уже остается и обедает».

«Целой верстой здесь человек ближе к божеству» – это тоже слова Гоголя. Его глубокое чувство к Риму мы найдем повсюду в оставленных им размышлениях о Вечном городе. Как и в этих строках из письма близкому другу Данилевскому: «Ничего не пишу тебе о римских происшествиях, о которых ты меня спрашиваешь. Я уже ничего не вижу пред собою и во взоре моем нет животрепещущей внимательности новичка. Все, что мне нужно было, я забрал и заключил к себе в глубину души моей. Там Рим как святыня, как свидетель чудных явлений, совершившихся надо мною, пребывает вечен. И, как путешественник, который уложил все свои вещи в чемодан и усталый, но покойный ожидает только подъезда кареты, понесущей его в далекий, верный, желанный путь, так я, претерпев урочное время своих испытаний… по пути, начертанному свыше, готов идти, укрепленный и мыслью и духом».

Писатель, искусствовед и переводчик Павел Муратов, вспоминая о том, что в Риме Гоголь писал «Мертвые души», говорил: «Великий труд Гоголя питало его счастье Римом»; «Гоголь открыл в русской душе новое чувство – ее родство с Римом. После него Италия не должна быть чужбиной для нас».

Он и сам испытал это особое счастье, Павел Муратов. Счастье встречи с удивительным городом: «В этом счастье, которое дает испытывать Рим, есть что-то похожее на счастье быть молодым – ждать с трепетом каждого нового дня, засыпать с улыбкой, думая о завтра, верить в неистраченное богатство жизни, быть расточительным в своей радости, потому что всюду вокруг бьют ее неиссякаемые источники.

Здесь обостряется способность угадывать напоминание о древних, как мир, вещах…»

Наверное, все очень просто. Есть в душе русского человека тяга к Вечности. И «породниться с Римом» для него все равно что породниться с вечностью. Здесь легче почувствовать ее, стать ближе к ее спокойному и ровному дыханию.

И возможно, прав Борис Зайцев: «Рим – не для молодости. Но человек, видевший уже жизнь, знающий ее цену, знакомый с ее (горестями и радостями) – тот, для кого недосягаема уже сияющая черта юности, – тот Рим полюбит любовью ясной и глубокой. Чары Рима известны. Достаточно подпасть им, и волшебник уже не выпустит; где бы ни находился человек, все будет он вздыхать по Риму ровному, покойному и важному, как вечность».