Текст книги "Путешествия со смыслом"

Дня Палио иностранец ждет как апокалипсиса: настолько раскаляется город в его преддверии. Кажется, отсрочь городские власти Палио хотя бы на день – и «котел» неминуемо взорвется. Но все происходит по расписанию. День Палио наступает ровно 16 августа. Все подъезды к городу забиты машинами. В движении людей уже нет никакой логики: оно подчиняется стихии. По улицам, грохоча барабанами, взвиваясь бандьерами, медленно выступают «кортежи» контрад – рыцари в доспехах, пешие и конные. Из-под тяжелых железных шлемов текут струйки пота: августовское солнце палит нещадно, но сиенцы сильнее него. Следом за ними идут члены контрад. На лицах – выражение глубокой сосредоточенности и готовности к борьбе. По «лучам» улиц кортежи стекаются в центр сиенской вселенной – на площадь Кампо. Здесь в ожидании, сжатые друг другом, томятся все, кто смог занять свое место под солнцем за три-четыре часа до начала Палио.

За секунды до старта вся площадь вдруг перестает дышать. Да что там, останавливается движение земли… Звучит оглушительный выстрел из пушки, и лошади срываются со старта. Вся площадь превращается в один зрачок, рысий, хищный, следящий за первым среди первых. Те, кто наблюдают с балконов, видят, как по площади прокатывается будто волна – это тысячи людей одновременно поворачивают головы вслед мчащимся наездникам. Бег длится чуть более минуты. Но это время ощутимо растягивается, как на известной картине Дали. И вот уже по толпе проносится: «Tartuca! Tartuca!!!». Победила Contrada della Tartuca, контрада Черепахи. И площадь, словно исполин, надолго задержавший дыхание, вдруг выдыхает. И выходит из берегов…

Первые безумные от победы «черепашки» появляются на площади Duomo, перед кафедральным собором, уже через несколько минут после случившегося. Некоторые женщины в экстазе бросаются на землю перед величественным собором и целуют ее. Мужчины, голые по пояс, потные от многочасового стояния на площади под палящим солнцем, рыдают и не стесняются своих слез. За собой они тащат плачущих же детей. И вот уже ты сам, улыбаясь глупой и растерянной улыбкой, глотаешь слезы от причастности к сильнейшим эмоциям. Толпа победителей постепенно заполняет собор, внутри которого все ревет от победных криков. Выхожу на улицу: перед расступившейся толпой гарцует конь-победитель. Через минуту из ближайшего переулка толпа выносит на руках наездника – fantino. Он «плывет» по рукам в собор, а следом за ним движется Палио – знамя с изображением мадонны, завоеванное победителями (к слову, каждый год автором Палио выступает известный художник – на этот раз им стал известный Фернандо Ботеро).

Наконец, церковь заполняется до предела. Стоит чудовищный шум. Внезапно по собору разносится: «Тс-с-с! Silenzio!» Толпа мгновенно затихает, как один человек. И стены вздрагивают от звуков мощного, единого хора – так поют люди, объединенные чем-то очень важным…

* * *

После Палио город будто выжали. Площадь Кампо, мгновенно осиротевшая, лишилась своего романтического ореола: она оказалась завалена пластиковыми бутылками и прочим мусором. Но вот уже рабочие моют ее брусчатку с мылом, чтобы на следующий день снова можно было сидеть на нагретой солнцем терракотовой площади и ощущать себя в сердце самого солнечного города мира. Впрочем, «черепашкам» еще долго будет не до этого. Им предстоят долгие и утомительные празднества: в честь своей 50-й победы за всю историю Палио Contrada della Tartuca организует пятьдесят (!) торжественных ужинов. А там, смотришь, подойдет и следующее Палио…

Что же останется в сердце приезжего? Пестрая толпа, бархатные камзолы, грохот барабанов, скачки? Да, это зрелищно, но не это главное. Останется отдающее завистью ощущение непричастности к чему-то очень значимому. Сиенцы живут ради того мгновения, когда они перестают быть сами по себе и становятся одним. В этом внезапном единении, будь то горе поражения или счастье победы, – соль их жизни. Возможно, именно этот дух сохранил Сиену такой, какой видит ее путешественник – удивительно гармоничной и цельной. Как капля древнего, но живого янтаря.

