Текст книги "Тайная история отечественной внешней разведки"

По словам Н. Шепченко, “…душой организации был Федор Висторопский, который жил на улице Приштинской, 17 в доме то ли своей тещи, то ли тетки жены. Федя Висторопский еще до войны был сотрудником „Земгора“ у Федора Махина, позднее генерал-лейтенанта НОАЮ. Я знал Федора Висторопского задолго до войны. Он всегда был убежденным коммунистом. В начале войны он сгруппировал вокруг себя единомышленников. Был создан организационный комитет, который провозгласил себя Центральным комитетом организации.“ Шепченко также упомянул о том, что Ф. Висторопский был до войны серетарем в „Земгоре“¹⁵⁵. Агент „Марко“ (Вс. Тумин) утверждал, что Ф. Висторопский закончил до войны отделение истории философского (общегуманитарного) факультета Белградского университета, а после оккупации стал секретарем во Всеказачьем союзе (там он доставал удостоверения для партизан и красноармейцев и, пользуясь тем, что «вольные казаки» жили по всей Сербии, мог с полным основанием перемещаться по всей Сербии и Банату). Его соратник по „Центральной тройке“ И. Одишелидзе до войны учился на техническом факультете Белградского университета, а во время войны стал представителем немецкой автомобильной фирмы „Мотор“. Третий член «Верховной тройки» – др. Владимир Лебедев¹⁵⁶ являлся членом русской зарубежной организации Красного Креста и также был тесно связан с югославским представительством „Земгора“. ССП занимался типичной подпольной работой – сбором средств для партизанской организации, распространением листовок и другой агитации, укрывал бежавших из лагерей советских военнопленных и помогал переправить их и других, желавших уйти в партизанский отряд активистов.

Согласно показаниям Анны Одишелидзе, в марте 1944 был арестован соратник И. Одишелидзе В. Кароли, которого немецкие полицейские водили избитым по Белграду для выполнения неких следственных мероприятий, после чего его отправили в Маутхаузен, где ему удалось выжить, и после войны вернуться в Белград¹⁵⁷. В то же время были арестованы и несколько руководителей ССП. Н. Шепченко подробно вспоминал день провала: „…когда я пришел на договоренную встречу к Феде во двор в 7 часов утра, у дверей я увидел его жену с какой-то соседкой, узнав от них, что Федя арестован ‘вчера в 3 часа’. В самом доме находилась засада, и я лишь случайно ее избежал. Так как из разговора с Федей накануне я узнал, что он много работал с Костей Синельниковым, я сразу же побежал его предупредить. Прибежав на улицу Св. Николая, я еще издалека увидел, что что-то случилось, так как и здесь у ворот дома стояла мать Кости с соседкой, а на углу были какие-то люди. От Костиной матери я узнал, что его увели полчаса назад. Я потерял голову и поспешил в центр города. Мне хотелось бежать к Одишелидзе на улицу Пашича. На углу улицы Масарика и Милоша Великого я встретил Ивана Лаптия, который посоветовал мне скрыться, так как гестапо и специальная полиция уже много схватили и продолжают хватать русских. На мой вопрос, кто арестован, Лаптий мне ответил, что арестован Одишелидзе, доктор Лебедев и жена Заболоцкого, а Заболоцкий сумел сбежать. Я рассказал ему о Феде и о Косте Синельникове. Лаптий еще раз посоветовал бежать. Так как я потерял контакты в Белграде, я перебрался через Саву и сначала вступил в Десятую, а потом в Седьмую воеводинскую бригаду партизан…“¹⁵⁸ Об этих арестах В. Лебедева, Ф. Висторопского и других вспоминал также агент „Марко (Вс. Тумин). Висторопский и Синельников, против которых существовали неопровержимые улики (полученные при аресте), были убиты в Маутхаузене. Однако благодаря их стойкости остальные члены ССП смогли уцелеть и были отпущены¹⁵⁹.

