Текст книги "Москва и Восточная Европа. Национально-территориальные проблемы и положение меньшинств в странах региона. События. Факты. Оценки"

В развернувшейся после смерти советского харизматического лидера десталинизации позиция болгарского руководства в «мусульманском» вопросе претерпела изменения. Оно отказалось от заимствованного у советской стороны определения «многонационального» характера страны. 4 октября 1958 г. пленум ЦК БКП утвердил «Тезисы ЦК о работе партии среди турецкого населения». Выстраивая политику в отношении болгарских турок, власти теперь исходили из констатации, что родиной болгарских турок является Болгария, здесь их предки жили с 1878 г., они – «неделимая составная часть болгарского народа». С этого времени в политике «приобщения» приоритет отдавался не столько идеологическому (приобщение «к социализму»), сколько национально-государственному фактору (приобщение «к Болгарии»)[220]220
  Калинова Е., Баева И. Етнически и религиозни общности в следвоенна България // Изследвания по история на социализма в България. 1944–1989. София, 2010. С. 534.


[Закрыть]. Отсюда берет начало появление новых установок на преодоление национальных, вероисповедных, языковых и бытовых особенностей, отличающих болгарских турок от болгар. Основной упор был сделан на болгарский язык как средство объединения общества, преодоления социальных и экономических различий. Вряд ли это было случайным. Незадолго до принятия документа Болгарию посетил Н. С. Хрущев. По традиции во время таких встреч гости и хозяева информировали друг друга о происходивших в их странах событиях, делились опытом. В Советском Союзе в это время готовилась реформа школьного образования, приведшая в ходе ее реализации, помимо прочего, к ограничению преподавания нерусских языков, в первую очередь у тех народов, которые не имели административной автономии, на местах усиливался процесс русификации. Исследователи обратили внимание на это временное совпадение, указав, что советский руководитель, похоже, предоставил болгарам свободу в национальной политике «в обмен» на улучшение отношений между Софией и Белградом[221]221
  Бюксеншютц У. Малцинствената политика в България. С. 134, 163–164.


[Закрыть]. Документальных подтверждений этому пока нет, но факт остается фактом: болгарское руководство вновь взяло на вооружение советский пример, сделало очередной крутой поворот: прежде всего, наступает конец школьной «эйфории» начала 1950-х годов, формулируется задача слияния турецких и болгарских школ уже в 1958/1959 учебном году, обучение турецких учащихся, как и подготовка учителей, осуществляются на болгарском языке, а турецкий преподается теперь как один из предметов или факультативно. Началась новая мучительная переориентация, для которой характерны дисбаланс в подходах, непродуманность и недодуманность перемен. В результате уже в конце учебного года, как сообщало в Москву советское посольство, отсев учеников-турок в школах Благоевградского, Хасковского и некоторых других округов вдвое превысил аналогичные показатели среди школьников-болгар (соответственно 4,12 % и 2 %)[222]222
  АВП РФ. Ф. 074. Оп. 49. П. 221. Д. 25. Л. 20.


[Закрыть]; турецкая молодежь массово демонстрировала нежелание учить болгарский язык и историю. В 1958 г. была создана специальная языковая комиссия, которая под видом «обогащения» турецкого языка провела его «болгаризацию»: в лексикон болгарских турок вводятся болгарские слова, в первую очередь географические названия, календарь, названия государственных учреждений и пр. Часть турецкого населения восприняла происходившее как начало культурной ассимиляции[223]223
  Баева И., Калинова Е. Етнически и религиозни общности в следвоенна България. С. 535.


[Закрыть]. Стремясь блокировать подобные настроения, власть усилила внимание к экономическому фактору. Сработал стереотип, согласно которому улучшение материального положения турецкого населения должно было стать заветным ключом к изменению психологии людей в нужном властям направлении. Однако на деле возник казус «замкнутого круга»: дан новый импульс националистическим и сепаратистским тенденциям.

Тем не менее в целом настроения турецкого населения, как видно из некоторых материалов, оценивались как спокойные. Так, в связи с военными действиями Англии и США в Ливане и Иордании летом 1958 г.[224]224
  Подробнее см.: Румянцев В.П. Операции американских войск в Ливане и британских вооруженных сил в Иордании летом 1958 г. // Американские исследования в Сибири. Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Американские идеи и концепции в гуманитарных исследованиях ученых Сибири и преподавании в средней и высшей школе. Томск, 2008. С. 72–93.


