Текст книги "Шаг навстречу читателям. Хрестоматия участников Московской международной книжной выставки-ярмарки 2019"

Николай Куклев

Николай Васильевич Куклев родился в 1937 году в селе Рыбное Вольского района Саратовской области. Член Российского СП и кандидат в члены Интернационального Союза писателей, академик Европейской Академии естественных наук (Германия), автор теории научного теизма. Образование высшее – МГОУ (МОПИ), 1971 год, факультет географии, заочно. Ветеран педагогического труда. Работал учителем, директором школы, председателем горкома профсоюза работников просвещения (город Мытищи Московской области). Автор более тридцати книг и монографий, выпущенных издательствами Москвы, Санкт-Петербурга, Саратова, Челябинска, а также более ста публикаций в центральных и местных газетах и журналах России. Награждён медалью Готфрида Вильгельма Лейбница «за особые научные изыскания». Номинант на соискание нескольких других наград и премий.

По книге «Новый Завет Христа – зашифрованное послание земной цивилизации будущего»

Москва, Интернациональный Союз писателей, 2019

 
Горел костёр,
Джордано шел во пламень,
Стояли люди, греясь у костра,
И видел Бог:
Не Бруно шёл, а Камень,
Шепнул ему:
«Держись, сынок,
Сомкни свои уста!»
Раздался плач дитя —
В толпе пошло движенье,
Взметнулось пламя,
Обожглись сердца…
Мир помнит: это было…
Толпа ревела: «Не жалей!
Распни Его!
Распни, Пилат, злодея!
На Крест Его, Пилат!
Отныне Он лишь твой!..»
…И били в грудь себя,
Когда Христос, как Бруно,
Был предан тьмой ума,
А потому – ЖИВОЙ!
 

Более 50 лет тому назад я создал теорию, которая доказывает, что Новый Завет Христа – это глубоко зашифрованное послание земной цивилизации будущего. По сути, это новое мировоззрение, где удаётся совершить, казалось бы, невероятное и невозможное – совместить науку и религию, материализм и идеализм в единое целое. Я назвал данную науку ФилосоФийской – в отличие от философии, где ударение в имени София падает на букву «о», что несколько искажает имя матери Веры, Надежды и Любови.

Должен сказать, что со школьных лет меня интересовал один и тот же вопрос: почему во Вселенной столько элементарных и прочих частиц, явлений и объектов, но все они имеют лишь три знака зарядности: плюс, минус и ноль? И каким образом эти три знака коррелируют с той Святой Троицей, о которой я часто слышал в молитвах своей бабушки?

И вот однажды, будучи студентом МГОУ, я записал: «Элементарные частицы как отражение трёх энергетических состояний (ТриЭнСа) Вселенной». Это было 7 ноября 1966 года, и это было название будущей диссертации на соискание учёной степени философских наук.

Работа над диссертацией продолжалась несколько лет, и когда она была на подходе к завершению, в моих руках оказался документ, который в корне изменил её судьбу – Евангелие от Иоанна. Текст документа меня не просто удивил, – я его читал… между строк! В этом мне «помогала» моя диссертация.

Что же я увидел в этом документе? Прежде всего то, что это хорошо зашифрованное Послание земной цивилизации будущего.

Но почему никто из учёных, которые сделали свои уникальные открытия, прошли мимо того, чем они же сами восхищались? Такие, как Эйнштейн, Планк, Пастер, Менделеев, Фарадей, Диккенс, Гершель, Ньютон, Сент-Дьёрдьи и многие другие. Ведь стоило, например, Менделееву провести аналогию между числом 12 (атомным весом углерода, известного своими биогенными «способностями») и числом учеников Христа – 12, как он тут же бы пошёл в расшифровку Писаний! Не пошёл, не увидел.

Другой пример с теми, кто изучал и открывал свойства света: Максвелл, Ломоносов, Юнг, Ньютон, другие. И они прошли мимо того, что, казалось бы, само шло в руки – информация о свете. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о свете, дабы все уверовали чрез него. Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о свете. Был свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. (Иоанн, 1, 4–9)

И что здесь непонятного? Ведь ясно же: речь идёт о свойствах света как электромагнитного излучения, без чего невозможно существование никакой материи!

