Текст книги "Поэзия Серебряного века (Сборник)"
Автор книги: Сборник
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Закат футуризма
Начало Первой мировой войны стало также началом конца футуризма в России. И хотя художественные поиски футуристов продолжались еще некоторое время, последняя вспышка их активности приходится на весну и осень 1915 года. Поэтому можно считать, что футуризм как течение, формально прекративший свое существование к началу следующего десятилетия, начал распадаться именно в это время.
Уже в 1915 году Горький пишет: “Русского футуризма нет, есть просто Игорь Северянин, Маяковский, Д. Бурлюк и Каменский. Среди них есть несомненно талантливые люди, которые в будущем, отбросив плевелы, вырастут в определенную величину”.[249]249
М. Горький // “Журнал журналов”. М., 1915. № 1.
[Закрыть]
Весьма характерно, что вслед за Горьким о распаде футуризма как литературного направления заявил также Маяковский: “Не видя футуризма перед собой и не умея заглянуть в себя, вы закричали о смерти. Да! футуризм умер как особенная группа, но во всех вас он разлит наводнением <…> Но раз футуризм умер как идея избранных, он нам не нужен. Первую часть нашей программы – разрушение, мы считаем завершенной”.[250]250
Маяковский В. Капля дегтя // Альманах “Взял. Барабан футуристов”. Пг., 1915.
[Закрыть] А впоследствии и некоторые другие футуристы (Б. Лившиц, М. Матюшин) рассматривали военные годы как закат футуризма.
Война изменила ритм жизни и восприятие реальности. Снизился интерес к публичным акциям футуристов: общество волновали совсем другие проблемы. Ученик и последователь К. Малевича, художник-супрематист И. Клюн[251]251
Клюн Иван Васильевич (наст. фам. Клюнков; 1873–1943) – художник и теоретик искусства, мастер русского авангарда 1-й половины ХХ в., ученик и последователь К. Малевича, художник-супрематист. В ранний период прошел практически через все направления модерна и начального авангарда, окончательно творчески сформировавшись в кубистических, с элементами поэтического абсурда (или “зауми”), вещах.
[Закрыть] пишет в своих мемуарах: “Жизнь вышла из наезженной колеи, забыты все мелкие, суетные дела, все смешалось, сорвалось с места, и захвачено было одной целью, одной идеей – идеей войны…”.[252]252
Клюн И. Мой путь в искусстве. Воспоминания, дневники, статьи. М., 1999.
[Закрыть] На первый план выходит чувство патриотизма, объединяющее футуристов с их прежними идеологическими противниками. Сошел на нет накал полемических страстей: теперь произведения бывших непримиримых врагов мирно соседствуют под одной обложкой. Так, в сборнике “Стрелец”, выпущенном в 1915 году, наряду с футуристами опубликованы стихотворения Ремизова,[253]253
Ремизов Алексей Михайлович (1877–1957) – писатель. Его стиль несколько архаичен, ориентирован на литературу и устное слово допетровской Руси. Занимался обработкой сказок, преданий, апокрифов; писал романы. В 1921 г. эмигрировал.
[Закрыть] Блока, Кузмина.
В. Каменский поясняет это следующим образом: “Отныне футуризм как бы завершил круговую оборону. Мы вступили в новую фазу вполне самостоятельного монументального мастерства: теперь каждый из нас делал отдельные книги, независимо выступал с лекциями-стихами, печатался где хотел”.[254]254
Каменский В. Путь энтузиаста. – М., 1931.
[Закрыть]
Движение футуристов исчерпало себя. Одни его члены сами вышли из рядов, другие были призваны на фронт, третьи уехали, спасаясь от мобилизации. Большинство футуристических групп распалось, а оставшиеся существовали чисто формально.
По мнению литературоведа Е. Бобринской, “как определенное стилевое течение футуризм в военные годы практически исчез, но в то же время футуризм продолжал существовать как общая формула нового мироощущения, идеология обновления в искусстве”.[255]255
Бобринская Е. А. Футуризм. – М., 2000.
[Закрыть]
Однако, если бы в среде “гилейцев”, к примеру, не было Маяковского, Хлебникова и, пожалуй, В. Каменского, – футуризм бы, скорее всего, действительно быстро “умер” и был бы, вероятно, забыт. Однако присутствие этих крупных поэтических личностей обеспечило ему не только дальнейшую жизнеспособность, но и заметное место в истории литературы.
Взамен распавшихся футуристических объединений возникают новые группы. В конце 1910-х годов центром активности футуристов становится Грузия, находившаяся тогда под властью меньшевиков, где по различным причинам оказались некоторые столичные поэты и художники. Например А. Крученых, который в конце 1914 года, спасаясь от мобилизации, уехал на Кавказ, где некоторое время работал учителем рисования в женской гимназии в Баталпашинске (ныне Черкесск).
Осенью 1917 года в Тифлисе он основал группу “Синдикат футуристов”, куда, кроме него, вошли поэты и художники: Н. Чернявский,[256]256
Чернявский Николай Андреевич (1892–1942) – поэт, чье творчество достаточно традиционно. Футуристические новации в его поэзии относятся лишь к периоду пребывания в группе “41°”.
[Закрыть] К. и И. Зданевичи,[257]257
Зданевич Кирилл Михайлович (1892–1969) – художник, брат Ильи Зданевича.
[Закрыть] С. Валишевский,[258]258
Валишевский Сигизмунд (1897–1936) – художник, один из самых ярких представителей тифлисского авангарда. В компании молодых художников входил в футуристическую группу “41°”. В 1920 г. переселился в Польшу для продолжения обучения в Краковской академии изящных искусств. Долго жил во Франции. Признается сегодня классиком польской живописи.