После ареста Висторопского и других¹⁶⁰ оставшиеся на свободе члены ССП, опасаясь дальнейших арестов, решили перебраться в партизанские отряды. В партизаны ушли Николай Шепченко, Всеволод Тумин, Борис Марков, Мстислав Зилов, Степан Розов, Михаил Фемилиди, Владимир Пономарев, Илья Голенищев-Кутузов, Илья Одишелидзе, Александр Липский, Андрей Ефимовский и др¹⁶¹. Некоторые из членов ССП (как например, поэт Алексей Дураков) присоединились к НОАЮ ещё раньше. Согласно меморандуму ССП от 27 ноября 1944 г., в партизанских отрядах за годы войны погибли 6 членов ССП, а по состоянию на ноябрь 1944 г., сражались в частях НОАЮ 17 членов ССП. К моменту освобождения Сербии от оккупантов в Белграде оставались в живых и продолжали деятельность в рамках ССП всего 58 членов этой организации¹⁶².

В сентябре 1944 г., после выхода В. Лебедева из следственного изолятора Специальной полиции оставшиеся к тому времени в Белграде члены ССП связались с подпольными группами ССП через Михаила Бошковича в VIII районе Белграда. В этом состоянии ССП и пришел к октябрю 1944. „Во время освобождения Белграда члены ССП оказывали всю помощь как товарищам из НОАЮ (питание, бинты), так и бойцам Красной Армии, а особенно их штабам, проводя их через Белград во время боев и помогая им в качестве переводчиков“¹⁶³. Интересно при этом отметить, что ставший после провала руководителем ССП Владимир Лебедев, был связан не только с Ф. Е. Махиным, который возглавлял белградское представительство Земгора и был известен Москве, как «Марс».

По данным, сохранившимся в Историческом архиве Белграда¹⁶⁴, В. А. Лебедев закончил медицинский факультет Белградского университета в 1931 г. (год спустя после Л. Л. Линицкого), хотя и был моложе его на 6 лет. Трудно сказать, состояли ли они в дружеских отношениях, но то, что они были студентами сравнительно небольшого факультета, принадлежащими к одному национальному меньшинству, делает предположение об их знакомстве возможным. Впрочем, куда больше информации о деятельности советской разведки в Югославии будет известно в дальнейшем, когда отечественные историки, наконец, сдуют пыль с архивных папок в Москве.

Некоторые данные о деятельности советской внешней разведки в Болгарии перед войной (1935–1939 гг.)

Кочик В. Я.,

историк отечественных спецслужб

После государственного переворота в Болгарии 9 июня 1923 года и выдворения из страны миссии Красного Креста СССР, советская разведка там велась исключительно с нелегальных позиций, при этом использовались её позиции в соседних государствах: Турции, Греции, а также в Австрии. Новые возможности для легальной деятельности РУ и ИНО возникли лишь 11 лет спустя. С появлением советских учреждений в Софии, а затем и в Варне, за ними установлена слежка, продолжавшаяся вплоть до Сентябрьской революции 1944 года. Главным противником был Отдел государственной безопасности Дирекции полиции (ДП) Министерства внутренних дел и народного здоровья (МВДНЗ). Помимо полиции, работала военно-политическая контрразведка (РО-2, т. е. 2-й разведывательный отдел Генштаба), немецкие спецслужбы, особенно в предвоенные и военные годы, когда они чувствовали себя в Болгарии весьма вольготно. Приглядывала за советским посольством и русская военная эмиграция. Но, несмотря на усиленную работу и ряд успехов, окончательно пресечь деятельность советской разведки болгарским спецслужбам не удалось. В конце 1941‑го начальник одной из групп, осуществлявших слежку, так и доложил начальнику отделения «А» Отдела госбезопасности: советская разведка «действует в благоприятной обстановке», так как пользуется в стране широкой поддержкой «целой армии добровольных сотрудников и информаторов».

Некоторые новые данные о событиях тех лет автору удалось получить благодаря документам Российского государственного военного архива и другим материалам.

Под «крышами» Софии

«Линейными людьми» их называли кадровики ЦК ВКП(б), как «соседи» они проходили в Наркомате по иностранным делам, а сами себя они называли «крышевыми работниками». Им и предстояло делать свое дело в Болгарии, как и в других странах, уходя от контроля контрразведки.

