Текст книги "Притворщик"

Глава 11

Рынок оправдал самые смелые ожидания Агаты: столько людей и такое количество самых разнообразных товаров она никогда не видела.

Огромная площадь, разделенная рядами прилавков, на которых располагались всевозможные фрукты и овощи, напоминала настоящий лабиринт, где горы фруктов и овощей перемежались с нежным товаром продавцов цветов и галантерейщиков.

Саймон, не торгуясь, купил букетик фиалок у какой-то оборванки, которая стояла у входа в церковь. У Агаты затрепетало сердце, когда он повернулся и с учтивым поклоном протянул ей цветы.

Уходя, она оглянулась и увидела, как женщина, сжимая монетки в руке, смотрит им вслед с таким видом, словно Саймой спас ее жизнь; судя по числу худеньких детишек, цепляющихся за юбки торговки, так оно и было.

Щедрый вор. Как это похоже на Саймона. Вот он снова остановился, и Агата, проследив за направлением его взгляда, увидела измазанного сажей мальчугана, который, сидя на земле, дремал, сжимая в руке огрызок яблока.

– Что? – тихо спросила она. – Что ты там увидел?

– Себя. – Саймон сказал это очень тихо, так что она его едва расслышала.

Агата снова взглянула на мальчика, на его щетки и тряпки, которые он обхватил ногами, чтобы их не украли, пока он дремлет.

– Значит, ты действительно трубочист?

– Был трубочистом. – Саймон тряхнул головой, пытаясь прогнать воспоминания. – Теперь я вырос и больше не подхожу для этой роли.

– Это очень трудная работа?

Саймон лишь пожал плечами, и Агата, наклонившись к мальчику, осторожно прикоснулась к его плечу.

Паренек поморгал и смущенно уставился на нее.

Не думая о том, что может испачкать перчатки, Агата взяла его руку и вложила в нее сложенные бумажки. Очевидно, это были фунтовые банкноты, потому что мальчуган сначала недоверчиво вытаращил глаза, а потом взглянул на Агату почти с благоговением.

Улыбнувшись маленькому трубочисту, Агата подошла к Саймону.

– Может быть, купим что-нибудь? При виде всего этого изобилия у меня разыгрался аппетит.

Саймон остановил ее, взяв за руку.

– Сначала скажи, почему ты это сделала?

– Потому что, взглянув на него, я увидела тебя…

Вскоре Агата уже оживленно торговалась с продавцом, как будто не отдала только что знакомому мальчишке в десять раз большую сумму.

Пока они шли по рынку, Агата высказывала свои замечания о таких вещах, которые Саймон перестал замечать много лет назад. Потом он купил ей у пасечника немного сотового меда, и Агата поделилась медом с ним.

У нее вкус меда вызвал воспоминания об Эпплби, о летних днях в саду, о яблоневом меде и о том, как она каждое утро намазывала мед на кусочек поджаренного хлеба. К несчастью, сейчас она меньше всего хотела бы вернуться домой, где ее не ждало ничего хорошего. В Лондоне же ей еще предстояло так много всего увидеть, пережить, и к тому же здесь был тот, с кем ей уж точно никак не хотелось бы расставаться.

Саймон не был на рынке очень давно, и хотя здесь почти все осталось таким же, как всегда – те же звуки, запахи, знакомые с детства, – он не встретил ни одного знакомого лица. Ну что ж, ведь прошло двадцать лет, а жизнь уличного торговца коротка и тяжела.

Теперь он чувствовал себя внутренне свободным, как будто больше никто и нигде ничего от него не ожидал.

Это давало ему возможность сосредоточиться на ближайшей цели и выяснить наконец, кем же является на самом деле его новая знакомая.

– Расскажи мне, где ты росла, Агата.

– Хорошо, но только если ты расскажешь, как стал вором. – Она улыбнулась. – Ты расскажешь мне свою историю, а я – свою. – Агата протянула руку, чтобы скрепить сделку.

Саймон на мгновение задумался.

– Ладно, идет. – Он крепко пожал ее руку. – Итак, я начинаю. Однажды я спас сына одного богатого человека от похищения, и он отблагодарил меня, обучив всему, что знал сам о замках и сейфах.

