Текст книги "Почему Третий Рейх проиграл войну. Немецкий взгляд"

Эрнст Энгельберг
О теории упущенных возможностей в вооружении Германии

В эпоху «холодной войны» в Западной Германии господствовала тенденция сваливать вину за поражение во Второй мировой войне на политическое руководство, и прежде всего на Гитлера. Наиболее распространенным являлся тезис: Германия проиграла войну уже в 1941 году якобы по той причине, что она недостаточно использовала в 1940 и 1941 годах свой потенциал вооружений.

Попытаюсь несколько подробнее рассмотреть этот тезис. По мнению ряда публицистов, Германия вполне была бы в состоянии «разделаться» с Советским Союзом, если бы еще в 1940 и 1941 годах максимально использовала все наличные ресурсы германской и европейской экономики. В их аргументации приводится тот факт, что производство вооружения с начала 1942 года по июль 1944 года (когда был достигнут вообще максимальный уровень) выросло в среднем более чем в три раза. Вина за мнимый просчет до 1942 года возлагается на «безграмотное в области экономики политическое руководство». Подъем после 1942 года они объясняли тем, что в руководство военной экономикой включились сами предприниматели.

Керль, один из бывших нацистских деятелей, в 1953 году следующим образом объяснял причины поражения Германии: «Экономическое положение Германии к началу войны вкратце характеризуется следующим фактором: Германия во всех областях была экономически не подготовлена для мировой войны» [1]. После войны в Западной Европе экономический потенциал не был использован в должной мере, как не были достаточно использованы также захваченные запасы стратегического сырья, оккупированные промышленные районы и источники сырья. Керль резюмирует свою точку зрения: «Бросая ретроспективный взгляд, можно утверждать, не боясь впасть в преувеличение, что война была проиграна экономически еще в 1940–1941 годах. С точки зрения вооружения как ударная мощь вермахта, так и производительность военной промышленности не были доведены до высшего уровня. Время, потерянное тогда, так и не удалось наверстать» [2].

Почти все западногерманские публицисты, занимавшиеся этой проблемой, в основном были согласны с аргументацией Керля. К числу единомышленников Керля относятся: Вельтер, один из издателей газеты «Франкфуртер альгемайне цейтунг», Фриденсбург, далее, генерал Томас – начальник управления военной экономики и вооружения в Верховном Главнокомандовании вермахта, гитлеровский генерал-полковник Гудериан, генерал-полковник фон Рендулиц и другие. Среди западногерманских историков слышался и голос Фрица Штернберга. По его мнению, рост производства вооружения был возможен еще до нападения на СССР и в распоряжении Гитлера имелись для достижения этой цели все средства. Штернберг писал дословно следующее: «Он [Гитлер. – Э. Э. | лично ответствен за то, что этого не произошло… Он мог бы подготовить германские армии к войне с Россией, он мог бы обеспечить их вооружением более чем вдвое по сравнению с тем, что вермахт получил, и никто не может сегодня сказать, что случилось бы тогда» [3].

Итак, западногерманская публицистика утверждала, что Германия якобы только потому проиграла войну, что гитлеровское руководство упустило время и не увеличило производства вооружения. Аргументация эта внушает мысль, что Советский Союз удалось бы разгромить, если бы вовремя были использованы все возможности германской и европейской экономики, если бы Германия и в экономическом отношении была бы лучше подготовлена к войне.

Весьма характерна и тенденция свалить всю вину за мнимый просчет на Гитлера. Такой софистике западногерманских публицистов помогали и некоторые высказывания самого Гитлера. Они ссылаются на директиву Гитлера от 17 июля 1941 года, и прежде всего на то, что Гитлер, выступая 3 октября в берлинском Спортпаласте, хвастливо заявил, что вот уже 48 часов идет грандиозная битва, в которой СССР будет окончательно разгромлен. Противник уже разбит и никогда больше не поднимется. Германия располагает в неограниченном количестве самым современным оружием. Гитлер дословно заявил: «Дело упирается в проблему транспорта. Мы так обеспечили все заранее, что я в самый разгар этой битвы могу приостановить дальнейшее производство вооружения в крупных отраслях промышленности, ибо знаю, что сейчас не существует противника, которого мы не могли бы сокрушить с помощью имеющегося запаса вооружения» [4].

