Текст книги "Журнал «Фантастика и Детективы» №4 (16) 2014"

4

Тревога оказалась ложной. Аире с перепугу показалось, что зверьки рвались в отверстие, выстроив шаткую пирамиду из неуклюжих тушек, но вышедший наружу Макс успокоил остальных: дыра в обшивке была меньше самого небольшого из грызунов.

Инфразвуковая охранная лента отыскалась не сразу. Шторх и Ван Леувен долго возились с установкой ленты, стараясь выпихнуть обалдевших сурков за её периметр. Животные упрямо толпились за лентой, сверкая в вечернем полумраке фиолетовыми блюдцами глаз.

Опасливо глядя в сторону быстро потемневших джунглей, Ван Леувен пробормотал:

– Наверное, забор был бы надёжнее. – Он вспомнил песню шкатулки и добавил: – А ещё флажки. Красные. Кто его знает, какая ещё хрень может повестись на этот феромон…

Шторх вернулся в Биолаб позже Ван Леувена – проверил, не увеличилась ли дыра в обшивке. В ядовито-голубом свете фонаря проплешина, образовавшаяся в густой траве там, куда капала жидкость из дыры, выглядела кощунственно. Трава корчилась и исходила сизым дымом. Макс поёжился и машинально поднял голову. Бархатные звёзды тревожно подмигивали химику с ковра орнаутского неба. Катарсиане наверняка оснастили рейдеры высокочувствительными химанализаторами… хотя такую мелочёвку засечь наверняка не удастся. Тем не менее, он суеверно засыпал проплешину несколькими горстями песка.

Едва Шторх вошел в тамбур, тревога отступила вместе с тьмой. На рёбрах ботинок шипела и лопалась голубая «липучка» – пузырьки местной травы-фитоохотника, родственника земной венериной мухоловки. Липучке не нравился режим санобработки. Красная полоска над дверью шлюза сменилась голубой – «чисто». Зуммер. Макс устало снял шлем и шумно выдохнул.

Усевшись на скамейку грязной половины, он стал отщёлкивать застёжки комбеза. В голову лезла всякая муть, чертовщина. Выспаться в последние недели не удавалось, да ещё Грига с её пристрастием к… Нет, конечно, трудно возражать, когда такая девчонка кидается на тебя с частотой метеоритных дождей на Гвемоне, но всё же…

Макс скинул ненавистный комбез и заскорузлые от пота сапоги. Толку от них ноль. Споры местного мха-кочевника вездесущи, а сам мох настырен, как проститутки на Медее. Система биозащиты станции пока что проигрывала битву зелёной гадости, которая неумолимо расползалась по Биолабу, постепенно завоёвывая стены, потолки, мебель, оборудование, вещи… От мха избавлялись частой санацией ультрафиолетом, однако, живучесть дряни была удивительной.

Мышцы расслабились под горячими струями душа… но ненадолго.

– Ах-ха! Влип, красавчик!

Грига. Ну конечно. Подстерегла. Прохладная грудь прижалась к спине. Чокнутая. Надо бы её нагрузить чем-нибудь, а то совсем разошлась…

– Утечка где-то между двести пятидесятым и трёхсотым сектором, точнее пока сказать трудно, нужно ещё изнутри проверить. – Шторх мягко, но непреклонно отстранил Григу, повернувшись к ней лицом. – Похоже, линия подачи прохудилась, и окислитель проел дыру в корпусе.

– Ты что, устал, да? А я подумала, что мы можем… – Зрачки девушки расширились.

Глаза у Григи невероятные. Наружные уголки вытягиваются далеко к вискам и поднимаются так высоко кверху, что моментами кажется, будто у неё косоглазие, но при этом глаза раскрыты широко, открывая гигантские по размеру радужки. Их цвет – смесь изумруда с горстью жёлтых крапинок, проложенных длинными серо-голубыми лучами – в сочетании с необычным разрезом глаз заставил Шторха утонуть в них, лишь только он увидел её. Макс втрескался в девчонку, грезил о худощавой, подростковой фигуре с узкими бёдрами, об угловатых плечах, постоянно заведённых назад-кверху, чтобы обеспечить баланс якобы непропорционально тяжёлым грудям… но Макс знал, что Грига специально их выпячивала. Она любила, когда мужики на неё пялились. Оба мужика станции. Шторх почувствовал укол ревности.

