Текст книги "Кавказ. Выпуск XIV. Покорение Эльбруса"

Дуглас Фрешфильд. Исследования Кавказа

Дуглас Фрешфильд (1845–1934) – знаменитый английский альпинист, прославившийся своими многочисленными восхождениями.

…Члены созданного в 1857 году Английского альпийского клуба, заявившие своей целью «содействовать установлению дружбы между альпинистами, развитию горных восхождений и исследований во всем мире и лучшему познанию гор через литературу, науку и искусство», спустя десять лет покорили практически все пики в Альпах. Тогда они обратились, так сказать, к «чужим» вершинам, направив свой взор на совершенно не исследованный к тому времени Кавказ. Летом 1868 года сюда отправилась экспедиция, в состав которой входили Дуглас Фрешфильд, Каминс Таккер и Адольфус Мур. Они взошли на Казбек и Эльбрус, побывали в Осетии, Сванетии, Балкарии. Впечатления от той экспедиции и легли в основу книги «Путешествия по Центральному Кавказу и Башану, включая посещение Арарата и Тавриза и восхождения на Казбек и Эльбрус» (Лондон: Издательство «Лонгман, Грин и К⁰»,1869), перевод которой для нашего издательства осуществил Игорь Гориславский.

Д. У. Фрешфильд прожил долгую и насыщенную жизнь, побывал в десятках стран, исследовал множество горных массивов, в том числе Гималаи, организовывал экспедицию на Эверест, и даже будучи шестидесятилетним, множил число покоренных вершин.

Глава XI. Из Пари в Пятигорск и восхождение на Эльбрус

Медведь, содержащийся в неволе. – Мур обращается к носильщикам. – Лагерь в лесу. – Докучение мошкарой. – Приют в горах. – Поднимающийся скот. – Через хребет в метель. – Жаркие споры. – Бревенчатая хижина. – Долина Баксана. – Уруспиевы. – Кунакская. – Вознаграждение челяди. – Минги-Тау. – День безделья. – Просвещенный бий. – Перевалы в Карачай. – Татарские горцы. – Ночь с пастухами. – Крутой подъем. – Лагерь на скалах. – Знатное золото. – На снежных настах. – В трещине. – Сдержанное отчаяние. – Кризис. – Упорство вознаграждается. – Вершина. – Панорама. – Возвращение. – Восторженный прием. – Нижний Баксан. – Долгая поездка верхом. – Черкесское селение. – Травянистые равнины. – Зольский пост. – Пятигорск

Июль, 24-е. Не так уж это легко на Кавказе, как в Швейцарии, приступить к делам поутру в час, назначенный накануне. Нашей новой толпе носильщиков пришлось выйти из жилищ и собраться вместе. Прежде чем организация грузов могла осуществиться, каждый предмет багажа подняли, чтобы проверить вес. Более половины взгромоздили на спине до смешного маленького ослика – кроткого на вид экземпляра своей породы – с длинными ушами, которыми он капризно хлопал и поводил то назад, то вперед. Животное должно было сопровождать нас несколько часов, чтобы избавить наших носильщиков от части ноши.

Расставаясь, мы подарили казачьему атаману английский нож, которым он был польщен, и, как следствие, нам пришлось подчиниться неоднократным объятиям и поцелуям, столь распространенным за границей и особенно в России, но неодобряемым сдержанными и черствыми англосаксами. Попрощавшись с добрым казаком, мы направились по тропе, которая связала Пари с несколькими селениями на западной окраине Сванетии над рекой Ингури. Это селение, как и сама их столица, построено на террасах высоко над рекой, и они отделены друг от друга глубокими и широкими ложбинами. Детальное описание нашей утренней ходьбы было бы почти таким же утомительным, как и сама действительность; пейзажи мало-помалу менялись, а время в основном уходило на подъемы и спуски по крутым зигзагам. Наши обходы, которые мы были обязаны преодолеть, оказались столь велики, а наши носильщики столь ленивы, что полуденный привал пора было сделать прежде, чем мы дошли бы до последнего селения, построенного на южном склоне отрога, выдававшегося над восточной стороной на входе в долину Накры. Мы сели в тени большого дерева над домами, жители которых вскоре столпились вокруг нас. С ними пришел медвежонок, ведомый ватагой чад, которые нещадно колотили и таскали волоком бедное животное. Короткий и легкий подъем к роскошным лугам привел нас к вершине отрога, откуда открывается прекрасный вид. На значительной глубине под нами простиралась долина Накры: тыльная сторона ее была покрыта заснеженными хребтами и одета прекраснейшими сосновыми лесами, прежде нами не виденными. Отдельные деревья были великолепными и, стоя порознь, возвышались над лиственными деревьями, выделяясь темно-зелеными шишками. Вид сильно напоминал фотографии, представляющие Гималаи, и был весьма впечатляющим. Повернувшись на юг, мы оказались перед глубокой трещиной в холмах, которая образовывает ворота Сванетии и дает начало реке и дороге в Зугдиди, маленькому абхазскому городку на полпути между Кутаиси и Сухум-Кале.

