Текст книги "Люди погибели. Сатанизм к России: попытка анализа"

 Другая, не менее серьезная причина, препятствующая развернуть с культами зла квалифицированную борьбу, – отсутствие на сегодняшний день в правоохранительных органах полноценных структур, способных систематически контролировать и объективно оценивать деятельность религиозных движений с точки зрения их правовой опасности и деструктивности, осуществлять необходимые профилактические действия, принимать эффективные правозащитные меры в отношении запрещенных и неразрешенных религиозных образований, обучать государственных служащих правильно действовать в этой деликатнейшей сфере.

До 1917 года в традиционно православной России существовал специальный департамент «Духовных дел и иностранных вероисповеданий». В советские времена крупное управление для решения подобных задач входило в состав Комитета Государственной Безопасности (не будем здесь говорить о характере деятельности этого управления – речь идет о самом принципе наличия подобной структуры, способной реально содействовать решению тех проблем, с которыми мы столкнулись в настоящее время). Сейчас же так называемая «свобода совести»[33]33
  Трудно даже сказать, сколько всего раз было употреблено на страницах этой книги выражение “свобода совести” – и практически во всех случаях с негативным оттенком. Но значит ли это, что ее авторы или издатели являются противниками свободы совести? Конечно, нет. Но лишь противниками того понимания, которое пытаются за этим выражением устойчиво закрепить в наши дни. Свобода совести необходима. Но надо разобраться, что реально должно подразумевать это понятие. Прежде всего – право человека самостоятельно определять свою духовную ориентацию, независимо от какого-либо постороннего влияния или давления, тем более – от навязчивой, целенаправленной пропагандисткой обработки.
  В нашей же ситуации право человека на свободный выбор своего духовного пути совершенно цинично, беззастенчиво представляется как право на осуществление под лозунгом “свободы совести” любой антигосударственной, антиобщественной, античеловеческой по своей сути, прямо преступной деятельности, своего рода “духовного терроризма”. И этого допустить нельзя никак. – Ред.


[Закрыть] в виду бессилия правоохранительных структур неуклонно превращается в полнейший беспредел безнравственности и разнузданности культов зла, особенно – в молодежной среде. Зачастую она же беззастенчиво и лукаво используется для «оправдания» бездействия государственных органов.

 Конечно, можно сказать, что наличие хорошо подготовленных специализированных структур, призванных обеспечивать безопасность граждан РФ от деструктивного воздействия культовых образований, может при определенных обстоятельствах поставить нас перед лицом другой опасности – тотального контроля над религией и религиозной жизнью со стороны государства. Однако реально подобная угроза (опять-таки при наличии определенных обстоятельств) может исходить от любого силового ведомства. Мы видим, что диктатуры регулярно возникают, но тем не менее государства на этом основании не отказываются от армии или, скажем, полиции. Поэтому приходится констатировать, что вопрос сегодня заключается не в «свободе совести», а в трагическом отсутствии взвешенного, политически мудрого, сбалансированного подхода со стороны государства к ситуации, сложившейся в отношении религиозных и псевдорелигиозных объединений.

 Ситуацию эту, безусловно, осложняет и отсутствие как таковых специализированных, научно обоснованных тактик и методик выявления, предупреждения, пресечения, раскрытия и расследования преступлений, совершаемых по религиозным мотивам. Следственные органы зачастую уклоняются от рассмотрения истинных мотивов подобных деяний, стараются перевести их в разряд «обычных». Ничтожно мало в правоохранительных структурах специалистов по столь специфической, деликатной и сложной проблеме. Редко привлекаются для консультаций по духовно-нравственным вопросам представители традиционных религий.

 Чрезвычайно велика, как неоднократно указывалось и прежде, латентность (то есть скрытость) в этом виде правонарушений. В 1996 году в России было официально зарегистрировано лишь 11 случаев создания религиозных или общественных объединений, деятельность которых сопряжена с насилием над гражданами или причинением вреда их здоровью (статья 239 УК РФ), в 1997 – 2, а в 1998 – 5 подобных случаев. Совершенно определенно, что эти данные отнюдь не отражают реальной ситуации. Также по официальным статистическим данным решительно невозможно определить, сколько совершается в стране особо тяжких или тяжких преступлений именно по религиозным мотивам (статьи 105, 111, 112, 117 УК РФ).

