Текст книги "Житие старца Серафима Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника. С приложением его наставлений и келейного молитвенного правила"

Если же вне пустынной келии своей старец неожиданно встречал кого-либо в Саровском лесу, то обыкновенно не вступая в беседу, со смирением кланялся ему и удалялся прочь: «От молчания никто никогда не раскаивался», – говорил он впоследствии в своих наставлениях. На людей лично не знавших о. Серафима, такая внезапная встреча с ним в пустынной местности, при его костюме, производила чудное впечатление, никогда неизгладимое и нередко научала их добродетели, не менее самой его беседы. Строгости его жизни и отношений к другим соответствовали и первые опыты его учения в духе подвижническом, отличающиеся верностью мысли, краткостью и силой выражения:

«Совершенная любовь к Богу, – учил он, – соединяет любящих с Богом, и между собой взаимно; ум, стяжавший духовную любовь, ничего несогласного с любовью не мыслит.

Уединение, молитва, любовь и воздержание суть четырехсоставная колесница, возносящая дух на небо.

Истощай тело свое постом и бдением – и отразишь мучительный помысл сладострастия.

Как дело Божие правит миром: так дело души – управлять телом.

Похоть истребляется страданием и скорбью или произвольной, или посылаемой Промыслом.

Какой мерой меришь своему телу, в такой же мере воздаст тебе Бог праведное воздаяние ожидаемых благ.

Бог есть неложный обещатель будущих благ; веруя Ему подвижник желает будущего, как бы уже настоящего.

Если ум, совершенно забывая здешнее, более и более старается узнать будущее, это знак, что он живет в благих ожиданиях.

Хорошо бесстрастие: сам Бог дает и утверждает это состояние в душах боголюбящих.

Не будь нерадив в деятельной жизни – и просветится ум твой; сам Бог обещает это: сокровища невидимая, сокровенная отверзу тебе (Исаии 45).

Уединение и молитва – великие средства к добродетели: очищая ум, они делают его прозорливым.

Подвижничество требует терпения и великодушия: ибо миролюбие искореняется только долговременным трудолюбием.

Кто переносит с молитвой удары невольных искушений, тот делается смиренным, благонадежным и опытным.

Терпение есть трудолюбие души, а трудолюбие состоит и в добровольных трудах и в перенесении невольных искушений. Ум, получивший некоторую часть бесстрастия, иногда бывает непоколебим, но без дел неопытен.

Кому дана вера, от того требуется воздержание, которое, укоренясь, рождает терпение – навык многотрудный. Знаком терпения служит любовь к трудам; опираясь на них, ум надеется получить обетование будущих благ.

Обещание будущих благ привязывает ум к ожидаемому, так что мы забываем и отвергаем настоящее».

Видя столь искреннее, усердное и, поистине, высокое подвижничество старца о. Серафима, диавол, исконный враг всякого добра, вооружился против него разными искушениями. По своей хитрости, начиная с легчайших, он сперва наводил на подвижника разные страхования. Так по сказанию одного почтенного летами иеромонаха Саровской пустыни, однажды во время молитвы он услышал вдруг за стенами келии вой зверя; потом, точно скопище народа, начали ломать дверь келии, выбили у двери косяки и бросили к ногам молящегося старца претолстый кряж (отрубок) дерева, который восьмью человеками с трудом был вынесен из келии. В другие разы и днем, особенно же ночью, во время стояния на молитве, ему видимо вдруг представлялось, что келия его разваливается на четыре стороны и что к нему со всех сторон рвутся страшные звери с диким и яростным ревом и криком. Иногда вдруг являлся пред ним открытый гроб, из которого вставал мертвец.

Так как старец не поддавался страхованиям, диавол воздвигал на него жесточайшие нападения. Так он, по Божию попущению, поднимал его на воздух и оттуда с такой силой ударял об пол, что если бы не ангел-хранитель, самые кости от таких ударов могли бы сокрушиться. Но и этим не одолел старца. Вероятно при искушениях он духовным оком своим, проникавшим в горний мир, видел самых злых духов. Может быть духи злобы и сами видимо в телесных образах являлись ему, как и другим подвижникам… По крайней мере заметно, что старец точно видал злых духов. Ибо один мирянин в простоте сердца спрашивал его:

«Батюшка! Видали ль вы злых духов?»