Прекращение производства вооружения, о котором якобы отдал приказ Гитлер, использовалось, раздувалось и преувеличиволась западногерманскими публицистами по всем правилам искусства пиара. При этом фальсификация истории начинается уже с чисто фактической стороны дела. Гитлер вовсе не отдавал приказа об общем прекращении производства вооружения, как это утверждал, например, Бельтер [5]; на самом деле было сокращено лишь производство боеприпасов, зато увеличено строительство танков и подводных лодок [6].

Шпеер показал на Международном процессе в Нюрнберге, что Гитлер «осенью 1941 года издал приказ, согласно которому вооружение сухопутной армии должно было отойти на второй план по сравнению с вооружением ВВС» [7].

Авторы биографии Гитлера Гёрлиц и Квинт утверждали, будто Гитлер после битвы за Киев в 1941 году приказал демобилизовать 40 дивизий и прекратить выпуск боеприпасов [8]. Гальдер также говорил о 40 дивизиях, которые должны были быть предоставлены в распоряжение «отечественной промышленности». Далее, Гитлер будто бы отдал приказ о прекращении производства боеприпасов для сухопутной армии, не посовещавшись предварительно с ее главнокомандующим [9]. Гудериан называл уже не 40 дивизий, а 60–80 и писал, что «военная промышленность, обслуживавшая сухопутную армию, уже в 1941 году в значительной мере переключается на выпуск других видов продукции» [Ю].

Невзирая на различие приводимых данных, можно констатировать, что никакого прекращения производства вооружения не было, изменена была лишь очередность производства отдельных видов оружия. Что касается дивизий, которые намечалось демобилизовать, то, видимо, упускалось из виду, что немецкая промышленность испытывала острую потребность в рабочей силе, без удовлетворения которой никакое повышение производства было бы невозможно.

Толчок пропаганде гитлеровских приказов о сокращении производства вооружения дало американское исследование U.S.S.B.S. В этом исследовании указывалось, что, когда кампания в СССР развивалась по плану, Гитлер приказал ограничить производство вооружения. «Хотя этот приказ был выполнен лишь частично, он все же вызвал существенное сокращение запасов, в частности боеприпасов. Последствия этого долго не удавалось преодолеть, а полностью преодолеть и вообще не удалось» [11].

Единственное, на чем сходятся все авторы, – это лишь на том, что было ограничено производство боеприпасов. Мюллер-Гиллебранд писал, что в ходе кампании 1940 года в Западной Европе было израсходовано ничтожное количество боеприпасов. Он пишет далее: «То же можно сказать о кампаниях в Норвегии и на Балканах. В свете этого опыта запас боеприпасов мог быть сочтен удовлетворительным. Производство боеприпасов было значительно сокращено в пользу производства других видов вооружения» [12].

Несомненным, очевидно, является следующее: при нехватке рабочей силы прежде всего было сокращено производство тех видов вооружения, которые почитали достаточными. Фактически же продукция военной промышленности в целом возросла и по сравнению с производством предметов широкого потребления быстро увеличивалась.

Из доклада ведомства военного планирования от 27 января 1945 года явствует, что с 1940 по 1941 год только производство боеприпасов сократилось почти на 30 процентов, зато с 1941 по 1942 год оно снова увеличилось более чем вдвое. В производстве оружия отмечается постоянный рост, а выпуск танков (исчисляемый в тоннах боевого веса) с 1940 по 1942 год даже возрос почти вчетверо. Выпуск боевых самолетов с 1940 по 1941 год также возрос примерно на 20 процентов, а с 1941 по 1942 год – на 30 процентов [13].

Следовательно, факты свидетельствуют о том, что приказ или приказы Гитлера, во-первых, неверно излагались, а во-вторых, их последствия непомерно преувеличивались. Можно, стало быть, констатировать, что эти приказы не оказали решающего воздействия на производство вооружения.

