Текст книги "Библейские истории. Легенды, рассказы и стихи о детстве Иисуса Христа"

Елена Буланина
В Рождественскую ночь

Поэту снился вещий сон:

В небесной высоте летая,

Хор духов светлых слышал он.

Лилась, звучала песнь святая,

Чудесным звуком оглашая

Весь лучезарный небосклон.

Христа рожденье славил хор.

К звезде Христовой поднимая

Свой вдохновенный, ясный взор,

Спросил поэт: «Звезда святая!

Где здесь Христос царит, сияя?»

И отвечал небесный хор:

«Не в небесах Христос рождён,

Не только здесь, за облаками, —

Живёт в любви и в правде Он,

Он на земле страдает с вами…

Земною скорбью и слезами

Христос-Страдалец удручён.

Поверь, средь тех живёт Христос,

Кто мог с любовию живою

Стереть хоть каплю братских слёз,

Кто жертвовал за всех собою,

Чьё сердце пламенем зажглось, —

В том сердце и рождён Христос».

В. Шестаков
Рождественская звезда

Ночь упала на землю с холодною мглой,

Загорелись на небе звезда за звездой;

Звёзды живо мигали в полунощной мгле,

Но царил густой мрак на заснувшей земле.

Вдруг большая звезда на востоке всплыла

И средь звёзд величаво по небу пошла.

Потускнели все звёзды и стали бледней

И с вопросом таким обратились все к ней:

«Расскажи нам, звезда, отчего ты светла,

Отчего от тебя вдруг рассеялась мгла?»

Отвечала им скромно звезда на вопрос:

«На земле у людей – мир печали и слёз,

Мир тревоги, страданий, лишений, нужды,

И господство там злобы, раздора, вражды.

И царил на земле мрак греховный густой,

Там не знали любви бескорыстной, святой…

И Посланник с небес пошёл к людям туда,

Он родился сейчас, и Его я звезда…

Он научит любви их великой святой,

И настанет конец царству тьмы вековой.

Озарит яркий луч беспросветный хаос:

Там любовь родилась, там родился Христос…»

Елена Ивановская
Первая ёлка
(Легенда)

Когда родился маленький Христос и Дева Мария, спеленав, положила Его в простые ясли на сено, слетели с неба Ангелы, чтобы посмотреть на Него. Увидев, как проста и убога пещера и ясли, они тихонько шептали друг другу:

– Он спит в пещере в простых яслях? Нет, так нельзя! Нужно украсить пещеру: пусть она будет как можно красивее и наряднее – ведь в ней спит Сам Христос!

И вот один Ангел полетел искать, чем бы украсить пещеру, на юг. На юге всегда тепло, и всегда цветут цветы. И вот Ангел набрал много алых, как кровь, роз, лилий, белых, как снег; весёлых гиацинтов, азалий; набрал нежных мимоз, магнолий, камелий; сорвал и несколько крупных жёлтых лотосов… И все эти цветы принёс он в пещеру.

Другой Ангел полетел на север. Но там как раз в это время была зима. Поля и леса были покрыты глубоким снегом. Не найдя никаких цветов, Ангел хотел лететь назад. Но вдруг он увидел печально зеленевшую среди снега ёлку, задумался и прошептал:

– Пожалуй ничего, что это деревцо такое простенькое. Пусть и оно, единственное из всех растений севера, посмотрит на маленького Христа.

И он унёс с собой скромную северную ёлочку.

Как красиво и нарядно стало в пещере, когда стены, пол и ясли украсились цветами! Цветы с любопытством заглядывали в ясли, где спал Христос, и шептали друг другу:

– Тсс!.. тише! Он заснул!

Ян Брейгель Старший. Ваза с цветами, драгоценным камнем, монетами и раковиной. Милан, пинакотека Амброзиана

Маленькая ёлочка видела такие прекрасные цветы в первый раз и опечалилась.