Дипломатические отношения Советского Союза с Болгарией сначала на уровне миссий (а потом и посольств) были установлены в июле 1934 года. Болгарские власти освободили для советских дипломатов здание бывшего российского посольства на ул. Московской в Софии, где проживали белоэмигранты. Очистив здание от посторонних людей, спецслужбы оснастили его аппаратурой для подслушивания. Но этот их план внедрения в дипломатическое представительство Страны Советов не удался, поскольку новые обитатели тщательно обследовали весь дом и сменили в нем все, что было возможно – от электропроводки до мебели.

Полицейское наблюдение за посольством СССР в Софии началось в ноябре 1934 года. Раздел личных и обзорных политических досье, Центральная политическая картотека, которые велись в отделе госбезопасности ДП с 1924 года, довольно быстро заполнялись новыми данными слежки и допросов подозреваемых лиц. Сыщики взяли на карандаш не только сотрудников представительства, но и жителей столицы, поступивших туда на работу, его неофициальных посетителей. Регистрировались в ДП также все те, с кем так или иначе в неформальной обстановке общались советские люди.

Торжественное открытие советской миссии состоялось 15 апреля 1935 г.

К лету того же года в составе полпредства и других представительств СССР было 20 человек:

Федор Раскольников – полпред

Муза Раскольникова

Михаил Буравцев – 1-й секретарь

Евгения Буравцева – сотрудница

Николай Ткачев – 2-й секретарь

Таисия Скидан – заведующая канцелярией

Василий Яковлев – завхоз

Варвара Яковлева

Кузьма Митусов – помощник завхоза

Мария Митусова

Николай Чадин – сотрудник

Мария Чадина

Петр Афонин – охрана

* * *

Василий Сухоруков – военный атташе

Анастасия Сухорукова

Петр Райчев, полковник запаса – переводчик

* * *

Николай Мегалинский – торгпред

* * *

Владимир Григоренко – представитель ТАСС

Мария Григоренко

Любомир Огнянов – переводчик.

Резиденты советских разведслужб (внешней и военной) прибыли в страну еще весной, это – Василий Терентьевич Яковлев и Василий Тимофеевич Сухоруков. Сотрудников в их распоряжении, как мы видим, поначалу было немного. Оба они участники Гражданской войны и имели опыт работы в разведке и контрразведке. В.Т. Яковлев окончил два курса Смоленского политехнического института, служил в контрразведке, во внешнюю разведку направлен в 1931 году, был уполномоченным, помощником начальника отделения. Трижды награждался боевым оружием, а также серебряным портсигаром «за отличную работу», а «за выполнение специального задания» нагрудным знаком «Почетный чекист».

Раньше первых двух в Болгарии появился первый секретарь миссии СССР Михаил Васильевич Буравцев, которого полиция в разное время причисляла к разным советским разведслужбам или сообщала, что он отвечает за общее руководство разведывательной деятельностью. Как дипломат он уже работал в Новороссийске, Канаде, Эстонии, служил в отделе печати и информации НКИД. К первым легальным разведчикам болгарские сыщики причисляли и сотрудника ТАСС Владимира Васильевича Григоренко. Оба они в 1936-м покинули страну. Буравцев в октябре отправился в Москву, Григоренко в конце июля – в Испанию, где только что началась Гражданская война.

Согласно донесению полиции (1936 г.), «советская разведывательная тройка», т. е. Буравцев, Григоренко, Сухоруков «работали отдельно по различным линиям и втроем почти каждый день собирались на совещание в специальной комнате в советском посольстве. В эту комнату (со стальными стенами и дверьми) не имеет права входить никто кроме вышеупомянутых лиц и начальника шифра Николая Чадина. Решения принимались обычно после одного совещания». А о Яковлеве ДП в апреле 1936‑го сообщает лишь следующее: «Яковлев – завхоз посольства. Он бывший студент. Жена его очень интеллигентна и знает языки».

Поначалу болгарские спецслужбы зафиксировали два главных направления, по которым работала советская разведка:

1) сбор сведений о ситуации в стране;

2) разведка в рядах русской и украинской эмиграции.

