Текст книги "Житие старца Серафима Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника. С приложением его наставлений и келейного молитвенного правила"

Приехал в Саров заслуженный генерал-лейтенант Л. Целью приезда его было любопытство. И так, пообсмотрев монастырские здания, он хотел уже и проститься с монастырем, не получив для души своей никакого духовного дара. Только против ожидания, встретил он здесь помещика Алексея Неофитовича Прокудина, разговорился с ним. Собеседник предлагал генералу зайти к затворнику старцу Серафиму, но генерал, надменный собой, отрицался и только с трудом уступил убеждениям Прокудина. Как только вступили они в келию, старец Серафим, идя к ним навстречу, поклонился генералу в ноги. Такое смирение поразило гордость Л. Прокудин, заметив, что ему не следует оставаться в келии, вышел в сени, и генерал, украшенный орденами, около получаса беседовал с затворником. Чрез несколько минут послышался из келии старца плач: то плакал генерал, точно дитя малое. Чрез полчаса раскрылась дверь и о. Серафим вывел генерала под руки: он продолжал плакать, закрыв лицо руками. Ордена и фуражка были забыты им от горести у о. Серафима. Предание говорит, будто ордена свалились у него во время беседы сами собой. О. Серафим вынес все это и ордена надел на фуражку. Впоследствии генерал этот говорил, что он прошел всю Европу, знает множество людей разного рода, но в первый раз в жизни увидел такое смирение, с каким встретил его Саровский затворник, и еще никогда не знал о той прозорливости, по которой старец раскрыл пред ним всю его жизнь до тайных подробностей. Между прочим, когда кресты свалились у него, о. Серафим сказал: «Это потому, что ты получил их незаслуженно».

С особым усердием заботился старец Серафим о тех, у кого видел расположение к добру: на пути блага он старался утвердить их всеми духовно-христианскими средствами и силами своими. Впрочем, несмотря на любовь ко всем, о. Серафим для некоторых был тяжек к видению: яко не подобно было иным житие его и отменны были стези его (Прем. Солом. 2, 15). Но и с нелюбящими его он был мирен, обходился кротко и любовно. Не было замечено, чтобы он какое-либо дело отнес к себе или хвалил себя, но всегда благословляя Господа Бога, говорил: не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу (Псал. 113, 9). Когда же видел, что приходившие к нему внимали его советам, следовали его наставлениям, то не восхищался сим, как бы плодом своего дела. «Мы, – говорил он, – должны всякую радость земную от себя удалять, следуя учению Иисуса Христа, Который сказал: о сем не радуйтесь, яко дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех». (Лк. 10, 20).

Кроме дара прозорливости, Господь Бог продолжал являть в старце Серафиме благодать исцеления недугов и болезней телесных. Так 11-го июня 1827 года исцелена была Александра, жена, Нижегородской губернии, Ардатовского уезда, села Елизарьева дворового человека Варфоломея Тимофеева Лебедева. В то время этой женщине было 22 года и она имела двух детей. 6-го апреля 1826 года, в день сельского праздника, она возвратившись после литургии из церкви пообедала и потом вышла за ворота прогуляться с мужем. Вдруг, Бог знает с чего, с ней сделалась дурнота, головокружение; муж едва мог довести ее до сеней. Здесь она упала на пол. У нее началась рвота и ужасные судороги; больная помертвела и впала в совершенное беспамятство. Через полчаса, как бы пришедши в себя, она начала скрежетать зубами, грызть все, что попадалось и наконец уснула. Спустя месяц эти болезненные припадки стали повторяться с ней ежедневно, хотя не всякий раз в одинаково сильной степени.

