Текст книги "Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба"

В последнее время к личности и творчеству М. А. Чехова проявляется большой и все растущий интерес. Событием, отмеченным театральной общественностью, стал выход в свет в 1986 г. посвященных ему двух томов «Литературного наследия», что дает возможность прикоснуться к его теоретическим трудам, попытаться понять творческий мир этого замечательного мастера и причины, побудившие его покинуть родину. И здесь, конечно, прежде всего следует выслушать самого Михаила Александровича, который с редкой, пронзительной искренностью рассказал о своих исканиях, тяжелых душевных кризисах, отстаивании права на свой путь в искусстве.

М. А. Чехову посвящены и часть публикуемых в сборнике воспоминаний Е. М. Чеховой о молодости артиста, окрашенных светлыми, радостными тонами, и впервые публикуемые мемуары С. М. Чехова. Во всех этих материалах отражены важнейшие вехи его биографии: Суворинский театр в Петербурге, Московский Художественный театр, затем Первая студия Художественного театра и, наконец, МХАТ 2-й, художественным руководителем и ведущим актером которого был Чехов. Его успех в ролях Хлестакова, Гамлета, Мальволио (по Шекспиру), Аблеухова (по роману А. Белого «Петербург»), Эрика XIV (в одноименной пьесе Стриндберга) был ошеломляющим. Талант Михаила Александровича признавали все, а те, кому довелось видеть его на сцене, помнили об этом всю жизнь.

Первым отметил дарование Михаила Чехова Станиславский. Прослушав в исполнении начинающего артиста монолог Мармеладова из «Преступления и наказания» Достоевского и отрывок из «Царя Федора Иоанновича» А. К. Толстого, он сказал Вл. И. Немировичу-Данченко: «Племянник Антона Павловича Миша Чехов – гений». После этого в 1912 г. Чехов и был принят в Художественный театр.

О выдающемся таланте актера Чехова писали С. Бирман, С. Гиацинтова, А. Дикий и многие другие известные актеры. А. Д. Попов утверждал: «Своим огромным талантом Чехов широко раздвинул границы сценического реализма»[17]17
  Попов А. Воспоминания и размышления о театре. М., 1963. С. 108.


[Закрыть].

Однако методы работы Чехова-режиссера, его театральная система, приверженность к классике и ее трактовка вызвали резкое неприятие А. Дикого и группы актеров (О. Пыжова и др.), упрекавших Чехова в увлечении мистицизмом, в его якобы враждебной «духу времени» деятельности. Актриса С. Бирман возражала Дикому, отвергая, в частности, его упреки Чехову в том, что он занимался с учениками «мистическими радениями»: «Мы видели в Чехове театр. Только театру учил он нас. Никто не занимался идеологической пропагандой»[18]18
  Бирман С. Путь актрисы. М., 1962. С. 171.


[Закрыть].

Особенно болезненным для Чехова оказалось расхождение с единомышленниками, теми, кто вместе с ним создавал театр, – Б. Сушкевичем и И. Берсеневым. В результате острого кризиса, может быть, даже опасаясь ареста, М. А. Чехов оказался в эмиграции. «Знаю, что не в моих силах ответить на вопрос, почему Чехов покинул родину. Думаю, что сделал он это, почувствовав себя ненужным, устранил себя – нелюбимого»[19]19
  Там же. С. 122.


[Закрыть], – писала Бирман.

На обстоятельства этой трагедии артиста в известной мере проливают свет воспоминания его двоюродного брата Сергея Михайловича. Их автор, профессиональный художник, всю жизнь был причастен к творчеству А. П. Чехова. Его работы, посвященные А. П. Чехову, экспонировались и выходили отдельными изданиями («По чеховским местам Подмосковья», «Мелихово», «Дом-музей А. П. Чехова в Ялте», серия портретов членов чеховской семьи и т. д.). В 1958 г. Сергей Михайлович вместе с сыном Сережей, тоже художником, к сожалению, рано ушедшим из жизни, повторил путь А. П. Чехова по Сахалину, создав серию линогравюр «Сахалин каторжный и Сахалин советский».