Но позднее они выявили уже четыре вида «тайной разведывательной деятельности советского посольства»:

1) военную;

2) политическую;

3) экономическую;

4) в среде русской и украинской эмиграции.

Контрразведка констатировала: «Военная разведка, которой всегда руководили советские военные атташе, была направлена против болгарской военной мощи. Военным атташе помогали и другие линии советской разведки. Так, например, в 1935 г. Владимир Григоренко, представитель ТАСС, давал задания своей агентуре изучать организацию и дислокацию трудовых войск». А год спустя «агентуре Григоренко были даны следующие задания:

1) Организация, численный и командный состав, военная подготовка трудовых войск в Болгарии.

2) Сведения о русских белогвардейских и террористических организациях. Какие государства их финансируют. Какие лица из болгарского правительства, Дирекции полиции замешаны в этой комбинации.

3) Представители болгарского общества, известные своим отрицательным отношением к советской власти.

4) Русские, работающие в Дирекции полиции или связанные с ней.

5) Найти документы, компрометирующие болгарское правительство связями с белогвардейскими военными организациями.

6) Кто из служащих полпредства работает в пользу русских белогвардейских организаций.

7) Советское посольство имеет сведения, что японцы формируют в Болгарии, в среде русской эмиграции, диверсионные террористические группы, чтобы перебросить их потом в СССР. Где находятся эти группы.

8) Сведения о шпионской и экономической деятельности японцев в Болгарии». Активно велась с территории Болгарии и разведка против Германии, с которой у Болгарии были тесные связи.

Василий Яковлев, как и его коллега и тезка Сухоруков, создал широкую разведсеть в стране. К тому времени он стал уже атташе посольства. В официальном издании «Ветераны внешней разведки России» (М., 1995) сообщалось, что «возглавляемая им резидентура добилась значительных результатов в вербовочной работе». В апреле 1937‑го заместителем к нему и на должность завхоза прибыл под фамилией Павлов Василий Иванович Пудин, служивший ранее в контрразведке, затем в разведке, выезжавший в длительные специальные командировки в Китай и Монголию. Он пробыл в Болгарии около года.

Они помогали советской разведке

Яковлев с помощью связной и хозяйки явочной квартиры Цонки Тошевой Христовой завербовал чиновницу контрольно-пропагандистской службы ДП Елисавету Николову Атанасову. Она сообщала резиденту сведения о лицах, пересекающих государственную границу, о чиновниках своего ведомства, о русских и украинских эмигрантах. В 1937-м обе женщины были арестованы и осуждены за шпионаж на 12 лет тюремного заключения.

К резидентуре В.Т. Яковлева был подключен агент «Ворон», оперативный псевдоним Н.Ф. Абрамова, которого болгарская полиция характеризовала как «одного из самых лучших информаторов советского посольства». Отец его генерал-лейтенант Ф.Ф. Абрамов возглавлял 3-й (балканский) отдел РОВС в Софии.

Николай Федорович родился в Варшаве в 1909 году в семье полковника российской армии Федора Федоровича Абрамова, выпускника Николаевской академии Генерального штаба, участника русско-японской войны. Впоследствии старший Абрамов дослужился до звания генерал-лейтенанта, командовал кавалерийскими дивизиями в период 1-й мировой и Гражданской войн. Вместе с Белой армией оказался в эмиграции в Турции, а потом в Болгарии.

Между тем, его сын Николай, которого генерал оставил у родственников, окончил среднюю школу и спустя три года был призван на военную службу. Служить ему пришлось на Черном море в ЭПРОНе – Экспедиции подводных работ особого назначения при ОГПУ СССР, которую возглавлял тогда известный чекист Л.Н. Захаров (Мейер). Николай Абрамов окончил Водолазную школу ЭПРОНА в Балаклаве, куда отбирали людей с особой тщательностью, и приступил к работе, но вскоре после этого получил контузию во время взрыва под водой. Для работы водолазом Николай оказался не пригоден, и его взяли в 1930-м на службу в другое подразделение ОГПУ – Иностранный отдел, где начали готовить для работы в Болгарии.