– О, – сказала она грустно, – зачем я такая некрасивая и простенькая. Как счастливы должны быть все эти чудные цветы! А мне нечем и самой нарядиться в такой праздник, нечем и пещеру украсить…

И она горько заплакала.

Когда Дева Мария увидела это, Ей сделалось жаль ёлку. Она подумала:

«Надо, чтобы все радовались в этот день, нельзя, чтобы была грустной эта ёлочка».

Дева Мария ласково улыбнулась и сделала знак рукой.

И произошло чудо: с неба тихо спустилась яркая звёздочка и украсила собой вершину ёлки. А за ней сошли другие звёздочки и украсили остальные ветки.

Как вдруг светло и весело стало в пещере!

Проснулся от яркого света маленький Христос, спавший в яслях, и, улыбаясь, потянулся к сверкающей огоньками ёлке. А цветы с удивлением смотрели на неё и перешёптывались друг с другом:

– Ах, какая же она стала хорошенькая! Не правда ли, она красивее нас всех?

И почувствовала ёлочка себя вполне счастливой.

С тех пор люди украшают каждый год на Рождество ёлки для маленьких детей в память первой ёлки – той, которая была украшена настоящими звёздами с неба.

Николай Державин
Розы Миртоклейи
(Легенда)

Вифлеем заснул…

Южная звёздная ночь спустилась над его извилистыми улицами и бархатным покрывалом окутала и белые домики, и тёмно-зелёные сады, и мягкие скаты зелёных гор, что весёлою толпою сбежались от запада и севера, юга и востока к бедному городку потомков Давида и подняли к небу свои зелёные покатые хребты.

Торжественную тишину ночи не нарушал ни один звук. Все заснули – богатые и бедные, старые и молодые. Только за городом ярко светился огонёк костра: то вифлеемские пастухи бодрствовали на страже своих стад. Старый Ионафан рассказывал им о былом величии народа иудейского и о той грядущей славе его, когда воцарится на земле обещанный Богом и предсказанный пророками Великий Мессия. Глубокая печаль выражалась на лицах его слушателей, когда он вызывал из мрака былого невозвратные великие образы, и глубокой верой загорались их взоры, когда он начинал говорить им о пришествии Мессии. Страстно хотелось им, чтобы Великий Пророк, которому, по словам книжников и старейшин, суждено избавить народ иудейский от ярма иноплеменников, родился при их жизни и они могли бы поклониться Ему.

Но сильнее всех желала того маленькая Миртоклейя, которая принесла старому Ионафану ужин и осталась ночевать у деда в поле. Она слушала рассказы деда и пламенно молилась, чтобы скорее пришёл Великий Мессия спасти её бедный народ.

Элизабет Виже-Лебрён. Мадемуазель Броньяр. Лондон. Британская Национальная галерея

И вдруг в надзвёздных горних мирах раздалась песнь, которая возвещала земле великую радость сошествия на землю Искупителя и обещала людям мир, любовь и прощение.

От края до края земли пронеслась великая песнь, но не слышал этой песни мир, погружённый в мелочные думы и заботы.

Только маленькая Миртоклейя и вифлеемские пастухи внимали ей, как откровению свыше. Павши ниц, лежали они на земле, и когда осмелились поднять головы, то увидели Ангелов, певших в безбрежной выси великую песнь: «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение!»

Необыкновенный свет озарял окрестности, чей-то дивный голос повелевал пастухам идти в Вифлеем поклониться родившемуся Мессии.

Наутро весь Вифлеем знал о явлении пастухам Ангелов, возвестивших им рождение Мессии, и все жители его пошли поклониться родившемуся Младенцу.

Шли гордые фарисеи и саддукеи в пышных одеждах, шли суровые римские воины, блестя медным оружием, шли всеми презираемые и гонимые сборщики податей, шли богатые и бедные, старые и молодые, знатные и убогие.

Шли также и подруги Миртоклейи. Все они несли с собою подарки родившемуся Мессии: одни – живых ягнят, другие – соты золотистого мёда, третьи – молоко и сыр от своих стад, четвёртые – хлеб с родных полей.