Сначала больную лечил домашний сельский лекарь Афанасий Яковлев, но предпринимаемые им средства не имели никакого успеха. Потом возили Александру на Илевский и Вознесенский железные заводы: там был иностранный доктор; он взялся лечить ее, давал разные медикаменты, но, не видя успеха, отказался от дальнейшего лечения и советовал еще съездить в Выксу, на чугунные заводы. «В Выксе же, по описанию мужа больной, доктор был иностранец с большою привилегиею». По доброму согласию с управляющим, который принимал участие в больной, выксинский доктор истощил все свое внимание, познания и искусство и наконец дал такой совет: «Теперь вы положитесь на волю Всевышнего, и просите у Него помощи и защиты; из людей же никто вас вылечить не может». Такой конец лечения очень опечалил всех и больную поверг в отчаяние.

В ночь на 11-е июня 1827 года больная увидела сон. Явилась ей незнакомая женщина, весьма старая, со впалыми глазами и сказала: «Что ты страждешь и не ищешь себе врача?» Больная испугалась и, положивши на себя крестное знамение, начала читать молитву св. Кресту: Да воскреснет Бог и расточатся врази его. Явившаяся отвечала ей: «Не убойся меня: я такой же человек, только теперь не сего света, а из царства мертвых. Встань с одра своего и поспеши скорее в Саровскую обитель к о. Серафиму: он тебя ожидает к себе завтра и исцелит тебя». Больная осмелилась спросить ее: «Кто ты такая и откуда?» Явившаяся отвечала: «Я из Дивеевской общины, первая тамошняя настоятельница Агафия». На другой день утром родные запрягли пару господских лошадей и поехали в Саров. Только больную невозможно было везти шибко: беспрестанно делались с ней обмороки и судороги. Сарова достигла уже после поздней литургии, во время трапезы братии. Отец Серафим затворился и никого не принимал; но больная, приблизившись к его келии, едва успела сотворить молитву, как о. Серафим вышел к ней, взял ее за руки и ввел в свою келию. Там он накрыл ее епитрахилью и тихо произнес молитвы ко Господу и Пресвятой Богородице; потом он напоил больную св. богоявленской водой, дал ей частицу св. антидора, да три сухарика и сказал: «Каждые сутки принимай по сухарю со св. водой да еще: сходи в Дивеево на могилу рабы Божией Агафии, возьми себе земли и сотвори на сем месте, сколько можешь, поклонов: она (Агафия) о тебе сожалеет и желает тебе исцеления». Потом прибавил: «Когда тебе будет скучно, ты помолись Богу и скажи: «Отче Серафиме! Помяни меня на молитве и помолись обо мне грешной, чтобы не впасть мне опять в сию болезнь от супостата и врага Божия». Тогда от болящей недуг отошел ощутительно с великим шумом: она была здорова во все последующее время и невредима. После этого недуга она родила еще четырех сынов и пять дочерей. Собственноручная запись о сем мужа исцеленной оканчивается следующим послесловием: «Имя о. Серафима мы и поднесь в нашем сердце глубоко сохраняем и на каждой панихиде поминаем его со своими родными».

В числе бывших тогда в Сарове являлись к о. Серафиму и такие лица, которым нужно было не одно духовное утешение или врачевство, но и участие в их сиротстве и бесприютности. Из числа таких посетителей, дев и вдовиц еще с 1820 года он посылал в Дивеевскую общину, где начальница принимала их на постоянное жительство для совершения духовных подвигов во спасение души. В течение пяти лет таким образом устроено было несколько человек, имена которых после повстречаются с нами. В особенности к о. Серафиму стремились теперь, как пчелы к матке, такие люди, которые, посвятив жизнь свою Господу, искали путей дойти до духовного единения с Ним. Сестры Дивеевской обители имели для этого на своей стороне, так сказать, личное или собственное право. Первоначальница сей обители, умирая, поручила будущую участь их о. Серафиму, бывшему в то время еще иеродиаконом. Старец Пахомий, оставляя мир сей, на него же возлагал попечение о Дивеевской общине. Наконец и сам о. Серафим определил туда несколько лиц. Нужно было теперь исполнить завещания и просьбы: принять в общине живое участие. И о. Серафим очень многое сделал для Дивеевской общины. Труд его для нее, как особенный подвиг жизни, относящийся ко благу ближних, требует особого рассмотрения.