По завершении подготовки Николая Абрамова устроили матросом на советское торговое судно «Герцен», которое курсировало между Ленинградом и Гамбургом. В первом же рейсе осенью 1931 года в германском порту он «бежал» с корабля и с помощью начальника 2‑го (германского) отдела РОВС А.А. фон Лампе добрался до Болгарии.

Бегство из СССР в конце 1920-х – начале 1930-х годов не было таким уж редким явлением. Поэтому появление в Софии сына генерала Абрамова не вызвало подозрений. Он быстро освоился в белоэмигрантских кругах и вскоре был подключен к ровсовской работе, его непосредственным начальником стал капитан К.А. Фосс. «Ворон» «систематически направлял в Центр копии корреспонденций Фосса и генерала Абрамова. Передавал ценные сведения, которые в дальнейшем были использованы для компрометации Фосса и других руководящих деятелей РОВС… Став активным членом балканского филиала РОВС, «Ворон» получил доступ к весьма ценной информации о деятельности всей этой организации»¹⁶⁵. Весной 1933 года он женился. Молодая жена и её мать стали его надежными помощниками.

В начале мая 1936 года в Софию прибыла семья писателя И.Л. Солоневича, бежавшая из Советского Союза. Советская разведка всячески пыталась его дискредитировать, подбрасывая эмиграции сведения о работе писателя в пользу СССР. Принял в этом участие и Николай Абрамов. По его наводке в советских журналах, которые Солоневич получал из Финляндии, были обнаружены некие малозаметные наколки. Ровсовцам удалось зафиксировать встречу Бориса Солоневича с человеком, который, вопреки законам конспирации, пообщавшись с Борисом, отправился прямым ходом в советское полпредство. Вот тут военная эмиграция и болгарская полиция начали за Солоневичами охоту, которой руководили от РОВС К.А. Фосс и от полиции А.А. Браунер (кстати, именно он допрашивал потом Павла Кудинова, о нем ниже). Но планы ликвидировать эту семью удались лишь отчасти. 3 февраля 1938 года в редакции газеты «Голос России», которую издавали Солоневичи, раздался взрыв. В результате теракта погибла супруга писателя Тамара и находившийся там русский эмигрант Николай Михайлов. После такого происшествия Солоневичи уехали в Германию¹⁶⁶.

«Ворону» удалось предотвратить покушение на полпреда СССР Федора Федоровича Раскольникова, которое должна была осуществить боевая группа РОВС во главе с капитаном Фоссом. Этот провал породил у деятелей военной эмиграции и представителей болгарской политической полиции подозрения в отношении Николая. В доказательство его вины им удалось получить некоторые свидетельства, хотя и косвенные. У них Николай проходил под псевдонимом «Шипов».

Вместе с тем, через секретного сотрудника «Англичанина» (М. Минина) – о нем ниже – до резидента доводились сведения, что Николай якобы помирился с Фоссом, что они все время ведут какие-то доверительные беседы, возможно означающие, что Абрамов-младший получает инструкции РОВС перед отъездом из Софии. Но операция белых по дискредитации «Ворона» не удалась.

Полиция арестовала Абрамова-младшего в октябре 1938‑го и подвергла его допросам с пристрастием, но не получив желаемых результатов приняла решение выслать подозреваемого из страны. 13 ноября 1938 года, получив трехмесячные французские визы, супруги Абрамовы отбыли в Париж, а спустя несколько месяцев добрались до СССР.

В своих докладах начальству полицейские агенты неоднократно фиксировали посещение советского посольства болгарским гражданином, предпринимателем Гено Стефановым Цончевым. Делал он это вполне официально, поскольку не только возглавлял фирму «Импортекс», но и являлся посредником между другими болгарскими компаниями и советским представительством (его величали «вторым торгпредом»), он также являлся членом правлений местных отделений советских обществ «Морфлот» и «Аэрофлот». Всерьез Цончева в ДП, похоже, не воспринимали, подозревая его лишь в том, что он консультирует советских людей по экономическим вопросам. Видимо полиция была не в курсе того, что многие годы предпринимательская деятельность была прикрытием его разведывательной работы в Турции, Болгарии и некоторых других странах. Сообщая о его деятельности, полицейские добавляли: «неблагонадежен», хотя и признавали, что он «один из главных деятелей в области болгаро-советских торговых связей».