Сергей Михайлович известен также как неутомимый собиратель биографических и мемориальных материалов, связанных с Чеховым и его семьей. Результатом этой работы явилась тщательно составленная родословная, широко использованная при подготовке Полного собрания сочинений и писем А. П. Чехова в 30 томах (М.: Наука, 1974–1983, в настоящее время выходит 2-е издание). Достаточно сказать, что в этом издании имеется около 120 ссылок на материалы и свидетельства С. М. Чехова! Хорошо известны чеховедам его статьи и книга «О семье Чеховых» (Ярославль, 1970).

Все, кто знал Сергея Михайловича, могут засвидетельствовать, с какой страстной заинтересованностью, не щадя сил и здоровья, он буквально сражался, отстаивая свою позицию в вопросах мемориальности музеев, чеховской родословной, режиссерской трактовки произведений Чехова в театре и кино, с какой щедростью помогал чеховским музеям, передавая сохраненные им семейные реликвии, как охотно делился с исследователями своими знаниями.

После смерти Сергея Михайловича его ценнейший архив – за небольшими исключениями – был передан в ЦГАЛИ. К числу исключений относятся публикуемые здесь воспоминания (рукопись полностью находится у вдовы Сергея Михайловича Валентины Яковлевны Чеховой). Память Сергея Михайловича сохранила много драгоценных подробностей жизни великого артиста. Мемуарист находился рядом с ним во время зенита его славы, а затем тех сложных, драматических обстоятельств, которые вызвали его отъезд из России.

Сергей Михайлович является участником описываемых событий. Любя брата, переживая вместе с ним судьбу его театра, добившись в нем успеха на поприще театрального художника, он, может быть, иногда и пристрастен в оценке лиц и событий. Но бесспорно одно – Сергей Михайлович был верным соратником Чехова-режиссера и, безусловно, разделял его позицию – необходимость обращения к подлинным художественным образцам, ради воплощения которых и работал Михаил Александрович над новой актерской техникой. «Классики, – писал М. А. Чехов, – величие которых в том и заключается, что они далеко выходили за пределы своего времени и в своем творчестве затрагивали интересы грядущих эпох, эти классики оживут и заговорят с нами на нашем языке, если мы, вместо того чтобы душить и гнать их, предоставим в их распоряжение новую технику, новое искусство, нового актера, могущего воплотить классика так, как хочет этого эпоха»[20]20
  Михаил Чехов. Лит. наследие. М., 1986. Т. 1. С. 145.


[Закрыть]. О творческой близости братьев Чеховых свидетельствует их совместная работа над спектаклем «Смерть Иоанна Грозного».

Дневник Павла Егоровича кончался записью: «1898.6 февраля у Миши и Лели родилась в Ярославле дочь Евгения». Антон Павлович приветствовал невестку Ольгу Германовну, мать новорожденной, шутливым посланием: «…поздравляю Вас с прибавлением семейству и желаю, чтобы Ваша дочь была красива, умна, занимательна и в конце концов вышла замуж за хорошего человека… который от своей тещи не выскочил бы в окошко».

Шестилетнюю Женю, крестницу Чехова, и ее трехлетнего брата Сережу привезли летом 1904 г. в Ялту, где чеховскую семью настигло известие о смерти Чехова в Баденвейлере. Память девочки, почувствовавшей важность события, сохранила многие детали этих дней – и осиротевшую белую дачу, и отъезд взрослых в Москву на похороны, и их возвращение, и скорбную фигуру Ольги Леонардовны в кресле в кабинете писателя…

Евгения Михайловна Чехова говорила, что ее отец создавал биографию Чехова у нее на глазах: в ответ на просьбы детей Михаил Павлович рассказывал им о своих дедушке и бабушке, о жизни в Таганроге, затем – о Москве и Мелихове.

Так же родились и мемуары самой Евгении Михайловны: она охотно отвечала на вопросы, щедро делясь воспоминаниями о дорогих ей и близких Чехову людях – о любимой тетке «Маше, Машеньке, Графине», Александре Павловиче и его сыне Мише, о своем отце…

К жанру воспоминаний Евгения Михайловна обратилась уже в зрелом, если не сказать преклонном возрасте. Всю свою жизнь она посвятила музыке, работая в Московской консерватории певицей-иллюстратором концертмейстерского класса. После открытия в 1954 г. Дома-музея А. П. Чехова в Москве она активно включилась в его работу, организуя музыкальные вечера. Неразрывно связана ее судьба с другим Домом-музеем Чехова – в Ялте – и с Музеем-заповедником в Мелихове, которым она всегда была готова прийти на помощь.