 Поэтому в России за последние годы если и стали известны некоторые случаи такого рода преступлений (очень немногие), то, в основном, благодаря лишь средствам массовой информации. А ведь только одна из крупных сатанистских сект, открыто действующих в Москве и Московской области, насчитывает порядка 6 тысяч рядовых членов (!). И при этом надо помнить, что в подобных сектах существует твердое правило: чтобы быть принятым, человек должен совершить преступление; членство в них также непременно предполагает для адепта регулярное совершение противоправных деяний (по меньшей мере, несколько раз в год). Спектр этих деяний широк – от краж и осквернения святынь, почитаемых представителями традиционных религий, до кровавых жертвоприношений (животных или людей). Следовательно, необходимо констатировать, что лишь в двух упомянутых регионах (то есть Москве и области) налицо множество правонарушений, истинные мотивы которых остались скрыты от правоохранительных органов. То же самое можно сказать и о других регионах Российской Федерации.

 К сожалению, сегодня многие политики и общественные деятели упорно продолжают игнорировать очевидный факт: благополучие граждан нашей страны возможно лишь при наличии сильного государственного организма. А это – наличие такого организма – предполагает, в свою очередь, объединение граждан России по всем основным направлениям и, прежде всего, – в духовной сфере. Это трудно оспорить: установлено, что в традиционных типах этнокультур исторически устойчивое единство достижимо лишь через сплочение на основе традиционных вероучений. И именно для того, чтобы этого не произошло в России, враждебные ей силы методически, последовательно осуществляют колоссальную (как по ее масштабам, так и по разрушительности для российского государства ее последствий) акцию по внедрению и насаждению в нашей стране сотен деструктивно-тоталитарных культов и сект всех мастей, вплоть до самых диких и одиозных, прилагают все усилия к тому, чтобы дискредитировать, расколоть, «стравить» между собой существующие в ней традиционные религии.

 Что делать в подобной обстановке людям верующим, православным христианам? Православие учит нас любви и добру, призывает ненавидеть грех, а не грешника. И действительно – любовь превыше всего. Но ни на мгновение нельзя забывать и того, что земная Церковь есть Церковь воинствующая. Предлагая исцеляющие, спасительные средства каждому, кто жаждет исцеления и спасения, Православная Церковь ведет вместе с тем непрерывную духовную борьбу со злом до того ведомого лишь Богу времени, когда исполнится все (Мф. 5, 18). И каждый из нас должен так, как он может, принимать в этой духовной борьбе свое, хотя бы и малое, участие, в том числе – и когда речь идет о культах зла, в какие бы овечьи шкуры они ни рядились, в каком бы обличье к нам ни приходили. Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва (Иак. 2, 26).

Скажем несколько слов и на случай, если настоящую статью будет читать кто-то из адептов демонических культов, сатанистов (а это очень возможно). Прежде всего обратим внимание на жизненно важное обстоятельство: согласно учению и многовековому опыту Православия, их кумир – лжец и отец лжи (Ин. 8, 44). Обман для поклонников зла – самый распространенный прием, но в первую очередь они обманывают самих себя. И все, что могут сатанисты сказать или же услышать от своих лидеров, – ложь, какой бы правдоподобной она ни казалась. Ведь если одна из коварнейших уловок темной силы – это убедить людей в том, что ее нет, то есть от нее не надо защищаться, то жрецы сатанизма провозглашают еще более страшную ложь: они приписывают этой силе всемогущество, как бы утверждая, что защищаться от нее бесполезно. Да, сатанизм есть не что иное, как разновидность тяжелейшей духовной болезни, поэтому и совершенное исцеление от нее достигается лишь духовными же средствами. Медицина здесь бессильна, она может временно нейтрализовать только вторичные нарушения. Единственное спасение для сатаниста от неминуемой гибели – это неотложное и искреннее покаянное обращение за духовной помощью к религии любви и правды, то есть к Православию.

Архимандрит Рафаил (Карелин)
Скрытый демонизм

 Архимандрит Рафаил (Карелин), современный церковный писатель и проповедник, живущий в Грузии, уже достаточно известен православной читательской аудитории в России. Его книги – «Путь христианина», «Церковь и мир на пороге Апокалипсиса», «Христианство и модернизм», сборники проповедей и даже отдельные статьи – явление в православной литературе яркое и незаурядное.