Гено Цончев родился 23 февраля 1893 года в Болгарии в г. Балчик в семье банковского чиновника. В 1908-м их семья переезжает в Варну, где он продолжает учебу и занимается в ученическом марксистском кружке. Как и многие другие болгары, желая стать инженером, продолжать обучение он отправился в Берлин. С восторгом принял Октябрьскую революцию в России и включился в конспиративную работу по её защите. В 1921–1923 гг. он входил в Варне в состав организации Григора Чочева, которая поддерживала каналы связи Варна – Севастополь, Варна – Одесса, Варна – Константинополь. Широкие возможности этой группы использовали БКП, Коминтерн и советские разведслужбы. В контакте с ней работали болгарские резиденты: Христо Боев, Борис Иванов, Федор Карин, Борис Базаров (Шпак), в Турции: Никола Трайчев. На этой работе его и приметили советские разведчики. И потому Гено Цончева пригласили в Страну Советов, переговоры с ним вел в Киеве Христиан Раковский, который был и одним из руководителей молодых советских разведслужб. Он и направил Гено с рекомендательным письмом в Москву к Феликсу Дзержинскому. По завершении переговоров, ему поручили для начала обосноваться в Турции и основать свое дело. В 1923 году недалеко от границы с СССР заработала сыроварня, владельцами которой были Цончев и турок Мехмед бей. Работа позволяла ему многое видеть и узнавать, в Центр пошли первые донесения. Дело разрастается, он становится известным предпринимателем, но власти на всякий случай запрещают ему работать в приграничном районе. Это не мешает Цончеву успешно продолжать свою основную и торговую деятельность в Эрзуруме (Эрзеруме), Константинополе и других городах страны.

Довелось Гено Стефанову выполнять задание и в Румынии в 1931–1932 годах. Группе агентов и сотрудников советской разведки было поручено похитить или ликвидировать их бывшего коллегу – перебежчика Георгия Агабекова. Одним из руководителей группы был знакомый ему Григор Чочев, работавший в то время от ИНО ОГПУ в Турции на должности коменданта полпредства СССР. Заманить Агабекова в Румынию в январе 1932‑го удалось, но там перебежчик почувствовал опасность и навел на разведчиков местную полицию. По этому делу, как сообщала тогда пресса, были арестованы 18 человек и среди них Григор и Гено. Последний просидел сравнительно недолго – полгода, адвокату Сабитаю Сабитаеву удалось убедить власти, не без помощи взяток, что его клиент исходил исключительно из коммерческих соображений и ничего другого здесь нет. Григор (по паспорту Григорий Васильевич Алексеев) «сидел 8 дней и 8 месяцев. Избивали и пытали, в одиночке в кандалах и наручниках», затем его выслали в СССР. Он «признал себя виновным только в принадлежности к коммунистической партии». Впоследствии болгарская полиция сообщала, что «в прошлом Гено Цончев был замешан в афере с похищением Агабекова (бывшего руководителя ГПУ на Кавказе) с участием советского парохода в Кюстендже [Констанце], в связи с чем он сидел в румынской тюрьме и был объектом отделения «Б» во время пребывания его в Греции». Интересно отметить, что отделение «Б» Отдела госбезопасности ДП занималось всеми разведками кроме советской. Ею ведало отделение «А».

Некоторое время Цончев пробыл в Греции, затем вернулся на свой пост в Турцию и еще почти семь лет занимался там прежними делами. И только весной 1939‑го власти страны, заподозрив что-то, выслали коммерсанта на родину. Он и там развил весьма бурную предпринимательскую деятельность, за которой отделение «А» не разглядело почти ничего предосудительного. Тем более, что среди его хороших знакомых полиция заприметила крупного полицейского чина Саву Куцарова, начальника канцелярии болгарского царя Бориса III‑го Павла Груева, резидента абвера, германской военной разведки и контрразведки, Отто Делиуса (Вагнера). Ценную помощь он получал от Мадлен Пырвановой, секретаря германского посла Адольфа Бекерле, хотя она и не знала о его истинной роли. Единичные контакты были у него и с некоторыми советскими разведывательными группами. Гено Стефанов Цончев погиб в Болгарии 12.07.1944 г. Его сбил немецкий грузовик, когда он ехал на мотоцикле. Следствие по этому делу не проводилось.