С 70-х годов квартира Евгении Михайловны на Пятницкой становится своеобразным центром, где собираются писатели, литературоведы, «музейщики», артисты и режиссеры – все, кто причастен к Чехову, занимается им, любит его. Здесь можно было встретить О. Н. Ефремова, А. П. Зуеву, А. А. Попова, М. И. Прудкина, И. М. Смоктуновского, Е. А. Хромову, С. Г. Десницкого, И. С. Козловского, чеховедов – 3. С. Паперного, Э. А. Полоцкую, Т. К. Шах-Азизову, музыкантов – М. В. Водовозову, А. А. Егорова, К. А. Юганову, музейных сотрудников – Ю. К. Авдеева с женой Любовью Яковлевной, Г. Ф. Щеболеву, Г. А. Шалюгина, А. В. Ханило.

Удивительную атмосферу непринужденности, свободы и веселья умела создавать чеховская крестница. Она тщательно готовилась к каждому своему вечеру. И каждого ждал подарок. Обычно это были сделанные ею шляпки из разноцветной бумаги. И когда, например, Иван Семенович Козловский надевал смешной цилиндрик, – он совершенно преображался. Розыгрыши, шутки, неожиданные «номера» следовали один за другим. Весело встречался каждый подарок шуточной беспроигрышной лотереи. Так, например, А. А. Попов однажды выиграл веник и гордо пошел с ним на репетицию в Художественный театр. И, конечно, невозможно забыть, как на именины, в сочельник, хозяйка дома в свои 80 лет встречала гостей в наряде Снегурочки. И все это легко, естественно, с юмором. Создавалось впечатление, что Евгения Михайловна несла в себе один из чеховских «генов» – по ассоциации вспоминались рассказы современников Чехова о веселой атмосфере в чеховском доме на Кудринской или в Мелихове.

Много интересного узнавали гости и посетители квартиры на Пятницкой о Чехове, его семье. Иногда это был рассказ об отце, которого Евгения Михайловна боготворила, или о «тете Лике», которую она хорошо помнила, а то хозяйка доставала подаренные ей Марией Павловной письма Миши Чехова, в те времена еще начинающего актера, – и все весело смеялись, соприкасаясь с непринужденной, веселой чеховской атмосферой, отраженной в письмах племянника и тетушки.

Однажды Евгения Михайловна показала нам прекрасно изданную книгу Ольги Чеховой «Мои часы идут по-другому» на немецком языке и рассказала удивительную историю, вернее, то, что ей было известно о судьбе этой, можно смело сказать, легендарной женщины. Но здесь лучше обратиться к самим воспоминаниям Евгении Михайловны, опубликованным в сборнике.

Когда вторично в 1984 г. в Москву приехала внучка Ольги Константиновны и Михаила Александровича, Вера Чехова, немецкая актриса, Евгения Михайловна пригласила ее в гости. Вера пришла с мужем, режиссером В. Гловной, и со съемочной группой – фирмой ФРГ снимался фильм в Чехове.

И вот они сидят рядом – Евгения Михайловна, уже тяжело больная, с трудом передвигающаяся (ей оставалось жить менее двух месяцев), и изящная, выглядевшая совсем юной Вера, почти не говорящая по-русски.

Однако через несколько минут в квартире на Пятницкой за накрытым столом («должно быть все, как принято у Чеховых, обязательно – пирог с капустой») воцарилась непринужденная, истинно чеховская атмосфера, назывались имена «дяди Антона», Миши Чехова, Ольги Леонардовны. И вопросы, вопросы… Участники беседы даже не чувствовали, что идет съемка. Эта была живая связь поколений, атмосфера того единения, которое рождает имя «Чехов».