VII. Отношение старца Серафима к Дивеевской обители

Об основании Дивеевской общины. Краткие сведения об основательнице ее и первоначальнице. Труды ее и построение новой каменной церкви в Дивееве. Основание Дивеевской общины. Судьба ее и умножение членов после смерти первоначальницы. Влияние Саровских старцев. Посещение о. Серафима сестрами и священником Дивеевской общины. Участие в ней старца Серафима. Причины разделения общины. Обстоятельства этого события. Указание нового места для нее. Устройство мельницы. Переселение некоторых сестер и первоначальная жизнь их на новом месте. Приобретение земли в собственность. Малодушие некоторых сестер. Рассказ о кормлении медведя. Число сестер при кончине старца. Труды и подвиги сестер. Новое молитвенное правило о. Серафима для них. Построение и освящение новых церквей для общины. Исправление сестрами пономарских обязанностей в церкви. Правила, заповеданные о. Серафимом относительно служений в общинной церкви и занятий сестер. Обстоятельства, доказавшие необходимость их исполнения. Об участии старца в будущем построении собора в общине. Слитие двух общин в одну после смерти старца. Взгляд о. Серафима на новоучрежденную общину.

Основание Дивеевской общины положила около 1780 года помещица Владимирской губернии Переславского уезда вдова полковника Агафия Семеновна Мельгунова. Еще в молодых летах, лишившись мужа, имея при себе одну трехлетнюю дочь, она в намерении посвятить себя Богу, обошла многие святые места и в Киевском Флоровском монастыре приняла монашество под именем Александры. Странствуя из Киева в Саровскую обитель, она остановилась для отдохновения в двенадцати верстах от нее, в селе Дивееве и, по простоте села на бревнах неподалеку от тогдашней Дивеевской деревянной церкви в честь Святителя и чудотворца Николая. Здесь в немногие минуты сладкой страннической дремоты она увидела Божию Матерь, Которая, внушая ей остаться на этом месте, поручала воздвигнуть и храм в честь Казанской чудотворной иконы Ее. Воспрянув от дремоты и обозрев местность, она отправилась в Саровскую пустынь. Обитель так пришлась по сердцу ей, что она непременно осталась бы спасаться в ней, если бы тот был женский монастырь. Возвратившись отсюда в село Дивеево, она познакомилась с тамошним достойным священником о. Василием Дертевым, который впоследствии под именем Варлаама, умер иеромонахом в Саровской пустыне, а на постоянное жительство поселилась в приходском к Дивееву сельце Осиновке, в небольшом домике, построенном на небольшом участке земли, приобретенном ею от владельцев Осиновских. Когда же умерла девятилетняя дочь Агафии Симеоновны и последняя связь ее с миром разорвалась, тогда она, продавши свое имение, переселилась на жительство к Дивеевскому о. Василию, построила себе на его дворе отдельную келию и подвизалась в ней двадцать лет. Келейные подвиги она проходила в тайне пред Отцом небесным, и в настоящее время они остаются для нас почти в неизвестности. По благословению Саровских старцев она прочитывала ежедневно из Евангелия зачало дневное и святому. Много также посвящала она времени чтению Четий-Миней и духовно-подвижнических сочинений, например Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Молитва Иисусова никогда не сходила с ее уст. По смирению своему, забыв о своем происхождении, звании и богатстве, она исправляла в доме о. Василия добровольно всякие домашние работы. У кого из крестьян одиноких, но многодетных, хлеб долго оставался на корню, она тихонько хаживала в поле, сжинала и связывала в снопы. Бедным девицам, вступившим в брак, своими руками вышивала головные уборы (так называемые сороки) и дарила их, сверх того, полотенцами. В воскресные и праздничные дни, по выходе из храма, останавливаясь с крестьянами, делала им разные наставления. Во время же пребывания своего у о. Василия, она в течение пяти лет, начиная с 1774 или 1775 года, построила на свои средства, вместо бывшей деревянной Никольской церкви, каменный храм в честь Казанской Божией Матери с двумя приделами: один во имя Святителя Николая чудотворца, а другой первомученика и архидиакона Стефана. По освящении всех трех престолов Агафия Симеоновна, незадолго до своей кончины, решилась устроить близ Казанской церкви общину.