Равенна. Город мерцающей тайны
Ольга Наумова

Мне было 15, и я была увлечена Блоком. В истрепанном томике, которому до сих пор не изменила, в цикле «Итальянских стихов» мне попалось стихотворение, которое я не очень поняла, но запомнила. Называлось оно «Равенна» и оставило ощущение тайны, мерцания свечей и аромата древности. С тех пор я ловила редкие упоминания об этом городе в книжках по истории и искусству, прекрасно понимая (в советские-то годы), что никогда туда не попаду.

Вы, конечно, уже догадались – законы жанра! – что в Равенну я все-таки попала (мечтать действительно не вредно!).

И вот мы с друзьями на улицах Равенны с картой в руках, строчками из путеводителя и напутствием лучшего друга путешественников по Италии – Павла Муратова. Глава о Равенне в его «Образах Италии» называется вдохновляюще – «Мавзолей», и в ней есть такие строки: «Здесь пустынно и молчаливо, но пустынно по-мирному и провинциальному». Однако вокруг нас деловито шумел типичный итальянский городок, магазины предлагали сувениры из мозаики, стайки школьников во главе с учителями во множестве сновали по улицам. В музеях мы встретили их еще не раз – видимо, был какой-то день принудительного знакомства детей с местной стариной.

Отправились знакомиться и мы. Пройдя через одни из сохранившихся городских ворот, нашли ближайший из указанных на карте памятников той самой старины – базилику Сан-Витале, разобрались с билетами, экскурсиями, схемами, вошли…

И – ах! Нет, даже а-а-ах – на вдохе. К такому я оказалась не готова! Спустившись по крутым ступеням куда-то, как показалось, в подвал, мы очутились в просторном многогранном и многоярусном зале, залитом ярко-зеленым – нет, нет, еще и синим, красным, белым! – светом. Резные капители колонн, ковры узоров на стенах, мерцание и блики… Такой была первая встреча с сокровищами Равенны – ее знаменитыми мозаиками.

Истоки Равенны уходят во времена легендарные. Какими из местных племен был основан город – неизвестно. Известно лишь точно, что во II веке до н. э. место это облюбовали римляне – Равенна тогда имела защищенную лагуну и удобное песчаное побережье. А еще – хорошую связь с другими населенными пунктами Апеннинского полуострова. В I веке нашей эры император Август избрал Равенну главным портом Восточного Средиземноморья. По его приказу была оборудована превосходная гавань – Классис (от латинского «флот»). Сегодня об этом событии напоминает лишь статуя Августа у церкви Сант-Аполлинаре ин Классе – море с тех пор отступило далеко, и лишь ветер иногда доносит его соленый запах.

Самый важный для Равенны период начался в 402 году, когда император Гонорий сделал ее столицей Западной Римской империи. К тому моменту империя трещала под натиском варваров, недолгое время столицей был Милан, но Гонорий решил, что здесь, на берегу Адриатики, столица будет в большей безопасности. При Гонории и его сестре Галле Плацидии Равенна стала политическим и культурным центром Италийского полуострова. Именно тогда были построены и украшены самые ранние из дошедших до нас памятников Равенны – мавзолей Галлы Плацидии и Православный (Неонианский) баптистерий.

По счастливому стечению обстоятельств Равенну отстраивали и одаривали многие правители – не только Гонорий, Галла Плацидия и ее сын Валентиниан III, но и Одоакр, Теодорих, Юстиниан. И получилось так, что на ее почве сохранился уникальный ансамбль памятников мозаического искусства V–VII веков, равного которому мы не найдем ни в одном другом городе мира. Этот ансамбль тем более ценен, что современные ему прославленные памятники Константинополя, Палестины, Сирии почти полностью погибли. Поэтому только в Равенне можно составить представление о мозаике как об особом виде искусства, о той мозаике, которая сделалась излюбленным украшением христианских храмов.

В нескольких десятках метров от Сан-Витале нас ждал еще один памятник – знаменитый мавзолей Галлы Плацидии. Чем он так знаменит, мы поняли сразу, как только вошли (с трудом упросив администрацию вписать нашу компанию в плотный список посетителей, которых, кстати, впускают всего на пять минут).