Сто шестьдесят лет охватывает чеховская летопись, с которой познакомится читатель настоящего сборника, – от 1825 г., когда в семье крепостного Егора Чехова родился сын Павел, и до середины 80-х годов нашего века. История чеховской семьи, по живым свидетельствам тех, кто принадлежал к ней, важна, конечно, прежде всего для более полного понимания личности и творчества А. П. Чехова. Но эта мемуарная родословная представляет также несомненный интерес и как часть истории России, богатой талантами, осуществлявшими свое назначение, несмотря на препятствия, стоящие на их дороге. А кроме того, судьба всех Чеховых – авторов этой книги, их победы и поражения дают богатую пищу для размышлений о важности для каждого человека самовоспитания характера и воли, стойкости в преодолении трудностей, верности в следовании по избранному пути, уважения к людям и к своему назначению.

Е. М. Сахарова

Жизнь Павла Чехова

Царствование Николая I.

1825 Родился в с. Ольховатке Воронежской губ. Острогож. уезда от Георгия и Ефросинии Чеховых.

1830 Помню, что мать моя пришла из Киева, и я ее увидал.

1831 Помню сильную холеру, давали деготь пить.

1832 Учился грамоте в с. школе, преподавали по А. Б. по-граждански.

1833 Помню неурожай хлеба, голод, ели лебеду и дубовую кору.

1834 Учился пению у дьячка Остапа.

1835 Ходил в церковь и пел на клиросе.

1836 Родился брат Митрофан.

1837 Приехал регент дьякон, жил у нас и учил меня на скрипке.

1838 В певчевском хоре я пел 1-м дискантом.

1839 Учился закону божию у свящ. о. Константина Устиновского.

1840 Учился на сахарном заводе у арендатора Гирша сахароварению.

1841 Отец откупил все семейство на волю за 3500 руб. ас. по 700 р. за душу.

1842 Гирш отправил меня с быками в Москву для продажи.

1843 Выехали совсем из родины в Зайцовку к дедушке Шимке.

1844 Из Ольховатки переехал в Таганрог 20 июля к купцу Кобылину.

1845 Начал там заниматься торговлею по конторской части.

1854 Вступил в брак с девицею Е. Я. Морозовою 29 октября.

1855 Родился у нас сын Александр 10 августа.

1856 Царствование Александра II.

1857 Открыл самостоятельно торговлю в Таганроге (3-й гильдии).

1858 Родился у нас сын Николай 9 мая.

1859 Открыл торговлю по 2-й гильдии купеческого свидетельства.

1860 По выбору целого городского общества утвержден ратманом таганрогской полиции 2 генваря градоначальником. Родился у нас сын Антоний 17 генваря

1861 Квартировали в доме Евтушевского, в котором родился у нас сын Иоанн 18 апреля.

1862 Торговля производилась на Петровской площади против собора.

1863 Родилась у нас дочь Мария 31 июля.

1864 Торговлю производил на Петровской улице в д. Третьякова.

1865 Родился у нас сын Михаил 6 октября.

1866 По выбору купеческого общества утвержден градоначальником в члены торговой депутации с 11 февраля.

1869 Родилась дочь Евгения 12 октября, а скончалась в сентябре 1871 г.

Торговля производилась в доме Моисеева.

1870 По определению городской думы составлен формулярный список 12 ноября.

1871 Государь император в 17-м декабря соизволил пожаловать серебряную медаль для ношения на Станиславской ленте на шее за усердную службу.

1872 Ездили с Е. Я. в Москву на политехническую выставку, а оттуда в Шую Вл. губ. к Закорюкиным. Были в Калуге, виделись с семейством брата Михаила Георгиевича Чехова.

1875 Александр, сын, окончивший курс в Таганрогской клас. гимназии с серебряной медалью, отправился с братом Николаем, гимназистом V кл., в Москву 10 августа. Александр поступил в университет, а Николай в школу художественной живописи и ваяния.

1876 Окончательно я оставил собственную торговлю и Таганрог, выехал в Москву 23 апреля.

В этом же году приехали в Москву Евгения Яковлевна и дети Маша и Миша 25 июля.

1877 Ваня, сын, приехал окончательно из Таганрогской гимназии.