По совету Саровских старцев, настоятели которой – Пахомий и Исаия, были ее духовными отцами, и с разрешения епархиального Владимирского начальства, испрося у гг. Ждановых, поблизости Казанской церкви часть земли в 1300 квадр. саж., Агафия Симеоновна построила на ней дом с надворным строением и пригласила к сожитию с собой, Ардатовского уезда деревни Вертьяновой, девицу Евдокию Мартынову, скончавшуюся уже около 1836 года, вотчины г. Баташева крестьянскую вдову Анастасию Кириллову, села Сарминского Майдана крестьянскую девицу Ульяну Григорьеву и деревни Осиновки крестьянскую же вдову Феклу Кондратьеву. В этом доме она жила с ними до своей кончины, ведя жизнь духовную, по духу и правилам Саровской обители, управляя помянутыми, как они назывались, сестрами, с кротостью, пропитывая как себя, так и живущих с нею своими средствами, при помощи благотворительной руки Саровского строителя о. Пахомия. Так положено начало Дивеевской обители, с которой неразрывно связано имя Саровской пустыни и в частности, старца о. Серафима!

По кончине Агафии Симеоновны, преемницей ее по управлению была Анастасия Кирилловна. При ней собралось для общежития из разных мест до 20 мещанских и крестьянских девиц, которыми она управляла по правилам первой начальницы, получая содержание от Саровлян же за шитье им свиток, вязанье чулок и пряденье ниток. По смерти Кирилловой место начальницы заступила мастера Тульского оружейного завода Прокофия Кочеулова вдова Ксения Михайловна, старица строгой духовной жизни, которую Саровский игумен Нифонт называл терпугом духовным. При ней по 1826 год число сестер о Бозе живущих умножилось до 40. Некоторые из них присланы были в последние пять лет старцем Серафимом. Саровские старцы Пахомий и Исаия, выезжая из обители, всегда бывали в Дивееве и, доставляя сестрами общины пособие в пропитании, главнейше укрепляли их своими беседами, своим нравственным влиянием в прохождении избранной ими духовной жизни. О. Серафим после смерти строителя Пахомия и Исаии, по обещанию, сделанному в последние минуты их жизни, принимал близкое участие в Дивеевской общине, наблюдая и руководствуя сестер ко спасению. В последние же годы своей жизни он принял самое деятельное участие.

С 1825 года к о. Серафиму начали ходить за благословением сперва сестры, а потом и сама добродетельная начальница Дивеевской общины Ксения Михайловна. Бывал у него и Дивеевский священник о. Василий, которого старец Серафим любил и уважал. На прошение о. Василия не оставить общину, старец отвечал: «Как нам оставить тех, о коих просила меня, убогого Серафима, матушка Агафия Симеоновна? Ведь она была великая жена, святая; служение ее было неисповедимо, источник слез беспрестанный, молитва к Богу чистейшая, любовь ко всем нелицемерная; одежду носила самую простую, и то многошвенную; опоясывалась кушаком с узелком. А как идет, бывало, то госпожи великие ведут ее под руки. Столь за жизнь свою была уважаема! Так как же нам презреть ее прошение? Я ведь теперь один остался из тех старцев, коих она просила о неоставлении заведенной ею общины. Так-то и я прошу тебя, батюшка: что от тебя зависит, не оставь их».

В этом году о. Серафим принял решительное участие в общине. Он разделил ее на две части, говоря, что на это есть изволение Господа и Божией Матери. Дело было так. Населенность Дивеевской общины требовала, чтобы распространить ее; но место, ею занимаемое, было столь тесно, что не существовало никакой возможности распространить ни в ту, ни в другую сторону; да и правило, принятое от Саровлян он находил не для всех лиц слабого женского пола легко исполнимым. Предлагал он начальнице Ксении Михайловне правило это заменить новым, но она не согласилась.

