Текст книги "Векторы развития современной России. От формирования ценностей к изобретению традиций. Материалы XIII Международной научно-практической конференции молодых ученых"

Различия топонимических законов определяются следующими факторами: общее отношение к названию и его функциям (рассматривается ли оно исключительно с практической точки зрения, в рамках мемориальной политики или как объект культурного наследия), отношение к переименованиям (допустимость/ недопустимость переименований, наличие или отсутствие особых зон внутри города с точки зрения переименований, условия их проведения), правилам именования (приоритеты в выборе названия для нового объекта, критерии определения лиц, чья память достойна увековечения в топонимике), учет общественного мнения при переименованиях (при общей декларации обязательности его учета процедуры выявления весьма разнятся). Относительно подробно топонимические законы разбирались нами в другой статье,[155]155
  Ломакин Н. Пять лет до вечности. Регламентация топонимики российских городов в 1990–2000-х гг. // Историческая разметка времени и пространства. Волгоград, 2014.


[Закрыть] ниже мы остановимся лишь на основных тенденциях изменения законодательства в последние годы.

Первая тенденция – это исчезновение легальных средств к выражению общественного мнения в вопросах переименований. Ярким примером подобной политики является обсуждение в Псковском областном собрании вопроса о выявлении общественного мнения при переименовании населенных пунктов, ставшем темой крупной публикации в еженедельнике «Псковская губерния».[156]156
  Минаев К. Эхо прошедшей войны // Псковская губерния. 2013. № 24 (646). http://gubernia.pskovregion.org/number_646/05.php


[Закрыть] В ходе дебатов в апреле 2013 г. оппозиции удалось заблокировать предложенный областной администрацией законопроект, по которому референдум как средство выявления общественного мнения заменялся голосованием местных законодательных собраний. Однако в мае закон в старой версии был вновь поставлен на повестку и утвержден при активном содействии обладающей большинством в региональном парламенте «Единой России». Такой подход – далеко не редкость. Подавляющее большинство принятых во второй половине 2000-х гг. топонимических законов единственной формой выявления общественного мнения о работе комиссии называют отзывы на конкретные постановления, опубликованные в местных газетах (как правило, не имеющих даже интернет-сайта).

Второй значимой тенденцией является формирование барьеров для частной инициативы в области наименований и переименований. Значительное число топонимических законов крупных городов вводят ограничение на минимальный размер инициативной группы граждан, необходимый для рассмотрения заявки о переименованиях. Особо ярким примером является в этом смысле эволюция законодательства Владикавказа. Если закон 2009 г. не предполагал никаких ограничений на частную инициативу, то в законе 2013 г. минимальная инициативная группа граждан должна составлять триста человек, гарантировать полную оплату затрат на изменение названия и, в случае переименования, собрать подписи всех жителей переименовываемой улицы, а также подписи 1 % избирателей. Эти драконовские меры были бы легко объяснимы общим консерватизмом, если бы распространялись также на юридических лиц и представителей властных структур. Однако для них подобных ограничений не вводится.[157]157
  Решение Собрания представителей города Владикавказ № 10/87 от 15.12. 2009. Об утверждении Положения о наименовании, переименовании и упразднении названий топонимических и других объектов города Владикавказа. Решение Собрания представителей города Владикавказ № 35/38 от 3.07.2012. Об утверждении Положения о порядке присвоения (изменения) наименований улиц и иных объектов и установки мемориальных досок (памятных знаков) на территории муниципального образования г. Владикавказ (Дзауджикау).


[Закрыть] В Бурятии поправкой 2012 г. (к закону 2009 г.) отдельные граждане были убраны из списка лиц, имеющих право на инициативу в области топонимики.[158]158
  Постановление Администрации г. Улан-Удэ Республики Бурятия от № 330 3.08.2009. Об утверждении Положения о присвоении наименований, переименовании улиц.


