Текст книги "Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества"

Переход в наступление русских войск 4-12 (17–25) августа

Требование поспешного наступления, исходящее из Ставки и реализуемое штабом фронта, привело к тому, что в день перехода границы – 4 (17) августа – 1-я армия была не готова. Речь идет о проблемах в устройстве связи и тыла. Предвидя возможные сложности с обеспечением довольствия, еще 3 (16) августа генерал П. К. фон Ренненкампф заключил крупный контракт на поставку продовольствия и фуража по явно завышенным ценам. Последнее обстоятельство вызвало подозрения в коррупции: финансовые скандалы сопровождали командующего на протяжении всей его карьеры и однажды уже привели к смене места службы. Ситуация обострилась и тем, что о его неправомерных действиях в штаб фронта донесли начальник штаба 1-й армии генерал Г. Г. Милеант и начальник этапно-хозяйственного отдела генерал Г. Д. Янов. А потому 4 (17) августа П. К. фон Ренненкампфу пришлось выдержать нелегкий разговор с генералом Я. Г. Жилинским (конфликт удалось временно замять, расторгнув контракт)[384]384
  Романов А. В. Дневник великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917). М., 2008. С. 123; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 786. Л. 85 об.


[Закрыть]. Несомненно, это привело к дезорганизации работы штаба 1-й армии (ее командующий в дальнейшем больше опирался на генерал-квартирмейстера К. К. Байова и различного рода ординарцев)[385]385
  Бубнов А. Д. В царской ставке. М., 2008. С. 37–39.


[Закрыть], а также создало напряженность в отношениях командующего армией и главнокомандующего фронтом, причем последний в дальнейшем в переписке со Ставкой неоднократно делал критические замечания в адрес подчиненного. Весьма показательно, что спустя несколько недель, 20 августа (2 сентября), в прямом разговоре с В. А. Орановским Г. Г. Милеант спрашивал о получении первым «частного письма по поводу создавшихся отношений». Не называя командующего 1-й армией напрямую, он далее жаловался на грубые придирки и невозможные условия работы («сегодня было по поводу совершенно справедливого с моей стороны доклада высказано мне в такой форме недоверие, что я должен был уйти»). Завершалось это просьбой содействовать в поиске другого места, «если я могу там принести какую-нибудь пользу»[386]386
  Восточно-Прусская операция: сборник документов. С. 343–344.


[Закрыть].

Однако вернемся к началу операции. Ситуация на фронте 4 (17) августа сложилась не лучшим образом. У Шталлупенена центральный 3-й корпус выдвинулся вперед и попал под немецкую атаку: поражение потерпела 27-я пехотная дивизия. Шедшая слева 40-я пехотная дивизия, судя по журналу военных действий, еще утром слышала шум боя на фронте соседа, однако оказывать содействие не стала[387]387
  РГВИА. Ф. 2370. Оп. 1. Д. 342. Л. 4 об.


[Закрыть]. Важно подчеркнуть, что атаковал лишь 1-й германский корпус по личному почину командира генерала Г. фон Франсуа, решившего в одиночку разбить русских. Он думал, что бьет не в центр, а в правый фланг русской армии (этот ошибочный вывод немцы сделали после набега 1-й кавалерийской дивизии В. И. Гурко 1 (14) августа на Маркграбово, что заставило немцев полагать, что русская армия будет развертываться южнее). Лишь пассивность нашей кавалерии и других частей позволили германцам отойти с минимальными потерями.

Развивая дальнейшее наступление, штаб 1-й армии не ориентировал вовремя Я. Г. Жилинского относительно положения на фронте. Так, 6 (19) августа он сообщил Ю. Н. Данилову: донесений от Ренненкампфа за предыдущий день не поступало[388]388
  РГВИА. Ф. 2010. Оп. 1. Д. 5. Л. 53 а.


[Закрыть]. Подобная ситуация обеспокоила Ставку, которая потребовала постоянно держать ее в курсе событий, присылая ежедневные телеграммы до шести часов утра[389]389
  РГВИА. Ф. 2019. Оп 1.Д. 4. Л. 34–36.


[Закрыть]. Таким образом, мы видим серьезные нарушения в коммуникации между ключевыми инстанциями принятия решений (штаб армии – штаб фронта – Ставка).