Миртоклейя тоже хотела поклониться родившемуся Младенцу, но, когда она увидела, что все идут к Нему с дарами и только у неё одной ничего нет, то остановилась у входа в пещеру, где находился родившийся Мессия, не решаясь войти в неё.

Подруги Миртоклейи, видя, что она не принесла с собою никаких даров, говорили ей с презрением:

– Ступай домой! Неужели ты думаешь, что Младенцу будет угодно твоё поклонение, если ты придёшь к Нему без даров? Ступай, ступай домой! Нищая!

Сердце Миртоклейи сжалось от боли при мысли, что она не увидит Того, о Ком она столько слышала от деда и о пришествии Кого она так усердно молилась Богу.

Миртоклейя заплакала. Слёзы текли по её щекам и падали на землю, расплываясь на ней тёмными пятнами.

– Боже! – плакала девочка. – Зачем Ты создал меня нищей? Как я войду теперь к Мессии? Я ничего не могу принести Ему в дар. Ты видишь, как я бедна, – сжалься надо мною!..

Неожиданно необыкновенный свет блеснул перед ней и ослепил на мгновение её заплаканные глаза. Перед ней стоял один из Ангелов, которые ночью пели в надзвёздных мирах хвалу Богу и обещали земле мир и людям благоволение.

Ангел сказал Миртоклейе:

– Не плачь, бедняжка, ты можешь принести Младенцу самый драгоценный дар на земле – дар страдания и любви. Взгляни, какие прекрасные розы выросли на том месте, куда упали твои слёзы. Сорви их и смело иди с ними к Мессии.

Миртоклейя взглянула на землю. Везде, куда упали её блестящие слезинки, поднимались, качаясь на зелёных стебельках, красивые розы. Миртоклейя сорвала их и вошла с ними в пещеру.

Младенец лежал в яслях, окружённый людьми, которые принесли Ему всевозможные дары. Но взгляд Младенца был нем и безучастен, и только когда счастливая, сияющая Миртоклейя опустилась перед Ним на колени и несмело подняла к яслям край покрывала, наполненного душистыми розами, по Его прекрасному лицу сколь-знула нежная улыбка, и Он протянул к цветам Свои маленькие ручки.

И тогда все поняли, что Младенцу нужны не богатые дары, а чистое сердце и любовь.

Галина Галина
Ёлка

Я помню древнее преданье

Давно, давно минувших дней,

Когда в рождественском сиянье

Звезда блеснула для людей,

И хоры ангельские пели

Земле святую песнь с небес,

И светлой радостью звенели

Цветы в полях и тёмный лес.

И шли волхвы за той звездою,

Они к Христу-Младенцу шли,

И вот под кровлею простою

Они Спасителя нашли…

И всё, ликуя, к Иисусу

Тянулось радостной мечтой:

«Пойду к Нему и поклонюся, —

Шептал орешник молодой, —

Снесу дары мои простые…»

«И я с тобой, – сказал цветок. —

Совьюсь в веночки голубые,

Чтоб Он играть со мною мог».

И нежно яблоня шептала:

«Ему снесу плоды мои!»

И роза тихо открывала

Венцы душистые свои.

А ель безмолвная, тоскуя,

В сторонке жалася одна.

«Что принести Христу могу я?» —

Вздыхая, думала она.

И вот склонилися с дарами

К Христу деревья и цветы,

И пальма с пышными ветвями,

И роза дивной красоты.

Одежды лилий белоснежных

У ног Христа ковром легли,

Лишь ёлка в грусти безнадежной

Простёрла ветки издали.

Но вдруг блеснули, зажигаясь,

На ней брильянты скорбных слёз,

И обернулся, улыбаясь

Её сиянию, Христос.