1878 Антоша остался в Таганрогской гимназии оканчивать учение. Мамаша скончалась 26 февраля в Княжей.

Родитель мой, Георгий Михайлович Чехов, приехал в Москву 26 августа для свидания с нами последний раз.

1877 В Москве я жил без всякого занятия 10 месяцев. К строителю Троицкого подворья на Ильинке поступил с 18 февраля для отчета громадного дома.

К московскому купцу И. Е. Гаврилову приглашен в конторщики по торговле 10 ноября с окладом жалованья.

1879 Антоша по окончании курса в Таганрогской гимназии приехал в Москву 8 августа для поступления в университет. По возвращении из Москвы и Калуги Георгий Михайлович, родоначальник наш, умер 12 марта в слободе Твердохлебовое Бог. уез.

1881 Кончина Александра II, царствование Александра III.

1889 Скончался сын наш Николай 17 июня, погребен в г. Сумах Харьк. губ.

1890 Антоша поехал на Сахалин в апреле, вернулся благополучно в декабре.

1891 Сего года 28 апреля прекращены мои занятия и служебные дела по торговле у почетного потом, граж. И. Е. Гаврилова.

1892 Куплено имение Антоном при с. Мелихове 1 марта, вся семья наша переехала из Москвы в деревню жить. Второй раз я ездил в С.-Петербург в октябре.

1893 9 июля Ваня с Софьей Влад, венчался в Мелихове.

1894 Начало царствования Николая II.

1896 Антоша сделал училище в Талеже, колокольню в Мелихове.

1897 Была всенародная России перепись. Неурожайный год. Антоша сделал училище в Новоселках. 1 сентября Антоша поехал за границу. Ваня получил большую медаль на шею на Станиславской ленте.

1898 6 февраля у Миши и Лели родилась дочь Евгения в Ярославле. К Пасхе Миша получил орден.

Н. П. Чехов. < Детство >

I

Я помню себя с того времени, когда я жил в маленьком одноэтажном домике с красной деревянной крышей, домике, украшенном репейниками, крапивою, куриной слепотой и вообще такою массою приятных цветов, которая делала большую честь серому палисаднику, обнимавшему эти милые создания со всех сторон. Нет ничего легче, как пробраться в этот трехоконный домик: стоит только перелизнуть через забор, и готово, брать в руки щеколду. Если кто-либо, движимый рычагом цивилизации, захотел проникнуть во двор, минуя указанный выше способ доставки своей особы через забор, то должен был сначала обеими руками взяться за кольцо калитки и, понатужившись, стараться повернуть его вправо, затем, видя, что кольцо не поддается даже после чрезмерных усилий, цивилизованному человеку нужно отереть пот, посмотреть на забор, ворота, на палисадник с его милыми цветами, окрашенными лунным светом, посмотреть на луну и опять приняться за трудную работу.

Ни улица, поросшая какими-то небывалыми, но прекрасными кустиками, которых так любовно ласкает луна, ни воздух, в котором чувствуется вся поэзия южной ночи, ни абсолютнейшая тишина, ничто, ничто в мире не привлечет внимания цивилизованного человека, он занят, он, все еще пыхтя, борется с кольцом. Бывали нередко случаи, когда подобная операция имела счастливый успех, и счастливец был поощряем. Ужаснейший выстрел свидетельствовал, что калитка была отворена, это может подтвердить даже та стая псов, которая с громким лаем обыкновенно несется к месту катастрофы. Счастливец закрывает калитку с приятной улыбкой и любовно смотрит через палисадник на открытые пасти псов, с большой энергией грызущих частокол, и их дикое рычанье производит на него отрадное впечатление, в нем он слышит хвалебную песню его особе за его… Но не в том дело. В этом домике пять комнат и затем три ступеньки вниз ведут через кухню к тому святилищу, где возлежат великие мужи, хотя самый старый из них немножко перешагнул аршин. Комната, в которой почивают еще великие мужи, очень просторна; она разрослась в вышину на три аршина и в ширину на пять. Она выбелена и раскрашена под мрамор. Злые языки утверждают, что она только выбелена, что же касается до раскраски, то это, как говорят они, не что иное, как «последствия совершенного насилия над слабым индивидуумом и к тому же впоследствии убитым». Но я не согласен с их мнением, есть очень много мраморных стен, но неужели каждая носит на себе печать убийства… какие пустяки!..

