Текст книги "Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей"

В конце концов Тургенев получил должность, позволявшую ему влиять на официальную политику, и опубликовал ряд трактатов и брошюр, в которых изложил свое видение прогресса. Но и тогда, пытаясь энергично содействовать цивилизационной реформе, он сетовал на бесполезность своей государственной службы. Тургенев страдал от несоответствия романтических ожиданий – что общественная жизнь каким-то образом вырастет из его задушевных устремлений, – и ощущения, что его собственное существование стало частью бездушного механизма инертной административной системы. В начале 1820‐х годов верность России, которую он называл своим «Единственным Божеством», оставалась его главнейшим, хотя и совершенно бесплотным чувством8181
  Там же. С. 220.


[Закрыть]. Одновременно росло убеждение, что ему от рождения свойственна жажда свободы и душевного покоя и что эту жажду нельзя утолить на родине8282
  Там же. С. 309.


[Закрыть]. Чтобы восполнить этот разрыв, Тургенев установил связи с тайными – отчасти литературными, отчасти политическими – обществами и попытался повлиять на их цели. Главной заботой Тургенева была отмена крепостного права, и он призывал членов обществ добиваться освобождения своих крепостных. В его дневнике приступы депрессии, вызванные тяжестью российской жизни и бесполезностью государственной службы, перемежаются всплесками восторга относительно перспектив будущего. Он продолжал думать о переезде за границу, или об отъезде в свои поместья, или о том, чтобы поселиться в Крыму; фантазировал о «независимой жизни» (это выражение – independent life – он записал по-английски)8383
  Там же. С. 315.


[Закрыть] и лелеял образ автономной, самостоятельно выбирающей собственную судьбу личности. В то же время этос служения государю и надежды на прогресс цивилизации в России требовали сохранять лояльность к власти. Чтобы преодолеть внутренние противоречия, он ходатайствовал перед царем о месте на дипломатической службе за границей, что позволило бы ему совместить свою приверженность России с удобствами и свободами европейской жизни. Ходатайство было отклонено, и Тургенев испытал глубокое разочарование, однако решил не уходить в отставку, поскольку Александр I заверил его в том, что высоко ценит его усилия. Он почувствовал себя в ловушке личных отношений с царем.

В апреле 1824 года здоровье Тургенева стало ухудшаться из‐за чрезмерного переутомления, и ему разрешили выехать в Германию на воды. Пока он искал средство от своих болезней, небольшая группа офицеров элитных гвардейских частей воспользовалась моментом междуцарствия, наступившим после внезапной смерти императора в декабре 1825 года, и попыталась свергнуть правительство. Декабристы были сокрушены полками, сохранившими верность режиму, а руководители восстания предстали перед судом. Пятеро были казнены, многих сослали в Сибирь. Тургенев к моменту восстания находился за границей уже более полутора лет, но тем не менее его сочли соучастником из‐за той роли, которую он играл в тайных обществах до своего отъезда. Ему было предписано вернуться в Россию и предстать перед судом. Он отказался и в результате был заочно осужден и приговорен к смертной казни. Так он стал изгнанником – сначала в Англии, а затем во Франции, – и шансов вернуться в Россию у него было крайне мало. Российское правительство даже пыталось добиться его экстрадиции, но получило отказ от английских властей. Все эти события и совпадения были отчасти случайными, однако поставили точку в постоянных колебаниях Тургенева между желанием уехать за границу или уйти в отставку, с одной стороны, и верностью государственной службе и, в более широком смысле, политическому и моральному прогрессу России – с другой.

Обстоятельства, при которых он оказался за границей, держали Тургенева в сильном эмоциональном напряжении. Зная, что его деятельность расследуют, в апреле 1826 года он набросал не слишком продуманную объяснительную записку и отправил ее властям в Санкт-Петербург. В ней Тургенев преуменьшал значимость общества, к которому он принадлежал – «Союза благоденствия», представив его как собрание не предпринимавших никаких действий любителей поговорить. Он утверждал также, что никак не был связан с тайными обществами, возникшими после распада «Союза благоденствия» в 1821 году, и указывал, что его единственной целью всегда была не смена политической системы, а улучшение положения крестьян или отмена крепостного права8484
  А. Н. Шебунин проанализировал эти утверждения и пришел к выводу, что Тургенев имел все основания утверждать, что пустые разговоры в тайных обществах, к которым он принадлежал, юридически не являлись заговором; однако некоторые из фактических утверждений Тургенева оказались ложными. См.: Шебунин А. Н. Н. И. Тургенев в тайном обществе декабристов // Декабристы и их время. Вып. 1. М.: Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльно-поселенцев, 1928. С. 109–146.


