Текст книги "В смертельном круге"

Глава 28

На этот раз мы были на правой стороне стартовой линии, идя правым галсом. Над катером, где размещался комитет гонок, взвился клуб дыма и донесся хлопок выстрела. Бриз немного усилился. Он накренил яхту на правый борт, и брызги полетели мне в лицо. Поул шел немного впереди. И шел быстро. Я твердо держался своего курса. Поул, скосив глаза, напряженно наблюдал за мной, стараясь предугадать мои действия. Теперь уже по правилам гонки я имел преимущество.

Между нами было уже двадцать ярдов, когда я резко взял румпель на себя. Наш нос, отворачивая, прошел мимо белого борта яхты Поула всего в двух дюймах. Он судорожно повернул к ветру, чтобы избежать столкновения, в результате которого он был бы дисквалифицирован. Я слышал сквозь хлопанье парусов, как он разъяренно кричал, и позволил себе слегка улыбнуться. Уверенный в себе человек не станет так орать.

Наша яхта шла сквозь волны, а затем мы круто взяли к ветру. Скотто бешено работал с парусами, когда мы проходили мимо Поула.

У правого буя порывы ветра вздымали волны. Они были направлены не прямо в лицо, а немного к западу. И я решил это использовать, пройдя под некоторым углом к линии ветра, а не прямо на буй. Мы сможем дойти до него левым галсом. Тогда я смогу плотно держать Поула.

Все это проскочило в моем мозгу за полсекунды, пока я, держась в бейдевинд, перекрывал ему путь. Если мы не потеряем ветер и не столкнемся с ним, все будет в порядке.

Я посмотрел в его сторону. До него было всего десять футов. Его лицо пылало гневом.

– Вы налетите на меня! – закричал он.

– Ты, дерьмо, – тут же ответил Скотто, – протестуй!

Но он не стал протестовать. Он схватился за румпель, чтобы отойти в сторону. Но я снова приблизился к нему. Он опять отвел нос своей яхты, а я повторил тот же маневр, двинув свой нос так, будто хотел коснуться его.

Он подло ухмыльнулся и сказал:

– Ты, гаденыш!

Порыв ветра покрыл рябью воду справа от нас. Ветер завыл в снастях, и мачты наших яхт накренились. Я увидел, как человек из команды Поула украдкой взялся за парус.

Скотто тоже это заметил, и его руки заработали как змеи: развернул генуэзский парус, который тут же наполнился ветром. То же самое сделал Поул, и его мачта рассекла небо, как меч. Он промчался по тому месту, где мы были всего секунду назад.

– Галс! – закричал я.

– Сорок пять секунд, – сказал Чарли.

Мы отошли вправо. Я буквально обливался потом. Если бы наши мачты соприкоснулись, это было бы расценено, как попытка протаранить Поула, когда тот по правилам имел преимущество, находясь справа от меня. В лучшем случае это повлекло бы наказание в виде разворота на 270 градусов, а в худшем случае – дисквалификацию.

Чарли продолжал считать:

– Семь… шесть… пять…

Скотто перешел на правый борт, чтобы своей массой уравновесить яхту при повороте, который я собирался сделать на большой скорости, приближаясь к бую.

– Ноль! – закончил счет Чарли.

Через две секунды мы проскочили мимо буя. Взглянув на стартовую линию, я увидел, что второй стартовый буй все еще закрыт белым корпусом яхты Поула. Мы опередили их примерно на секунду. «Ну ты, мерзавец, получишь свое!» – думал я.

– Меняем галс!

Мы накренились на правый борт. Теперь мы с ним шли пересекающими курсами. Я сосредоточился на своем дыхании, стараясь удержать биение сердца, и прикидывал, где белая пирамида парусов Поула пересечется с нами. Это был решающий момент гонки – смена галсов. Тот, кто окажется впереди, получает отличный шанс сохранить преимущество на всю гонку.

Когда мы сблизились, я почувствовал всю остроту момента. Мы шли на полтора корпуса впереди и лавировали так, чтобы закрыть Поула. На его яхте теперь все кричали друг на друга.

Мы еще раз взяли галс, чтобы удержать ветер и оказаться между ним и буем. Игра в кошки-мышки началась.