[Закрыть] командующий военно-морским флотом Болгарии вице адмирал Б. Орманов заявил сотрудникам советского посольства, что «армия и флот, если придется, готовы драться, особенно с турками», но в случае осложнения событий турецкое население страны «не будет пятой колонной». Несмотря на то, что на важнейших балканских перевалах из Северной в Южную Болгарию проживает в основном турецкое население, «наш Генштаб, подчеркнул Орманов, не планирует проведение каких-либо [специальных] мероприятий»[225]225
  АВП РФ. Ф. 074. Оп. 48. П. 217. Д. 30. Л. 21.


[Закрыть].

Конец 1950-х годов ознаменовался усилением атеистической работы среди болгарских турок, развертыванием борьбы с религиозным фанатизмом[226]226
  Информация на П. Докузов, зав. отдел «За работа сред националните малцинства» на ЦК на БКП, относно някои проявления на ходжите в страната. 8 май 1958 г.; Информация на Лъчезар Аврамов, зам. зав. отдел «Пропаганда и агитация» на ЦК на БКП, за изпълнение решението на Политбюро на ЦК на БКП «Относно мерките за засилване и подобряване на атеистичната пропаганда в страната». 16 юли 1959 г. // «Възродителният процес». Док. № 19. С. 57–58; Док. № 21. С. 59.


[Закрыть]. Отметим очевидную синхронность этого процесса с начавшимся в Советском Союзе по инициативе Хрущева наступлением на Русскую православную церковь. «Хрущевская реформа» 1958 г. и прозвучавшее позднее публичное обещание советского руководителя показать общественности по телевизору «последнего попа» не случайно определяются некоторыми российскими исследователями как гонения власти на церковь[227]227
  См., например: Шкаровский М.В. Русская православная церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939–1964 годах). М., 1999. С. 359–393.


[Закрыть]. В Болгарии в это время государство уделяло повышенное внимание многочисленному исламскому духовенству. По официальной статистике 19341944 гг., в буржуазной Болгарии один ходжа приходился примерно на 38 мусульман, в то время как один православный священник окормлял до 3 тыс. (!) прихожан. Число мусульманских и православных священников и священнослужителей составляло, соответственно, 16 тыс. и 2400 чел.[228]228
  Трифонов С. Мюсюлманите и политиката на българската държава (19441989) // Страници от българската история. Събития. Размисли. Личности. 2. София, 1993. С. 214.


[Закрыть]. На октябрьском (1958 г.) пленуме ЦК БКП была приведена следующая статистика: официально в стране насчитывалось к тому времени около 1860 ходжей, но реальное их число определялось в 2800 чел.; при этом в стране насчитывалось 2613 православных священников. С учетом значительно меньшего числа турецких сел (по сравнению с болгарскими) констатировалось, что в стране активно действовала «тысячная армия ходжей и хатибов». Прозвучала также информация, что, «по верным сведениям», вражеские проявления отмечены у 1085 ходжей, а из 18 муфтиев 12 считались нелояльными к народной власти. Это вызвало резкую реплику Т. Живкова, подчеркнувшего, что «ходжами должна заниматься госбезопасность»[229]229
  ЦДА. Ф. 1Б. Оп. 5. А.е. 352. Л. 357, 358, 372.


[Закрыть].

Проведенное в соответствии с решением Политбюро № 66 от 7 апреля 1960 г. районирование сел с турецким населением в 500 районах страны и сел с помакским населением – в 80 районах позволило сократить число ходжей до 580. До конца 1960 г. им предстояло пройти официальную регистрацию, дававшую право отправления религиозных обязанностей. Одновременно Комитету по делам вероисповеданий при Министерстве иностранных дел и местным советам была дана установка регистрировать только лояльных режиму лиц. После регистрации ходжи переводились на государственное содержание: ежемесячная субсидия составляла от 300 до 450 левов[230]230
  Там же. Оп. 6. А.е. 4131. Л. 1–3.


[Закрыть]. (Для сравнения: по информации советского посольства в Софии, крестьянин в сельскохозяйственном кооперативе получал в начале 1960-х годов в среднем около 770 левов; средняя пенсия по стране составляла 476 левов[231]231
  АВП РФ. Ф. 074. Оп. 7. П. 248. Д. 25. Л. 6.


[Закрыть]). Был также введен запрет на проведение ходжами и цирюльниками традиционного обряда обрезания (сюннета): правом совершать его наделялись единственно турки-медики, а таковых было крайне мало. Это вызвало острую реакцию болгарских турок, подпитывая подозрения в ассимиляторских тенденциях властей.

