Текст книги "Запад против Востока. 2500 лет первой битве"

125. Когда из Лакедемона Фемистокл возвратился в Афины, здесь один из врагов его, житель Афидн (8) Тимодем, из числа людей вовсе незамечательных, но снедаемый завистью, нападал на него, а именно: укорял за посещение Лакедемона и говорил, что не самому себе, а Афинам он обязан почестями, полученными от лакедемонян. Так как Тимодем не переставал повторять это, то Фемистокл сказал наконец: «Вот как стоит дело: будучи бельбинитом, я не получил бы почестей от спартанцев, а ты не получил их, хоть и афинянин». На этом и кончилось.

126. Сын Фарнака Артабаз уже и раньше пользовался уважением в среде персов, а после сражения при Платеях возвысился еще больше; с шестьюдесятью тысячами войска, отобранного Мардонием, он провожал царя до пролива. Когда царь был уже в Азии, Артабаз, находясь на обратном пути подле Паллены как раз во время восстания потидейцев, считал для себя недостойным не поработить потидейцев, тем более что Мардоний зимовал в Фессалии и Македонии и вовсе не торопил его идти на соединение с остальным войском. Дело в том, что жители Потидеи открыто восстали против варваров, когда царь прошел мимо них, а персидский флот бежал от Саламина. Точно так же восстали и прочие обитатели Паллены.

127. Итак, Артабаз занялся в то время осадой Потидеи. Подозревая, что и олинфяне замышляют восстание против царя, он осадил и их город; занимали его боттиеи, вытесненные с побережья Фермейского залива македонянами. С помощью осады он взял олинфян, вывел их к озеру и там перебил, город передал халкидийцам, а управление его поручил торонейцу Критобулу; таким образом, Олинфом завладели халкидийцы.

128. Взяв Олинф, Артабаз со всем старанием стал осаждать Потидею. В то время, как он ревностно вел осаду города, вождь скионян Тимоксейн вступил в переговоры с ним относительно выдачи города. Каким образом начались эти переговоры, я не могу сказать, потому что не рассказывается об этом, а под конец было следующее: всякий раз, когда написанное письмо Тимоксейн желал отослать к Артабазу или Артабаз к Тимоксейну, то обворачивали его вокруг стрелы подле зарубок, стрелу обтыкали перьями и пускали в условленное место. Но замысел Тимоксейна выдать Потидею был обнаружен, ибо, пуская стрелу из лука в условленное место, Артабаз промахнулся и ранил в плечо потидейца. Сбежалась толпа и окружила раненого, как обыкновенно бывает на войне; сбежавшиеся тотчас взяли стрелу и, заметив на ней письмо, отнесли к начальникам; были при этом и союзники от остальных жителей Паллены. Хотя письмо было прочитано и виновный в измене открыт, но начальники решили ради жителей Скионы не подвергать Тимоксейна наказанию за измену, чтобы скионяне не почитались изменниками во все последующее время. Таким-то образом был изобличен Тимоксейн.

129. Артабаз осаждал Потидею уже три месяца, когда случился сильный и продолжительный морской отлив; заметив, что на этом месте образовалось болото, варвары двинулись вдоль берега на Паллену. Когда они прошли две части пути, а оставалось пройти еще три для того, дабы проникнуть в Паллену, наступил сильный морской прилив, какого, по словам туземцев, никогда не бывало, хотя он происходит часто. Одни из варваров погибли по неумению плавать, к другим, умевшим плавать, подъезжали в лодках потидейцы и убивали их. По словам потидейцев, причиной волнения на море и гибели персов было то, что именно те из персов, которые погибли через море, нанесли оскорбление храму Посейдона и кумиру, находившемуся в предместье Потидеи. Мне кажется, они говорят это правильно. Уцелевших варваров Артабаз отвел в Фессалию к Мардонию. Такова была судьба воинов, провожавших царя.