– Ла-а-адно, – протяжно сказала, словно зевнула, Грига. И потянулась – так, что у Шторха снова всколыхнулась горячая волна в животе. Ведьма. Точно.

Он вышел на чистую половину и привычно, ловко надел свежую униформу. Макс подчёркнуто отвернулся, не наблюдая за тем, как одевалась Грига.

Застёгивая форменную рубашку, Грига буркнула:

– Вали в свою синтезаторную. У меня другие заботы.

5

Вот и славно, подумал Шторх. Он махнул Григе рукой и вышел в кольцевую галерею. Перед входом в кибер-лабораторию он на всякий случай оглянулся. Грига осталась в предшлюзовой. Макс удовлетворённо присвистнул, потом достал изолирующий респиратор из шкафчика с кривой надписью, сделанной Дирком на дверце: «Макс-Шмакс», приладил маску и шагнул в лабораторию.

За дверью, ведущей в синтезаторную, было холодно. Не просто прохладно, но по-серьёзному холодно. Кибер-синтезаторы не нуждаются в комфорте, наоборот, оптимальная наружная температура для них – чуть выше ноля. Они также не нуждаются в свете и воздухе; в этом – неоспоримое преимущество кибернетической химии перед «ручной».

Биолаб-4, одна из шестнадцати лабораторий, рассеянных в треугольнике Катанга – Белизо – Наукри, или попросту Треугольнике, в котором насчитывалось чуть больше двух сотен планет, базировалась на Орнауте и, как и другие сестры-лаборатории, работала над секретным проектом «Сайрус». Проект, по мнению Совета Безопасности Родеона, их родной планеты, должен был сыграть решающую роль в войне с Катарсо, соседкой Родеона в системе Улисс-12. Жестокая схватка сторон за обладание энергоносителями Орео, луны Родеона, продолжалась многие годы.

Он никогда не думал о том, кем бы стал, если бы не противостояние. Война была для Шторха привычным событием, он вырос вместе с ней, привык к ограничениям, сводкам жертв. Логика межпланетной вражды проста: одна из цивилизаций должна взять верх. Исход в другие миры или системы представлялся Советам обеих планет куда менее выгодным, более дорогостоящим выходом. Воевать получалось проще и надёжнее.

Родеон готовил решающий удар, для которого успех проекта «Сайрус», успех любой из лабораторий, скрытых в массиве планетного скопления Треугольника от катарсианских рейдеров, был ключевым. Каждая из них, оснащённая оборудованием для синтеза и скриннинга биоактивных веществ, обслуживалась персоналом в четыре человека. Восемьсот секторных кибер-синтезаторов и три сотни автоматических биотестеров каждой лаборатории работали днём и ночью, упорно, шаг за шагом приближаясь к получению абсолютного оружия.

Синтезаторная располагалась в узком, длинном отсеке, соединяющем центральную часть станции с биолабораторией, скриннинг-блоком. Небольшая платформа, которую Аира называла непонятным словом «дрезина», прикатилась из глубины длинного тёмного коридора по вызову Шторха. Он уселся в кокон сиденья и отпустил тормоз.

Несколькими минутами спустя Макс сокрушённо качал головой, разглядывая хаос из оплавленных пластиковых шлангов, разъеденного металла и конвульсивно дёргающейся кибер-руки, сервоприводы которой были выведены из строя утечкой химиката. Вдобавок к повреждениям, консоль и несколько пакетов с микрокамерами закопчены; значит, был пожар? Он потрогал пол – пальцы ощутили влагу. Да, получается, что система тушения сработала. Но отчего тогда компьютер не подал сигнал тревоги?