И с этих пор Христовой ёлкой

Она зовётся у людей,

И блещут скромные иголки

В огне рождественских свечей…

Фёдор Достоевский
Божий дар

Ридольфо Гирландайо. Поклонение пастухов. Будапешт, Музей изобразительных искусств

Крошку-Ангела в сочельник

Бог на землю посылал.

«Как пойдёшь ты через ельник, —

Он с улыбкою сказал, —

Ёлку срубишь и малютке

Самой доброй на земле,

Самой ласковой и чуткой

Дай как память обо Мне».

И смутился Ангел-крошка:

«Но кому же мне отдать?

Как узнать, на ком из деток

Будет Божья благодать?»

«Сам увидишь», – Бог ответил.

И небесный гость пошёл.

Месяц встал уж, путь был светел

И в огромный город вёл.

Всюду праздничные речи,

Всюду счастье деток ждёт…

Вскинув ёлочку на плечи,

Ангел с радостью идёт…

Загляните в окна сами, —

Там большое торжество!

Ёлки светятся огнями,

Как бывает в Рождество.

И из дома в дом поспешно

Ангел стал переходить,

Чтоб узнать, кому он должен

Ёлку Божью подарить.

И прекрасных и послушных

Много видел он детей, —

Все при виде Божьей ёлки,

Всё забыв, тянулись к ней.

Кто кричит: «Я ёлки стою!»

Кто корит за то его:

«Не сравнишься ты со мною,

Я добрее твоего!»

«Нет, я ёлочки достойна

И достойнее других!»

Ангел слушает спокойно,

Озирая с грустью их.

Все кичатся друг пред другом,

Каждый хвалит сам себя,

На соперника с испугом

Или с завистью глядя.

И на улицу, понурясь,

Ангел вышел… «Боже мой!

Научи, кому бы мог я

Дар отдать бесценный Твой!»

И на улице встречает

Ангел крошку, – он стоит,

Ёлку Божью озирает,

И восторгом взор горит.

«Ёлка! Ёлочка! – захлопал

Он в ладоши. – Жаль, что я

Этой ёлки недостоин

И она не для меня…

Но снеси её сестрёнке,

Что лежит у нас больна.

Сделай ей такую радость, —

Стоит ёлочки она!

Пусть не плачется напрасно!» —

Мальчик Ангелу шепнул.

И с улыбкой Ангел ясный

Ёлку крошке протянул.

И тогда каким-то чудом

С неба звёзды сорвались

И, сверкая изумрудом,

В ветки ёлочки впились.

Ёлка и́скрится и блещет, —

Ей небесный символ дан;

И восторженно трепещет

Изумлённый мальчуган…

И, любовь узнав такую,

Ангел, тронутый до слёз,

Богу весточку благую,

Как бесценный дар, принёс.

По рассказу Анны Зонтаг
Поклонение волхвов

Когда Иисус Христос родился в Вифлееме, с востока, из краёв отдалённых, прибыли в Иерусалим три мужа. Они были волхвы, то есть люди, которые занимаются науками и стараются открыть законы природы. Их странная одежда, важная наружность, а особенно звания волхвов, возбудили всеобщее внимание. Тогда очень уважали учёных восточных стран. Но причина прибытия волхвов в Иерусалим повергла всех в величайшее удивление. Первый вопрос, который они задали, был таким: «Где находится новорождённый Царь Иудейский?

Мы видели на востоке Его звезду и пришли Ему поклониться». Известие это распространилось по всему городу. Ирод, правивший Иудеей, узнал об этом и испугался. Смутились и жители Иерусалима. Властолюбивый царь очень боялся лишиться своего престола.

Ирод созвал к себе священников и учёных и спросил их:

– Где должен родиться Христос?

– В Вифлееме иудейском, – отвечали они, – ведь еще пророк Михей написал: «И ты, Вифлеем, земля иудина, ничем не меньше главных городов иудейских; ибо из тебя выйдет Вождь, Который спасёт народ Мой».