Чтобы опровергнуть несправедливые утверждения ряда историков и публицистов, надо осветить две проблемы: во-первых, следовало бы изучить подлинные причины столь быстрого роста производства вооружения с начала 1942-го до середины 1944 года на всех территориях, где господствовали гитлеровцы. Во-вторых, следовало бы установить, действительно ли этот рост производства вооружения был возможен до 1942 года в той же мере, как и позже.

Первой проблемы коснемся лишь бегло. Одной из причин повышения выпуска вооружения с 1942-го до середины 1944 года была радикальная рационализация производственного процесса, которая потребовала ликвидации множества средних и мелких предприятий обрабатывающей промышленности и промышленности, производящей товары потребления. Вследствие чего количество рабочих в военной промышленности возросло на 50 процентов.

К этому следует добавить, что в Германии в 1944 году находилось 8 миллионов иностранцев, привезенных из оккупированных стран для принудительного труда. Их использовали главным образом в сельском хозяйстве, в угольной и горнорудной промышленности, на производстве боеприпасов и на объектах, опасных для жизни. Большинство иностранных рабочих были насильно вывезены фашистами с временно оккупированных территорий на Востоке. Таким образом, депортированная рабочая сила из оккупированных стран, особенно из Советского Союза и Польши, позволила расширить военное производство в гитлеровской Германии.

В результате всех этих мероприятий в 1944 году в Германии в сфере производства работало в общей сложности на 10 процентов меньше рабочих, чем в 1939 году. Однако в военной промышленности было занято больше рабочей силы. Это объясняется сокращением отраслей, работавших для нужд населения. Кроме того, в общий производственный процесс были втянуты миллионы депортированных иностранных рабочих. Из Европы гитлеровцы вывозили не только рабочую силу, но также сырье, в огромных количествах продовольствие и товары широкого потребления.

Рассмотрим вторую проблему: почему гитлеровцы не использовали всех мощностей военной промышленности до 1942 года. Конечно, нельзя полностью отметать фактор высокомерного отношения фашистов к Советскому Союзу, к так называемым «недочеловекам». Он сыграл известную роль в том, что выпуск военной продукции в 1940–1942 годы не был доведен до тех масштабов, как это имело место после 1942 года. И тем не менее, отвлекаясь от этого субъективного фактора, следует констатировать, что высокие темпы в военной промышленности были тогда объективно невозможны.

До июня 1941 года гитлеровцы не могли открыто проповедовать войну против СССР, если хотели воспользоваться моментом внезапности. Только после того, как правительству удалось внушить немцам мысль, что война против СССР является борьбой немецкого народа за жизнь, борьбой за спасение жизни каждого немца, – лишь после этого оказалось возможным повысить требования к немцам. Насколько озабочены были гитлеровцы, насколько их преследовал страх, подтвердил в начале 1944 года главный орган нацистской партии газета «Фёлькишер беобахтер», писавшая: «Германия как на собственной имперской территории, так и в землях, подвластных ей, преодолела опасный момент в области военной экономики. Опасность эта заключалась в следующем: готово ли население на все время войны согласиться… с существенным снижением своих доходов» [14].

Таким образом, несправедливо утверждение, что фашисты уже в 1941 году могли выжать из немцев то, что они выжали из них в 1944 году. Правительство вынуждено было считаться с народом и учитывать его как серьезный фактор при осуществлении своих политических и военных мероприятий.

Примечания

1. Kehr Н., Kriegswirtschaft und Riistungsindustrie // «Bilanz des zweiten Weltkrieges», Oldenburg – Hamburg, 1953. S. 272.

2. Ibid. S. 276.

3. Sternberg F., Kapitalismus und Sozialismus vor dem Weltgericht. Hamburg, 1951. S. 340.

4. См.: H. A. Quindt H. A., Die Wendepunkte des Krieges. Stuttgart, 1950. S. 50.

5. Cm.: Welter E., Falsch und richtig planen. Eine kritische Studie uber die deutsche Wirtschaftslenkung im zweiten Weltkrieg. Heidelberg, 1954. S. 20.