Таким образом, в рассмотренный период, несмотря на смену политических режимов, национальную политику государства по отношению к болгарским туркам отличали непоследовательность, метания из крайности в крайность. Зримым проявлением этого явились установки и мероприятия властей в сфере образования. Конец 1950-х годов знаменовался принятием курса на ускорение интеграции болгарских турок в болгарскую общность путем усиленного изучения ими государственного языка, улучшения социально-экономических условий жизни, ограничения религиозной пропаганды. Копируя советские планы в сфере национальных отношений, отвечавшие задаче построения в СССР к 1980 году коммунистического общества, болгарское руководство взяло на вооружение советские установки на стирание этнокультурных различий путем ускоренного сближения национальностей, их смешения в отдельных республиках с целью формирования предпосылок для создания новой «советской социалистической нации» на основе русского языка. В болгарском варианте такой подход выразился в определении вектора на формирование в Болгарии «единой коммунистической нации». Заманчивая перспектива, однако, обернулась очередным тупиком в национальной политике[232]232
  Подробнее см.: Волокитина Т. В. Болгарское государство, мусульманское население и планы создания «коммунистической нации» (1960-е – 1970-е гг.) // Российско-болгарские научные дискуссии. Российская и болгарская государственность: проблемы взаимодействия / Отв. ред. В. П. Козлов. М., 2014. С. 209–230.


[Закрыть]. Но это случилось уже в другое время и в других условиях.

Национальные меньшинства Польши во второй половине 1930-х годов (по документам югославского посольства в Варшаве)

Анна Николаевна Канарская

В основу статьи положены отчеты посольства Королевства Югославия в Варшаве за период с 1936 г. по сентябрь 1939 г. Материалы, опубликованные Архивом Югославии (Сербия, Белград), не сообщают чего-либо принципиально нового о событиях и процессах, в них упоминаемых. Однако они расширяют наши представления о внутриполитической обстановке в Польше во второй половине 1930-х годов и, особенно, в последний предвоенный год, отражая стороннее восприятие позиции властей и настроений общества. Восприятие это не отягощено предвзятостью, так как Польша и Югославия не имели общей границы и, соответственно, каких-либо взаимных территориальных претензий. Поэтому наблюдения югославов о принимающей их стороне – критические или сочувственные – заслуживают большего доверия, чем озвученные представителем того или иного государства-соседа.

Интерес югославских дипломатических представителей к положению национальных меньшинств в Польше обусловливался, прежде всего, достаточно пестрым национальным составом резидентного населения. По переписи 1931 г. его общая численность составляла 31 915 800 чел.; из них по языку: поляков – 21 993 400 (68,9 %), украинцев – 3 222 000 (10,1 %), евреев – 2 732 600 (8,6 %), русинов – 1 219 600 (3,8 %), «тутейших» («местных». – А. К.) – 707 100 (2,2 %), белорусов – 989 900 (3,1 %), немцев – 741 000 (2,3 %), русских – 138 700 (0,4 %), литовцев – 83 100 (0,3 %), чехов – 38 100 (0,1 %), других национальностей – 50 300 (0,2 %)[233]233
  Статистика составлена по материалам газет «Д1ло» за май 1937 г. и «Kurier Poranny» за сентябрь 1937 г. (АВП РФ. Ф. 122. Оп. 20. П. 63. Д. 29. Л. 120; Д. 30. Л. 189).


[Закрыть].

В ежемесячных отчетах, отправлявшихся дипломатами в Белград, вопрос о положении национальных меньшинств рассматривается и с точки зрения внутриполитической ситуации в стране пребывания, и в контексте международной обстановки. Во втором случае проблема национальных меньшинств предстает как один из инструментов политики давления, угроз и шантажа, которой были привержены многие европейские столицы и которая в итоге способствовала трагической развязке мирового масштаба. Что касается официальной Варшавы, то она, радея о соплеменниках за рубежом, во второй половине 1930-х годов неизменно озвучивала претензии в адрес Праги в связи с Тешинским вопросом[234]234
  Подробнее о конфликте вокруг Тешинской Силезии см. статью Т. В. Волокитиной в этом сборнике (с. 146–174).


[Закрыть]. Показателен пересказ югославами заявления министра иностранных дел Речи Посполитой Юзефа Бека от января 1938 г.: «“Политика, которую проводит правительство в Праге в связи с польским меньшинством, вынуждает Польшу занять позицию максимальной холодности в отношении Чехословакии”, – сказал г. Бек, констатировав затем большое расхождение между заявлениями, сделанными официальной чешской стороной, и фактической ситуацией»[235]235
  Извештаји Министарства иностраних послова Кражевине 1угослави)е за 1938. годину (далее – Извештаји за… годину). Кн, X. Београд, 2014. С. 47–48.