130. Спасшийся от гибели флот Ксеркса после бегства от Саламина и переправы царя и войска из Херсонеса в Абидос прибыл в Азию и зимовал в Киме. С наступлением весны флот поспешно стал собираться к Самосу; там же часть кораблей и зимовала. Большинство флотских воинов составляли персы и мидяне. Начальниками их были Мардонт, сын Багея, и Артаинт, сын Артахея; вместе с ними был облечен властью и племянник Артаинта Ифамитра, взятый самим дядей. Потерпев тяжкое поражение, варвары не шли уже дальше вперед, на запад, и никто не принуждал их к тому; они расположились при Самосе и наблюдали за тем, как бы не отложилась Иония; вместе с ионийскими у них было триста кораблей. Варвары вовсе не ждали, чтобы эллины явились в Ионию, полагая, что они удовольствуются охранением своей страны. Заключали они так из того, что эллины не преследовали их во время бегства от Саламина и с радостью отступили назад. Итак, хотя на море мужество персов было сокрушено, но они полагали, что на суше Мардоний значительно превзойдет неприятеля. Поэтому во время пребывания на Самосе они частью совещались о том, не могут ли причинить какого-нибудь зла неприятелям, а частью напряженно выжидали, чем кончится предприятие Мардония.

131. Наступление весны, а также пребывание Мардония в Фессалии тревожили эллинов. Сухопутное войско их еще не собиралось, а флот прибыл к Эгине в числе ста десяти кораблей. Предводителем их и начальником флота был Левтихид, сын Менара, внук Гегесилая, правнук Гиппократида, праправнук Левтихида, потомок Анаксилая, Архидама, Анаксандрида, Феопомпа, Никандра, Харилая, Евнома, Полидекта, Притания, Еврифонта, Прокла, Аристодема, Аристомаха, Клеодея, Гилла и Геракла; он происходил, таким образом, из другого царского дома. Все эти личности, кроме первых семи, перечисленных мной после Левтихида, были царями Спарты. Начальником афинян был Ксантипп, сын Арифрона.

132. Когда все корабли явились к Эгине, в эллинскую стоянку прибыли от ионян вестники, которые незадолго до этого приходили в Спарту с просьбой к лакедемонянам освободить Ионию; в числе вестников находился и сын Басилида Геродот. Они составили между собой заговор на жизнь хиосского тирана Страттиса; первоначально их было семеро. Однако один из соумышленников выдал их замысел, и заговор был открыт, после чего остальные шестеро бежали из Хиоса и прибыли сначала в Спарту, а потом на Эгину и упрашивали эллинов идти наИонию, но уговорили их, да и то с трудом, дойти только до Делоса. Все, что было дальше, пугало эллинов, потому что тамошние местности были им неведомы, и казалось, что все они полны были войском; Самос они представляли себе на таком же расстоянии, как и Геракловы столпы. Случилось так, что варвары из страха не дерзали плыть на запад дальше Самоса, а эллины, несмотря на просьбы хиосцев, не спускались на востоке ниже Делоса. Таким образом, страх охранял местности, лежавшие между варварами и эллинами.

133. В то время, как эллины плыли к Делосу, Мардоний зимовал в Фессалии. Отсюда он посылал к окрестным прорицалищам человека по имени Мис, родом из Европоса, с поручением спрашивать везде прорицалища, к которым только можно было обращаться им. Что желал узнать Мардоний от прорицалищ, когда давал такое поручение, не могу сказать, потому что об этом не сообщается; но я полагаю, что он посылал спросить относительно тогдашнего положения дел и ни о чем другом.

134. Сам Мис, как известно, прибыл в Лебадию и за деньги склонил одного из местных жителей спуститься к Трофонию; ходил он также к оракулу в фокидские Абы. С самого начала Мис явился в Фивы и там прежде всего спрашивал совета у Аполлона Исмения (здесь, как и в Олимпии, мнение оракула познается из всесожжения); потом также за деньги он уговорил какого-то иноземца лечь спать в святилище Амфиарая, ибо ни одному фиванцу не дозволяется обращаться здесь к оракулу по следующей причине. В изречениях оракула Амфиарай предложил фиванцам выбирать одно из двух по своему желанию, воздерживаясь от другого, а именно: пользоваться им или как прорицалищем, или как союзником. Вот почему никому из фиванцев не позволяется засыпать в этом храме.

