Текст книги "Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 2"

Олег Казак
Историческая память. Как она складывется?

Рефлексия по поводу событий Первой мировой войны была и остается заметной краской национально-культурной жизни в большинстве стран и регионов, в том числе и находящихся на периферии Центральной Европы. Как правило, представители различных идеологических течений выборочно акцентируют внимание на определенных аспектах той эпохи, пытаясь таким образом сконструировать приемлемую для себя модель исторической памяти. Успешность подобных операций во многом определяет доминирование тех или иных элит в общественном ландшафте региона. В качестве примера такого феномена рассмотрим события национально-культурной жизни Подкарпатской Руси в период ее пребывания в составе Венгрии.

Первая мировая война стала одним из самых драматичных периодов в истории Подкарпатской Руси (сегодня – Закарпатская область Украины). С сентября 1914 года по весну 1915 русские войска занимали большую часть австрийской Галиции, включая так называемую Лемковину. После того, как армия Российской империи покинула эти земли, в регионе, а также в соседней Подкарпатской Руси, которая после установления дуалистической монархии Австро-Венгрии подчинялась Будапешту, развернулся настоящий террор в отношении местного населения, преимущественно именовавшего себя этнонимом «русины» и придерживавшегося русофильских симпатий. Преступления австрийских и венгерских войск были подробно описаны в литературе (в качестве примера – работы П.С. Гардого «Военные преступления Габсбургской монархии 1914–1917 годов», В.Р. Ваврика «Терезин и Талергоф» и др.).

После краха империи Габсбургов Подкарпатская Русь вошла в состав Чехословакии. Представители местной интеллигенции имели довольно широкие возможности свободного выражения своих воззрений в прессе и публицистике, впрочем, при определенных преференциях Праги приверженцам проукраинских идей (особенно в 1920-е гг.). В указанный период интеллектуальные элиты региона представили на суд общественности несколько моделей идентичности местного восточнославянского населения. Русофилы трактовали русинов как самую западную ветвь единого русского народа от Карпат до Тихого океана, указывали на огромный духовный потенциал русской цивилизации, к достижениям которой, по их мнению, должны приобщиться русины. Украинофилы считали местное население частью украинского народа с «неразбуженным» украинским самосознанием. Из русофильского направления постепенно выделилось русинофильское течение, считавшее русинов отдельным славянским народом, а не частью русских или украинцев.

После повторного присоединения территории региона к Венгрии власти сделали ставку именно на третье направление. В рамках официального курса «угро-русинизма» утверждалось, что русины являются отдельным народом, которому одинаково чужды как прорусские, так и проукраинские идеи. При этом подчеркивалось, что русины связаны с венграми тесными историческими узами, а Будапешт позиционировался как покровитель самобытной русинской культуры. Отмечалась также традиционная верность русинов идеям венгерской государственности.

В официальном дискурсе события Первой мировой войны позиционировались как один из примеров верности русинов, которые якобы на протяжении всей истории сражались рука об руку с венграми против общих врагов. В этой связи представляет интерес программная речь А. Гергейфи в нижней палате венгерского парламента. Депутат отмечал, что русины мужественно боролись против захватчиков даже в тех трагических условиях, когда Венгрия, будучи частью империи Габсбургов, не могла вести политику, полностью отвечающую ее интересам. Ревизия Трианона и «возвращение» Подкарпатской Руси в состав Венгрии, по мнению А. Гергейфи, стало закономерным итогом «унизительного краха Бенеша и унизительного падения грубо сфальсифицированной государственности». Восстановление венгерской власти в регионе преподносилось как исправление исторической несправедливости, вызванной событиями Первой мировой войны.

В Подкарпатской Руси проводились разного рода мероприятия, посвященные событиям Первой мировой войны. Например, в ноябре 1943 года в Хусте в присутствии премьер-министра Венгрии М. Каллаи и ряда высокопоставленных особ был открыт мемориал в честь воинов той кампании. На мероприятии присутствовали русины и венгры, принимавшие участие в боевых действиях. В своей речи М. Каллаи указал на общность судьбы всех народов, проживавших на территории Венгрии.

