Текст книги "Исландские саги. Том II"

Сага о Торстейне Битом
Перевод О. А. Смирницкой

«Сага о Торстейне Битом» (Þorsteins saga stangarhöggs) – самая маленькая из «саг об исландцах». Она состоит на 48 процентов из диалогов, и, как в большинстве саг с Восточных Фьордов, стихов в ней нет. События, описываемые в ней, должны были произойти ок. 1000 г. Искусство, с которым рассказана эта сага, давно обратило на себя внимание. В 1966 г. было опубликовано исследование этой саги, в котором ее искусство представлено в виде симметричных числовых соотношений и диаграмм (Н. М. Heinrichs. Die künsterliche Gestaltung des Þorsteins þáttr stangarhöggs // Festschrift W. Baetke. Weimar, 1966. C. 167–174). Caгa была написана, как предполагается, в 1250–1275 гг. Она сохранилась в бумажных списках и фрагменте пергамента XV в. Перевод сделан по изданию: Íslendinga sögur, Íslendingasagnaútgáfan. X. Reykjavík, 1953.

I

Жил в Солнечной Долине человек по имени Торарин, старый и почти совсем слепой. В молодости он был великим викингом. Он был человек не из покладистых, хотя уже и старый. Был у него сын по имени Торстейн, рослый, очень сильный и притом миролюбивый. Он работал за троих в хозяйстве у своего отца. Торарин был небогат, но оружия у него было довольно. Еще у отца с сыном был табун, и продажа коней приносила им хороший доход, потому что кони эти никогда не подводили в дороге и были непугливы.

Жил человек по имени Торд. Он был работником у Бьярни из Капища. Он ходил за верховыми лошадьми Бьярни, поэтому его называли конюхом. Торд был очень задирист и всем давал почувствовать, что он работник у большого человека. Это не делало его более достойным, и его мало кто любил.

У Бьярни работали еще двое: одного звали Торхалль, другого – Торвальд. Они всегда разносили сплетни обо всем, что слышали в округе.

Торстейн и Торд сговорились устроить бой молодых коней[180]180
  …бой молодых коней… – Стравливание лошадей было излюбленной забавой в Исландии. Такой лошадиный бой происходил на специальных тингах.


[Закрыть]. Во время боя конь Торда плохо кусался. И вот Торд, когда ему показалось, что конь его сдает, сильно ударил по морде коня Торстейна. Увидев это, Торстейн тоже ударил коня Торда, еще сильнее, и конь Торда пустился бежать, а люди все заулюлюкали. Тогда Торд стукнул Торстейна шестом, и удар пришелся в бровь, так что глаз весь заплыл. Тогда Торстейн отрывает лоскут от полы рубахи и завязывает бровь. Он ведет себя как ни в чем не бывало и просит людей ничего не рассказывать отцу. Дело дальше не пошло.

Торвальд и Торхалль подняли Торстейна на смех и прозвали его Битым.

Незадолго до праздника середины зимы[181]181
  Праздник середины зимы, или йоль – см. примеч. 12 на с. 15.


[Закрыть] женщины в Солнечной Долине встали работать. Встал и Торстейн, он наносил сена и потом лег на скамью. Тут заходит старик Торарин, его отец, и спрашивает, кто это там лежит. Торстейн назвался.

– Что это ты так рано на ногах, сынок? – спросил старик Торарин.

Торстейн отвечает:

– Что тут особенного? Не такой уж это труд, по-моему.

– Не болит ли у тебя голова, сынок? – сказал старик Торарин.

– Не замечал, чтобы болела, – сказал Торстейн.

– Что ты расскажешь мне, сынок, о прошлогоднем бое коней? Не побили ли тебя там до полусмерти, как собаку?

– По-моему, не стоит, – говорит Торстейн, – принимать за удар простую случайность.

Торарин сказал:

– А я никогда бы не подумал, что мой сын трус.

– Не говори, отец, того, – говорит Торстейн, – что тебе потом покажется лишним.

– Я и не скажу здесь всего того, что у меня на душе, – сказал Торарин.

II

Вот Торстейн встал, взял оружие и отправился из дому, и пошел в ту конюшню, где были лошади Бьярни. Торд как раз был там. Торстейн пошел к Торду и сказал ему:

– Хотел бы я знать, дорогой Торд, нечаянно ли это у тебя так вышло, что ты ударил меня прошлым летом на бою коней, или ты сделал это нарочно и тогда захочешь заплатить мне выкуп.