Наши носильщики из Пари так настойчиво выказывали свое желание идти тем же маршрутом, что и люди из Давкара, что это вынудило нас потерять минут десять впустую, затем сесть и минут пятнадцать обговаривать это. Их предложению мы противопоставили то, что сумма, установленная как оплата недостаточная, обсуждению не подлежит. Сидя в ряд, мы призвали их к себе и передали им через Павла, что мы хотели знать раз и навсегда, согласны ли они выполнять договор, заключенный с нами. Если они неудовлетворенны и хотят уйти, то мы желаем вернуться в Пари, но, в таком случае, мы ничего им не заплатим.

Носильщики, все до одного, объявили, что хотят идти дальше, и были полностью удовлетворены условиями. Получив вдохновенной речью Мура наставления об общих обязанностях человека в горном походе и выгодах, которые они извлекут из достойного поведения, толпа продолжила движение. Кое-где тропа, хоть и местами разрушенная, окаймляла склон холма и была различима. В конце концов, мы вышли сквозь густой сосняк и березняк по крутому спуску ко дну долины. Под густой сенью таких деревьев подлесок бывает редко, лишь стелется ковер мягких мхов, как на альпийских прогалинах.

Добравшись до берегов реки, мы повернули в верховье долины по разбитой тропе: из-за рухнувшего дерева, ставшего случайным препятствием, она была пригодна только для лошадей. Мы шли по густому лесу и полянам, где роскошный травяной покров вызывал воспоминание о нашем сборе водорослей из Зенес-Сквали. Один из носильщиков принес нам небольшую ветку, объяснив, что это чай, и мы узнали чайное растение. Нам уже сообщили в Пари о его существовании в окрестностях. Казаки говорили нам, что некоторые из их предшественников собирали листья из практических побуждений, и требовалось достаточное искусство, чтобы сделать из них весьма приличный напиток. Временами нам открывались виды пенившегося потока Накры. Река ускорялась в падении через гранитные валуны, которые несла с собой со Станового хребта, и разбивалась в белопенные струи. Над головой ярко-синее небо, солнечные лучи очень сильны. Нам нужен был фотоаппарат, чтобы запечатлеть их и зафиксировать картины леса и воды, которые постоянно встречались взору.

В начале дня носильщики удивили нас: они расселись на берегу реки в том месте, где вода гудела так громко, что было трудно говорить, и предложили нам остаться здесь на ночь. Мы отказались от такого предложения и избежали его возобновлением похода тем шагом, при котором люди не могут и не желают отставать. Около пяти пополудни мы нашли подходящее место для лагеря в отдалении, у чистых источников среди густых трав и роскошных в своем цветении растений. Вскоре здесь была установлена палатка, и Павел разжег поленья для приготовления пищи. После сытного обеда мы льстили себя надеждой на спокойную ночь, но к вечерней заре началось гнусное жужжание мошкары, и на нас напали злобные насекомые, словно рой черных мух, не более головки булавки, но с острым жалом. Проводники из Пари сказали Павлу, что люди из последнего селения, где мы делали привал, намеревались последовать за нами, чтобы ночью украсть наше имущество, и что нам было бы лучше разделить багаж между ними и уберечь его. Не сомневаясь в том, что попытка грабежа могла произойти при молчаливом согласии наших сопровождающих, мы велели всю кладь сложить у открытых пол палатки и сказали им, что наши пятнадцать бочонков должны быть зажжены без промедления, если мы услышим, что кто-нибудь засуетится вблизи. Однако никакие грабители не появились, но и не вся ночь прошла без тревог. Тишину леса нарушил сильный треск, словно ружейный залп, который, как мы обнаружили утром, был вызван падением огромного дерева в пятнадцати ярдах от нашего лагеря.