[Закрыть]. На момент написания этой записки Тургенев не знал, в чем его обвиняют. Не знал он и того, что в распоряжении следственной комиссии имелось множество документов и что некоторые декабристы дали против него показания. Таким образом, собранные комиссией доказательства опровергали слова Тургенева. В сочетании с отказом предстать перед судом это усилило предубеждение судей против него, что в итоге и привело к смертному приговору. Узнав об этом и прочитав окончательный отчет следствия, Тургенев подготовил второе, гораздо более длинное и основательное оправдание. Фактически это была обращенная к царю просьба о помиловании. Тургеневу пришлось взять на вооружение риторику следственной комиссии и представить декабристов в резко негативном свете, именуя их «злодеями» и «преступниками», чтобы попытаться дистанцироваться от них. Часть этого документа написана под давлением близких Тургеневу людей: его брата Александра и его друга поэта Василия Жуковского. Задним числом Тургенев пожалел, что пошел у них на поводу, и попросил брата смягчить тон этого обращения8585
  Сравнив несколько черновиков этой записки, Шебунин показал, что Александр частично переписал окончательный вариант и ввел в него элемент осуждения бывших друзей Тургенева; одновременно он удалил все отрывки, где автор уличает себя. Вопреки просьбе Николая, Александр не убрал негативные характеристики его товарищей-декабристов (Шебунин А. Н. Указ. соч. С. 126–127).


[Закрыть]. Он писал: «…я могу оправдывать себя, но не должен говорить так о людях, кои несравненно несчастнее»8686
  Цит. по: Житомирская С. В. Голос с того света: Книга Николая Тургенева «Россия и русские» – история и судьба // Тургенев Н. И. Россия и русские / пер. с фр. и ст. С. В. Житомирской; коммент. А. Р. Курилкина. М.: ОГИ, 2001. С. 629.


[Закрыть].

На протяжении всего этого процесса Тургеневу приходилось решать целый ряд моральных дилемм. Мало того, что он должен был найти возможность оправдаться, не очернив других и не умалив окончательно идеалы, ради которых жили и боролись декабристы, ему нужна была еще и уверенность, что его осуждение и изгнание не нанесут чрезмерного вреда его семье и друзьям. В письмах к брату Тургенев с горечью писал о том, что, в то время когда сам он остается на свободе в Британии, служебной карьере Александра, его положению при дворе и в обществе нанесен непоправимый ущерб; он умолял брата принять все меры предосторожности. В 1837 году Александр продал семейное имение Тургенево, чтобы дать возможность себе и Николаю вести достойную жизнь в Европе и чтобы избежать вероятной экспроприации. Опасения за судьбу брата задержали публикацию книги «Россия и русские»: таким образом, изгнание ограничивало и свободу самовыражения8787
  В 1847 году Тургенев писал В. А. Жуковскому, что его изгнание ускорило смерть двух его братьев, хотя и обвинял в этом правительство (Ланский Л. Из эпистолярного наследия декабристов. Письма Н. И. Тургенева к В. А. Жуковскому // Вопросы литературы. 1975. № 11. С. 218). Книга «Россия и русские» была опубликована только после смерти Александра в 1845 году.


[Закрыть]. С одной стороны, Николай призывал Александра насовсем уехать за границу или, по крайней мере, принять меры для защиты своего имущества, если нельзя будет вернуться в Россию, а с другой – отстаивал свои политические свободы, заявляя: «…я имею полное право говорить о земле, для которой, по моему убеждению, я всем жертвовал и которой я желал искренне, сильно быть полезным»8888
  Житомирская С. В. Голос с того света. С. 640.


[Закрыть].

Решение не возвращаться на суд в Россию также создавало моральные проблемы. В мемуарах Тургенев энергично отстаивал как это решение, так и свое право на пересмотр дела. Однако в письме к Александру, написанном в марте 1827 года, он признавался: «Но моя неявка – сия действительная вина моя – сильно бременит меня»8989
  Тургенев Н. И. Николай Иванович Тургенев в письмах к своим братьям // Русская старина. 1901. Т. 106. № 5. С. 274.


[Закрыть]. Это было сказано в контексте обсуждения с братом вопроса о том, не следует ли ему прямо обратиться к царю с просьбой о помиловании. Чувство вины из‐за этой неявки говорит о том, что Тургенев продолжал считать себя российским подданным и полагал, что честь требует довериться царской справедливости. Тем не менее в том же письме он говорит и о том, что если бы ему теперь приказали вернуться в Россию и он повиновался бы, это стало бы с его стороны «презрительным поступком»9090
  Там же. С. 275.