[Закрыть]. Эволюцию и результаты тактики польских властей отражает сентябрьский отчет: «Так как Польша не смогла урегулировать разногласия с Чехословакией с помощью миролюбивых средств, польское правительство, будучи воодушевленным Мюнхенским соглашением от 29 сентября с. г., сумело в результате предъявления 30 сентября ультиматума принудить чехословацкое правительство к ускоренной процедуре передачи Тешина и Фриштата»[236]236
  Там же. С. 493.


[Закрыть].

Когда же речь заходила о западном соседе – Третьем рейхе, позиция Варшавы в 1934–1938 гг. выглядела гораздо более компромиссной. Так, согласно записке посольства от февраля 1936 г., «в течение последних двух лет польское правительство вело себя весьма либерально по отношению к немецкому меньшинству. Этот курс привел к росту численности и активности гитлеровцев в Польше, которые продолжили свои действия против польского государства»[237]237
  Извештаји за 1936. годину. Београд, 2012. Кн, VII. С. 101.


[Закрыть]. Еще более определенной была констатация в отчете от апреля 1937 г.: «Польское правительство избегает всего, что могло бы привести к обострению отношений с Германией»[238]238
  Извештаји за 1937. годину. Београд, 2013. Кн. VIII. С. 216.


[Закрыть]. Данный подход распространялся и на этнических немцев в Речи Посполитой.

Правовой статус немецкого меньшинства определялся конвенцией о регулировании прав и интересов Германии в Верхней Силезии, подписанной Польшей и Германией в Женеве 15 мая 1922 г. После истечения срока действия конвенции и отказа Варшавы его продлить положение указанной этнической группы регламентировалось тремя законами, принятыми по инициативе польского правительства в июле 1937 г. В их числе – закон об употреблении языка в судопроизводстве, позволявший силезским немцам использовать родной язык в том случае, если кто-либо из них не владел польским[239]239
  Там же. С. 371.


[Закрыть]. В дальнейшем обе стороны проявляли желание к поддержанию корректных отношений, опираясь на Декларацию о неприменении силы (пакт Пилсудского – Гитлера) от 26 января 1934 г. Подчеркивая этот факт, югославские дипломаты отмечали, в частности, что опубликованная 6 ноября 1937 г. в Варшаве и Берлине польско-германская декларация о меньшинствах «не имела характера международного соглашения», становясь фактически ни к чему не обязывающим стороны документом. «Согласно ее содержанию, каждое правительство будет на своей территории принимать решение о положении меньшинства другого государства, заботясь о соблюдении права свободного национального, культурного и экономического развития»[240]240
  Там же. С. 599.


[Закрыть].

Спустя год с небольшим в позициях сторон наметились изменения, выраженные в тенденции все более активного использования Берлином немецкого меньшинства для целенаправленного обострения противоречий с восточным соседом. В начале 1939 г., согласно февральскому отчету югославов, «немцы в Польше стали выступать агрессивнее. Однако от более масштабных действий их в настоящее время удерживает Берлин. По мнению польских политических кругов, это делается для того, чтобы в будущем иметь возможность шантажировать Варшаву. В то же время польское правительство предпринимает в отношении немецкого меньшинства весьма решительные действия. Так, в ходе перераспределения земельной собственности в Силезии, Померании и Познани у немцев отнято соответственно 8, 15 и 17 тыс. гектаров земли, которая досталась польскому населению»[241]241
  Извештаји за 1939. годину. Београд, 2015. Кн, X. С. 92.


[Закрыть]. Отказ от «либерального» подхода к немецкому меньшинству, нашедший выражение в последних мерах, соответствовал общему представлению официальной Варшавы о том, как следует реагировать на германскую угрозу: «У польских официальных кругов сложилось впечатление, что Германия намерена использовать против Польши те же методы, которые она применила год назад в отношении Чехословакии. Разница состоит лишь в том, что в ответ поляки платят немцам той же монетой»[242]242
  Там же. С. 38.


[Закрыть].

«Будущее» наступило к началу лета 1939 г.: «Активность германской пропаганды в Польше в последние месяцы ощущалась в такой мере, что не могла не вызвать адекватных мер с польской стороны <…>. На днях запрещена деятельность немецких обществ в Быдгощи и Познани»[243]243
  Архив Југославије (далее – AJ). Ф. 376 (Посланство Кражевине Југославије у Варшави). Ф. 1.


[Закрыть]. Ситуация дошла до точки кипения в июле, когда был «отмечен целый ряд инцидентов, которые здесь считают очевидным проявлением избранной рейхом тактики под названием “война нервов”. Поляки все эти выходки с германской стороны спокойно и терпеливо переносили. Однако случалось, что и им приходилось реагировать. Наряду с инцидентами на польско-данцигской границе[244]244
  Речь идет о намерении германской стороны включить «Вольный город Данциг» в состав рейха и попытках Варшавы расширить права Польши в отношении данцигской автономии, вопреки национальному составу последней (95 % – немцы, 5 % – кашубы и поляки).