Узнав всё это, Ирод тайно пригласил к себе волхвов. Он встретил их очень ласково и расспросил о времени, когда им явилась звезда. Волхвы с простодушием рассказали царю обо всём. Тогда Ирод послал их в Вифлеем со словами: «Пойдите, узнайте о новорождённом Младенце и, найдя Его, уведомьте меня, чтобы и я мог пойти поклониться Ему».

Карло Дольчи. Поклонение волхвов. Лондон, Британская Национальная галерея

Волхвы отправились в Вифлеем, который находился от Иерусалима в двух часах пути. В столице никто не заботился о новорождённом Царе; одни чужеземцы, прибывшие из далёких стран, искали Его. Небо, покрытое облаками, очистилось, и волхвам снова явилась звезда-благовестница: она шла перед ними, направляя их путь, и остановилась над тем домом, где были Мария с Младенцем, как будто говоря им: «Он здесь!» Радость волхвов была несказанной.

Войдя в дом, они увидели Богоматерь с Младенцем. Бедность, окружавшая их, не смутила мудрецов. Чистая, святая невинность, возвышенное благородство души, кротость, смирение, отражённые в лице Святой Девы, красота небесного Младенца – всё ясно говорило их душам, что они у цели. Волхвы поклонились Божественному Младенцу, открыли свои сокровищницы и принесли Ему в дар золото, ливан и смирну.

Вероятно, в их отечестве был обычай приносить дары новорождённым младенцам; но эти дары имели и другое, таинственное значение. Подати царей собирались золотом; ливаном (ладаном) называлось курение, посвящённое Богу, а смирной (драгоценным благовонным маслом) бальзамировали тела умерших. Следовательно, они принесли Младенцу: золото как царю; ливан, как Богу; смирну как человеку. Волхвы хотели на другой день утром возвратиться к Ироду с радостным известием, но Бог, пред Которым открыто было сердце злобного, коварного царя, во сне предупредил мудрецов. И они возвратились в своё отечество иным путём, не зайдя к Ироду.

Константин Льдов
Волхвы

В сиянье звёздном к дальней цели

Спешит усердный караван;

И вот леса зазеленели,

Засеребрился Иордан.

Вот башни Иерусалима,

Громады храмов и дворцов, —

Но горний свет неугасимо

Зовёт всё дальше мудрецов.

Струит звезда над Палестиной

Лучи прозрачные свои…

Вот над уснувшею долиной

Гора пророка Илии.

Всё ниже, ниже свет небесный.

Вот Вифлеем – холмов гряда…

И над скалой пещеры тесной

Остановилася звезда.

Лучи небесные погасли;

Янтарный отблеск фонаря

Чуть озаряет ложе-ясли

Новорождённого Царя.

Волхвами вещий сон разгадан,

Открылся Бог своим рабам.

И смирну, золото и ладан

Они несут к Его стопам.

Младенец внемлет их рассказам.

Небесный луч им светит вновь:

В очах Христа – предвечный разум,

В улыбке – вечная любовь.

Афанасий Фет

* * *

Ночь тиха. По тверди зыбкой

Звёзды южные дрожат.

Очи матери с улыбкой

В ясли тихие глядят.

Ни ушей, ни взоров лишних.

Вот пропели петухи —

И за ангелами в вышних

Славят Бога пастухи.

Ясли тихо светят взору,

Озарён Марии лик.

Звёздный хор к иному хору

Слухом трепетным приник.

И над ним горит высоко

Та звезда далёких стран;

С ней несут цари Востока

Злато, смирну и ливан.

Поликсена Соловьёва
За Христом
(Легенда)

Когда появилась новая звезда на востоке и возвестила миру о рождении Мессии, вавилонский мудрец Артабан решился идти в Вифлеем с другими волхвами, чтобы поклониться Христу. Он продал всё, что имел, и на вырученные деньги купил три драгоценности: сапфир, синий, как морская волна, рубин, красный, как алая кровь, и жемчужину, прекрасную и печальную, как застывшая слеза. Эти три драгоценности хотел он принести в дар родившемуся Царю.