Следующие минут пять прошли в суматохе бесконечной смены галсов. При подходе к бую мы увеличили разрыв до трех корпусов и даже Чарли выбился из сил.

Мы подошли к поворотному бую так, что он оказался справа по носу. У нас было преимущество, и мы могли позволить себе не слишком спешить с подъемом спинакера, а сделать это после того, как повернем.

– Давай! – крикнул я.

Нодди начал поднимать спинакер. Желтое нейлоновое полотнище пошло вверх, но остановилось на полпути.

– Поднять парус! – снова заорал я. Нодди сильно дважды дернул за фал.

– Заело! – крикнул он.

У меня внутри все перевернулось. Скотто был уже на ногах и мчался к мачте. Я видел это краем глаза. Я обернулся назад, и боль пронзила меня. В десяти ярдах позади шел Поул и его громадный желтый спинакер нависал над острым белым носом его яхты.

– Порядок! – закричал Скотто.

Спинакер удалось поднять, и он с громким хлопком наполнился ветром. Скорость прибавилась, и за кормой весело зажурчала струя воды.

Но никто из нас не радовался. Пока мы боролись с фалом спинакера, Поул Уэлш проскочил вперед и на два корпуса опередил нас.

Я глубоко вдохнул и выдохнул воздух. В голове стучало, будто в большом барабане. Указатель ветра на мачте показывал прямо по курсу. Я поправил румпель так, чтобы ветровая тень от нашего спинакера была направлена точно на черневший впереди затылок Поула. Рябь от нестабильного ветра прошлась по его главному парусу. У нас появилась надежда.

– Ты поймал его, – сказал Чарли.

Поул манипулировал парусами, а я старался держаться чуть слева от него, чтобы перехватывать идущие оттуда порывы ветра. В голове жужжало, как в улье. Моя рука на румпеле превратилась в мокрую тряпку. Минувшая ночь не прошла даром.

Чарли удивленно посмотрел на меня. Мы взяли слишком далеко влево. Поул уходил. Ветра не хватало. Хватало только солнца, которое проливало свои обжигающие лучи в этот плавильный тигель, который называется морем.

«Соберись, Деверо, соберись», – сказал я себе. И склонился над румпелем. Дюйм за дюймом мы начали догонять его. Я снова видел, как его главный парус захлопал от испорченного мною ветра, прежде чем он успел его переставить. Мы тоже сманипулировали парусами. Три сотни ярдов, и мы его настигнем!

Но у нас не было этих трех сотен ярдов. До буя оставалось всего двадцать ярдов, и нас разделяло расстояние в один корпус яхты.

– Постарайся, – сказал Скотто, словно бы ни к кому не обращаясь, – сделай это хорошо.

Мы удачно обошли буй правым бортом. Наш нос сравнялся с его кормой.

– Вот так, – сказал я.

Они все уставились на меня. Их взгляды явно выражали разочарование.

– Мы в гонке. Мы все еще в гонке, – сказал я им.

Они согласно кивнули.

– Галс! – сказал я.

Мы ушли из-под кормы, держась справа и стараясь поймать ветер на подветренном участке, но не смогли этого сделать. Я смотрел на Поула, а он бросил взгляд на меня и отвернулся, глядя на линию финиша. Потом он сделал поворот.

И я тут же поймал небольшой порыв бриза. И этого оказалось достаточно, чтобы мы продвинулись вперед. А он находился в таком положении, что не мог использовать этот порыв.

Экипаж зашумел. Но это не был стон боли. Мы прошли в шести дюймах от них, точно выбрав нужный угол, и струи воды проносились, стиснутые бортами наших яхт. Сейчас он начнет отворачивать, подумал я. А я не собирался этого делать. Шум стоял неимоверный. Я просто боялся не выдержать, но все шло к концу.

Я взглянул на Скотто и тут же взял румпель на себя. Скотто моментально ослабил парус, и лодка сразу стала на ровный киль. И тут же сверху раздался металлический звук удара. Мачта накрененной яхты Поула, нависая над нашей палубой, ударилась о нашу мачту.

Я хрипло закричал. Весь мой экипаж понял, что я задумал, и тоже начал кричать. Их крики отдавались у меня в голове, прыгая, как теннисные мячи.

