Текст книги "Во имя Науки! Убийства, пытки, шпионаж и многое другое"

Литтлфилд быстро выбрался наружу и поспешил в полицию, которая на сей раз провела тщательный обыск в лаборатории. Среди золы в очаге они нашли фрагменты костей и зубной протез. В выгребной яме обнаружилось еще несколько фрагментов костей. Их вытащили на поверхность. Самую страшную находку полицейские сделали в ящике из-под чая, где Вебстер хранил свою коллекцию минералов, источник всех бед. У самого дна обнаружилось нечто мягкое и решительно не похожее на камни. Это была выпотрошенная грудная клетка, внутри которой лежала левая бедренная кость, словно человеческий турдакен[25]25
  Турдакен – блюдо из птицы. Название образовано слиянием слов «индейка» (англ. turkey), «утка» (англ. duck) и «цыпленок» (англ. chicken). Представляет собой целые тушки птиц, вложенные одна в другую, наподобие матрешки. (Прим. перев.)


[Закрыть].

Останки Джорджа Паркмана, найденные в лаборатории Джона Уайта Вебстера в Гарварде (с разрешения U.S. National Library of Medicine).

Публика была в ошеломлении. Убийство – в Гарварде? Как написала одна газета, «на улицах, на рынке, на каждом углу люди встречались, вглядывались в побледневшие лица и обменивались напряженными взглядами – «неужели это правда?». Поэт Генри Уодсворт Лонгфелло, который преподавал в Гарварде итальянский язык и считал Вебстера своим другом, был в полном отчаянии. «Все души, – причитал он, – замараны этим грязным делом».

Но если многие были готовы немедленно повесить Вебстера, то у местной прокуратуры улики вызывали сомнения. Как в случае с Берком и Хейром, все оказалось не так просто. Да, тело обнаружено, но обезглавленное. Действительно ли это Паркман? В конце концов, в медицинской школе всегда полно всяких трупов. И даже если это Паркман, не исключено, что его кто-то убил где-то в другом месте или нашел тело скончавшегося своей смертью человека и продал труп в школу. Полиция также не могла исключить и самого Литтлфилда из числа подозреваемых. В конце концов, кто обнаружил кости? К тому же все помнили, что он охотно согласился ликвидировать тело умершей женщины и ее нерожденного ребенка за какие-то паршивые пять баксов. Может быть, он надеялся получить вознаграждение за тело Паркмана или был в сговоре с какими-то расхитителями могил? Как ни смотри, возникали разумные сомнения.

Учитывая пикантность скандала, можно сказать, что суд над Вебстером в марте 1850 года стал крупнейшим судебным процессом в Америке того времени. Городские власти, опасаясь давки, выстроили специальные коридоры, по которым перемещались зрители в зал заседаний и обратно. За одиннадцать дней его посетили шестьдесят тысяч человек; газеты, в духе современных твитов, ежечасно печатали свежие новости. Дело также проявило классовые и кастовые линии разлома в границах большого Бостона. Бедные бостонцы обзывали Вебстера психопатом и требовали вздернуть его на виселице. Высокомерные кембриджцы презрительно высмеивали Литтлфилда, называя его скользким типом, который решил подставить своего босса. (Внешние газеты тоже заняли разные позиции. Одна газета из Вирджинии резко прошлась по «самому мерзкому из всех двуногих, Эфраиму Литтлфилду».) Председательствующим суда был тесть Германа Мелвилла. Этот судья также входил в попечительский совет Гарварда, что в нормальных условиях должно было бы расцениваться как конфликт интересов, если не учитывать, что и обвиняемый, и жертва убийства тоже были выпускниками Гарварда. Равно как и ведущие юристы с обеих сторон и двадцать пять свидетелей. Это был наполовину суд, наполовину – встреча друзей.

