Текст книги "Человек слова"

Малышка Джейн

В одном маленьком городке жила маленькая девочка. Ее звали Джейн.

Городок был похож на очень красивую, добрую сказку. Джейн жила в небольшом домике со своей мамой. Она была очень доброй, красивой и непоседливой девочкой. Ей нравилось играть с местными мальчиками в различные игры. Она дурачилась почти постоянно, играя с ними.

Мама Джейн была доброй женщиной, и она сильно любила свою дочь и заботилась о ней. Но Сьюзан (так звали маму девочки), очень не нравилось, когда ее дочь бегает по городу без присмотра. Мать девочки постоянно тревожилась по этому поводу.

Но, несмотря ни на что, ее дочь все равно бегала по городу. Когда дочь играла с мальчиками, Сьюзан почти всегда стояла возле окна и смотрела на улицу. Она всегда хотела знать, что с дочкой всё в порядке, и как она проводит свое свободное время.

Но в этот раз мать девочки не нашла играющих на улице. Она нигде не увидела детей. Она знала, что друзья Джейн хорошие мальчики. Сьюзан было это известно, потому что она знала их мам. Мамы часто проводили свободное время вместе и были хорошими подругами. Мама девочки переживала не на счет мальчиков, а из-за их игр: их забавы были весьма опасными.

Дети всегда забирались на деревья около домов, а деревья были высокими. Ребята дрались между собой и убегали далеко от дома. А город таил немало опасностей: везде машины и много незнакомых людей.

Сьюзан часто говорила с дочкой об этом, но Джейн всегда твердила матери, что с ней всё будет в порядке и совсем не надо волноваться. Джейн говорила, что она очень осторожная девочка и никогда не разговаривает с незнакомцами. Дочка с улыбкой обещала Сьюзан, что всегда будет помнить ее наставления.

Джейн неизменно была главным помощником мамы по дому. Она помогала Сьюзан на кухне, делая то, что уже умела. Джейн также могла ходить в магазин и покупать хлеб для ужина.

Девочке очень хотелось пойти в школу. Она хотела повзрослеть и стать прилежной ученицей. Ее мама очень гордилась бы этим.

Вот моя очень маленькая история про девочку, которую зовут Джейн.

Конец

Яков Канявский

Родился 23 октября 1937 года в г. Харькове (Украина).

Во время войны был эвакуирован с семьёй в г. Фрунзе Киргизской ССР. Там окончил 7 классов, а затем индустриальный техникум. В 1956 году уехал по распределению работать в г. Кировабад (Азербайджан). В том же году последовала служба в армии, которая проходила в г. Ленинакане.

После демобилизации в 1959 году уехал на Урал – в г. Златоуст, где поступил на вечернее отделение Челябинского политехнического института. Работал на разных должностях до 2001 года.

С 2001-го автор с семьей живёт в Израиле.

Тогда же занялся литературной деятельностью. Перу Якова Канявского принадлежат несколько крупных произведений, в том числе из серий «Украденный век», «Зарубежный филиал», «Эпоха перемен», «Верховный правитель», «Столкновение», «Есть только миг».

Книги «Украденный век», «Эпоха перемен» и «Верховный правитель» повествуют о деталях некоторых событий, происходивших в России XX века. Произведения основаны на фактическом материале и заставляют задуматься о дальнейшей судьбе государства.

Роман «Зарубежный филиал» описывает Израиль начала нового века, излагая подробности жизни в стране глазами новых репатриантов.

Трилогия «Столкновение» заставляет задуматься о судьбе нашей планеты: в ней рассказывается о столкновении цивилизаций и его последствиях для разных стран. Многие моменты, описанные в книге, сегодня сбываются.

В многотомнике «Есть только миг» говорится о людях, которые добились в жизни успеха, невольно побуждая читателя задуматься о собственных достижениях.

Автор сотрудничает с рядом израильских газет, где публикуются его статьи и рассказы.

Судьба
(Отрывок из повести «Украденный век»)

Поезд прибыл на станцию точно по расписанию. Юрий Сергеевич попрощался с провожавшими его родственниками и поднялся в вагон. В купе сидел одинокий пожилой пассажир в аккуратном, но слегка потрёпанном костюме.

– Добрый вечер. Мы с вами одни будем ехать?

– Может, кто и сядет по пути, а если не сядет, то одни.

– Да лучше б и не было никого. Люблю тишину и покой, тихий разговор. Познакомимся? Юрий Сергеевич.

– Очень приятно. Василий Петрович, – назвался попутчик.

Юрий Сергеевич распаковал свою сумку, переоделся и присел к столику.