В официальной пропагандистской публицистике появлялись (хотя и не часто) заметки о событиях Первой мировой войны. В одной из статей воспевался подвиг «простой русинской девушки» М. Голущек, которая якобы под видом помощи русским войскам завела их в засаду, крикнув перед смертью: «Пусть живет Венгрия». Автор данного материала следующим образом описывает поведение войск Российской империи: «Однажды под градом пуль появились на угроруськой земле русские. Московское войско разоряло, опустошало, грабило все, что попало». Подобным пафосом проникнута статья И. Контратовича в официозе «Новая неделя». Автор говорил о дикости солдат русской армии по отношению к русинам, которых в одном из сел «изрубили на куски». Действительно, отдельные случаи неподобающего отношения представителей русских войск к населению Галиции и Лемковины имели место, однако в официальной публицистике именно эти факты преподносились как типичные для ситуации в регионе в 1914–1915 годах. В свою очередь, жестокости австро-венгерского террора против русинского населения русофильской ориентации венгерская пропаганда, естественно, замалчивала.

Факт проявления в годы войны прорусских симпатий местным населением Карпат также практически не озвучивался. Некоторые сведения о тех событиях содержатся в венгероязычных монографиях Ш. Бонкало и К. Ратца, изданных соответственно в 1940 году и 1941 и не предназначенных для массового читателя. Ш. Бонкало в работе «Русины» утверждал, что население региона на протяжении всего периода войны сохраняло верность венгерскому государству, но русская и панславистская пропаганда привели к тому, что в среде местного восточнославянского населения нашлись «один – два предателя». Схожий взгляд на события предлагал и К. Ратц в монографии «История панславизма». Прорусские симпатии местного населения трактовались исключительно как продукт пропаганды немногочисленных политиков во главе с братьями А. и Г. Геровскими, действовавшими на деньги Российской империи. Но подобные заявления венгерских историков не выдерживают никакой критики. Зафиксированы многочисленные случаи приязни русинов к русской армии, например, предоставление русинами информации о перемещениях австро-венгерских подразделений и т. п.

Особым взглядом на проблему отличался один из самых влиятельных политиков и общественных деятелей Подкарпатской Руси С. Фенцик. Будучи убежденным русофилом, он считал, что оптимальное развитие региона возможно в рамках венгерской государственности. В опубликованном на страницах газеты «Карпаторусский голос» манифесте С. Фенцик проводил параллели между концентрационным лагерем в Талергофе, действовавшем в годы Первой мировой войны, и концентрационным лагерем близ Рахова, который был создан в период деятельности автономного проукраинского правительства А. Волошина (октябрь 1938–март 1939.). В это время проходила политика агрессивной украинизации всей общественной и культурной жизни региона. Проводя параллели между двумя концентрационными лагерями, С. Фенцик акцентировал традиционное среди русофильской интеллигенции и во многом отвечающее действительности представление об активистах радикального украинского национального движения как пособниках преступлений австро-венгерских войск. В этом же манифесте С. Фенцик утверждал: «При помощи братского венгерского народа мы стрясли с себя нависшее украинское ярмо. Русско-венгерское братство было снова наглядно продемонстрировано». Таким образом, рефлексия по поводу событий Первой мировой войны для политика стала одним из аргументов в разоблачении украинского идеологического направления в регионе. Такие взгляды С. Фенцика шли в фарватере курса официального Будапешта.

Но на страницах издания влиятельного общественного деятеля публиковались статьи с критикой официального курса угро-русинизма, который объявлялся переходным этапом к господству радикальных проукраинских идей. Авторы принадлежавшего С. Фенцику издания обвиняли «русинистов» в нагнетании слухов об опасности русофильских идей для интересов венгерской государственности. В подтверждение несостоятельности подобных мнений авторы газетных заметок приводили следующие аргументы: «Русскость – явление глубоко идеологическое, бытовое, традиционное и политической окраски не имеет. Тысячу лет мы считали себя русскими и, тем не менее, оставались под короной Святого Стефана, ибо карпатская русскость не означает карпато-русской ирреденты». Тем не менее, подобные заверения не встречали энтузиазма у приверженцев официального курса. Само акцентирование внимания на событиях, связанных с репрессиями австро-венгерских властей в отношении русинов Подкарпатской Руси и Галиции, не приветствовалось Будапештом. Издательская деятельность С. Фенцика была значительно затруднена.