Защита Вебстера выглядела просто. Я – человек Гарварда, а Литтлфилд – нет. Поэтому, если выбирать из нас, очевидно, что это его рук дело. В более реальном свете адвокаты Вебстера указывали, что у обвинения нет орудия убийства и никто не знает, как умер Паркман. Это было похоже на игру в угадайку. В разные моменты обвинитель в качестве инструмента убийства предполагал кувалду, нож и даже «ноги и руки» Вебстера. Может ли суд присяжных действительно признать человека виновным при отсутствии орудия убийства и видимых ран на теле? Особенно в здании, где полно трупов?

Но у обвинения был один очень веский аргумент. Тело обнаружили в здании медицинской школы, в двух шагах от некоторых мировых светил в области анатомии. При всем уважении к Вебстеру как коллеге они были специалистами по исследованию человеческого тела, а останки трупа в его сортире для них являлись ярчайшей уликой.

Прежде всего анатомы подтвердили, что это тело Паркмана. Некоторые из них много лет были знакомы с коллегой, и их наметанный глаз узнал его удлиненный, трапециевидный торс, найденный в ящике для чая. Дантист Паркмана (тоже сотрудник Гарварда) узнал обгорелую вставную челюсть, найденную в печи, поскольку изготавливал ее сам. Более того, дантист сказал, что челюсть должна была находиться в голове человека. Если бы она оказалась в огне сама по себе, сказал он, то искусственные зубы раскалились бы быстро и лопнули, как попкорн. Зубы не лопнули, и это дает основания предположить, что они были защищены от прямого жара чем-то влажным, например человеческой плотью. Это было виртуозное применение судебно-медицинской стоматологии.

Другие улики показывали, кто именно убил Паркмана. Свидетели отмечали, что тот, кто расчленял тело, должен был обладать большим опытом в разделении грудины, грудной клетки и ключиц. С учетом того, что в груди располагаются толстые мышцы и сухожилия, очень сложно отделить грудину, не сломав ее. Только обладающий практикой препарирования тел может знать, где производить разрезы. Бывший врач Вебстер подходил под это описание, а вот Литтлфилд, несмотря на все его коммерческие делишки с трупами, никогда не держал в руках скальпеля.

Тем не менее, несмотря на все улики против Вебстера – профессиональные разрезы, обгоревшая вставная челюсть, сам факт находки трупа в сортире, – все понимали, что он как-то выкрутится, учитывая состав прокембриджски настроенного жюри. Слушание дела завершилось около восьми вечера в среду. Через три часа жюри вернулось в зал, чтобы огласить вердикт. Тесть Мелвилла вошел в зал и спросил, что они думают по поводу обвиняемого.

На протяжении всего заседания Вебстер вел себя безучастно, не проявляя никаких эмоций. Но когда прозвучало слово «виновен», он, по словам очевидца, «подпрыгнул как ужаленный», а затем рухнул обратно в кресло. Эфраим Литтлфилд, находившийся в нескольких ярдах от него, залился слезами.

Благодаря широкой огласке процесса суд над Вебстером дал сильный толчок развитию судебной медицины в Соединенных Штатах, во многом сходный с тем, какой произвел спустя 150 лет суд над О. Джеем Симпсоном, познакомивший публику с использованием ДНК в качестве улики. Не менее важно и то, что после многих десятилетий потрошения могил и бунтов суд способствовал реабилитации анатомии как науки. Анатомы не только помогли осудить убийцу – изобличив состоятельного профессора и оправдав бедного уборщика, они перевернули сложившийся в анатомии классовый альянс. Один наблюдатель назвал процесс одним из самых справедливых в истории Америки: «Никогда еще не видели более поразительного примера справедливого и строгого суда [: ] деньги, влиятельные друзья, способные адвокаты, молитвы, петиции, престиж научной репутации – [ничто] не смогло спасти его».