Торд отвечает:

– Ежели у тебя две глотки, пускай язык мелет в каждой свое и пускай в одной зовет это, если хочешь, случаем, а в другой – умыслом. Вот и весь выкуп, который ты от меня получишь!

– Будь тогда готов к тому, – сказал Торстейн, – что я, может, в другой раз просить не стану.

Затем Торстейн бросился к нему и зарубил насмерть, а потом пошел к дому, в Капище, и, повстречав возле дома женщину, сказал ей:

– Скажи Бьярни, что бык забодал Торда, его конюха, и он будет лежать там, покуда тот не придет.

– Иди-ка ты домой, – сказала женщина, – а я скажу, как мне покажется нужным.

Вот идет Торстейн домой, а женщина идет работать.

III

Утром Бьярни встал и, сев за стол, спросил, где это Торд, и ему ответили, что, наверно, он пошел к лошадям.

– Пора бы ему, я думаю, прийти, если с ним ничего не случилось, – сказал Бьярни.

Тут заговорила та женщина, которую встретил Торстейн:

– Правду часто говорят нам, женщинам, что от нас никогда не дождешься толка. Тут приходил поутру Торстейн Битый и сказал, что бык забодал Торда, но мне не хотелось будить тебя, а потом это совсем выскочило у меня из головы.

Бьярни встал из-за стола, пошел к конюшне и увидел, что Торд убит. Его похоронили. Бьярни начинает тяжбу и добивается, что Торстейна объявляют вне закона за это убийство. Но Торстейн по-прежнему оставался у себя дома, в Солнечной Долине. Он работал на своего отца, а Бьярни ничего больше не предпринимал.

Осенью люди в усадьбе сидели и палили ягнячьи головы, а Бьярни лежал у стены дома и слушал, о чем они разговаривают. Вoт заговорили братья, Торхалль и Торвальд:

– И не гадали мы, нанимаясь к Бьярни Бойцу, что нам доведется палить здесь ягнячьи головы в то время, как Торстейн, которого он же объявил вне закона, будет палить бараньи головы. Было бы лучше побольше щадить своих родичей в Долине Бёдвара[182]182
  Было бы лучше побольше щадить своих родичей в Долине Бёдвара – В битве в Долине Бёдвара Бьярни сражался против своего родича Торкеля, как рассказывается в «Саге о людях с Оружейного Фьорда».


[Закрыть], чем позволять объявленному вне закона жить рядом с собой в Солнечной Долине. Но многие, изведав раны, становятся робкими[183]183
  Но многие, изведав раны, становятся робкими… – Бьярни был ранен в битве в Долине Бёдвара.


[Закрыть], и мы не знаем, когда же он наконец смоет с себя это пятно.

Один человек сказал:

– Дурные это слова, и не иначе как злые силы тянули вас за язык. Бьярни не захочет, мы думаем, оставить без защиты слепого отца Торстейна и всех тех, кого Торстейн кормит в Солнечной Долине. И мне покажется удивительным, если вам еще часто придется палить здесь ягнячьи головы и хвастаться тем, что произошло в Долине Бёдвара.

Потом все идут есть, а там и спать, и Бьярни не подает виду, что он слышал этот разговор.

IV

Наутро Бьярни разбудил Торхалля и Торвальда и велел им ехать в Солнечную Долину и привезти к часу завтрака голову Торстейна.

– По-моему, – говорит он, – вы самые подходящие люди для того, чтобы смыть пятно с моей чести, раз мне самому не хватает духу.

Теперь им кажется, что они наговорили лишнего. Все же они едут в Солнечную Долину. Торстейн стоял в дверях и точил меч. Когда они подъехали, он спросил, куда это они направляются. Они же сказали, что им надо разыскать лошадей. Торстейн сказал:

– Их незачем долго искать, раз они здесь, у двора.

– Может случиться, что мы все же не найдем лошадей, если ты сам на них не укажешь.

Торстейн выходит. И когда они сошли во двор, Торвальд заносит секиру и бросается на него. Но Торстейн оттолкнул его рукой, так что тот упал ничком, и Торстейн пронзил его мечом. Тогда Торхалль хотел напасть на него, но и его ждал тот же конец, что и Торвальда. Торстейн привязывает их обоих к седлам, набрасывает поводья на шею коням и выводит коней на дорогу, и они идут домой, в Капище. Около дома, в Капище, стояли работники, они пошли в дом и сказали Бьярни, что Торвальд с братом вернулись и что съездили они не напрасно. Вот Бьярни выходит и видит, как обстоит дело, и, не тратя лишних слов, велит похоронить их. И до самого праздника середины зимы все спокойно.