[Закрыть]. Можно ли разрешить это противоречие? Как дворянин, Тургенев, несмотря на изгнание, оставался верен присяге на верность царю, и это шло вразрез с его основанным на идеях Просвещения убеждением, что в первую очередь надо отстаивать свои свободы и что, вернувшись в Россию и отдав себя на милость царя, он предаст свое право на справедливый суд. В конце концов возобладало последнее, и Тургенев решил не писать царю напрямую, хотя продолжал прощупывать почву через посредников.

Вопрос возник снова в 1830 году, когда Тургеневу через Жуковского дали понять, что царь разрешит ему свободный въезд в Россию для того, чтобы он представил в суде свои доводы и попытался смыть с себя пятно обвинения. Тургенев тут же решил принять это предложение и начал спешно готовиться к возвращению. Как он выразился в своих воспоминаниях, ему хотелось, вопреки советам всех друзей, «доказать свою невиновность», хотя следующим и единственным его желанием было бы вернуться в Англию9191
  Тургенев Н. И. Россия и русские. С. 168. Его решительность в этом вопросе, возможно, подстегнуло желание очистить свое имя, чтобы жениться на Гарриет Лоуэлл, дочери английского сквайра, которая отказывалась выйти за него из‐за нависшей над ним угрозы суда. (См.: Мильчина В. Седьмые Эйдельмановские чтения // Знание – сила. 1997. № 11. С. 95–96.) В конце концов, после того как выяснилось, что реабилитации не будет, в 1833 году Тургенев переехал во Францию и женился на Кларе де Виарис.


[Закрыть]. Таким образом, Тургеневым владели сложные чувства. Он хлопотал не о царской милости, а только о праве на пересмотр дела, в результате чего получил бы юридическое подтверждение своей невиновности. Он ни в коей мере не был заинтересован в возвращении в Россию, но ему было важно заявить о своем праве свободно выбирать место жительства. Однако в следующем письме Жуковский извиняющимся тоном разъяснил, что император всего лишь готов облегчить положение Тургенева, но не предлагает реабилитацию, и тогда изгнанник с ходу отверг это предложение. Он отрицал, что изначально сознательно намеревался выказать гражданское мужество, чтобы тем самым компенсировать первоначальное «пятно» неявки в суд, и утверждал, что им двигало в первую очередь чувство справедливости, хотя при этом он учитывал и судьбу людей, пострадавших вследствие его невозвращения9292
  Там же. С. 168.


[Закрыть]. Еще один поступок, демонстрирующий его самосознание, – заявление, что он не может гордиться приговором, поскольку не оказал достаточных услуг своей стране. Тургенев подразумевал, что романтическая экзальтация от принесения себя в жертву на алтарь отечества и любви к свободе – не для него, хотя в другом месте своих мемуаров он прибегал к риторике праведного самопожертвования ради оправдания своего существования. В этом вопросе он, похоже, также испытывал двойственные чувства.

Несмотря на все вышесказанное, этот эпизод принес ему моральное утешение тем, что его предложение вернуться в Россию и предстать перед судом было отклонено, и теперь он мог сказать, что «почувствовал себя свободным от всяких обязательств по отношению к моей стране и моим согражданам»9393
  Тургенев Н. И. Россия и русские. С. 170.


[Закрыть]. Он истолковал произошедшее как подтверждение того, что его изгнание бессрочно, и потому решил морально отделиться от своей страны. Как он выразился,

Убедившись, что доступ в Россию закрыт для меня навсегда, я постарался оторваться от нее духовно, подобно тому, как уже был отторгнут физически. Я старался думать о ней как можно меньше, стереть самое воспоминание о ней; быть может, мне бы удалось, сумей я забыть о несчастных, томившихся в Сибири, и о рабах, населяющих империю. В силу сложившихся обстоятельств я оказался совершенно чужд всему, что происходит в России, равно как и всему, что пишется о ней за границей; я не читаю ни русских газет, ни книг, даже избегаю разговоров, где может зайти речь о моей родине9494
  Там же.


[Закрыть].

Это высказывание противоречит содержанию второго тома «России и русских», где заметна осведомленность автора о политических событиях и законодательных актах, имевших место после его изгнания. В предисловии к трехтомнику Тургенев признается: «Напрасно хотел я разорвать связь с Россией: родина сохраняет неодолимую власть над нами»9595
  Там же. С. 13.


[Закрыть]. Далее, в конце первого тома, он признается: уже было решив, что окончательно отделился от России, он взялся за написание мемуаров, и это всколыхнуло старые воспоминания, почти исчезнувшие впечатления, которые вновь нахлынули на него – «живые и трепещущие»9696
  Там же. С. 171.