Сверх того он не сочувствовал и тому началу, чтобы девицы жили в одном общении с бывшими в замужестве сестрами. Женщина, проведшая несколько лет приятной жизни в замужестве, могла передавать о том девицам, действуя разрушительно на мирное состояние духа, столь необходимое для точного соблюдения духовных обетов. Другая могла быть в замужестве несчастной и своими рассказами о бедствиях бросала бы несправедливо мрачную тень на богоучрежденное в человеческом роде состояние брачное. Старец замечал еще, что в супружеской жизни женщина часто приобретает такую настойчивость в характере (упрямство), которую трудно после исцелить. Это могло бы, естественно, при взаимном общении передаваться и девицам, поставляя их на пути, противоположном отречению собственной воли, требуемом в Дивееве. «В общежительной обители, – говорил он, – легче справиться с семью девами, чем с одной вдовой». По всем этим причинам он считал полезнее для обители разделить ее на две половины так, чтобы в одной спасались бывшие в замужестве, в другой – чистые девы, хотя бы начальство и руководство у обеих было одно и общее. При сем в воображении его носился пример Суздальского женского Богородицкого монастыря, устроенного в XII веке. В нем именно было два отделения, из которых в одном жили посвятившие себя Богу девы, в другом, отделенном от них оградой, вдовы. Тем и другим воспрещено было входить между собой в разговоры. «И нигде же не бысть, – замечает описатель жития преп. Евфросинии, – такого монастыря по всей великой России по устроению благочиния и покоя от труда черноризцам, ниже таких изрядных и трудополезных, иже в посте просиявших черноризиц, не обретал никаможе, якоже сии трудоположницы, то бо основание жития постнического и образ хотящим чернечествовать». Имея такие основания, о. Серафим так и оставил существовавшую Дивеевскую обитель на прежнем месте и в прежнем виде. Сам же начал прилежно молить Господа и Пречистую Матерь указать для устройства обители другое место, более пространное, и Царица Небесная, вняв его молитве, Сама избрала для сего место саженях во ста, или с небольшим, от прежней обители и Казанской церкви. В 1823 году Михаил Васильевич Манторов, после исцеления от болезни, по молитвам о. Серафима, и при участии его собственной веры полученного, прибыл во второй раз в Саровскую обитель. Старец, благословив его и сделавши духовное назидание, дал ему, отпуская от себя, дубовый, вытесанный колышек, с таким приказанием: «Когда ты поедешь домой, остановись в Дивееве, подойди к среднему окну алтаря Казанской церкви и посмотри в поле: ты увидишь межевик и ступай по направлению его до поляны, которая находится в конце его. Взошедши же на поляну, ты найди средину ее и вбей тут вот этот колышек, заметив для памяти его признаки». Когда г. Манторов был и на следующий год в Сарове, о. Серафим дал ему уже четыре обтесанные колышка и велел их поставить на той же поляне, так чтобы прежний кол приходился в середине. Михаил Васильевич исполнил как приказывал о. Серафим, не понимая, что из этого должно выйти. Но теперь понятно, что старец еще за два года до решительного участия в общине, имел мысль устроить мельницу и при ней образовать особое отделение Дивеевской общины.

Земля, на которой о. Серафим наметил новое помещение общины, принадлежала наследникам г. Баташева. Господь устроил так, что около этого времени одна из наследствующих особ Вера Андреевна Постникова, урожденная Баташева, посетив Саров, была у о. Серафима. Старец просил у нее эту землю, и Вера Андреевна с любовью уступила ее, обещав взять на свою долю этот участок. Только она забыла заявить о сем в главной конторе, от ведения которой земля зависела.