1-я армия с боями продвигалась вперед, в то время как генерал М. фон Притвиц сосредоточивал свои силы, планируя нанести контрудар. Относительно крупные бои разыгрались 6 (19) августа на правом фланге. Конный корпус Нахичеванского, направленный в тыл 8-й армии, столкнулся у Каушена с ландверной бригадой. Несмотря на численное, огневое и маневренное превосходство, кавалеристы спешились и весь день вели тяжелый бой, под вечер отбросив противника и захватив два подбитых орудия. В наступавшей рядом 28-й пехотной дивизии поражение потерпел 109-й Волжский пехотный полк. Подобное развитие событий не было должным образом оценено ни в штабе 20-го армейского корпуса (в состав которого входила упомянутая пехотная дивизия), ни в штабе армии: везде считали, что имеют дело с незначительными частями противника. На 7 (20) августа Ренненкампф отдал приказ о дневке. Объективная необходимость дать возможность войскам отдохнуть обернулась потерей стратегической инициативы.

Гумбинненское сражение.

В таких условиях и развернулось Гумбинненское сражение. Оно достаточно хорошо описано в отечественной литературе, а потому мы не будем останавливаться на его ходе. Отметим лишь следующее: штаб армии сыграл в нем минимальную роль, поскольку после Каушенского боя кавалерия Гумбинненское сражение. Нахичеванского остановилась на отдых, а 1-я германская кавалерийская дивизия обошла правый фланг 1-й армии и проникла в тыл, атаковав в районе Пилькаллена и Шталлупенена, тем самым дезорганизовав работу штаба армии. Потому основная тяжесть самого сражения легла на начальников дивизий, чьи действия были разрознены. Немцам удалось добиться определенных успехов на наших флангах, однако все их атаки были отражены в центре – 17-й корпус А. фон Маккензена понес чувствительные потери. Когда же генерал М. фон Притвиц получил сведения о переходе русскими южной границы Восточной Пруссии, он запаниковал и приказал отступать. П. К. фон Ренненкампф, лишь ближе к вечеру наладив управление войсками, приказал не преследовать. Следующие два дня, к сожалению, были упущены. Армия оставалась на месте, кроме левого фланга, где 4-й корпус занял оставленный Даркемен.

Можно в определенной степени довериться воспоминаниям командира 3-го корпуса генерала Н. А. Епанчина, писавшего о том, что командующий армией был уверен в скором своем поражении, а потому отход противника стал неожиданным. По-видимому, выход из боя воспринимался штабом 1-й армии как временное затишье. 8 (21) августа П. К. фон Ренненкампф доносил о том, что германцы окапываются[390]390
  РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 17. Л. 111.


[Закрыть] (что не соответствовало действительности). Примечательно и то, что в сводке сведений о противнике, подготовленной в штабе армии, не упоминается о наличии 1-го германского резервного корпуса, атаковавшего наш левый фланг: его присутствие «не удалось» установить даже по итогам Гумбинненского сражения[391]391
  Там же. Д. 470. Л. 75–76.


[Закрыть], что лишний раз свидетельствует о низком качестве информации о противнике. Полное отступление германцев было выявлено только 9 (22) августа. Что касается кавалерии, то в этот день группа Хана Нахичеванского была направлена в тыл на Пилькаллен, дабы выбить оттуда немецкую кавалерию (которой там уже не было). На следующий день она ограничилась разведкой перед правым флангом армии, тем самым Ренненкампф пытался предупредить опасность со стороны Ласденена – Тильзита, хотя в действительности противника там не было.

Отметим, что командующий 1-й армией резко отрицательно оценил Каушенский бой, устроив разнос Хану Нахичеванскому, а начальник 1-й отдельной кавалерийской бригады генерал Н. А. Орановский за пассивность 7 (20) августа был отрешен от командования. Он являлся братом начальника штаба фронта, что также не могло способствовать улучшению отношений Ренненкампфа с непосредственным начальством. Сам Нахичеванский сумел сохранить должность, однако из его подчинения была выведена 2-я гвардейская кавалерийская дивизия, а служившие в гвардии представители дома Романовых, вел. кн. Дмитрий Павлович (брат императора) и кн. Иоанн Константинович[392]392
  Его младшие братья Гавриил, Игорь и Олег продолжали службу на передовой.


