Текст книги "В общем, все умерли. Рассказы"

Нужно войти в родительскую спальню, увидеть и принять то, что осталось там, за дверью. Что бы это ни было.

Лифт

Лифт конвульсивно дернулся и замер.

– Приехали, – мрачно констатировал Петр Николаевич.

Он вообще всё делал мрачно, такой у него был характер.

Тоня панически пискнула. Ася и Кристина промолчали.

Подождали минуту, две. Лифт не ожил.

– Наверняка не работает, – пробормотал Петр Николаевич, но всё же нажал кнопку вызова диспетчера.

Кнопка, разумеется, не работала.

– Я же говорил, – удовлетворенно заключил Петр Николаевич.

– Я боюсь, – сказала Тоня.

Ася приобняла ее за плечи:

– Да ну, ерунда. Скоро заработает.

Кристина поджала губы. Она сильно недолюбливала Асю. Было за что: Ася жизнерадостная, выглядит молодо, еще и должностью повыше многих, хотя пришла в компанию недавно. Сама Кристина работу переносила стоически, на перерывах тщательно расписывая, как ей тяжело. Ей казалось, что иначе никто не заметит повседневного героизма. Мученическое выражение намертво присохло к ее костлявому лицу со впалыми глазами, проникло в осанку, ссутулив плечи, и тяжелыми кирпичами привязалось к ногам, заставляя их по-стариковски шаркать. Кристина выглядела больной, будучи здоровее многих.

Ася не замечала испепеляющих взглядов. Она была слишком увлечена достижением своих целей. Вот и сейчас она решила во что бы то ни стало подбодрить несчастную Тоню и жестом фокусника извлекла из сумки браслет.

– Смотри, что я дочке купила. Как думаешь, ей понравится?

– Чертовы глушилки, – пробормотал между тем Петр Николаевич, тщетно поводив телефоном по периметру лифта. Связи не было во всем здании.

Браслет заинтересовал и Кристину. Хищно сверкнув глазами, она спросила:

– У тебя есть дочь?

– Да, есть, – ответила Ася. – Как думаешь, Тоня, хороший браслет?

Тоня послушно посмотрела на браслет. Широкий, весь в переливающихся серовато-жемчужных бусинах.

– Очень хороший, – искренне ответила она и благодарно улыбнулась.

Тоня Асю любила. И завидовала ей тоже, но той теплой, восхищенно безнадежной завистью, какую свеча может испытывать к солнцу. Тоне было немного за сорок. Замужем она никогда не была. Принцы не звали, а за настойчивого слесаря Толика она сама не хотела. Полноватая, бесцветная, стеснительная, нелюбимая – разве ей сравниться с Асей? В Асе ее восхищало всё. И рыжеватые волосы, убранные чаще всего в два легкомысленных хвостика, и крупные веснушки, и «вареные» обтягивающие джинсы в сочетании с разноцветными майками и огромным рюкзаком. Разве может обычная женщина так выглядеть в пятьдесят лет? Нет, Ася – богиня. Да еще и такая искренняя, открытая, добрая… И успешная. И любимая. У нее муж по имени Роберт, какой-то иностранец-дипломат. И куры. И щенок. И дочь вот, оказывается, есть.

– Только одна дочь? – деловито спросила Кристина, будто прочитав Тонины мысли.

Ася не любила разговаривать на посторонние темы в рабочее время, а на перерывах обычно гуляла, поэтому Кристине редко удавалось развести ее на информацию о личном.

– Да. Был еще сын, но он… его больше нет в живых, – ответила Ася.

– А почему? – Кристина вцепилась в кусок информации хищными когтями и принялась было потрошить его, но тут же с сожалением вспомнила о правилах приличия: – Надеюсь, ты не против, что я спрашиваю? Это был несчастный случай?

– Можно и так сказать, – ответила Ася.

Тоня поспешно помогла ей закрыть тему:

– Браслет просто чудесный. А сколько лет дочке?

– Сыну было бы тридцать три, значит, ей… тридцать два, – несколько неуверенно сказала Ася.

– Ты не знаешь, сколько лет твоей дочери? – Кристина злорадно изобразила шок и непонимание.

– По-моему, ей очень пойдет, – перебила ее Тоня.

– Правда? – обрадовалась Ася.

– Конечно. А как ее зовут?

– Вика. Виктория.

– Красивое имя. Она живет отдельно?

– Да. У нее только одна нога, так что ей нелегко, – задумчиво ответила Ася. И тут же одернула себя: – Значит, хороший браслет? Ну и замечательно, надеюсь, ей тоже понравится…

Браслет, сверкнув бусинами, снова исчез в сумке.