V

Однажды вечером Раннвейг заводит разговор, когда они легли с Бьярни в постель.

– Как ты думаешь, – говорит она, – о чем сейчас больше всего толкуют в округе?

– Не знаю, – говорит Бьярни. – Мало ли что говорят!

– Люди больше всего говорят о том, что они и не знают, что еще надо сделать Торстейну Битому, чтобы ты посчитал нужным ему отомстить. Вот он уже убил троих твоих работников. Людям из твоего годорда[184]184
  …из твоего годорда… – В языческое время годи был жрецом, обладавшим властью в своей округе (годорде). Годорд передавался по наследству, но его можно было продать или уступить.


[Закрыть] не приходится рассчитывать на твою поддержку, если ты не отомстишь, а ты все сидишь сложа руки.

Бьярни отвечает:

– Вот и выходит, что правду говорят: на чужих ошибках не научишься. Я послушаюсь тебя и сделаю, как ты говоришь. А все же Торстейн мало кого убивал ни за что.

Они прекращают разговор и спят до утра. Наутро просыпается Раннвейг, а Бьярни уже снял щит. Она спрашивает, куда это он собрался. Он отвечает:

– Пора нам с Торстейном из Солнечной Долины померяться силами.

– Сколько людей возьмешь ты с собою?

– Не потащу я много людей к Торстейну, – говорит он. – Поеду один.

– Не делай этого, – говорит она, – не суйся один под меч этого злодея!

Бьярни сказал:

– Не бери пример с тех женщин, которые льют слезы о том, к чему только что подстрекали. А я уже довольно терпел ваши подстрекательства. И не к чему меня удерживать теперь, когда я сам хочу ехать.

Вот едет Бьярни в Солнечную Долину, а Торстейн стоит в дверях. Они обменялись несколькими словами. Бьярни сказал:

– Ты должен, Торстейн, биться сегодня на поединке со мною на той горке, что стоит у твоей усадьбы.

– У меня рука не подымается биться с тобою, – говорит Торстейн. – Я уеду с первым же кораблем, потому что мне известно твое благородство: ты ведь не оставишь без помощи моего отца, если я уеду.

– Теперь уже нечего отговариваться, – говорит Бьярни.

– Тогда позволь мне сперва повидаться с отцом, – сказал Торстейн.

– Пожалуйста, – сказал Бьярни.

Торстейн пошел в дом и сказал отцу, что явился Бьярни и вызвал его на поединок. Старик Торарин ответил:

– Всякий, кто имеет дело с могущественным человеком и живет с ним в одной округе, и притом задел его честь, может быть уверен: немного рубашек осталось ему сносить. И я не стану тебя оплакивать, потому что ты, по-моему, дал достаточный повод к этому. Берись теперь за оружие и защищайся со всею храбростью, ибо так уж повелось у меня в жизни, что я не стал бы кланяться такому человеку, как Бьярни. А ведь Бьярни – славный воин. По мне, лучше потерять тебя, чем иметь сыном труса.

VI

Вот Торстейн выходит, и они идут оба на горку и начинают поединок. Они бились с большим упорством и изрубили друг другу щиты. И когда они уже немало времени так сражались, Бьярни сказал Торстейну:

– Мне хочется пить, ведь я не так привычен, как ты, к подобной работе.

– Ну что ж, иди к ручью и пей, – сказал Торстейн.

Бьярни так и сделал, а меч положил рядом. Торстейн поднял меч взглянул на него и сказал:

– Не тот ли меч был у тебя в Долине Бёдвара?

Бьярни ничего не ответил. Они снова подымаются на горку и сражаются еще некоторое время, и Бьярни находит, что Торстейн доблестный боец, куда крепче в битве, чем он ожидал.

– Все что-то случается со мной сегодня, – сказал Бьярни. – Теперь башмак у меня развязался.

– Ну так завяжи, – говорит Торстейн.

Бьярни нагибается, а Торстейн идет в дом и выносит оттуда два щита и меч, подымается на горку к Бьярни и говорит ему:

– Вот тебе щит и меч от моего отца. Этот меч не так скоро затупится от ударов, как твой прежний. И у меня нет желания стоять без щита под твоими ударами. Я бы охотно прекратил теперь эту игру, потому что боюсь, твоя удача пересилит мою неудачу, а всякий, что бы то ни было, жаден до жизни

– Теперь нечего идти на попятный! – сказал Бьярни. – Будем сражаться дальше!

– Я не стану рубить первым, – сказал Торстейн.

Тогда Бьярни перерубает весь щит у Торстейна, но и Торстейн выбивает щит у Бьярни.