Вечером волхвы должны были сойтись в условленном месте, чтобы рано утром пуститься в далёкий путь.

К назначенному месту вела узкая тропа среди унылых болот. Артабан торопился и ласковыми криками погонял своего верблюда.

Над болотами стояли тихие сумерки. Вдруг среди тишины задрожал слабый стон.

Артабан подумал, что заплакала ночная птица, но, проехав немного дальше, увидал на тропинке лежащего человека. Быстро сошёл Артабан с верблюда и наклонился над лежавшим. Судя по одежде и по лицу, это был чужестранец. Глаза его были закрыты, и он продолжал жалобно стонать. Вероятно, его свалил на землю припадок страшной болотной лихорадки. Артабан достал из дорожного мешка крепкого душистого вина и влил несколько капель в рот неизвестному человеку, с трудом разжав плотно стиснутые побелевшие губы. Потом он накрыл больного тёплым плащом и стал ждать, когда он очнётся, чтобы посадить его на верблюда и довезти до ближайшего селения.

Альбрехт Дюрер. Поклонение волхвов. Флоренция, галерея Уффици

А время шло. Стемнело. Замигали звёзды, и задрожали их отражения в стоячих болотных водах.

Когда Артабан вышел из дома, где ему удалось устроить больного чужестранца, ему дохнуло в лицо предрассветным холодом, и алая полоса протянулась на востоке в позеленевшем небе.

Быстро зашагал озябший верблюд своими длинными шишковатыми ногами, но, когда он донёс Артабана до назначенного места, солнце стояло высоко, и волхвов не было: они уехали в Вифлеем, не дождавшись своего товарища.

Глубоко огорчился Артабан. Стоял он и с тоскою смотрел на бледные узоры пепла, покрывавшего мёртвые угли костра, оставленного волхвами и давно погасшего. Верблюд тоже был печален, низко опустил голову и глядел на хозяина потускневшими глазами.

Артабан хотел дать ему сочных зелёных листьев, но верблюд отвернулся. Дыхание с шумом вылетало из его сухого, горячего носа.

Артабан понял, что верблюд болен и что на нём нельзя ехать дальше.

Пришлось возвращаться в Вавилон. Там он продал свой сапфир, купил другого верблюда и свежих припасов и пустился в дальний одинокий путь.

Проезжал он людными шумными городами, где люди бегали, суетились и сновали, как муравьи в потревоженном муравейнике.

Проезжал тихими селеньями, где шла незаметная вековечная работа и звучали унылые песни. И в шуме городов, и в тишине селений ему слышалась иная нежная песня – та песня, что пела юная Мать, склоняясь над Светлым Младенцем. Проезжал Артабан городами и лесами, прислушиваясь к голосам птиц и потоков. И птицы, и потоки повторяли ему одно:

– Спеши, Он ждёт тебя в Вифлееме.

Проезжал Артабан горячими песками пустыни, где жгучий воздух тяжело ложился на грудь, как расплавленный свинец, где всё было неподвижно и вся земля однообразно холмилась, точно волны застывшего моря. И там, где тяжкий воздух смыкался с жаркой землёю, вставали вдруг белые стены, и Артабан видел в полуоткрытую дверь женщину в белой одежде с Младенцем на коленях. Это был мираж пустыни, возникавший и таявший в дрожи раскалённого воздуха, но образ Матери и Младенца жил в душе мудреца и манил, и звал его в Вифлеем.

И вот, наконец, показался вдали желанный город. Белые домики с плоскими крышами розовели от света вечерней зари. Артабан слез с верблюда, упал на землю и поцеловал её. Пешком вошёл он в городские ворота и направился по узкой улице, чтобы отыскать дом, где жили Мать и Младенец.

Хуан Баутиста Майно. Поклонение волхвов. Мадрид, музей Прадо

Был вечерний час, когда городская жизнь обыкновенно затихает, улицы и площади пустеют, но в Вифлееме стоял шум на улицах, слышались крики, женские вопли, визг и плач детей. Мимо Артабана пробегали женщины с отчаянием на лице, прижимая к груди плачущих, испуганных детей. За ними гнались воины с обнажёнными мечами и злобными нахмуренными лицами.