Поул отвернул, но ему пришлось выполнить штрафной поворот. Мы оставили его позади и первыми пересекли линию финиша, где стояла целая флотилия лодок. Ударила пушка.

Я сел на скамью в кокпите и опустил голову на руки.

– Ты сделал это! – радостно закричал Чарли. – Ты сделал это!

Я кивнул. Моя голова была так тяжела! Я боялся, что если перестану поддерживать ее руками, то она упадет на палубу. «Я побил этого подонка, – думал я. – Я все-таки победил его!»

Глава 29

Хонитон торжественно высился на причальной стенке в блейзере и клубном галстуке яхт-клуба «Пэлл-Мэлл», развевающемся под бризом. Он подошел ко мне. Его улыбка была тонка, как бритвенный разрез.

– Мои поздравления, – произнес он. – Я буду рекомендовать вас для участия в Кубке Сенаторов.

Его голос звучал сдавленно, будто он с трудом выдавливал из себя эти слова.

– Я все-таки побил этого подонка, – сказал я, проходя мимо и пробираясь через толпу на причальной стенке. Хелен, думал я. Теперь Хелен должна мне все объяснить.

Мой автомобиль так и стоял под деревьями на том самом месте, где я оставил его двадцать четыре часа назад. Я выехал, минуя сверкающие белые отели, на главную дорогу. Под звуки автомобильных сигналов я вылетел на восточную полосу. И очень быстро оказался у знакомых ворот. Дул горячий, как из плавильной печи, ветер с пылью. Он заставлял покачиваться ветви зонтичных сосен у дороги. Я выскочил из машины на песок и поднялся к входной двери дома Хелен.

Она была открыта и хлопала под ветром. Я прошел прямо в гостиную.

Здесь на полу валялись книги. Кто-то содрал со стен картины с быками и одну из них надел на торшер. Телефонная трубка болталась на проводе. Я открыл ящик под баром, где она хранила альбом с вырезками из газет. Альбома не было.

Ветер был горячий, но меня зазнобило. Я побежал через комнаты, громко выкрикивая ее имя. Повсюду был разбитый фарфор и разорванные картины. На полу кухни полчища муравьев пробирались через рассыпанный сахар.

Наверху все выглядело так, будто здесь дрались дикие звери. В ванной комнате был полный разгром. Шкафчик под ванной был заперт. И это была единственная закрытая дверь во всем доме. Я открыл ее.

На внутренней стороне дверцы виднелись ярко-красные пятна. Сначала я подумал, что это кровь. Но это была не кровь. Это была губная помада цвета пожарной машины. И это были вовсе не пятна, а слова: «Март уезжай Англ Деке спроси Поул».

Я вспомнил ее лицо в машине, там, под деревьями. Она не предавала меня, а предупреждала.

Вихрем пронесся я по остальным комнатам и не увидел ничего, кроме разгрома. Мать Деке умирала в Ширнессе. Но если Деке объявится в Англии, его немедленно арестуют. Поэтому он не рискнет лететь в рейсовом самолете, да еще с Хелен.

Я повесил телефонную трубку на место, снял ее и услышал гудок. Потом набрал номер домашнего телефона Деке. Ответил женский голос с сильным испанским акцентом:

– Сеньора Келльнера нет. Он уехал в отпуск.

Это Деке напал на ее дом и забрал альбом. А сама она стала заложницей, чтобы держать в руках таких людей, как я.

Я вернулся в отель, позвонил Поулу. Он тоже уехал. Придется ловить его в Англии. И я заказал себе место в самолете компании «Иберия» через четыре часа. Потом отправился в Малагу, в больницу.

Генри выглядел очень постаревшим и худым. Он был под капельницей, а рядом стоял баллон с кислородом. Генри сказал:

– Мэри собирается забрать меня домой.

Я хотел бы повидать ее и занять у нее хотя бы малую толику ее непоколебимого спокойствия, но мне так много предстоит испытаний, что едва ли я смогу остаться спокойным. Я сказал, что все идет хорошо, и потрепал его по руке. Мэри в безопасности и за ним есть кому присмотреть. А в этом он сейчас нуждается. Разница между тем Генри, который шесть недель назад покидал «Саут-Крик», и этим была ошеломительной. Я посидел еще немного в этой антисептической тишине, слыша только далекое хлопанье дверей и журчание доносившихся откуда-то женских голосов.