– Здорово ты рубишь! – сказал Бьярни.

Торстейн ответил:

– И ты рубишь не хуже!

Бьярни сказал:

– То же у тебя оружие, что и прежде, а разит теперь куда лучше.

Торстейн сказал:

– Хотел бы я избавить себя от беды, если возможно, и боюсь сражаться с тобой. Хочу я по-прежнему сдаться под твою власть.

Рубить должен был Бьярни, а они оба были теперь без щитов. Тогда Бьярни сказал:

– Было бы плохой сделкой обменять удачу на преступление. Я считаю, что ты один – достаточная плата за троих моих работников, если ты будешь хранить мне верность.

Торстейн сказал:

– У меня был сегодня не один случай предать тебя, если бы моя неудача оказалась сильнее твоей удачи. Теперь уже я никогда не предам тебя.

– Вижу я, что ты очень хороший человек, – сказал Бьярни. – Позволь мне сходить к твоему отцу и сказать ему обо всем так, как я считаю нужным.

– Иди и делай, как хочешь, – сказал Торстейн. – Но будь осторожнее.

VII

Тогда Бьярни пошел к спальной нише, где лежал старый Торарин. Торарин спросил, кто это там, и Бьярни назвался.

– Какие у тебя новости, дорогой Бьярни? – сказал Торарин.

– Убит Торстейн, твой сын, – сказал Бьярни.

– Защищался ли он хоть немного?

– Не знаю никого, кто был бы проворнее в схватке, чем твой сын Торстейн.

– Неудивительно, – сказал старик, – что им так доставалось от тебя в Долине Бёдвара, раз теперь ты одержал верх над моим сыном.

Тогда Бьярни сказал:

– Я хочу позвать тебя к себе в Капище. Ты будешь сидеть, покуда жив, на втором почетном месте, а я буду тебе за сына.

– Со мною здесь обстоит дело так же, – сказал старик, – как и со всеми, кто стар и немощен. Только глупец рад посулам. Немногого стоят ваши, знатных людей, обещания, когда вы хотите утешить человека после такого несчастья: едва ли на месяц хватает утешений, а потом с нами обращаются как с нищими, и нескоро забывается наше горе. Но тот, кто примет помощь от такого человека, как ты, все же может радоваться своей доле, и бывали уже тому примеры. И я приму твою помощь. Подойди-ка теперь ко мне сюда, потому что ноги у меня, старика, совсем дрожат от старости и болезней, не поручусь, что не отозвалась на мне и смерть сына.

Бьярни пошел к его постели и взял старого Торарина за руку. Тут он обнаружил, что тот нащупал меч и хочет его ударить. Он оттолкнул его руку и сказал:

– Разнесчастный ты старик! Но теперь все у нас будет на славу. Торстейн, твой сын, жив, он отправится со мною в Капище, ты же получишь рабов, которые будут на тебя работать, и, покуда ты жив, ни в чем не будет у тебя недостатка.

Торстейн поехал с Бьярни в Капище и не покидал его до самой смерти, и мало кто мог с ним сравняться в благородстве и мужестве.

VIII

Все по-прежнему почитали Бьярни, и чем дольше он жил, тем больше его любили и тем мудрее он становился, и на него во всем можно было положиться. В конце жизни он стал очень верующим человеком. Бьярни уехал из Исландии, и предпринял поломничество в Рим, и в пути умер. Он покоится в городе, который называется Валери. Это большой город неподалеку от Рима.

У Бьярни было большое потомство. Сыном его был Бродли Бородач, которого часто упоминают в сагах, он был одним из самых выдающихся людей своего времени. Дочерей Бьярни звали Халла и Гудрид, на которой женился Кольбейн Законоговоритель. Дочерью Бьярни была и Ингвильд, на которой женился Торстейн, сын Халля с Побережья, а сыном их был Магнус, отец Эйнара, отца епископа Магнуса. Сыном Торстейна и Ингвильд был и Амунди. Он женился на Сигрид, дочери Торгрима Слепого. Халльфрид была дочерью этого Амунди, отца Гудмунда, отца Магнуса Доброго и Торы, на которой женился Торвальд, сын Гицура, и другой Торы, матери Орма со Свиной Горы. Дочерью Амунди была и Гудрун, мать Тордис, матери Хельги, матери Гудню, дочери Эйвинда, матери сыновей Стурлы, Тордa, Сигвата и Снорри. Дочерью Амунди была и Раннвейг, мать Стейна, отца Гудрун, матери Арнфрид, на которой женился Хельги Толстяк. Дочерью Амунди была и Торкатла, мать Арнбьёрг, матери Финна Священника и Торгейра и Турид, и от них произошли многие знатные люди.