Июль, 25-е. Наш отдых был нарушен прежде, чем утренняя зарница осветила сосны на противоположном склоне. Мы поднялись и удрученно в мелких подробностях обменивались впечатлениями от ночных страданий. Глаза Франсуа почти заплыли от укусов мошкары, и вся компания была более или менее обезображена. Как только носильщики закончили упаковку клади и мы уговорили их поднять груз на плечи, отправились дальше. Покидая Пари, мы понимали, что пройдем перевал на второй день, но наши проводники объявили нам, что до наступления ночи невозможно добраться до южного подножия последнего подъема. Пройдя через пояс соснового леса, мы вошли в район более скудной растительности и менее пышной вегетации. Вначале мы увидели скалистый гребень, который прикрывал собою верхнюю часть долины. Склоны холмов не были крутыми и с поваленными деревьями, снесенными лавинами с ложбин верховий гор, простирались до реки. Многочисленные чистые фонтаны выбивались из-под земли. Запруженные камнями, они образовывали кристально-чистые заводи, берега которых украшали гроздья долинных лилий. Два маленьких водопада на другой стороне долины рассыпались брызгами на скалах; им не хватало воды, чтобы считаться первоклассными. Березы росли в лощине у подножия скал и все утро закрывали нам вид на эти каскады.

Теперь мы увидели, что пятиверстная карта полностью неверна в той ее части, где представлена горная цепь. Военные, занимаясь топографией, очевидно, ограничивались съемкой долины Накры на глаз, и, как следствие, обманувшись внешним видом, они представили ее верховье бассейном в виде симметричной подковы. В действительности, истоки реки находятся в горной впадине, невидимой снизу и не отмеченной на карте. Подступы к ней проходят по крутому спуску на левом берегу реки, в которую впадает солидных размеров приток; на противоположной стороне он изливался по скалам из ледника, видимого только частично. Наши носильщики утверждали, что в этой стороне есть перевал, ведущий к селениям у истоков Кубани, в районе Карачая. Был всего лишь полдень, а наши ленивые носильщики затребовали привал, ссылаясь на то, что невозможно пройти перевал до вечера и что если они пройдут дальше, то замерзнут ночью. Трудными уговорами мы добились того, что они пройдут с нами еще два с половиной часа. Резкий подъем со следами тропы к перевалу на этой стороне привел нас в верховья долины, где уже не было травостоя, лишь снег и камни от весенних лавин. Эта котловина простиралась на две мили на восток, где разделялась на две долины, разбегающиеся врозь – на север и на юг; последняя – наиболее значительная. Перейдя поток по снежному мосту, мы пришли к травянистому склону, побитому разбросанными валунами, как раз на том месте, где обе долины сходятся. Трудно было найти местечко, покрытое дерном, и нам пришлось заставить наших носильщиков покинуть их замечательный бивуак, где они устроились под огромным валуном на голой земле. Когда палатка была установлена, места вполне хватало для всех.

Вид из нашего «gîte»[20]20
  Вероятно, автор имеет в виду гору, носящую название «Гнездовия диких уток».


[Закрыть], полностью окруженного снежными горами, был грандиозным. Далеко внизу под нами виднелась нижняя часть долины Накры: с ее западной стороны хребет венчал покрытый льдом пик, отмеченный на карте как гора Тау Боркушель[21]21
  Место постоянных ночевок под скалой (фр.).


[Закрыть]. Речка, которую мы недавно перешли, пробегала короткий путь от своей колыбели – ледника, текущего вокруг основания большой горы, ее вертикальные скалы нависали над ледовым карнизом огромной толщины. Верховье долины с севера также прикрывал ледник; дорога туда, по крайней мере, не вела, а создавала брешь между двумя скальными возвышенностями в горной цепи на востоке. Полуденное солнце ярко освещало скалу, под которой была разбита наша палатка, и хорошо ее прогревала. Я опрометчиво нашел прохладу в тенистом укромном уголке среди скал и, хоть ненадолго, но подхватил простуду из-за недавнего легкого недомогания, и некоторое время мне нездоровилось. Закутавшись в плед настолько тепло, насколько это было возможно, я с перерывами принимал небольшие дозы хлородина – лекарства, которое помогало нам во время путешествия.