 В статье «Скрытый демонизм», написанной специально для настоящего издания, о. Рафаил стремится показать те обстоятельства, те реалии жизни человеческого общества, которые во многом обусловили как появление сатанизма в его современной форме, так и его нынешний «расцвет». Возможно, что кого-то эта статья приведет первоначально в недоумение, показавшись чрезмерно «жесткой и категоричной»: ведь в ней критическому разбору подвергаются философия и искусство, наука и литература – то, что принято называть «достижениями цивилизации» и чем принято гордиться. Во всем этом о. Рафаил указывает признаки той питательной среды, той почвы, на которой дает свои всходы сатанизм. Подобный подход, его кажущийся максимализм человека современного может шокировать, тем более – человека нецерковного.

 Однако при более внимательном и вдумчивом прочтении статьи, а также сличении того, о чем пишет в ней автор, с сегодняшней действительностью, отношение к ней меняется. Да, в этой статье действительно говорится о культуре человеческого общества, но о той культуре, которая ставит своей целью «заменить» собой человеку Бога, занять Его место в человеческой душе.

 Нельзя спорить, культура на самом деле может сообщить человеку, совершенно приземленному, неодухотворенному, какие-то первоначальные представления о нравственности, любви, красоте, подвигнуть его душу к поиску некоего высшего бытия. Но горазда чаще мы видим иное: человек в своих исканиях удовлетворяется тем, что предоставляет ему культура – будь то мир изящных искусств, литературы, философии или же науки и техники – не ищет более небесного, замыкается в кругу сугубо земных интересов, становится «мертвым» для Бога и не только «мертвым», но и враждебным Ему. И здесь – речь именно об этом.

Ну теперь они готовы

и возьмут мне Византию.

(Эредия «Мухамед II»)

 На одном из экуменических съездов православный священник, выступавший с очередным докладом, составленным по принципу: «больше слов, меньше дела!», нечаянно нарушил экуменический этикет, упомянув о существовании темной силы – демонов. Реакция зала была единодушной: присутствующие как по команде заулыбались, будто услышали веселую шутку: «значит, жив Курилка», неужели в свете сегодняшней цивилизации и культуры ночной призрак диавола еще не растаял, как тень при свете наступающего дня?

Есть вещи, которые видны на расстоянии: чем они ближе, тем более теряются их контуры; если человек стоит перед огромным колоссом, то видит не очертания и формы, а только серый цвет камня. Демонический мир настолько близок нам, что дистанции между ним и современным человечеством почти не существует. Демонический мир стал нашим миром, и поэтому мы потеряли представление о нем; действие этого мира мы приписали самим себе. Чтобы определить и понять какое-либо явление, нужно найти свойства, характерные только для него, которые отличали бы его от других родственных ему бытийных рядов. Но демонический мир – мир зла и лжи, мир ненависти к Богу, мир разрушения и хаоса, мир отчаяния и смерти – настолько слился с содержанием нашей души, с нашими страстями: гордыней и жаждой разрушения, со стремлением найти счастье в грехе и выпить чашу этого яда до дна, что мы уже перестали понимать, где граница между человеческим и сатанинским. В церковных песнопениях демон называется «чужим», в последовании Великого Канона есть поразительные слова: «…да не буду… я брашно(пищей) чуждему»[34]34
  Великий Покаянный Канон, Песнь 4. Ред.


[Закрыть]; теперь этот «чужой» стал нам родным и близким, он уже не около нас, а в нас. Его зубы вонзаются в наше сердце, но мы – не видим врага, поэтому не можем бороться с ним. Уничтожив самое понятие диавола, человечество стало перед роковым вопросом: почему его история – это ярмарка греха и пороков? Почему совершается столько бессмысленных жестокостей, какая сила заставляет человека стремиться к злу? Почему просыпается в душе необъяснимая ненависть к святыне? Почему у некоторых само имя «Бог» вызывает припадки злобы, похожие на приступы пароксизма?