[Закрыть] Ограничения на инициативу касаются не только республиканских столиц: такая же ситуация в Кемерово (минимальная группа – триста человек), Калуга, Астрахань (по сто человек). Количество примеров можно увеличивать. Благодаря подобным изменениям в законодательстве (в большинстве случаев ограничение вводится поправками или при принятии нового закона) преимущественное право на инициативу переходит от частных лиц к юридическим лицам и властным структурам.

Третья тенденция, которую мне хотелось бы отметить, заключается в последовательном изгнании представителей образованных элит из топонимических комиссий. Их место занимают «по должности» чиновники, расстающиеся с топонимической комиссией вместе с переходом на новую ступеньку карьерной лестницы, и представители ветеранских организаций (они являются единственным типом общественных организаций, с мнением которых полагается считаться безоговорочно). Так, красноярская топонимическая комиссия состоит из четырнадцати человек, на настоящий момент от научного сообщества в ней представлены три человека. При этом согласно списку 1993 г. комиссия состояла из тринадцати человек, шестеро из которых были представителями общественных организаций и университета.[159]159
  Постановление администрации города Красноярска от 9 марта 2000 г. № 137 об утверждении положения о Комиссии по наименованию и переименованию внутригородских объектов в городе Красноярске (в ред. распоряжения администрации города от 26.05.2000 № 272-р, постановлений администрации города от 06.05.2002 № 264, 30.11.2006 № 947); Постановление Администрации города Красноярска от 17 июня 1993 года № 217. О создании комиссии по наименованию улиц, площадей и увековечиванию памяти известных граждан города.


[Закрыть] В Волгограде в 2010 г. чиновниками и представителями ветеранских организаций были тринадцать человек из пятнадцати.[160]160
  Решение Волгоградской Городской думы от 24 марта 2010 г. № 30/918. О создании комиссии по наименованию и переименованию муниципальных объектов Волгограда.


[Закрыть] Учитывая необязательность решений комиссии для исполнения, нынешний уровень представительства общественности в нем кажется показательным: даже в таком «декоративном» органе дискуссии не считаются приемлемыми. Общая тенденция заключается в тотальном отстранении общественности от формирования облика жизненного пространства.

Как было показано выше, современная государственная машина топонимической политики, несмотря на определенную многоукладность, устроена в целом совершенно непроницаемо для предложений и протестов «снизу». Массовая законная борьба за название не может увенчаться успехом по той причине, что условия «успеха» не обозначены законодательно. Гражданин оказывается вне культурной и мемориальной политики, проводимой государством. Как и в случае с другими сферами идеологических столкновений выходами недовольства становятся митинги и «партизанские» действия по отношению к уличным названиям.

Активность митингующих «против» или «за» переименования довольно слаба. За период 2010–2014 гг. их количество, по нашим подсчетам, едва перевалило за три десятка.[161]161
  Без учета относительно регулярных митингов КПРФ против переименования улиц в Кирове в России, по данным «Яндекс Новостей» состоялось тридцать митингов, повестка которых включала вопрос о переименованиях.


[Закрыть] Довольно регулярными эти митинги были в Кирове (устроители: КПРФ и движение «Суть времени»), Самаре (устроитель: движение «Суть времени») и Краснодаре (движение «ЗА Краснодар»). Их объединяет малое количество людей, отсутствие стихийности, идея сбора подписей как главного способа борьбы за названия. Практически все митинги проводились против совершения переименований, лозунг об их необходимости выдвигался лишь в единичных случаях. Определенный резонанс в прессе получили внепартийные выступления, в первую очередь кампании против переименования улицы Советской в улицу имени Гейдара Алиева в Дербенте (июнь 2013 г.) и переименования недостроенной станции метро «Братеево» в «Алма-Атинскую» (март 2012 г.). Обе они провалились, несмотря на широкую поддержку, что подтверждает мысль о том, что остановить начатый процесс, в котором заинтересованы чиновники разных уровней и стран, невозможно. В то же время в Воронеже одни лишь угрозы выхода на митинг позволили заморозить переименование одной из улиц в честь О. Мандельштама (февраль 2011 г.).[162]162
  В итоге в честь Мандельштама решили назвать одну из окраинных улиц. См.: В Воронеже все-таки появится улица Мандельштама // Культура ВРН. http://culturavrn.ru/society/6101