Вечером мы увидели четырех людей, вооруженных ружьями и саблями. Они гнали одиннадцать коров, спускаясь со стороны перевала спешным шагом. Павел спросил наших сопровождающих, откуда они. Ему сказали, что это местные жители из Лашраша. Согласно сложившимся обстоятельствам, они занимаются перегоном скота через перевал и сейчас возвращаются со своей незаконно захваченной добычей, которую они украли в одном из стад, принадлежащих татарам Верхнего Баксана. Наши носильщики, естественно, встревожились тем, что их встретят на северной стороне как воров, и нам стоило больших усилий уговорить их идти дальше. Тем не менее мы преуспели в том, что убедили всех, кроме одного седовласого мошенника; их нахождение с нами могло быть окончательным доказательством их невиновности. Озадаченный, он, несомненно, знал, что не сможет выдержать проверку, и, вероятно, осознавая свой проступок, просил разрешить ему вернуться, добавив, что два его сына, бывших также с нами, разделят его груз между собой. У нас не было возражений против таких перемещений в этой семье. Закатные краски были яркими, но слишком насыщенными, чтобы обещать продолжение чудной погоды последних двух дней.

Июль, 26-е. Ночью погода изменилась. С юга поползли тучи, а утро обещало, пожалуй, быть, скорее, хуже, а не лучше.

Боль и постоянная тошнота отгоняли сон. Я чувствовал, что мне лучше побыть в постели, а не переходить перевал, но оставаться на том месте, где мы были, не представлялось возможным. Идея возвращения в Пари – долгий путь пешком назад – была неоправданна, чему предлагалась единственно приемлемая альтернатива – выйти на водораздел до ухудшения погоды. И все же мы отправились, хотя я вначале едва волочил ноги, даже при помощи Таккера и Франсуа.

Мои силы постепенно возвращались, и каждый шаг к вершине перевала вдохновлял к дальнейшему прогрессу. Верховья долины над нашим бивуаком покрылись снегом. Земля еще не сковывалась льдом по ночам, и ее рыхлость значительно добавляла хлопот. В течение часа мы дошли до места, где долина заканчивалась. Путешественник, жаждущий перейти горную цепь, должен взбираться по крутому травянистому берегу справа. Так он дойдет до кромки снежного поля, которое заполняло разрыв в скалистом гребне на южной стороне перевала. Брешь на гребне перед нами была отмечена двумя истуканами, а далее нас вели глубокие следы животных, прошедших здесь вчера. Облака покинули нас. Ветер зловеще взвывал. Как только мы дотащились до вершины, повалил тяжелый снег. Изменение погоды стало огромным расстройством, ибо мы очень хотели, с тех пор как ушли из Пари, полюбоваться Эльбрусом во время спуска, а теперь все наши надежды увидеть его не сбывались.

Когда мы дошли до перевала, нам ничего не оставалось, как только сидеть спинами к вьюге и жевать крошки хлеба перед спуском. Какие-то растения цвели на камнях на высоте более 10 500 футов. Небольшой ледник, местами достаточно крутой, чтобы можно было скользить по нему, с северной стороны имел такой толстый слой снега, что на нем виднелось лишь несколько трещин. Мокрый снег перешел в ливень, который преследовал нас весь остаток дня. Поток, изливавшийся из ледника, вскоре потерялся из виду под другим и весьма необычным ледовым потоком, который казался полностью заваленным лавинами со скал большой горы. Сейчас эта гора частично скрылась за облаками. Позднее нам стало известно ее название – Тунгзорун[22]22
  Имеется в виду вершина Донгузорун – «Лежбище вепря».


[Закрыть]. Как и Ушба, не отмеченная на пятиверстной карте, она, вероятно, вторая по высоте среди гор Станового хребта западнее Коштантау.