[Закрыть], переведены в штаб фронта. Любопытно, что в начале сентября первый из них был награжден орденом Св. Георгия IV степени за бой под Каушеном, в котором даже не принимал участия. Награду вручал сам П. К. фон Ренненкампф в присутствии сестры новоиспеченного кавалера вел. кн. Марии Павловны. Она в качестве сестры милосердия состояла в подвижном лазарете им. Мраморного Дворца, где также служила кн. Елена, сербская принцесса и жена упомянутого кн. Иоанна; приезд лазарета в восточно-прусский Инстербург определялся именно родственными узами – желанием венценосных родственников быть на одном участке фронта.

За всеми этими вроде бы не очень значительными действиями мы видим проявление более глубинных процессов: П. К. фон Ренненкампф, к которому прохладно относился Верховный Главнокомандующий и весьма враждебно военный министр В. А. Сухомлинов, был обязан положением не только боевой репутации эпохи русско-японской войны, но и близостью ко двору. Потому он всячески стремился поддерживать нужный образ и в кругах столичной элиты, и в общественном мнении. В первые две недели после объявления войны войска только сосредоточивались, однако общественность уже жаждала результатов боев, что ставило прессу в затруднительное положение. Так, либеральное «Утро России» в первые недели раскручивало образ командующего 1-й армией, не только рассказывая о былых подвигах, но и цитируя его боевитые приказы, чего не могло произойти без содействия от него самого[393]393
  См.: Спокойствие // Утро России. 1914. 20 июля; Знаменательный приказ // Утро России. 1914. 23 июля; Полевой суд // Утро России. 1914. 25 июля. С. 3; Приказ ген. Ренненкампфа // Утро России. 1914. 31 июля. С. 3.


[Закрыть]. Именно П. К. фон Ренненкампф лично наградил Георгиевским крестом IV степени казака К. Ф. Крючкова, отличившегося в бою 30 июля (12 августа). Тем самым он стал первым георгиевским кавалером войны, а заметно искаженное описание подвига быстро распространилось газетами и превратилось в один из ключевых героических мифов эпохи. Так множилась слава войск П. К. фон Ренненкампфа. Вскоре его адъютантом стал А. Богуславский, журналист влиятельного «Нового времени». Подобное пребывание корреспондентов на фронте шло вразрез с требованиями Ставки по работе с печатью, однако было необходимо генералу в политическом плане. Все это не имеет прямого отношения к проведению наступления в Восточной Пруссии, однако задает тот контекст, в котором действовал командующий 1-й армией.

Пока Ренненкампф вел тяжелые бои, а Самсонов продвигался к границе, Ставка пребывала в неведении относительно разворачивающихся боев и одновременно продолжала решать две взаимосвязанные задачи – защиты польской столицы и организации удара на Берлин. 8 (21) августа вел. кн. Николай Николаевич распорядился, чтобы Гвардейский корпус сосредоточили у Варшавы, а его командиру генералу В. М. Безобразову вплоть до формирования 9-й армии подчинялись все части на левом берегу Вислы. Разрешалось выдвижение этих войск навстречу противнику, если тот попытается пересечь реку[394]394
  РГВИА. Ф. 2019. Оп.1. Д. 4. Л. 37–41.


[Закрыть]. В то же время 1-му корпусу ставилась задача обеспечить левый фланг 2-й армии со стороны Торна, однако Ставка пыталась сохранить Самсонову свободу действий: в случае уверенности в безопасности фланга эти войска разрешалось использовать в боях на фронте[395]395
  РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 4. Л. 43.


[Закрыть].

На фоне достигнутых успехов под Гумбинненом 9 (22) августа Ставка потребовала от 1-й и 2-й армий как можно более энергичного и безостановочного наступления. Кроме того, Н. Н. Янушкевич сообщил, что Я. Г. Жилинскому теперь подчиняется 9-я армия, которая в дальнейшем должна была наступать на линию Брамберг – Познань[396]396
  Там же. Л. 57, 82.