[Закрыть]. Годы осознанных попыток оторваться от России ни к чему не привели. В записке, адресованной Николаю I, Михаил Бакунин, посетивший Тургенева в Париже в 1840‐х годах, нарисовал портрет одинокого человека, единственное желание которого – вернуться в Россию9797
  Цит. по: Шебунин А. Н. Николай Иванович Тургенев. М.: Гос. изд-во, 1925. C. 105.


[Закрыть].

С 1833 года Тургенев жил в пригороде Парижа вместе с женой Кларой де Виарис. В 1835 году родилась его дочь Фанни, в 1843‐м – сын Альберт, в 1853‐м – сын Пьер-Николя, в будущем известный скульптор. В Париже Тургенев почти не общался с русскими. Впрочем, большинство из них, за исключением некоторых эмигрантов, таких как Бакунин и Герцен, и сами избегали его. Однако Тургенева весьма занимал вопрос о том, как принимает публика «Россию и русских», и он прилагал немало усилий, чтобы привлечь к своей книге внимание интеллигенции в Англии и Франции; в конце концов во французских журналах появились две большие хвалебные рецензии9898
  Житомирская С. В. Голос с того света. С. 640–642.


[Закрыть].

Считается, что публикация трехтомника не вызвала большого отклика за рубежом и мало отразилась на России, где его издание было запрещено цензурой. Такое мнение о холодном приеме во Франции сочинений Тургенева опирается на доклад агента российской тайной полиции Я. Н. Толстого, по разумению которого Тургенев «представляет Россию такой, какой она была более 20 лет назад […] и не учитывает огромный прогресс России с того времени. Сверх того я уверен, что эта книга не завоюет известность: ее многословность, парадоксы и неинтересный 1‐й том неизбежно оттолкнут читателей»9999
  Там же. С. 644.


[Закрыть].

Здесь нужно внести уточнение. В действительности книга добралась до Сибири, где некоторые декабристы приняли ее весьма заинтересованно, хотя и неоднозначно100100
  Там же. С. 647–649.


[Закрыть]. Рецензии появились в Англии и в Германии; вскоре после французского издания вышел и немецкий перевод, что говорит о международном резонансе его книги101101
  Рецензия в «Дагерротайп» превратила автора в крепостного, добившегося освобождения (The Daguerreotype. 1847. Vol. 10. № 1. P. 433–436). Немецкий рецензент сосредоточился на его отношениях с бароном Генрихом фон Штейном (Blätter für Literarische Unterhaltung. 1847. 25 Nov. № 329. P. 1213–1215).


[Закрыть]. Сам Тургенев был весьма доволен тем, как приняли его труд. В письме к Жуковскому он отмечал: «здесь нашлись люди, кои прочли все три тома, от доски до доски, без остановки […] Правда, что здешние были не русские: от русского ни от одного я еще ничего не слышал о моей книге, по простой причине, что я ни одного не вижу»102102
  Ланский Л. Из эпистолярного наследия декабристов. С. 213.


[Закрыть]. Сообщая, что многие читатели упрекают его в излишней умеренности, Тургенев находил утешение в том, что книга понравилась польскому поэту Адаму Мицкевичу. Он добавлял также, что вышедшее в Бельгии пиратское издание избавит его от проблемы переиздания103103
  Там же. С. 225.


[Закрыть]. Судя по всему, мнение, будто бы Тургенев жил уединенно, не сумев влиться в общественную жизнь Франции, и что его opus magnum был проигнорирован, весьма далеко от истины.

В 1856 году Тургенев направил прошение недавно взошедшему на престол царю Александру II, а в 1857‐м был помилован. Ему возвратили дворянство, чин и награды, хотя пенсии он не получил. Тургенев трижды посещал отечество (в 1857‐м, 1859‐м и 1864 году), но никогда не намеревался поселиться там, несмотря на все свои заверения в неугасимой любви к России. Во время первой поездки он посетил полученное по наследству имение в Тульской губернии и освободил четыреста крепостных, воплотив в жизнь принципы, описанные в его теоретических работах по крепостному праву. Ранее, в 1818 году, он уже предпринимал попытку облегчить положение своих крестьян, когда посетил родовое имение Тургенево. Тогда он составил инструкцию по управлению поместьем и, чтобы пресечь злоупотребления управляющего, разрешил определенную свободу самоуправления крепостных через избрание старост, пытаясь исподволь внушить крестьянам стремление к личной пользе. Однако он полностью изменил свое решение, как только понял, что такая реформа создает массу проблем. Несмотря на то что теоретически он осознавал моральные и экономические преимущества оброка по сравнению с барщиной, Тургенев долго не решался перевести своих собственных крепостных на оброк, однако в конце концов все же приказал это сделать104104
  Тургенев Н. И. Дневники и письма. Вып. 5. С. 136–148.