– Это ты называешь благодарностью? – с сомнением уточнила Агата.

– Для парнишки, который, чтобы не умереть с голоду, целыми днями лазает по трубам, а ночью спит где-нибудь в грязном переулке, все представлялось именно так.

– А твоя мать?

Саймон поморщился, затем вздохнул.

– К тому времени у меня больше не было матери.

Нежная рука Агаты сжала его ладонь.

– Мне так жаль… Я тоже потеряла мать, когда была совсем маленькой.

– Но моя мать тогда еще была жива. Уверен, она надеялась, что настанет день, когда ей не придется больше продавать себя для того, чтобы выжить.

Агата пристально вгляделась в его лицо.

– А твой отец?

– Ты хочешь узнать, кто он? Мне бы тоже хотелось это узнать. Мальчишкой я представлял себе разных мужчин на месте своего отца: джентльменов, лордов, даже самого короля. Увы, мать обычно имела дело только со всяким сбродом из низов: с крысоловами, старьевщиками и тому подобными типами. Вероятнее всего, одному из них я и обязан своим рождением.

– Но…

– Э нет, теперь твоя очередь, – бесцеремонно прервал Саймон свою собеседницу.

– Ладно. – Агата кивнула, потом еще некоторое время шла рядом с ним. – Я всю жизнь прожила в деревне, пока не приехала в Лондон в поисках Джейми. У нас очень красивые места, особенно весной, когда от аромата цветущих яблонь можно опьянеть. Потом, когда перед началом лета лепестки цветов опадают, наступает несколько волшебных дней и кругом падает цветочный снег. Тебе, возможно, это кажется глупым, но так оно и есть. В детстве я обычно собирала лепестки в кучу, как собирают осенью опавшие листья, – Агата улыбнулась, воспоминая, – и эта куча была достаточной для того, чтобы маленькая девочка могла зарыться с головой в розовый снег.

Саймон представил себе крошечную пухленькую Агату, прыгающую в цветы, и эта картина его очаровала.

– Ты всегда была такой?

– Какой?

– Ну-у, резвилась на воле в свое удовольствие?

Агата кивнула:

– Да, до поры до времени. А потом, когда я поняла, что это совсем не безопасно, я стала держаться ближе к дому.

– Почему ты почувствовала опасность?

– В этом виноват Мерзкий Реджи, сын соседнего землевладельца. Теперь этот отвратительный мальчишка стал отвратительным мужчиной. – Агата некоторое время шла молча. – Однажды он застал меня одну – мне тогда было не больше одиннадцати лет, а ему около семнадцати.

Саймону было больно это слышать: ему хотелось, чтобы жизнь маленькой девочки, которую он себе представил, состояла только из яблоневого цвета.

– Как ты сказал, я резвилась на воле, целые дни проводила в саду и купалась в ручье в одних панталонах, – Агата перешла почти на шепот, – вот и не заметила, что он наблюдает за мной. Я была еще совсем маленькой, но казалась старше, моя фигура вполне сформировалась.

– А этот тип знал, сколько тебе на самом деле лет?

– Конечно! – Агата кивнула. – Однажды он поймал меня в руинах старого помещичьего дома, набросился на меня, повалял на землю, а потом разорвал лиф моего платья… Реджи был намного сильнее меня, и я не могла ничего сделать. Потом он принялся… трогать меня. – Агата стала нервно засовывать только что купленный ею пакетик с инжиром в ридикюль, а когда она снова взглянула на Саймона, лицо ее побледнело, хотя и казалось спокойным. – Видимо, это продолжалось всего несколько мгновений, но мне показалось, что прошло несколько часов. Думаю, Реджи на этом не остановился бы, но его напугали мои крики. Если захочу, я умею кричать очень громко, а Реджи всегда был трусом.

Она помолчала.

– После этого я больше никогда не чувствовала себя в полной безопасности, и только с тех пор, как приехала в Лондон, мне стало немного легче. – Агата сделала глубокий вдох. – Мерзость бродит по земле. И когда эта мерзость прикоснется к вам, она вас меняет, вы утрачиваете что-то драгоценное. Если вы сильны духом, то можете в результате стать мудрее, но в большинстве случаев вы просто проигрываете.