Ночь зажгла сонмы светляков на поляне; их феерический свет окрашивал края прорехи в цвета свежего мяса. Шторх передёрнул плечами и нажал кнопку на панели дрезины. Между катками платформы выехал инструментальный ящик – мотки шлангов разного диаметра, клапаны, прокладки, зажимы, ключи и прочая дребедень. Он уныло ковырнул пластиковый корж, налипший на нижнем краю консоли. Придётся торчать тут до глубокой ночи. Химик вздохнул, достал ножницы из инструменталки и стал методично обрезать расплавленные шланги, прихватывая зажимами края линий подачи и аккуратно помечая их маркером.

Неясная тревога, которую он испытал, глядя в звёздное небо на поляне, вернулась. Он сделал шаг в сторону и посмотрел в потолочный иллюминатор.

Маркер выпал из руки, покатившись по решетке пола.

Низко-низко – и абсолютно беззвучно – над лабораторией висел катарсианский поисковик.

Шторх нервно сглотнул и медленно сместился назад, словно его могли увидеть с корабля. Правая нога наступила на маркер. Макс поскользнулся, нелепо взмахнул руками и упал грудью на инструментальный ящик.

Стекло респиратора остановилось в нескольких миллиметрах от «ежа» с толстыми запасными иглами для первичных дозаторов. Он чётко видел маркировку на каждой из них. Красные отблески светляков играли на острых концах. Обливаясь холодным потом, Шторх попытался подняться, но что-то мягкое аккуратно надавило ему на затылок. Стекло хрустнуло, и мириады бархатных звёзд рассыпались в его мозгу.

6

Зубы Григи выбивали мелкую дробь о край кружки.

Макс, завёрнутый в несколько слоёв плёнки, стоял вертикально в морозильнике для скринниг-кассет. Другого варианта для того, чтобы сохранить его до прилёта экстренно вызванного патрульного звездолёта, они не придумали. Грига упорно не использовала слово «труп» по отношению к Шторху, даже в мыслях. Ей было жутко. Подумать только, ещё несколько часов тому она обнимала это крепкое, мускулистое, желанное тело…

Ван Леувен маятником ходил от стола, за которым сидела Грига, к окну – туда, назад, туда, назад. Временами он порывался что-то сказать, но выходило бессвязно и жалко, и Грига приказала ему заткнуться. Аира свернулась калачиком в своём кресле в углу, обняв голову руками, согнутыми в локтях.

– В общем, так. – Грига поняла, что нужно брать ситуацию под контроль, иначе до прилёта патруля они свихнутся. – Дирк, отправляйся спать. Да не канючь, вот тебе, выпьешь лекарство, успокоительное… только в тот момент, когда уже будешь сидеть в постели. Эта штука шибает в башку будь здоров. – Она достала из аптечки и протянула Ван Леувену разовый пакет-раствор. – Завтра, сразу же по рассвету, пойдёшь в синтезаторную и закончишь ремонт. – Дирк протестующе замотал головой, но Грига рявкнула:

– Подбери сопли! Проект ещё никто не отменял, и с нас спросится по-любому, понял? Давай, двигай!

Когда Ван Леувен ушел, Грига подошла к Аире, положила ей руки на плечи и прошептала:

– Мне тяжело. Страшно. Но нельзя, ты же понимаешь, да? Нельзя давать волю эмоциям. От нас зависит многое. Наши результаты слишком дорого стоят.

Губы Аиры задрожали. Она встала и отошла в тень.

– Ты его… любила? – Спросила она Григу, не оборачиваясь.

Та ответила не сразу.

– Н-нет. Наверное. Может быть. Пожалуйста, не сейчас.

– Да-да, прости, я дура, – зачастила Аира. – Если тебе страш… Если тебе одиноко, хочешь переночевать вместе, в моём кубрике?

– Все нормально, не волнуйся. Я видела смерть. И не однажды, – как можно более уверенно сказала Грига. Она не хотела выглядеть слабой перед Айрой. – Иди спать. Я здесь побуду.