[Закрыть].

На этот раз, в 1857 году, он действовал смелее: отдал треть земли крепостным в неотторжимую собственность, а оставшуюся землю сдал им в аренду по относительно высокой цене, в сумме эквивалентной оброку, который он собирал бы с имения, если бы крестьяне остались крепостными. А. Н. Шебунин отмечал, что, хотя формально крепостные были освобождены, количество земли, которую они получили в собственность, было недостаточным для существования, и это вынудило крестьян согласиться на обременительные условия аренды соседних земель, остававшихся в собственности Тургенева105105
  Шебунин А. Н. Н. И. Тургенев. С. 126.


[Закрыть]. Подробно описав свои действия, Тургенев признавал, что в отсутствие общей правовой базы, при сохранении подушной подати и рекрутской повинности, крестьянская община была заинтересована в том, чтобы все крестьяне оставались на месте и выполняли свои обязанности106106
  Tourgueneff N. Un dernier mot sur l’ émancipation des serfs en Russie. Paris, 1860. P. 107.


[Закрыть]. В результате его реформа не дала ничего, чтобы обеспечить свободу передвижения, и Тургенев писал: «…нужно ли говорить, насколько я сожалею о том, что договор, который я заключил с моими крестьянами, в конечном счете не принес им большей пользы». Однако он все же продолжал утверждать, что его метод освобождения был сопряжен «с наименьшими трудностями»107107
  Ibid. P. 108–109.


[Закрыть]. Правовое положение крепостных улучшилось, но эти действия фактически не изменили экономического положения ни крестьян, ни, если на то пошло, самого Тургенева.

Какова была политическая философия Тургенева? Он был романтическим националистом. С презрением относясь к соотечественникам-горожанам, он идеализировал русских крепостных и винил во всех недостатках России элиту, которую называл иностранцами в собственной стране. В своей интерпретации русской истории Тургенев указывал, что во время татарского ига крепостного права не существовало, оно было навязано народу в последующие века правящей верхушкой – той элитой, которую он считал по сути иноземной. Он подчеркивал глубокую иронию истории: если в Западной Европе рабство насаждали варвары-захватчики, чтобы подчинить себе коренное население, то в России побежденные «татары остались свободными, и многие из них вступили в сословие дворян; а большая часть победителей, т. е. большая часть коренного народа русского была порабощена»108108
  Тургенев Н. И. Дневники и письма. Вып. 5. С. 433.


[Закрыть]. По его словам, «российское дворянство уподобилось племени завоевателей, которое силой навязало себя нации, большей части которой чужды их привычки, устремления, интересы»109109
  Тургенев Н. И. Россия и русские. С. 190.


[Закрыть]. И все же, несмотря на многовековое унизительное крепостное право, русские крестьяне остаются людьми на удивление великодушными, верными и преданными110110
  Там же. С. 233.


[Закрыть]. Фактически, утверждает Тургенев, «рабство нисколько не унизило их. Напротив, когда сравниваешь это сословие с другими, кажется, что тяжесть их положения только возвысила и облагородила их»111111
  Там же. С. 211.


[Закрыть]. Тургенев совмещал в своих рассуждениях социальные, этнические и геополитические вопросы и, несмотря на напряженные отношения со своими собственными крепостными, радикализировал разрыв между элитой и народом, возлагая вину за все российские беды на чуждую народу элиту, к которой принадлежал и сам: именно она ответственна за «варварскую, эгоистичную, бессмысленную, наглую политику [узурпатора] (слово пропущено в переводе. — А. Ш.)» и «нанесла целой нации рану, которая терзает и позорит ее»112112
  Там же. С. 247. В этом смысле выводы Тургенева существенно отличаются от выводов Чаадаева, который в первом «Философическом письме» указывал, что Россия существовала вне исторического времени и не имела каких-либо традиций, став лишь поверхностно прозападной в результате петровских реформ. Чаадаев не идеализировал русских крепостных и не придавал элите особого значения. См.: Raeff M. Russian Intellectual History: An Anthology. N. Y.: Harcourt, Brace and World, 1966. P. 162.


[Закрыть]. Таким образом, народ у Тургенева остается морально незапятнанным проблемами российской истории: он всего лишь жертва иностранных узурпаторов.

Тургенев искренне отождествлял себя с крепостными, заявляя, что всегда видел в них своих соотечественников и свое отечество113113
  Тургенев Н. И. Россия и русские. С. 211.


[Закрыть]. Здесь мы уже замечаем смещение акцентов, источником которого было его положение изгнанника. Пока он жил в Петербурге, изнутри наблюдая патологии городской жизни, ему приходилось отмежевываться от современников вплоть до утверждений, что можно любить свою страну, не любя своих соотечественников. В изгнании он был волен идеализировать русских крепостных крестьян как воплощение чистого русского духа.