Поезд уже мягко двигался: за окном плыли строения станции – всё быстрее и быстрее. Подошла проводница забрать билет, принесла постельное бельё. Юрий Сергеевич отдал билет, спрятал во внутренний карман пиджака паспорт, поинтересовался у проводницы насчёт чая.

– Сейчас принесу, – ответила та.

– А вы не возражаете против чая, Василий Петрович?

– Конечно, нет. Горячительного уже не пью, чем же ещё баловаться, если не чаем. Тем более что самообслуживание. Сейчас нам пакетики с чаем принесут да сахар… Только за кипятком сходить.

За чаем попутчики разговорились. Возраста они были примерно одинакового, так что тем для разговоров нашлось много. Обсудили современное житьё-бытьё. Постепенно разговор перешёл на темы о прошлом. Делились наболевшим – у каждого хватало проблем, и как-то получилось, что Василий Петрович начал рассказывать историю своего отца.

Петро с малолетства рос толковым мальчишкой. Его всегда интересовали всякие механизмы, хоть их в украинской деревне до революции было немного. Петро не мог равнодушно пройти мимо валяющейся железки и всё тащил в сарай. Отец вначале ругал его за то, что заваливает сарай всяким хламом. Петро отгородил себе уголок, и больше к нему никто не приставал. Когда подрос, стал часто бегать в соседнее село – в кузню. На работу кузнеца Василия смотрел как на волшебное действо. Постепенно начал ему помогать. На работу бегал как на праздник.

Отец, видя такое пристрастие сына, не мешал ему. Через некоторое время, поднабравшись опыта, соорудил Петро свою «кузню» в сарае, где выполнял заказы односельчан, а в свободное время что-нибудь мастерил для себя. Появились заработки, и в доме был достаток.

– Ну, сынок, – сказал как-то отец, – хорошую ты специальность в руках имеешь. Себя прокормишь и семью содержать сможешь. Так что теперь и жениться можно, – отец многозначительно посмотрел на сына.

Знал папаня, что Петро давно неравнодушно поглядывает на деревенскую девчонку Машу, чья семья жила невдалеке, на другой улице. Петро покраснел, но ничего не сказал, а вечером побежал по заветному адресу, свистом дал условный сигнал.

– Тебе чего? – с видимой небрежностью спросила Маша.

– Дело есть, – нарочито важно сказал Петро.

– Ну говори, если есть.

Он выдохнул:

– Хочу завтра к вам сватов засылать. Не откажешь?

Маша засмущалась, покраснела.

– А ты попробуй, засылай, – и убежала.

Сватовство прошло успешно. Родители жениха и невесты вели деловые разговоры за столом, не забывая, как положено, наполнять рюмки.

Счастливые молодые сидели на крыльце.

– Петя, а где мы с тобой будем жить? У тебя в доме ведь тесновато.

– Ну, так я новую хату построю, – выпалил Петро.

– А ты сумеешь?

– А то! – самоуверенно заявил Петро в преддверии ответственности за жену; он уже готов был к этой ответственности в полной мере.

Несколько дней он что-то рисовал в тетрадке, ходил, вымерял землю. Однажды задумался, пошёл к невесте.

– Маша, а сколько у нас с тобой детей будет?

– Да ну тебя, дурачок, – засмущалась Маша.

– Нет, я серьёзно. Мне для расчётов нужно знать, сколько человек будет там жить. Какой дом строить?

– А ты строй побольше. Так, на всякий случай, чтоб потом не перестраивать, – лукаво улыбнулась Маша.

– Как скажешь. Но ты уж не подведи!

Построил Петро большую, красивую хату своими руками. После венчания они с Машей въехали в новый дом, и началась у них самостоятельная жизнь. Маша действительно не подвела – каждый год рожала по ребёнку. Селяне шутили: «Ведь механик! И это дело на поток поставил!»

Слава о золотых руках, мастерстве и умной голове Петра распространялась далеко. К нему приезжали с разными заказами из дальних селений и даже из города.

Технический прогресс постепенно доходил и до украинских сёл. Как-то несколько зажиточных селян пришли к Петру с предложением.

– Есть у нас к тебе дело, Петро. Решили мы сложиться и купить современную молотилку.

– Что ж, дело хорошее.

– Дело-то хорошее, да мы в этом деле не понимаем. Какую выбрать, как на ней работать. Наше дело пахать-сеять, а в механике у нас ты разбираешься. Вот мы и хотим взять тебя в долю. Мы даём деньги, а ты выбираешь молотилку и будешь на ней работать.

Петро предложение принял, и в селе появилась своя молотилка. Жить селянам стало лучше.