Александра Андреевна Опалкова, беженка из России, передавала информацию о деятельности организации русских фашистов. Завербовав служащего одного из почтовых отделений Софии, она дала возможность советским разведчикам контролировать переписку РОВС, которая шла через это отделение.

Семья Рыбалченко: Пантелеймон Федорович, его жена Евдокия Артемьевна и дочь – Татьяна занимались украинской эмиграцией, в том числе и ОУН. Татьяна по указанию Пудина выезжала по делам ОУН в Париж и Вену. Священник Пантелеймон Рыбалченко бежал в 1931-м из СССР в Румынию через реку Днестр вместе с женой и несовершеннолетней дочерью, как отмечали в полиции, «при весьма подозрительных обстоятельствах». Некоторое время спустя они переехали в Болгарию и поселились в Софии. Глава семьи стал священником в одном из сел Софийского округа. Но никаких сведений, свидетельствующих об их неблагонадежности, у полиции до 1937‑го не было. В тот год, в феврале, Татьяна дважды посетила советское посольство, а в ноябре агент полиции заметил, как «агент ИНО ГПУ» Павлов посетил квартиру Рыбалченко и находился там ровно три часа. В конце концов, всю семью выслали за границу.

Советская разведка в мае 1938 г. «сделала попытку завербовать Христо Христова Школского, чиновника болгарского посольства в Белграде. Христо Школски был задержан и уволен со службы, т. к. своевременно не уведомил власти о связях своих с [советским] посольством».

Ясон Станислав Цукер и Карл-Хайнц Станислав Цукер, евреи, польские граждане, связанные, по сведениям ДП, с болгарскими коммунистами и советским посольством. «Оба они пытались обмануть политическую полиция в деле покушения на квартиру Солоневича, направив ее по ложному пути. Оба высланы из страны».

В 1938 году, по свидетельству ДП, «был задержан Маркус Моис Нахимзон адвокат, атташе по печати турецкого посольства. При обыске у него было найдено большое количество подробных характеристик наших общественных деятелей, редакторов, министров и видных интеллектуалов. Все это было подготовлено для советского посольства».

В 1935–1937 годах ДП пять раз пыталась внедрить своих людей в агентурные сети советской разведки, выводя их на связь с представителями Советского Союза (Сухоруков, Григоренко и др.). Но все эти контакты были прерваны по инициативе советской стороны. В 1937 г., как говорится в одном из докладов полиции, из её крупных комбинаций действовала лишь «Украинская легенда».

Секретные сотрудники полиции докладывают

Политической полиции в 1937–1938 годах как будто удалось ввести своих агентов в окружение «Николая Николаевича» (В.И. Пудин) и «Александра Васильевича» (В.Т. Яковлев). Это были секретные сотрудники «Степаненко» он же П-7 (Донат Савич Криворучко) и «Англичанин» он же П-8 (Михаил Иванович Минин).

Из справок сотрудника советских органов госбезопасности, который просматривал их дела в 1947 году, следует: Криворучко «был привлечен для нашей работы сотрудником советского посольства Павловым В.И., в течение 1937–1938 гг. «Степаненко» сотрудничал с Павловым, а затем с Яковлевым и давал им «дезо» материалы составленные в политполиции», а Минин «был привлечен к нашей работе атташе советского посольства Яковлевым и в течение 1938 г. давал Яковлеву материалы «дезо» составленные политполицией». В указанных делах и содержатся сведения, речь о которых пойдет дальше.

ДП завербовала этих двух русских эмигрантов в качестве негласных сотрудников отделения «А». На их досье имеются надписи, сообщающие, что деятельность П-7 и П-8, внедренных в структуру советской разведки, была вполне успешной. Под наблюдением полиции они встречались с Яковлевым и Павловым всего более 40 раз. О том, что там происходило в ДП узнавали из отчетов «Степаненко» и «Англичанина» и от «разведчиков» (так в Болгарии называли сыщиков), которые издали наблюдали за этими контактами. В 1938-м П-7 (июль) и П-8 (сентябрь) сообщили Браунеру, что советские разведчики прервали с ними связь, заподозрив их в работе на полицию.