Здесь кончается сага о Торстейне Битом.

Сага о Храфнкеле, годи Фрейра
Перевод О. А. Смирницкой

Эта небольшая сага (ее исландское название – Hrafnkels saga Freysgoða), состоящая на 53 процента из диалогов, давно уже привлекла к себе внимание тем необыкновенным искусством, с которым в ней рассказана история одного годи с Восточных Фьордов Исландии (в языческое время годи был жрецом, содержавшим местное капище и обладавшим властью в своей округе – так называемом годорде). «Сага о Храфнкеле» оказалась в центре внимания исследователей в связи с интересом к проблеме происхождения «саг об исландцах», и очень различные мнения были высказаны о том, что представляет собой эта сага. До сороковых годов нашего века считалось, что она целиком основана на правдивой устной традиции, восходящей к X в., то есть тому времени, когда жил годи Храфнкель. Так считал, в частности, Финн Иоунссон, крупнейший филолог-исландист конца XIX – начала XX в. Иоунссон считал, что сага была написана (или, вернее, «записана») не позднее 1200 г., а может быть, и раньше. Совсем другое мнение высказал крупнейший исландский литературовед С. Нордаль в своей книге об этой саге (Sigurður Nordal. Hrafnkatla. Reykjavík, 1940 («Íslenzk fræði». 7)). Сопоставив «Сагу о Храфнкеле» с источниками, которые он считал более достоверными, Нордаль обнаружил в ней ряд ошибок в фактах, именах, топонимике и т. д. и пришел к выводу, что сага эта вовсе не основана на устной традиции, а представляет собой сознательный художественный вымысел, аналогичный историческим романам Нового времени. Сага была написана, по мнению Нордаля, не раньше последней четверти XIII в., то есть позднее других «саг об исландцах». К аналогичным выводам пришел английский специалист Гордон, статья которого была, по-видимому, неизвестна Нордалю (S. V. Gordon. On Hrafnkels saga Freysgoða // Medium Aevum. VIII. 1939. C. 1–32). Некоторые исследователи пошли еще дальше. Так, немецкий исландист Бэтке во введении к своему изданию саги утверждал, что она сочинена автором-христианином с целью показать преимущества христианства перед язычеством, а исландский специалист Херманн Пальссон истолковал сагу как притчу, сочиненную епископом Брандом Йонссоном, чтобы иллюстрировать некоторые положения христианской морали, и видел в событиях, описываемых в саге, намеки на события, современные ее предполагаемому автору (Hermann Pálsson. Hrafnkels saga og Freysgyðlingar. Reykjavík, 1961; Его же: Siðfræði Hrafnkels sögu. Reykjavík, 1966).

Высказывались, однако, и другие мнения. Крупнейший норвежский фольклорист К. Листёль, автор наиболее капитального исследования происхождения «саг об исландцах» (К. Listøl. The origin of the Icelandic family sagas. Oslo, 1930), доказывал, что «Сага о Храфнкеле» явно восходит к языческой традиции: запрет пользоваться лошадью, сбрасывание лошади с обрыва, подвешивание человека за щиколотки, то есть принесение его в жертву Одину, – все это языческие обычаи, смысл которых был забыт (К. Listøl. Tradisjonen i Hrafnkels saga Freysgoða. Arv. 1946. С. 94–110). Согласно Листёлю, сюжет саги явно основан на дохристианских представлениях о мести. Нордаля и Бэтке опровергал также итальянский скандинавист Сковацци, который указывал, что ошибки в «Саге о Храфнкеле» могли быть обусловлены тем, что в ней была использована местная традиция, отличная от той, которую использовал «более достоверный» источник, а также что эти ошибки могли возникнуть еще в устной традиции (М. Scovazzi. La saga di Hrafnkell e il problema delle saghe islandesi. Milano, 1960).

Перевод сделан по изданию: Hrafnkels saga Freysgoða udgivet af Jón Helgason. København, 1955 («Nordisk filologi». Serie A: tekster. 2).

I

Это было во времена конунга Харальда Прекрасноволосого[185]185
  Харальд Прекрасноволосый — (ок. 860 – ок. 940) – конунг из Вестфольда (на западном берегу Ослофьорда), который подчинил себе все норвежские фюльки (до образования государства население Норвегии делилось на несколько мелких племен, или фюльков; позднее фюльк – административно-территориальная единица) и стал единовластным правителем Норвегии. Он считается основателем норвежского государства. После битвы при Хаврсфьорде (872 или, по новейшим исследованиям, ок. 890 г.), в которой он разбил всех объединившихся против него местных вождей, он дал себя постричь и стал называться Харфагр, т. е. Прекрасноволосый. При нем Исландия была заселена выходцами из Норвегии.