Первое, что мы увидели или, лучше сказать, почувствовали, войдя в крошечное помещение, – густой, глубокий синий цвет. Странный мерцающий отлив придавал ему свет, неуверенно проникавший сквозь узкие окошечки, перекрытые не стеклом, а тонкими опаловыми пластинами. «Входя в этот скудно освещенный интерьер крестообразной формы, сразу ощущаешь себя перенесенным в иной, неземной мир, где все дышит чудом и где на всем лежит печать необычного и драгоценного», – писал В. Н. Лазарев.

Синий свод, усыпанный звездами, с золотым крестом в центре, фигуры Христа, святого Лаврентия, декоративные орнаменты, символические изображения птиц и животных – все это кажется выложенным драгоценными камнями и настолько притягивает взгляд, что ты просто не можешь опустить голову. И только в последний момент обнаруживаешь стоящие на полу саркофаги и вспоминаешь, что ты в мавзолее. Строго говоря, до сих пор неизвестно, был ли он построен именно как мавзолей, или же изначально это была часовенка в честь почитаемого здесь святого Лаврентия. К слову сказать, сама Галла, строительница этого чуда, вряд ли была здесь погребена.

Пять минут протекли быстро, и, перейдя из «иного мира» в наш, обычный, к щебетавшим на парапете школьникам, ожидавшим своей очереди, мы никак не могли прийти в себя. В довершение всего, скромность и простота внешнего оформления равеннских храмов настолько не соответствовали тому, что хранят они внутри, что возникало странное противоречие. Впрочем, я вдруг вспомнила, что однажды переживала подобное – у стен Софии Константинопольской, когда никак не могла понять, как главный храм православного мира может быть снаружи таким… аскетичным. Хотя бы побелили что ли! Потом только вспомнила, что для византийцев было свойственно уделять мало внимания внешнему, а все силы сосредоточивать на главном – на том, что внутри. Это мы сегодня обычно наоборот делаем.

Уповая на безопасное расположение Равенны среди Паданских болот, Гонорий ошибался. Уже в 476 году, низложив последнего римского императора Ромула Августа, варвар Одоакр демонстративно отослал императорские регалии в Константинополь – Новый Рим – и провозгласил себя королем Италии со столицей все в той же Равенне. Но и его век оказался недолог: в 493 году вождь остготов Теодорих низверг Одоакра.

Теодорих, король остготов, живших в древности на территории вокруг Днепра и в Крыму, получил отличное образование в самом Константинополе, где, кстати, принял христианство, хоть и арианского толка. Власть он унаследовал от отца в 473 году, затем собрал войско почти в 300 000 человек и отправился на запад против короля герулов Одоакра. В 493 году он покорил всю Италию, убил Одоакра, а Равенну после трехлетней осады объявил столицей. Отсюда король управлял огромной территорией, от Балкан до Пиренеев, подчеркивая при этом приоритет Константинополя.

Теодорих царствовал 33 года. При нем Равенна пережила новый период своего расцвета – строились храмы, был восстановлен акведук Траяна, осушены болота. После его смерти в 526 году империя готов развалилась за несколько десятилетий. От эпохи Теодориха в городе осталось не так много памятников. Король построил в городе собор, носивший имя Пресвятого Духа, а при нем – маленький баптистерий (крегцальню), который сегодня называется Арианским. Где-то неподалеку, видимо, находился и дворец Теодориха, но до наших дней он не дошел. Ко временам Теодориха относятся также Архиепископская капелла и церковь Сант-Аполлинаре Нуово.

Мавзолей Теодориха Великого расположен за пределами старого города, за низкой крепостью, превращенной в парк. Предусмотрительный во всем, собственное последнее пристанище Теодорих начал строить заранее, в 520 году, и строил на совесть – из белейшего истрийского (дунайского) известняка. Местом для него было выбрано уже существовавшее кладбище готов.

Рядом с другими постройками Теодориха суровый и мощный мавзолей кажется поистине варварским сооружением. По легенде, гадалка предсказала королю смерть от удара молнии, и здание это он строил прежде всего как надежное убежище. По той же легенде, он прятался в мавзолее во время грозы, пытаясь уйти от судьбы, однако молния все же настигла его, расколов камень и войдя внутрь. Так это было или нет, но и сегодня на куполе мавзолея можно увидеть гигантскую трещину. Хотя, скорее всего, она образовалась во время строительства, потому что крышка мавзолея представляет собой монолит весом 300 тонн и диаметром 11 метров. Как этот огромный кусок известняка был с такой точностью положен на основание, сказать трудно. Предполагают, что с помощью песка, который предварительно был засыпан в мавзолей и утрамбован, а потом потихоньку высыпался через узкие окна, а крышка вставала на место.