7

…Она не сразу осознала, что кричит.

Видение собственного изуродованного лица с выжженными глазницами и обуглившейся нижней челюстью было таким отчётливым, что она смогла даже различить пломбу в нижнем коренном зубе. Свою пломбу. У орущего мертвеца в зеркале.

Гусиная кожа не проходила долго. На её крик прибежала испуганная Аира и, дав пару пощёчин, остановила истерику Григи. Штурмер чувствовала себя выжатой досуха. Нет сил, просто нет.

– Пойдём ко мне! – Аире неуютно. Метаморфоза, происшедшая с Григой за те полчаса, которые девушки провели раздельно, была разительной. Она осунулась лицом, и в её глазах поселился неприятный лихорадочный блеск, говорящий о том, что их обладатель теряет контакт с действительностью.

Иллюстрация к рассказу Макса Олина

Биолог взяла Григу за руку, словно ребёнка, и повела к себе. По дороге та старательно не глядела на зеркало на двери, но в последний момент всё же не выдержала. В этот раз с лицом у неё всё было в порядке.

Зато теперь на зеркале красовалась большая, выписанная дрожащей рукой буква или символ. Круг, перечёркнутый вертикальным штрихом. Возможно, это и следовало бы воспринять нормально, но написана она была кровью.

Грига застонала, однако Аира настойчиво потащила её из столовой.

Заперев дверь кубрика, Аира усадила штурмера на кровать. Крупная дрожь била Григу. Биолог накинула плед ей на плечи, потом залила кипятком чайную пирамидку.

– Эта буква или символ… Что это? – Голос Григи звучал глухо.

– Буква? Это… Это буква «Ф». Русская. – Аира ответила обыденно, словно кровавый символ на зеркале станции с персоналом в четыре человека… нет, уже в три, поправила себя Грига – нормальное явление.

– Откуда она взялась?

– Ты меня в чём-то подозреваешь? – если её возмущение было наигранным, то Аира явно готовилась к такому вопросу и ответила вопросом на вопрос вполне естественно. – Я же ушла… до того, как ты заснула.

– Именно. До того, – не отступала Грига. – Чем ты занималась до того, как разбудила меня?

– Это ты вместо «спасибо»? – Аира, похоже, решила сменить тактику. – Ну что ж… Я вернулась к себе, приняла душ, потом вспомнила, что не сделала обсчёт данных со вчера, и пошла в офис, но по пути… теперь не знаю уже, к счастью для тебя или нет, – она укоризненно качнула головой, и волна волос на мгновение прикрыла её глаза, но не настолько, чтобы Грига не засекла их мгновенный блеск, – … я услыхала твой крик.

Мысль, посетившая Григу, была одновременно и абсурдной и вполне реальной.

– А ты случайно не зашла по дороге к Ван Леувену? Он же принял успокоительное, а значит, крепко заснул…

– Зачем? – автоматически спросила Аира, но потом сообразила и, вспыхнув от негодования, закричала:

– Да ты что! Пойдём, сейчас же идём к Дирку. Ты… Как ты можешь! Я же тебя разбудила, я-то думала… Макс, он же там, холодный. Аты…

Ладонь Григи жёстко хлестнула по губам Аиры.

– Заткнись! Ты думаешь, я не видела, да? Ты полагаешь, что меня можно так запросто оболванить? Я же видела, что твоей маски не было на месте, когда мы пришли к лаборатории. – Грига захлебнулась ненавистью. – Ты её уже потом откуда-то вытащила, но виду не подала!

Брызгая кровью, Аира выплевывала слова:

– Да ты совсем из ума выжила! Я маску на дезинфекцию отнесла, еще позавчера! Вот если тебе интересно знать… – Она внезапно замолчала, словно ножом отрезала.