[Закрыть], сына Хальвдана Черного, сына Гудрёда Охотника, сына Хальвдана Щедрого на золото и Скупого на еду, сына Эйстейна Грома, сына Олава Дровосека, шведского конунга. Человек по имени Халльфред привел свой корабль в Исландию, в Широкую Долину. Это местность к морю от Речной Долины. На корабле были его жена и сын по имени Храфнкель, юноша красивый и многообещающий. Тогда ему было пятнадцать лет. Халльфред занял там землю. В ту зиму у них умерла чужеземная рабыня по имени Арнтруда, и с той поры двор Халльфреда стали называть Арнтрудин Двор.

Но весною Халльфред перенес двор к северу через перевал в место, что зовется Козлиная Долина. Как-то ночью приснилось ему, что к нему пришел человек и сказал: «Зря ты лежишь здесь, Халльфред. Перенеси свой двор на запад от Озерной Реки. Там ждет тебя удача».

Он тут же просыпается и переносит двор через Кривую Реку в место, которое с тех пор называют Халльфредов Двор. Там он и жил до самой старости. Но на прежнем месте остались у него кабан и козел. И в самый день его отъезда случился обвал, весь дом засыпало, и животные эти погибли. Оттого это место и зовется с тех пор Козлиная Долина.

II

У Храфнкеля вошло в привычку ездить летом на перевал. Ледниковая Долина была тогда вся заселена вплоть до Моста. Раз Храфнкель подымался по Речной Долине и увидел, что от Ледниковой Долины отходит еще одна, незаселенная. И ему показалось, что эта долина лучше подходит для жилья, чем все те, которые он видел прежде. И, вернувшись домой, Храфнкель попросил у отца свою долю имущества, сказав, что хочет отделиться. Отец не стал ему перечить, и Храфнкель поселился в той долине и назвал свой двор Главным Двором. Храфнкель взял в жены Оддбьёрг, дочь Скьёльдольва из Лососьей Долины. У них было двое сыновей: старшего звали Ториром, а младшего Асбьёрном.

Поселившись в Главном Дворе, Храфнкель стал совершать богатые жертвоприношения и велел построить большое капище. Изо всех богов Храфнкель особенно чтил Фрейра[186]186
  Фрейр — бог плодородия.


[Закрыть] и уделял ему половину от всего, что было у него самого ценного.

Храфнкель занял всю долину и стал раздавать земли другим людям, но, желая над ними главенствовать, он объявил себя их годи[187]187
  Годи – см. примеч. 5 на с. 176.


[Закрыть]. Поэтому его стали звать Годи Фрейра. Храфнкель был человек властный и склонный к насилию, но дельный, и ему стала подвластна вся Ледниковая Долина. Со своими людьми бывал он мягок и ласков, а с людьми из Ледниковой Долины строг и неуступчив, и им не приходилось ждать от него справедливости. Храфнкель часто бился на поединках, но никому не платил виры, и никто не получал от него выкупа, что бы он ни сделал.

По Речной Долине трудно проехать из-за каменистых и топких мест, все же отец и сын, дорожа родственными узами, часто ездили друг к другу. Тяготясь дорогою, Халльфред стал подыскивать себе другую, через горы за Речной Долиной, и нашел дорогу гораздо суше, хоть и длиннее. Она называется теперь Халльфредова Дорога. Этим путем ездят только те, кто хорошо знает горы за Речной Долиной.

III

На хуторе Горячий Источник жил человек по имени Бьярни. Он был женат, и жена принесла ему двоих сыновей. Один звался Сам, другой – Эйвинд, оба мужи красивые и многообещающие. Эйвинд жил дома с отцом, а Сам был женат и жил в северной части долины, на хуторе, который называется Двор Игрищ. У него был дома полный достаток. Сам был человек очень заносчивый и хорошо знал законы. Эйвинд же стал купцом, и уехал в Норвегию, и пробыл там зиму. Потом он отправился в чужие страны и остался в Миклагарде[188]188
  Миклагард — Константинополь.


[Закрыть]. Он прожил там некоторое время и снискал расположение греческого короля.

Изо всего богатства Храфнкель особенно дорожил своим конем гнедой масти, которого он назвал Конем Фрейра. Половину этого коня он отдал Фрейру, своему другу. Храфнкель так любил этого коня, что дал обет покарать смертью всякого, кто на него сядет.