Артабан только что хотел спросить у одного прохожего, что всё это значило, как вдруг молодая женщина с обезумевшим от горя и ужаса лицом бросилась перед ним на колени и, задыхаясь, стала умолять:

– Отец мой, спаси, спаси моего ребёнка!.. Они хотят убить его!

И она старалась спрятать в складках своей одежды крошечного смуглого мальчика. Его большие чёрные глаза, расширенные страхом, казались непомерно огромными на бледном личике. Он не плакал, но весь дрожал, вцепившись маленькими пальчиками в складки материнской одежды.

А женщина всё повторяла:

– Спаси!.. Убьют, убьют!..

– Кто убьёт? – спросил Артабан.

– Воины царя Ирода. Им велено избивать всех младенцев в Вифлееме.

Ужаснулся Артабан, но не испугался за Того, Кому пришёл поклониться. Он знал, что Царь Царей не мог погибнуть от рук воинов Ирода.

Рафаэль Санти. Сикстинская Мадонна. Дрезден, Галерея старых мастеров

А женщина всё умоляла и плакала у ног, и вдруг из-за стены соседнего дома показался центурион. Багрянец зари отразился на его блестящем шлеме и латах, точно он весь был облит кровью. Женщина вскрикнула и упала на землю, прикрыв собою ребёнка, но воин уже заметил мальчика и направился к нему, обнажая меч.

– Остановись, – сказал Артабан и выступил вперёд. – Я предлагаю тебе выкуп.

Он вынул из пояса рубин и протянул его центуриону.

Как капля алой крови, сверкнул драгоценный камень в протянутой руке. Его блеск ослепил центуриона.

– Спрячьте скорее ребёнка, – пробормотал он, хватая рубин, – скорее спрячьте, чтобы его не увидели мои воины.

И он побежал дальше по улице, размахивая мечом.

От трёх драгоценностей у Артабана осталась одна жемчужина. Её-то он и хотел принести в дар Царю, поэтому Артабан отправился в Египет. Туда бежали родители Младенца, спасая Его от воинов Ирода. Так сказал Артабану один житель Вифлеема – сосед плотника Иосифа.

Из древних еврейских писаний Артабан знал, что Мессии для неведомых божественных целей предстояло много страдать на земле, узнать нужду, гонение и попасть в плен к злым людям. Поэтому, приехав в Египет, Артабан стал ходить по тюрьмам, навещать бедных и больных. Множеству людей удалось ему помочь, но среди них не нашлось ни единого, перед кем мудрец мог бы преклониться. Отыскивая повсюду Того, к Кому рвалась его душа, Артабан бродил из города в город, из селения в селение, и повсюду вслед ему неслись благословения людей, спасённых или утешенных им.

Быстро мелькали дни, прошли весна, лето, осень и зима, словно перелётные птицы. Так незаметно прошло тридцать три года.

Старый и усталый, слабый и больной вернулся Артабан в Иерусалим. Был праздник Пасхи, и по улицам двигались толпы народа.

Огромная толпа теснилась и глухо шумела, направляясь к северным городским воротам. Артабан спросил, куда все идут, и ему отвечали, что это ведут на распятие Человека, называвшего Себя Царём Иудейским.

Артабан вздрогнул. Не его ли это Царь?

Он не понимал, как это могло случиться, но знал и верил, что божественное предопределение непостижимо для человеческого разума. «Быть может, на мою долю выпадет высшее счастье выкупить Царя моего», – подумал он, вспомнив о жемчужине, оставшейся у него и самой ценной из всех сокровищ.

И, с трудом передвигая свои старые, больные ноги, направился он к северным воротам вслед за толпою.

«Если бы увидать Его, взглянуть только!» – думал мудрец, и сердце его замирало от жажды и тоски, но толпа отделяла его от Осуждённого шумным пёстрым потоком.