[Закрыть]

Впрочем, большинство митингов не достигает своих целей. «Партизанская» тактика, связанная с переосмыслением уже существующих улиц, развешиванием поддельных табличек и подспудной борьбой за названия представляется в перспективе более успешной, т. к. внедряет в сознание общественности идею о праве на названия и заставляет проблематизировать эту сферу в общественной дискуссии. Одним из ранних примеров «партизанинга» в современной России стала улица Леннона в Санкт-Петербурге, учрежденная Храмом Джона Леннона в начале 2000-х. Впоследствии в 2012 г. схожим образом появился близ клуба «Камчатка» и переулок Виктора Цоя.[163]163
  Однодневные памятники, «Цой мертв» и краска на ритуальных стенах – юбилей Виктора Цоя в Петербурге и Москве // Мониторинг исторической политики. http://www.urokistorii.ru/51180


[Закрыть] Самодеятельное название улицы стало своего рода формой присвоения пространства, одомашнивания его. Такое пространство, наполненное ценностями сообщества и его историей, противопоставляется внешнему миру «официальных» названий.

Другой стороной топонимического «партизанинга» является постановка острых вопросов исторической памяти. Неожиданный взрыв эмоций в медиасреде вызвала акция, проведенная неизвестными в Чите. Мартовской ночью 2011 г. они «переименовали» улицу Амурскую в улицу Сталина, заклеив все старые таблички новыми. Ночная «советизация» улицы была воспринята как хулиганство. Вместе с тем вопрос о возможности появления улицы Сталина в городе обсуждался с терпимостью и в некоторых случаях даже с сочувствием.[164]164
  В Чите улица Амурская стала на ночь улицей Сталина // Мониторинг исторической политики. http://www.urokiistorii.ru/3148


[Закрыть]

Наконец, «партизанинг» является и своего рода способом сопротивления политике, проводимой чиновниками. Уже упомянутое движение за сохранение названия метро «Братеево», столкнувшись с государственной машиной, канализировалось в практику явочного «переименования» станции на схемах Московского метро при помощи клеящихся стикеров.

Последний вопрос, на котором хотелось бы здесь остановиться, какие общественные силы выступают на топонимическом поле, предлагая собственные концепции названий.

Как это видится сейчас, большие политические партии постепенно уступают место главных игроков в рассматриваемой нами сфере сравнительно небольшим движениям. Такие движения организуются по принципу единства интересов в конкретном вопросе и в отсутствии конкуренции со стороны деполитизированных масс добиваются политических решений в свою пользу быстрей и эффективней.[165]165
  См., например: Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. М., 2004. С. 610.


[Закрыть] Однако именно на партийном уровне в большинстве случаев до сих пор формируется и формулируется отношение к прошлому и идеология взаимодействия с городской средой. Партии и общественные объединения, выступающие по вопросам переименований на общенациональном уровне, можно было бы условно разделить на три группы.

В первую очередь следует выделить правоконсервативные силы. Социально к ним можно было бы отнести центральное чиновничество, руководителей бюджетных организаций (нередко выступающих с инициативами о переименовании), церковных и околоцерковных деятелей. С точки зрения идеологии это сторонники Великой России как носителя особой идеологии и особого пути, лишь ей свойственного. Политический идеал они видят в воссоздании имперской мощи, провиденциальной идеи и объединения России на основе единых нравственных ориентиров. Их объединяет также неприятие советской власти и желание вычеркнуть ее из памяти населения.[166]166
  Характерным документом, отражающим идеологические предпочтения значительной части правоконсервативной группы, являются «Основы государственной культурной политики», опубликованной Министерством культуры РФ в мае 2014 года. http://mkrf.ru/open-ministry/public-discussions/detail.php?ID=498935