В душе Саймона шевельнулось что-то очень похожее на благодарность. Агата словно читала страницы из его прошлого. Впервые в жизни он встретил женщину, которая не боялась высказать все, что накипело у нее на душе, и это как будто была и его душа тоже.

Агате все еще не верилось, что она рассказала Саймону о Мерзком Реджи; страшно подумать, но ведь кто-нибудь мог подслушать их разговор!

Однако Саймона она не опасалась и от его близости не чувствовала никакого неудобства.

– Не пора ли нам домой, Агата? – раздалось у ее уха, и она вздрогнула, но тут же заставила себя улыбнуться.

– А может, нам пора поговорить о нашем плане?

Саймон взял ее за руку, и когда их пальцы сошлись, Агате стало жарко.

– Хорошо, но давай обсудим наш план немного позже.

На следующее утро, когда они, сидя в Голубой гостиной, обсуждали план, Саймон понял, во что именно он позволил вовлечь себя. Агата обладала стратегическими способностями, которым могли бы позавидовать некоторые генералы, и имела более чем достаточно энергии, чтобы провести свои идеи в жизнь; сидя на полу рядом с кучей приглашений и его излюбленным креслом, в котором он расположился, она, держа на коленях календарь, что-то писала в записной книжке, содержащей сведения о занятиях и связях наиболее важных представителей лондонской элиты. Ее волосы были заплетены в косу, старенькое платье в цветочек с широкой юбкой едва прикрывало щиколотки ног в белых чулках.

Саймон старался не замечать приятного колыхания ее груди под тонким муслином, как ни хотелось ему взять ее за руку и, опрокинувшись вместе с ней, кататься по ковру целый день.

– Как тебе удалось собрать такие досье? – наконец спросил он.

Погруженная в свою работу, Агата едва взглянула на него.

– Что такое «досье»?

Если бы Саймон не был убежден в том, что они в конце концов окажутся по разные стороны баррикад, он непременно влюбился бы в эту женщину с умом ловкого шпиона, с талантом настоящей актрисы и телом, способным заставить мужчину поверить чему угодно…

– Досье – это папка, в которой содержится информация о ком-нибудь.

Агата озадаченно уставилась на него, и Саймон с некоторым опозданием понял, что выказал неподобающую его роли эрудицию.

– Так говорил мне Баттон…

– Ах вот как? – Агата на минуту задумалась. – Возможно, нам следует подключить к этому и Баттона. Никто лучше слуги не осведомлен обо всем, что происходит вокруг: так говорил мне Джеймс еще до того, как ушел в армию.

Проклятие! Хорошо бы допросить ее в течение часа, чтобы услышать каждое слово, сказанное ей когда-либо Джеймсом. Возможно, эта информация позволила бы ему узнать многое, о чем она знала, но не догадывалась, что это важно. Саймон интуитивно чувствовал, что развязка близка и скоро у него будет много работы.

– Думаю, я правильно выбрала нашей первой жертвой советника премьер-министра. Если нам удастся проникнуть в Кабинет лорда Мейуэлла, мы, возможно, найдем там информацию, которая подтвердит, что Этеридж и есть Грифон.

Опять этот проклятый Грифон!

– Не следует забывать и о знаменитых рубинах Мейуэлла…

Агата бросила на Саймон сердитый взгляд.

– Ты не возьмешь оттуда ни одной вещи, я настаиваю на этом.

– Почему?

– Потому что, если тебя поймают, может обнаружиться, что мы вовсе не женаты, и…

– Нет, я имею в виду – почему ты так стараешься отыскать Джеймса? Что, если он бросил тебя по доброй воле, скрылся и живет себе где-нибудь припеваючи, совсем не думая о тебе?

Агата пристально посмотрела на Саймона.

– Ты слишком долго был одинок и не сможешь понять этого. Джеймс никогда не бросит меня, как и я никогда не брошу его.

Саймону было неприятно, что такая энергия и такая преданность направлены на другого мужчину, чья вина в его глазах росла с каждым часом.