6. См.: Промышленность Германии в период войны 1939–1945 гг. М., 1956. С. 270–271.

7. «Der Prozess gegen die Hauptkriegsverbrecher vor dem Internationalen Militargerichtshof, Nurnberg 14. November 1945—1 Oktober 1946», Nurnberg, 1947–1949, Bd. XVI. S. 478.

8. Cm.: Gorlitz W. Quindt H. A. Adolf Hitler. Eine Biographic. Stuttgart, 1951. S. 578.

9. Cm.: Bor P., Gesprache mit Haider. Wiesbaden, 1950. S. 214.

10. Guderian H. Erinnerungen eines Soldaten. Heidelberg, 1951. S. 137.

11. Cm.: Welter E, Op. cit. S. 151.

12. Mueller-Hillebrand B., Das Heer 1939–1945. Bd. II, Die Blitzfeldzge 1939–1941. Frankfurt/Main, 1956. S. 91.

13. См.: Промышленность Германии в период войны 1939–1945 гг. С. 270.

14. «Volkischer Beobachter», 12. 1. 1944.

Вольфрам Ветте
Образ врага: расистские элементы в немецкой пропаганде против Советского Союза

«Если в течение многих лет и десятилетий проповедовать, что славянская раса – это низшая раса, что евреи – вообще не люди, то дело должно дойти до такого взрыва», – Эрих фон дем Бах-Целевски на допросе 7 января 1946 года перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге [1].

Бах-Целевски после 22 июня 1941 года был одним из высших руководителей СС и полиции на Востоке (участок Россия – Центр) в чине обергруппенфюрера СС и генерала полиции, с 1943 г. являлся «начальником соединений по борьбе с бандами» на всем Восточном фронте, одним из пресловутых фашистских организаторов массовых убийств [2].

Каковы были мотивы преступников?

Ретроспективный взгляд эсэсовца фон дем Бах-Целевского для обсуждаемой здесь проблематики примечателен в трех отношениях. Во-первых, в нем устанавливается, причем без всяких оговорок, тесная связь между антисемитизмом и антиславизмом, как если бы это было для национал-социализма само собой разумеющимся положением дел. Во-вторых, оба этих расистских «образа врага» выступают как конечный продукт «проповедей» многих лет и десятилетий, т. е. идеологического индок-тринирования, которое могло осуществляться как путем внутренних установок, так и через пропаганду национал-социалистического государства. Наконец, в-третьих, утверждается, что уничтожение евреев и славян следует понимать как «взрыв». Он якобы прямо-таки естественно проистекал из собственной динамики многолетней пропаганды «образа врага».

Вряд ли можно оспаривать, что такая причинно-следственная связь имела место в действительности. В этом смысле мы имеем вполне убедительное объяснение связи между национал-социалистской пропагандой и практикой войны на уничтожение против евреев и славян. Остается, однако, открытым вопрос: если действительно, как утверждается, существовала тесная связь между антисемитизмом и антиславизмом в национал-социалистской идеологии, то была ли она также предметом открытой пропаганды? Или же расово-идеологические цели нацистского режима скорее замалчивались и затушевывались? Особенно трудно ответить на вопрос, в какой мере насилие по отношению к евреям и славянам следовало лозунгам пропаганды. Была ли мотивация преступников обусловлена нацистской пропагандой или были другие факторы, например, военная дисциплина, общий верноподданнический склад мышления, вера в фюрера, приспособленчество к обстановке в армии?

Это те же вопросы, которые американский историк Кристофер Р. Браунинг весьма конкретно и детально рассматривал на одном примере [3]: убивали ли те немецкие «защитники порядка» среднего возраста, которые входили в состав 101-го резервного полицейского батальона в Польше потому, что в течение долгого времени подвергались обработке расово-идеологической пропагандой? Или эти массовые убийцы действовали отнюдь не в первую очередь как особо убежденные преступники по идеологическим мотивам, а как «вполне нормальные солдаты», которые просто исполняли то, что им было приказано, и потому, что их товарищи делали то же самое?