Хотя я и не стою за это мнение, но тем не менее его и не отрицаю.

Гаснущая лампадка указывает на иконы какого-то неопределенного цвета, между тем умирающий луч ее скользит по лицам и одеялу спящих, обрисовывая четыре рядом лежащие фигуры малолетних юнцов. Лампадка со скрипом тухнет, и комната погружается во мрак. Из кухни слышится храп, и кажется, что этим аппетитным храпом просопел весь город. На улицах темно, пусто, дико; луна не знает, за какое облачко ей спрятаться, потому что не нашла в городе ни одного поэта, хотя бы помещающего свои талантливые произведения в почтовом ящике. Наконец, самолюбие луны берет верх, она прячется и уж больше не показывается. Где-то крикнувший петух захлопал крыльями, где-то зевнула собака, и все смолкло. Это таганрогская ночь.

II

Назойливый луч солнца прошел сквозь ставни и разбудил меня. Прищурившись, я посмотрел на него и повернулся в сторону. (Он) осветил по очереди всю спящую компанию и, играя на лице каждого, как бы думал, вызовет ли эта игра эффект или нет.

Все в комнате было мертво, всюду раздавалось тонкое сопенье, покрываемое толстым храпом из кухни, но была и жизнь. Жил один только дымчатый луч солнца, нечаянно пробравшийся сквозь щель ставни и замерший на первой попавшейся ему фигуре, принадлежащей Ивану. Он поласкал ее, обнюхал, но Иван счел за нужное перевернуться на другой бок, чем, должно быть, очень оскорбил достоинство луча, так как сейчас же последний остановился на давно уже бодрствующей фигуре Антона. В то самое время, когда луч осветил его нос, Антон, обхватив колена руками, глубокомысленно рассуждал, что больше, кит или кашалот, но тот же луч, сев ему на правый глаз, помешал его мозгам привести свои мысли к какому-либо положительному результату. Все знания эквилибристики были пущены в ход: ослепленный Антон заболтал руками и ногами зараз, точно хотел сказать: «А ведь мы еще не умерли, мы спим»; и если и не прикрыл свои глаза ладонью вроде козырька, то только потому, что был слишком увлечен своим занятием гимнастикой. По-видимому, он обиделся за прерванную цепь его научных рассуждений. Я не знаю, хотел ли он свои соображения подвести под научную категорию, но, насколько помнится, ни одна академия наук не признала его своим членом. Обиженный луч делает свое дело: он идет дальше и освещает мою особу, которая трудится над разрешением важного вопроса: из чего делается смычок для скрипки. Утомив свой мозг над решением трудной задачи, я вдавался в область астрономии. Желая изощрить свое зрение, я пристально вглядывался в луч, как бы желая отыскать в нем законы физического спектра, но – увы! Я пал жертвою науки: я сделался косым. Надоедливый луч расхаживал и по лицу Александра; сначала Александр отмахивался от него, как от мух, затем проговорил что-то вроде «меня сечь, за что?», потянулся и сел. Три старших брата сидели рядом в одной и той же позе и глубокомысленно молчали. Кинув в сторону философские рассуждения, Антон вытащил из-под подушки какую-то деревянную фигурку, которая, по его мнению, должна была олицетворять некоего мифического «Ваську». Взяв деревяшку за то место, где, по его мнению, должна быть голова, он начал проделывать с ним самые уморительные штуки: сначала «Васька» прыгал у него на коленях; затем вместе с Антоном он пополз по мраморной стене. Я и Александр смотрели с большим наслаждением на все похождения «Васьки» до тех пор, пока Антон, оглянувшись, не спрятал его самым быстрым образом обратно под подушку. Дело в том, что проснулся Иван. «Где моя палочка, отдайте мою палочку», – запищал он и далее поднял такой страшный рев, на который сбежалась прислуга и встревоженная мать. В то самое время, когда мать утешала Ивана, умоляла нас, ребятишек, отдать ему палочку, Иван переставал реветь и с большей энергией нюхал воздух, чувствуя себя кровно обиженным. Антон, желая удостовериться, нет ли под подушкой палочки, прятал под нее как можно дальше своего «Ваську».