 Гуманизм, как будто бы призванный утвердить достоинство и свободу человека, на самом деле опозорил его. Он отнес демонизм к числу врожденных свойств самого человека, а душу его, получившую наименование «подсознания», представил обиталищем каких-то скрытых драконов, которые то спят, свернувшись в клубок, то, пробуждаясь, терзают ее, то извергают черный пламень гордыни, похоти и зла. Человек становится демоном для окружающих, хотя мы видим чаще всего мелкого похотливого и злорадного беса. Особенно постарался в этой апологии сатаны Фрейд, «отец» современной психологии. «В начале был пол», – вот учение Фрейда; это темное влечение создало культуру, науку и религию. Согласно Фрейду, философские труды, произведения искусства, изысканная поэзия и даже человеческие доблести – все это «яркое оперение петуха», который старается привлечь внимание курицы. Все существующие неврозы и психические болезни, все исторические потрясения, по его теории, лишь следствие неудовлетворенного сексуального чувства. И современное человечество дошло до такой внутренней развращенности, что не отвернулось с отвращением от подобного демонического учения, а приняло его как родное. По Фрейду, все религии, в том числе и христианство, – это коллективная истерия сексуального характера. Где здесь место для демона, когда человек сам становится архидемоном?

 Мы не будем останавливаться на «эдиповом комплексе» Фрейда – он слишком известен, но хотим отметить его оккультный смысл: убить в человеке чувство любви к своим родным, которое даже нерелигиозные люди называли «святым чувством», когда образ матери ассоциировался у ребенка с Ангелом-хранителем. «Нет ничего святого, и ничто не должно быть свято!» – вот девиз Фрейда и его многочисленных учеников, которые, по сути дела, оккупировали и демонизировали современную психологию.

 Психоанализ – порочный метод, посредством которого совершается, как принято считать, проникновение в глубь человеческой души. Путь в эту «черную бездну» для фрейдистов – расшифровка словесных и образных символов, в том числе и сновидений, как желаний и стремлений человека, которые он скрывает от окружающих, а нередко и от самого себя. Человек находится под перекрестным воздействием импульсов, идущих от светлого и темного миров. Но психоаналитиками он рассматривается изолированно от них, поэтому сатанинские импульсы приписываются ему самому. И, следовательно, психоанализ – это методическое внушение человеку, что он по природе своей демон. Мы уже не говорим о том, что сам метод «расшифровки символов» совершенно безоснователен. Никто не может учесть тысяч причин и условий возникновения ассоциаций. Психоаналитик имеет дело со своей собственной фантазией. Действительно, больной может получить некоторое временное облегчение через самовыражение. Он высказался и как бы «разрядил» энергию накопившихся противоречий, но это подобно драматическому катарсису или смеху – очень серьезному нервному и нравственному потрясению. Затем все повторяется с большей силой, болезнь прогрессирует. И это закономерно: психоаналитик не может разрушить ни один психический комплекс, он лишь посредством внушения вырабатывает новый. Однако это еще не самое страшное. Главная опасность психоанализа в том, что человек перестает понимать, от какого врага защищаться, у кого искать помощи. Психоанализ – это бег на месте, от себя – к самому себе.

 Нам скажут, что многие психологи не согласны с Фрейдом, но не согласны они большей частью во второстепенном. Это несогласие находит свое воплощение в новых вариантах фрейдизма – более тонких и потому более коварных. Если у Фрейда, которому нельзя отказать в откровенности, диавол – его учение – предстает в гнусном и отвратительном виде, то мнимые противники Фрейда стараются одеть этого диавола в костюм джентльмена. Только очень немногие психологи имеют мужество сказать, что единственной истинно исцеляющей человеческую душу силой является христианская нравственность, а еще меньше тех, кто скажет: путь из их кабинета должен вести в храм.

 Мы остановились на теории пансексуализма потому, что в попытке демонизации мира она представляется наиболее «колоритной». Не только учение Фрейда, но и его личность вызывала горячие симпатии современных гуманистов. Так президент США Рузвельт обратился к Гитлеру с личным посланием, прося сохранить Фрейду жизнь, не только из сострадания к самому Фрейду, но и полагая, что это необходимо для блага человечества. И Гитлер, неприязненно относившийся к американскому президенту, охотно исполнил его просьбу: очевидно, его оккультный демонизм совпадал в этом вопросе с чаяниями гуманистов. Фрейд благополучно прибыл в Америку, но вскоре скончался от рака языка.

 Следует сказать, что психология и психиатрия, за малым исключением, демоничны уже потому, что не признают существование диавола, скрывают его страшное воздействие на душу человека и этим самым лишают больных реальной помощи – Того единственного, Кто победил диавола.