– Сколько можно ждать, – мрачно изрек из своего угла Петр Николаевич.

Кристина старательно переваривала новости. Она припомнила теперь, что кто-то рассказывал ей об Асиной травме. Что-то у нее было с мозгом, какое-то повреждение, позволяющее ей работать только четыре дня в неделю, чтобы не переутомляться. Подумаешь, какая цаца! Интересно, эта травма, мертвый сын и дочь-калека – последствия одного несчастного случая? Так ей и надо.

Тоня тоже думала. Какая удивительная сила духа! Не сдаться, жить и радоваться, неся такой багаж… А она, Тоня, готова впасть в уныние только из-за пары лишних килограммов. И что это она напридумывала себе, будто бы ее никто не любит? Толик, конечно, не романтик, но он всегда рядом, всегда… Может, пора решиться?

Даже Петр Николаевич, не проявивший никакого видимого интереса к беседе, задумался. Ему уже второй месяц не давали покоя мысли о сыне, поступившем не в тот университет. Где это видано, чтобы человек шел в ветеринары, пренебрегая блестящей карьерой в сфере, скажем, юриспруденции или экономики? Петр Николаевич подумывал было лишить его наследства за такое легкомыслие, но этот красивый жест был невозможен по причине отсутствия у самого Петра Николаевича хоть какого-нибудь ценного имущества. Нельзя же в праведном гневе угрожать попросить бабушку не переписывать на внука квартиру, в которой на данный момент живут они все… Услышав же, что буквально рядом бывают, оказывается, родители с мертвыми и одноногими детьми, Петр Николаевич пришел к внезапному выводу: а пускай себе лечит животных, если ему так надо. Не конец света.

Лифт, почувствовав, что все собравшиеся извлекли нужный для себя урок, мягко загудел и тронулся.

– Ну вот! – радостно заключила Ася.

Они вышли на свободу. Тоня, Петр Николаевич и Кристина испытывали чувство благодарности к Асе и ее истории. Да-да, даже Кристина. Она наконец-то разгадала Асю, нашла подвох и удовлетворенно констатировала, что не обделена судьбой.

На ступеньках они распрощались и пошли по своим делам. Тоня, твердо решившая принять при первом же случае предложение Толика, посмотрела вслед удаляющейся Асе. Стройная фигурка, рюкзак, подпрыгивающие при ходьбе рыжеватые хвостики…

Вы ведь хотите узнать, о чем думала Ася, правда? Я не буду этого скрывать. Она думала о событиях двадцатишестилетней давности. В тот день Ася узнала, что муж (не Роберт, а другой, первый) от нее уходит. Всё тщательно обдумав, Ася запила снотворное вином, усадила детей на заднее сиденье, сама села за руль и поехала. Ехала долго. Таблетки почему-то не действовали, единственной помехой были слёзы, застилающие глаза. Но вот навалилась долгожданная усталость. Ася увидела, как по встречной едет грузовик. Поняла, что сама направляет машину всё левее и левее. А потом раздумала умирать и резко вывернула руль.

Полина

***

Что-то зашуршало над ухом. Наверное, какой-нибудь жук, привлеченный яркой заколкой. Ирина Владимировна рассеянно провела по голове рукой, нащупала запутавшийся в волосах комочек и аккуратно, чтобы не помять ему крылышки, вынула. Всё еще поглощенная своими мыслями, она чуть не стряхнула жука в ближайший куст, но в последний момент решила посмотреть на спасенного.

На ладони лежал цветок абрикоса. Некрасивый, с тремя усохшими коричневыми лепестками. Остальные два, успевшие побыть розовато-белыми, уже помялись, потеряли упругость и безжизненно прилипли к приютившей их руке.

Ирина Владимировна положила цветок в траву.

***

Когда они познакомились, Ирина Владимировна отчаянно стремилась стать матерью. У нее не получалось. Несколько лет беспрерывных попыток, всего одна беременность, весьма быстро закончившаяся выкидышем, и снова бесконечные неудачи.

– Я не понимаю, – сокрушалась Ирина Владимировна. – Почему у одних не получается родить, как ни старайся, а другие каждый год беременеют случайно?

– Может, у тебя другое предназначение, – говорила подружка Майя. – Может, тебе не посылают своих детей, чтобы ты взяла на себя заботу о тех детях, которые родились ненужными?

– Но я не хочу чужих, я хочу быть беременной, хочу родить, как ты не понимаешь?

Майя умолкала.