Долина с этой стороны перевала спускалась прямо на север, и тропа, вначале отмеченная древними истуканами, вскоре стала весьма различимой. Мы шли вдоль западных склонов выше ледника, который был завален деревьями и имел грязный вид. Его язык вился над крутым выступом к нижней кромке Баксана. Напротив, где должен был во весь рост появиться Эльбрус, ничего, кроме тумана, не было видно. В просветах выказывались только два языка ледников. В конце концов, быстрый спуск привел нас к берегам Баксана. Верховья долины – это котловина, на четверть заполненная туманом, сквозь который три реки вытекают из ледников Эльбруса и Донгузоруна – наиболее крупного ледового потока в истоках реки. Эти реки пробегают некоторое расстояние до слияния. Долина заросла хвойным лесом, в котором полностью преобладает сосна. Наши носильщики свернули на сотню ярдов, чтобы зайти в грубо отесанную хижину – хоть какое-то укрытие от дождя, где мы и поели.

Мы не удивились тому, что носильщики отказались вновь взвалить поклажу на свои плечи и потребовали немедленную оплату. Они заявили, что выполнили договор перевести нас в Баксан и настойчиво не принимали во внимание оговоренные с ними условия: под Баксаном мы подразумевали основное селение в верховьях долины. Один из них теперь весьма разозлился и, нарочито потянувшись за кинжалом, выражал, таким образом, свое недовольство. Мур отстаивал нашу позицию в этой дипломатии. Его политика заключалась в том, чтобы не обращать внимания на этого человека и отказываться иметь дело с кем-либо, кроме тех двоих, с которыми заключали договор в Пари; они были намного лучше других и не очень-то расположены поддерживать негодование своих компаньонов. Гнев главного головореза из-за того, что на него не обращают внимания, выглядел нелепо.

Долгие и утомительные споры сменились недовольством, а привычные манеры вновь проявились в жестах. Дело заключалось в том, что они были не против подтвержденного нами обещания дать им еще по рублю по прибытии в Уруспиево[23]23
  Современная транскрипция этой фамилии – Урусбиевы (Орусбийлары).


[Закрыть], если никаких дальнейших вопросов не возникнет.

Все осложнялось тем, что задержки, с которыми пришлось считаться, были частыми и досадными. Это настоящее испытание для самообладания человека – сидеть на бревне под проливным дождем, промокшим до нитки и не в духе, в то время как твои спутники спешат с ясной целью, а проводники отказываются шевелиться, пока не вернутся их компаньоны. В конце концов, мы узнали, что носильщики искали своих знакомых пастухов, которые были в окрестностях со своими отарами.

Три последних дня они прожили на провизии, которую принесли с собой из дома. Их питание состояло из муки крупного помола. Они пекли ее на костре, на раскаленных камнях.

Естественно, что им нужна была сытная еда, и теперь они очень хотели распотрошить на ужин ягненка. Порой мы не могли понять их поведения: по каким-то причинам они нам не объясняли его, и понятно, что мы злились на эти частые привалы. После долгой ходьбы под проливным дождем, проникающим сквозь хвойный лес, мы дошли до бревенчатой хижины, хорошо сбитой и, к счастью, совершенно водонепроницаемой. Мы были весьма рады обнаружить место для отдыха, где мы могли снять мокрую одежду и согреться у гулкого огня. Обычно мы сворачивали наши рогожки и держали их внутри спальных мешков, чтобы сохранить сухими, благодаря чему теперь мы имели еще кое-что кроме земли, чтобы улечься. Пастухи обеспечили нас молоком и сыром. После попытки сварить аррорут[24]24
  Крахмал из подземных побегов или корневищ.


[Закрыть], с не вполне удовлетворительным результатом, мы закутались в углу хижины и наслаждались вполне сносным ночным отдыхом.

Вечером у нас была забавная беседа с нашими спутниками. Мы обнаружили, что понятия Англия и англичане им ничего не говорят. Единственные нации, им известные, были: русские, турки и франги[25]25
  В старых источниках чаще это слово записывалось через «к» – франки.


[Закрыть] (иностранцы). Мы были изрядно озадачены, когда вдруг они нас спросили, как мы себе представляем лучшее правительство? Мур уклонился от вопроса следующим ответом: правительство не может считаться хорошим, при управлении которого люди одной долины могут угонять скот, принадлежащий жителям другой. Ответ в интерпретации Павла, казалось, крайне удивил их, и они посчитали его соответствующим их представлениям.

Июль, 27-е. Утро было прекрасное, и мы отправились полные надежд. Наши спутники не сочли нужным идти прямой тропой вниз по долине и повели нас окольным путем.

