Текст книги "Код Мазепы. Украинский кризис на страницах «Столетия»"
Автор книги: Сборник
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Заложники режима
Эксперты и священство комментируют решения Архиерейского Собора УПЦ
Матвей Славко, 01.06.2022
Собор Украинской православной церкви принял решение о полной самостоятельности и независимости и внес соответствующие изменения в устав. Постановление опубликовано на сайте УПЦ по итогам заседания представителей украинского духовенства, которое состоялось 27 мая. Собор также обратился к российским властям с просьбой продолжать переговорный процесс между Украиной и Российской Федерацией, а также выразил несогласие с позицией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла относительно военной спецоперации на Украине. Кроме того, Собор поставил задачу не оставлять без духовной опеки шесть миллионов украинских беженцев.
Мало кто заметил, что заседание Собора прошло ровно в тот день, в который 30 лет назад судьбоносный Архиерейский Собор в Харькове заявил о нерушимости канонических уз УПЦ с Московским патриархатом. Решающую роль в решениях Собора 1992 года сыграл митрополит Харьковский и Богодуховский Никодим (Руснак), на которого политический Киев безуспешно оказывал сильнейшее давление, и президент Украины Кравчук сказал тогда: «Я этого Никодиму никогда не прощу».
Киевлянин Василий Стоякин в статье «Крах УПЦ. Разрушительная автокефалия» пишет:
«Собственно, нельзя сказать, что решения собора были неожиданными. Получение автокефалии было главным вопросом церковной жизни на протяжении тридцати лет. Кризис усилился после майдана 2014 года и приобрел поистине трагичный масштаб с началом СВО – значимое количество священников и паствы выступили против «российской агрессии», а те, кто считал необходимым дистанцироваться от мирских дел, оказались лишены права голоса под угрозой уголовных дел за «пропаганду войны».
В устав УПЦ внесены изменения, делающие ее де-факто автокефальной структурой. Из документа изъяты все пункты о связи Украинской православной церкви с РПЦ.
Была проведена дискуссия по поводу мироварения (отличие, хотя и не обязательное, автокефальных церквей). Определенного решения принято не было. “Патриарха” УПЦ пока не назначила. Как будет решаться вопрос с признанием решений Собора – непонятно. Очевидно, что Константинополь вторично вмешиваться не будет и предложит присоединиться к ПЦУ. УПЦ приняла решение открывать заграничные приходы, что является прерогативой автокефальной церкви. …УПЦ утратила благодать и ту самую апостольскую преемственность, восстановления которой УПЦ требует от ПЦУ…
Сейчас в УПЦ наверняка пойдут разброд и шатания. Большей части священников и верующих станет непонятно, каков реальный статус церкви. Ведь решение принято на фоне долгой борьбы с расколами УАПЦ, УПЦ-КП и ПЦУ, в ходе которых руководство УПЦ вполне аргументированно объясняло, как делать нельзя. И в конце концов оно делает именно так, как нельзя».
Разорвав с Русской церковью, УПЦ окажется уязвимой в окружении разного рода раскольников. Они давно уже присматриваются к ценным объектам ее имущества, в первую очередь к Киево-Печерской и Почаевской лаврам.
Создав еще один раскол, УПЦ фактически обрекла себя на самоуничтожение, считает директор Правозащитного центра Всемирного Русского Народного Собора Роман Силантьев. «27 мая стало днем кончины Украинской православной церкви Московского патриархата, – подчеркнул Силантьев. – УПЦ МП и так уже умирала, незачем усугублять ее муки. На освобожденных территориях Украины отныне будут Россия и Московский патриархат. На пока на освобожденных территориях верные канонам украинские священники уйдут в подполье, неверные разойдутся кто куда, в том числе и в раскольничью ПЦУ. Украинская православная церковь Московского патриархата закончила свою историю вместе с тем, как заканчивает сейчас свою историю независимая Украина образца 1991 года».