Чтобы не осталось сомнений: Вебстер действительно убил Паркмана. Он лично признался в этом за несколько дней до виселицы. Вебстер сказал, что в ходе их последней, фатальной встречи Паркман обзывал его последними словами и угрожал увольнением. Это был бы последний шаг к финансовому краху. В приступе ярости Вебстер схватил попавшееся под руку полено и ударил своего мучителя в висок. (Как бывший доктор, он, очевидно, знал, куда бить.) Паркман рухнул, а Вебстер в панике расчленил тело и начал сжигать фрагменты.

Как оказалось, это признание было последним способом вымолить снисхождение. В офисе губернатора Вебстер сказал, что совершил убийство, но непредумышленно, без злого умысла, и тем самым заслуживает тюремного срока, но не смерти. Губернатор остался непреклонен. Подобно Уильяму Берку, Джон Уайт Вебстер через несколько дней был повешен за убийство, имеющее отношение к анатомии[26]26
  Скандальная известность дела Вебстера не рассосалась после его смерти. Публика не насытилась эмоциями, и Гарвард, склоняясь перед неизбежностью, со временем превратил место преступления в туристический аттракцион. Литтлфилд тоже стал местной легендой; охотники за сувенирами порой буквально набрасывались на него и отстригали на память пучки волос.
  Дело надолго задержалось в людской памяти. Когда Марк Твен в 1861 году побывал на Азорских островах, то не смог отказать себе в удовольствии встретиться с двумя дочерьми Вебстера, которые, несомненно, хотели оказаться как можно дальше от мрачной тени отца. В 1869 году в Америку приезжал Чарльз Диккенс. Единственное, что он пожелал посетить в Массачусетсе – место убийства Паркмана (к большому сожалению местных, которые уверяли его, что вокруг еще много чего более интересного). И даже в начале 1900-х годов большой популярностью пользовалась шутка известного кембриджского астронома Харлоу Шепли, который сказал, что во всей этой истории его больше всего поражает тот факт, что только один гарвардский профессор убил другого. (Прим. авт.)


[Закрыть].

Несмотря на полную скандалов историю анатомических исследований, можно сказать по крайней мере одно: если оставить в стороне убийства Берка – Хейра, все люди, чьи тела извлекали из могил и препарировали, ничего не чувствовали. Это было, разумеется, безнравственно, но они, по крайней мере, не испытывали от этого физических страданий.

Художественное воспроизведение убийства Паркмана Вебстером в Гарварде.

К сожалению, бывали и другие случаи. Большинство медицинских исследований проводилось на живых, и, как станет видно из последующих глав, даже анатомам 1800-х годов стало бы не по себе от варварских экспериментов, которые появились в следующем столетии. К тому же страдали не только люди. В медицинских исследованиях животные воспринимались как средство, а не самоцель, и их боль и мучения считались просто сопутствующим ущербом. И здесь возникают серьезные этические проблемы даже притом, что эксперименты давали полезную информацию. Но в случае с Томасом Эдисоном, который мучил собак и лошадей электрическим током просто для того, чтобы дискредитировать своего конкурента по бизнесу, мы вступаем на территорию бесспорного греха.

5. Жестокое обращение с животными: война токов

Публика, собравшаяся в аудитории, не подозревала, свидетелями чего они сейчас будут, но появление собаки заставило их немедленно насторожиться. Дело было в июле 1888 года, в Колумбийском колледже Нью-Йорка. Электрик по имени Гарольд Браун вытащил на сцену 76-фунтового метиса ньюфаундленда и затолкал его в деревянную клетку, обтянутую металлической сеткой. Чувствуя напряжение публики, Браун заверил их, что собака «очень злая и уже покусала двух человек». Присутствовавший репортер заметил, что собака вела себя смирно и, несомненно, была испугана.

Накинув на собаку покрывало, Браун прочитал доклад о преимуществах переменного тока (AC) перед постоянным (DC) и подчеркнул, что переменный гораздо смертоноснее. Закончив, он приступил к тому, чего опасались все присутствующие, а именно: обмотал мокрой тряпкой переднюю правую ногу собаки и заднюю левую, а затем намотал на тряпки голые медные провода. Провода были подсоединены к генератору. Когда все было готово, Браун щелкнул выключателем.