[Закрыть] Интересы подобных людей на федеральном уровне отражают консервативные властные круги, спонсирующие, в частности, небезызвестный фонд «Возвращение»,[167]167
  См. сайт фонда. http://vozvr.ru/


[Закрыть] многочисленные церковные организации и сообщества (например, сообщество вокруг радиостанции «Град Петров»).[168]168
  О деятельности фонда см. наш обзор топонимических новостей Мониторинга исторической политики. http://www.urokiistorii.ru/51581


[Закрыть] На партийном уровне правоконсервативные взгляды на топонимику представлены «Единой Россией».[169]169
  См. Стенограмму заседания Государственно-патриотического клуба партии «Единая Россия» 7.07.2010 по теме: «Возвращение исторических названий» // Сайт фонда «Возвращение». http://vozvr.ru/tabid/248/ArticleId/437/stenogramma-zasedaniya-gosudarstvenno-patrioticheskogo-kluba-partii-%C2%ABedinaya-rossiya%C2%BB-po-teme-%C2%ABvozvrashchenie-istoricheskikh-nazvaniy%C2%BB.aspx


[Закрыть] В топонимической политике они настаивают на непременном возвращении дореволюционных названий и топонимических систем, а также на упразднении названий в честь деятелей революционного движения с переименованием их в честь мучеников советского режима.[170]170
  См., например: Нужны ли переименования улиц? Мединский снова заставил задуматься // Мониторинг исторической политики. http://www.urokistorii.ru/51126


[Закрыть] Для них характерна высокая степень политизации темы топонимики: дореволюционная топонимическая система рассматривается не как следствие сложных и разрозненных культурных, межэтнических и социальных процессов, а как воплощение консервативных ценностей, утраченных обществом в XX в. И в этом смысле «новая топонимика», за которую борются представители правоконсервативных кругов, смыкается с топонимикой, которую отстаивают прокоммунистические силы.

Сторонники «СССР 2.0» – это пенсионеры, пожилые руководители предприятий, убежденные молодые люди. Их социальный состав чрезвычайно разнообразен. В понимании государственности они близки по духу правым консерваторам: страна должна быть сильной с военной точки зрения, сплоченной нравственно и духовно. Однако для этих людей идеальная система застыла где-то между 1921 и 1991 гг. Советская идеология и порожденная ею топонимика рассматриваются как часть неотъемлемого культурного наследия и не должны быть порицаемы.[171]171
  См., например, манифест «Сути времени». http://eot.su/manifest


[Закрыть] На партийно-политическом поле они представлены партией КПРФ и движением «Суть времени». Главной «топонимической» задачей сторонников этих организаций является недопущение пересмотра советской топонимики (и, разумеется, советской истории). Эта часть общества наиболее активно проявляет себя на «топонимических» митингах.

Обе эти группы, даже выступая в качестве оппозиционных, чрезвычайно чувствительны к риторике власти. Они с удовольствием будут воспроизводить сложившийся порядок наименования, который прославляет народных героев и события отечественной истории в ущерб локальному топонимическому контексту. Они с радостью воспринимают и репродуцируют сложившуюся в советском обществе негласную иерархию «сословий», в которой на первом месте стоят политики, за ними – военные, следом – инженеры и ученые. Важной объединяющей чертой является отношение к военной истории как важнейшему процессу жизни государства. Культ войны и военного государства, ставший фактически главной официальной идеологией последних десятилетий, находит горячих сторонников и среди правых консерваторов, и среди коммунистов (следствием этого является огромное количество «военных» переименований последнего времени).