В мавзолее стоит саркофаг из красного порфира. Вероятно, это и есть гробница Теодориха, однако останков короля в нем нет.

Павел Муратов пишет, что именно у гробницы Теодориха каждый путешественник ощущает ход веков, а отвлеченное понятие история становится понятным и близким любому туристу. «Именно через Равенну проходит путь от мира античности к эпохе Возрождения, от Рима – к Венеции и Флоренции».

В 540 году череду остготских правителей – наследников Теодориха сменили византийцы, а около 584 года Равенна стала центром византийского экзархата (военной области). Именно тогда были возведены церковь Сан-Витале, с которой мы начали путешествие по Равенне, а также базилики Сант-Аполлинаре ин Классе, Санта Агата Маджоре и Сан-Микеле ин Аффричиско.

С этого момента и до 751 года, когда город захватили лангобарды, он прочно входил в состав Византийской империи, но даже в этом качестве оставался самобытным и в политике, и в религии, и в искусстве.

В VIII–XV веках Равенна то входила в состав разных крупных образований, включая империю Карла Великого, то управлялась местными феодалами. С середины XV века город находился под властью венецианцев.

После разграбления Равенны войсками Людовика XII Французского в «битве при Равенне» 1512 года, в ходе которой французы разгромили войска «Священной лиги», а затем подожгли город, триста лет Равенна прозябала в нищете и забвении.

В 1815 году она вошла в состав Папской области, а в 1860-м – в состав объединенного Итальянского королевства.

Пожалуй, лишь одно событие стоит особняком в ничем не примечательной в Средние века жизни Равенны – пребывание здесь великого Данте.

Два итальянских города прочно связаны с этим поэтом: его родная Флоренция, где он встретил Беатриче и откуда был изгнан вследствие политических интриг, и Равенна, которую он, оказавшись в изгнании, полюбил всей душой.

После 15-летних скитаний он получил приглашение от тогдашнего правителя Равенны Гвидо Новело да Полента (отца знаменитой Франчески да Римини). Здесь, среди друзей и поклонников, Данте провел последние годы своей жизни и создал песни «Рая», последней части трилогии «Божественной комедии», которую начал писать уже в изгнании.

Возвращаясь из посольской миссии в Венеции, 56-летний Данте заболел малярией и умер в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года. Великого сына Флоренции похоронили во внешнем портике церкви Сан-Франческо. Покровитель изгнанника да Полента, говорят, хотел воздвигнуть на месте портика пышную усыпальницу, однако не успел: через несколько месяцев после смерти Данте он утратил власть в городе. И лишь через полтора века, уже в эпоху венецианского господства, городской глава Бернардо Бембо заказал скульптору Пьетро Ломбарди изваять на погребальной урне портрет поэта. Работа эта сохранилась и поныне, правда, урна стоит уже в новом мавзолее, появлению которого предшествовала почти детективная история.

Когда слава Данте стала уже всеевропейской, флорентийцы потребовали, чтобы его прах был перенесен на его родину. В этой кампании принял участие другой знаменитейший флорентиец – Микеланджело Буонарроти, замолвивший словечко папе Льву X. Гроб Данте привезли во Флоренцию, но он оказался пустым. В итоге флорентийцы устроили в базилике Санта-Кроче кенотаф (пустую могилу) Данте. Спустя годы выяснилось, что равеннские монахи-францисканцы, не желая расставаться с прахом поэта, попросту его выкрали, пробив стенку саркофага, и потом неоднократно перепрятывали. И до сих пор этим гордятся – в соседней церкви Сан-Франческо об этом есть соответствующая надпись.

Прах поэта случайно обнаружили только в 1865 году и тогда же перенесли в нынешний мавзолей – небольшое изящное строение в классическом стиле. Он был создан в 1780 году. С потолка мавзолея свисает лампада, заправляемая маслом, которое привозят из Флоренции: ежегодно в сентябре, когда в Равенне идет «Дантов месяц», сюда прибывает костюмированная делегация гонфалоньеров из Флоренции с оливковым маслом.