Напомним, Украинская православная церковь действует на территории всей страны и, согласно уставу, является самоуправляемой церковью с правами широкой автономии, независимой в своем управлении и устройстве. Управляется Собором и Священным синодом во главе с митрополитом Киевским и всея Украины. В уставе говорится, что «УПЦ соединена с поместными православными церквями через Русскую православную церковь». УПЦ при этом считает себя правопреемницей древней Киевской митрополии (в пределах Украины) и бывшего Украинского экзархата РПЦ. По данным УПЦ, ее прихожанами являются 35 млн верующих (более 80 % населения страны). По состоянию на 27 декабря 2021 г. в УПЦ было 53 епархии и 12 381 приход. В клире УПЦ состояло 108 архиереев (52 епархиальных, 50 викарных, 6 – на покое), 12 513 священнослужителей.
Известный историк и телеведущий Феликс Разумовский так высказался в соцсетях:
«Гонения на Украинскую православную церковь начались задолго до войны. Эти гонения – такая же характерная черта киевского режима, как обстрелы Донбасса и террор против всего русского.
Накануне войны единство Церкви оставалось последним препятствием на пути создания анти-России. Война поставила перед иерархами Украинской церкви вопрос: быть или не быть. Или принять «нужное» решение и отделиться от Московского патриархата, или… исповедничество, мученичество, лишение храмов, святынь. Одним словом, разгром.
Фактически Украинская церковь стала заложницей режима, готового идти на любое насилие и провокации. 27 мая эта ситуация привела к расколу. Церковный «собор» принял ожидаемое решение о «независимости». Решение очевидно не свободное, сугубо политическое, с канонической точки зрения преступное, но по-человечески понятное.
Молодчиков с нацистскими наколками на подконтрольной киевскому режиму территории никто останавливать не будет. На церковных приходах «москалей» они с утроенным рвением продолжили бы наводить свои порядки.
Все это более чем прискорбно и горько. И в то же время еще раз подтверждает неизбежность единственно верного решения, принятого Россией в феврале, – выйти на брань. Других способов образумить киевских дельцов-политиканов, растоптавших веру, культуру и будущее миллионов людей, к сожалению, не существует».
Тем не менее показателен следующий пример: накануне, 23 мая, в кафедральном соборе Святого ап. Андрея Первозванного состоялось общее собрание духовенства Запорожской епархии УПЦ. Поскольку часть духовенства совершает свое служение на территории, неподконтрольной Украине, она принимала участие в online-режиме. На встрече обсуждались проблемы канонического статуса УПЦ, которые возникли в результате военных действий. По вопросам повестки проголосовало 182 священника из 220, в результате 75 % голосовавших подтвердило верность Московскому патриархату.
«Мы не можем не скорбеть о том, что происходит на братской Украине. Несомненно, те же духи злобы поднебесной ополчились на Церковь нашу, стремясь не просто разделить православных людей России и Украины, но сделать так, чтобы между нами пропасть пролегла, не просто пропасть, а чтобы ров был выкопан, подобно тем рвам, которые используют во время военной операции, чтобы враг не прошел. Глубоко убежден в том, что поелику все эти усилия не от Бога и не по Божьему благословению, подлинной цели никогда достигнуто не будет, – сказал Патриарх Московский и всея Руси Кирилл 29 мая в проповеди после литургии в храме Христа Спасителя. – Мы с полным пониманием относимся к тому, как сегодня страдает Украинская православная церковь, мы с пониманием относимся к тому, что блаженнейший митрополит Онуфрий и епископат должны максимально мудро сегодня действовать, чтобы не осложнять жизнь своего верующего народа. Но мы молимся и о том, чтобы никакие временные внешние средостения не разрушили духовное единство нашего народа».
На разных ресурсах Интернета высказался о своем видении ситуации в УПЦ протоиерей Андрей Ткачев: «Мы радовались избранию владыки Онуфрия, главным образом по той причине, что земные, политические, карьерные и прочие вещи для него были на дальнем плане, а на первом – интересы молитвы, церковного единства, спасения душ человеческих и прочее, то есть духовные вопросы были у него всегда во главе.
Поэтому для нас шоком или холодным душем является то, что даже уважаемый и почтенный иерарх под гнетом обстоятельств повел себя так, как повел.