Лучше бы она поменьше верила этому Джеймсу и побольше – ему.

Агата поднялась с ковра и, дернув сонетку, вызвала дворецкого.

– Пирсон, будьте добры, пришлите к нам Баттона.

Вскоре Пирсон снова открыл дверь гостиной и сухо доложил:

– К вам мистер Баттон, мадам. – Когда он заметил, сколь неподобающим образом Агата устроилась на полу, его левая бровь поползла вверх, остановившись почти у линии волос, однако, не издав больше ни единого звука, он неторопливо вышел и плотно прикрыл за собой дверь.

Оказавшись в комнате, Баттон явно занервничал: видимо, он чувствовал себя не в своей тарелке и, переминаясь с ноги на ногу, с каждой минутой становился все бледнее.

Агата забеспокоилась:

– Баттон, что происходит?

– Он думает, что ты позвала его, чтобы уволить, – насмешливо заметил Саймон.

– Что за вздор! Не бойся, Баттон, я тебя не увольняю, напротив, я намерена поощрить тебя и повысить тебе заработную плату.

Саймону показалось, что Баттон вот-вот хлопнется в обморок от радости.

– Вы правда хотите повысить мне зарплату? – Тщедушный слуга вытащил отделанный кружевом носовой платок размером с наволочку и промокнул выступивший на лбу пот. – О Господи, а я-то боялся…

– Поверь, тебе не о чем беспокоиться: ты самый лучший камердинер в Лондоне и к тому же умеешь держать язык за зубами. – Агата жестом предложила Баттону сесть. – Бедняжка, ты, кажется, сильно перенервничал. Я сейчас прикажу принести тебе чаю.

– Ах нет, не беспокойтесь, мадам, со мной уже все в порядке.

– Ну тогда у меня есть для тебя особое поручение.

– Поручение, мадам?

– Да. Мне известно, что ты знаешь все обо всех в Лондоне.

– Ну, скажем, обо всех, кто что-то значит, – с притворной скромностью поправил Баттон.

– Именно так. – Агата протянула слуге записную книжку. – Это список нужных людей. Я хочу, чтобы ты записал рядом с каждой фамилией все известные тебе подробности о данном человеке, какими бы незначительными они ни казались. Пока я ради твоей безопасности могу сказать тебе только это. Если ты хочешь отказаться, то сделай это прямо сейчас.

Баттон вытаращил глаза; такого поворота событий он никак не ожидал.

– Я выполню любое ваше поручение, мадам, можете на меня положиться.

– Спасибо, Баттон. Я знала, что могу рассчитывать на тебя. – Агата наклонилась и поцеловала Баттона сначала в одну, потом в другую щеку, как будто провожала его на битву.

Баттон поднялся на ноги, и Саймон мог бы поклясться, Что в этот миг низкорослый слуга стал на дюйм выше.

– Вернусь, как только закончу, мадам. – Баттон чуть помедлил. – Вот только мне может не хватить бумаги…

Агата кивнула.

– Я прикажу Пирсону доставить ее тебе собственноручно.

В глазах Баттона промелькнула озорная искорка.

– Ему это едва ли понравится.

– Я знаю.

Баттон молча поклонился Агате и Саймону и, весьма довольный собой, с важным видом вышел из гостиной.

Как только дверь за ним закрылась, Саймон принялся аплодировать.

– Браво! – с восхищением воскликнул он. Агата сморщила носик.

– Уймись, Саймон. Разве я не сделала его счастливым? – Она тут же вновь обернулась к куче приглашений и извлекла оттуда карточку от лорда Мейуэлла. – Это на сегодняшний вечер. Как ты думаешь, можно мне дважды в неделю появиться в обществе в зеленом вечернем платье?

– Откуда мне знать, я ведь не камердинер, – проворчал Саймон.

Агата пристально взглянула на него.

– Кажется, ты не в духе?

– По-моему, я сделал для тебя несколько больше, чем Баттон, но получил за это всего лишь «уймись, Саймон».

– Ах, бедняжка! – Агата встала на колени и оперлась руками о подлокотник его кресла. – Ты хочешь, чтобы тебя тоже поцеловали, да? – Она трубочкой вытянула губы, делая вид, что целует его; и тут Саймон наклонив голову, крепко прижался губами к ее губам.