– Выкладывай, ну! – Обычно широкие, глаза Григи сложились в щёлки. Она медленно вытащила из карманной кобуры небольшой парализатор, но Аира уже шептала, озираясь на прикрытую дверь:

– Ван Леувен поначалу работал вместе со мной в офисе, в то время, когда Макс ушел в синтезаторную. – Она округлила глаза. – А потом Дирк вышел из офиса, мол, перекусить. Я в провиантскую зашла, не помню уже зачем, но в столовой его не было… в общем, я увидела, что маски Ван Леувена тоже не было на обычном месте, у входа в синтезаторную. Это – в то самое время, когда Макс уже работал в лаборатории.

– Ну и что? Может, он её на дезинфекцию отнес, как и ты? – Провести Григу такой липой было сложно.

– А ведь маска потом оказалась на месте. Потом, когда мы за Максом пошли. – Очень буднично сказала Аира.

– Зарррраааза… Идём! – Грига повела стволом парализатора в сторону жилого отсека.

8

Ван Леувен забился в угол кровати, поджав ноги и закрыв лицо руками.

Мёртвое тело не может так быстро одеревенеть, отстранённо подумала Грига. Она попыталась убрать кисти Дирка с лица, но те словно примёрзли. Белки раскрытых до предела глаз сверкали сквозь пальцы покойника. Он хищно скалился на Григу, будто защищаясь.

От кого?

– Не пойму. Ничего не пойму, – сказала Грига, брезгливо отодвинула край одеяла, покрытого блевотиной, и села на край кровати. Видно, перед смертью Ван Леувена вывернуло наизнанку.

– Похоже на то, что Дирк отравлен. – Она вполне спокойно, трезво посмотрела на Аиру. – Если это сделала ты, какой в этом расчёт? Скажи честно. Нас осталось двое.

Тяжёлый взгляд штурмера не застал Аиру врасплох. Она перешла в нападение:

– Отравлен? Разве не ты дала ему снотворное? Хочешь всё свалить на меня? Ну, давай! Логично, что я избавилась от Шторха, да? А потом отравила Дирка, правильно? Пришей мне ярлык катарсианского шпиона! Валяй!

– А почему, собственно, и нет? – протянула Грига.

Аира зажмурилась. Как дико…

– Поверь мне, просто поверь, – тихо произнесла она. – В случае с Ван Леувеном невозможно доказать моё алиби, тут ты права. Было окно примерно в пятнадцать минут, когда я была одна. Я как раз обрабатывала… – Биолог вдруг замолчала, потом сощурилась и потрясла головой. – Послушай, это же… Этого не может… Пошли, скорее!

– Не-е-ет, подруга, если уж что надумала, то говори здесь. – Грига подозрительно сжала губы.

– Расчёты. Понимаешь, я не сделала обработку вчера, да и с утра сегодня тоже, ведь такое творилось! Но теперь я вспомнила: я пробежала глазами таблицы – триаграммы ещё не были готовы – похоже, там была область активности… В общем, мне нужно перепроверить! Идём в офис, я всё объясню там.

Аиру словно подменили. Вывод, к которому она пришла сейчас, вполне мог бы прийти ей в голову и раньше, и может быть, тогда… Она с сожалением посмотрела на труп биохимика, по-прежнему скалившийся на них сквозь неплотно сведённые пальцы, и первой вышла из кубрика.

…До офиса им дойти не удалось. По кольцу центрального коридора они пришли к столовой. Дверь осталась полуоткрытой, и увиденное попросту пригвоздило их к полу.

На зеркале теперь появилась вторая буква, нечто близкое к английскому “п”, только с удлинённой горизонтальной перекладиной. Кровь, которой были написаны обе буквы, оставалась свежей: вертикальные потёки от букв увеличивались с каждой секундой.

Уставившись на зеркало, Аира по-рыбьи беззвучно открывала и закрывала рот. Потом промолвила едва слышно:

– Понимаешь? Два покойника – две буквы. А места на зеркале еще много.

– Так, господа мертвецы, пора держать отчётность! – Григу охватила ярость; она бросила Аире сквозь зубы:

– Встретимся в офисе, мне нужно кое-кого проведать.