135. По словам фиванцев, тогда случилось нечто, на мой взгляд, необычайно чудесное, а именно: обойдя все прорицалища, житель Европоса Мис вошел и в святилище Аполлона Птойского. Святилище это называется Птойским, принадлежит оно фиванцам, а расположено за Копаидским озером, у горы, подле города Акрефии. Когда вступил в этот храм человек, называющийся Мисом, а за ним следовали по выбору от государства три фиванских гражданина, чтобы записать предстоявшее изречение, вдруг заговорил к ним прорицатель на варварском языке. Сопровождавшие Миса фиванцы были удивлены при звуках варварского языка вместо эллинского и не знали, как им поступить в этом случае; но Мис из Европоса выхватил из рук их табличку, которая была у них с собой, и стал записывать слова прорицателя; при этом он сказал, что прорицатель говорит на карийском языке. Записав изречение, он ушел обратно в Фессалию.

136. Прочитав изречения оракулов, Мардоний отправил послом в Афины сына Аминты Александра, по происхождению македонянина. Александра он выбрал, во-первых, потому, что персы были в родстве с ним, а именно: на сестре Александра Гигее, она же дочь Аминты, женился перс Бубар и имел от нее сына Аминту, жившего в Азии и названного по имени деда со стороны матери. От персидского царя дан был ему для жительства большой город во Фригии Алабанда. Мардоний и потому еще послал в Афины Александра, что он был, как узнал Мардоний, проксеном афинян и оказал им услуги. Мардоний рассчитывал, что таким способом он скорее всего склонит на свою сторону афинян, о которых, конечно, слышал как о народе многочисленном и воинственном; притом он знал, что постигшие персов бедствия на море были главным образом делом афинян. Поэтому с переходом их на его сторону Мардоний надеялся без труда завладеть морем, что и было бы на самом деле; на суше он считал себя гораздо сильнее эллинов и потому рассуждал, что таким способом действий одержит верх над эллинами. Может быть, и оракулы предсказывали ему то же самое и советовали заключить союз с афинянами; по совету оракулов он и отправил посла в Афины.

137. Предок этого Александра в седьмом колене, Пердикка, приобрел власть над македонянами при следующих обстоятельствах. Из Аргоса бежали к иллирийцам три брата из числа потомков Темена: Гаван, Аероп и Пердикка. Из Иллирии они перешли в Верхнюю Македонию и прибыли в город Лебею. Там за плату они служили у царя; один пас лошадей, другой быков, а самый младший, Пердикка, мелкий скот. Жена царя сама пекла для них хлеб, ибо в древности были бедны деньгами и владыки народов, не только люди простые. Каждый раз, когда хлеб был испечен, хлеб наемного мальчика Пердикки увеличивался вдвое против первоначального объема; так как это повторялось постоянно, то царица сообщила мужу. При этих словах царю тотчас пришла мысль, что это – чудо, и притом многознаменательное. Он призвал наемных слуг и приказал им покинуть его страну. Те отвечали, что уйдут, когда получат заслуженные деньги. Царь, рассудок которого помрачен был божеством, услышав речь о вознаграждении, сказал: «Вот приличное вознаграждение, которое я и уплачиваю вам», при этом указал на солнце, потому что в это время солнечные лучи проникали в дом через дымовую трубу. При этих словах Гаван и Аероп, старшие из братьев, стояли молча, изумленные, а мальчик сказал: «Мы принимаем, царь, то, что ты даешь» – и ножом, который случайно был при нем, отчертил на полу солнечный свет, потом трижды зачерпнул себе солнца на грудь и удалился; за ним последовали и братья.