IV

Жил человек по имени Торбьёрн. Он приходился Бьярни братом и жил в Храфнкелевой Долине, на хуторе, который назывался Холм, к востоку от Главного Двора. Достатка у Торбьёрна было мало, а ртов в семье много. Старшего сына его звали Эйнаром, он был человек рослый и дельный.

Однажды весною Торбьёрн сказал Эйнару, пусть, мол, приищет себе какую-нибудь работу.

– Ведь здесь мы и сами сумеем управиться. Ты же можешь хорошо устроиться, ведь ты человек дельный. И не думай, что я мало люблю тебя и потому выпроваживаю, ты значишь для меня больше, чем другие мои дети. Меня вынуждает к этому бедность моя и нищета. И другие мои дети станут работниками, ты, однако ж, устроишься лучше них.

Эйнар отвечает:

– Поздно же ты сказал мне об этом, ведь теперь на все лучшие работы люди уже наняты, а мне не улыбается брать то, от чего отказались другие.

Раз Эйнар сел на коня и поехал в Главный Двор. Храфнкель был в доме. Он ласково и радушно приветствует Эйнара. Тот хочет наняться к Храфнкелю. Храфнкель отвечает:

– Что же ты так поздно спохватился? Уж я бы взял тебя первого, а теперь я нанял всех людей, и не могу нанять тебя, кроме как на такую работу, за которую ты не захочешь и взяться.

Эйнар спросил, что же это за работа. Храфнкель сказал, что он еще не нашел человека пасти овец, а между тем пастух ему очень нужен. Эйнар ответил, что его нисколько не заботит, какая работа ему достанется, и прибавил, что он хочет получить харчи на круглый год.

– Я сразу же скажу тебе мои условия, – сказал Храфнкель. – Ты должен пасти пятьдесят овец на летнем пастбище и собирать хворост. За эту работу ты получишь харчи на круглый год. Но еще об одном хочу я условиться с тобою, как я всегда договариваюсь с пастухами. Конь Фрейра пасется в долине со своим табуном. Ты будешь зимою и летом за ним присматривать. Но мне надобно тебя предостеречь: я хочу, чтобы ты никогда на него не садился, как бы ни было тебе нужно. Ибо я клятвенно обещал покарать смертью всякого, кто на него сядет. С ним пасутся двенадцать кобыл. Днем ли, ночью – бери какую хочешь. А теперь делай, как я говорю, потому что есть старая поговорка: невиновен тот, кто предостерег. Теперь ты знаешь мою волю.

Эйнар сказал, что ему не придет в голову садиться на запретного коня, раз у него будет столько других.

V

И вот Эйнар пошел домой за одеждой и перебрался на Главный Двор, а потом на летовье, что зовется Каменник, над Храфнкеловой Долиной.

Летом у Эйнара все отлично ладится, так что до середины лета не пропало ни одной овцы. Но вдруг однажды ночью он недосчитался чуть ли не тридцати овец. Эйнар ищет по всему пастбищу, но ничего не находит. Овец нет почти неделю.

Вот однажды утром Эйнар вышел пораньше: туман, надвинувшийся с юга, рассеялся и моросить перестало. Эйнар берет в руку палку, захватывает узду и потник и переправляется через реку Каменницу, протекающую под самым летовьем. Там на гальке лежали овцы, которые ночевали на месте. Он погнал их назад к летовью и отправился искать недостающих. Он видит: дальше на отмели пасется табун, и думает отловить себе лошадь, прикидывая, что конный он объедет округу быстрее, чем пеший. Подойдя к лошадям, он погнался за ними, но они были пугливы, так как не привыкли ходить под седлом, все, кроме Коня Фрейра. Конь же стоял как вкопанный. Эйнар подумал, что уже утро и Храфнкель не узнает, что он ездил на коне. И вот он берет коня, взнуздывает его, постилает на спину потник и едет вверх мимо ущелья Каменки, потом еще вверх к ледникам на запад по краю ледников, туда, где берет начало Ледниковая Река, и потом вниз вдоль реки по направлению к Летовью Дымов. На летовьях он спрашивал у всех пастухов, не видел ли кто его овец, но все отвечали, что не видели.

Эйнар проездил на Коне Фрейра с самого рассвета и до середины вечера. Конь стрелою носил его повсюду, ибо это был добрый конь. Эйнар спохватился, что пора назад, загонять домой тех овец, что на месте. Поехал он тогда через холмы на восток, в Храфнкелеву Долину, и лишь только спустился к Каменнику, слышит овечье блеянье у ущелья, где он проезжал раньше. Поворачивает туда и видит: бегут ему навстречу тридцать овец, те самые, которых он недосчитался неделю назад. И он погнал их домой.