[Закрыть]. Когда 10 (23) августа П. К. фон Ренненкампф продолжил движение вперед, он не обнаружил перед собой немцев. Поспешное бегство местных жителей лишний раз убеждало все русское командование в том, что под Гумбинненом одержана крупная победа. Примечательно, что в этот день в войска была послана поздравительная телеграмма от имени Верховного Главнокомандующего. В ответ Я. Г. Жилинский писал: «Удостоенные лестной благодарности Вашего Императорского Высочества боевые действия первой армии позволяют мне высказать, что все войска вверенного мне фронта горят желанием сломить возможно скорее сопротивление векового противника нашего и войти в глубь его страны, чтобы показать всему миру силу русского духа и русского оружия»[397]397
  РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 726. Л. 2.


[Закрыть].

Преувеличение победы под Гумбинненом (в чем «заслуга» и П. К. фон Ренненкампфа, и Я. Г. Жилинского, стремившегося отрапортовать о первых победах) сильно сказалось на всем оперативном планировании. От войск А. В. Самсонова требовалось поспешное наступление (не считаясь ни с усталостью, ни с плохими дорогами) с целью отрезать пути отступления отходящему противнику.

10-11 (23–24) августа 2-я армия центральными корпусами у Орлау и Франкенау вступила в бой 20-м германским корпусом, который был оставлен прикрывать южные рубежи провинции. Под угрозой окружения немцы были вынуждены отступить, однако вымотали центральные корпуса и задержали на несколько дней наступление в тыл основным силам 8-й армии. О достигнутой совершенно частной победе A. В. Самсонов быстро донес в штаб фронта, а Я. Г. Жилинский вновь отчитался перед Верховным Главнокомандующим, который передал поздравления теперь уже войскам 2-й армии. В ответ ее командующий телеграфировал: «Телеграмма Вашего Высокопревосходительства и поздравление армии с первым боевым успехом переданы вверенным мне войскам, стремление вперед с целью нанести решительное поражение противнику всегда живет в сердцах чинов армии и только постоянное уклонение неприятеля от боя лишало войска возможности осуществить их горячее желание. Первый успех и милостивая оценка нашего Главнокомандующего вселяют в войсках уверенность в победе и в решительном поражении врага»[398]398
  РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 726. Л. 6–7.


[Закрыть].

Пришедшийся на эти дни спор между штабом армии и фронтом относительно направления удара (на север или северо-запад) хорошо описан в литературе, однако отметим, что изначально Я. Г. Жилинский исходил из того, что 8-я армия разбита, а потому направлял 2-ю армию прямо на север. 11–12 (23–24) августа не только замедлилось ее движение, но и выяснилось, что противник оторвался от Ренненкампфа, а потому стало очевидным: окружить немцев можно было только, если перенести движение войск Самсонова западнее. 12 (25) августа командующий 2-й армией добился разрешения направить основной удар западнее, на железнодорожную ветвь Алленштайн – Остероде.

В этот же день поступили сведения о сосредоточении крупных германских сил против его левого фланга. Вопреки сложившемуся мнению, командование фронтом вовсе не игнорировало эту опасность. Рано утром 13 (26) августа B. А. Орановский доложил об этом Ю. Н. Данилову, чем вызвал его крайнее раздражение. Генерал-квартирмейстер заявил, что предвидел угрозу левому флангу, а потому А. В. Самсонову и был передан 1-й корпус, останавливать движение изможденных переходами и боями войск 2-й армии не стоит, а вообще «надо кончать с Восточной Пруссией» и переносить операции на левый берег Вислы, чтобы не потерять инициативу[399]399
  РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1 Д. 4. Л. 100–103.


[Закрыть]. В воспоминаниях Ю. Н. Данилов «проявил» куда большую осторожность, говоря об опасениях Ставки за судьбу армии в это время и заявляя, что 26 августа «положение на фронте 2-й армии стало действительно вырисовываться в весьма неблагоприятном свете»[400]400
  Данилов Ю. Н. Указ. соч. С. 149.


[Закрыть].

Подготовка Германского маневра после боя 7 (20) августа.

Споры между штабом армии и фронта, состоявшиеся 9-12 (22–25) августа, относительно того, должна ли армия наступать на север (позиция Я. Г. Жилинского) или на северо-запад (предложение А. В. Самсонова), в конечном итоге привели к растягиванию фронта армии. Однако сам факт этих дискуссий ярким образом свидетельствует о стремлении добиться, как тогда казалось, окончательного разгрома живой силы противника, что указывает на несостоятельность утверждений, будто стратегия и оперативное искусство русского руководства были излишним образом ориентированы на захват географических объектов (например, А. А. Керсновский это постоянно ставит в вину Ставке)[401]401
  Керсновский А. А. Указ. соч. С. 195–196.