Глава 12

По телу Агаты прокатилась такая горячая волна желания, что у нее даже дыхание перехватило. Его губы были горячими и влажными, и она почувствовала, как его язык скользнул по ее зубам. Потом он легонько куснул ее за нижнюю губу.

Все благородные намерения Агаты, предписывавшие ей относиться к Саймону как к брату, мгновенно испарились, и когда он осторожно взялся рукой за ее косу, она помогла ему, откинув назад голову и открыв доступ к горлу, подчиняясь губам Саймона, как будто делала это всю жизнь.

Его пальцы осторожно расплетали косу, теплая ладонь обхватила грудь. Его жар проник сквозь тонкую ткань платья, лишив ее остатков решимости.

Ухватившись за подлокотники кресла, Агата пыталась как можно теснее прижаться к нему; ей хотелось почувствовать его тело рядом со своим, как она чувствовала это в кабинете Уинчелла.

Потом Саймон соскользнул с кресла и оказался на полу вместе с ней. Его рука, оставив грудь, обвилась вокруг ее талии.

Да. Это именно то, что нужно. Ей давно не терпелось ощутить, как его твердое тело крепко прижмется к ней.

Но этого было недостаточно. Агата попыталась сбросить с его плеч пиджак, и Саймон охотно помог ей.

Как только она получила доступ к его твердым мускулистым плечам, ее руки принялись по-хозяйски оглаживать все это великолепие. Это был ее Саймон.

Потом Агата оказалась лежащей на спине, и под ней захрустели разбросанные по полу приглашения. Саймон, колено которого уютно расположилось между ее бедрами, наполовину лежал на ней. Странно чувствовать его там и знать, что если немного раздвинуть колени, то он может оказаться внутри, подумала Агата, и все же, как ни удивительно, ей было совсем не страшно. На этот раз на нее никто не нападал – это был Саймон.

Запустив пальцы в густую темную шевелюру, Агата снова приблизила рот Саймона к своему лицу, их губы сомкнулись, языки, соприкоснулись, и все это лишь усилило охватившее ее нетерпение. Ей как будто хотелось съесть его живьем, вобрать его в себя, чтобы разделить с ним сжигавшую ее страсть.

Саймон чувствовал ее аромат, ощущал ее вкус, ему не верилось, что существует такая шелковистая кожа, как у нее. Его тело пульсировало от нетерпения. Взяв в обе руки ее груди, он жадно обласкал губами соски. Его напрягшийся член прижался к ее бедру, и ему мучительно захотелось поскорее вторгнуться внутрь.

Крепко обняв его, Агата щедро предлагала ему себя: ее руки поглаживали его плечи, и она беспокойно заерзала под ним.

– Да, Саймон, прошу тебя…

Он чуть передвинулся, располагаясь между бедрами, и его напрягшийся член отреагировал пульсацией.

– Пожалуйста… остановись.

Остановиться? В этот момент слово показалось ему бессмысленным, но потом он понял, что ее ерзанье было вызвано не нетерпением, а сопротивлением.

Агата слегка приподняла голову и, покраснев, посмотрела куда-то через его плечо; потом он услышал за своей спиной покашливание Пирсона; взгляд слуги был устремлен куда-то за горизонт, а обе брови практически слились с линией волос.

Саймон вопросительно взглянул на Агату, но она лишь глупо захихикала, видимо, окончательно лишившись способности контролировать ситуацию.

– Мадам, к вам явилась с визитом миссис Трапп с дочерьми, – стараясь сохранять достоинстве, доложил Пирсон.

На этот раз Агата хотя и с трудом взяла себя в руки.

– Спасибо, Пирсон. Передай миссис Трапп, что я буду через несколько минут.

Как только дверь закрылась, Саймон услышал торопливое шуршание бумаги: это Агата пыталась привести в порядок комнату. Поднявшись с пола, он принялся помогать ей, надеясь, что это отвлечет его от мучительной боли в паху.

Сейчас Агата избегала смотреть на него, из чего Саймону стало ясно, что своей несдержанностью он существенно осложнил ситуацию; теперь ему только оставалось надеяться, что все еще поправимо.