Ирина Владимировна часто фантазировала о том, каким будет ее ребенок. Работая в садике, она наблюдала за своими воспитанниками, выбирала какое-нибудь понравившееся качество и тут же решала, что и ее ребенок будет таким же. Идеальный этот образ состоял исключительно из положительных качеств. Ни один из чужих детей, знакомых Ирине Владимировне, не совпадал с ним даже наполовину, поэтому она твердо верила, что Майя заблуждается. Сироток пусть воспитывают другие, Ирина Владимировна не сможет их полюбить.

Так и жила она, мечтая о собственных детях и неизбежно замечая все недостатки детей чужих.

А потом в садик привели новую девочку. Ее звали Полина.

Незаметно для себя Ирина Владимировна поняла, что у нее обязательно должна быть дочь, хотя раньше ей больше хотелось родить мальчика.

В их квартире давно уже имелась детская, хотя так ее не называли ни Ирина Владимировна, ни ее муж. Из суеверного страха оставляли комнату условно свободной, безликой, чтобы не спугнуть ее долгожданного жильца. Белые стены, кремовые воздушно-кружевные занавески, маленький белый комод с потертостями «под старину», в тон ему стулья и этажерка. Кровати не было. Тогда, в первые недели своей беременности, Ирина Владимировна кинулась заказывать дизайнерскую люльку. Мастер обещал уложиться в три недели, но уже в конце первой пришлось всё отменить. Больше комнату не трогали.

Полину из садика забирали поздно. Часто они с Ириной Владимировной оставались вдвоем, когда остальные расходились по домам.

– Пойдешь ко мне жить? – спрашивала Ирина Владимировна.

– Не-ет, – неизменно хихикала Полина. А иногда настороженно переспрашивала: – Вы же шутите, правда?

– Конечно, шучу, – улыбалась Ирина Владимировна, мысленно переставляя мебель в детской, чтобы Полине там было уютнее.

Это стало их с Полиной игрой. Ирина Владимировна в шутку обещала забрать Полину к себе, а Полина так же шутливо отмахивалась. Сначала играли только по вечерам, но потом постепенно расширили рамки. Полина забиралась к Ирине Владимировне на колени, а та при всей группе спрашивала:

– Ну что, Полина, пойдешь ко мне жить?

В конце концов Ирине Владимировне сделали замечание. Она смутилась, устыдилась и задумалась. Не зашло ли всё слишком далеко? Не слишком ли она усердствует, воображая, что Полина могла бы быть ее ребенком?

Ирину Владимировну стали мучить странные сны, в которых неизменно присутствовала Полина. Начал болеть живот, иногда темнело в глазах. Врачи никаких болезней не находили и все симптомы списали на стресс.

– Конечно, стресс, – горячо соглашалась Майя. – Тебе вообще пока на чужих детей смотреть нельзя, одно расстройство… Тебе бы уволиться и дома посидеть, позаниматься творчеством, пока не родишь.

Ирина Владимировна поговорила с мужем и перешла на неполный рабочий день. Из-за измененной нагрузки ее перевели в другую группу, так что с Полиной они теперь виделись нечасто.

Боли не прошли, беременности всё не было.

– Увольняйся, – категорически заявляла Майя.

Ирина Владимировна не хотела. Она и самой себе в этом боялась признаться, но ей очень не хватало общества Полины. Она всё так же мысленно наполняла детскую вещами Полины, присутствием Полины. Но каждый раз одергивала себя, осознавая чудовищную неправильность своей мечты и мучительно краснея.

Врачи тоже советовали Ирине Владимировне избегать стрессов и нагрузок, расслабиться и заняться чем-нибудь приятным. Они утверждали, что это повысит ее шансы забеременеть.

Ирина Владимировна не стала говорить с мужем.

– Мы не можем себе этого позволить, – отвечала она Майе и врачам.

А потом Полина пошла в школу. Всё еще бездетная Ирина Владимировна снова загорелась идеей родить дочь. Иногда она была уверена, что у нее получится копия Полины. Иногда осознавала, что вряд ли, но тут же утешала себя мыслью о том, что рождение собственного ребенка заставит образ Полины исчезнуть из ее сознания.

Ирина Владимировна наконец уволилась и целыми днями рисовала и шила.

Беременности всё не было, а вот одержимость Полиной, кажется, стала ослабевать.

***

Подул ветер, осыпая Ирину Владимировну пригоршнями бело-розовых цветов. Где-то вдали лаяли собаки и гудели машины.

Ирина Владимировна подождала еще немного, а потом зашагала по выложенной серыми плитами дорожке. Ровно на повороте она столкнулась с Полиной и изобразила удивление.