Но несмотря на это романтическое единение с народом, Тургенев был еще и последователем Просвещения и сторонником универсалистских ценностей. Начать с того, что он был убежденным адептом понимания истории как мирового, общечеловеческого процесса, в котором роль исторического авангарда принадлежит Англии, тогда как другие страны, согласно этой телеологической парадигме, находятся на разных этапах развития в зависимости от степени отставания в модернизации114114
  В Британии Тургенев общался с интеллектуальной элитой, в частности с последователями Джереми Бентама, такими как Джеймс Милль, и с виговским кругом лорда Генри Холланда. См.: Милюков П. Н. Н. И. Тургенев в Лондоне // Временник общества друзей русской книги. 1932. № 3. С. 61–78. В проекте, написанном в 1817–1819 году, Тургенев противопоставил истории Франции и Великобритании, восхваляя последнюю как страну свободы, опирающуюся на систему конституционной монархии и поощрения свободной торговли, в то время как Франция до революции оставалась деспотической страной. Однако в конце статьи Тургенев туманно намекает, что Декларация прав человека и гражданина «спасла Францию» и должна послужить предупреждением для других стран Европы (Бешенковский Е. Б., Билинкис М. Я., Пугачев В. В. Неизвестная рукопись Н. И. Тургенева «Сопоставление Англии и Франции» и освободительное движение в России // Освободительное движение в России. 1971. № 2. С. 108–140).


[Закрыть]. Просвещение он трактовал в общественно-политическом смысле как «знание своих прав и своих обязанностей»115115
  Тургенев Н. И. Дневники и письма. Вып. 5. С. 370.


[Закрыть]. По его мнению, существует только одна универсальная цивилизация, проявляющаяся в уважении основных прав человека, – в том, что он называл «чувством справедливости, равенства, уважением к жизни и достоинству человека»116116
  Тургенев Н. И. Россия и русские. С. 92.


[Закрыть]. Другими словами, передовое положение в истории или ее цель заключаются в способности осуществлять гражданские и политические свободы, к чему он и стремился, но так, чтобы при этом не восстановить против себя государя. Тургенев рассматривал мировую историю как непрерывное сближение и уравнивание наций под влиянием прогресса цивилизации. И в этом контексте патриотизм для него был мошенничеством, «высшей степенью эгоизма», а выражение патриотических чувств – не чем иным, как «патриотической глупостью» [niaiseries patriotiques]117117
  Там же. С. 177. В пространном письме к В. А. Жуковскому, обвинившему его в том, что книга «Россия и русские» исполнена враждебности, а не любви, Тургенев отвечал, что в этом проявилось только негодование на русских чиновников и что он избегал выражать свою любовь к русским крепостным из‐за страха впасть в патриотизм. Он добавлял: «Впрочем, я не восстаю против патриотизма, состоящего в любви к своей земле, но против патриотизма, состоящего в ненависти ко всему, что не наше, и в любви ко всему своему, даже и дурному» (Ланский Л. Из эпистолярного наследия декабристов. С. 215).


[Закрыть].

Но как же Тургеневу удавалось соединять универсализм Просвещения с романтическим национализмом? Преодоление интеллектуального разрыва между этими двумя позициями виделось ему главным образом во внутренней склонности людей к прогрессу. По мнению Тургенева, русский народ, по крайней мере с момента принятия христианства, всегда пылко стремился к прогрессу, и такая позиция – или уловка – позволяла мыслителю приписывать своему романтическому национализму устремленность в будущее, прогрессивность, что явно шло вразрез с идеями его современников-славянофилов, в представлении которых русское крестьянство было хранителем традиционных ценностей118118
  Тургенев Н. И. Россия и русские. С. 305.


[Закрыть].

В изгнании его взгляды на европеизацию изменились. До отъезда за границу и до последовавших за декабрьским восстанием репрессий Тургенев, несмотря на медлительность бюрократической машины управления, которая буквально сводила его с ума, был убежден, что при Александре I Россия все же идет верной дорогой и догоняет западные страны119119
  Тургенев Н. И. Дневники и письма. Вып. 5. С. 370.


[Закрыть]. Однако в изгнании он стал относиться к насаждаемому сверху прогрессу гораздо скептичнее. Это видно по его оценке петровских реформ. До отъезда за границу он хвалил Петра I за преобразование российского общества: «Если мы вперед и медленно подвигаемся, то по крайней мере Петр I заградил нам дорогу идти назад: он сожег флот, привезший нас с земли невежества на землю образованности»120120
  Там же. С. 109.