[Закрыть], особенно бросается в глаза нетерпимость, которую поляки демонстрируют в отношении немецкого меньшинства. Своим враждебным отношением и угрозами они вынуждают его представителей переселяться в Германию. Опасаясь возможной мести со стороны поляков, немцы, объятые страхом, бросают свои дома и угодья и уезжают в Германию»[245]245
  Извештаји за 1939. годину. Кн, X. С. 328.


[Закрыть].

Для дестабилизации обстановки в Польше Третий рейх также использовал ее украинское население. Из югославского посольства в связи с этим сообщали: «Тяжелое экономическое и национальное положение послужило поводом для начала революционной деятельности, которую безработная украинская интеллигенция осуществляет против польского государства. На протяжении многих лет этой деятельностью руководил полковник Коновалец[246]246
  Коновалец Евгений Михайлович (1891–1938) – деятель украинского националистического движения, создатель и руководитель Организации украинских националистов (ОУН).


[Закрыть]. Сначала из Берлина, а позднее из Швейцарии <…>. Германской пропаганде удалось снискать симпатии большинства украинцев в Польше, рассчитывающих с помощью Германии основать большое украинское государство, в состав которого вошли бы украинские провинции сегодняшней Польши»[247]247
  Извештаји за 1939. годину. Кн. X. С. 374.


[Закрыть].

О понимании югославами остроты украинской проблемы свидетельствует тот факт, что значительное внимание ей уделено даже в отчете, отправленном накануне нападения Германии на Польшу: «Со времени освобождения Польши (имеется ввиду создание польского государства. – А. К.) проблема украинского меньшинства не сдвинулась с мертвой точки. Ни одно польское правительство не имело желания что-либо предпринять для ее решения». Более того, опубликованные документы изобилуют примерами притеснений, которым наиболее многочисленное меньшинство подвергалось в межвоенное время. «Украинцы, – говорится в донесении от августа 1939 г., – которых в Польше около 7 миллионов (так в документе. – А.К.), не имеют своих школ. Существуют только “утраквистические”[248]248
  Утраквистические школы предполагали обучение в средней школе на основе сочетания классического и реалистического образования (углубленное изучение древних языков и литератур одновременно с преподаванием в больших объемах новых языков и физико-математических наук). Утраквизм получил распространение в прусских (1820-1830-е годы), австрийских (1850-е годы) и русских (1870-е годы) гимназиях после соответствующих школьных реформ (прим. ред.).


[Закрыть], в которых преподавание ведется на украинском и польском языках. Требования создания украинского факультета [в университете] во Львове отвергались всеми кабинетами. До сих пор в областях, преимущественно населенных украинцами, ни один украинец не стал вице-воеводой». Как о «редком случае» говорилось о принятии украинца на «государственную службу»[249]249
  Извештаји за 1936. годину. Кн, VII. С. 48.


[Закрыть]. Еще один пример неравноправия поляков и украинцев – отмеченная в отчете от января 1936 г. практика, когда украинским сельскохозяйственным кооперативам выделялись меньшие государственные субвенции, нежели польским. Год спустя – в январе 1937 г. – констатировалось, что «недовольство украинцев вызвано также тем, как проводится распределение и размежевание земельных наделов на смешанных территориях, на которых поляки всегда находятся в привилегированном положении за счет украинцев»[250]250
  Извештаји за 1937. годину. Кн. VIII. С. 43.


[Закрыть].

Картину дискриминации венчает описание отношения польских властей к Православной церкви. Та, если верить отчету за июль 1938 г., «пребывала в тяжелом кризисе». «С начала года, – говорится в документе, – местные власти приступили к осуществлению ряда противозаконных мер, которые сделают невозможным дальнейшее существование православной конфессии <…>. В области Волынь, находящейся на границе с Советским Союзом, власти закрыли все церкви в деревнях, жители которых отказывались переходить в католическую веру или принимать унию. После того, как в тех краях антиправославные действия завершились, под ударом оказалась Лемковская область[251]251
  Лемковская область, Лемковщина – расположенная в районе украинско-польско-словацкого пограничья (юго-восток современной Польши) территория исторического расселения восточнославянского этноса – лемков. В межвоенный период самоидентификация лемков характеризовалась дуализмом – наличием русского и украинского течений. С началом Второй мировой войны украинское течение, поддерживавшее Германию, усилилось.