– Надо же, как часто мы стали встречаться! Ты из школы? А я с работы…

Ирина Владимировна действительно шла со своей новой работы. Вот только она каждый день почти час ждала в парке, чтобы «случайно» увидеться с Полиной.

Первая их встреча действительно была случайной. Ирина Владимировна тогда только начала работать на новом месте и по пути домой заехала в магазин, задержавшись там ровно настолько, чтобы оказаться в парке одновременно с Полиной.

Полине к тому времени было уже почти девять лет. Ее мать в третий раз вышла замуж и родила четвертого ребенка. Ирина Владимировна мысленно возмутилась. В последний раз, когда они виделись, муж был первый, а детей всего двое: Полина и ее младший брат Ваня. Правда, и этот первый муж приходился Полине отчимом. От него мать Полины родила Ваню, а потом Сережу. Потом был второй муж, не оставивший потомства. (Видимо, банально не успел, потому что брак с ним продлился всего несколько месяцев, а Сережа на тот момент был совсем маленьким.) Теперь вот третий, счастливый отец Димы.

«Куда ей столько?» – думала Ирина Владимировна.

Снова заныла больная струна в ее сердце, требуя у Вселенной, чтобы Полина каким-то образом оказалась ее дочерью.

А Полина, невозможно хрупкая по сравнению со своим огромным рюкзаком, в это время рассказывала, что живут они сейчас хорошо, вот только Дима по ночам спать не дает.

– Пойдешь ко мне жить? – вырвалось у Ирины Владимировны.

Полина просияла, вспомнив их игру, но тут же покраснела, опустила глаза и промолчала, застенчиво улыбаясь своим сандалиям.

Ирина Владимировна тоже заметалась между радостью узнавания и стыдом за эту излишнюю фамильярность. В конце концов, кто она Полине? Что Полина помнит о своей детсадовской жизни? Нужно ли навязываться?

Но она всё же навязалась.

Иногда Ирине Владимировне казалось, что Полина поддерживает беседу исключительно из вежливости, а на самом деле ей неудобно и жутко хочется сбежать поскорее домой. В такие дни она обещала себе бросить это глупое преследование и даже ходила домой другой дорогой, но потом всё же сдавалась. И видела неподдельную радость в глазах Полины.

Вот и сегодня Полина была рада ее видеть, Ирина Владимировна сразу это поняла. Только радость эта была какая-то отчаянная, как будто Полина просто жаждала хоть чьего-нибудь общества.

Поболтав о какой-то ерунде, Ирина Владимировна снова не удержалась:

– Пойдешь ко мне жить?

– Нет!

И Полина скрылась в своем подъезде, даже не попрощавшись.

Всю ночь Ирина Владимировна балансировала на грани между сном и бодрствованием. Мысли путались с беспорядочными образами. Почему-то снова и снова мелькал перед глазами уродливый цветок абрикоса.

Под утро Ирина Владимировна наконец заснула. Во сне она разговаривала с Полиной. Смотрела сверху вниз в ее широко раскрытые зеленовато-голубые глаза («Какие у тебя глаза красивые, как бриллианты», – часто говорила Ирина Владимировна) и спрашивала:

– Ты ведь меня забудешь?

Полина не отвечала, отводила взгляд, чтобы не расстраивать ее. Во сне она знала, что мимолетные знакомства из детсадовских времен забываются легко.

***

Ирина Владимировна больше не ждала Полину в парке. Она вообще больше не ходила через парк, чтобы случайно с ней не столкнуться. Зачем эта неловкость, навязчивость, глупые шутки? Вся значимость их дружбы – в голове Ирины Владимировны, теперь она ясно это видела. Придумала себе, будто Полине приятно ее общество…

***

Они уезжали. Муж нашел новую работу, но не это было причиной. Ирина Владимировна наконец прислушалась к советам врачей, Майи и собственного внутреннего голоса. Надо бросить весь багаж и начать всё с самого начала. Бросить квартиру с супружеским ложем, полным неоправданных надежд, с детской, в которой так никто и не поселился, с грузом постоянных неудач. «Бросить глупые мечты о том, чему никогда не суждено сбыться», – добавлял шепотом внутренний голос Ирины Владимировны.

Когда проезжали мимо парка, Ирина Владимировна мысленно пожелала Полине счастья. Она не стала с ней прощаться, напомнив себе, что для Полины их знакомство не имеет значения.

Июньское солнце палило, желая то ли согреть несчастную Ирину Владимировну, то ли сжечь.