Старец с улыбкой отвечал:

«Они гнусны. как на свет ангела взглянуть грешному невозможно, так и бесов видеть ужасно: потому что они гнусны».

Все видения, искушения и нападения врага старец побеждал силой крестного знамения и молитвами. После них долгое время он пребывал мирно в своей пустыне, благодаря Господа за сей мир и спокойствие.

Духовное начальство знало о. Серафима и понимало, как полезно было бы для многих сделать такого старца аввою, настоятелем где-нибудь в обители. Открылось в 1796 г. место архимандрита в городе Алатыре. О. Серафима предназначили было туда настоятелем с возведением в сан архимандрита. В прошлом и в текущем столетиях Саровская пустынь не раз давала из своей братии хороших настоятелей в другие обители. Но старец Серафим убедительнейше просил тогдашнего Саровского настоятеля Исаию отклонить от него это назначение. Одно это обстоятельство не довольно ли доказывает, что о. Серафим искал в монашестве спасения души и точно хотел быть подвижником в истинном и подлинном смысле сего слова? Строителю Исаии и братии Саровской жаль было отпустить от себя старца Серафима, усердного молитвенника и мудрого наставника. Желания обеих сторон сошлись вместе: все стали просить другого иеромонаха из Сарова же, старца Авраамия, принять на себя звание архимандрита в Алатырский монастырь, и брат единственно из повиновения, принял на себя это звание.

Видя смиренномудрие старца Серафима, диавол воздвиг на него большое гонение, поднял в его душе мысленную брань и поддерживал борьбу эту с таким натиском и силой, от которых пал некогда великий во отцех Феофил, эконом Аданской церкви (см. Четьи-Минеи 23 июля). В тяжком душевном обстоянии старец Серафим обратился к Господу подвигоположнику нашего спасения Иисусу Христу и Пречистой Его Матери, а сам решился усилить свои иноческие труды, чтобы при помощи свыше, разрушить страшные козни диавола, повергавшие его в уныние. Благословясь, он принял на себя новый высший молитвенный подвиг.

В глухом лесу на половине пути от келии к монастырю, лежал необыкновенной величины гранитный камень. Вспомнив о трудном подвиге св. столпников о. Серафим решился принять участие в подвижничестве сего рода. Для сего он восходил, чтобы не быть ни от кого видимым, в ночное время на этот камень для усиления молитвенного подвига. Молился он, обыкновенно, или на ногах, или стоя на коленах, с воздетыми вверх, подобно св. Пахомию, руками, взывая мытаревым гласом: Боже, милостив буди ми грешному. Чтобы уравнять ночные подвиги дневным, о. Серафим и в келии имел камень. На нем он молился во время дня с утра до вечера, оставляя камень только для отдохновения от изнеможения сил и для подкрепления себя пищей. Такого рода молитвенный подвиг он нес по временам в течении тысячи суток.

Моление о. Серафима на камне

В наставлениях своих о. Серафим всегда говорил, что «хотя все старание надо иметь о душе, тело же подкреплять для того только, чтобы оно способствовало к подкреплению духа, но если самовольно изнурим свое тело до того, что изнурится и дух, то такое удручение будет безрассудное, хотя бы сие делалось для снискания добродетели». Так светло смотрел о. Серафим на подвижническую жизнь! Так он и действовал! От стояния на камнях, от трудности этого молитвенного подвига тело его очень заметно изменилось, в ногах возобновилась болезнь, которая с этого времени до кончины дней не переставала мучить его. Отец Серафим понял, что продолжение таких подвигов повело бы к изнурению сил духа и тела, и оставил моление на камнях. Подвиги сии он проходил в такой тайне, что ни одна душа человеческая не ведала о них и не догадывалась. К бывшему после Исаии игумену Нифонту был тайный запрос об о. Серафиме от епископа тамбовского. В бумагах обители сохранился черновой отзыв Нифонта, в котором настоятель отвечал: «О подвигах и жизни о. Серафима мы знаем; о тайных же действиях каких, также и о стоянии 1000 дней и ночей на камне, никому не было известно». При кончине дней своих, чтобы не остаться загадкой для людей, по подобию других подвижников, в числе прочих явлений своей жизни, он, в назидание слушателям, рассказал и о сем подвиге некоторым из братий.