Вопрос, конечно, решен, но он имеет много недоговорок, каких-то тайных движений внутри украинского епископата, поэтому будем наблюдать за ситуацией.
Если становиться на строгую точку зрения, то я лично на данный момент еще раскола не вижу. Я вижу к нему предпосылки и готовность на раскол, но самого раскола пока нет, потому что Украинская церковь, по сути, ничего нового не заявляет, кроме мироварения и открытия самостоятельных приходов диаспоры.
Она и до этого пользовалась правами широкой автономии и была абсолютно независима в финансах, управлении от Москвы, и ничего нового она не получит никогда. В случае если они совершат какой-то безумный шаг и соединятся с ПЦУ, а еще хуже – возжелают назвать Церковью-матерью Константинополь, то потеряют вообще всякую самостоятельность.
Такой свободной, как сейчас, Украинская православная церковь не была и, скорее всего, не будет.
Потому УПЦ сидит на двух стульях – хочет доказать, что патриотичная, но патриотичность в отношении этого государства – это очень опасное занятие. Православная церковь всегда будет под ударом украинской стороны, пока не завершится Великая Отечественная специальная военная операция».
Нельзя не согласиться с тем суждением, что для неонацистской власти УПЦ всегда будет ненавистной. С «шайтанами» договориться невозможно.
Отец Андрей призывает читать историю Украины XVII века, куда, а именно в «руину», мы уже вернулись – в те тяжелые и странные годы Речь Посполитая хозяйничала на Правобережье, униаты пили кровь православных братьев, Левобережная Украина осваивалась русскими царями, гетманы дрались и собачились в метаниях между Москвой и Польшей, была самая настоящая гражданская война, что и сегодня не требуется доказывать.
Но Церковь, подчеркивает отец Андрей, как-то жила, молилась, спасала и спасалась, с горем пополам, со слезами и кровью, с предателями, с хитрецами, с жуликами и карьеристами, но и с подвижниками и молитвенниками. Так точно будет и сейчас. Да так и есть сейчас.
«…Нам основательно не хватает знаний, исторических в том числе. А так же живой веры и доверия благому Промыслу. Все будет хорошо. Иоасаф Белгородский и Мелетий Харьковский не дадут соврать».
Решением, у которого нет аналогов в церковной истории, назвал итоги Собора руководитель Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин: «По сути, Церковь приняла решение быть независимой, не состоя в конфликте с другой церковью. С точки зрения Московского патриархата, ничего нового в жизни УПЦ не происходит, так как независимый статус церкви никак не меняется. Получается, что УПЦ отделяется от патриарха Кирилла, с которым не согласна по вопросу оценки хода и мотивов спецоперации». Эксперт напомнил о решении Синода во главе с патриархом Тихоном в 1920‑х годах: «Тогда главам епархий УПЦ было разрешено самим решать все вопросы в отсутствие реальной связи с Киевом. Но это не означало распада церковной структуры. Как и сейчас, остается надежда на восстановление связей после чрезвычайного военного времени».
Р. Лункин видит такими основные итоги украинского церковного разделения после собора УПЦ 27 мая 2022 г.:
– прямого конфликта между РПЦ и УПЦ, которого очень хотели на Западе, не произошло. За всех отдувается Патриарх Кирилл, так как несогласие выразил украинский собор именно с ним;
– значительно упрощена деятельность двух церквей на спорных территориях. УПЦ может создавать приходы и епархии где хочет, за пределами Украины в диаспоре. Что она могла делать и ранее. Епархии УПЦ в Крыму на Донбассе, в Запорожье, Херсонской области смогут сами определять свой статус, что означает, что они будут де-факто управляться РПЦ.
«Раздел Украины произошел», – резюмирует эксперт. А реакция на решение УПЦ «только усилит внутренний раскол Украины и ускорит ее раздел на части».
Сотрудник ресурса «Царьград» Михаил Тюренков опубликовал в соцсетях заметку «Укрострах и укросовесть», в которой называет 27 мая черным днем Украинской православной церкви и утверждает, что формулировки постановлений прошедшего Собора весьма хитры.