Таким образом, рефлексия стала важным элементом в идеологическом ландшафте Подкарпатской Руси. В официальном дискурсе факты проявления симпатии местного населения к русской армии либо не озвучивались, либо объяснялись исключительно вражеской агитацией. Информация об имевших место напряженностях в отношениях между русинами и русскими военными и чиновниками, наоборот, гиперболизировалась. Злодеяния австро-венгерских властей в Галиции и Подкарпатской Руси во время Первой мировой войны, за исключением отдельных случаев, замалчивались.

Елена Серапионова
Пражский кружок по изучению Первой мировой войны

За последнюю четверть века тема «Русская послереволюционная эмиграция» стала чрезвычайно популярной: изданы многочисленные коллективные труды, индивидуальные монографии, сборники статей и материалы конференций, защищены кандидатские и докторские диссертации. Достаточно исследована и колония россиян в Чехословацкой республике в 1920–1930-е годы, которая в середине 1920-х насчитывала около 30 тысяч человек. Написано много статей, защищена даже диссертация по историографии проблемы Русской эмиграции в ЧСР.

Но работа в архивах приносит новые плоды, и появляются ранее неизвестные или малоизвестные сюжеты…

В начале 1920-х годов в Чехословакию хлынул поток русских эмигрантов. Это было связано с начатой чехословацким правительством так называемой «Русской акций помощи». Правительство ЧСР координировало волну беженцев, стараясь сосредоточить у себя лишь земледельцев и интеллигенцию – студентов, профессоров, творческих работников. Вскоре Чехословацкая республика превратилась в своеобразный «Оксфорд» – научно-образовательный центр Русского Зарубежья. Возникли научные, культурные и образовательные учреждения, одним из которых стал Русский народный университет (РНУ), в 1934 сменивший название на Русский свободный университет (РСУ). В 1942 году наименование РСУ было изменено на Русскую ученую академию, а в 1945 возвращено прежнее. Ректором РНУ одно время являлся биолог профессор М.М. Новиков. В отличие от некоторых заведений-однодневок университет просуществовал более двух десятилетий с 1923 до 1946-го. Строился он по принципу общедоступного московского городского народного университета имени А.Л. Шанявского со свободным посещением лекций, семинаров, докладов и кружков, куда можно было поступить без экзаменов.

В Праге, ее окрестностях и других чехословацких городах обосновался ряд русских историков и специалистов по военному делу. Многие из них являлись участниками Великой войны, среди них: генерал-лейтенант Генерального штаба Михаил Григорьевич Михеев, генерал-майоры Михаил Михайлович Зинкевич и Виктор Васильевич Чернавин, полковники Генерального штаба Владимир Васильевич Добрынин, Авраам Кузьмич Фортушный, Николай Николаевич Тилли, полковник Николай Александрович Бигаев, капитан Владимир Иванович Гепнер, инженер-капитан Георгий Вениаминович Студенцов и др. В 1927 году по инициативе офицеров-слушателей РНУ при университете с согласия его руководства был организован «Кружок по изучению мировой войны».

Первое, организационное, заседание кружка состоялось 24 сентября 1927 года. На нем был избран совет преподавателей в составе: профессора, генерала П.Ф. Рябикова, генерала В.В. Чернавина, полковников Л.В. Темникова и Н.А. Бигаева. В дальнейшем состав совета менялся, в разное время в него входили: генерал Н.Н. Шиллинг, полковники В.В. Добрынин и Е.Е. Шайтанов, капитан В.И. Гепнер, лейтенант М.С. Стахевич и др. В 1932 году в ЧСР проживали 59 участников мировой войны, ставших преподавателями Кружка по изучению Первой мировой войны.

В Советской России и позже в СССР Первая мировая война была признана «империалистической с обеих сторон», что исчерпывало проблему и не способствовало ее интенсивной разработке. Позднее изучение Первой мировой войны отошло на второй план, так как основное внимание военных историков было приковано ко Второй мировой войне. Не зря часто можно слышать, что Первая мировая находилась как бы «в тени» Второй, и была войной «забытой».