[Закрыть] Ладо Гудиашвили,[259]259
Гудиашвили Ладо (наст. имя Владимир; 1896–1980) – грузинский художник. Примыкал к группе грузинских поэтов “Голубые роги” (1914–1918), стремившихся органически соединить национальную просодию с образной структурой французского символизма. Гудиашвили выступал и как монументалист, он заново расписал церковь (храм Кашвети в Тбилиси, 1946), за что был исключен из коммунистической партии и уволен из Тбилисской академии художеств. Плодотворно работал также как книжный иллюстратор, художник театра и кино. В 1976 г. ему присвоено звание Героя Социалистического Труда.
[Закрыть] Кара-Дарвиш.[260]260
Кара-Дарвиш – псевдоним армянского писателя Акопа Генджана (1872–1930). В 1914 примкнул к литературному движению футуристов. Интересны его опыты создания заумной поэзии на армянском языке и работа “Что такое футуризм?”.
[Закрыть] Просуществовав всего несколько месяцев, “Синдикат” успел, однако, организовать широкую пропагандистскую деятельность, публичные лекции и диспуты, энергичную издательскую работу.
В начале 1918 года из “Синдиката” выделилась группа “41°” (названная так по географической широте Тифлиса), куда вошли А. Крученых, И. Зданевич и И. Терентьев. Из манифеста, опубликованного в одноименной газете, следовало, что основным направлением художественных исканий группы является изобретенный Крученых заумный язык: “Компания 41° объединяет левобережный футуризм и утверждает заумь как обязательную форму воплощения искусства. Задача 41° – использовать все великие открытия сотрудников и надеть мир на новую ось”.[261]261
Из Манифеста, опубликованного в газете “41°“ // А. Крученых, В. Хлебников, Г. Петников. Заумники. – М.,1922).
[Закрыть]
В 1917 году попытки оживления футуризма были предприняты и на Дальнем Востоке, где также оказались некоторые бывшие футуристы. В начале 1920 г. во Владивосток приехали Н. Асеев, Д. Бурлюк и С. Третьяков, которые организовали группу “Творчество” (туда вошли также П. Незнамов,[262]262
Незнамов Петр Васильевич (наст. фамилия Лежанкин; 1889–1941) – поэт; сотрудничал с группой “Творчество”. Считался “умеренным футуристом”. Был активным участником объединения ЛЕФ. Во время войны погиб на фронте. Чужак (наст. фам. Насимович) Николай Федорович (1876–1937) – журналист, литературный критик. Входил в ЛЕФ (один из авторов его основных теорий: “искусство – жизнестроение” и “литература факта”). Автор ряда историко-революционных работ; занимался исследованием сибирской литературы.
[Закрыть] Н. Чужак, С. Алымов[263]263
Алымов Сергей Яковлевич (1892–1948) – поэт. Входил в футуристическую группу “Творчество”. Известен как автор песни “По долинам и по взгорьям”.
[Закрыть] и др.), выпустившую в феврале 1920 г. свой манифест.[264]264
Манифест дальневосточных футуристов // Журнал “На рубеже”. Хабаровск, 1935. № 1.
[Закрыть] После японского переворота в 1921-м центр дальневосточных футуристов переместился в Читу, а в 1922 после отъезда Асеева в Москву (по приглашению Луначарского) дальневосточный футуризм пришел к своему концу. Несмотря на общую футуристическую основу с тифлисскими коллегами, пути у этих групп были абсолютно разные: заумное искусство (“41°“) и контакт с революционной действительностью (“Творчество”).
Революцию большинство футуристов приветствовали как шаг к тому будущему, к которому они и стремились. Но несмотря на то, что многие футуристы заявили о своей поддержке новой власти, а та, в свою очередь, признала футуризм как искусство, отношение большевиков к авангарду было двояким. Новая власть ставила в заслугу футуристам борьбу с “упадочной” буржуазной культурой, но не могла принять ухода к беспредметности и зауми. Она делала ставку на искусство, “которое ясно и всякому понятно”. Ориентация на массы была одной из главных установок большевиков в культуре.
Разрушительная энергия, свойственная футуризму, как одна из сторон их программы, на первых порах была полезна большевистской партии. Придя к власти, большевики ставили своей задачей разрушение прежних общественных связей до основания. Такие понятия, как “мораль”, “милосердие”, “Бог” и пр., подлежали уничтожению в общественном сознании. В этот период некоторые идеи футуристов оказались как нельзя кстати. По прошествии недолгого времени, прочно прибрав к рукам государство, большевики перестали нуждаться в бунтарях, индивидуальностях, да и попросту в личностях. Трагический финал жизни поэтов-футуристов оказался предрешенным. Для большинства из них он выглядел одинаково: арест и гибель.
Вышесказанное подтверждает, что исторических перспектив к дальнейшему развитию у футуризма не было. Его пик пришелся на середину 1910-х годов. Все происходившее в недрах этого течения после 1915 года можно назвать его закатом, а крен в сторону большевизма после Октябрьского переворота – попросту агонией.
“Что футуризм – течение значительное и глубокое – не подлежит сомнению. Также несомненно его значительное внешнее влияние (в частности Маяковского) на форму пролетарской поэзии, в первые годы ее существования. Но так же несомненно, что футуризм не вынес тяжести поставленных перед ним задач и под ударами революции полностью развалился. То обстоятельство, что творчество нескольких футуристов – Маяковский, Асеев и Третьяков – в последние годы проникнуто революционной идеологией, говорит только о революционности этих отдельных поэтов: став певцами революции, эти поэты утратили свою футуристическую сущность в значительной степени, и футуризм в целом от этого не стал ближе к революции, как не стали революционными символизм и акмеизм оттого, что членами РКП и певцами революции стали Брюсов, Сергей Городецкий и Владимир Нарбут, или оттого, что почти каждый поэт-символист написал одно или несколько революционных стихотворений”.[265]265
Авдеев С. В. Поэзия “серебряного века”: основные течения и взгляды на них. Доклад.