По правде говоря, он должен поблагодарить Пирсона за то, что тот прервал их; это уберегло его от непростительной ошибки. Он едва не нарушил первое правило выживания в его профессии: «Не смешивать дело с удовольствием».

Джеймс Каннингтон снова протер глаза и сосредоточился на газетном тексте. Его зрение не стало лучше, но сегодня он по крайней мере мог различать буквы.

Он не помнил, как ему удалось стащить газету, потому что его избили до потери памяти, а когда он наконец очнулся, голова его пульсировала от боли так, что он боялся дышать, а глаза практически ничего не видели.

Стиснув зубы, Джеймс заставил себя сосредоточиться. Строчки плыли перед ним, вызывая головокружение, но потом внезапно что-то стало проясняться.

«К…О…Г…Д…А…» – прочитал он.

Слава Богу, текст написан по-английски.

Джеймс снова откинулся на тюфяк, испытывая такое облегчение, что на какое-то мгновение даже голова у него перестала болеть.

Значит, он все это время был дома, а не где-нибудь во Франции или в Португалии. Если ему удастся бежать с судна, то он сможет добраться до Лондона, обратившись за помощью к любому английскому рыбаку или фермеру. Теперь впервые у него появилась надежда, что он сможет выбраться из этой ловушки живым.

Джеймс снова сел, прислонившись спиной к стенке судна, и при свете, пробивавшемся сквозь щель, стал просматривать оказавшиеся у него бумаги.

Набор был весьма пестрым. Страничка из отчета о собрании местных фермеров, позволившая ему сделать вывод, что он находится неподалеку от деревушки на побережье, расположенной, насколько он помнил, где-то к западу от Лондона. Затем он быстро просмотрел страничку из модного журнала, после чего перешел к страницам из лондонской «Тайме», коих было целых три.

Наконец-то настоящие новости! Джеймс придвинулся как можно ближе к своему источнику света и усилием воли заставил глаза работать как положено. Описание выигранного сражения заставило учащенно биться его сердце, зато, прочитав список павших в бою. Он был готов разломать свою тюрьму голыми руками.

К сожалению, между страницами не оказалось никакой связи: вероятнее всего, Бык хранил их для собственных нужд, чтобы использовать в качестве туалетной бумаги. Джеймс сомневался, что этот дюжий детина умел читать даже на родном языке, не говоря уже об английском.

Джеймс перечитал все еще раз, и тут что-то привлекло его внимание. Это было просто имя, упомянутое в светской хронике, которая интересовала его меньше всего.

Эпплкуист!

«…и провел большую часть вечера, беседуя с мистером и миссис Мортимер Эпплкуист с Кэрридж-сквер».

Мортимер Эпплкуист? На самом деле такого человека не могло быть, если только это не Агата. Но кто играет роль Мортимера? Неужели сестра вышла замуж в его отсутствие?

Нет, она этого не сделает. Он представить себе не мог, чтобы она решилась на такое изменение своей жизни, даже не оповестив его об этом и не подождав, пока он вернется домой. Но может быть, она узнала, что его уже нет в живых? Однако в этом случае она не стала бы придумывать какого-то Мортимера и таскать его за собой по всему Лондону.

Нет, его смышленая младшая сестричка сделала это умышленно… Она подавала ему знак, торопя вернуться домой.

Ну что ж, он готов. Осталось только придумать, каким образом это сделать.

Как ни странно, голова у него теперь работала вполне четко. Насколько он понимал, впервые за время его пребывания в плену его сознание не затуманивали никакие наркотические средства. Возможно, тюремщики перестали обращать на него внимание, решив, что теперь никаких проблем с ним не предвидится…

Джеймс обвел взглядом свой персональный крошечный ад. Ведро для воды так и стояло на том месте, где вечером оставил его Бык. Хлебные корки продолжали покрываться плесенью, потому что он не мог откусывать расшатавшимися зубами черствый…

Хлеб!