В эмиграции, наоборот, уже в межвоенный период появились серьезные труды, посвященные Первой мировой или Великой войне, как ее называли современники. Эти исследования готовили сами ее участники, а иногда и организаторы военных операций. Им было принципиально важно разобраться, в чем были просчеты и ошибки военного планирования, осуществления боевых действий и организации работы тыла. Необходимо было выяснить ее истоки, восстановить и проанализировать ход военных действий и развертывание отдельных операций, определить причины побед и поражений. Интерес к этим исследованиям был не только «чисто академическим», так как им хотелось понять, что явилось причиной ряда поражений в войне, приведших к ее затягиванию, революционным событиям в России, сепаратному миру, и, в конце концов – к Гражданской войне, вынудившей покинуть родину, и это отчасти стало смыслом их жизни.

Сами участники кружка объясняли его появление необходимостью сохранить в эмиграции вековые традиции Русской армии, которой в России больше не существовало, там была создана новая Красная интернациональная армия. Кстати сказать, интерес к ней военные специалисты в ЧСР также проявляли, тщательно изучая ее и выступая с публичными докладами и лекциями о Красном флоте (мичман П.В. Репин), характерных чертах современной Красной армии (генерал В.В. Чернавин), новостях в современной советской военной печати (полковник В.В. Добрынин). Эмигрантам представлялось, что новое поколение русского зарубежья сыграет существенную роль в строительстве будущей России, в организации ее вооруженных сил, поэтому старое поколение стремилось передать молодежи свой опыт и знания, подготовить новые военные кадры.

Целями кружка являлись: изучение истории войн, которые вела Россия (в том числе и за освобождение славян), участие России в Великой войне, а также ознакомление с современным состоянием военной науки и техники. Участники кружка ставили перед собой задачи, с одной стороны, освоить огромный западно-европейский военно-научный запас знаний, так как они жили в стране, где формировалась новая армия, основанная на военном опыте и практических выводах, осмысленных послевоенной научной мыслью. С другой стороны, они считали важным сохранить вековые славные традиции императорской Русской армии. Ежегодно разрабатывались программы курса по истории Первой мировой войны. Подробно изучался Русский фронт. Особое внимание уделялось участию в войне России и выяснению роли и значения русских вооруженных сил в исходе войны. В лекциях рассматривались такие вопросы как: сравнение вооруженных сил сторон накануне войны, степень их готовности к ведению современной войны, планы сторон и стратегическое развертывание, боевые операции и ход отдельных сражений. В программе курса «История мировой войны 1914-1918 гг.» первые 10 лекций посвящались операциям на Русском и Кавказском фронтах в 1914-1915 гг. Анализировались и более частные вопросы, касавшиеся отдельных родов войск, например, «Тактика пехоты по опыту мировой войны» (М.М. Зинкевич).

Кроме анализа конкретных событий Первой мировой войны читались и более общие лекции, в которых обобщался накопленный военный опыт. В.В. Чернавин выступил с докладом об условиях работы русского командования в мировой войне.

В кружке изучалось современное положение отдельных родов войск и их возможная роль в будущей войне. Дискуссионным был вопрос о роли конницы в будущей войне. Полковник Н.А. Бигаев подготовил выступление на тему «Переживает ли конница эпоху своего отмирания?», вызвавшее бурные прения. А.К. Фортушный выступил с лекцией «Развитие и характеристика военной авиации в отношении техническом», а Н.Н. Тилле проанализировал участие авиации в войнах будущего, одновременно дав характеристику средствам противостояния авиации на фронте и в тылу, в частности, современной зенитной артиллерии и подвижным огневым единицам. О высоком профессионализме участников кружка говорит хотя бы тот факт, что Н.Н. Тилле удалось полностью предугадать огромную роль авиации в будущей войне (разведка, подготовка прорыва, участие в наступлении, преследование, прикрытие отхода, корректировка стрельбы артиллерии, акции в тылу, разрушение объектов стратегического значения противника, транспортная и др.). В его докладе читаем: «Авиация первой откроет военные действия». В другой лекции он же задавался вопросом, что перспективнее – тяжелый танк или легкая боевая колесница?

Основными предметами изучения в кружке являлись авиация, химические средства ведения войны, моторизация, механизация и беспроволочная техническая связь.

Некоторые лекции посвящались военной истории до Первой мировой войны. Причем темы были самые разнообразные, например, «Первый военный флот в России (проф. В.В. Стратонов), «Казачество до мировой войны в оценке военного министерства» (полковник Генерального штаба В.В. Добрынин). На занятиях кружка изучалась также военная психология и методы ведение пропагандистской войны. Одно из выступлений полковника Н.А. Бигаева называлось «Психика и техника» и было посвящено «механизмам разложения духа армии противника и его народных масс». Поднимались вопросы о роли армии в государстве. Особое внимание в 1930-е годы уделялось анализу международных отношений, изменению геополитической обстановки в Европе и на Дальнем Востоке.