Один из слушателей этого рассказа, будучи подвигнут удивлением к подвигам моления на камнях, заметил, что это свыше сил человеческих.

Подвижник в объяснение совершенной возможности дела заметил со смирением: «Св. Симеон Столпник сорок семь лет стоял на столпе; а мои труды похожи ли на его подвиг?»

Собеседник же с своей стороны прибавил: «В этом подвиге, конечно, для тебя ощутительна была помощь благодати укрепляющей?»

– Да, – отвечал старец: иначе сил человеческих не достало бы… Внутренне подкреплялся и утешался я этим небесным даром, нисходящим свыше от Отца светов.»

Потом, немного помолчав, прибавил: «Когда в сердце есть умиление, то и Бог бывает с нами».

В последних словах против воли старца высказался дух его моления. Он молился с умилением и молитвы его были так близки к Богу, что он ощущал в себе присутствие Божие и укреплялся благодатным даром сего чувства.

Камни, на которых подвизался о. Серафим, доселе сохраняются, как увидим ниже, и некоторое время после смерти его оставались на своих местах, где лежали. Братия обители и богомольцы ходили видеть их, так что в пустынь Серафимову, вместо прежней тропинки, впоследствии открылась просторная дорога, по которой ездили экипажи. Многие отбивали и брали себе частички от его камней. В некоторых благочестивых домах встречаются эти частицы с изображением на них о. Серафима, стоящего на коленях в молитвенном положении.

Во всех искушениях и нападениях на о. Серафима диавол имел целью удалить его из пустыни. Однако же все усилия врага остались безуспешными: он был побежден, отступил со стыдом от своего победителя, но в покое его не оставил. Изыскивая новые меры к удалению старца из пустыни, злой дух начал воевать против него через злых людей. 12-го сентября 1804 года подошли к старцу три неизвестные ему человека, одетые по-крестьянски. Отец Серафим в это время рубил дрова в лесу. Крестьяне, нагло приступив к нему, требовали денег, говоря, что «к тебе ходят мирские люди и деньги носят». Старец сказал: «Я ни от кого ничего не беру». Но они не поверили. Тогда один из пришедших кинулся на него сзади, хотел свалить его на землю, но вместо того сам упал. От этой неловкости злодеи несколько оробели, однако же не хотели отступить от своего намерения. О. Серафим имел большую физическую силу и, вооруженный топором, мог бы не без надежды обороняться. Эта мысль и мелькнула было мгновенно в его уме. Но он вспомнил при сем слова Спасителя: вси приемшии нож, ножем погибнут (Мф. 26, 52), не захотел сопротивляться, спокойно опустил на землю топор и сказал кротко, сложивши крестообразно руки на груди: «Делайте, что вам надобно». Он решился претерпеть все безвинно Господа ради. Тогда один из крестьян, поднявши с земли топор, обухом так крепко ударил о. Серафима в голову, что у него изо рта и ушей хлынула кровь. Старец упал на землю и пришел в беспамятство. Злодеи тащили его к сеням келии по дороге, яростно продолжая бить, как звероловную добычу, кто обухом, кто деревом, кто своими руками и ногами, даже поговаривали и о том, не бросить ли старца в реку?.. А как увидели, что он уже был точно мертвый, то веревками связали ему руки и ноги и, положив в сенях, сами бросились в келию, воображая найти в ней несметные богатства. В убогом жилище они очень скоро все перебрали, пересмотрели, разломали печь, пол разобрали, искали, искали, и ничего для себя не нашли: видели только у него св. икону, да попалось несколько картофелю. Тогда совесть сильно заговорила у злодеев, в сердце их пробудилось раскаяние, что напрасно, без всякой пользы даже для себя, избили благочестивого человека, какой-то страх напал на них и они в ужасе бежали вон.