[Закрыть]
Подводя итог значению футуризма в истории русской поэзии можно сказать, что он, несмотря на наличие серьезных внутренних противоречий, сыграл значительную роль в становлении таких крупнейших поэтов, как Маяковский, Хлебников, Каменский. Новаторские приемы в области лексики, ритмики, рифмы обогатили русскую поэзию, оказав большое влияние на творчество С. Есенина, Б. Пастернака, Н. Асеева, М. Кузмина, О. Мандельштама, Д. Хармса, Н. Заболоцкого, С. Кирсанова и многих других. А словотворчество Хлебникова открыло неизведанные пути для дальнейшего развития национальной поэтической школы.
Тем не менее, существуют и другие (причем достаточно многочисленные и авторитетные) мнения о разрушительной сущности футуризма, квинтэссенцией которых является высказывание Корнея Чуковского:
“Вот оно – то настоящее, то единственно подлинное, что так глубоко таилось у них подо всеми их манифестами, декларациями, заповедями: сбросить, растоптать, уничтожить! Разве здесь не величайший бунт против всех наших святынь и ценностей? Тут бунт ради бунта, тут восторг разрушения, и уж им не остановиться никак. Так и озираются по сторонам, что бы им еще ниспровергнуть. Всю культуру рассыпали в пыль, все наслоения веков, и уже до того добунтовались, что, кажется, дальше и некуда, – до дыры, до пустоты, до нуля, до полного и абсолютного nihil, до той знаменитой поэмы… Василиска Гнедова, где нет ни единой строки: белоснежно чистый лист бумаги, на котором ничего не написано! Вот воистину последнее освобождение, последнее оголение души. Это бунт против всего без изъятия, нигилистический, анархический бунт, вечная наша нечаевщина, и это совершенная случайность, что теперь она прикрылась футуризмом”.[266]266
Чуковский К. Собрание сочинений. Т. 6. М., 1969. С. 234.
[Закрыть]
Как это обычно бывает при наличии столь полярных точек зрения, истина располагается где-то посередине. Чтобы иметь собственное мнение по данному вопросу, следует для начала познакомиться с творчеством поэтов-футуристов, чьи стихотворения были представлены в этом разделе.
ЛЕФ
После революции многие футуристы решительно встали на сторону новой власти и выражали готовность к активному сотрудничеству с ней. К футуристическому искусству проявлял интерес народный комиссар просвещения А. В. Луначарский, сам выступавший как критик и драматург. В аппарате у Луначарского в первые послереволюционные годы работало немало недавних футуристов. Современники даже жаловались, что “борьба против футуризма получила страшную видимость одной из форм контрреволюции”.[267]267
Эфрос А. Концы без начала // “Шиповник”. М., 1922. С. 117.
[Закрыть]
Именно от имени Наркомпроса стал издаваться футуристический орган – газета “Искусство коммуны” (1918), вокруг которой объединилась группа наиболее политически активных футуристов. Здесь и были сформулированы основные принципы теоретической платформы будущего ЛЕФа: создание действенного революционного искусства, поиски новых форм художественной выразительности.[268]268
Эстетические принципы объединения изложены в коллективном манифесте “За что борется ЛЕФ?” // Журнал “Леф”. М., 1923. № 1.
[Закрыть]
В начале 1923 группа преобразовывается в литературно-художественное объединение ЛЕФ (Левый фронт (искусств)), которое возглавил В. Маяковский. Кроме него членами объединения стали: Н. Асеев, Б. Арватов,[269]269
Арватов Борис Игнатьевич (1896–1940) – искусствовед и литературовед, деятель Пролеткульта, один из теоретиков ЛЕФа, автор ряда работ по вопросам ИЗО и поэзии, наиболее яркий представитель “формально-социологического” метода.
[Закрыть] О. Брик,[270]270
Брик Осип Максимович (1888–1945) – теоретик литературы, входил в группу ЛЕФ. Близкий знакомый Маяковского, первый муж Лили Брик. Был членом ОПОЯЗа. Основной сотрудник журналов “Леф” (1923) и “Новый Леф” (1927–1928).
[Закрыть] В. Каменский, Б. Кушнер,[271]271
Кушнер Борис Анисимович (1888–1937) – поэт; писал также “футуристическую прозу”. Один из организаторов ОПОЯЗа, впоследствии участвовал в работе ЛЕФа. Был репрессирован.
[Закрыть] С. Третьяков, Н. Чужак, Б. Пастернак (до 1927 г.). Впоследствии к ним примкнули С. Кирсанов, В. Перцов[272]272
Перцов Виктор Осипович (1898–1980) – критик. Активный работник Московского пролеткульта (1923). С 1926 г. примкнул к группе ЛЕФ; один из основных сотрудников журнала “Новый ЛЕФ”. Сторонник теории “литературного факта”. В 1929 г. вместе с Чужаком и Третьяковым вышел из группы.
[Закрыть] и др. Близки к ЛЕФу были художники (А. Родченко,[273]273
Родченко Александр Михайлович (1891–1956) – дизайнер, график, мастер фотоискусства, художник театра и кино. Член объединения ЛЕФ, один из ведущих мастеров отечественного конструктивизма и “производственного” искусства.
[Закрыть] В. Степанова,[274]274
Степанова Варвара Федоровна (1894–1958) – русская художница, выдающийся мастер русского авангарда первой половины ХХ в. Жена А. Родченко. В 1917–1919 гг. увлекалась визуальной поэзией, слагая графические композиции из “заумных” строк. С годами вошла в число наиболее активных художников-”общественников” авангардного толка. В 1933–1934 гг. служила художественным редактором в Партиздате. Вольная футуристическая “заумь” последовательно вытеснялась в ее творчестве строгим соцреалистическим агитпропом.
[Закрыть] В. Татлин[275]275
Татлин Владимир Евграфович (1885–1953) – русский художник; наряду с К. С. Малевичем – один из двух самых авторитетных лидеров русского авангарда первой половины ХХ в.