Он все время подозревал, что наркотики добавлены в воду, которая горчила и отвратительно воняла, но на самом деле наркотик был каким-то образом добавлен в хлеб: они, наверное, его посыпали каким-нибудь порошком, который он едва ли мог заметить среди многочисленных пятен на корке.

Ну что ж, теперь, когда к нему вернулась способность здраво мыслить, пора обдумать план побега. Правда, для этого придется полностью отказаться от пищи, а воду пить только в количестве, необходимом для того, чтобы выжить.

Джеймс спрятал бумаги и, снова опустившись на тюфяк стал похож на избитого и сломленного человека, каким и должны видеть его тюремщики; однако внутренне он собрался, словно профессионал, снова вернувшийся к своей работе.

Агата снова танцевала на балу. Еще один бальный зал, еще одно опасное приключение. Еще один танец с мужчиной в военной форме, который то и дело наступает тебе на ноги. Зато после четырех таких вечеров Агата наизусть выучила строевой устав.

Улыбнувшись тучному генералу, с которым вальсировала, она сделала глубокий вдох, чтобы привлечь его внимание к своему бюсту, и за его спиной подняла три пальца подавая знак Саймону.

Несколько мгновений спустя она заметила, как лакеи, обслуживающие гостей, начали собираться у входа, а потом исчезли, направившись в сторону кухни. Интересно, что выкинет Саймон на этот раз? Во время последних трех светских приемов она была потрясена тем, что он придумал, чтобы отвлечь внимание присутствующих. Лишь бы ему не пришло в голову незаметно выпустить на волю целый мешок крыс: Агата не могла спать всю ночь, вспоминая о хозяйке, которая была страшно смущена, увидев крысу, промчавшуюся по ее столовой в разгар званого обеда.

Саймон обещал, что больше не будет никаких паразитов, но она не вполне верила ему. Откровенно говоря, мужчины и понятия не имели, каких усилий стоит женщине организация светского развеселения. Агата постаралась превратить случившееся на званом обеде в шутку; ей очень не хотелось, чтобы кто-нибудь подумал, будто в доме действительно водятся крысы.

Генерал продолжал говорить, а Агата изо всех сил пыталась его слушать. Она уже выкачала из него информацию относительно Джейми и подвела его к разговору о знаменитом Грифоне. К сожалению, увидев ее глубокую заинтересованность, генерал решил, что ей желательно услышать обо всех его боевых подвигах.

Когда наконец, вальс закончился, Агата пожаловалась на жажду, и генерал ради ее спасения ринулся, словно в бой, добывать для нее шампанское.

Как только он скрылся в толпе, Агата огляделась вокруг. Саймон что-то задерживался: обычно он моментально вскрывал и закрывал сейфы, и никто даже не замечал этого. Он показал себя талантливым вором, на иногда чересчур пренебрегал опасностью. Если Саймон и дальше будет заниматься своим ремеслом, то наверняка попадет в беду.

Пробравшись сквозь толпу, Агата пересекла бальный зал и поднялась по лестнице на второй этаж огромного генеральского дома, где располагалась туалетная комната для леди.

Припомнив план второго этажа, Агата миновала вход в дамскую комнату и повернула за угол. В коридоре не было никого, кроме влюбленной парочки, застывшей в объятиях друг друга.

Сложив руки на груди, Агата придала лицу самое строгое выражение и кашлянула, после чего молодые люди, покраснев и тяжело дыша, отскочили друг от друга. Она едва не рассмеялась, вспомнив, как прервали их с Саймоном, когда они целовались, лежа на ковре.

Взявшись за руки, влюбленные убежали в направлении бального зала, но Агата успела услышать, как они спрашивали друг у друга:

– Это твоя дуэнья?

– Нет. Я думала, что это твоя родственница.

Судя по всему, нечего было опасаться, что эти двое когда-либо расскажут, что Агата одна бродит по дому, поэтому она быстро направилась туда, где, как ей было известно со слов Баттона, находился кабинет. По дороге она думала о том, как бы ей поскорее узнать тайну самого Саймона. Она собиралась спросить у него об этом сегодня, но подготовка к осуществлению плана не оставила ей ни минуты свободного времени. К тому же Агата не знала, как лучше приступить к допросу.