«Да, там есть слово «управление», а в управлении они действительно были независимы и раньше. И да, там нет слова «автокефалия» (хотя есть слово «мироварение»).
В итоге на какое-то время вот это вот все позволяет тем укроархиереям и укроепархиям, кто хочет, считать себя «автокефальными» и не поминать Патриарха Кирилла, а тем, кто не хочет, «самоуправляемыми» – и поминать».
Судя по всему, заключает журналист, наше священноначалие пока воздержится от объявления УПЦ раскольнической. Но предательство есть предательство. Причем от целого ряда украинских архиереев отнюдь не за страх, а за «совесть».
В завершение сложной темы приведем несколько простых и внятный высказываний благодатного донецкого схиархимандрита Зосимы (Сокура), по уходе которого из земной жизни Украина и покатилась в бездну. Перед своей кончиной в 2002 г. старец составил духовное завещание с инструкциями верующим на случай объявления на Украине «автокефалии» и раскола. Твердо указал, на чьей стороне правда и кому будет принадлежать в конце концов победа.
«И сейчас, в наше время, колотня с Киева вся начинается – матери городов русских, с колыбели. И оттуда покатится эта колотня по всей земле Русской, не минует ни Россию, ничего, кругом будет беснование. Но Россия устоит, и там будет очень благодать большая, даже силы ада, антихриста не одолеют Русской православной церкви».
«Святые старцы говорили: «Православие в чистоте сохранится лишь только в Русской православной церкви. Остальные все отойдут, все впадут в прелесть бесовскую, а Русская православная церковь сохранит чистоту веры до пришествия антихриста»… Вот последний денек антихриста. На Руси будут гореть светильники истинной веры. И не погасит их ни прелесть бесовская, ни гонения, ни какие-то другие ухищрения сатанинские. Светильники будут гореть на земле святой русской».
«Отходя в жизнь вечную, последнее слово глаголю вам, братья, сестры и все молящиеся в обители нашей: держитесь Русской православной церкви – в ней спасение».
Эммануэль Леруа: «Мой долг – донести до общественности правду о Донбассе»
Беседа с президентом Французской гуманитарной ассоциации «Помощь детям Донбасса» (26.05.2022)
С Эммануэлем Леруа, президентом аналитического центра культурного и исторического наследия «Институт 1717» я познакомился раньше, чем мы встретились. Заочно, конечно. Мне передали письмо, которое этот французский гражданин написал президенту Франции Эммануэлю Макрону. Оно стоит того, чтобы его процитировать. Это во многом поможет понять отношение моего собеседника, живущего в совершенно иных, чем мы, реалиях, не только к России, но и к тем российским событиям, которые сегодня влияют на мир. Он писал, в частности: «Меня зовут Эммануэль Леруа. Я являюсь президентом Французской гуманитарной ассоциации «Помощь детям Донбасса», которая посещает этот истерзанный край с 2015 года, чтобы помочь сиротам и жертвам войны». Далее Леруа рассказал, как он и его небольшая команда «были арестованы в парижском аэропорту Руасси-Шарль-де-Голль и задержаны на 10 часов представителями французских специальных служб».
Это была девятая миссия по оказанию помощи Донбассу и первая за два последних года поездка из-за ковидных ограничений. Представители спецслужб не только, как пишет Леруа, «обвинили нас в «финансировании терроризма» и соучастии в «преступной деятельности» ввиду нашего маршрута через Россию, но и конфисковали наши деньги (несколько тысяч евро и несколько десятков тысяч рублей), предназначенных для детей Донбасса. Мне стыдно за это правительство Франции! Мне стыдно за политику Эммануэля Макрона, который не только финансирует киевский режим и обучает экстремистов полка «Азов»*, но и ворует деньги, предназначенные для детей Донбасса».
И далее: «Я хочу, чтобы русские знали, что многие французы настроены дружественно по отношению к ним и большинство наших граждан не согласны с политикой Франции, следующей в фарватере курса НАТО. Мы приехали в Мариуполь, чтобы помочь детям, которых используют как живой щит те, кто недостоин называться людьми».