Но тут грянули революция и гражданская война. Село находилось в стороне от главных дорог, и войска там не проходили, боёв крупных не было. Периодически появлялись какие-то банды, резали свиней, уводили лошадей.

Как-то прискакал небольшой отряд с красными повязками. Арестовали сельского старосту, а в хате, где тот принимал селян, собрали бедняков. Таких в селе было несколько человек. Провели с ними собрание, объявили о том, что теперь в стране Советская власть и выбрали сельский совет и его председателя.

Выбор пал на Федьку Рыжего. Был он с Петром одних лет, но характер имел прямо противоположный. Если Петро ни минуты не мог сидеть без дела, то Федька был страшный лодырь и пьяница. Потому и бедствовал, что ничего не любил делать и пропивал то, что имел. Зато теперь он важно ходил по селу и грозно всматривался в односельчан, выискивая «контру». Напуганный народ затаился в своих дворах, надеясь пережить эту смуту.

В это время по многим странам прокатилась эпидемия странного гриппа. Болезнь не походила на обычный грипп, сыпной тиф или крупозную пневмонию и проявлялась не совсем обычно. Человека вдруг начинал бить озноб, температура резко поднималась до 40 градусов, голова начинала страшно болеть, глаза трудно было открыть, появлялась ломота во всем теле. Это сопровождалось кровохаркающим кашлем, насморком и затуманиванием сознания.

Через несколько дней самочувствие улучшалось, но часто через некоторое время грипп начинался снова, давая серьёзные лёгочные осложнения со смертельным исходом. Недуг назвали «испанкой». В России эпидемия охватила более миллиона человек. Медицина в то время мало чем могла помочь. Чтобы справиться с эпидемией, чекисты иногда проводили настоящую зачистку в очагах заражения.

Меньше всего пострадали от эпидемии обитатели психиатрических больниц и тюрем, так как при хорошей охране не имели контакта с внешним миром. Почти не касалась эта болезнь и жителей отдалённых деревень.

Петро и другие селяне узнали об «испанке» от своего же жителя Загоруйко, который ездил по делам в город.

– Верите, люди добрые, шо у городе творится! Люди мрут як мухи. Какая-то испанка всех косит, – объявил он народу.

– Та шо это за баба така испанка-германка, шо мужики с ней зладить не могут?

– Та кака баба, кобель ненасытный. Тебе только бабы и снятся. Не баба это, а эпидемия. Всех косит, никого не жалеет, даже власть. Говорят, что этот… Яков Свердлов, шо теперь власть, тоже от неё вмер. Если уж она даже власть стороной не обходит, то нам и подавно может от неё достаться. Так шо сидите, люди, в хатах и никуда пока не езжайте.

Самому же Загоруйко избежать «испанки» не удалось. Через несколько дней заболел он сам, а следом жена и трое сыновей. Узнав об этом, Федька Рыжий собрал срочно свою команду.

– Люди, над Советской властью нависла серьёзная опасность. Эта недобитая контра Загоруйко специально встречался с жителями, чтобы их заразить и тем самым подорвать в нашем селе рабоче-крестьянскую власть. Надо принимать срочные меры.

– Арестовать его! – раздались голоса.

– Вы в своем уме? Пойдём арестовывать и тоже заразимся. А он именно этого и добивается. Но мы не допустим, чтобы какой-то Загоруйко вредил нашей рабоче-крестьянской власти. А ну, пошли!

Федькина команда подошла к хате Загоруйко. Время было вечернее, и вся семья была в хате.

– Люди, тащите солому и обложите хату. Особенно побольше под окна и дверь.

– Хорошо бы дверь подпереть…

– И то дело. Возьми дрын да подопри.

– Всё готово? Поджигайте и отходите.

Время было сухое, и хата запылала быстро. Когда в окнах появлялся кто-нибудь из больных, пытавшихся выбраться наружу, Федька расстреливал их из револьвера. Этот револьвер, выданный Федьке для защиты Советской власти, сделал своё дело. Вскоре всё было кончено. Люди были расстреляны и сожжены вместе с хатой.

Федька был доволен. Он не позволит никакой «гидре контрреволюции» выползти на вверенную ему территорию. Над сельсоветом Федька вывесил плакат: «Да здравствуют бедняки! Вся власть бедным!»

Люди ходили и посмеивались:

– Выходит, чтобы получить власть, надо сперва пропить имущество и стать бедняком? Нет уж, лучше не иметь такой власти и оставаться зажиточным.