Когда Артабан поравнялся со входом тюрьмы Ирода, ему навстречу попался отряд воинов. Они тащили за собою молодую девушку в разорванной одежде, с распущенными волосами. Она цеплялась за выступы стены и горько рыдала. Воины старались схватить её и осыпали ударами дрожащее тело. Девушка билась в их руках, как пойманная птица, и волнистые волосы взвивались у неё за плечами, как два чёрных крыла.

Вдруг взгляд её встретился с сочувственным взглядом кротких старческих глаз Артабана. Она ухватилась за край его длинной белой одежды и закричала:

– Сжалься надо мною, отец мой! Освободи меня, если можешь! Я твоя соотечественница: по одежде вижу, что ты из Ирана. Мой отец был персидский купец, разорился и умер, и теперь меня за его долги хотят продать в рабство. Спаси, спаси меня! Лучше смерть, чем позор и плен!

Со вздохом вынул Артабан из пояса заветную жемчужину и протянул её девушке.

– Вот твой выкуп, дочь моя, – тихо сказал он. – Дарю тебе моё последнее сокровище во имя Царя моего, за которым иду.

И он пошёл за удалявшейся толпой, а девушка бросила жемчужину обрадованным воинам и последовала за старым мудрецом. Дрожащей рукой он опёрся на её плечо, и ему стало легче идти. Но всё-таки они двигались медленно и ещё не достигли ворот, когда толпа, следовавшая за Осуждённым, была уже за городом. У ворот Артабан должен был присесть на камень, чтобы немного отдохнуть, а девушка побежала за водой и, напоив его, осторожно смочила ему больную пылавшую голову.

– Идём, идём скорее, мы опоздаем, – шептал Артабан, и они снова пустились в путь, ступая по раскалённым каменным плитам. Вскоре они поравнялись с городской стеной. Ярко сверкали на солнце желтоватые камни, но вдруг погасли, точно на них упала тень от внезапно налетевшей грозовой тучи. Жуткий сумрак прикрыл всю землю тёмными крыльями. Раздался страшный удар грома, земля вздрогнула и заколебалась. Зашатались стены домов, чёрный душный вихрь взвил и закрутил столбы дорожной пыли, и свист и гул смешались с испуганными криками людей, звенящим ржанием лошадей и унылым воем собак. Колебание земли всё усиливалось. Люди и животные метались, ища спасения и попадая под осыпающиеся камни и обломки домов. Большой камень сорвался со стены и ударил Артабана в голову. Старик упал как подкошенный. Молодая девушка вскрикнула и бросилась к нему. Он лежал неподвижно, лицо его было бледно и спокойно, глаза закрыты. Но вот дрогнули веки, раскрылись глаза. Они смотрели вверх, на потемневшее небо. В тяжёлом душном воздухе раздалась нежная тихая музыка, точно пел неслыханный голос и вздыхали вслед за ним струны невидимой арфы. Девушка подняла голову, оглянулась. Никого не было. Все разбежались и попрятались. А небывалые звуки продолжали звенеть всё нежнее, всё блаженнее.

Вдруг бескровные губы Артабана зашевелились, и он заговорил, как бы отвечая небесному голосу:

– Нет, Господи. Когда же я видел тебя голодным и накормил, жаждущим и напоил? Когда видел Тебя странником и приютил, в темнице и навестил, озябшим и усталым и успокоил и согрел? Тридцать три года искал я Тебя, но ни разу не видел лица Твоего, Господь мой и Бог мой!

Он замолчал, а в тишине снова зазвучал небывалый голос. Молодая девушка не могла разобрать слов, но по блаженно просветлевшему лицу умирающего мудреца увидела, что он понял.

Небесный голос говорил ему:

– То, что ты сделал последнему из Моих меньших братьев, ты сделал и Мне. Благо тебе, дорогой и верный раб! Войди в радость Господа твоего.