В конце г-н Леруа заявляет: «Несмотря на угрозы со стороны французских властей, мы продолжим нашу гуманитарную миссию».
Естественно, и наш разговор начался с вопроса об этом, в общем-то типичном для современной Европы инциденте: так ли в действительности и было, как описано? И даже деньги отобрали? Или «заморозили», как российские активы за рубежом?
– Так и было. Возвратившись во Францию, я подам жалобу в органы правосудия. У меня есть две серьезные претензии: во-первых, у меня украли деньги, предназначенные детям Донбасса. А во-вторых, несправедливо обвинили в терроризме. Ответчиком будет французское государство. Оно создало препятствие по осуществлению гуманитарной миссии в защиту детей.
Дело в том, что я – президент гуманитарной ассоциации, которая занимается помощью детям Донбасса. В этот раз, когда я собрался в Россию, то был остановлен таможней. Меня обыскали и запретили передавать деньги детям Донбасса, заявив, что я финансирую терроризм и занимаюсь криминальной деятельностью. Меня в течение десяти часов держали на таможне. Естественно, я опоздал на самолет. В конечном итоге я все-таки добрался до Донецка, однако привез совсем небольшую сумму, так как большую часть денег у меня конфисковали.
– А что вас привело к созданию ассоциации «Помощь детям Донбасса»?
– Ассоциация была создана сразу же после преступления в одесском Доме профсоюзов в 2014 году. Мы с друзьями были возмущены этим преступлением. И в общем-то поняли, что нельзя оставить незамеченным ни это преступление, ни ситуацию, которая ухудшалась постоянно. Особенно потом, когда наблюдали атаки против Луганска, Донецка, бомбежки…
– Откуда получали информацию?
– Тогда по телевидению еще передавали более или менее полную информацию о событиях в Донбассе. Есть Интернет и еще альтернативные, диссидентские, скажем так, источники информации. Поэтому с информационной точки зрения голодными тогда не были.
– Вы подчеркиваете слово «тогда»? Сейчас иначе, все отрезано, что ли?
– Практически все. Интернет еще остался и самиздат.
– Самиздат? Знакомо.
– К счастью, это окошко еще осталось, окошко правды. Но и оно закрывается все больше и больше, уже почти в щель превратилось.
– А как общество реагирует на закрытие и этого окна?
– Французская общественность, как и вся западная, на все 100 % контролируется системой. И все это началось с ковида. Когда под угрозой биологической атаки и болезни месяцы заставляют население носить маски, то удается изолировать людей, и тогда можно ими манипулировать. И сегодня видим, что за последние два года, годы ковида, пропаганда была усилена.
– Антироссийская пропаганда?
– Конечно. Сейчас она усиливается еще больше. Начиная с 24 февраля антироссийская пропаганда становится более изощренной, чем пропаганда ковидная. И альтернативы нет. Право голоса имеют только американские, украинские, европейские СМИ. Французы сейчас находятся под очень сильным воздействием, таким, скажем, как во время бомбежки. Их, знаете, бьют эдакой информационной дубиной вроде того, как полицейские людей избивают.
– Простите, Эммануэль, но пока не могу понять, что все-таки привело вас к общественной работе именно сейчас? Международной работе, добавлю! Какие были истоки, корни, причины, наконец?
– Где-то в 1985–1986 годах начал плотно интересоваться Россией. И наверное, был одним из последних подписчиков во Франции такого журнала, как «Советский Союз».
– Был такой журнал, помню. Тогда много подобных журналов издавалось для зарубежных читателей.
– Понятно, в этом журнале было немало пропаганды, но удивляло, что Россия и Советский Союз сохранили уважение ко всем нациям, немецкой, во-первых, после войны, и ко всем вашим национальностям – киргизам, например, чеченцам… И это было похоже на вечную мерзлоту, где Советский Союз как бы вот заморозил наличие многих культур, которые живут все вместе.
– Это традиционно для России во все века и времена, начиная с княжества Московского и по сей день.