138. По уходе их кто-то из приближенных объяснил царю, что значит поведение мальчика и как разумно самый младший из братьев принял то, что было дано им. Царь в ярости выслушал это и послал в погоню всадников с приказанием убить бежавших. В стране есть река, которой потомки этих людей из Аргоса приносят жертвы как спасительнице. Когда Темениды переправились через реку, воды в ней прибыло до такой степени, что всадникам нельзя было перейти через нее. Между тем Темениды прибыли в другую область Македонии и поселились подле садов, которые принадлежали, как говорят, сыну Гордия Мидасу; в них растут розы в диком состоянии, причем каждая имеет по шестьдесят листиков, и по запаху превосходят все другие розы. В этих садах, как рассказывают македоняне, пойман был Мидосом Силен. Выше садов тянется гора по имени Бермий, вследствие холода труднодоступная. Овладев этой местностью и делая отсюда нападения, они покорили и остальную Македонию.

139. От этого Пердикки Александр происходит следующим образом. Александр был сын Аминты, Аминта – сын Алкета, отец Алкета был Аероп, отец Аеропа – Филипп, отец Филиппа – Аргей, отец Аргея – Пердикка, тот самый, который приобрел царскую власть. Таково происхождение Александра, сына Аминты.

140. Посланный Мардонием по прибытии в Афины сказал следующее: «Афиняне! Мардоний говорит вам так: «От царя получил я следующую весть: афинянам я прощаю все прегрешения, содеянные относительно меня. И теперь, Мардоний, поступи так: во-первых, возврати им их землю, во-вторых, пускай, кроме этой, возьмут себе и другую, какую захотят, и остаются независимыми. Храмы их и все, что я истребил огнем, восстанови, если только они согласятся вступить в союз со мной. Получив такое приказание, я обязуюсь непременно выполнить его, если вы этому не воспрепятствуете. Вот что я говорю вам. Не безумно ли после этого воевать вам против царя? Ведь вы не можете выйти победителями, не можете все время и противиться царю. Ибо вы видели массы войск Ксерксовых и их подвиги, слышали и о том, каково у меня войско теперь. Поэтому, если бы даже вы превзошли и победили нас, на что у вас не может быть никакой надежды, раз вы рассудительны, – явится другое войско, много раз большее. Итак, не мечтайте равняться с царем, чтобы не потерять своей земли и не находиться вечно в опасности за свое существование, помиритесь и перестаньте воевать. Вы имеете возможность кончить войну с честью, потому что таково желание царя. Будьте свободны, заключите только с нами военный союз без коварства и обмана». Мардоний поручил мне сказать вам это, афиняне. О своем благорасположении к вам я не скажу ничего, потому что теперь не о том следует знать вам прежде всего; я прошу вас, послушайтесь Мардония. Для меня ясно, что вы не будете в состоянии вести непрерывную войну с Ксерксом; если бы я не видел этого, то с такими речами не пришел бы к вам ни за что, ибо могущество Ксеркса сверхчеловеческое, и рука у него не в меру длинная. Поэтому, если вы немедленно не заключите с ним союза, когда он столько предлагает вам под условием вашего на то согласия, я страшусь за вас, так как вы больше, нежели кто-нибудь другой из союзников, живете на военной дороге, одни подвергаетесь истреблению, ибо занимаете область отдельную от прочих, лежащую между двумя воюющими сторонами. Итак, послушайтесь Мардония. Вы должны высоко ценить то, что могущественный царь отпускает прегрешения вам одним из всех эллинов и желает быть в дружбе с вами». Так говорил Александр.

141. Между тем лакедемоняне узнали, что Александр явился в Афины с целью склонить афинян к союзу с варваром; тогда они вспомнили изречения оракулов, что им вместе с прочими дорийцами суждено быть изгнанными из Пелопоннеса мидянами и афинянами. Поэтому они сильно боялись, как бы афиняне не вступили в союз с персидским царем, и решили немедленно отправить в Афины послов. Случилось так, что они выступили перед народом в одно время с Александром. Ибо афиняне хорошо знали, что лакедемоняне прослышат о появлении посла от варвара, прибывшего ради заключения союза и, прослышав о том, вскоре пришлют вестников, а потому выжидали и затягивали переговоры; они поступали так с намерением открыть лакедемонянам свое настроение.