Постоянный ток мощностью триста вольт ударил в собаку. Она замерла, оцепенев, и оставалась в таком положении, пока Браун не выключил ток. Затем Браун повторил спектакль, увеличивая напряжение – 400, 500, 700, 1000 вольт. После каждого удара собака выла и содрогалась, а однажды так сильно ударилась о клетку, что головой пробила проволочную сетку. «Люди стали покидать зал, не в силах видеть отвратительное зрелище», – написал репортер. «Жизненные силы» собаки «были настолько истощены, что публика терялась в сомнениях, жива ли она еще или нет».

Томас Эдисон с ранней моделью своего фонографа – блестящего изобретения, которое его никак не обогатило (с разрешения Gallica, Bibliotheque nationale de France).

В какой-то момент один из зрителей встал и громко потребовал от Брауна прекратить мучить животное. Браун с усмешкой ответил, что у собаки «будет меньше проблем, когда мы попробуем переменный ток». Браун сменил генератор постоянного тока на генератор переменного и подверг собаку удару напряжением 330 вольт – после чего, как записал другой репортер, собака «издала несколько жалобных стонов, несколько раз содрогнулась в конвульсиях и сдохла».

Один из наблюдателей заметил, что по сравнению с этой демонстрацией бой быков должен был показаться детским зоопарком. Но Браун был вполне доволен. Он чувствовал, что доказал главную идею: переменный ток убивает при меньшем напряжении, чем постоянный. Он знал, что это прозвучит музыкой для ушей его Покровителя – человека, который финансировал пытки ньюфаундленда и нескольких других животных, – американского святого, Томаса Эдисона.

Его история всем известна. Несмотря на всего три месяца формального обучения, Томас Алва Эдисон благодаря своей гениальности и сообразительности помог изобрести (или, по крайней мере, разработать) десятки инновационных технологий – биржевые тикеры, машинки для голосования, кинокамеры, пожарную сигнализацию и пр. Его аппарат для записи голоса – фонограф – настолько поразил публику 1800-х годов, что многие отказывались верить, что это не какой-то магический фокус. Эдисон не изобретал электрическую лампочку, но он со своей группой мыслителей превратил тусклый, хрупкий, дорогой, пожароопасный прибор в дешевое, надежное устройство, которое оказалось способно осветить весь мир. Эдисон абсолютно заслуженно считается народным героем Америки.

С другой стороны, Эдисон порой бывал и порядочной сволочью. Он и его помощники работали на равных, по много часов подряд и далеко за полночь, спали прямо в лаборатории. Но Эдисон единолично прибирал к рукам славу «своих» изобретений. Не чурался он и грязных делишек в бизнесе. В 1870-е годы Эдисон обязался за 5000 долларов (110 000 нынешних) разработать для одной телеграфной компании новое электрическое оборудование. Обещание он выполнил, но продал права на изобретение их конкурентам за 30 000 долларов. Даже в случае с электрической лампочкой Эдисон несколько раз публично заявлял, что усовершенствовал ее – с целью привлечь инвестиции в свою компанию, а заодно обрушить курс акций фирм, занимающихся природным газом. Многие были согласны с мнением одного крупного бизнесмена, который заявил, что у Эдисона «вакуум там, где у других совесть».

Несмотря на всю беспримерную гениальность Эдисона, у его изобретений был один крупный недостаток: они приносили очень мало денег. Даже фонограф, при всем своем великолепии, в основном использовался как игрушка, поскольку в то время не было рынка грамзаписей. Без постоянного дохода Эдисон не мог финансово обеспечивать свою главную страсть – исследовательскую лабораторию. Более того, Эдисон, чувствуя себя гением, полагал, что ему суждено каким-то образом изменить мир, а разрозненная коллекция различных хитрых приспособлений этому никак не соответствовала.