Либеральная часть общества и политической системы, представленная, прежде всего, интеллигенцией – образованными городскими жителями – наименее заметна в том, что можно назвать «общественной активностью» в сфере топонимики. Это объясняется, как кажется, особенностью отношения к топонимике, воспринятого этой частью общества из «развитых» европейских стран, где переименования случаются крайне редко. Названия должны быть деидеологизированы. Если для этого требуется сохранить советские названия в целости, то можно пойти и на этот шаг (так, в Красноярске официально запрещено переименование центральных городских улиц). Большинство топонимических законов, созданных под влиянием идеологии этого типа, ставят на первое место необходимость сохранения названий как культурного наследия, а при определении новых наименований акцентируют внимание на особенностях местности. «Мемориальные названия» считаются скорее исключением из общего правила.

Отсутствие «сильной» позиции в отношении названий, пусть и увязанное с гражданскими ценностями, делает либеральную часть общества незаметной. Редкие инициативы, исходящие от организаций, действующих на этом фланге, – например, проект названия улицы именем Эдуарда Хиля в Санкт-Петербурге (партия «Яблоко», лето 2012 г.)[172]172
  «Яблоко» просит назвать улицу в честь Эдуарда Хиля // Мониторинг исторической политики. http://www.urokiistorii.ru/51178


[Закрыть] – говорят более о стремлении противопоставить консервативной общественной «табели о рангах» «либеральную», в которой деятели культуры занимают не последнее место, чем о желании предложить новую парадигму взаимоотношения общества, государства и топонимики.

В рамках настоящей статьи нашей главной целью было представление возможного направления исследований и проблематики, а не создание претендующей на законченность картины состояния общественной дискуссии и отношений между государством и различными социальными группами. Однако даже в том скромном материале, который был нами обозначен, можно увидеть одну важную особенность этой картины. Речь идет о доминировании центральной власти на поле споров за топонимику. Если на уровне поверхностной идеологии сохраняется определенная (впрочем, скорее декоративная) полифония – разные партии предлагают разное видение городского пространства, – то в том, что касается архитектуры выстраивания отношений власти и общества, доминирование оказывается тотальным. Различия между партиями отступают перед всеобщим приятием военного культа. Ни одна из крупных общественных организаций не выступает за пересмотр принципов наименований и отказ от «общенациональных» тем в символически значимой топонимике городов. Названия по-прежнему остаются для общественных движений средством увековечения собственной и единственно верной концепции российского государства.

Городское «мертвое» пространство: к вопросу репрезентации
Сергей Мохов, Национальный исследовательский университет, Высшая школа экономики, Московская высшая школа социальных и экономических наук

Разрушение и созидание лежит в основе деятельности каждого человека. По словам З. Фрейда, необходимость удовлетворения «мортидо» и «либидо» – это две базовые потребности. По сути, все продукты «производства» человека – это круговой процесс разрушения и созидания. Так, земледелие, по мнению Фрейда, является идеальной деятельностью для человека как раз за счет своей цикличности и постоянной смены разрушения созиданием. Поэтому любой труд, «сделавший из обезьяны человека», и есть не что иное, как непрерывное разрушение для созидания. Жизнь ради смерти и смерть ради жизни: «Инстинкт смерти, очевидно, в потенциальной форме, гнездится в природе человеческой. Если бы цикл жизни людской следовал своему идеальному, физиологическому ходу, то инстинкт естественной смерти появлялся бы своевременно – после нормальной жизни и здоровой, продолжительной старости. Вероятно, этот инстинкт должен сопровождаться чудным ощущением, лучшим, чем все другие ощущения, которые мы способны испытывать. Быть может, тревожное искание цели человеческой жизни и есть не что иное, как проявление смутного стремления к ощущению наступления естественной смерти. В нем должнобыть нечто сходное с неопределенными чувствами молодых девственниц, предшествующими настоящей любви».[173]173
  Мечников И. И. Этюды о природе человека. М., 1961. С. 231.


[Закрыть]

Однако при всей своей кажущейся естественности, «мортидо» постоянно вытесняется из публичного пространства. Тема смерти проходит процесс сакрализации и даже табуируется, неизбежно попадая в область культурно-этических понятий и ценностных систем. Смерть выходит за грань нормы и стигматизируется. По меткому выражению Ж. Бодрийяра, «быть мертвым – значит демонстрировать неисправимо отклоняющееся поведение».