И таких мест в Новом Завете Христа – множество, если не сказать, что данный документ – сплошные научные подоплёки. Надо лишь внимательно читать и соотносить прочитанное с теми данными, которыми располагают ныне науки современного естествознания.

Приведу ещё несколько примеров (фраз), каким образом Спаситель шифровал свои знания.

Самое первое Чудо Христа – превращение воды в вино (гл. 2-я Евангелия от Иоанна).

Выделяю фразу: «Было же тут шесть каменных водоносов…» Вопрос: к чему такое внимание к этому числу, если речь идёт о более фундаментальной проблеме – превращении одного вещества в другое? Ответ пришёл оттуда, откуда он и должен был прийти. Это намёк на ароматическое, или бензольное кольцо – шестиугольную матрицу, где водород и углерод образуют цепочку, скреплённую водородными связями с другими химическими элементами. И Христос создал из воды не вино, а спирт, поскольку химической формулы вина в природе не существует, а формула спирта – С₂Н₅ОН. То есть он взял воду (Н₂О), присоединил к её формуле С₂Н₄, и получил спирт. А вот каким образом он это сделал, это пока загадка. Но если это сделал он, да ещё в условиях обычной земной среды, то и простому обывателю это станет под силу. Вопрос – когда? Скорее всего, когда мир отречётся от того, что было неправильно истолковано о Нём, как о Спасителе, владеющим всеми знаниями о Вселенной. И когда будет создана на Земле Церковь, о которой он мечтал Сам – НА КАМНЕ. Не на тех булыжниках, которые добываются в каменоломнях, а на кристалле – носителе информации. Значит, и фразу «В начале было Слово…» (Иоанн, 1, 1), надо тоже «переводить» иначе, а именно: «В начале была информация»! Ведь информация – это то, без чего практически невозможно сотворить ничего, чтобы в таком необъятном, грандиозном здании, как Вселенная, чётко и организованно «кипела» жизнь. Что и подтверждается самим ходом истории: информационные технологии всё заметнее становятся производительной силой общественного развития земной цивилизации.

Следующая фраза для рассмотрения: «Отец, пребывающий во мне, Он творит дела» (Иоанн, 14, 10).

Слова Христа об Отце повторяются в Завете так многократно и так настойчиво, что диву даёшься, почему никто из учёных прошлого даже не пытался определить, что же имеется в виду под словом «Отец», как не сила Природы?

А тем временем такая сила есть, и она единственная в своём роде – это водородные связи и сам водород – источник света. Без водородных связей невозможно ни «строительство» молекул из атомов, ни веществ (химических элементов) – из молекул, в том числе живой материи. И, конечно, без света (фотонов) как электромагнитного излучения, без которого практически невозможно функционирование живой материи, живой клетки. Ведь именно свет приводит в движение весь маховик жизни. И он же, свет – строительный материал всей материи мироздания. Именно поэтому о свете так много сказано в Завете. А в Евангелии от Фомы о нём Спаситель говорит прямее некуда: «Я – свет, который на всех. Я – всё: всё вышло из меня и всё вернулось ко мне. Разруби дерево, я – там; подними камень, и ты найдёшь меня там» (81).

Да, Спаситель прекрасно знал, о чём говорил! Он знал, что при сжатии электронной оболочки ядра атома водорода, излучается частица света – фотон. А когда она разжимается, фотон, напротив, поглощался ею извне. То есть он как бы возвращается обратно в источник. Отсюда утверждение: «всё вышло из меня и всё вернулось ко мне». Просто в силу того, что Его не понимали, Он был вынужден все свои знания шифровать, переводить на язык притч, образов, мистики, иносказаний, виртуальности. Но это тогда, 20 веков тому назад! Однако почему и в наше время сохраняется такое наивное толкование – это вопрос.

Впрочем, всё просто: это выгодно современной Церкви, чтобы удерживать в повиновении и неведении огромные массы верующих, приносящих свои материальные дары к её процветанию. Если это не обман, то что?

Следующая фраза: «А Он говорил о храме Тела Своего» (Иоанн, 2, 21).

Речь, конечно же, о ДНК – хранительнице наследственной информации человека и всего животного мира.

Напомню, как это было.