142. Когда кончил речь Александр, вслед за ним стали говорить послы от Спарты: «Нас послали лакедемоняне просить вас не причинять Элладе никакого зла и не принимать предложений от варвара. Это было бы слишком несправедливо и позорно для всех эллинов, особенно для вас, по многим причинам. Вы подняли эту войну, когда мы того не желали; борьба шла вначале из-за ваших владений, теперь она касается целой Эллады. Далее, было бы невыносимо, если бы афиняне, навлекши на эллинов все эти беды, сделались еще виновными и в порабощении их, те самые афиняне, которые всегда, с давних уже времен известны тем, что освобождали многие народы. Правда, мы соболезнуем о вашем бедственном положении, о том, что уже дважды вы потеряли сборы плодов, что уже долгое время дома ваши в разрушении. За это лакедемоняне и союзники объявляют вам, что будут содержать ваших женщин и неспособных к войне родственников во все продолжение борьбы. Не следуйте увещаниям македонянина Александра, который старается сделать угодными вам предложения Мардония. Ему ведь необходимо действовать таким образом: сам тиран, он помогает тирану; вы же не должны делать этого, если только благоразумны, ибо вам известно, что у варваров вовсе нет ни верности, ни правды». Так говорили послы.

143. Александру афиняне дали следующий ответ: «Действительно, мы и сами знаем, что у царя мидян войско гораздо многочисленнее нашего, так что вовсе не следует укорять нас в неведении. Однако мы преданы свободе и будем сопротивляться, как только сможем. Ты не пытайся уговорить нас вступить в союз с варваром: мы не последуем твоим увещаниям. После этого объяви Мардонию, что говорят афиняне: до тех пор, пока солнце будет следовать по своему пути, мы никогда не заключим союза с Ксерксом и будем воевать против него в надежде на помощь богов и героев, которыми он пренебрегал, храмы и кумиры которых предал пламени. Впредь ты не показывайся афинянам с такими речами и не уговаривай нас совершить нечестивое дело, воображая, что радеешь о нашей пользе, ибо мы не желаем, чтобы ты, проксен и друг афинян, подвергся от нас какой-либо обиде». Так отвечали афиняне Александру.

144. Послам от Спарты афиняне дали следующий ответ: «Совершенно понятно, что лакедемоняне боялись, как бы мы не вступили в союз с варваром, однако стыдно было бояться вам этого, так как вы знаете настроение афинян. Ибо нигде на земле нет столько золота, столь прекрасной и плодоносной страны, чтобы мы решились взамен этого и в угоду мидянам обратить Элладу в рабство. Существуют многие важные причины, препятствующие нам сделать это даже в том случае, если бы мы желали; первое и самое важное препятствие – сожжение и разрушение кумиров и храмов, за что мы обязаны мстить в наивысшей мере, а не заключать союз с тем, кто учинил это; во-вторых, единство с эллинами по крови и языку, общие с ними святилища и празднества, одинаковые нравы; стать предателям всего этого было бы невозможно для афинян. Итак, знайте, если почему-либо вы не знали раньше, что никогда мы не заключим союза с Ксерксом, пока останется в живых хоть один афинянин.

Мы ценим вашу заботливость о нас, то, что вы обращаете внимание на наши разрушенные дома и даже готовы содержать наши семейства. За это мы преисполнены к вам признательности, однако, что бы с нами ни случилось, мы решились переносить все, нимало не обременяя вас. Поэтому при настоящем положении высылайте войско как можно скорее. Мы полагаем, что недалеко то время, когда варвар вторгнется в нашу страну, а именно: лишь только получит известие, что мы не сделаем ничего того, о чем он просит нас. Итак, прежде чем варвары явятся в Аттику, вам необходимо заранее вторгнуться в Беотию». После такого ответа афинян послы отправились обратно в Спарту.

Примечания к Книге восьмой «Истории» Геродота

1. Вероятно, бронзовые статуи в человеческий рост, изображавшие Аполлона и Геракла в борьбе ща священный треножник в Дельфах.

2. Очевидно, лук и стрелы Аполлона, хранившиеся в святилище.