Приобретши таким образом и землю, о. Серафим, после известной нам молитвы, совершенной с сестрами в дальней пустыне, 9-го декабря 1825 года, в день Зачатия Пресвятой Богородицы, получил решимость и укрепился духом приступить к делу. В остальные дни 1825 и во весь почти 1826 год он сам готовил столбы и лес для мельницы, которую, по примеру Алексеевской общины, он хотел устроить и для общины Дивеевской. От настоятеля Сарова о. Нифонта было позволено воспользоваться для сего дела Саровским лесом. В заготовке леса помогали о. Серафиму сестры Дивеевской общины. О. Серафим устроил в келии дальней своей пустыни печь, чтобы здесь зимой тепло было отдыхать после трудов. В день Зачатия Божией Матери 9-го декабря 1826 года, ровно через год после молитвенного начала дела, в первый раз были привезены на Саровских лошадях столбы и бревна к месту, предъизбранному для нового поселения сестер Дивеевских. После сего и самим сестрам дано было благословение вывозить Саровский лес для мельницы.

Ближайший помещик А. Н. Прокудин, имевший веру и уважение к о. Серафиму, прислал мельничного мастера и 12 человек плотников, которыми мельница построена в скорое время. Весной 1827 года начали строить, а летом 7-го июля накануне праздника Казанской Божией Матери, она замолола. Так как мельница строилась на земле, формально еще не отошедшей от владельцев, то старец для ободрения рабочих внушал никого не бояться, говоря, что Сама Царица Небесная пожаловала обители все это место. Приставленные от гг. Баташевых распорядители землей, натурально привязывались к рабочим, мешали им; но рабочие терпеливо сносили все оскорбления и продолжали свое дело, ссылаясь на приказание о. Серафима. Когда мельница, устроенная с двумя поставами, была готова, о. Серафим перевел для жительства при ней из Дивеевской общины, что при Казанской церкви, шесть сестер, а именно: Параскеву Степановну, Параскеву Ивановну, Евдокию Ефремовну, Анну Алексеевну, Дарью Зиновьевну и Ксению Ильиничну. Параскеве Степановне назначил быть между ними старшей. Для духовного же руководства поручил всех новому Дивеевскому священнику о. Василию Садовскому, которого назначил быть и духовником для них, говоря, что на это есть воля Божия, Царицы Небесной и его благословение. Избранные сестры были из числа тех дев, которые в прежнее время самим старцем определены в общину Агафии Симеоновны Мельгуновой. Не имея еще келии, сестры до глубокой осени жили на самой мельнице и занимались работами. В конце же октября построили свою келию, в которой одной и поместились все. Через непродолжительное время о. Серафим приобрел для них житницу и поставили ее против келии. После сего он благословил им строить и другие келии для вновь приходящих сестер. Строения о. Серафим распорядился вести в две линии, так, чтобы мельница приходилась в середине или против промежутка. Около года, по заведении мельничной общины, сестры ходили на трапезу в прежнюю обитель и немало им было скорби от таких странствований. Потом о. Серафим благословил им печь хлеб и варить квас у себя, отдельно от Дивеевских, и сам пробовал их стол, который изредка приносили ему, по его желанию. Раз сестра Параскева Ивановна после трудов в лесу, вкушала вместе с о. Серафимом в обеденное время сухой хлеб с водой. Старец заметил: «Это еще, матушка, хлеб насущный; а когда я был в затворе, то питался зелием: траву снить обливал горячей водой, так и вкушал. Это пустынная пища и вы ее вкушайте». С тех пор по благословению старца, в общине стали готовить снить, отваривая ее в воде с солью. Сверх того, когда сестры бывали у него, он после духовного утешения отпускал их обратно не иначе, как с ношей сухарей или толокна. Одна из сестер, имя ей Мария Ивановна, назначена была для приготовления трапезы. Во время заведения общины сестры не раз, по наставлению о. Серафима ходили на Илевский завод к приказчику гг. Баташевых хлопотать об отдаче в их собственность земли, которая занята была мельницей; но успеха никакого не было в течение почти трех лет. Приказчик не доносил о сем наследникам. А когда донесли, то генеральша Постникова, вспомнив словесное обещание, сказала: «Да, у меня просил о. Серафим земли в Дивееве, и я обещала ему дать. Беру этот участок на себя, когда последует раздел имения». Распоряжение ее о пожертвовании сей земли было доставлено в общину на бумаге. Когда уведомили о сем о. Серафима, он пришел в такое восхищение и радость, которых на словах нельзя передать. Случился в то время в Сарове г. Манторов… О. Серафим послал через него к сестрам в Дивеево кадочку меду, и сестры, обозначивши вместе с посланным от конторы приказчиком межу от своих владений, вкушали этот мед с мягким хлебом вместе с начальницей Ксенией Михайловной и Дивеевским священником. Сестра Елена Васильевна Манторова написала генеральше Постниковой в искренних выражениях благодарное письмо от имени Дивеевских сестер и о. Серафима; при чем старец в благословение послал ей своих сухариков. Это было в 1830 году.