Место камня, на котором о. Серафим молился 1000 ночей

Между тем о. Серафим от жестоких смертных ударов едва мог придти в чувство, кое как развязал себя, поблагодарил Господа, что сподобился ради Его понести раны безвинно, помолился, чтобы Бог простил убийц и, проведши ночь в келии в страданиях, на другой день с большим трудом, однако же сам пришел в обитель во время самой литургии. Вид его был ужасен! Волосы на бороде и голове были смочены кровью, смяты, спутаны, покрыты пылью и сором; лицо и руки избыти; вышиблено несколько зубов; уши и уста запеклись кровью; одежды измятые, окровавленные, засохли и по местам пристали к ранам. Братия, увидев его в таком положении, ужаснулись и спрашивали; что с ним такое случилось? Ни слова не отвечая, о. Серафим просил пригласить к себе настоятеля о. Исаию и монастырского духовника, которым в подробности и рассказал все случившееся. И настоятель и братия глубоко опечалены были страданиями старца. Таким несчастием о. Серафим вынужден был остаться в монастыре для поправления здоровья. Диавол, воздвигший злодеев, по-видимому, торжествовал теперь победу над старцем, воображая, что навсегда изгнал его из пустыни. Первые восемь суток были для больного очень тяжки: не принимая ни пищи, ни воды, он не имел и сна от нестерпимой боли. В монастыре не надеялись, чтобы он пережил свои страдания. Настоятель, старец Исаия, на седьмой день болезни, не видя перелома к лучшему, послал в Арзамас за врачами. Освидетельствовавши старца, врачи нашли болезнь его в следующем состоянии: голова у него была проломлена, ребра перебиты, грудь оттоптана, все тело по разным местам покрыто смертельными ранами. Удивлялись они как это старец мог остаться в живых после таких побоев. По старинной методе лечения врачи считали необходимым открыть кровь больному. Настоятель, зная, что больной и без того много потерял ее от ран, не соглашался на эту меру, но по настоятельному убеждению консилиума врачей, решился предложить о том о. Серафиму. Консилиум опять собрался в келии о. Серафима; он состоял из трех врачей; с ними было три подлекаря. В ожидании настоятеля они опять осмотрели больного, долго на латинском языке рассуждали между собой и положили: пустить кровь, обмыть больного, к ранам приложить пластырь, а в некоторых местах употребить спирт. Согласились также на счет того, что помощь необходимо подать как можно скорее. О. Серафим с глубокой признательностью в сердце примечал их внимательность и попечение о себе. Когда все это происходило, вдруг повестили: «Отец настоятель идет, идет отец настоятель!» В эту минуту о. Серафим уснул: сон его был краткий, тонкий и приятный. Во сне увидел он дивное видение. Подходит к нему с правой стороны постели Пресвятая Богородица в царской порфире, окруженная славой. За ней следовали св. апостолы Петр и Иоанн Богослов. Остановясь у одра Пресвятая Дева перстом правой руки показала на больного и, обратясь пречистым ликом своим в ту сторону, где стояли врачи, произнесла: «Что вы трудитесь?» Потом опять, обратясь лицом к старцу, сказала: «Сей от рода нашего» и кончилось видение, которого присутствующие не подозревали. Когда вошел настоятель, больной опять пришел в сознание. Отец Исаия с чувством глубокой любви и участия предложил ему воспользоваться советами и помощью врачей. Но больной, после стольких забот о нем, при отчаянном состоянии здоровья своего, к удивлению всех, отвечал, что он не желает теперь пособия от людей, прося отца настоятеля предоставить жизнь его Богу и Пресвятой Богородице, истинным и верным врачам душ и телес. Нечего было делать, оставили старца в покое, уважая его терпение и удивляясь силе и крепости веры. Он же от дивного посещения исполнился неизреченной радости и сия радость небесная продолжалась часа четыре. Потом старец успокоился, вошел в обыкновенное состояние, почувствовал облегчение от болезни, сила и крепость стали возвращаться к нему; встал он с постели, начал немного ходить по келии и вечером в девятом часу подкрепился пищей, вкусил немного хлеба и белой квашенной капусты. С того же дня он опять стал понемногу предаваться духовным подвигам.