Конь был весь в мыле, и пот капал с каждой его шерстинки. Он весь перепачкался в глине и совсем выбился из сил. Он повалялся по земле, двенадцать раз перекатившись с боку на бок, потом испустил громкое ржанье и помчался вниз по дороге. Эйнар побежал следом и хочет преградить коню путь, поймать его и вернуть в табун, но тот шарахался в сторону и не подпускал Эйнара к себе.

Конь без передышки бежал вниз, в долину, пока не достиг Главного Двора. Храфнкель в это время сидел за столом. Конь громко заржал, подбежав к дверям. Храфнкель обратился к женщине, прислуживавшей ему за столом, и велел ей подойти к дверям:

– Там заржал конь, и похоже по голосу, что это Конь Фрейра.

Она выходит и видит Коня Фрейра в самом неприглядном виде. Она говорит Храфнкелю, что Конь Фрейра стоит у дверей весь в грязи.

– Что нужно моему коню? Что заставило его прискакать домой? – говорит Храфнкель. – Не к добру это.

Потом он выходит и, увидев Коня Фрейра, с ним заговаривает:

– Скверно, что с тобою так обошлись, питомец. Но дома ты пришел в себя и все мне рассказал. Я отомщу за тебя. Ступай теперь в свой табун.

И тот поскакал вверх по долине к табуну.

VI

Храфнкель лег в тот вечер в постель и проспал ночь. Наутро он велел седлать себе коня и поехал на летовье. Он едет одетый в синее. В руке у него секира и больше никакого оружия.

Эйнар согнал всех найденных овец в загон. Сам он улегся на стенке загона и пересчитывал скот, а женщины доили. Они поздоровались с Храфнкелем. Тот спросил, как дела. Эйнар отвечает:

– Было у меня не все ладно: с неделю пропадали тридцать овец, но теперь они нашлись.

Храфнкель говорит, что это не в счет.

– Не случилось ли чего похуже? Не так уж часто пропадали у тебя овцы, как это обычно бывает. Но не ездил ли ты часом вчера на Коне Фрейра?

Тот говорит, что не может этого отрицать. Храфнкель отвечает:

– Как же ты ездил на коне, для тебя запретном, когда здесь довольно таких, на которых тебе позволено ездить? Я бы, пожалуй, простил тебе вину, если бы не дал обета. Но все же хорошо, что ты признался.

И, веря, что не будет счастья человеку, преступившему клятву, он соскочил с коня, подбежал к Эйнару и зарубил его насмерть.

После этого он едет домой в Главный Двор и рассказывает, что случилось. Затем он отправляет другого человека пасти овец на летовье. А Эйнара велит перенести к склону на запад от летовья и ставит на его могиле горку из камней. Она называется Могилой Эйнара и указывает на закат от летовья.

VII

Торбьёрн прослышал у себя на хуторе Холм об убийстве своего сына Эйнара и тяжело воспринял эту весть. Вот садится он на коня и едет в Главный Двор, и требует с Храфнкеля виру за сына. Тот отвечает на это, что случалось ему убивать людей и до Эйнара:

– И для тебя не новость, что я никому не платил виры, и людям приходится мириться с этим. И все ж признаю, что это убийство мне и самому кажется едва ли не худшим из всех, что я совершил. Мы с тобою уже давно соседи. Я относился к тебе хорошо, и ты отвечал мне тем же. У нас с Эйнаром не вышло бы никакой размолвки, если бы он не сел на того коня. Но мы часто раскаиваемся в том, что слишком много болтаем, и реже корим себя за то, что сказали меньше, чем следует. Я хочу теперь показать делом, что считаю этот свой поступок хуже всех, что когда-либо совершал. Я берусь снабжать твое хозяйство молоком в летние месяцы и мясом осенью, и так каждые полгода, пока ты намерен хозяйствовать. Я сниму с тебя заботу о твоих сыновьях и дочерях и обеспечу для них хорошие браки. И если сыщется что-нибудь в моих хранилищах, в чем случится тебе впредь нуждаться, только скажи мне об этом, и ты отныне не будешь испытывать недостатка ни в чем, что тебе нужно. Хозяйствуй, сколько нравится, а как прискучит, приходи сюда. Я стану заботиться о тебе до самой твоей смерти. Помиримся на этом. Не удивлюсь, если многие скажут, что дорого обошелся мне тот человек.