3. Аглавра – дочь Кекропа, жрица Афины. Исполнив прорицание, она принесла себя в жертву, чтобы тем самым даровать победу отечеству в войне с элевсинцами. Афиняне посвятили ей рощу и храм близ Акрополя.

4. То есть Деметры и Персефоны.

5. Киносура (Собачий Хвост) – мыс в Аттике к западу от Марафона.

6. В этом переводе под Правдой разумеется Дика (Дике) – божество справедливости; под Алчностью – Кор, олицетворение надменности и высокомерия: под Наглостью – мать Кора, олицетворение чрезмерного высокомерия.

7. Пирей – афинская гавань, основана Фемистоклом в 493478/77 гг. до н. э.

8. Афидны – город на севере Афин, близ Марафона.

Персы
Эсхил

Трагедия

Действующие лица

Хор старцев, Верные.

Атосса, мать Ксеркса, жена Дария.

Вестник.

Тень Дария.

Ксеркс.

Сцена во время действия представляет дворец персидского царя в Сузах;

невдалеке – гробница Дария, отца Ксерксова.

Явление 1

Хор: Нас зовут Верными персов, ушедших в землю Эллинскую; мы стражи обильных и многозлатных седалищ; нас сам царь Ксеркс, Дарием рожденный государь, набрал по старшинству нашему надзирать над страною. Сердце в нас, чая беду, сильно уже крушится о возврате царя и многозлатного войска в груди. Вся сила Азии ушла; стенает Азия по молодежи, а ни один вестник, ни один всадник не приходит в город персов. Все ушли, покинув Сузы, Экбатаны и древнюю крепость Киссиему: одна на конях, другие на кораблях, иные по суше, – полки воинские образуя; каковы Амистр, Артафрен, Мегабат, Астасп, вожди персов, цари, великому царю подвластные, огромного войска блюстители, и стрелами побивающие, и всадники, – страшные на взгляд, страшные в битве по гордой смелости духа. Кроме них – Артемвар, тешащийся конскими битвами, Масистр, еще побивающий стрелами, доблестный Имей, Фарандак и гонитель коней Сосфан. Других воителей прислал великий, многопитательный Нил: тут были Сусискан Пегастагон, рожденный в Египте, и начальник священной Мемфиды (Мемфиса) великий Арсам, и надзирающий над маститыми Фивами Ариомард, и живущие в болотах гребцы, страшные, числом бесчисленные! За ними пошла толпа изнеженных лидян; а с ними (1) те, которые занимают весь материк, и которых Митрагаф и Арктей доблестный, наместники царя, и многозлатные Сарды выслали на колесницах о двух и о трех дышлах: и глядеть было страшно! И обитатели священного Тмола, Мардон, Фаривий, и метатели копий мисане, грозят наложить на Элладу иго рабства. И Вавилон многозлатный выслал гурьбою пеструю толпу (2), и корабельщиков, и тех, кто на стрельбу свою надеются. И меченосный люд пошел изо всей Азии по грозному велению царя. Таковые-то мужи, цвет Персии, ушли! Стенает о них вся Азийская земля, воспитавшая их; тяжко скорбит! Родители и супруги, считая дни долгого их отсутствия, трепещут!

Перешло уж города разоряющее царское войско на противоположный берег земли соседней, переправившись по плотам через пролив Геллы Афаматовны (Геллеспонт), накинув на выю пучины иго, – дорогу, из бревен сплоченную. Гонит ярый царь, муж золотого рода, богоподобный, гонит он на всю землю стадо необъятное, и по суше, и по морю, на крепких страшных воевод полагаясь.

С мрачным взглядом в очах, со взглядом кровожадного дракона, многорукий, многокорабельный, мчась на сирийской колеснице, ведет он Арея, луком укрощающего, на людей, славным копьем (3). Нет никого, кто бы устоял против великого потока мужей, кто бы крепкими плотинами сдержал необоримую волну моря. Неодолимо войско персов, крепок народ!