[Закрыть]. В изгнании Тургенев, напротив, обвинял Петра I в том, что тот сосредоточился на поверхностной вестернизации правящей верхушки, а не на народном образовании; в том, что царь «заботился более о видимости, чем о сущности, более о внешнем блеске, чем о содержании»121121
  Тургенев Н. И. Россия и русские. С. 305.


[Закрыть]. В результате развитие России в XVIII и начале XIX века, по его мнению, привело к созданию гибридной страны, «отсюда смесь света и тьмы, добра и зла, европейских влияний и азиатских инстинктов – одним словом, лицемерие цивилизации»122122
  Там же. С. 354.


[Закрыть]. Россия утратила свое внутреннее единство, оказалась расколота в социально-историческом плане и сохранила в настоящем следы не затронутого «цивилизацией» прошлого, которые стали опорой для представлений некоторых консервативных националистов о русской идентичности. И хотя Тургенев понимал, что за эти приметы прошлого цепляется также патриотическая любовь к России, он недвусмысленно утверждал, что национализм не должен стоять на пути прогресса123123
  Там же. С. 180.


[Закрыть].

В более поздних политических проектах Тургенев снова попытался лавировать между тремя полюсами. Поддерживая легитимность Александра II как самодержца, он в то же время убедительно доказывал необходимость введения конституционного строя и представительного правления, что привело его к идее Земского собора. Притом стоит отметить, что эта идея была обусловлена не столько необходимостью предоставления гражданских и политических прав населению, сколько необходимостью решения «польского вопроса» и повышения престижа и авторитета России на международной арене. Тургенев предполагал, что принятие конституции и учреждение парламента дадут полякам право голоса и вследствие этого они решат, что в их интересах остаться в составе России. Постепенно другие славянские и православные народы в Европе также обратятся к благотворной эгиде России, та станет расширяться в качестве многонациональной империи, опирающейся на конституционное, подотчетное парламенту правительство; в рамках этой империи все нации получат политические права. Таким образом, политические права переосмыслялись Тургеневым как права наций, а не отдельных лиц. Он противопоставлял терпимость русских к идентичности коренных народов – стремлению немцев германизировать славянское население. А в качестве доказательства того, что в Российской империи могут процветать малые народы, указывал на балтийские провинции, где элита получила доступ к высшим должностям в правительстве и армии124124
  Tourgueneff N. La Russie en présence de la crise européenne. Paris, 1848. P. 38–46; Тургенев Н. И. Чего желать для России. Лейпциг, 1868. C. 171–173.


[Закрыть]. Таким образом, делая акцент на правовых структурах, а не на этнокультурных идентичностях, он предполагал, что «узы мудрой конституции» объединят все славянские народы, населяющие Европу, и приветствовал день, когда «мы увидим детей конституционной России, всех славян, слившихся в братских объятиях»125125
  Tourgueneff N. La Russie en présence de la crise européenne. Paris, 1848. P. 45–46.


[Закрыть]. На первый взгляд, его идеи имели облик «наднационализма», однако по сути они восходили к примордиалистскому пониманию славянства и тяготели к использованию панславистской идеологии, расцветавшей в то время в Центральной Европе и на Балканах.

Итак, как же быть с многочисленными противоречиями, лежащими в основе отношения Тургенева к России? Он принадлежал к правящей элите и в то же время презирал эту элиту; был предан идее европеизации, но язвительно отзывался о поверхностной европеизации дворянской верхушки. Теоретически он видел оправдание своей жизни в самоотверженном стремлении облегчить удел крепостных, но его первая попытка наделить своих крестьян некоторой свободой потерпела полное фиаско, а второй шаг в этом направлении не дал им никакого материального улучшения жизни. Он любил свою страну и хотел бы отдать за нее жизнь, но не мог выносить повседневной жизни в столице и унизительной службы. Сделавшись изгнанником, он не горел желанием вернуться в Россию: свои гражданские права он отстаивал скорее из принципа, чем из стремления вернуть себе право на жизнь в родной стране. В изгнании ему хотелось оторваться от России, но выяснилось, что он не способен на это ни эмоционально, ни интеллектуально. Все его заявления о том, что интереснее читать Шекспира, чем протоколы Государственного совета; что, поскольку он больше не может принести пользу России, он ничем ей теперь не обязан; что он наслаждается удобством и приятностью жизни в Англии и чувствует себя чужим России – все это ни к чему не вело126126
  Тургенев Н. И. Николай Иванович Тургенев в письмах к своим братьям // Русская старина. 1901. Т. 106. № 5. С. 235–275, в особенности 245, 254, 261.