***

На новом месте удача улыбнулась им. Всего через год Ирина Владимировна забеременела. Врачи предупреждали о возможных пороках развития плода и настаивали на аборте.

– С ума сошла? – верещала в трубку Майя. – Даже не думай! У соседей тоже дочку даунами пугали и аборт делать хотели, а она родила здоровых близнецов, в школу вон скоро пойдут… Никого не слушай, рожай!

Ирина Владимировна была с ней согласна. У нее наконец-то будет собственный ребенок, наконец-то закончится это метание между фантазиями и реальностью…

После долгих месяцев токсикоза и жутких болей в спине Ирина Владимировна наконец стала матерью. Врачи оказались правы, девочка родилась с пороком сердца и заячьей губой. Ирина Владимировна вспомнила цветок абрикоса и свою одержимость чужим ребенком. «Значит, так и должно быть,» – наконец решила она. Отпуская свою причудливо сбывшуюся мечту и несбыточную фантазию, она назвала дочь Полиной.

Заботы о новорожденной наконец вытеснили из сердца Ирины Владимировны чужую девочку.

***

Полина шла домой, стараясь ни о чем не думать. В голове звенело и переливалось: «Золотистый стафилококк, зо-ло-тис-тый ста-фи-ло-кокк…» Страшное, неумолимое. Как можно умереть от чего-то золотистого? Золотистое – это украшение, оно красивое и безопасное… Представилась золотистая цепочка, стягивающая мамино горло. Полина понимала, что всё было не так, но цепочка плотно засела в ее голове, не желая исчезать.

У Полины должен был родиться еще один брат. Его решили назвать Кириллом. Роды были сложные и долгие. Когда Кирилла наконец достали, он был уже мертв. А мама подцепила золотистый стафилококк. Из разговоров взрослых Полина узнала, что коварный золотистый стафилококк живет везде и нападает на людей, когда они особо уязвимы. Например, после тяжелых родов.

Перед глазами Полины замелькали золотистые мушки, копошащиеся в трещинах асфальта. Вот они ползут уже по ней, подбираются к горлу…

– Надо же, как часто мы стали встречаться! Ты из школы? А я с работы…

Мушки исчезли, сметенные радостным голосом.

– Ирина Владимировна! – Полина вцепилась в нее, как в спасательный круг.

Наконец-то человек, не знающий о золотистом стафилококке и последовавшем за ним сепсисе, наконец-то можно отвлечься и не думать.

Полина стала взахлеб рассказывать о поездке в ботанический сад, о новой учительнице и о только что ощенившейся таксе соседки.

Ирина Владимировна внимательно слушала и рассказывала о своей новой работе. Она давно уже не работала в садике, а вела курсы рисования.

Полина вспомнила, как обижалась когда-то на маму, ревнуя ее к брату и отчиму. Вспомнила, как мечтала уйти домой с Ириной Владимировной, чтобы мама плакала. Она знала, что Ирина Владимировна зовет ее к себе только в шутку, но очень хотела взять и согласиться. И пусть мама сидит дома с братиком, раз она его любит больше, а Полина пойдет жить к Ирине Владимировне… Но это была только игра, поэтому Полина всегда отвечала отказом. А теперь мамы нет…

– Пойдешь ко мне жить? – вдруг спросила Ирина Владимировна.

– Нет!

Полина успела скрыться в подъезде, и Ирина Владимировна не увидела ее слёз.

***

Из всех маминых детей Полина была единственной с прочерком в графе «Отец». Ни один из отчимов не удосужился удочерить ее, поэтому после смерти матери она оказалась в детдоме. Взрослые говорили, что это всё временно, скоро найдется какой-нибудь родственник…

Родственники не находились.

Полина жила в полусне, внешне всё больше напоминая тень. Вся она стала какая-то полупрозрачная, потусторонняя. Глаза, которые Ирина Владимировна сравнивала с бриллиантами, не вызывали столь радужных ассоциаций у ее нынешнего окружения.

– Уставится в стенку, как лунатик, и сидит. А глаза страшные, русалочьи, – шепотом рассказывали друг другу детдомовские сотрудники.

Полина их слышала, но не слушала. Она вспоминала свою последнюю встречу с Ириной Владимировной и крепко держалась за нее. Ирина Владимировна заметит ее отсутствие, непременно заметит. Она же каждый день ходит с работы через парк… Заметит, забеспокоится, узнает у соседей, что Полина в детдоме, и приедет.

– Пойдешь ко мне жить? – спросит Ирина Владимировна.

И Полина наконец-то ответит:

– Да!