[Закрыть].

Танненбергское сражение и остановка наступления

Как известно, в действительности после Гумбинненского сражения немцы вскоре отказались от идеи отступать за Вислу. В ночь на 10 (23) августа М. фон Притвиц и его начальник штаба Г. фон Вальдерзее были смещены за медлительность перегруппировки войск в целях нанесения удара по «наревской» армии[402]402
  Нелипович С. Г. Указ. соч. С. 53.


[Закрыть]. Новое командование 8-й армией, П. фон Гинденбург и Э. Людендорф, 10-11-го (23-24-го) окончательно выработало решение по концентрации всех сил против флангов армии Самсонова. На реализацию потребовалось несколько дней. Успех был не только связан с решительностью нового руководства, но и обеспечен техническим превосходством: железные дороги позволяли быстро перебрасывать войска, активное использование авиации – быть в курсе передвижений русских, а радисты из Кенигсберга перехватили телеграмму, раскрывавшую группировку 2-й русской армии. Использовались и методы дезинформации: от намеренного изменения номеров на касках солдат до посылки ложной незашифрованной телеграммы о перевозке войск через Кенигсберг, которую «перехватила» Рижская радиостанция[403]403
  Там же. С. 55.


[Закрыть].

Оперативная обстановка в Восточной Пруссии к исходу 16 (29) августа.

Днем 13 (26) августа состоялся визит вел. кн. Николая Николаевича в штаб Северо-Западного фронта, в ходе которого, видимо, были решены основные оперативные вопросы. Операция в Восточной Пруссии считалась уже фактически завершенной, в качестве генерал-губернатора занятых территорий был назначен генерал П. Г. Курлов, который приступил к написанию положения о временном управлении. А. В. Самсонов должен был добить противника, внимание П. К. фон Ренненкампфа приковали к Кенигсбергу и дальнейшему преследованию противника. Однако крепость предполагалось обложить, т. е. препятствовать выходу из нее, а не осадить[404]404
  РГВИА. Ф. 2010. Оп. 1. Д. 5. Л. 103.


[Закрыть], что указывает на то, что, вопреки расхожему мнению[405]405
  См. напр.: Керсновский А. А. История Русской армии. Т. 3. М., 1994. С. 194; Оськин М. Крах «плана Шлиффена». 1914 г. М., 2019. С. 214.


[Закрыть], она не должна была стать предметом основного внимания 1-й армии. 14 (27) августа в военно-морском управлении при Верховном главнокомандующем рассматривался вопрос о прикомандировании к штабу 1-й армии морского офицера для ориентировки по вопросам действия неприятельского флота, а Ю. Н. Данилов срочно запросил о деятельности лейб-гвардии Конного полка для доклада императору[406]406
  РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 4. Л. 86, 87.


[Закрыть]. Ввиду тяжелой обстановки на Юго-западном фронте было решено туда перебросить 2-й корпус из состава армии П. К. фон Ренненкампфа. 27 (14) августа генерал Я. Г. Жилинский также был в большей степени 27 (14) августа занят организацией нового наступления. В этот день он отдал директиву командующему 9-й армии, в которой предписывал продолжать прикрытие Варшавы и начать подготовку к наступлению на фронт Бромберг – Познань[407]407
  РГВИА. Ф. 2010. Оп. 1 Д. 5. Л. 102.


[Закрыть].

Как видно, 13–14 (26–27) августа ни Ставка, ни штаб фронта не имели никакого представления о реальном положении дел на фронте 2-й армии, которая ввязалась в тяжелейшее сражение под Танненбергом. Уже к вечеру второго дня крупных боев ее оба фланга были отброшены, центральные пять пехотных дивизий оказались под угрозой окружения. Генерал А. В. Самсонов уяснил обстановку лишь к вечеру 14 (27) августа, о чем немедленно донес в штаб фронта, а сам утром 15 (28) августа отправился на передовую, чтобы лично руководить наступлением. В конечном счете это привело к потере управления войсками. Штаб же фронта, который первым сумел понять сложность сложившейся ситуации, отдал приказ отводить войска, однако телеграмма не дошла до адресата.