[Закрыть]), деятели кино (С. Эйзенштейн, Дзига Вертов,[276]276
Дзига Вертов (наст. имя и фам. Денис Аркадьевич Кауфман; 1896–1954) – режиссер, сценарист, теоретик кино. Один из основоположников теории документального кино. В 1922 г. вокруг Вертова сформировалась группа молодых кинематографистов (И. Беляков, А. Лемберг, И. Копалин и др.), которая получила название “Киноки”. Подобно лефовцам и пролеткультовцам, они отрицали традиционные виды искусства, построенные на вымысле (роман, повесть, рассказ и т. д.), и противопоставляли им очерк и репортаж, отрицали игровую кинематографию, ставя во главу угла кинохронику. С деятельностью этой группы связано возникновение нового жанра кинопублицистики. Вертов также изобрел метод “скрытой камеры”.
[Закрыть] Л. Кулешов[277]277
Кулешов Лев Владимирович (1899–1970) – режиссер, теоретик кино, педагог; доктор искусствоведения, профессор ВГИКа.
[Закрыть]), писатели, критики и теоретики искусства (В. Шкловский,[278]278
Шкловский Виктор Борисович (1893–1984) – писатель, литературовед, журналист, сценарист, теоретик кино, участник ОПОЯЗа, один из зачинателей формальной школы в литературоведении. Как поэт выступил в печати лишь однажды: в альманахе “Взял: Барабан футуристов” (Пг, 1915).
[Закрыть] А. Лавинский[279]279
Лавинский Анатолий Михайлович (1893–1968) – скульптор, дизайнер, театральный художник. Оформил постановку “Мистерии-буфф” Маяковского в театре В. Э. Мейерхольда в Москве (1921), работал в области киноплаката, рекламы.
[Закрыть]).
ЛЕФ призывал к созданию утилитарных произведений, имеющих определенную функцию. Его идеологи (Арватов, Брик, Третьяков, Шкловский и др.) выдвинули теорию искусства как “жизнестроения”, теорию “социального заказа” (согласно ей, художник являлся только “мастером”, выполняющим задания своего класса), идею “революции формы” (что вело к отрицанию художественно-познавательных функций искусства, недооценке классического наследия), а также программу “производственного искусства”, способствовавшую зарождению художественного конструктивизма. Лефовцы отрицали многие традиционные виды художественного творчества (в т. ч. станковую живопись в изобразительном искусстве, художественный вымысел в литературе), противопоставляя им документ, т. н. “литературу факта”.
Эта вульгарно-социологическая концепция оказала влияние и на лирику Маяковского, выступившего против “вселенского” быта за полное растворение индивидуальных форм жизнедеятельности людей в коллективных формах. Лефовцы афишировали себя как “гегемона революционной литературы” и нетерпимо относились к другим группам. Они пришли к отрицанию художественной условности, а из литературных жанров признавали только очерк, репортаж, лозунг.
Впрочем, говоря о ЛЕФе – так же как и о других литературных объединениях 1920-х годов, – о противоречивых и путаных положениях его программы, необходимо помнить и о том, как часто и решительно опровергали ее своими поэмами и стихами поэты, эту программу подписавшие.
Объединение издавало свой журнал “ЛЕФ” (1923–1925). Затем (в 1927 г.) был организован другой журнал меньшего объема “Новый ЛЕФ”, прекративший свое существование к концу 1928-го, когда ряды лефовцев покинул Маяковский. В начале 1929 года объединение ЛЕФ по инициативе Маяковского было преобразовано в РЕФ (Революционный фронт (искусств)), куда не вошли Третьяков, Чужак и др., оставшиеся на старых лефовских позициях. Но после разгромной статьи в “Правде” (4 декабря 1929 г.) и вступления Маяковского в РАПП (Российскую ассоциацию пролетарских писателей) РЕФ прекратил свое существование.
Семен Кирсанов
(1906–1972)
Красной строкой через все творчество Семена Исааковича Кирсанова проходит его страсть к экспериментаторству – игре словом, языком, внешней формой, за что впоследствии поэт был неоднократно обвинен в “формализме”. В самом начале творческого пути Кирсанов входил в “Левый фронт искусств”. Он объявил себя лефовцем еще до того, как покинул свой родной город – Одессу, на что его подвигло знакомство с Маяковским в начале 1924 г. Москвичом Кирсанов стал лишь два года спустя, но уже до этого в первых номерах журнала “ЛЕФ” печатались его стихи.
Сотрудничество с Маяковским огранило и отшлифовало несомненный талант Кирсанова, в частности, его обостренный слух на звукосмысловые связи в языке. Рифмовка, ритм, каламбуры, даже графическая структура стихотворных произведений захватывали Кирсанова, эмоционально им переживались и нередко составляли их творческую основу. Подобный версификационный дар в чистом виде – явление чрезвычайно редкое; в советской поэзии Кирсанов остался уникальной фигурой. Это определило ему заметное место в истории русской литературы XX века.
Девушка и манекен
С папироскою
“Дюшес” —
девушка
проносится.
Лет примерно
двадцать шесть
пенсне
на переносице.
Не любимая
никем
(места нет
надежде!)
вдруг увидит —
манекен
в “Ленинградодежде”.
Дрогнет ноготь
(в полусне)
лайкового
пальца.
Вот он
девушке в пенсне
тайно
улыбается.
Ногу пóд ногу
поджав,
и такой
хорошенький!
Брюки в елочку,
спинжак,
галстушек
в горошинку.
А каштановая
прядь
так спадает
на лоб,
что невинность
потерять
за такого
мало!
Вот откинет
серый плащ
(“Выйди,
обними меня!”).
Подплывает
к горлу плач.
“Милый мой!
Любименький!”
И ее
со всей
Москвой
затрясет
от судорог.
Девушка!
Он восковой.
Уходи
отсюдова!
Гулящая
Завладела
киноварь[280]280
Киноварь— минерал красного цвета (подробнее см. примеч к с. 467). Здесь использован в качестве метафоры для обозначения красной губной помады.