Наконец, в 1880-е годы ему пришла в голову гениальная мысль: электрифицировать города. В те годы жители большинства крупных городов передвигались под сетью различных проводов, нависавших над головами. В основном это были телеграфные провода и провода для дуговых ламп освещения, имевшие узкое предназначение и непригодные для некоторых видов деятельности. Эдисон предложил обеспечить электропроводкой любой бизнес и даже подводить ее к жилым домам. Более того, провода Эдисона не ограничатся какой-то одной функцией – по ним пойдет энергия всюду: к моторам, ткацким станкам, электрическим лампам и т. д. Поскольку Эдисон владел патентами на каждый этап этого процесса – от генераторов до линий передачи и потребительских устройств, – вся прибыль от прокладки электрических проводов в городах должна будет оседать в его карманах. Он лучше большинства своих современников понимал, насколько революционным явлением станет электрификация, и хотел стать тем человеком, который обеспечит Америку энергией. Он планировал начать с Манхэттена, усовершенствовать технологии и распространить свою деятельность на всю страну.

Но существовала одна проблема: его патенты были связаны с постоянным током. Постоянный ток подобен реке: электроны перемещаются только в одном направлении. Переменный ток, напротив, можно сравнить с быстрой сменой приливов и отливов: сначала электроны текут в одну сторону, затем в другую, изменяя направление десятки раз в секунду. И постоянный, и переменный ток дают полезную энергию, и по ряду причин постоянный ток доминирует в потребительских товарах – в автомобилях, телефонах, телевизорах, бытовых приборах, компьютерах. Внутри каждого из них действует постоянный ток. Но Эдисон планировал передачу тока – направление его по проводам от электростанций в дома и фабрики. А в области передачи электроэнергии в 1880-е годы уже были хорошо известны преимущества и недостатки того и другого.

Преимущество постоянного тока, как уже говорилось, в том, что от него работают все потребительские товары, в частности двигатели. Если вы получаете электроснабжение в виде постоянного тока, можно избежать сложностей и потери эффективности при конвертировании переменного тока в постоянный, прежде чем подключить прибор. Недостаток использования постоянного тока – огромные первоначальные затраты. Учитывая существовавшие тогда ограничения при передаче постоянного тока, Эдисону пришлось бы строить электростанции чуть ли не в каждом квартале и делать это миля за милей. К тому же Эдисон должен был подключать дома к источникам электроэнергии по медным проводам, а медь – дорогой металл. Эдисон еще и сам усложнил себе задачу, заявив, что его компания будет прокладывать провода под землей. По ряду причин ему очень не нравился вид нависающих над головой проводов – слишком некрасиво, слишком опасно, слишком высок шанс обрыва. Компания начала вскрывать мостовые и прокладывать провода вдоль дорог. К чести Эдисона, надо отметить, что он часто сам спускался в траншеи к рабочим, таскал камни, возился в грязи. Но работа все равно обходилась дорого, к тому же им разрешалось копать только по ночам, чтобы не нарушать дорожное движение.

Использование переменного тока, напротив, требует гораздо меньших первоначальных инвестиций. Чтобы понять почему, представьте себе, что электричество течет по проводам, как вода по трубам. Трубы большого диаметра дают возможность перекачивать большие объемы воды, но их изготовление дороже обходится. Если вам нужно ежесуточно поставлять определенный объем воды, но вы вынуждены использовать узкие трубы, наилучший выход для вас – увеличивать давление в трубах. Иными словами, повышение давления может компенсировать недостатки узких труб.

Аналогичная динамика характерна и для электрического тока. По толстым медным проводам можно передавать много энергии, но они дорогие. Чтобы обойти эту проблему, вам придется увеличивать «давление» в проводах или, как говорят электрики, повышать напряжение (во времена Эдисона говорили «электрическое давление», имея в виду напряжение). Важнейший момент вот в чем: используя переменный ток, поднять напряжение для передачи энергии элементарно. В результате в линии электропередачи переменного тока можно направлять огромные объемы энергии даже по тонким проводам и, соответственно, экономить медь. С постоянным током так не пройдет. В то время было очень сложно повысить напряжение при передаче постоянного тока.