Еще в прежнее время о. Серафим, занимаясь однажды работами в лесу, при порубке дерева был придавлен им и от этого обстоятельства потерял свою естественную прямоту и стройность, сделался согбенным. После нападения разбойников, от побоев, ран и болезни согбенность еще больше увеличилась. С сего времени он начал ходить подкрепляясь топориком, мотыгою или палкой. Так эта согбенность, это уязвление в пяту служили всю жизнь венцом победы великого подвижника над диаволом.

Со дня болезни старец Серафим провел в монастыре, не видя своей пустыни, около пяти месяцев. Когда здоровье возвратилось к нему, когда он почувствовал себя опять крепким к прохождению пустыннической жизни, то просил настоятеля Исаию снова отпустить его из монастыря в пустынь. Настоятель же, по внушению братии, и сам искренно жалея старца, упрашивал было его остаться навсегда в монастыре, представляя возможным повторение подобных крайне несчастных случаев. Отец Серафим отвечал, что ни во что вменяет такие нападения и готов, подражая св. мученикам, страдавшим за имя Господне, даже до смерти перенести всякие оскорбления, какие бы ни случилось. Он боялся только душевных разбойников, твердо помня слово Спасителя: не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити, убойтеся же паче могущего и душу и тело погубили в геенне (Мф. 10, 28). Уступая христианской неустрашимости духа и любви к пустынножительству, о. Исаия благословил желание старца и старец Серафим снова возвратился в свою пустынную келию. Неизвестно каково было состояние его духа в первые минуты вторичного поселения в пустыне; но, зная его безграничную любовь к уединению, мы не ошибемся, если представим его в следующих словах св. Василия великого.

«О, уединенное житие! Дом учения небесного и божественного разумения училище, в котором Бог есть все, чему учимся. Пустыня – рай сладости, где и благоуханные цветы любви, то пламенеют огненным цветом, то блестят снеговидной чистотой, с ними же мир и тишина. Живя в низменных местах, они пребывают недвижимы от ветра. Тамо фимиам совершенного умерщвления не только плоти, но, что славнее, и самой воли; и кадило всегдашней молитвы, сладко сгорая, непрестанно вскипает огнем любви божественной. Там различные цветы добродетели, блистая различными украшениями, процветают благодатью неувядаемой красоты. О, пустыня, услаждение святых душ, рай неисчерпаемой сладости! Ты – пещь, в которой силу горящего пламени святые отроцы устужают молитвой, и горением веры угашают горящий вокруг себя пламень, в котором горят и стрелы и оковы, но окованные не сгорают. Только узы греха разрешаются и душа возводится к пению божественных хвалений, взывая: разширил еси уста моя! Тебе пожру жертву хвалы».

Таким образом диавол и в этой борьбе со старцем, с новым поселением его в пустыню, претерпел совершеннейшее поражение. Но ему готовился удар еще больший и страшнейший нежели какого он мог ожидать. Крестьяне, избившие старца, были найдены. Это были крепостные люди помещика Татищева Ардатовского уезда из села Кременок. Что же? Отец Серафим и сам простил их и настоятеля упрашивал не делать с них никакого взыскания. Также и помещику он писал, чтобы не наказывать их. «В противном случае, – говорил о. Серафим, – я оставляю Саровскую обитель и удаляюсь ни для кого неведомо в другие святые места». Также и с настоятелем говоря, он соглашался лучше чтобы его удалили из обители, нежели им нанесли какое-либо наказание. Так о. Серафим был незлобив! Такие обиды мог прощать врагам своим! Какое лучше это посрамление можно было нанести врагу, воевавшему против старца? О. Серафим, по заповеди Господа, простил врагов своих, предоставив отмщение Господу Богу. Гнев Божий действительно возгорелся над ними: в непродолжительном времени пожар истребил жилища их. Вразумление Божие в этом несчастии было так очевидно, по крайней мере для самих разбойников, что они пришли и со слезами раскаяния опять просили о. Серафима прощения и св. его молитв.