 Возникает вопрос: все ли душевнобольные одержимы диаволом; можно ли смотреть на широкий спектр душевных заболеваний – от маниакальных депрессий и визионерства до истерии – как на одержимость? Нам кажется, вопрос поставлен не совсем правильно. Граница между душевной болезнью и здоровьем весьма условна: все мы больны, будучи носителями первородного греха – незаживающей травмы в душе каждого человека; все мы больны вследствие этого греха нашими страстями, и, самое главное, – темным влечением к пороку, подобным оккультно-магической любви души человека к диаволу.

 У человека из всех душевных сил менее всего деградировал рассудок, который в некоторых случаях может оценивать свое болезненное и страстное состояние. У душевнобольных эта сила поражена, влияние темных духов не встречает в них даже малой преграды, как поток, когда разрушена плотина.

 Душевное заболевание может иметь различные причины, в том числе и органического характера, но как в ослабленном организме бурно размножаются болезнетворные микробы, так в душевном организме несчастных больных демонические импульсы проявляются с особой силой. Явное вселение демона может выражаться в особенных душевных страданиях, влекущих к самоубийству, беспросветном унынии, страхе перед святыней и самой мерзкой хуле на Бога. Но в любом случае помочь этим несчастным может только сила Божественной благодати, а ее у душевнобольного отнимают современные психиатры, предлагая иллюзорный путь к исцелению, в который сами не верят: гипноз и химические препараты. Это лечение похоже на удары дубинкой по голове страждущего, дабы прекратить его болезненные стоны. Он затихает, но не выздоравливает.

 Нам говорят о психиатрах-христианах, но, к сожалению, для большей части из них Божество – это некая идея, наиболее удобная для медитаций. Мало кто может сказать, что Бог – не средство, а таинства Церкви – не замена курса лечения седативными препаратами, что исцеление предполагает прежде всего христианскую жизнь и покорность воле Божией, что Бог – это высшая шкала ценностей, а не инструмент, который может быть употреблен, а затем отложен в сторону.

 Классическая психиатрия относится к религии так же, как система Гегеля к христианству: чтобы стать христианином, надо преодолеть концепции христианства. Однако в действительности на душу нужно смотреть, как на отдельную субстанцию, нужно признать существование духовного мира и иметь реальный опыт духовной жизни. Парадокс: православный психолог должен стать аскетом и перестать быть психологом. Но тогда рушится всякое понятие о христианской психологии, она становится христианской мистикой и христианской аскезой. Назревает еще больший парадокс: чтобы действительно лечить душевнобольного, психиатр должен стать святым, личным подвижничеством и включением в церковную жизнь стяжать благодать – то единственное, чего боится демон. Это может вызвать улыбку. Но если православный психиатр признает существование диавола, то как он может полагать, что это существо можно изгнать из души и тела больного химическими снадобьями – подобно тому, как крысу травят ядом?

 Итак, психиатрия надела смирительную рубашку не на диавола, а на больного.

* * *

 Тот же процесс демонизации мы видим в современной философии. Ни в одной из крупных философских систем последних столетий не фигурирует диавол, хотя бы в виде безликой разрушительной, темной силы. Такой универсальный факт, как грех, в философских системах искажен, исковеркан или просто-напросто «забыт». В системах Канта, Шеллинга, Гегеля, не говоря уже о материалистах и позитивистах, диавол тщательно спрятан. Бог из Живой Личности превращен в некую абстрактную идею или же отождествлен с материальным космосом. Философский идеализм последних столетий представлял собой возвращение к язычеству. Философский позитивизм был направлен на то, чтобы уничтожить всякое представление о том, что лежит за пределами сенсорных чувств человека. «Богу философов» нельзя молиться. Его, как подопытное животное, охватывают усилиями интеллекта. У Гегеля «Божество» – слепой дух, запутавшийся в созданной им материальности и старающийся осознать себя самого через рассудок человека, и если есть в мире что-нибудь святое, то это именно рассудок, способный к чистому логизму.