А когда я поднялся, чтобы уходить, он спросил:

– Ты выиграл у Уэлша?

– Да. – Я немного поколебался. – Мы заключили с ним дополнительное пари. Моя доля в нашем деле против его доли. Он больше ее не имеет.

Генри внимательно смотрел на меня. Его голубые глаза казались старыми и пустыми под тяжелыми складками век. И вдруг внезапно они просветлели.

– Дерзкий чертенок, – сказал он. – Ты маленький дерзкий чертенок. Ты не мой сын, но я чертовски хотел бы иметь такого сына.

Я покинул его и спустя некоторое время окунулся в кипящий котел аэропорта Малаги.

* * *

Было семь часов, когда я выбрался из аэропорта Хитроу. В самолете я все обдумал, и мне удалось даже часок поспать. Прохладный воздух Англии освежил меня и прояснил голову.

Я арендовал машину у стойки компании «Герц» и выехал на дорогу М-3. В окрестностях Бейсингстона я остановился и сделал пару покупок. А потом поехал в зеленую страну в окрестностях Винчестера.

Вечер был по-весеннему мягким. На светлых полях зеленели всходы пшеницы, и в низком солнце блестела молодая листва на склонах холмов. Шины взятого напрокат автомобиля зашуршали по гравию подъездной дороги. Было 19.30, когда я свернул в высокие кирпичные ворота Филби-Грендж, резиденции Поула Уэлша.

Кипарисовая аллея вела к зданию, построенному в тридцатые годы в излюбленном стиле биржевых маклеров, которым хоть раз довелось увидеть Хэмптон-Корт. У дома был деревянный фронтон, белые, как сахар, трубы и множество слуховых окон. Отец Поула купил эту усадьбу, чтобы соответствовать тому кругу, в который старался войти.

«БМВ» Поула стоял на дорожке у входа. Капот был еще теплый. В доме – тишина, если не считать далекого плеска воды. Я быстро вошел внутрь. Шум воды усилился.

Здесь, в Грендже, были два плавательных бассейна – один в доме, другой снаружи. Шум шел от внутреннего бассейна, который располагался в большой оранжерее с зеленой черепицей и экзотическими растениями.

Поул только что смыл с себя дорожную пыль. Он был голый и вытирался, сидя на краю бассейна. И так резко оглянулся, услышав мои шаги, что его кудрявые черные волосы разлетелись в стороны.

– Кто впустил вас сюда?

– Я только что приехал, – ответил я, продолжая идти прямо на него по краю бассейна.

Он обернул полотенце вокруг пояса и спросил:

– Что вам нужно?

– Поговорить.

Я видел его лицо крупным планом. В уголке рта дергался мускул. Я медленно надвигался на него. Он решил не сдаваться и сделал ошибку. Подойдя вплотную, я отвел руку назад и изо всех сил ударил его в солнечное сплетение.

Он издал отвратительный звук и сложился пополам. Тогда я ударил его коленом в лицо. Он попятился. Там, под пальмой, стояли тяжелые металлические садовые кресла. Я схватил одно из них и подсунул ему сзади под колени. Он шлепнулся на него. Полотенце упало. Я быстро вытащил мотоциклетную противоугонную цепочку с замками, которую специально купил сегодня, обернул вокруг его талии, пропустил под подлокотники кресла и запер замки. Он все еще хватал воздух ртом.

Я сказал:

– Поул!

Он уже достаточно очухался, чтобы взглянуть на меня.

– Отпусти меня!

– Поул, я хочу знать кое-что о Деке.

– Я знаю о Деке столько же, сколько ты.

Я вытащил из кармана еще одну вещь, которую тоже купил утром. Его глаза безотрывно следили за моей рукой.

– Все о Деке! – твердо повторил я.

– А зачем?

Он все смотрел на то, что я держал в руке. Это были садовые ножницы – секатор.

– Отрежу тебе кое-что. Сначала пальцы рук. Потом – ног. А потом и еще кое-что, что торчит. Все о Деке. С самого начала.

Он вспотел и со страхом смотрел мне в глаза. Его лицо пожелтело.