В сухом остатке получается: для передачи постоянного тока нужны толстые, дорогие медные провода. При передаче переменного этого не требуется. Дополнительный плюс в том, что возможность использовать более высокое напряжение при передаче переменного тока избавляет от необходимости строить электростанции на каждом углу; одна большая станция может обеспечить весь город. Все эти факторы существенно подрывали планы Эдисона электрифицировать города с использованием постоянного тока.

Но у переменного тока в те времена был один серьезный недостаток: некачественное оборудование. В данном случае не нашлось своих эдисонов, способных вкладывать время и талант в создание хороших, надежных моторов, генераторов и передаточного оборудования для линий переменного тока. Эдисон был убежден, что его превосходная техника – вкупе с блестящей общественной репутацией – поможет справиться с высокой стоимостью строительства и медных проводов и обеспечит ему решающее преимущество на рынке. Возможно, так бы все и произошло, если бы не появился молодой иммигрант из Сербии по имени Никола Тесла.

Чародей электричества и конкурент Эдисона Никола Тесла (фото Наполеона Сарони).

Если вам нравятся эксцентричные ученые, ярче Теслы, пожалуй, никого не найти. Иногда он рассказывал, что общается с марсианами. Он мог запросто вычислить объем любого кувшина или чашки, стоявших перед ним на столе. «Я не прикоснусь к волосам другого человека, кроме как под дулом револьвера», – говорил он. Он физически заболевал от одного вида персика или жемчуга. Никто не понимал почему. Но мало кто в истории мог сравниться с Теслой в чистой интеллектуальной мощи. Часто ему даже не приходилось испытывать или проверять свои изобретения – они возникали полностью сформированными в его мозгу, все шестеренки уже крутились как надо. Один из его приятелей рассказывал, как однажды прогуливался с Теслой в парке. Вдруг тот замер. Лицо стало каким-то дряблым, и приятель решил, что его хватил удар. На самом деле в этот момент у него в уме совершенно внезапно сложился цельный образ электромотора нового типа. Придя в себя, Тесла тут же, на земле, веточкой сделал его набросок, сияя от сознания его изящности. В тот момент реальное создание прибора было для него избыточным. Тесла знал, что он будет работать. Кстати, так оно и вышло.

Тесла изучал электротехнику в Европе. В 1884 году двадцативосьмилетний инженер приехал в Америку – с четырьмя центами в кармане, томиком стихов и рекомендательным письмом к Эдисону. («Я знаю двух великих людей, – говорилось в нем. – Один из них вы, второй – этот молодой человек».) Это произвело впечатление на тридцатисемилетнего Эдисона, и он принял Теслу к себе на работу в качестве инженера. Впрочем, между ними почти сразу начались трения, в частности, и по научным вопросам. Эдисон отдавал предпочтение постоянному току, а Тесла был уверен, что будущее – за переменным током. Кроме того, Тесла был своего рода элитистом и пренебрежительно относился к величайшему дару Эдисона – его склонности к упорному труду. Например, в поисках наилучшего материала для нити накаливания электрической лампы Эдисон с помощниками скрупулезно перепробовал тысячи различных материалов, в том числе конский волос, пробку, траву, кукурузные рыльца, кору коричного дерева, репу, имбирь, паутину и макароны. Такой бессистемный подход бесил Теслу. «Если Эдисону понадобится найти иголку в стоге сена, – сокрушался он, – он будет со старательностью пчелы перебирать соломинку за соломинкой, чтобы найти то, что ищет ‹…› Я был несчастным свидетелем подобного рода действий, понимая, что немного теории и вычислений могли бы на 90 процентов сократить его труды». И почему всем просто не приходят в голову блестящие идеи, как Тесле?