Кружок поддерживал непосредственную связь с профессором Академии Генерального штаба генералом Николаем Николаевичем Головиным, который организовал Высшие военно-научные курсы в Париже, а позднее в Белграде. Участники кружка высоко ценили работы генерал-лейтенанта Н.Н. Головина о России в мировой войне (своеобразным обобщением стал вышедший в Париже в 1939 году его солидный двухтомный труд «Военные усилия России в мировой войне», в России эта книга впервые увидела свет в 2001 г.). В них он показал решающую роль России в победе стран Антанты в мировой войне. По его подсчетам, на долю России выпало в 3 раза больше «военного напряжения в сравнении с нашими союзниками».

В кружке выступали приезжавшие в Чехословакию военные специалисты, жившие в других странах. Предложение выступить с лекцией получил, например, приезжавший в 1928 году в ЧСР генерал от инфантерии Дмитрий Григорьевич Щербачев, один из высших военачальников мировой войны (весной 1917-го он являлся помощником Главнокомандующего армиями Румынского фронта, летом 1919-го представителем Генерального штаба ВСЮР при союзном Верховном командовании), стяжавший славу и доброе имя.

Подчеркнем, что в работе кружка участвовали и чехословацкие военные. Подполковник чехословацкого Генерального штаба Ф. Погунек прочитал три доклада, две лекции – полковник чехословацкого Генерального штаба Й. Новозамский, одну лекцию – генерал чехословацкого Генерального штаба В. Лужа и одну лекцию – майор чехословацкой армии К.Л. Капнин. На лекциях постоянно присутствовали офицеры чехословацкой армии, и ее генерального штаба, в частности. Кружок поддерживал тесную связь с чехословацким Военно-научным обществом (Чехословацким научным военным институтом). В знак признательности за моральную и материальную поддержку президент этого общества полковник Й. Чермак и его генеральный секретарь майор Ф. Кучера были избраны почетными членами кружка.

Кроме военных для чтения лекций привлекались и гражданские специалисты. Инженер П.П. Юренев проанализировал роль железных дорог в мировой войне. Л.Ф. Магеровский провел цикл лекций на тему «Армия и государство». Славист Д.Н. Вергун выступил дважды. Тема первой лекции «История славянства в картинах Алоиса Мухи», а второй – «У Радко-Дмитриева». Н.И. Астров рассказывал о роли общественности в организации тыла современной войны (на основе русского опыта), П.А. Скачков также остановился на организации тыла в современной войне.

Следует особо отметить высокую квалификацию и опыт лекторского состава кружка. Первым руководителем кружка стал профессор генерал М.А. Иностранцев, отметивший в 1928 году 25-летний юбилей военно-научной и военно-педагогической деятельности. 15 октября 1931 его сменил генерал П.Ф. Рябиков. После смерти последнего, 27 августа 1932 руководителем кружка был избран генерал-лейтенант Генерального штаба М.Г. Михеев, а его заместителем – генерал-майор Генерального штаба М.М. Зинкевич. С января 1935 года кружок возглавлял генерал-майор Евгений Григорьевич Булюбаш.

Лекции, как правило, проводились раз в неделю. Начинались все собрания, лекции и доклады по-военному точно в 18:30. Количество слушателей иногда доходило до 200-250 человек. В конце 1920-х средняя посещаемость занятий была свыше 100 человек, позднее число слушателей несколько уменьшилось.

Кроме лекций и докладов в кружке велись семинары, проводились торжественные собрания и заседания, посвященные юбилейным датам либо отдельным историческим и военным деятелям. Так, 27 июля 1931 года отмечали 100-летнюю годовщину со дня рождения Главнокомандующего Русской армией на Балканах во время Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг. его императорского высочества великого князя Николая Николаевича старшего (1831-91), 5 октября 1932 г. в аудитории РНУ (на Краковской, 8) состоялось собрание памяти профессора генерала П.Ф. Рябикова, через неделю было проведено торжественное заседание по случаю 5-летия научной деятельности кружка и 50-летия со дня смерти генерала М.Д. Скобелева, а 26 октября того же года прошло торжественное заседание, посвященное 100-летию со дня рождения великого князя Михаила Николаевича. Для участников кружка организовывались специальные исторические экскурсии под руководством профессора Д.Н. Вергуна.