Однажды Христос вошёл в храм, где увидел, что в нём продают овец, волов, голубей, другую живность, а менялы занимаются обменом денег. Он вознегодовал, свил из верёвок бич и всех прогнал, опрокинув столы менял и рассыпав деньги.

Далее по тексту Писания: «На это Иудеи сказали: каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать? Иисус сказал им в ответ: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его. На это сказали Иудеи: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? А Он говорил о храме тела Своего» (Иоанн, 2, 18–21).

Подумаем: можно ли говорить о «храме» тела, не зная его биологического устройства? А Христос знал. Он, по определению Апостола Петра, «знал всё». В том числе, разумеется, и о том, что фундаментальной основой этого «храма» является ДНК. Потому и приводится число лет – 46, хотя на самом деле речь идёт о 46 хромосомах ДНК – хранительнице информации (духа) о наследственности человека и человечества в целом. Да и свитие из верёвок бича – это тот же намёк на спираль ДНК.

И подобные приёмы шифровки – на протяжении всего Нового Завета.

Да, Христос знал, что говорил и творил. И что придёт час – люди будущего сумеют прочитать его Послание так, как оно было задумано изначально. Но в силу того, что, как он сам говорил: «Моё слово не вмещается в вас», ему пришлось прибегнуть к его зашифровке. И полностью это раскрывается именно ныне, в XXI веке, когда на авансцену жизни выходит истинно Его наука и религия – научный теизм.

А как же я, автор данной теории, которая стала «ключом» к его тайнам? Отвечу так, как отвечал он сам, наш Спаситель: «Моё учение – не Моё, но Пославшего Меня» (Иоанн, 7, 16).

Александр Малахов

Малахов Александр Евгеньевич родился 7 октября 1967 года в селе Кладовое Губкинского района Белгородской области. Окончил Белгородский индустриальный техникум и Белгородский государственный университет.

Автор сборников стихов «Разговор с тишиной» и «Свет вечерних дум», книги прозы «Игрушки». Печатался в журналах «Подъём», «Всерусский соборъ», «Иван-да-Марья», «Русский свет», «OZON», в англоязычном «Russian Bell», еженедельнике «Литературная Россия», в альманахах «Звонница», «Российский колокол», «NISERMI», коллективных сборниках «…Во исповедании сердечнем», «Подвиг бессмертен», «Против шерсти».

Номинант премии имени В. Набокова за 2018 год, полуфиналист лонг-листа Московской литературной премии.

Член Союза писателей России.

Большие семьи в старину не были редкостью. Трудно сейчас представить семью, а точнее сказать, невозможно, в которой своих кровных детей больше десятка душ, да ещё и дальние родственники по материнской, отцовской, бабушкиной-дедушкиной линиям частенько заглядывают, и на всех хватало ложек и ведёрного чугунка худых щей, от которых подтянутый к позвоночнику желудок лишь ненадолго приятно разогревался и наполнялся жидким, приготовленным без кулинарной книги варевом.

Но вовсе не пузо набивать заходили родственники и соседи в хату приветливой моей бабушки Анны, высокой темноволосой тогда женщины с чёрными бровями и глубоко посаженными, словно припрятанными от дурного замолва внимательными глазами; и деда моего Ефима, широкоплечего большелобого богатыря, плотника, сапожника, каменщика, в общем, мастера на все руки, пропавшего без вести на фронте в первые месяцы тяжёлого сорок первого года. Духовная пища поддерживала измождённые, исхудавшие до неузнаваемости тела, и потому не к чужому амбару (на котором, кроме щеколды от ветра, никакого железа не висело) глаза вели, а к тёплому очагу, где в любое время дня и ночи распластывало радушно свои невянущие ветви семейное древо людского родства до третьего колена, а может быть, и глубже – никто не считал. И все знали в лицо своих родственников и чтили Божье соединение душ на горемычной земле. И спали на полу вповалку, и не делили углы дома, и родители даже помыслить не могли о том, что дети могут их на старости лет оставить умирать под забором без родного угла и краюхи хлеба.

… Дети умирали.

Татьяна, старшая, умерла восемнадцатилетней. Было больно, но не страшно, потому что Бог давал жизнь, и Он же её лишал, и некого было винить, ведь лекарств ни своих, ни заморских не водилось, а из докторов только бабка-повитуха в особенном знахарском списке значилась.