 На развалинах религии, где идеалисты и материалисты поработали дружно, как братья, на этом духовном пустыре должны были взойти самые ядовитые травы оккультизма и магии – суррогата духовности, демонического антипода религии. Философия не дала ни одного (!) ортодоксального православного философа. А те мыслители, которые считали себя православными или хотели быть таковыми, упоминали о диаволе лишь вскользь и так, что имя его можно было принять за аллегорию зла. Они оставляли диавола где-то в передней, не пуская его в гостиную. Большинство этих мыслителей – их не назовешь ни философами, ни богословами – находилось под влиянием платоно-гегелевской философии, и сделали они для Православия больше зла, нежели добра. У них нет философски раскрытого учения о первородном грехе, о диаволе и той космической бездне антибытия, которая названа адом – местом забвения. А если и есть, то это – лишь жалкие попытки отрицания ада как факта, интерпретация его как некоего субъективного состояния души, оригеновская позиция по отношению к диаволу: диавол может спастись, потому что «он не такой уж и плохой дух». Но чаще они вообще всего этого избегают, как мифологии, недостойной интеллектуала.

 Диалектический материализм, как и его негатив – гегельянство – произведение богоборческого ума, только более хитрого и беспринципного. Один вовсе не верующий поэт, интуитивно почувствовав это, написал: «Здесь втихомолку диавол живет, через переулок от Маркса».

 Философия экзистенциализма рассматривает Божество и демона как внутреннее переживание самого человека, проявляемое в фантастических образах. Как олицетворение состояний, свойств и атрибутов человеческой души. Как рисунки ее подсознания. Опять парадокс: вера значительной части интеллигенции – это вера в «нечто», а конкретно – «ни во что», это антиномия религиозного атеизма. Поэтому мы считаем философские построения суррогатом религии, религией плотского разума, интеллектуальными грезами, целенаправленной ложью – способом изгладить из сердца и ума человека память и представление о страшной космической силе зла, о диаволе как живом существе; сделать этого врага невидимкой.

 Философия – это попытка осмыслить мироздание в определенной системе, поддающейся логической проверке. Но Бог – это абсолютный Дух, Который пребывает выше всяких категорий, Дух непостижимый и неизреченный. Что же касается диавола, то грех алогичен, он, как хаос, не вмещается ни в одну систему. Диавол – дух зла, следовательно, дух безумия. Его действия непредсказуемы. Философия отказывается от Бога, профанируя Его, и отказывается от демона, игнорируя его.

 Философию можно назвать «безумной попыткой конечного объять бесконечное». Даже агностицизм и скептицизм основываются на гордости ума, то есть на демонизме. Впрочем, философия сделала уже свое дело. Теперь ею занимается только очень ограниченный круг людей – как интеллектуальной наркоманией. Большинство же интересуется оккультными течениями, которые обещают не блуждание ума в лабиринтах мироздания, а вполне утилитарный товар.

 Философия, отделившись от религии, обратила острие рассудка против нее, а затем, исчерпав себя, вступила в период затяжной агонии. Люди, потеряв религию сердца и отшатнувшись от карликовой религии разума, ищут религиозную эмпирику, мистику – как непосредственное переживание, но вместо этого на пепелище сожженных ими храмов находят мистику оккультную, скрытый или явный демонизм.

 Позитивизм в течение целого столетия царствовал в литературе и науке. Под грохот барабана и медные трубы он кричал и вопил, что Бога нет, а с религией покончено навсегда. Но его по временам выдавала собственная нервозность. Когда позитивисту приходится произносить слово «Бог», то холодная и скрытая неприязнь нередко сменяется истеричностью или сарказмом, что не вяжется с заявлениями о свободе мнений и уважении к убеждениям. Кажется, эти люди в душе боятся, что Бог все же есть. Ненавидят не мертвую идею, а живое существо.

 Позитивизм образовал вакуум в душе человека, но не смог заполнить его. На месте Бога в душе раскрылась, как черная космическая яма, пустота, и тогда на смену позитивизму пришел декаданс, который, как маг со своими заклинаниями, стал вызывать из бездны диавола – «князя мира сего». Если для позитивизма человеческая душа – это продукт и отражение внешнего, то для декаданса, напротив, внешний мир становится фоном, на котором проявляются и действуют темные реалии подсознания, похожие на апокалиптические чудовища, и этих чудовищ человек отождествляет со своей собственной душой.