[Закрыть]. В июне украинский народный депутат др. Баран[252]252
  Баран Степан Иванович (1879–1953) – украинский политический деятель, публицист и правозащитник. С 1913 по 1939 г. – член Украинской национально-демократической партии, вошедшей в 1925 г. в состав Украинского национально-демократического объединения (УНДО); в 1929–1939 гг. – депутат Варшавского сейма.


[Закрыть] в связи с этим дважды в Сейме делал письменные запросы, приводя факты и доказательства произвола в отношении Православной церкви, а также указывая, что области Люблинского воеводства охвачены национальным и религиозным антагонизмом»[253]253
  Извештаји за 1938. годину. Кн, IX. С. 99.


[Закрыть].

Важно отметить, что польские власти видели гораздо большую угрозу для себя именно в готовности Германии использовать центробежные устремления украинцев, чем в них самих. В каждом отчете присутствуют либо тревожные сообщения о том, что Берлин собирается вот-вот «поставить украинский вопрос»[254]254
  Там же. С. 94.


[Закрыть], либо утверждения, что беспокоиться не о чем, так как Гитлер «пообещал» Юзефу Беку его «не ставить»[255]255
  Там же. С. 38–39.


[Закрыть]. Если бы не интернационализация «вопроса», полякам не составило труда подавить недовольство украинцев. Когда Варшава считала, что ее «международное положение полностью гарантировано», набор средств менялся: поляки переходили от «терроризирования украинцев» к «осуществлению в их отношении более мягкого курса»[256]256
  Там же. С. 194.


[Закрыть].

Разумеется, не могло быть и речи о предоставлении украинцам автономии. Согласно апрельскому донесению 1939 г., «в информированных кругах утверждают, что польское правительство не пойдет на это ни при каких обстоятельствах». Показательно игнорирование польскими властями и обществом соответствующих требований, озвученных в мае и декабре 1938 г. руководством Украинской национал-демократической организации (УНДО) и группой украинских депутатов в сейме. В декларации от 7 мая УНДО потребовала предоставления территориальной автономии всем областям Польши, населенным украинцами. Польские власти сочли, что категоричность формулировки выдавала «руку» Праги, поскольку именно в это время обсуждалась проблема предоставления автономии польскому меньшинству в Тешине[257]257
  Там же. С. 289.


[Закрыть]. «Острый тон» декларации УНДО стал, по мнению югославских наблюдателей, главной причиной, не позволившей полякам вынести вопрос на широкое обсуждение. Что же касается выступлений украинских представителей в сейме, то отказ рассматривать вопрос об автономии на парламентском уровне польские власти объясняли антиконституционным характером такого требования. Более того, правительство не сочло целесообразным обнародовать сам факт его выдвижения украинцами[258]258
  Там же. С. 289, 671.


[Закрыть].

Иллюстрацией кредо польских официальных кругов в связи с украинскими выступлениями можно считать заявление польского посла в Бухаресте Р. Рачиньского, сделанное в частной беседе с югославским дипломатом в декабре 1938 г., после оставшейся без ответа законодательной инициативы: «Украинский вопрос действительно поставлен. Однако украинцы не в первый раз бунтуют. Поэтому, полагаю, что все останется по-старому»[259]259
  AJ. Ф. 376. Ф. 1.


[Закрыть].

Югославские дипломаты, освещая в донесениях в Белград состояние украинского вопроса в Польше, проявляли завидную наблюдательность и объективность. Показательно, что их видение наиболее важных его аспектов разделяют и современные польские исследователи. Вот что пишет, например, историк Г. Мотыка о положении польских украинцев в тот период: «По сравнению с годами правления Габсбургов социальные и культурные условия жизни украинцев значительно ухудшились, а для украинской интеллигенции были закрыты почти все пути для карьеры – отказ властей ввести в Галиции самоуправление и открыть украинский университет привели к тому, что украинцы <…> всерьез опасались за судьбу национального сообщества. Большинство украинцев были убеждены в том, что только создание собственного государства сможет предотвратить утрату их идентичности. До поддержки радикальных идей националистов оставался лишь один шаг»[260]260
  Мотыка Г. От волынской резни до операции «Висла». Польско-украинский конфликт: 1943–1947. М., 2014. С. 22.


[Закрыть].