Бывший офицер Белой армии Донат Криворучко, оказавшись в Болгарии, вступил в ряды Организации украинских националистов (ОУН) и окончил филологический факультет Софийского университета. Но работать ему пришлось в церковной мастерской. Одновременно он сотрудничал в журнале «Украинское слово». В СССР у него осталась мать и сестра, вышедшая замуж за болгарского коммуниста Асена Скоротейкова. Асен в 1919–1923 работал у Григора Чочева на нелегальном морском канале связи Болгария – СССР, Болгария – Турция и эмигрировал в Советский Союз после подавления Сентябрьского восстания. В конце апреля 1937 года полиция получила сведения, что Криворучко ходит по ресторанам с неизвестным, который «сорит» деньгами. Его пригласил на беседу начальник группы отделения «А» А. Браунер. Донат рассказал соотечественнику, как в 1927 году оказался в тяжелом материальном положении и решил вернуться в СССР. Разрешение на въезд в страну с помощью сестры он получил довольно быстро, но передумал возвращаться и прервал переписку с родными. В конце февраля или начале марта 1937‑го, по словам Доната, к нему явился незнакомец, сообщивший о себе, что имеет отношение к советскому полпредству в Стамбуле. Неизвестный уговаривал его выехать на родину, но сначала поработать в пользу своей страны в Болгарии. Браунер завербовал Доната и на следующую встречу с не установленным лицом 28 июня он пошел уже с ведома полиции, с заданием дать согласие на работу с советской разведкой. Собеседник Криворучко привез ему из СССР деньги, фотографии семьи и письмо от матери. На следующий день, во время нового свидания, «разведчик» из группы наблюдения отделения «А», установил личность незнакомца, которого знал как «завхоза советского посольства Павлова». Согласно докладу П-7, Павлов дал ему указание заниматься ОУН и, в частности, «узнать адрес и страну, где сейчас находится полковник Коновалец». С февраля 1938‑го с ним встречался Яковлев.

Некоторые сообщения из отчетов «Степаненко» представляют интерес, в том числе и о Русском общевоинском союзе (РОВС), центр которого был в Париже. «Говорили о КУТЕПОВЕ. Я сказал, что Кутепов был похищен большевиками. Н.Н. признал это, сказав, что Кутепов был террористом и доставлял большие неприятности СССР, что два его крупных террористических акта были предотвращены ГПУ, однако пред третьим мы его убрали. Спросил Н.Н., интересуется ли он русской эмиграцией. Н.Н. ответил: «Там само идет» (29.06.37). «Н.Н.: РОВС для нас был опасен только до тех пор, пока жив был генерал Кутепов. На самом деле генерал Миллер – это бездарность, которая ничего не может сделать ни для себя, ни для других. Во всяком случае, он не способен к активной работе» (18.07.37). «Спросил его, что он скажет о похищении генерала Миллера. Он ответил мне, следующее: «Генерал Миллер для нас не важен, мы можем его использовать только для выставки в каком-нибудь музее. Генерал Абрамов для нас более серьезный противник, но и это не важно, потому что, если возникнет нужда, он однажды уедет куда-нибудь и не вернется» (27.09.37). «Занимайтесь только Ницкевичем [руководитель ОУН в Болгарии. – Авт.] и людьми, которые приходят к нему… Плюйте на РОВС, мы там лучше вас [все] знаем» (3.12.37). «Яковлев мне сообщил, что все написанное о Сухорукове в болгарских газетах неправда. Сухоруков на свободе и является командиром дивизии в Москве» (19.03.38). «Во время разговора Яковлев мне сказал, что Коновалец убит поляками» (14.06.38). «Еще в начале Яковлев стал меня расспрашивать о деле чиновницы арестованной за шпионаж. Он сказал, что сама чиновница его не интересует, т. к. он не имеет ничего общего с этим делом, но он хотел бы знать, кто помог полиции в разоблачении этой истории» (29.06.38).