Уже давно три старших брата бегают на дворе по крыше погреба, а крик в комнате все еще продолжается. Одному из них у погреба удалось найти знаменитую палочку, и сразу все трое с громким криком, царапаясь и невозможно подставляя синяки друг другу, принялись оспаривать право на владение палочкой. Неистовый шум от погреба перешел к тому окну, в котором показалась фигура капризнейшего из смертных. С ловкостью пантеры он перескочил за окно, подбежал к воюющей компании, зажмурил глаза, открыл рот и принялся с большою ловкостью наносить удары направо и налево. В конце концов он остался победителем и, завладев трофеем, самодовольно удалился в комнаты, с наслаждением шморгая носом.

У меня до сих пор живет еще в памяти «моя палочка». Дело в том, что 23 года назад брат моей матери Иван Яковлевич от нечего делать нашел камышинку, из которой он состряпал нечто вроде палки для людей в пол-аршина ростом, верхушку которой он ухитрился так загнуть, что любой кузнец, загибая подковы, позавидовал бы искусству дяди Вани. Дядя был, как говорится, молодцом на все руки. Он торговал в Таганроге в рядах на новом базаре бакалейным товаром, но так как покупатели его мало жаловали, то он свободное время посвящал великому искусству. Плодом его творчества было изображение атаки какой-то мифической крепости, нарисованное на громадном листе бумаги в добрую простыню. Это художественное произведение вместо ширмы отделяло магазин от той каморки, в которой он по природной доброте угощал всякого встречного чаем. Когда занятие искусством его утомляло, то он обращался к своему столу с мраморной доской и делал на нем превкусные конфеты или же клеил из картона какую-либо церковь весьма затейливого характера. Иногда он забегал и к нам только разве для того, чтобы сказать моей матери: «Ну, Евочка, не умереть твоему Сашке своею смертию, он непременно подавится». Это было в тот период детства старшего из нас, Александра, когда он жил у сестры матери, Федосьи Яковлевны, которая, горячо любя племянника, сильно его баловала. Любовно смотрела на Александра и бабушка, уже четыре года разбитая параличом, лежавшая в той самой комнате, где сидел на полу Александр, уписывая разложенные перед его особой лакомства.

Помнится мне, один раз мать была сильно перепугана. Влетает к ней Федосья Яковлевна и со слезами, едва переводя дух, заявляет матери, что «Сашечка подавился». Через пять минут мать была на месте происшествия и застала Александра ревущим во все лопатки и держащим что-то во рту, за левой щекой. Около него суетилась прислуга, всхлипывала, хлопая ладонями, тетка, и даже бабушка перестала улыбаться. Мать посмотрела пристально на Александра, топнула ногой и закричала: «Что у тебя во рту? Вынь сейчас же, подлый мальчишка!» Невозможно описать изумления и радости присутствующих, когда Александр, перестав реветь, открыл рот и вынул оттуда большой волошский орех.

Мы редко видели рыженькую бородку дяди Вани, он не любил бывать у нас, так как не любил моего отца, который отсутствие торговли у дяди объяснял его неумением вести дела. «Если бы высечь Ивана Яковлевича, – не раз говорил мой отец, – то он знал бы, как поставить свои дела». Дядя Ваня женился по любви, но был несчастлив. Он жил в семье своей жены и тут тоже слышал проклятое «высечь». Вместо того чтобы поддержать человека, все придумывали для него угрозы одна другой нелепей, чем окончательно сбили его с толку и расстроили его здоровье. Тот семейный очаг, о котором он мечтал, для него более не существовал. Иногда, не желая натолкнуться на незаслуженные упреки, он, заперев лавку, не входил в свою комнату, а оставался ночевать под забором своей квартиры в росе, желая забыться от надоедливого «высечь», «высечь».

Помнится мне, раз как-то он забежал к тетке и попросил уксусу растереться и, когда она спросила его о чем-то, со слезами на глазах, дядя махнул рукой и быстро выбе…