[Закрыть]
молодыми
ртами,
поцелуя
хинного
горечь
на гортани.
Черны очи —
пропасти,
беленькая
челка…
– Ты куда
торопишься,
шустрая
девчонка?
Видно,
что еще тебе
бедовать
нетрудно,
что бежишь,
как отттепель
ручейком
по Трубной.
Всё тебе,
душа моя,
ровная
дорожка,
кликни
у Горшанова
пива
да горошка.[281]281
…кликни у Горшанова / пива да горошка. – Вероятно, имеется в виду одно из питейных заведений, ранее принадлежавших торгово-промышленному товариществу “Карнеев, Горшанов и Ко “, владевшему до революции знаменитым пивоваренным заводом на Шаболовке и Мытной, поставлявшим пиво, фруктовые и искусственные минеральные воды разных марок Двору Его Императорского Величества. Это пиво настолько высоко ценилось в Москве, что и во времена нэпа, когда завод сменил хозяев, стиль его этикеток сохранился. На них даже остались фамилии Карнеева и Горшанова. К концу 1920-х завод превратился в кондитерскую фабрику “Ударница”.
[Закрыть]
Тай-тара,
тараи-ра! —
нынче
ничего нет,
к завтраму
у фрайера
выману
червонец!
Станет тесно
в номере,
свяжет руки
круто,
выглянет
из кофточки
молодая
грудка.
Я скажу-те,
кралечка,
отлетает
лето,
глянет осень
краешком
желтого
билета.[282]282
Желтый билет — официальное удостоверение проститутки. По закону 1843 г., признающему проституцию терпимой, полиция отбирала у женщин легкого поведения паспорта и вручала им так называемые “желтые билеты”, дающие право на легальное занятие проституцией.
[Закрыть]
Не замолишь
Господа
никакою
платой —
песня спета:
госпиталь,
женская
палата…
Повылазят
волосы,
пожелтеют
щеки,
с жизнею
покончатся
все дела
и счеты.
Завернешься,
милая,
под землей
в калачик.
Над сырой
могилою
дети
не заплачут.
Туфельки
лядащие,
беленькая
челка…
Шустрая,
пропащая,
милая
девчонка!
Буква М
Малиновое М —
мое метро,
метро Москвы.
Май, музыка, много молодых москвичек,
метростроевцев,
мечутся, мнутся:
– Мало местов?
– Милые, масса места,
мягко, мух мало!
Можете! Мерси… —
Мрамор, морской малахит, молочная мозаика —
мечта!
Михаил Максимович молвит механику:
– Магарыч! Магарыч! —
Мотнулся мизинец манометра.
Минута молчания…
Метро мощно мычит
мотором.
Мелькает, мелькает, мелькает
магнием, метеором, молнией.
Мать моя мамочка!
Мирово!
Мурлычит мотор – могучая музыка машины.
Моховая!
Митя моргнул мечтательной Марусе!
– Марь Михална, метро мы мастерили!
– Молодцы, мастерски! —
Мелькает, мелькает, мелькает…
Махонький мальчик маму молит:
– Мама, ма, можно мне, ма?.. —
Минута молчания…
Мучаюсь, мысли мну…
Слов не хватает на букву эту…
(Музыка… Муха… Мечта… Между тем…)
Мелочи механизма!
Внимайте поэту! —
я заставлю
слова
начинаться
на букву эМ:
МЕТИ МОЕЗД МЕТРО МОД МОСТИНИЦЕЙ
МОССОВЕТА
МИМО МОЗДВИЖЕНКИ
К МОГОЛЕВСКОМУ МУЛЬВАРУ!
МОЖАЛУЙСТА!
Лирика
Человек
стоял и плакал,
комкая конверт.
В сто
ступенек
эскалатор
вез его наверх.
К подымавшимся
колоннам,
к залу,
где светло,
люди
разные
наклонно
плыли
из метро.
Видел я:
земля уходит
из-под его ног.
Рядом плыл
на белом своде
мраморный венок.
Он уже
не в силах видеть
движущийся зал.
Со слезами,
чтоб не выдать,
борются глаза.
Подойти?
Спросить:
“Что с вами?” —
просто ни к чему.
Неподвижными
словами
на помочь ему.
Может,
именно ему-то
лирика нужна.
Скорой помощью,
в минуту,
подоспеть должна.
Пусть она
беду чужую,
тяжесть всех забот,
муку
самую большую
на себя возьмет.
И поправит,
и поставит
ногу на порог,
и подняться
в жизнь
заставит
лестничками
строк.
Письмо без адреса
Первое
Я всю ночь
писал письмо,
все
сказал
в письме.
Не писать его
не смог,
а послать —
не смел.
Я писал письмо
всю ночь,
в строки
всматривался,
только
нет на свете
почт
для такого адреса.
Если б я
письмо послал —
что слова
на ветер.
Той,
которой
я писал,
нет
на свете.
Второе
А я
кораблик сделал
из письма,
листок
бумаги белой
сложил, не смял.
И в уйму
светлых капелек
пустил по реке:
“Плыви,
плыви,
кораблик,
к ее руке”.
А вдруг
она на пристани,
спеша домой,
заметит
издали
бумажный мой…
Но я боюсь —
бумажный
потонет, протечет,
и строки
очень важные
она не прочтет.
Третье
А я
письмо переписал,
и все
сказал в письме я,
и сделал —
бросил в небеса
воздушного змея.
“Лети, лети,
почтовый змей,
пусть туча
не догонит,
но где-то в мире
встреться с ней
и дайся ей
в ладони”.
Но я боюсь —
сверкнет гроза
зарницами
и зорями, —
и где лежит,
и что сказал
мой бедный змей
изорванный?
Четвертое
А я,
не смыкая глаз,
до рассвета сизого,
буду
много, много раз
письмо переписывать.
По улицам,
по шоссе,
у вокзальной башенки —
буду класть его
во все
почтовые ящики,
вешать его
на дубы,
клеить его
на клены,
на стены
и на столбы,
на окна
и колонны.