Лес вдруг закончился, затем последовали зеленеющие луга, среди которых стояло несколько домиков, схожих с альпийскими шалé. Это были длинные, низкие, покосившиеся жилища, собранные из огромных неотесанных бревен хвойных деревьев и с плоской, поросшей травой крышей. Мы вошли в первый: он был необитаем.

Долина Баксана простирается на некоторое расстояние на северо-восток, поворачивает на север и затем вновь возвращается к прежнему направлению. На повороте она соединяется с двумя долинами: одна – направо простирается к главной цепи гор, другая, на милю ниже, – налево и ведет к подножию Эльбруса. Против первой, при входе в нее, был чрезвычайно удивительный вид группы снежных пиков, замечательных своими фантастическими формами и близким друг к другу расположением.

Пастуший дом, постоянная обитель верховий долины, расположен против ее входа. Здесь, за небольшой оградой с тыльной стороны хижины, картофель и другие овощи, казалось, неплохо росли. Мы держались левого берега Баксана и теперь перешли мощный поток, который вытекал из восточных ледовых полей Эльбруса, но ущелье, из которого он вытекает, недостаточно широкое, чтобы оттуда был вид на великую гору. Нам посчастливилось найти старика[26]26
  Вероятно, автор упоминает Али-Хаджи Непеева, который купил у Урусбиевых пастбище. Непеев заплатил Урусбиевым за это урочище 5000 кастрированных баранов, откуда и повелось называть это ущелье Ирик-Чат.


[Закрыть] в одном из жилищ, построенных у реки, и мы приобрели у него кувшин молока – редкая роскошь на Кавказе, где обычно молоко сквашивают и оно становится очень невкусным. Спуск отсюда до Урусбиева явно скучен: в основном, голая скалистая стена с правой стороны долины, которая превышает снеговую линию. Почти безлесные склоны имели выжженный аридный вид.

Огромная естественная преграда, примыкающая к северной горной цепи, очень схожая по форме с Кирхет над Мейрингеном, замыкает долину, на нее приходится взбираться по тропе. С бровки Урусбиево видится впервые.

Путешественника отделяет от этого аула длинная ровная местность. Дорога, доступная лишь узким коляскам, проходит через Баксан у подножия вала и тянется по непрерывному ряду лугов на правом берегу, затем вновь пересекает реку только перед въездом в селение Урусбиевых. С виду их дома полностью отличаются от сванских башен и менее красочны. Построенные на пологих склонах с плоскими крышами, они едва различимы на расстоянии. При приближении вы ничего привлекательного в них не найдете. Мощный поток, вытекающий из ущелья с северной холмистой стороны, разделяет селение на две части. На юге в Главном хребте открывается другая долина. Снежные вершины видны в ее верховье.

Вид долины Баксана замыкает ледовый массив Донгузоруна. Отсюда гора весьма схожа в своих очертаниях с Церматт Брайторн. Коричневые бесплодные склоны сразу же окружают селение: лишь дальняя перспектива избавляет Урусбиево от несомненных претензий, которые предъявили бы посетители, если бы не скрывающие все окрест облака.

Большое строение, сразу же за мостом, было жилищем таубиев[27]27
  Таубий: тау – гора, бий – владетель, т. е. князь (балк.).
  В 1852 году по Высочайшему повелению была послана на казенный счет депутация из таубиев в Петербург к государю императору Николаю Павловичу. Депутация эта, между прочим, просила государя о присвоении им старинного их звания – таубиев, что значит в переводе – князь гор, и относительно прав таубиев на земли. Депутаты были произведены в офицеры с назначением им пенсии от государства. Последствием просьбы депутации, между прочим, был Высочайший указ о присвоении высшему сословию балкарских горских обществ звания «таубий» (Абаев М. К. Балкария: Исторический очерк).


[Закрыть] рода Урусбиевых, по фамилии которых называли это место. Толпа людей собралась у двери. На них были высокие папахи и длинные бурки. Одежда наших носильщиков казалась убогой в сравнении с их кинжалами с серебряной инкрустацией и красивыми газырями.

Естественно, что мы были обеспокоены тем, как раскроются характеры этих людей, отчего зависело, сможем ли мы сразу же взять приступом Эльбрус или же придется спуститься в Пятигорск, а гора станет целью другой экспедиции.