Не обращая внимания на протесты биолога, Грига решительно зашагала к отсеку биоскриннинга, к морозильнику, в котором – и в этом она была теперь совершенно уверена – Макса не было.

9

Аира шла по коридору, ежесекундно озираясь назад. Ей чудились шаги, ей мерещились тени. Войдя в офис, она быстро захлопнула дверь. Чёрт, почему в общих комнатах нет замков на дверях?

Память не подвела Аиру. Данные вчерашней сводной таблицы, которые она теперь видела как триаграмму, трёхмерный график, подтверждали ее догадку. Аира сверилась с кодировкой блок-синтезаторов. Номер 32518. На фоне тысяч и тысяч уныло-зеленых плоских триаграмм неактивных соединений, которые она просматривала день за днём с начала работы на станции, оранжево-красный пик зоны активных веществ выглядел Эверестом по сравнению с другими, полученными в соседних ячейках. Она подладила настройку и расширила сектор, охватывающий желанную «гору» активности.

– Господи… – прошептала Аира.

Выходило, что в блоке было синтезировано около полусотни соединений с активностью в десятки, сотни раз больше активности контроля.

Замерить красный пик, возвышающийся в центре Эвереста, ей не удалось – не хватало шкалы.

Это означало, что соединение, синтезированное в блоке 32 518, было невероятно активным. «Дирижёр страха», тот самый, о котором Макс рассказывал Григе. Нескольких молекул его могло бы хватить, чтобы…

Задыхаясь от возбуждения, она закричала в микрофон системы оповещения:

– Грига! Немедленно, слышишь, немедленно возвращайся! Не нужно бояться, только не нужно бояться! Я всё поняла… – Голос её сорвался.

Грига не ответила.

10

Она влетела в отсек биоскриннинга. Макс сидел на полу, опершись спиной о распахнутый настежь морозильник, и пил прозрачную дымящуюся жидкость. Грига застыла. Тонкие струйки проливались сквозь дыры в щеке Шторха. Он поморщился и с хрустом повёл шеей. Кадык рассыпался в ледяную труху.

– Гадость какая этот ваш жидкий азот! – Вытекший глаз не выражал эмоций.

Он поднялся – при этом три пальца на правой руке, облитые азотом, со стеклянным звоном отвалились и остались на полу – и шагнул к Григе.

– Девочка, помнишь, что я рассказывал о том, как мозг запоминает боль? Боль от ожога? – Она увидела в руке Макса газовый резак. Щелкнул пускатель, и пламя начало медленно приближаться к её лицу.

…Аира не могла больше ждать. Грига не отвечала. Голова кружилась, события последнего дня казались зыбкими, нереальными. Логичное, казалось бы, решение выгнало её из офиса. Тени, шурша крыльями, словно летучие мыши, проносились у неё над головой, гадко хихикали, прятались за спиной, но Аира упрямо шла по коридору, не оборачиваясь.

– Баю-бай, баю-бай… Спи, Аира, засыпай… – шептала она.

Вот и зеркало. Она кивнула головой. Как и ожидалось. Третья буква сочилась свежими каплями. Новая буква походила на круг, перечёркнутый поперечной перекладиной. Она не очень удивилась, сообразив, что это – греческий. Напряжённо шевеля губами, Аира попыталась прочесть три буквы как слово:

– Фи, пи, тэта – ФПТ. Нет, не так!

Потёки на зеркале внезапно заплясали, завихрились по поверхности и сложились в буквы. Три вертикально написанных слова сверкали рубиновыми каплями.

– Фобос, паникос… – На удивление, она легко понимала значение слов. Последнее Аира скорее выдохнула, чем произнесла:

– Танатос[1]1
  Фобос – страх; паникос – паника; танатос – смерть (греч.)


[Закрыть].

Ей стало хорошо. Беспечальная улыбка сменилась тихой песней. Она старательно выводила слова:

– Придёт серенький волчок…

Тени в коридоре сгустились, замелькали суетливо, смешались в большой чёрный ком.

– И ухватит за бочок!

Лязгнули огромные челюсти.