– Такое объединение всех народов предохраняло вас от враждебной пропаганды. А с 1991 года запустили яд раздора в ваше общество. И появилась у вас Болотная. Это говорит о том, что пропаганда зарубежная работает даже сегодня. И это не прямая пропаганда. Это музыка, театр, вещи, еда. Три короткие истории. Первая: Донецк, 2016 год, меня приглашает местное телевидение «Оплот». Молодой журналист Рашид Романов, тоже из Донецка, снимает меня камерой, а у него майка с флагом Великобритании. И я говорю этому парню: «Ты носишь майку с флагом своих врагов, которые в четырех километрах отсюда стреляют по твоей земле». Он отвечает: «Это мода».
Вторая история тоже из Донецка. В отеле, где обычно останавливаюсь, есть ресторан. И, как везде, есть там такие плазменные экраны. Заходят сюда и солдаты после фронта, а на этих экранах показывают не русский, не советский контент… Канал музыкальный, и оттуда льется вся эта дрянь. Это тоже яд, это отравляет молодежь.
Третий пример опять же из Донецка. Два дня тому назад разговаривал с молодой женщиной, она доктор экономических наук, преподает в университете, прекрасно владеет французским языком. Беседовали о философии. И она мне говорит: в университете узнала, что только либерализм может спасти экономику и привести к нормальному образу жизни. «А вот такие вещи, как коллективизм и вообще объединение людей – это в общем-то ошибки прошлых лет». И это в Донецке было сказано. Там, в университете, детям шахтеров преподают англосакские ценности!
Я считаю, долг француза в том, что он должен донести до нашей молодежи, до общественности, в том числе российской, что вас отравляют, отравляют ваши мозги. Донести правду о Донбассе. Понимаете, если это будете говорить вы, то та же молодежь подумает: пропаганда. А вот если это прозвучит из уст француза, как бы со стороны Запада, то, наверное, и воспринято будет иначе. Это к вопросу о мотивации моей нынешней деятельности.
– В этой связи не могли бы вы рассказать о себе?
– Я специально так устроил свою жизнь, чтобы избежать работы чиновником французского государственного аппарата. Мне нужно быть независимым от французского правительства. И в той сфере, где я работаю, я сам себе хозяин. Моя профессиональная деятельность не имеет никакого отношения к моей деятельности политической и к моим политическим взглядам. Она дает мне возможность жить.
– Существовать?
– Да, существовать. И это два мира, две различные области моей деятельности. Западная система навязала определенные правила жизни предпринимателям, и я делаю анализ рисков для предприятий, для каждой сферы производства. Скажем, анализ экономической ситуации сектора рынка. Или анализ пожарной ситуации, прочности здания: как построено, может ли разрушиться – и вообще анализ существования самого предприятия.
– Но для этого надо иметь универсальные знания.
– Общие, только общие знания. И того, что я зарабатываю, мне хватает на жизнь.
– Вы можете, наверное, просчитать какие-то риски, связанные с войной?
– Это разные области.
– А в финансовой сфере смогли бы делать прогнозы?
– Финансы – это настолько скользко, что в этой области не буду работать. Принципиально.
– У нас говорят, что неприлично считать деньги в чужом кармане, но на какие средства вы оказываете помощь детям Донбасса? На личные?
– На личные тоже, естественно. Первую гуманитарную миссию организовали в мае 2015 года. И она совпала с первым Форумом мира, который проходил в Донецке Там участвовали представители Италии, Финляндии, Германии, ДНР, России. Это был такой первый Форум за мир.
– Там собрались единомышленники, или люди занимали разные позиции?
– Самое главное, там не было представителей официальной Украины, а из Киева, скажем так, были прорусские люди, друзья России. И вот в рамках этого Форума была проведена первая гуманитарная акция, собрано несколько тысяч евро. Из них пять тысяч перевели на банковский счет детскому дому в Донецке, его надо было восстанавливать. А на оставшиеся деньги купили игрушки, еду, конфеты, сладости и раздали детям в Институте травматологии, в травматологическом госпитале Донецка.
– Потом это стало системой? Каким образом?
– Ассоциация зарегистрирована во Франции, согласно нашему законодательству. Она связана с представителями Донецка. Это – матери, женщины-врачи, военные. Они помогают в осуществлении гуманитарных миссий. С машинами, в частности, помогают, с логистикой вообще.