К счастью, наши надежды, возлагаемые на благие обещания, данные казакам в Пари жителями Баксана и Карачая, не были обречены на разочарование. Несколько селян вышли из толпы и сразу же повели нас в чистую на вид хижину, которая оказалась кунакской. Она состояла из двух комнат: в углу внутренней комнаты находился диван. Стены и крыша сооружены из массивных стволов хвойных деревьев, окрашенных в алый цвет, и вместе с безупречно чистым полом придавали уютный вид нашему приюту. Хозяева вскоре нанесли нам дружественный визит. Тем временем мы спешно устроились со спутниками из Пари, которые, казалось, ко всему относились с безразличием и хотели отправиться домой, как только представится возможность.

Как казначей вооруженных сил, я отсчитал необходимое количество денег, разделил их на равные части для каждого носильщика и при помощи Павла начал раздавать их. Когда в дальнем углу началась суета, вошли таубии. Ситуация оказалась неловкой, и Павел позволил одному из носильщиков сохранить две доли; разумеется, как только подошла очередь последнего, для него ничего не осталось. Я точно знал, что передал верную сумму денег, но все носильщики запротестовали, утверждая, что каждый получил только свою часть. Ситуация разрешилась неожиданно: один из жителей аула вышел вперед и, к нашему великому удивлению и удовольствию, указал на шумного головореза, получившего двойную оплату. Это был тот, что доставил нам много хлопот на дороге. Деньги тут же у него отобрали. Он делал вид, что сомневается: в его положении нельзя было отважиться на сопротивление. Тем не менее, он потешил себя демонстрацией негодования и сделал вид, что готов к обыску. Однако, понимая, что стал причиной общего смеха даже для его спутников, он быстро ретировался, и больше мы о нем не слышали. Мошенник получил по заслугам. Мы вознаградили заслуженно тех двоих, которые в верховьях долины при споре о дополнительном рубле держались отчужденно, и вся толпа после долгих рукопожатий удалилась.

Все наше внимание теперь было обращено к местным таубиям, перед которыми мы извинились за ту неприятную ситуацию, в которой они нас застали. Нашими хозяевами были три брата: высокие, хорошо выглядевшие, с открытыми и добрыми лицами и в полном кавказском наряде. Младший брат Хамзат некоторое время был на русской службе и говорил по-русски бегло. Беседа началась с выяснения нашей национальности. Мингрелы при упоминании англичан выказывали полное безразличие, а тут лицо Хамзата осветилось, и он воскликнул: «Англикане, карашо! Вильямс Паша, Карс, карашо!». Похоже было на то, что мы вновь возвращаемся в мир из какой-то местности, где все впали в сон лет на 500, и едва ли найдешь человека, знакомого с событиями Крымской войны.

Мы рассказали о нашем восхождении на Казбек и о нашем путешествии по стране (у обоих это вызвало большое удивление), а затем объяснили наше желание сделать такую попытку на Эльбрус. Таубии, допуская, что Казбек – гора более крутая, выразили явные сомнения по поводу восхождения на вершину Эльбруса, выдвигая веский довод, что еще никто этого не делал. Они обещали послать за селянами, которые сопровождали прошлую экспедицию русских путешественников, занимавшихся изучением этой горы. Они сказали, что доведут нас, по крайней мере, до мест, где уже прежде бывали.

Таубии не знали об Арарате. Они лишь знали легенду, по которой кавказская гора связана с Арменией. Согласно местному преданию, ковчег зацепился за вершину Эльбруса прежде, чем остановился на Арарате. Верная оценка схожести высот этих двух гор действительно могла быть использована как довод в правдивости этой истории. Если ко всему этому подойти с общим признанием, мы готовы с радостью отказаться от риска иметь честь первыми взойти на Эльбрус в пользу команды ковчега, или, как весело произнес Франсуа, «La famille de Noah»[28]28
  Семейство Ноя (фр.).


[Закрыть].

Нашим хозяевам название Эльбрус было знакомо, но его нужно было переводить, потому что местные жители знали только Минги Тау[29]29
  Гора вечности (балк.).


[Закрыть]. Итак, наше знакомство счастливо осуществилось, а наша дружба укрепилась вовремя внесенным подносом с чаем и хыбыртом[30]30
  Жареный мучной хворост, посыпанный сахарной пудрой.


[Закрыть], которые были размещены на низкой табуретке с тремя ножками, служившей столом.