Но вскоре стало не до смеха. Из города прислали отряд для проведения продразвёрстки. Солдаты во главе с Федькой ходили по дворам и именем революции отбирали у людей пóтом и кровью выращенный урожай. А что после сеять? Чем кормиться до нового урожая? Это новую власть не интересовало.

– Проявляйте революционную сознательность. Стране нужен хлеб. А кто его выращивает? Вы. Так у кого же брать, как не у вас?..

– Так крестьянин всю жизнь хлеб выращивал, но даром никогда не отдавал, а продавал. Но твоя власть, Федька, ведь у нас не покупает, а отбирает. А отбирает у людей силой только кто? Бандиты. Выходит, что твоя власть тоже…

– Но-но, разговорчики! – горячился Федька и хватался за револьвер. – Вы мне бросьте разводить тут контрреволюционную пропаганду. Понимать надо, что в стране военный коммунизм.

– Что-то нам непонятно, Федька.

– Я вам не Федька, а товарищ Рыжов.

– Ну хорошо, пусть будет Рыжов. Только нам всё равно непонятно, дорогой товарищ. Вот большевики говорят, что хотят построить коммунизм, и тогда все будут равны и будут хорошо жить. Теперь ты говоришь, что в стране сейчас коммунизм и у людей весь урожай надо отобрать. Люди станут равны, все станут одинаково бедными, но жить-то от этого лучше не станем. Может, лучше не отбирать и жить без коммунизма?

– Да как ты не поймёшь, дурья башка, что сейчас военный коммунизм?..

– Военный? А когда же будет гражданский?

– Вот разобьём всю контру, и начнём строить гражданский.

– Сколько же времени вы её ещё бить будете? Год? Два? Три? А у нас один раз урожай отберут, другой. А потом ни пахать, ни сеять никто не захочет. Да и некому будет, все с голоду перемрут.

– Ты меньше болтай. Давай лучше мешки таскай.

– Чего ж это я сам свой урожай отдавать буду? Вы отбираете, сами и таскайте.

Такие разговоры шли по селу во время продразвёрстки. В домах голосили бабы и дети. Мужики сидели возле домов и смахивали невольные слёзы. Каждый трудился, выращивая свой урожай, не один месяц. А тут приехали какие-то люди с винтовками и в один день всего лишили. Правда, эти не кричат, как бандиты, – «жизнь или кошелёк», а произносят какие-то новые слова. За революцию, мол, за Ленина. Только словами этими семью не прокормишь. А начнёшь возражать, так вскинут свои винтовки и пальнут, как те бандиты.

Петро в полемику не вступал и вообще в политику не лез. Ни слова не сказал, когда у него забирали зерно. Кормить семью становилось всё труднее. Заказов стало мало, потому как многие хозяйства пришли в упадок, а кто ещё работал, не всегда имел чем рассчитаться.

Петро сам стал наведываться в город, предлагать услуги. Как-то селянин, ездивший в город, поведал Петру, что для него есть заказ у одного городского адвоката. Адвокат был в городе известен, знали его как человека справедливого и большого законника. Был он человек пожилой. Проживал вместе с женой в красивом доме, построенном ещё его дедом.

Пётр запряг лошадку и поехал в город. Подъезжая к дому адвоката, Петро заметил издали трёх мужчин в кожаных куртках, стоящих на улице и рассматривающих дом снаружи. Потом они посовещались и решительно направились внутрь. Петра охватило недоброе предчувствие. Кто в то время носил кожаные куртки, было хорошо известно.

Он притормозил лошадь, но из телеги не вылезал. Было жарко, и окна в доме были открыты, так что Петру было хорошо слышно, что происходит внутри.

– Кто хозяин этого дома?

– Я. А что вам угодно, товарищи?

– Кто такой?

– Адвокат Милявский, если угодно. А вы кто будете?

– А мы городская ЧК, и дом этот у вас реквизируем.

– Простите, а на каком основании?

– На каком? Именем революции! Понял?

– Не совсем. Имущество можно отнять у человека за серьёзные преступления и только по решению суда. Иначе это квалифицируется как грабёж.

– Ну ты поговори еще, буржуй недорезанный, – начал закипать один из вошедших.

– Насчет буржуя вы тоже заблуждаетесь. Всю жизнь я тружусь, защищая людей в суде.

– Хватит болтать! Освобождайте помещение!

– Я продолжаю настаивать, что это грабёж и виновные должны быть привлечены к ответственности. Так что вам ещё, может быть, потребуется моя помощь.

– А тебе, контра, уже ничего не потребуется!

Раздалось несколько выстрелов.