В боях 15 (28) августа немецкая попытка атаковать в стык центральных 13-го и 15-го корпусов была отбита, однако движение корпусов на флангах позволило совершить глубокий охват. А. В. Самсонов еще лелеял надежду на то, что мощным наступлением удастся изменить ситуацию, штаб фронта пребывал в уверенности в том, что 2-я армия отходит, а 1-я армия лишь готовилась помочь, выдвигая вперед конницу. В 11.20 16 (29) августа в Ставке от П. К. фон Ренненкампфа была получена телеграмма, в которой он сообщал о решении приостановить переброску 2-го корпуса на юго-западный фронт и о движении на помощь Самсонову[408]408
  РГВИА. Ф. 2019. Оп.1. Д. 15. Л. 1, 2.


[Закрыть]. Однако этот день оказался решающим: немецкое наступление в центре сорвало планы командующего 2-й армией, а движение обходных групп замкнуло кольцо. И если в штабе фронта проявляли беспокойство за положение на фронте 2-й армии, то в Ставке к этому относились куда легче: в разговоре с В. А. Орановским Ю. Н. Данилов выразил уверенность, что А. В. Самсонов, имея до пяти корпусов, сможет отбиться при помощи П. К. фон Ренненкампфа. Лишь в ночь на 17 (30) штаб фронта узнал о том, что центральные корпуса 2-й армии ведут тяжелые бои. Утром он пытался организовать наступление частей фланговых корпусов, однако эти попытки помочь центру были отбиты. Набег кавалерии 1-й армии по немецким тылам также оказался неэффективен.

Растерянность штаба фронта проявилась и в том, что за указаниями в Ставку был направлен генерал-квартирмейстер, что вызвало уже раздражение у вел. кн. Николая Николаевича. 18 (31) августа Н. Н. Янушкевич сообщал: «В этом отношении Верховный Главнокомандующий выражает сожаление, что генерал-квартирмейстер штаба вверенного Вам фронта был командирован за повелениями Верховного Главнокомандующего, а не для представления на утверждение Его Высочества Ваших мотивированных предложений». Вместе с этим, правда, были высланы и инструкции: 1-й армии держаться на позициях, остатки 2-й армии собирать в районе Осовец – Ломжа, кавалерии – прикрывать этот сбор. Глубокая линия сосредоточения, указание о подготовке к обороне рубежа Нарева, Бобра и Немана и к разрушению всех железных дорог через Нарев и Вислу – все это свидетельствует о том, что ситуация воспринималась очень серьезно[409]409
  РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 6. Л. 11, 12.


[Закрыть]. Поскольку в эти дни и на австро-венгерском фронте обстановка оставляла желать лучшего, то силы, собиравшиеся у Варшавы, раскассировали: одна армия была отдана Юго-Западному фронту, вторая – Северно-Западному.

Положение было тяжелым. Общие потери 2-й армии за все время боев, по современным подсчетам, составили 2 451 офицера и 117 768 нижних чинов (примерно 13,5 тыс. убитых и более 90 тыс. пленных). Немцы потеряли в самом Таннен-бергском сражении около 13 тыс. человек[410]410
  Нелипович С. Г. Указ. соч. С. 72.


[Закрыть]. Хотя дальнейшее наступление на юг и рассматривалось в качестве возможной опции, в действительности решение было принято в пользу вытеснения войск генерала П. К. фон Ренненкампфа: мощным ударом в левый фланг прорваться в тыл, прижать русских к Неману и уничтожить. 8-я армия в это время пополнилась переброшенными с западного фронта кавалерийской дивизией и двумя корпусами (не более 47 тыс. строевых). Общая численность была доведена до примерно 245 тыс. человек при более 400 пулеметах и 1 212 орудиях. Германцам противостояли приводящая себя в порядок 2-я армия (более 116 тыс. человек при 413 пулеметах и 435 орудиях) и пополненная резервами 1-я армия (256 тыс. человек, 395 пулеметов и 727 орудий). Между ними в районе Августова собиралась новая 10-я армия (до прибытия генерала В. Е. Флуга ею временно командовал Е. А. Радкевич), которая к началу боев формально насчитывала 97 тыс. человек, 192 пулемета и 240 орудий[411]411
  Там же. С. 77, 78.


[Закрыть], правда, большая часть этих сил пока только прибывала к линии фронта.