 Герой одного из рассказов Кафки, проснувшись утром, вдруг увидел себя огромным насекомым. Так и здесь происходит подобное перерождение: человек начинает ощущать себя не то пауком, не то вымершей рептилией. Если романтизм увлекал душу в плен страстных и сладостных чувств, как сказочная русалка своими объятиями – в речной омут, то декаданс впивался в свою жертву, словно спрут щупальцами, и тянул ее в глубину морскую, в темную бездну безумия.

 Лирика романтизма с его колыбельнопогребальными напевами сменилась площадной бранью и хрипом агонии. «Истина в вине, – шепчет нам романтизм, – в опьянении миром», хотя мир, как змея, кусает того, кто отдал ему свое сердце. «Истина в безумии, – говорит декаданс, – я разбил то, чему поклонялись люди – иллюзии и идеалы, и теперь свободен от разочарований; я лежу в грязи, поэтому не боюсь падений. Смерть неизбежна, но я нашел свое счастье в самом наслаждении смертью – как трупный червь, грызущий внутренности мертвеца».

 Одно из течений декаданса, футуризм – претензия на пророческое видение будущего. Прогресс цивилизации представляется ему как тотальное опредмечивание всего человечества. Человек превращается в конструкцию из металла с мотором вместо сердца; богоподобие как нравственная автономия личности, свобода воли и возможность выбора потеряно, в его мозг, как в компьютер, вживляется программа. Другое свойство богоподобия – логос (слово) исчезает, остаются только сигналы, которые человек посылает в мир и получает извне. Человек, потерявший живую душу, теряет и дар слова, который ему уже не нужен; он остается с одной сигнальной системой управления. Поэтому поэзия футуризма отказывается от слова и заменяет его звукосочетанием: футуристы переходят на язык звуковых имитаций.

* * *

 Вторая половина ХIХ века ознаменовалась созданием одной из самых популярных научных или, точнее, псевдонаучных теорий – дарвинизма, оказавшего глубокое влияние не только на биологию и антропологию, но также на этику и социологию, на весь строй мышления современного человека. Эта биогенетическая гипотеза в глазах современных людей приобрела значение научного универсума; хотя многие крупные ученые указывали на ее ошибки, противоречия, отсутствие фактических доказательств и волюнтаризм, их голоса остались неуслышанными. Казалось, люди, зачарованные внешней стройностью этой системы, не хотят понять ее надуманность, внутреннюю пустоту алогизмов, словно боятся увидеть, что король, торжественно шествующий по главной улице науки, на самом деле – голый.

 В чем притягательность этой теории, в чем секрет ее успеха? Только в том, что она отвечала духу времени. Человек хотел уверить себя в том, что он – зверь, и зверь не по произволению свободной воли, а по необходимости своей природы. Эта теория, делающая ненужным присутствие в мироздании Божества, ведет к агностицизму и атеизму, освобождая человека от нравственной ответственности за свое духовное состояние и заменяя совесть общественными правилами. Эта теория освобождает человека и от необходимости решать тяжелые, иногда мучительные вопросы о смысле жизни, поскольку дарвинизм заявляет, что человек – всего лишь продукт слепой эволюции, сцепление целой массы счастливых случайностей, из которых каждая так же редка, как отгаданный номер в лотерее. В жизни любого существа и в биологическом генезисе, согласно дарвинизму, нет ни программы, ни цели, поэтому надо не размышлять над жизнью, а удовлетворять вложенные в нас естественные инстинкты и приобретенные в процессе эволюции человека культурные потребности. Дарвинизм уничтожил уважение к человеческой личности как образу Божию. Он уничтожил уважение к самому феномену жизни, представив историю Земли перманентной бойней. Для дарвинизма современное поколение стоит на ступенях лестницы, сложенной из костей и черепов «человекоподобных» зверей, и само оно также должно стать «удобрением», вроде навоза, для будущих, более совершенных всходов человечества. Поэтому мировые гекатомбы, лагеря смерти с пылающими крематориями – это не жертвенники сатаны, а ферменты эволюции. Если всю Землю опутать, как меридианами глобус, колючей проволокою, то процесс отбора наиболее способных к выживанию пойдет быстрее; а если войны, эпидемии, катаклизмы и жестокая конкуренция за право на жизнь прекратятся, то, напротив, наступит время эволюционного застоя, деградации и загнивания. Здесь Дарвин повторяет Гераклита: «Война есть мать всех вещей».