Но кто из смертных уклонится от коварного обмана судьбы? Кто проворною ногою, легким скачком убежит от нее? Сперва благосклонная, улещиванием заводит беда смертного в тенета, откуда выпрыгнуть ему уже нет возможности!

По божьей воле издревле судьба осилила нас, понудила персов вести войны – башен рушительницы, конников скопляющие, города разоряющие. Полагаясь на канаты утлых зданий, на машины людей перевозящие, выучились они смотреть без боязни на морские рощи, когда широкопутное море белеет от бурного ветра.

Вот почему сердце у меня, словно в черном одеянии, разрывается от страха – о, как бы царство не услышало, что обезлюдел великий город Сусиды, лишился сего войска персидского, как бы не раздался в ответ ему – о, глас города Киссиева, вопли толпы женщин, не разорвалось бы одеяние виссиное (4).

Ибо весь конные и пеший люд, словно рой пчел, выбыл за вождем войска, переправившись по мосту, с одного берега пролива на другой положенному. Ложа мужей наполняются слезами тоскующих жен. Персиянки в страшном горе; все они остались одни; тоскует каждая по муже любимом; распростилась с ярым воинственным товарищем по ложу!

Приложим же, персы, сидя здесь, на сем древнем седалище, честную усердную заботу: нужда того требует! Каковы-то дела Ксеркса царя, от Дария рожденного, из рода, по родоначальнику нам близкого: другой ли лук победил или сила копья острого одолела (5)?

Видят приближающуюся сюда Атоссу.

Но вот спешит сюда светило, очами богам подобное, мать царя, царица моя. Падаю перед нею, падаю! – Надлежит нам всем словами благоговейными приветствовать ее. – О царица! О надо всеми персиянками верховная! Старая мать Ксеркса! Здравствуй, жена Дариева! Ты и супруга бога персов, и мать их бога, если только старое счастье не изменило теперь войску.

Явление 2

Атосса: Потому-то и пришла я сюда, покинув золотом убранные хоромы и общее ложе, мое и Дариево. И мое сердце грызет забота. Скажу вам слово, други мои! Не за себя боюсь, а о том, как бы великое богатство не убежало от нас, как бы, бежа, оно не опрокинуло ногою своею того довольства, которое Дарием так было возвышено, не без помощи некоего бога. Отсюда о том две верные мысли на сердце у меня: богатства без людей высоко не следует чтить, но и без богатства человеку не улыбается счастье на столько, сколько в нем силы и достоинства. Богатства моего нечем укорить; но боюсь за глаза, а глазом дома считаю присутствие господина. Потому, когда дела таковы, будьте мне, персы, в верности поседевшие, будьте советниками. Вся надежда моя на вашу мудрость.

Хор: Знай же, царица сей земли, не нужно тебе дважды называть слово и дело, которое власть нам укажет. Преданных тебе созываешь в советники.

Атосса: Много вижу я ночных видений с тех пор, как сын мой, набравши войско, пошел в землю Иаонов (6), разорить ее желая; но никогда я еще не видела такого ясного сна, как в прошедшую ночь. Я расскажу тебе сей сон. Приснилось мне, что предстали моим очам две жены, красиво одетые: одна в персидском одеянии, другая в дорическом (7). И ростом они были гораздо выше теперешних жен, и красоты безукоризненный, сестры единородные. Одной по жребию досталась в родину земля Эллинская, другой – варварская. Они, мне привиделось, подняли из-за чего-то меж собою разор. Сын мой, проведав о том, стал унимать их, укрощать; запрягает их в колесницу, налагает на выи их ярмы. Одна из жен этим убранством кичилась и послушно во рту узду держала; другая же билась, царапала руками колесницу, наконец, сорвала узду, рванула колесницу и переломила пополам дышло. Сын мой упал; предстал ему отец его Дарий, болея о нем. Лишь только увидел его Ксеркс, начал рвать одежду на теле… Вот что видела я ночью. А когда встала и коснулась рукою прекрасно текущего родника, то подошла к алтарю, желая принести жертву богам отвратителям, которым следует; и вдруг вижу, орле прилетает на алтарь Аполлона. От страха, други мои, я онемела. Потом вижу, является ястреб и щиплет голову орлу. А тот только присел, и без сопротивления дал себя щипать ястребу. Страшно мне было видеть это, а вам слышать. Помните: сын мой в случае неудачи не обязан отдавать отчета государству. Лишь бы спасся: так же по-прежнему будет царствовать над сею землею.