Последнее
Я пришел,
и знать не знал,
ведать не ведал,
и во сне
не видел сна,
и не ждал ответа.
А пришел,
подумал только:
“Вот пришел бы ответ”, —
лишь подумал
и со столика
поднял конверт.
Я узнал
любимый почерк,
ее руку около,
завитки
знакомых строчек,
волосинки с локона.
А написано
в письме
голосом в тиши:
“Ты искать меня
не смей,
писем не пиши.
Я ушла
навеки – надолго
и не в близкий путь,
не пиши
и не надо,
лучше забудь.
И не надо
змеев по небу
и листков на столбы, —
я прошу тебя:
кого-нибудь
найди, полюби…”
А страницы
в пальцах тают,
не дочитан ответ,
я еще письмо
читаю,
а письма уже нет.
Завитки
любимых строчек
ищут глаза еще,
но меж пальцев
только почерк,
и то – исчезающий.
Воспоминание
Тихое облако в комнате ожило
тенью стены
свет заслоня.
Голос из дальнего, голос из прошлого
из-за спины
обнял меня.
Веки закрыл мне ладонями свежими,
розовым югом
дышат цветы…
Пальцы знакомые веками взвешены,
я узнаю:
да, это ты!
Горькая. Краткая радость свидания;
наедине
и не вдвоем…
Начал расспрашивать голос из дальнего:
– Помнишь меня
в доме своем?
С кем ты встречаешься? Как тебе дышится?
Куришь помногу?
Рано встаешь?
Чем увлекаешься? Как тебе пишется?
Кто тебя любит?
Как ты живешь?
Я бы ответил запрятанной правдою:
мысль о тебе
смыть не могу…
Но – не встревожу, лучше – обрадую.
– Мне хорошо, —
лучше солгу.
Все как по-старому – чисто и вымыто,
вовремя завтрак,
в окнах зима.
Видишь – и сердце из траура вынуто,
я же веселый,
знаешь сама.
Руки сказали: – Поздно, прощаемся.
Пальцы от глаз
надо отнять.
Если мы любим – мы возвращаемся,
вспомнят о нас —
любят опять.
Имажинизм
Имажинизм (от фр. и англ. image – образ) – литературно-художественное течение, возникшее в России в первые послереволюционные годы на основе литературной практики футуризма.
Основные признаки имажинизма:
• главенство “образа как такового”; образ – максимально общая категория, подменяющая собой оценочное понятие художественности;
• поэтическое творчество есть процесс развития языка через метафору;
• эпитет есть сумма метафор, сравнений и противоположений какого-либо предмета;
• поэтическое содержание есть эволюция образа и эпитета как самого примитивного образа;
• текст, имеющий определенное связное содержание, не может быть отнесен к области поэзии, так как выполняет скорее идеологическую функцию; стихотворение же должно представлять собой “каталог образов”, одинаково читаться с начала и с конца.
Имажинизм был последней нашумевшей школой в русской поэзии ХХ века. Это направление было создано через два года после революции, но по всей своей содержательной направленности ничего общего с революцией не имело.
29 января 1919 г. в Московском отделении Всероссийского союза поэтов прошел первый поэтический вечер имажинистов. А уже на следующий день была опубликована первая Декларация,[283]283
Журнал “Сирена” (Воронеж), 1919. № 4/5, 30 января.
[Закрыть] в которой провозглашались творческие принципы нового движения. Ее подписали претенциозно назвавшиеся “передовой линией имажинистов” поэты С. Есенин, Р. Ивнев, А. Мариенгоф и В. Шершеневич, а также художники Б. Эрдман[284]284
Эрдман Борис Робертович (1899–1960) – театральный художник, старший брат драматурга Николая Эрдмана; участник литературной группы имажинистов, автор ряда обложек и иллюстраций к имажинистским сборникам.
[Закрыть] и Г. Якулов.[285]285
Якулов Георгий Борисович (1884–1928) – художник. К середине 1910-х гг. относится начало его дружбы с Есениным и поэтами-имажинистами. Он, в частности, оформлял московское кафе поэтов “Стойло Пегаса”. Буйная фантазия Якулова, удачное использование им опыта конструктивизма сделали его одним из самых ярких театральных художников тех лет. В самом начале 1920-х гг. он возглавлял мастерскую театрально-декорационной живописи Вхутемаса. Именно в его мастерской, в легендарном доме № 10 по Большой Садовой улице в квартире № 38 Сергей Есенин познакомился с Айседорой Дункан.
[Закрыть] Так появился русский имажинизм, у которого с его английским предшественником общим было только название.
Среди исследователей и литературоведов до сих пор идут споры о том, следует ли имажинизм поместить в один ряд с символизмом, акмеизмом и футуризмом, трактуя творческие достижения этой поэтической группы как “интересное явление литературы постсимволизма и как определенный этап развития”,[286]286
Тернова Т. История и практика русского имажинизма. Автореферат диссертации на соискание ученой степени канд. фил. наук. Воронеж, 2000. С. 3.
[Закрыть] или корректнее было бы рассматривать это явление в ряду многочисленных течений и объединений 20-х годов XX века, которые, развиваясь в общем духе авангардизма, не смогли открыть принципиально новых путей развития поэзии и в итоге остались только эпигонами футуризма.
“Одной из причин “теоретического бума” первых пореволюционных лет была попытка волевым усилием, используя рациональные и научные методы, оперируя понятиями ремесла и мастерства, генерировать все новые и новые поэтические системы, а имажинизм, безусловно, был одним из самых жизнеспособных поэтических течений того времени. Поэтому вопрос о состоятельности и самостоятельности имажинизма как течения имеет важное методологическое значение, так как показывает возможность или невозможность подобного пути развития поэтического языка”.[287]287
Иванова Е. Существует ли имажинизм? (К вопросу о вариативности теоретических доктрин имажинизма) // Междисциплинарные связи при изучении литературы: сборник научных трудов. Саратов, 2003. С. 241.