Трапезная сестра Мария Ивановна по своему послушанию пошла однажды весной того же года в погреб рано утром. Прочие сестры спали еще. Идя к погребу, вдруг увидела горящую свечу, которая воткнута была в землю позади келии. В испуге сестра прибежала в келию, разбудила спавших… Все бросились с замиранием сердца к тому месту, где горел таинственный огонь. В неописанной радости все вскочили, чтобы бежать туда, но его уже не было. И это явление было не что иное, как видение. Поутру, когда рассвело, сестры нашли, что земля у этого места была вскопана. Это случилось пред днем Св. Троицы. С того времени старец благословил сестрам рыть в три аршина канавку около того места, где было видение, и они, занимаясь сим ровно три года, оградили себя со всех сторон окопом и внутри его валом, на котором по его благословению, насадили крыжовнику.

По неудобствам жизни в общине некоторые из сестер впали в малодушие и хотели переселиться куда-нибудь в другое место. Одна из них, Ксения Ильинична, имея это на уме, пришла к о. Серафиму попросить благословения. Старец не дав ей высказать своих намерений, отечески уговаривал ее в течение восьми часов, и сестра, успокоившись от искусительных помыслов, осталась навсегда в обители. Другая сестра, Параскева Ивановна, решившись отправиться в мир, не хотела и сказываться о том о. Серафиму. Неожиданно старец сам присылает за ней. Сестра пришла к нему в смущении. О. Серафим начал рассказывать ей о своей монастырской жизни и несколько раз повторял следующую мысль: «Я, матушка, всю монастырскую жизнь прошел и никогда, даже мыслью, не выходил из монастыря». Этой беседой, мудро направленной к сердцу сестры, он уврачевал душевный недуг, тяжко ее мучивший, так что, по окончании беседы, она чувствовала, точно больной член отняли у нее, и успокоилась.

Старица Дивеевской обители Матрона Плещеева рассказывала о следующем чудесном обстоятельстве: «Поступивши в Дивеевскую общину, я проходила, по благословению отца Серафима, послушание в том, что приготовляла сестрам пищу.

Однажды по слабости здоровья и вражескому искушению я пришла в такое смущение и уныние, что решилась совершенно уйти из обители тихим образом, без благословения: до такой степени трудным и невыносимым показалось мне это послушание. Без сомнения о. Серафим провидел мое искушение, потому что вдруг прислал мне сказать, чтобы я пришла к нему.