В 1930 году при кружке были организованы курсы высших военных знаний с программой для государственных высших учебных заведений. На курсах читались лекции для подготовленной аудитории по высшим военно-научным дисциплинам. Руководил курсами профессор, генерал М.А. Иностранцев, привлекавший для чтения лекций и ряд гражданских ученых (профессоров А.А. Вилкова, А.Н. Фатеева, приват-доцентов Н.С. Жекулина и В.В. Саханева). Для молодежи были открыты курсы прикладных военных знаний под руководством капитана В.И. Гепнера.

В начале кружок не имел никаких денежных средств, но все же вел работу, затем небольшую поддержку кружку оказывал РНУ (РСУ). С 1 ноября 1928 по 1 октября 1932-го на нужды кружка по изучению мировой войны было отпущено РНУ 7900 чехословацких крон. Кроме того кружком было получено от Чехословацкого научного военного института с 1929 по 1931 г. 6 тыс. крон. С 1932 г., ввиду стесненных средств самого Университета, эта поддержка прекратилась. В результате денег на оплату 15 профессорам не было отпущено. В этой связи руководитель кружка, в то время генерал-лейтенант Генерального штаба М.Г. Михеев, и секретарь, полковник Н.А. Бигаев, обращались за помощью к начальнику Военной канцелярии президента Чехословацкой республики генералу С. Благе. В этом обращении от 9 января 1933 года в частности говорилось, что за 6 лет существования в кружке прочитано 170 часов лекций и докладов и совершена 21 историческая экскурсия. Количество слушателей составило 7500 человек при средней посещаемости 44 слушателя. Специально подчеркивалось, что среди слушателей можно видеть офицеров чехословацкой армии и ее Генерального штаба. Руководство кружка просило выделить хотя бы 6 тыс. крон в год, обращая внимание на то, что только русские офицерские организации в Чехословакии не получали никакой денежной помощи от правительства ЧСР, но вплоть до 1933 года «сохраняли свое лицо, все больше и больше разрастаясь и укрепляясь».

Военные историки, преподаватели кружка участвовали в работе и других эмигрантских учреждений и организаций: Русского исторического общества (где В.В. Добрынин прочитал 7 лекций, в том числе «Россия в Первой мировой войне»), историко-философского отделения РНУ (проф. М.А. Иностранцев в 1929-1930 учебном году выступил с лекцией «Фош как военный мыслитель и военачальник»), печатались в эмигрантской прессе. Особо тесные связи установились у участников кружка с «Русским военным вестником», газетой выходившей в Белграде с 1925 года.

В середине 1930-х кружок был реорганизован, основной центр тяжести был перенесен на Школу военно-научных знаний, но Кружок по изучению мировой войны продолжал действовать вплоть до конца 1930-х годов, и, судя по тематике докладов, его участников очень занимала проблема организации и боеспособности Красной армии.

Заключение к отчету о деятельности членов кружка, составленному в сентябре 1932 года, звучит как своеобразный завет потомкам: «Задачи на будущее: в Великой войне победы одерживали не гениальные полководцы, а государства – коллективная подготовка армий и населения, моральное единение офицера, солдата и гражданской общественности. Поэтому нужен живой интерес к армии всех образованных людей, а не только специалистов-профессоров. Армия вне личных и групповых интересов, она служит идее всего государства, идее нации».

В заключение отмечу, что некоторые труды русских военных историков-эмигрантов все еще не изданы (хранятся в рукописях), многие из опубликованных работ стали редкими и малодоступными книгами. Как рукописи, так и печатные труды ждут своих исследователей, специалистов по военной истории, чтобы определить их ценность и значение на момент написания и сегодня, учитывая современные наработки. Конечно, изучать Первую мировую на высоком научном уровне эмигрантам было сложно из-за отсутствия доступа к надлежащим документам, но все же думается, что их труд не пропал даром, они заложили традиции изучения Первой мировой войны, внесли свой вклад в научную разработку отдельных проблем. Что касается просветительской и образовательной составляющей их деятельности в ЧСР, то она, на наш взгляд, реализовалась полностью.