План расположения комнат в доме Агата помнила довольно хорошо; поэтому, сосчитав двери, она остановилась перед той, которая вела в кабинет хозяина, и постучала, как было условленно, шесть раз: три-два-один.

Дверь тут же открылась, и высунувшаяся рука, схватив за локоть, втянула ее в темноту.

– Право же, – пробормотала она, потирая тут же образовавшийся синяк, – у тебя настоящая страсть к театральным эффектам.

Теплая рука закрыла ей рот, и она вздрогнула от неожиданности. Затем она услышала шепот Саймона:

– Помолчи, дорогая, мы здесь не одни!

Саймон осторожно провел ее в темноте туда, где из-под другой двери пробивалась полоска света.

– Смотри! – Он заставил ее опуститься на колени перед замочной скважиной.

Агата приложилась глазом к маленькому кружочку света и поняла, что находится не в кабинете, а кабинет – это следующая комната.

Потом она услышала шуршание, шаги и увидела высокого широкоплечего мужчину, который рассматривал при свете свечи какие-то бумаги.

– Это Этеридж, – еле слышно прошептал Саймон.

Агата еще плотнее прижалась к замочной скважине, человек с явным раздражением разгладил бумаги, после чего повернулся…

Агата вздрогнула от неожиданности и шлепнулась бы на под, если бы ее не удержал Саймон.

– Что? Что ты увидела?

– Лорд Этеридж… – пробормотала Агата, указывая рукой на закрытую дверь, хотя Саймон, конечно, не мог разглядеть в темноте ее жеста.

– Что?

– Лорд Этеридж – это дядюшка Далтон.

– Ты хочешь сказать, что знакома с Этериджем?

Незаметно улизнув из смежной комнаты, они, извинившись за ранний отъезд, вернулись на Кэрридж-сквер, и теперь Агата, сидя на диване, нервно поигрывала кистями лежащей у нее на коленях подушечки, а Саймон в гневе расхаживал перед ней взад-вперед.

– Откуда мне было знать, что он и есть лорд Этеридж! Коллинз называл его дядюшкой Далтоном, а дядюшка Далтон представился как Далтон Монморенси. Ей-богу, Саймон, я ведь не знаю наизусть всю Книгу пэров.

Зато Саймон знал, так же как и все его оперативные сотрудники.

Он сердито взглянул на Агату, как будто она была виновата в том, что не работает вместе с ними. Целая неделя потрачена на ее глупости.

– Значит, ты считаешь, что дядюшка Далтон и есть Грифон? – осторожно спросила Агата.

– Ради всего святого, перестань называть его дядюшкой; он не твой дядя и не старше меня.

– Теоретически ты мог бы быть моим дядюшкой, если бы моя мать была твоей старшей сестрой.

Саймон наклонился и выхватил у нее из рук подушечку с кистями, которыми она все это время не переставала играть.

– Я не твой чертов дядюшка!

Агата вскочила.

– Отлично! Ты не мой чертов дядюшка! Далтон Монморенси не мой чертов дядюшка! – Она стояла подбоченившись и сердито смотрела на него. – Но я спросила тебя, не думаешь ли ты, что Далтон Монморенси является чертовым Грифоном?

– Нет! – рявкнул Саймон, сверля ее сердитым взглядом.

Некоторое время Агата стояла, опустив голову, потом вернулась на диван.

– Зачем я спрашиваю тебя? Я знаю о Грифоне гораздо больше, чем ты.

А вот это уже было обидно. Он, чертов эксперт по этому чертову Грифону, распинается тут перед ней, а она не верит ни единому его слову.

Саймон провел рукой по лицу. В конце концов, какое ему дело до того, верит она ему или нет?

– Послушай, Агги…

– Не называй меня так, это позволено только Джейми. Придется тебе придумать для меня другое ласковое имя.

– Я вообще не хочу называть тебя никакими именами! – взорвался Саймон. – Я хочу высечь их на твоем могильном камне!

Агата взглянула на него с упреком.

– По правде говоря, тебе следовало бы научиться хотя бы немного сдерживать себя. – Она встала и заложила руки за спину, отчего ее великолепная грудь резко выдвинулась вперед под самым его носом.