Исполняя его приказание, я отправилась к нему на третий день Петрова дня, по окончании трапезы и всю дорогу проплакала. Пришедши к Саровской его келье, я сотворила, по обычаю, молитву, а Старец, сказав: аминь, встретил меня, как отец чадолюбивый и, взяв за обе руки, ввел в келью. Потом сказал: «Вот радость моя, я тебя ожидал целый день». Я отвечала ему со слезами: «Батюшка, тебе известно, какое мое послушание, раньше нельзя было, только что я покормила сестер, как в ту же минуту и отправилась к тебе и всю дорогу проплакала». Тогда о. Серафим утер мои слезы своим платком, говоря: «Матушка, слезы твои не даром капают на пол»; и потом подведя к образу Царицы Небесной Умиления, сказал: «Приложись матушка. Царица Небесная утешит тебя». Я приложилась к образу и почувствовала такую радость на душе, что совершенно оживотворилась. После того о. Серафим сказал: «Ну, матушка, теперь ты поди на гостиную, а завтра приди в дальнюю пустыньку». Но я возразила ему: «Батюшка, я боюсь идти одна в дальнюю-то пустыньку». Отец же Серафим на это сказал: «Ты, матушка, иди до пустыньки и сама все на голос читай: Господи помилуй; и сам пропел при этом несколько раз: Господи помилуй. А к утрени-то не ходи, но как встанешь, то положи 50 поклонов и поди». Я так и сделала, как благословил о. Серафим, вставши, положила 50 поклонов и пошла и во всю дорогу на голос говорила: Господи помилуй. От этого я не только не ощущала никакого страха, но еще чувствовала в сердце величайшую радость, по молитвам о. Серафима.

Подходя к дальней пустыньке, вдруг увидела, что о. Серафим сидит близ своей кельи, на колоде и подле него стоит ужасной величины медведь. Я так и обмерла от страха и закричала во весь голос: «Батюшка, смерть моя» – и упала. Отец Серафим, услышав мой голос, ударил медведя и махнул ему рукой. Тогда медведь, как разумный, тотчас пошел в ту сторону, куда махнул ему о. Серафим, в густоту леса. Я же, видя все это, трепетала от ужаса и даже когда подошел ко мне отец Серафим со словами: «Не ужасайся и не пугайся», я продолжала по-прежнему кричать: «Ой, смерть моя!». На это старец отвечал мне: «Нет, матушка, это не смерть; смерть от тебя далеко, а это радость». И затем он повел меня к той же самой колоде, на которой сидел прежде и на которую, помолившись, посадил меня и сам сел! Не успели мы сесть, как вдруг тот же самый медведь вышел из густоты леса и, подойдя к отцу Серафиму, лег у ног его. Я же, находясь вблизи такого страшного зверя, сначала была в величайшем ужасе и трепете, но потом, видя, что отец Серафим обращается с ним без всякого страха, как с кроткой овечкой, и даже кормит его из своих рук хлебом, который принес с собой в сумке, я начала мало-помалу оживотворяться верой. Особенно чудным показалось мне тогда лицо великого отца моего: оно было светло, как у ангела и радостно.

Наконец, когда я совершенно успокоилась, а Старец скормил почти весь хлеб, он подал мне остальной кусок и велел самой покормить медведя. Но я отвечала: «Боюсь, батюшка, он и руку мне отъест». Отец же Серафим, посмотрев на меня, улыбнулся и сказал: «Нет, матушка, веруй, что он не отъест твоей руки». Тогда я взяла поданный мне хлеб и скормила его весь с таким утешением, что желала бы еще кормить его, ибо зверь был кроток и ко мне грешной за молитвы о. Серафима.

Видя меня спокойной, о. Серафим сказал мне: «Помнишь ли, матушка, у преподобного Герасима на Иордане лев служил, а убогому Серафиму медведь служит. Вот и звери нас слушают, а ты, матушка, унываешь; а о чем нам унывать? Вот если бы я взял с собой ножницы, то и остриг бы его.

Тогда я в простоте сказала: «Батюшка, что если этого медведя увидят сестры, они умрут от страха». Но он отвечал: «Нет, матушка, сестры его не увидят». – А если кто-нибудь заколет его? – спросила я, – мне жаль его». Старец отвечал: «Нет и не заколют, кроме тебя никто его не увидит». Я еще думала как рассказать мне сестрам об этом страшном чуде? А отец Серафим на мои мысли отвечал: «Нет, матушка, прежде 11 лет после моей смерти никому не поведай этого, а тогда воля Божия откроет кому сказать».