Поляки, отказываясь признавать украинскую проблему собственной «ахиллесовой пятой», полагали, что она является таковой для их восточных соседей. Поэтому официальная Варшава, как следует из слов вышеупомянутого посла Рачиньского, была раздосадована тем, что «вопрос поднят не на Украине под лозунгом освобождения от России», а в самой Польше. Логичнее, если бы речь шла о «совместных германско-польских действиях в связи с украинским вопросом, то есть о плане Дислокации (так в тексте. – А.К.) советского государства, в которой бы приняли участие Германия, Польша и Япония». Именно об этом следовало договариваться Гитлеру и Беку 5 января 1939 г. Отметим, что такой прогноз содержания беседы в Берхтесгадене приписывался не польскому истэблишменту, а некой «мировой общественности»[261]261
  AJ. Ф. 376. Ф. 1.


[Закрыть].

Впрочем, о ее ожиданиях югославские дипломаты, позволим себе предположить, узнавали из варшавских газет. Их чтение наводит на мысль, что за эвфемизмом «мировая общественность» скрывалась общественность польская. Как писал «Warszawski Dziennik Narodowy» 28 сентября 1936 г., в случае вооруженного конфликта между «западной националистической Европой» и «большевистской Россией» «Польше пришлось бы примкнуть к антикоммунистическому лагерю, первенство в котором принадлежало бы Германии ввиду ее численности, военной мощи и географического положения»[262]262
  АВП РФ. Ф. 122. Оп. 19. П. 59. Д. 12. Л. 72.


[Закрыть].

Что сулил бы Польше положительный исход противостояния? Ответ можно найти в журнале «Odnowa» от 8 октября 1936 г.: «Открыть Россию для западноевропейских влияний и цивилизаций, участвовать в этом акте, направить излишки свежих, владеющих своей профессией сил на разработку богатств этой неизмеримой страны. Вот задача и цель, которой может руководствоваться не только Германия»[263]263
  Там же. Л. 77.


[Закрыть].

В целом на основании югославских отчетов создается впечатление, что в конце 1930-х годов украинская проблема рассматривалась польскими властями преимущественно через призму внешней политики. Как германской и чехословацкой, осуществлявшейся в ущерб Польше, так и виртуальной собственной, направленной якобы на освобождение и облагодетельствование Советской Украины. Отсутствовало понимание того, что сами по себе требования польских украинцев, о которых говорилось выше, предполагали изменение внутриполитического курса, что они могли быть удовлетворены, потому что были обоснованными или потому что это привело бы к снижению межнациональной напряженности внутри Польши. Зададимся вопросом, возможно ли объяснить подобную бескомпромиссность лишь тем фактом, что украинское национальное движение представлялось марионеткой Берлина? Ответ, наверное, мог быть положительным, если бы, наряду с украинцами и немцами, во II Речи Посполитой не проживали белорусы и евреи, не представлявшие угрозы польской государственности.

О первых югославские дипломаты сообщают, что они на протяжении 1920-1930-х годов «демонстрировали устойчивую тенденцию к сближению с польским народом». Указывалась и причина этого: «белорусы в культурном отношении стоят много ниже украинцев и поэтому подвергаются активной полонизации». В целом, они могли считаться «подходящим элементом для ассимиляции». Видимо, поэтому 1,5 млн белорусов «не имели ни одной начальной школы». Тем не менее даже им были присущи «националистические тенденции», которые проявлялись, если верить польской прессе, «в поддержании связей с диспозиционными центрами в соседних государствах, а именно, в Каунасе и Берлине»[264]264
  Извештаји за 1939. годину. Београд, 2015. Кн, X. С. 237, 41.


[Закрыть].

Что касается «еврейского вопроса», то к его обострению привел рост юдофобии в Польше во второй половине 1930-х годов. Вот как излагалась динамика этого процесса в отчетах, поступавших из Варшавы:

Январь 1936 г.: «Антисемитизм в Польше по-прежнему распространяется и растет. Г. Суржиньский, народный депутат, представляющий правительственное большинство, направил запрос министру иностранных дел г. Беку: предпримет ли польское правительство что-либо, дабы определить то место на карте, куда отправится еврейская эмиграция из Польши. Этот запрос вызвал активный протест со стороны польских евреев»[265]265
  Извештаји за 1936. годину. Београд, 2012. Кн. VII. С. 49.


[Закрыть]. Заметим, что, по всей видимости, «адрес» будущей депортации постепенно уточнялся. В цитированном выше журнале «Odnowa» от 8 октября 1936 г. прямо указывалось, что после победы Запада в будущем «цивилизационном» конфликте с Востоком «в Биробиджанской республике нашлось бы место для 1–2 млн евреев»[266]266
  АВП РФ. Ф. 122. Оп. 19. П. 59. Д. 12. Л. 77.


[Закрыть].