«Зона Данте» в Равенне не ограничивается мавзолеем. На улице Данте и рядом с ней находятся музей поэта, Театр Данте. Немножко неудобно, но приятно было пробираться к мавзолею через толпу все тех же вездесущих школьников – значит, помнят и чтят!

* * *

Сегодня Равенна – город с 350-тысячным населением в провинции Эмилия-Романья, центр сельскохозяйственного района. А памятники… Кажется, что они живут какой-то своей жизнью, в другом измерении. И дело даже не в том, что их не так просто найти – приходится поблуждать в лабиринтах городских улиц. Просто они существуют отдельно от жизни, от людей. Поймите правильно – все обстоит не так печально, как во времена Павла Муратова 100 лет назад, когда древние храмы пребывали в небрежении и запустении. Сейчас и уважения, и внимания к ним достаточно. И радует, что итальянских школьников привозят к ним знакомиться. Правда, не покидает ощущение, что это не современным людям представляют древние храмы, а, наоборот, храмам – их. И смотрят внимательно и чуть сурово лики со старинных мозаик – древние, мудрые, много пережившие. И все идут, идут процессии с дарами к Высшему, разливая вокруг таинственный свет, оставляя в душе привкус тайны.

Свободный город Любек
Елена Белега

«Чудненький» – так можно перевести с немецкого название этого города. Но не особой любовью к кирпичной кладке и выразительным фасадам с декоративными башенками и шпилями обязан он своей славе. Город вошел в историю как столица знаменитого Ганзейского союза, средневекового прообраза единого рынка Европы.

Он никогда не имел ни конституций, ни вождей, ни праздника независимости, ни других атрибутов «свободы». Но самые высокопоставленные лица Европы обращались к жителям Любека со словами: «Му Lords», которые больше подходят коронованным особам. Ему первому среди германских городов было дано право чеканить золотые монеты. Не каждый город, сколь бы древним он ни был, может похвастаться славой и могуществом своих основателей. Любек же хранит память о короле Генрихе Льве, который в начале XII века не только заложил структуру города, сохранившуюся и доныне, но также дал ему импульс процветания.

Любек вырос на маленьком острове площадью всего в два квадратных километра. Трудно представить, что такой клочок земли вместил многовековую историю и повлиял на развитие еще почти двухсот городов Балтики. Сегодня город, конечно, перешагнул за крепостную стену – Хольстентор, укрепляющую подходы к нему со стороны реки Траве. Об исторических границах Любека напоминают два брата-близнеца – круглые кирпичные башни с остроконечными шпилями. Башни были пристроены к городским воротам, через которые сотни лет по воскресным дням проходил поток телег и повозок. В башнях день и ночь несли службу 30 воинов, которым, как гласит предание, стрелять не пришлось ни разу.

Приближавшиеся к городу путники уже издалека замечали золотой блеск его шпилей. Средневековый Любек был богатым, процветающим городом. Здесь бойко шла торговля, отсюда грузы из немецких земель отправлялись через Балтийское море по всему миру. Жители Любека, прагматичные и сдержанные люди, демонстрировали свое благосостояние, на собственные деньги возводя церкви в готическом стиле и здание муниципалитета, готовое поспорить с церквями. Любекская кирпичная готика – это множество башенок и медных шпилей, вздымающихся над городом мачт и флагштоков. Эти постройки своими силуэтами и создавали облик города. Сдержанный Любек всегда выглядит нарядным и праздничным.

Город до сих пор гордится своей старой торговой площадью. Она занимает самую макушку города, прижимаясь к церкви Марии и городской ратуше. Подъем с тяжелыми телегами по мощеным улочкам был непрост, но и спуск обратно к городским воротам с многочисленными покупками не обходился без приключений. На спуске повозки развивали довольно большую скорость, и, оказавшись, наконец, внизу, возницы облегченно вздыхали: «Слава Богу, на этот раз обошлось!»

А дома бюргеров – это особая история. Они вглядываются в прохожих своими окнами на величественных кирличных фасадах, за которыми скрываются добротные, но довольно скромные здания. Чем богаче купец – тем моленее фасад.