Из всей продолжительной и разнообразной борьбы с диаволом старец Серафим вынес основательный и верный взгляд на жизнь и труды пустынножителя, которыми приносил большую пользу другим во спасение души. Так один инок, намереваясь поселиться в совершенном уединении, пришел к о. Серафиму в пустынь и, волнуемый разными мыслями на счет пустынножительства, спросил его:

«Отче! Говорят некоторые, что удаление от общежительства в пустыню есть фарисейство, что перемением оказывается пренебрежение братии или еще бросается на нее осуждение. Как ты думаешь?»

Старец отвечал:

«Не наше дело судить других. А удаляемся мы из общества братства не из ненависти к нему, а более для того, что мы приняли и носим на себе чин ангельский, которому невместительно быть там, где словом и делом прогневляется Господь Бог. И потому мы, отлучаясь от братства, удаляемся только от слышания и видения того, что противно заповедям Божиим, как это случается неизбежно при множестве братии. Мы избегаем не людей, которые одного с нами естества и носят одно и то же имя Христово, но пороков, ими творимых, как и великому Арсению сказано было: бегай людей и спасешься (Четьи-Мин. 8 мая)».

Другому иноку после тщательного испытания было дано настоятелем благословение начать пустынническую жизнь. Настоятель писал и письмо к отцу Серафиму, прося его принять к себе этого инока и наставить на путь пустынной жизни. О. Серафим весьма ласково принял его и благословил ему построить себе пустынную келию неподалеку от своей. Когда инок стал еще прежде сего просить у него наставлений касательно пустынножительства, то старец по глубочайшему смирению, а еще скорее по великому благоразумию и опытности в этом деле ответствовал: «Я сам ничего не знаю». Потом, как бы желая удовлетворить любознанию инока, присовокупил: Спаситель сказал: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф. 11, 29). По разуму св. Иоанна Лествичника, не от ангела или человека, но от самого Господа мы должны научаться.

Вообще он неохотно советывал другим поселяться в пустыне и в предостережение объяснил, что живущий в пустыне должен быть как бы распятым на кресте; что в монастыре иноки борются с противными силами, как с голубями, а в пустыне – точно как со львами и леопардами. А потому, если и склонялся на сторону пустынножительства, то никому не благословлял уединяться одному, а советовал отходить на пустынные подвиги двум или даже трем единонравным братиям. В доказательство он приводил всегда следующие слова из Писания: «блази два паче единаго, им же есть мзда блага в труде их: яко аще падается един от них, воздвигнет другий причастника своего: и горе тому единому, егда падет, и не будет втораго воздвигнути его: и вервь переплетена не скоро расторгнется» (Екк. 4, 9-12). «Брат от брата помогаем, яко град тверд и высок, укрепляется же, яко же основанное царство» (Притч. 18, 19).

Лучшим свидетельством верности и основательности взглядов о. Серафима на жизнь иноческую и пустынную служат его аскетические статьи, текст которых приведен ниже, каковы например о подвигах, о помыслах и плотских движениях, о хранении сердца, о мире душевном, о хранении мира душевного и т. под.

Господь Бог в награду за подвиги и победу над диаволом украсил о. Серафима даром прозорливости, действия которого обнаружились в первый раз именно здесь, в дальней пустыне. Один боголюбивый посетитель Саровской обители, пленившись ее священным благолепием, положил в душе своей решительное намерение вступить в нее для спасения себя в звании иноческом; но, возвратившись домой, он увлекся мирской жизнью, потом вступил в брак и имел двух детей. Совесть, однако же, напоминала ему обеты сердца, и он, прибыв снова в Саров как грешник, кланялся в ноги Саровским старцам в церкви после богослужения, прося их обсудить его вину, дать совет и благословение на поступление в обитель. Один из старцев присоветовал ему обратиться к о. Серафиму, который в то время спасался здесь, в дальней пустыне. Пришедши сюда и увидев о. Серафима, вышедшего из келии с заступом в руках, боголюбивый посетитель бросился к нему в ноги, умоляя дать ему благий совет в его душевном расстройстве и помолиться Господу, чтобы Он принял его на желанный путь иноческий. Выслушав его безмолвно, о. Серафим спросил: «Исполнишь ли ты по обету все иноческие правила?» Когда же он, забыв на этот раз о жене и детях, клялся быть даже до смерти верным исполнителем монастырских правил, изъявляя, сверх того, готовность и усердие понести какую-нибудь эпитимию, то старец Серафим, провидя возможность исполнения его обещаний, сказал: «Если ты точно по обету своему исполнишь все иноческие правила, то гряди с миром в путь твой!» С сими словами он благословил пришельца и отпустил от себя. Это был один из первых опытов прозорливости старца. Вскоре после беседы умерла жена, а за ней последовали и дети человека, желавшего иноческой жизни. И он, не связанный с миром никакими житейскими узами, пришел в Саровскую пустынь, в ней пострижен был в монашество и умер истинным иноком.