Хор: Не хотим тебя, мать, ни слишком пугать словами, ни ободрать. А обратись с молитвами к богам, и если дурное что видела, проси у них, чтобы отвратили от тебя зло, и чтобы благое совершилось и для тебя, и для детей твоих, и для царства, и для всех друзей. А потом следует тебе сделать возлияние земле и умершим и просить супруга твоего Дария, которого, говоришь ты, видела ночью, чтобы он благодушно из-под земли выслал доброе тебе и сыну твоему, а все недоброе скрыл бы во мраке подземном. Вот что советую тебе, будучи пророком по усердию и преданности, и все то, полагаю, к лучшему обратится.

Атосса: Ты первый оказался усердным и преданным толкователем этих снов, обратил дело во благо сыну и дому моему. Да свершится же все хорошее! А все то, как ты советуешь, мы принесем богам и подземным друзьям, когда воротимся домой. Теперь же хочу вот о чем узнать, о други! В каком месте земли находятся Афины? Как о том говорят?

Хор: Далеко, у захода царя Гелия (солнца).

Атосса: Так этим-то городом сын мой захотел овладеть? Хор: Да, тогда бы вся Эллада была подвластна царю!

Атосса: Ужели у них так много войска?

Хор: И войско это много уже наделало бед мидянам.

Атосса: А кроме этого, что еще у них? Богатство достаточное?

Хор: Есть у них источник серебра, клад земли.

Атосса: Да разве они славятся стрельбою?

Хор: Ни мало! У них копья для рукопашного боя и щиты.

Атосса: Кто же пастырь их и владычествует над войском?

Хор: Они ничьими рабами не зовутся и никому не подвластны.

Атосса: Как же им устоять против пришлых неприятелей?

Хор: Да вот, Дариево войско было велико и прекрасно, а они истребили его.

Атосса: Страшные вещи говоришь ты для родителей ушедших.

Явление 3

Показывается вестник

Хор: Но мне кажется, скоро ты узнаешь дело во всей истине, не лживо; по персидскому бегу вот того мужа так заключать подобает. Несет он что-нибудь верное, либо доброе, либо худое.

Вестник: О, города всей Азии! О, персидская земля, пристань великого богатства! Одним ударом сокрушено великое довольство! Пропал, пал цвет персов! О, первейшее на свете горе – возвещает горе… Но, персы, нужно же раскрыть вам всю беду. Все войско варваров погибло!

Хор: Скорбные, скорбные это беды! Беды новые, жестокие! О, слыша про сие горе, обливайтесь, персы, слезами!

Вестник: Так и следует! Все, что там было, погибло! И сам я не ждал увидеть день возвращения.

Хор: Ох, как век оказался для нас, старых, долог! Услышали мы беду безнадежную.

Вестник: Я, персы, сам там был; не от других речи слышал: могу сказать, какие беды там приключились.

Хор: О, напрасно ходило из земли Азийской в землю Эллинскую, напрасно ходило туда множество стрел всяческих.

Вестник: Полны трупами жалостно погибших скалы Саламина и вся страна окрестная.

Хор: О, ты говоришь, в широких одеждах носятся по морю окровавленные тела погибших друзей.

Вестник: Да, луки ничего не пособили. Погибло все войско в морской сшибке.

Хор: Завопите же воплем злосчастным, зловещим для пораженных. Войско погибло, – и, увы, отовсюду боги устроили нам беды.

Вестник: О, как ненавистно звучит имя Саламина! О, Афины! Как скорблю я, даже вспоминая об них!

Хор: Страшны Афины врагам: как не помнить их? Сколько персиянок соделали они втуне вдовыми и безмужними.