Расистские взгляды Гитлера на мир

Как доказали исторические исследования в общепринятом подходе, Гитлер в первую очередь преследовал две главные цели: завоевание «жизненного пространства» на Востоке и уничтожение европейского еврейства [4]. То, что уже на ранней стадии стало концепцией его мировоззрения, он, став диктатором, как мы ясно видим в ретроспективе, последовательно осуществлял в рамках своей долгосрочной стратегии [5].

С учетом определенной привязки к уничтожению евреев расистское мировоззрение Гитлера зачастую сводилось к радикальному антисемитизму Не подлежит сомнению, что в течение всей его политической жизни антисемитизм находился в центре его деструктивной энергии [6]. Но расизм Гитлера отнюдь не исчерпывался антисемитизмом. Его мировоззрение включало гораздо более широкое учение о биологическом неравенстве человеческих рас [7]. Ядром этого учения являлось представление, что все народы мира можно распределить и оценить по расистским критериям [8]. Для Гитлера существовала иерархия расовых качеств. Арийскую расу, к которой принадлежал и немецкий народ, он рассматривал как высшую, а еврейскую – как низшую. «Евреи хоть и являются расой, но не людьми», – провозгласил Гитлер еще в 1923 г. в публичном выступлении [9], причем вовсе не под влиянием порыва, а «со смертельной и священной серьезностью». (Й. Фест).

В соответствии с расистским мировоззрением Гитлера, славянам также было присуще негативное качество. В книге «Майн кампф» мы встречаем примитивные расистские взгляды на славян, к которым отнесены не только русские, но и многие другие восточноевропейские народы. Гитлер изложил в ней свои взгляды на неспособность русского народа к самостоятельной государственности и к политике вообще и объяснил этот недостаток расовыми свойствами. Напротив, образ немцев как качественно высшего арийского расового ядра представлял для Гитлера «историческое» оправдание его программы насильственного захвата земель на Востоке.

Гитлер придерживался представления, что в ходе большевистской революции 1917 года евреи смогли установить в России свою систему господства. Через призму своей расистской теории он видел среди деятелей коммунистической партии Советского Союза одних лишь евреев. По этой причине он и сконструировал комбинированный «образ врага» в лице «еврейского большевизма».

В ходе войны за «жизненное пространство» против Советского Союза Гитлер хотел не только свергнуть господство «еврейских большевиков» и лишить власти ее носителей, но и физически их уничтожить. По окончании завоевания страны на Востоке численность славян должна была быть сокращена, а выжившие должны были стать рабами «германских господ». Чтобы они не роптали под этим новым господством, их культурный уровень должен был впредь удерживаться на низком уровне.

Мартин Борман, шеф центрального руководящего органа НСДАП – партийной канцелярии и постоянный истолкователь воли фюрера [10], спустя год после начала войны против Советского Союза так уточнил антиславянскую политику нацистского режима: «Славяне должны работать на нас. Когда они нам больше не понадобятся, они могут умирать. Обязательная вакцинация и германское здравоохранение поэтому излишни. Высокая рождаемость славян нежелательна. Они могут использовать презервативы или аборт, и чем больше, тем лучше. Образование опасно. Достаточно, если они смогут считать до ста. Образование допустимо лишь в той мере, в какой оно обеспечит нам полезных исполнителей. Религию мы оставим им как отвлекающее средство. Они будут получать лишь необходимое для поддержания жизни питание. Мы – господа, и они уступят нам дорогу» [11].

Что в этих рассуждениях было оригинальным, а что нет? Взгляд на славян, отягощенный расистскими категориями, мы находим еще до Первой мировой войны у тех немецких националистов, которые создавали идеологическую подготовку германского «натиска на Восток» [12]. И это представление о России также было связано с агрессивными завоевательскими планами. Старую традицию имел также антисемитизм. Но ни у кого до Гитлера не возникла идея связать антиславизм с антисемитизмом [13]. То, что, несомненно, было вновь сформулировано Гитлером, была привязка друг к другу этих до тех пор раздельно существовавших представлений. Гитлер связывал свое расистское принижение славян с беспрецедентным по радикальности антисемитизмом [14].