Реальные искры летели от столкновения их характеров. Тесла был невротическим гермофобом и носил элегантные костюмы. Эдисон был неряшлив и груб, ходил в заляпанных рубашках и с грязными ногтями, что вызывало у серба отвращение. (Один репортер заметил, что Эдисон «больше всего похож на деревенского бакалейщика, который спешит доставить ящик слив».) Если Теслу почти невозможно представить с улыбкой, то Эдисон обожал глупые шутки. Одной из его любимых было прикреплять провод от аккумуляторной батареи к металлической раковине и пускать высокое напряжение. Когда какой-нибудь простак прикасался к раковине и содрогался от боли, он заходился от смеха.

Это пристрастие к шуткам в конце концов разрушило его отношения с Теслой. Весной 1885 года Эдисон ломал голову над усовершенствованием генераторов постоянного тока. Они были неэффективны и часто выходили из строя, и он не мог найти способ решения проблемы. Он сказал Тесле, что заплатит 50 000 долларов (1,5 миллиона на сегодняшний день), если тот сможет устранить недостатки. Тесла работал до изнеможения и существенно улучшил технические характеристики генераторов. Но когда пожелал получить обещанное вознаграждение, Эдисон расхохотался ему в лицо. «Тесла, – сказал он, – ты не понимаешь нашего американского юмора». Эдисон потом говорил, возможно, лукавя, что это с самого начала было шуткой и он совершенно не собирался платить столь нелепую сумму. Тесла в невыразимой ярости покинул лабораторию. Некоторое время ему пришлось рыть траншеи ради денег, но работать на лжеца он категорически отказался.

Впрочем, уход с работы в итоге пошел Тесле на пользу. Вскоре он перебрался в Питтсбург к предпринимателю Джорджу Вестингаузу, который активно вкладывался в технологии, связанные с переменным током. Принять на работу никому не известного инженера-иммигранта было рискованным делом, но в ближайшие несколько лет риск окупился стократно. Компания Вестингауза в итоге приобрела у Теслы сорок патентов на различные устройства переменного тока, которые дали возможность избавиться от многих технологических проблем. Разумеется, Тесла, как и Эдисон со своей электрической лампочкой, не делал все в одиночку. Другие изобретали различные детали оборудования, а Тесла весьма снобистски пренебрегал работой по воплощению в жизнь своих идей, оставляя это подчиненным. Но благодаря гению Теслы и деловой сообразительности Вестингауза перспективы применения переменного тока стали выглядеть потрясающими.

Внезапный спад на сырьевом рынке вскоре поднял шансы переменного тока еще выше. В 1887 году некие французские биржевые дельцы захватили контроль над мировым рынком меди, задрав цену до 20 центов за фунт (3 доллара на сегодняшний день) – вдвое выше, чем раньше. Это не сильно задело Вестингауза, поскольку его компания по-прежнему могла использовать тонкие провода, повышая напряжение в сети. А Эдисону это грозило крахом. Поскольку в его системе, использующей постоянный ток, нельзя было легко повысить напряжение, для подачи электроэнергии ему требовались толстые провода, а резкий скачок цен на медь угрожал реализации всего замысла.

Еще хуже для Эдисона оказалось то, что Вестингауз вел очень агрессивную политику. Первую электростанцию по выработке переменного тока он открыл в Баффало в ноябре 1886 года. Менее чем через год по всей стране уже работали или готовились к открытию еще шестьдесят восемь. Переменный ток оказался очень популярен в небольших городах и пригородах, где жило подавляющее большинство американцев. Низкая плотность населения в таких местах означала, что строительство электростанций через каждые несколько кварталов попросту не имеет смысла. Схема Вестингауза в целом оказалась намного экономичнее.

И в ближайшем будущем Эдисона ждал шах и мат. В отчаянии он решил сделать последний оставшийся у него ход. Если он не может победить переменный ток по существу, он победит его, играя на публику. Он объявит, что переменный ток представляет опасность для людей, и использует грозную площадку своей популярности для его дискредитации в глазах общества. Короче, он собирался объявить войну – то, что историки теперь называют «войной токов».