Февраль 1936 г.: «В связи с усилением антисемитского движения в Польше многие депутаты в парламенте резко выступили против евреев, что, разумеется, вызвало серьезную обеспокоенность среди еврейского населения. Оппозиционная народно-демократическая партия опубликовала воззвание, на которое власти наложили арест. В нем говорилось о серьезном распространении коммунизма, что лишний раз демонстрирует серьезность еврейской проблемы. По всей стране растет число антисемитских выходок, для пресечения которых властям приходилось вмешиваться»[267]267
  Извештаји за 1936. годину. Кн, VII. С. 101.


[Закрыть].

Март 1936 г.: «Антиеврейские выходки не прекращаются. Любопытно, что евреи отказываются от своей исключительно оборонительной позиции и в некоторых городах предпринимают активные действия. Большой резонанс вызвали кровопролитные столкновения с рабочими в Кракове и Ченстохове»[268]268
  Там же. С. 161.


[Закрыть].

Июнь 1936 г.: «Тягостное впечатление оставил судебный процесс в связи с антисемитскими погромами в Пшитыке. Вынесенный приговор оказался не в пользу евреев. Суд постановил, что они сами напали на поляков. Столь предвзятое решение, вынесенное под давлением Министерства правосудия, объясняется тем, что сегодняшний режим опасается антисемитской пропаганды, к которой народная демократия (народно-демократическая партия. – А. К.) прибегает, дабы с ним бороться»[269]269
  Там же. С. 317–318.


[Закрыть].

«Выходки» не прекращались и в 1937 г. Согласно обзору внутриполитической ситуации в мае 1937 г., главным событием начала месяца стали постановления съездов Союза польских адвокатов и Союза польских врачей. Первый решил ограничить число евреев в польской коллегии адвокатов, а второй – вовсе исключить их всех из своих рядов. Середина месяца была ознаменована «кровопролитными столкновениями христиан и евреев» в Бресте («много мертвых и раненых с обеих сторон»). «Поводом для беспорядков стало убийство полицейского чина, который в одной еврейской лавке обнаружил нарушения при хранении и продаже ритуального мяса»[270]270
  Извештаји за 1937. годину. Кн. VIII. С. 271.


[Закрыть]. «Погромы еврейских фирм» и «уличные нападения на авторитетных евреев» происходили не только в провинции, но и в столице. Например, в сентябре 1937 г., когда «поляки попытались помешать польской учащейся молодежи покупать учебники в еврейских книжных лавках»[271]271
  Там же. С. 474.


[Закрыть].

Всплеск антисемитизма, судя по отчетам, поначалу привел в замешательство польские власти, о чем свидетельствует и процитированный выше отчет за февраль 1936 г.: «По данной проблеме правительство не желает вставать ни на одну, ни на другую сторону и демонстрирует полное отсутствие заинтересованности». Дальнейшее обострение обстановки заставило власти принять меры к обузданию «черни» и поддержанию правопорядка. Сразу после сентябрьских событий 1937 г. в Варшаве глава правительства генерал Ф. Складковский предупредил об уголовной наказуемости «любых выпадов против евреев», а также напомнил об «абсолютном равенстве всех граждан перед властями».

Несколько месяцев спустя, в январе 1938 г., премьер-министр заявил в парламенте, что «позиция Польши в отношении национальных меньшинств должна соответствовать традициям великого народа, которому не свойственна ненависть к меньшинству. Любое физическое насилие <…> наносит ущерб польской нации. От национального меньшинства председатель правительства потребовал лояльности. И не пассивной, а активной лояльности, которая состоит в выполнении обязанностей каждым гражданином. Что касается еврейской проблемы, председатель правительства полагает, что имеет место не расовое противостояние, а чисто экономическая борьба, вызванная перенаселенностью <…>. В заключение г. Складковский категорически заявил, что его правительство постарается обеспечить всем гражданам полное соблюдение равных прав в интересах поддержания спокойствия в стране»[272]272
  Извештаји за 1938. годину. Кн, IX. С. 46.


[Закрыть].

Общественные настроения делали невозможным выполнение данного обещания. Антисемитские взгляды, если верить югославским дипломатам, были присущи всему спектру политических сил – от крайне правых «эндеков» до «толерантных» социалистов. Такой вывод позволяет сделать донесение от сентября 1938 г.: «На левом фланге, во главе которого стоит Социалистическая партия, наблюдаются признаки консолидации и упорядочивания. В этом деле помощь левым оказывают евреи и некоторые авторитетные политические деятели, являющиеся сторонниками демократии по идеологическим соображениям. Те, кто стоят во главе левых, осознают, что их численность недостаточна без евреев. И все-таки они бы с радостью предпочли от них избавиться»[273]273
  Там же. С. 488.


[Закрыть].