Древние культуры целиком описываются через фокус взаимоотношений мертвых и живых и символические практики обмена между этими двумя метафизическими категориями. Смерть понималась как нечто обычное и мыслилась без негативной коннотации. В Средневековье на кладбищах кипела жизнь – шли гулянья, демонстрации, празднества. Происходил интенсивный обмен между мертвыми и живыми. Культура этого типа, охарактеризованная А. Гуревичем как «культура безмолвствующего большинства», курировала мир живых.[174]174
  Кетова Т. Н. Жизнь и смерть в метафизическом и социальном пространстве. http://credonew.ru/content/view/304/54


[Закрыть] В позднем Средневековье ситуация меняется. С ростом индивидуализма и установлением протестантской этики смерть уже насыщается чувством меланхолии и определенного подавления.

С процессом вытеснения смерти из публичной жизни связано и появление домов смерти – моргов. Стремление к «комфортной и правильной смерти» ведет сначала к появлению, а затем и бурному росту ритуальной атрибутивной сферы. Мертвый отныне должен походить на живого. К ХХ в. смерть постепенно уходит из домов – люди умирают в больницах и специализированных местах.

Вопросы смерти и насилия неизбежно преобразуются в сферу властных взаимоотношений. В попытках убежать от собственной смерти, человек при этом стремится подчинить ее, овладеть ей. Через подчинение, рационализацию происходит снижение напряжения, чувств опасности и страха.[175]175
  Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. С. 272–273.


[Закрыть] Человек учится объяснять, как «со смертью можно жить», как можно влиять на нее. В этом ему помогает медицина, здоровый образ жизни, спорт, религиозные и всевозможные символические и обрядовые практики и даже рыночная возможность подготовки к собственной смерти и выбор необходимой атрибутики. Иными словами, человек учится овладевать смертью и приручать ее.

Однако в фокусе овладевания смертью речь может идти не только обо всем, что прямо связано с процессом биологического умирания, но и с тем, что можно обозначить как «влечение к смерти», начиная с таких явлений, как тяга к вредительству, саморазрушению. В перечень разрушения, «некрофильского типа личности», входит и алкоголизм, самоубийство, вредительство, аскетизм, симуляция, полихирургия, преднамеренные несчастные случаи. Так же логично говорить и о других моделях деструктивности. Например о тяге к физическому уничтожению материальных объектов.[176]176
  Шмидт-Хеллерау К. Влечение к жизни и влечение к смерти. Либидо и Лета. Сводная формально-логическая модель психоаналитической теории влечений и структурной теории. СПб., 2003.


[Закрыть] Так же речь идет и об интенции к механизации, ностальгическим проявлениям, собирательству и коллекционированию.[177]177
  Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М: АСТ, 2004.


[Закрыть]

Таким образом, само понятие «смерти» и «мертвого» гораздо шире, чем биологическое его понимание. К объектам умирания могут относиться бытовые и вообще неодушевленные предметы. Подобные проявления «мортидо» находятся во всех сферах человеческой деятельности. При попытке найти их в городской среде оказывается, что подобное мертвое гораздо ближе и отчетливее, чем кажется на первый взгляд. К объектам умирающего социально-материального тела относятся разрушенные и брошенные дома, большое количество бесхозных предметов и простой бытовой мусор. Сюда также можно отнести и следы хозяйственных перестроек, сломанных и деформированных объектов, потерявших свою функциональность.

Город, как социальный организм, проходит те же стадии «жизни», что и биологические организмы. Зарождение, рост, болезни, трансформации, отмирание некоторых частей и даже смерть сопровождают его в течение всего периода его развития. Такого рода аксиоматические метафоры помогают по-новому взглянуть на процессы освоения пространства и его репрезентации в дихотомической паре «мертвое – живое».