– Позвольте, – раздался дрожащий голос жены адвоката, – если имущество вы можете отбирать, как вы говорите, именем революции, то кто дам вам право распоряжаться чужими жизнями?

– Та же революция!

Послышалось еще несколько выстрелов. На какое-то время наступила тишина. Потом один из чекистов тихо спросил:

– А жену-то зачем?

– Так проще. Никаких наследников, и никто жаловаться не пойдёт… Давай-ка поройся в ящиках. Они ведь неплохо жили, так что драгоценности наверняка есть, да и ещё что-нибудь интересное.

Петро тронул лошадь и потихоньку отъехал от дома.

С трудом пережили тяжёлое время. Наступил НЭП. У Петра было уже восемь детей, а Маша, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом. Но снова появились заказы, заработала молотилка. НЭП вернул людям желание пахать и сеять.

У Петра меж тем появилась новая идея. Дело в том, что селяне своё зерно после обмолота вынуждены были возить на мельницу аж за сорок верст. И решил он поставить свою ветряную мельницу. Место выбрал на высоком холме. Что надо для мельницы, делал сам. Сам и собрал.

И началась у Петра вовсе хорошая жизнь. Ездили к нему на мельницу не только односельчане, но и многие из окрестных деревень. Появился хороший достаток. Дети стали ходить в обновках. Старшие учились, а младшие всё прибывали. Маша довела их число уже до двенадцати.

Так бы и жили хорошо, да пришла новая беда – коллективизация. Петра она коснулась в первую очередь.

– Ты у нас, Петро, вроде как первейший кулак, – заявили в правлении образовавшегося колхоза.

– Какой же я кулак? Я что, эксплуатирую чужой труд? Я всё делаю сам. Кто вам не даёт так работать?

– Так-то оно так, – стыдливо отводили глаза члены правления, – однако у тебя мельница и молотилка. А у нас в колхозе без них никак нельзя.

– Так соорудите себе. Вас ведь вон сколько народу.

– Как соорудить? Никто в этом деле не понимает.

– Никто не понимает, а я при чём?

– А ты разбираешься.

– И чего вы хотите?

– Вступай в колхоз. А мельница, кузня и молотилка пойдут как вступительный взнос.

– А если я не соглашусь?

– Сам знаешь, какое у нас сейчас время. Раскулачат, имущество просто отберут, а семью в Сибирь вышлют. А у тебя вон целый муравейник, мал мала меньше. Не довезёшь до Сибири.

– И что в колхозе я должен делать?

– Да то же, что и сейчас. Будешь в кузне работать, на мельнице, молотилку чинить. Оплату будешь получать в колхозе, как все, а имущество будет теперь колхозное.

Видел Петро, что нет у него выхода, и согласился. Бог с ней, с собственностью. Зато так же с техникой будет работать.

Работал Петро, как и прежде, только плата за помол теперь шла не ему, а колхозу.

Как-то привёз молотить зерно Федька Рыжий. Он теперь уже был не председатель сельсовета, а рядовой колхозник. Переизбрали его за развал работы и беспробудное пьянство. Когда его ставили председателем, он думал, что это уже на всю жизнь.

И ошибся. Таких лодырей и пьяниц не смогла выдержать даже Советская власть. Его сперва понизили до бригадира полеводческой бригады, но Федька обиделся на власть и запил ещё сильнее. И вот теперь он числился рядовым колхозником, но своим трудом приносил мало радости родному колхозу.

Однако ж и ему надо было есть. Явился он к Петру на мельницу со своим зерном… Когда дошло дело до платы, Федька завозмущался:

– Почему это ты так много берёшь?

– Ты что, Федя. Вот расценки, установленные колхозом. Ты что, забыл, что мельница теперь колхозная и себе я ничего не беру?..

– Так-таки и не берёшь?

– Нет, конечно.

В это время один бедняк принес полмешка зерна и попросил обмолоть. Петро смолол и плату с бедняка не взял. Федька как раз таскал свои мешки в телегу и заметил это.

– Ага, с одних дерёшь три шкуры, а с других ничего не берёшь! Что хочешь, то и делаешь. Это ты забыл, что мельница теперь колхозная!

– Ты чего, Федя? – засмеялся Петро. – Ты посмотри, сколько у него зерна. Какую тут плату брать? Тут горшка муки много.

Но Федька злобу затаил и знал, как навредить: написал кляузу в ЧК. И что тут началось! Хищение! Злоупотребление! Замаскированный кулак!

В стране как раз было такое время, когда кругом начинали искать «вредителей» и «врагов народа». Так что дело Петра было для чекистов очень кстати. Его арестовали, судили и отправили в лагерь под Архангельск.