Весьма понятно, что о. Серафим по своим подвигам, по духовной опытности пользовался всеобщим уважением в Саровской обители. Преемник строителя Пахомия, старец Исаия, духовный отец и восприемник о. Серафима, очень почитал его, любил и дорожил его беседами. В удовлетворение таких чувств, он, когда был свеж, бодр и наслаждался здоровьем, нередко сам ходил в пустынь к о. Серафиму. В 1806 году Исаия, по старости лет и от трудов, понесенных для спасения себя и братии, сделался особенно слаб здоровьем и по собственному прошению уволился от обязанности и звания настоятеля. Жребий занять его место в обители по общему желанию братии пал на о. Серафима. Вот снова старец избирается на начальственные должности, но и на этот раз по своему смирению и из крайней любви к пустыне он отказался от предлагаемой почести. Тогда голосом всей братии настоятелем избран был старец Нифонт, исполнявший до того времени послушание казначея. Поступивши в число братии бывший настоятель Исаия еще год прожил на сей земле и все это время находился в болезни. Не могли по причине недугов своих ходить за шесть верст в пустынь к о. Серафиму, не желая и его отвлекать от сладкого пустынножительства, старец Исаия никак не хотел однако же лишиться утешения беседовать с ним. Братия по усердию возили в тележке бывшего своего настоятеля, больного старца, в пустынь, и о. Серафим своей беседой успокаивал восприемника и духовного отца своего и услаждал последние минуты его жизни. 4-го декабря 1807 года на 67 г. от рождения доблестный старец опочил сном праведника, оставив по себе во всех добрую память. Потеря такого собеседника, духовного отца и начальника глубокой скорбью поразила любвеобильное нежное сердце о. Серафима. Мысли о тленности настоящей жизни, о неизбежности и нечаянности смертного часа о страшном суде Божием, в образе почившего старца и духовного друга живее представились сердцу о. Серафима. Теперь уже не было в живых самых близких и лучших друзей и руководителей старца. Кости Иосифа, который учил его отеческому пути, давно почивали в могиле. Праведная душа старца Пахомия, которого о. Серафим считал не только благодетелем, но и духовным другом своим, тоже витала в загробном мире. Умер и старец Исаия, любивший о. Серафима, как свое духовное чадо и почитавший в нем высокого подвижника и мудрого собеседника. Во всю жизнь свою о. Серафим с искренним усердием молился Богу об упокоении этих трех достопочтенных отцов. Всякий раз, проходя мимо кладбища, он считал обязанностью зайти на могилы их, преклонить колени у священного праха и вознести молитву о них Господу живых и мертвых. В беседе с начальницей Ардатовской общины Евдокией, он дал следующее наставление: «Когда идешь ко мне, зайди на могилки, положи три поклона, прося у Бога, чтобы Он успокоил души рабов своих: Исаии, Пахомия, Иосифа, Марка и проч., и потом припади ко гробу, говоря про себя: простите отцы святии и помолитесь обо мне». Так он внушал и другим молиться о своих духовных руководителях и вообще о Саровских подвижниках, называя их по высоте и горячности молитв, огненными столпами от земли до небес; так молился и сам. В смерти строителя Исаии о. Серафим много утешался мыслью, что его место занял старец Нифонт, человек редких свойств, ценивший и любивший его. Тем не менее со смертью Исаии последующая жизнь о. Серафима приняла новое, в аскетическом смысле высшее духовное направление.