[Закрыть]. Тургенев оставался связан с Россией семейными узами, тяготившими его, поскольку он знал, что, после того как он стал изгоем, его братья пострадали в служебном и финансовом отношении. Более того, Тургенев продолжал в душе считать себя российским подданным, привязанным к государю чувством чести, которое было у него в крови как часть имплицитного договора между дворянином и монархом. Он никогда не мог полностью разрешить противоречия между несколько раболепной этикой рыцарского послушания и служения сюзерену и своим представлением об универсальных правах и достоинстве человека. В конце концов, после царского помилования, Тургенев не выказал желания вернуться в Россию или возобновить службу на благо своей страны. Его политические брошюры, писавшиеся чаще по-французски, чем по-русски, и издававшиеся за пределами России, казалось, были адресованы больше французской читающей публике, чем российским соотечественникам, хотя во Франции Тургенев оставался маргиналом в публичных дебатах. Когда же он попытался обратиться к актуальным политическим проблемам российской общественной жизни, его отвергли как пережиток ушедшей эпохи. Физически находясь в авангарде цивилизации, Тургенев внезапно почувствовал себя безнадежно устаревшим в родной стране.

Эти многочисленные противоречия демонстрируют всю сложность темпоральности изгнания. Несмотря на успешную адаптацию к пребыванию в Англии и Франции и значительный интерес к тамошней общественной жизни, Тургенев не мог сбросить бремя прошлого. Пересечение российской границы не привело к моральному и бытийному разрыву с родиной, поскольку узы, связывавшие его с русской жизнью, сохранились, невзирая на его враждебное отношение ко многому в родной стране – от ее политической структуры до повседневной жизни и нравов соотечественников. Хотя на Западе он пользовался большей свободой, позволявшей беспрепятственно развивать свою либеральную, самоопределяющуюся идентичность, Тургенев не сумел превратить жизнь в диаспоре в увлекательную субверсивную форму самосозидания127127
  В отличие от чернокожих интеллектуалов, описанных Полом Гилроем в книге «Черная Атлантика», которые обитали в лиминальном пространстве, Тургенев не смог получить преимуществ от своей двойной позиции и насладиться чем-то похожим на критическое «двойное сознание», развитое чернокожими в европейской ссылке. См.: Gilroy P. The Black Atlantic: Modernity and Double Consciousness. London; N. Y.: Verso, 1993. P. 111.


[Закрыть]. Многоплановое осознание себя как члена элиты и патриота, ответственного перед своей страной, пробуждало в его душе чувства бессилия, вины и отчаяния. Если бытийно он только выигрывал от положения изгнанника, то потеря политического влияния мешала ему примириться со своим новым местонахождением.

Важно понимать, что двойственное отношение Тургенева к России сложилось еще до его изгнания. Мы видели, что, начиная с самого первого путешествия за границу в 1808 году, посещение чужих стран парадоксально укрепляло его любовь к собственной. В то же время, сравнивая родную страну с зарубежными, он представлял ее в неблагоприятном свете, как место, где постоянно попирается человеческое достоинство и на всех уровнях, от крепостных до аристократов, властвует моральное унижение человека. В этом смысле изгнание не привело его к чему-то радикально новому, а только усугубило уже имевшиеся противоречия, делая их все менее разрешимыми. Точно так же, как мы видели, никуда не делся и габитус российского дворянина – укорененная в понятии чести верность царю. Тургенев, хотя он жил в качестве свободного человека в свободной стране, продолжал страдать от дилеммы: как оправдаться в глазах государя, не поступившись своей гордостью? Амбивалентность присутствовала в нем и до, и после изгнания.

Противоречия, терзавшие Тургенева, имеют своим источником особое положение, которое занимает Россия на геополитической карте Европы. Несмотря на то что она находится на периферии европейского континента, Россия активно вмешивалась в европейские дела, участвовала в войнах, а также в рискованной игре политических союзов. Петр I признавал, что для укрепления армии и преодоления цивилизационного разрыва в развитии Россия нуждалась в слое образованных европеизированных дворян, способных участвовать в управлении государством и осуществлять политику модернизации. Тургенев, живший почти столетием позже, представлял собой результат этой политики: это был высокообразованный европеизированный дворянин-интеллектуал, преданный своей стране, но при этом обремененный культурным капиталом, заставлявшим его все сильнее критиковать российскую политическую систему и шире – те российские ценности и практики, которых не коснулись реформы и которые остались неевропеизированными. Он ощущал моральную двойственность, при которой частичное отчуждение от определенных сфер российской жизни соперничало с чувством самоотождествления с судьбой России или даже усиливало это чувство. Вот почему он мог оставаться патриотом, презирая многое из того, что видел в России.