[Закрыть]
Так же, как символизм и футуризм, имажинизм зародился на Западе и уже оттуда был пересажен Шершеневичем на русскую почву. И так же, как символизм и футуризм, он значительно отличался от имажинизма западных поэтов.
Термин заимствован у авангардистcкой школы англоязычной поэзии – имажизма. Это слово впервые попало в поле зрения русских читателей в 1915 году с появлением статьи З. Венгеровой,[288]288
Венгерова З. “Английские футуристы” // Альманах “Стрелец”. Пг., 1915. № 1.
[Закрыть] в которой рассказывалось о лондонской поэтической группе имажистов, во главе которой стояли Эзра Паунд[289]289
Паунд Эзра Лумис (1885–1972) – американский поэт, основоположник и теоретик американского модернизма. Его насыщенная имитациями и стилизациями поэзия отражает бунт против “ростовщической” западной цивилизации.
[Закрыть] и Уиндем Льюис. Однако русских имажинистов нельзя назвать преемниками имажистов. И хотя теоретические установки английских поэтов во многом соответствовали творческим исканиям Шершеневича и Ко (“Мы не футуристы, – писал Паунд, – в поэзии мы “имажисты”. Наша задача сосредоточиться на образах, составляющих первозданную стихию поэзии…”), сами представители имажинизма никогда не называли лондонских имажистов своими предшественниками. Их теоретическая программа скорее перекликалась с содержанием деклараций кубофутуристов, несмотря на взаимное отрицание этими группами друг друга.
Теория имажинизма основным принципом поэзии провозглашала примат “образа как такового”. Не словосимвол с бесконечным количеством значений (символизм), не слово-звук (кубофутуризм), не слово-название вещи (акмеизм), а слово-метафора с одним определенным значением является основой имажинизма. В вышеупомянутой Декларации имажинисты утверждали, “что единственным законом искусства, единственным и несравненным методом является выявление жизни через образ и ритмику образов… Образ, и только образ <…> – вот орудие производства мастера искусства… Только образ, как нафталин, пересыпающий произведение, спасает это последнее от моли времени. Образ – это броня строки. Это панцирь картины. Это крепостная артиллерия театрального действия. Всякое содержание в художественном произведении так же глупо и бессмысленно, как наклейки из газет на картины”. Теоретическое обоснование этого принципа сводилось у имажинистов к уподоблению поэтического творчества процессу развития языка через метафору.
По существу, в их приемах, так же как и в их “образности”, не было ничего особенно нового. “Имажинизм” как один из приемов художественного творчества широко использовался не только футуризмом, но и символизмом. Новым было лишь упорство, с которым имажинисты выдвигали образ на первый план и сводили к нему все в поэзии – и содержание и форму.
Характерной особенностью развития русской поэзии первых десятилетий XX века являлось то, что каждое литературное направление рождалось под знаком непримиримой борьбы, соперничества со своими предшественниками. И если начало 1910-х годов прошло под знаком “преодоления символизма” акмеистами и футуристами, то возникший в конце десятилетия имажинизм обозначил конечной целью своей борьбы “преодоление футуризма”, с которым он по сути состоял в родственных отношениях. Возможно, именно прежнее участие некоторых имажинистов в футуристическом движении явилось причиной появления уже в первой Декларации имажинистов выпада против своих прежних соратников: “Скончался младенец, горластый парень десяти лет от роду (родился 1909 – умер 1919). Издох футуризм. Давайте грянем дружнее: футуризму и футурью смерть!”.
Одним из организаторов и признанным идейным лидером группы был В. Шершеневич. Известный как теоретик и пропагандист имажинизма, яростный критик и ниспровергатель футуризма, начинал он именно как футурист. Е. Иванова справедливо замечает, что “причины, побудившие Шершеневича объявить войну футуризму, носят отчасти личный (“Принимая футуризм, я не принимаю футуристов”), отчасти политический характер. Но если отвлечься от его антифутуристической риторики (“Футуризм умер. Да будет ему земля клоунадой.”), становится очевидной зависимость поэтических и теоретических экспериментов Шершеневича от идей Ф. Маринетти и творческих исканий других футуристов – В. Маяковского, В. Хлебникова”.[290]290
Иванова Е. Шершеневич: в поисках истинного футуризма // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века: Материалы международной научной конференции. М., 2003.
[Закрыть]
Что касается другого активного члена группы, А. Мариенгофа, то, несмотря на эстетический нигилизм, порой далеко превосходивший даже авангардные опыты бывшего футуриста Шершеневича, его теоретическую концепцию в некоторых аспектах следует признать более консервативной. Как указано в другой работе Е. Ивановой, “роль А. Мариенгофа в группе имажинистов исследователи определяют неоднозначно, порой объявляя его последователем С. Есенина (исходя, вероятно, в большей степени из факта их дружеских отношений), порой объединяя с Шершеневичем и противопоставляя Есенину. Хотя Мариенгноф оспаривал пальму первенства теоретика у Шершеневича, в его высказываниях сравнительно небольшое внимание уделяется образу как таковому <…> Область интересов Мариенгофа преимущественно сосредоточена на сфере содержания”.[291]291
Иванова Е. Существует ли имажинизм? // Указ. изд. С. 245.
[Закрыть] Сам Мариенгоф говорит об этом так: “Искусство есть форма. Содержание – одна из частей формы. Целое прекрасно только в том случае, если прекрасна каждая из его частей. Не может быть прекрасной формы без прекрасного содержания. Глубина в содержании – синоним прекрасного”.[292]292
Мариенгоф А. Буян-остров: Имажинизм. – М., 1920.