Из двенадцати детей в живых остались только четверо шустрых ребятишек при моём явлении на свет.

Годы шли. Мать без мужа старела, а дети мужали. Наука облагородила улицы, дома; в голове поселились новые слова, и как-то незаметно, но упорно стал вытесняться из не-потаённых уголков памяти образ бесконечного людского родства. Не только дальние родственники, но и двоюродные отошли уже на второй план, и дом стал превращаться в крепость, в которой папа, мама и я…

В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, когда я явился на свет Божий, пара детей была уже нормой: ну не один же! В конце концов скучно одному на свете жить, и в гости не к кому будет на закате жизни наведаться, и потому о немыслимо огромной по моим понятиям семье отца – в двенадцать душ – я слышал только от бабушки Анны Дмитриевны, по-деревенски, между старухами, Митрихи (до сих пор не знаю, откуда это имя-прозвище). Отец вспоминал о своих братьях-сестрах редко и всегда мельком, так что я тихонько пристраивался на лавочке, где старики нагревали кости впрок, на зиму, и пытался выстроить сыроватым ещё умишком свою родословную.

Отец только рассказал мне, что когда его отец, мой дед, Ефим Миронович пропал без вести на фронте, они, то есть дети, хотели отыскать хотя бы место, где он похоронен, как тут их семью советская власть решила кулачить, хотя сараи от зерна не ломились и живность не голосила разномастно на всё село. Бабушка написала письмо Маленкову. Удивительно, но пришёл ответ, и довольно быстро; отнятое вернули. И бабушка отговорила детей искать отца, чтобы, не ровен час, если вдруг он в плену, не лишили пенсии по случаю потери кормильца.

Когда я стал понимать, кто я такой и какого роду-племени, уже взрослые бабушкины дети, кроме дяди Миши, жили в разных местах, и я видел их только по праздникам или во время очередного отпуска.

Тётя Шура, старшая из четверых, рассказала однажды, когда бабушку парализовало, та, когда лежала в больнице, всегда принимала гостинцы и спокойно ела припасённую ей сметану, а дети недоедали. Сообщение это тогда так жутко меня разозлило, что я даже не подошёл к бабушке проститься, а она звала.

Она умерла, а я понял, что не имел никакого права на неё злиться, а тем более судить. Прощения просил уже на могилке с блёклой прошлогодней травой. Надеюсь, она меня услышала и простила.

Но всё это было уже позже…

Дядя Ваня жил в городе, работал на шахте; тётя Шура учила детей русскому языку и литературе в пригороде, и только дядя Миша выстроил дом свой подле родительского гнезда, и семейство его было постоянно на глазах.

Жена его, тётя Рая, моя крёстная, умерла, когда мне не было и пяти лет. Я хорошо помню, как она, худая, со впалыми щеками, бледная лежала на кровати. Умерла быстро, а детская душа не могла ещё осознать, что от моего семейного древа безвозвратно отломилась драгоценная веточка, связавшая моё крещение с небесной благодатью. Но детская душа не ведает печали, и быстро пережили горе и её дети: старший Колька и Танюшка – чуть помладше.

Погоревал дядя Миша и приметил другую женщину для своих малолетних детей. Семья зажила с новой силой, родились ещё две девочки. Старшие учились в школе, а младшие набирались силёнок на печке.

И невозможно теперь определить, когда чёрная кошка затаённой злобы пробежала через двор некогда дружного семейства и выдавила из мачехи наружу безудержную злобу, которая вылилась целиком на единственного парня в семье – Кольку.

Отец работал на тракторе, а в уборочную – на комбайне, и потому сутками не бывал дома. Всё хозяйство было свалено на ещё детские Колькины плечи. Уважала и холила мачеха только детей, рождённых ею.

Мы, его двоюродные братья, с какой-то брезгливостью и жалостью смотрели на его чумазое лицо с вечно голодными глазами. Мы и представить себе не могли, что такой холодностью и сиротской обделённостью может веять от человеческого существа, живущего при отце и матери, пусть и не родной.