Таубии просили нас обращаться к ним со всем, что нам необходимо, и предложили помощь как с провиантом, так и с обустройством. Не желая обременять их своими хлопотами, с одной стороны, и предпочитая стряпню Павла ломтям вареной баранины, что является основным блюдом кавказской кухни, мы только попросили, чтобы они помогли нашему слуге приобрести все необходимое для провианта. В этом случае мы могли бы оплатить большой запас провизии, хотя бы дня на четыре, отведенных на Эльбрус. Павел получил едва ли не все, включая картофель и сахар из запасов хозяев.

Для всех в этом селении мы оставались чужаками. После Казбека мы ничего не пили, кроме чая и воды. Исключением было какое-то мутное вино в Глола, поэтому мы радостно приветствовали селянина, который принес нам очень хорошее местное пиво. Вероятно, это и есть та жидкость, которую упоминает старина Клапрот, говоря о том, что пиво, сделанное карачаевцами и жителями Баксана, почти схоже с лондонским портером. В таком случае, или лондонские пивовары изменились к худшему, или местные производители полностью выродились.

Ночью мы были ублажены непривычной роскошью подушек и простыней и впервые после Казбека могли заснуть без одежды. Любопытный факт, который мы были не в состоянии понять: в магометанских районах подушки всегда были в достатке, и они, кажется, совершенно неизвестны в христианской части страны. Причина неясна, но факт остается фактом: либо в христианских деревнях и на почтовых станциях путешественник должен таскать за собой собственный спальный мешок, или довольствоваться возлежанием на досках.

Июль, 28-е. Этот день мы отвели на еду и безделье, в котором мы полностью преуспели. Между плотной едой выставляли чай и хыбырт. Свободное время было в нашем распоряжении и проводилось на солнышке у двери хижины или в беседе с приезжим сванским князем из рода Дадешкелиани, состоящим в браке с их сестрой. Вероятно, он был одним из правителей местности Бечо. Это – боковая ветвь долины Ингури у подножия горы Ушба. Господин Радде упоминает их связи и частые браки с племенами на северной стороне Станового хребта. Во внешности и в манерах сван был настоящим аристократом. Казалось, что его присутствие стесняло остальных. Он был высокого роста, с правильными чертами лица, но оно, однако, не выдавало большого ума. Ему была присуща горделивость щеголя, которая делает честь человеку, привыкшему к цивилизованной жизни.

Местные таубии были более осведомлены, чем кто-либо другой, встречаемый в горах. Из Пятигорска и Кисловодска сюда добирались за два дня. Урусбиевых часто посещали русские путешественники или чиновники. Даже заезжие фотографы привозили сюда свои камеры. Последними здесь были два француза, занимавшиеся поиском редких деревьев. Мы слышали о них повсюду и последний раз видели их приобретения на пирсе в Поти во время погрузки на корабль. Итак, местные жители имели контакты с европейским миром, но его толки едва достигали потаенных уголков континента. Самим таубиям во вкусе не откажешь: один – хороший музыкант, другой, казавшийся более склонным к практической деятельности, получил кое-какое образование на русской службе, имевшей явно военный характер. Дома он ничем не занимался, кроме производства скоропортящихся сыров – только такие и делают на Кавказе. Однажды он, попробовав в России французский «Gruуère», был поражен и начал производить нечто подобное с приличным успехом. До нашего ухода мы видели также несколько отремонтированных колясок, которые собирали по его указаниям, переставляя сделанные топорно детали, использованные прежде. То, что наша страна дала миру великого драматурга Шекспира и все англичане живут бифштексами и портером, произвело на него особенно сильное впечатление. Он чрезмерно извинялся за то, что не мог обеспечить нас нашей национальной едой и предложил послать челядь на пастбище и зарезать бычка. Мы отказались от этого предложения, сказав, что мы вполне довольны только что купленной овцой. Мы старались, насколько возможно, узнать об образе жизни и обычаях этих людей. Но трудно говорить о чем-либо, когда простейшие предметы узнаются от неосведомленного переводчика. Суть собранного нами заключалась в том, что местные жители в верховьях долины на востоке считают себя расой, отличительной от черкесов, которые живут в пределах степи и в горах на западе. Они говорят, что являются здесь старыми обитателями. Они были лишены своего господства, когда толпы черкесов из Крыма заполонили эту местность. Они говорят на татарском языке. Их религиозные взгляды, если они вообще есть, магометанские.