Для Эдисона эта война была не только вопросом денег. Да, он хотел финансировать свою любимую лабораторию, но у него уже сложилась репутация гения электричества, и мысль о том, что кто-то может обойти его в этой области, приводила его в ярость и угрожала его научному эго. Эдисон также мечтал произвести в Америке электрическую революцию – но только если Америка будет играть по его правилам. На самом деле, несколько лет назад он разогнал весь совет директоров своей компании только за то, что они усомнились в его видении перспектив американской электрической индустрии. Он заменил их своими близкими друзьями, а такой тип группового мышления может привести к этической слепоте, если не к худшему. Короче, Эдисон сам поставил себя в ситуацию «победитель забирает все», и поражение могло угрожать не только его банковскому счету, но и самоощущению – угроза была персональной. Психологи подчеркивают, что человек в таких обстоятельствах вполне готов преступить нормы морали и нравственности и начать грязную игру; и, когда Эдисон начал публично поливать грязью переменный ток, рядом не оказалось никого, кто смог бы остановить его.

Да, заявления Эдисона о смертельной опасности переменного тока имели под собой некоторые основания. Разумеется, постоянный ток высокого напряжения тоже может убить. Молния, кстати, это разряд постоянного тока. Но двухтактная, двусторонняя природа переменного тока наносит больший ущерб тканям организма, и при определенном напряжении от него легче погибнуть (он либо поражает сердце, либо сжигает нервные окончания). Если к этому добавить, что электростанции переменного тока передают энергию под очень высоким напряжением, все это выглядит действительно пугающе.

По крайней мере, для несведущих. Дело в том, что передача переменного тока под высоким напряжением происходит внутри силовых линий; в жилые дома ток подается под значительно более низким напряжением. Однако Эдисон, демонизируя переменный ток, предпочитал скрывать столь неприятную для него правду. Другие аспекты, на которые он обращал внимание, были откровенной ложью. Например, он говорил газетчикам, что в домах, куда проведен переменный ток, смертельно опасными могут стать любые металлические детали – дверные ручки, перила, светильники. В результате люди, дома которых уже были электрифицированы переменным током, стали бояться звонить в звонок и пользоваться ключами. Другое ложное заявление касалось прокладки проводов под землей. Компания Эдисона прокладывала провода под улицами, а Вестингауз делал воздушную проводку, на столбах, где они могли оборваться и травмировать людей. Но Эдисон заявлял, что, даже если Вестингауз закопает свои провода в землю, переменный ток «пойдет по водосточным люкам» и будет нападать на людей, как канализационный монстр. В изложении Эдисона безопасного уровня использования переменного тока просто не существует.

Честно говоря, американский капитализм конца девятнадцатого века напоминал бои без правил, и заявления, которые делал Эдисон, можно было бы считать простительными, если бы он на этом остановился. Но Эдисон вскоре решил, что одной словесной дискредитации недостаточно. Ему необходимо показать людям опасность переменного тока, заставить их содрогнуться. Иными словами, он решил, что в жестоком мире лучший способ одержать победу – совершить несколько реальных жестоких убийств.

Эдисон был не первым, кто убивал животных с помощью электричества. Эта сомнительная слава принадлежит другому человеку, который принял участие в определении будущего смертной казни.

В 1880-е годы власти штата Нью-Йорк задумались о более гуманном способе казни преступников. Стандартный способ – казнь через повешение – вызывал слишком много неприятных ассоциаций: не только с судом Линча на Юге, но и с разгулом публичных казней в Европе, где толпы пьяных зевак собирались поглазеть на жертв, а анатомы дрались за тела покойников. Да и палачи нередко плохо исполняли свою работу. То они делали слишком короткую веревку – и обреченные раскачивались в воздухе в мучительной агонии, – то слишком длинную – и у упавшего тела отрывалась голова. Не стоило бы упоминать о том, что в момент казни у приговоренных непроизвольно могла начаться рвота, дефекация или эякуляция. Не самое приятное зрелище.