Неожиданно умер его отец: дядю Мишу, совершенно трезвого, затянуло в жатку комбайна и прокололо крупную артерию. Был человек – и вмиг не стало. Теперь я понимаю, что уже тогда во мне умирало чувство кровного родства, словно со смертью Колькиного отца, моего дяди, и он отстранился, ушёл в другое измерение. Стали вянуть пёстрые листья на самых близких от корней бабушкиных и дедушкиных ветвях.

Я учился в техникуме, когда меня неожиданно вызвали к дежурной на вахту, и я увидел перед большими стеклянными дверями… Кольку, отслужившего положенный срок. Он стоял в бушлате, широченных брюках-клёш, с лукаво сияющими глазами.

Домой он не поехал, а попросил меня съездить с ним в училище, где он учился до армии. Как же я был удивлён, когда увидел, что там его встречали и привечали как родного сына. Все его знали, обнимали, расспрашивали. Чужие люди стали роднее и ближе тех, в ком текла кровь, берущая начало из одного истока…

Отцовские сбережения мачеха разделила между детьми, и Кольке каким-то образом досталось чуть больше, чем ему причиталось. Не знаю точно, не буду утверждать, но только когда мачеха спохватилась, его и след простыл.

Дома у нас поговаривали, что он сидит в тюрьме или вообще уже червей в земле кормит. Гораздо проще было вычеркнуть с детства обделённого любовью и родительским вниманием человека из списка не напрасно коптящих небесную синь Божьих созданий. Так было легче и проще для успокоения собственной совести, что ты вроде бы никому ничего не должен; даже в голову не приходило, что лишний с детства человек может выбиться в люди и из грязного, оборванного мазурика не переквалифицироваться в вора или убийцу и даже не озлобиться на весь белый свет, а подняться выше людской злобы и равнодушия и стать нужным и полезным обществу, но только уже на чужбине…

И стоят теперь в наши дни голые, худые стволы расколотых семей, обдуваемые всеми ветрами бед и напастей. И нет на них родственной листвы, которая могла бы защитить нежное тело семейного стержня от жизненных непогод. Рубить ветки легко, но назад их уже не приладишь. А ведь они хранят его от загнивания и преждевременного старения. Они же молятся перед Создателем за земное долголетие его. А чем больше молитв услышит Господь, тем больше благословения Его и милости получит семейное древо. В немоте же и глухоте оно расти и плодоносить не может.

В этом виноваты мы сами. В этом виноват и я…

Если мы когда-нибудь встретимся, то я, не он, точно буду чувствовать себя неловко, потому что это я не ждал его, как подобает ждать брата, это я не поддержал его, когда он почувствовал себя лишним на маленькой своей родине, где душевно измельчали и родственники.

Далеко за моря растянулись узы родства, а родственники становятся ближе и роднее, когда они далеко, когда одного желания увидеться бывает недостаточно. А мне хочется, чтобы братская кровь привела-таки Кольку на родину, хоть в передачу «Жди меня» обращайся. Но я, скорее всего, этого не сделаю, потому что уверен, что брат жив и здоров, а желание увидеть меня, двоюродного брата, у него должно возникнуть так же, как оно возникло у меня, – чтобы встреча была желанной, радостной, а годы разлуки не разделили навсегда чёрной полосой жизни близких людей. Чтобы не стали далёкие-близкие родные чужими людьми, ведь в мире и так достаточно горя и одиночества, а прощение возвышает человека и помогает подняться с колен и заблудшим, потерянным родным.

Евгений Небольсин

Родился 13 февраля 1969 года в городе Нижний Тагил Свердловской области в семье рабочих. Окончил Свердловское СВУ в 1986 году. Казак. После службы в армии начал восстанавливать православные святыни России на Урале, в Дивееве, в Москве, Подмосковье. Воспитывал подрастающее поколение в исконно русских традициях. До тридцати пяти лет выступал на состязаниях по рукопашному бою и не имел поражений. По результатам успешных выступлений на первенствах России признан мастером русских видов единоборств. Выпустил несколько тиражей брошюры «Тезисы по русскому стилю рукопашного боя». Углублённо изучал историю, увлекся естествознанием и писательской деятельностью. Печатается в научных журналах.

Его книги:

«Русская философия 1» (2009), 10000 экз.

«Русская философия. Анализ истории», 9 тиражей по 1000 экз.

«Русская национальная мысль».