– Вам удалось с большим скандалом уехать из Франции. Подобное случилось первый раз, но, как вы полагаете, повторение возможно?
– Конечно. Я вообще не знаю, удастся ли вернуться. Поймите, идет война НАТО с Россией, а Франция – член НАТО. Сейчас противостояние достигло точки кипения, поэтому со стороны французских властей могут быть любые действия. Вы же прекрасно понимаете, что все отслеживается.
– Да, конечно, и потому хотел бы спросить: а с нашими таможенниками, пограничниками случаются проблемы? На эти службы бывают нарекания со стороны российских граждан, которые едут в Донбасс даже с гуманитарной помощью. Якобы создаются какие-то искусственные препятствия… Но вроде эти проблемы уже улажены. А с вашей точки зрения?
(И здесь надо сделать небольшое пояснение. Нашу беседу переводила Ирина Малинина, директор Российско-французского партнерства Росассоциации международного сотрудничества. И переводила настолько синхронно и деликатно, что создавалось впечатление, будто мы с Леруа говорим на одном языке. Самые добрые слова благодарности ей за эту помощь!. Но после моего последнего вопроса она вдруг вступила в разговор.)
– Позвольте, пардон, они прилетели во Внуково в два часа ночи. Паспортный контроль прошли за пару минут, но я боялась, что их не пропустят, так как они везли лекарство моему ребенку. Хотя рецепт был выписан в России, но знаете, какая строгая наша таможня… Но пропустили без всяких вопросов. Такое вот отличие от их французских коллег, – сказала Ирина Николаевна.
Ее можно было понять, к тому же ее ремарка дополнила нашу беседу интересной деталью, что вызвало вопрос: а кто эти «они», о которых упомянула Малинина?
– Приехали втроем – с женой и ее сыном, его отец был русским. Мог взять и своего сына, но взял пасынка. Гийом Алябьев. Ему 27 лет, он режиссер и актер. По-русски не понимает ни слова, но очень хотел побывать на родине отца, в России.
У нас было официальное приглашение – приехать в Донецк и, возможно, посетить Мариуполь. Мне уже удалось побывать там раньше. В этот раз посетили госпиталь, тот самый, где была известная провокация с роженицей, которую вроде бы ранили русские. Но тогда этот роддом был превращен ВСУ в крепость. Есть фотография, где видны бойницы, через которые стреляли украинские снайперы. Эти фотографии сделаны за 500 метров от «Азовстали», где сидели тогда украинские боевики.
Город сейчас разрушен. Там работает МЧС. Мы встретились с директором роддома, с главврачом, который подтвердил, что после освобождения российскими войсками этого района города, начиная с 16 марта и до 9 мая здесь принимались роды. Они нормально прошли, не было ни одной жертвы, раненых. Надо, чтобы выступление главврача было показано и по нашему телевидению. Кстати, когда при этом будет говорить не представитель официальных кругов, а простой француз с белой бородой, который собственными глазами все видел, поверят ему. Сейчас многие верят в обратное.
– Эммануэль, вы понимали, что рисковали жизнью, и не только своей?
– Конечно, я не безумец. Я аполитический деятель, который уже 50 лет борется с системой. С уверенностью в своем деле и оптимизмом. Чтобы потом заняться более, так сказать, мирной работой.
– Подобных вам людей во Франции много?
– В тех сферах, где я работаю, это сотни людей. Но если взять и тех, кто симпатизирует России, то это уже тысячи.
– Вас в подполье не загонят? Не придется ли начать новое движение Сопротивления?
– Вы знаете, я пишу статьи, провожу конференции, коллоквиумы, у меня гуманитарная миссия, мне скрывать нечего, все открыто, прозрачно. Но для таких людей, как я, ситуация будет усложняться, я в этом уверен.
– Насколько я понимаю, вы, тем не менее, верите в то, что отношения между Россией и Францией наладятся?
– Это правда. Но чтобы изменить эти отношения, надо изменить саму систему. Мы в ожидании этого процесса.
Беседовал Валерий Панов
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?