[Закрыть]
В состав объединения имажинистов входили поэты довольно (а иногда и совершенно) разные и непохожие. Большое значение для группы имели не только эстетическая позиция соратника и воплощавшая ее творческая деятельность, но и внелитературное поведение, бытовое общение и дружеские связи. Например, критики неоднократно отмечали, что поэзия Ивнева, мягко говоря, не совсем отвечает требованиям имажинистской теории. В частности, В. Брюсов писал: “По какому-то недоразумению, в списках имажинистов значится Рюрик Ивнев, <…> стоящий на полпути от акмеизма к футуризму”. Но соратники по объединению высоко ценили стихи Ивнева, считали его “своим”.
Во многом повлияли на развитие течения теоретические работы и поэтическое творчество С. Есенина, который входил в костяк объединения. К моменту образования группы у него уже была собственная программа, изложенная в трактате “Ключи Марии”,[293]293
Есенин С. Ключи Марии. – М.: Изд-во “Московской трудовой артели художников слова”, 1920 (на обороте титула – 1919). Рукопись датирована “сентябрь – ноябрь 1918 г.”.
[Закрыть] где поэт на основании личного опыта размышлял о творчестве в целом и словесном искусстве в частности. В нем выражалось есенинское стремление творчески овладевать “органической фигуральностью” русского языка и содержался ряд весьма интересных соображений об опоре на национальную стихию и фольклор. Народная мифология была одним из главных источников образности Есенина, а мифологическая параллель “природа – человек” стала основополагающей для его поэтического мироощущения.
Тем не менее, Есенин вступил в ряды имажинистов и подписался под Декларацией, отражавшей представления в основном Шершеневича и Мариенгофа, первый из которых был выходцем из околофутуристических кругов, второй тяготел к ним духовно. Этих новых приятелей Есенина нескрываемо раздражал его “национализм”, но им нужно было его громкое имя как знамя набирающего силу движения. Шершеневич в рецензии на “Ключи Марии” писал: “Эта небольшая книга одного из идеологов имажинизма рисует нам философию имажинизма, чертит то миропонимание новой школы, которое упорно не хотят заметить враги нового искусства. ‹…› Отмежевавшись от беспочвенного машинизма русского и итальянского футуризма, Есенин создает новый образ современной идеологии”.[294]294
Журнал “Знамя”. – М., 1920. № 2(4), май. С. 57, 58.
[Закрыть]
Есенин скоро отошел от имажинизма, уже в 1921 году печатно назвав занятия своих приятелей “кривлянием ради самого кривляния” и связав их адресованное окружающим бессмысленное ерничество с отсутствием “чувства родины”.[295]295
Есенин С. Собр. соч., т. 5. – М., 1962. С. 61.
[Закрыть]
Детальнее охарактеризовать всю школу в целом едва ли возможно: в ее состав входили поэты, весьма разнородные по своим теоретическим взглядам и поэтической практике. К имажинистскому движению наряду с подписавшими Декларацию присоединились И. Грузинов,[296]296
Грузинов Иван Васильевич (1893–1942) – поэт, литератор. Всячески подчеркивал свою приверженность к имажинизму. Но на деле больше тяготел к крестьянской поэзии. Об этом свидетельствовали и его стихи, и даже дружба с Есениным, которому он был близок по духу.
[Закрыть] А. Кусиков[297]297
Кусиков Александр Борисович (наст. имя и фамилия Сандро Кусикян; 1896–1977) – поэт. В 1917 г. во время Февральской революции был комиссаром Временного правительства в Анапе; год спустя создал там группу имажинистов. В поэзии стремился объединить две веры: христианскую и мусульманскую. Несмотря на то, что в 1919 г. Кусиков вступил в члены “Ордена”, имажинисты за соратника его всерьез не считали. В 1922 г. Кусиков эмигрировал в Берлин, позже переехал в Париж.
[Закрыть] (Кусикян), Н. Эрдман[298]298
Эрдман Николай Робертович (1900–1970) – драматург. Начинал как поэт, вошел в состав группы имажинистов в 1918 г. В 1925 его пьеса “Мандат”, поставленная в театре Мейерхольда, имела большой успех. Но следующая пьеса “Самоубийца” была запрещена. Позже (1933) он был арестован по политическим мотивам и три года пробыл в ссылке. Эрдман является сценаристом фильма “Веселые ребята” (1934, в соавторстве); за сценарий картины “Смелые люди” (1950) был удостоен Государственной премии. Также известен как автор сатирических басен.
[Закрыть] (брат художника Б. Эрдмана), М. Ройзман,[299]299
Ройзман Матвей Давидович (1896–1973) – литератор, один из основателей “Ассоциации вольнодумцев” в Москве. Автор воспоминаний о Есенине, опубликованных в разные годы.
[Закрыть] В. Эрлих[300]300
Эрлих Вольф Иосифович (1902–1937) – поэт, входил в группу ленинградских имажинистов, близкий знакомый Есенина в последние годы его жизни. Ричиотти Владимир Владимирович (наст. имя и фамилия Леонид Осипович Турутович; 1899–1939) – поэт; активный участник “Воинствующего ордена имажинистов”.
[Закрыть] и другие. Возник “Орден имажинистов”. В Петрограде был основан “Воинствующих Орден имажинистов” (1923), который, однако, широкой известности не приобрел. Наиболее активными его участниками являлись В. Ричиотти, И. Афанасьев-Соловьев[301]301
Афанасьев-Соловьев Иван Иванович (1899–1938?) – поэт. Родом из Смоленска. После революции приехал в Петроград; печатался в альманахах и журналах имажинистов. Был арестован в 1938 г. и больше о его судьбе ничего не известно.
[Закрыть] и Г. Шмерельсон.[302]302
Шмерельсон Григорий Бенедиктович (1901–1943?) – поэт. В начале 1920-х гг. приехал в Петроград из Нижнего Новгорода; вступил в “Воинствующий орден имажинистов” и вскоре был избран его секретарем. Издал книгу стихов “Города хмурь” (1922), а затем совместно с Шершеневичем выпустил сборник “ШиШ” (1924).
[Закрыть]
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.