– Ты что, сошел с ума? Я объяснил:

– Я обнаружил Генри Макферлейна полуживым в сарае у Деке. Он сказал мне, что это ты устроил все эти нападения в «Саут-Крике». Я хочу знать об этом все.

Он посмотрел на секатор, а потом снова мне в лицо и лихорадочно заговорил:

– Это Джеймс. Я встретил его в Испании. И Джеймс сказал, что у него есть один тип, который занимается торговлей прибрежными участками. Он сказал, что я и мое имя могут оказаться полезными и я могу сделать на этом кое-какие деньги. Все поначалу было довольно респектабельно. Сам Хонитон был с ними. Ну, я и пошел к ним.

Его била дрожь, и он сказал:

– Я замерз.

– Продолжай!

– Мы сделали несколько дел. Вполне честных. Потом он попросил меня подыскать что-нибудь и Англии. Я сразу же подумал о «Саут-Крике» и сказал им об этом, ему и Джеймсу. Я понимал, что Генри никогда не продаст землю. Деке только рассмеялся и заявил, что здесь нет проблем. И потом началось это, в «Саут-Крике». Ты знаешь.

Он помолчал и облизал губы.

– А что Рейстрик? – спросил я.

– Да ничего. Пустое место. Мальчик на побегушках.

– Он там… что-то делал в «Саут-Крике»?

– Не знаю. Они мне не говорили. Это правда. Я же был в Австралии. Ты ведь тоже был там.

Я кивнул и сказал:

– Да. Припоминаю. Весьма живо. А почему тогда ты приобрел документ на право владения?

Он сидел голый, пристегнутый цепью к креслу. Ясно, как должен был чувствовать себя этот обычно уверенный в себе человек.

– Вложение денег, вот и все. Когда Макферлейн продаст землю, часть будет принадлежать мне.

– И ты всячески поддерживал их?

– Вполне.

– А как ты думаешь, что Деке сделал бы потом?

Он пожал плечами.

– Можешь говорить что угодно.

– Но ты же знаешь его, потому что работал на него. Это же ты устроил похищение сейфа, когда тебя попросили об этом.

– Нет, не я, – сказал Поул. Его глаза расширились, и он яростно закрутил головой.

– Это ты отвязал понтон на нашей пристани?

Он отрицал и это:

– Я был в гостях в тот вечер. В Норфолке. Можете проверить. Он уже почти хныкал.

– Ей-богу, – сказал он. – Честно.

Я поиграл секатором. Он неотрывно следил за моими руками, водя глазами справа налево и наоборот.

– Так кто же тогда дал тебе сейф?

– Рейстрик. Была телеграмма от Деке. Он потребовал, чтобы его доставили.

Я внимательно смотрел на него.

– Ты знал, что за груз был на «Альдебаране»?

– Вообще никакого не было.

– Нет, был, – отрезал я и рассказал все, что знал о драгоценных камнях.

– Ты шутишь, – фыркнул он.

– Если хочешь знать, кто шутит, пойди и посмотри мой личный сейф в Банко-де-Бильбао в Марбелле. А где сейчас Деке? На пути в Англию?

Поул явно удивился, но несомненно он знал об этом.

– Да, – продолжал я. – Мне кажется, у вас с этим Деке было немало интересных разговоров. Я хочу знать, каким путем он приезжает сюда. Где и когда.

– Разве он сообщил бы мне?

– Да, – настаивал я. – Никогда, – снова фыркнул Поул.

Я зашел ему за спину, чтобы он не мог меня видеть. Протянув руку, коснулся секатором его правого уха. Голова Поула резко дернулась.

– Ты не сделаешь этого!

А я думал о той надписи губной помадой на шкафчике в ванной комнате. У меня пульсировало в голове. Быстро, чтобы не раздумать, я разжал и снова сжал руку, держащую секатор. Он завопил от боли и шока. Кровь брызнула из мочки его уха.

– Ради Бога, Мартин! – взмолился он.

– Двадцать пять лет! Он сядет на двадцать пять лет. Он не сможет угрожать тебе.

Он покачал головой. Из его горла вырвалось сдавленное рыдание.

– Я начну с суставов пальцев. Это проще всего. Легкое движение, и кости рук разваливаются на части. Там только хрящи. Разделаем как пирог.

Я помолчал. Царила полная тишина. Он пытался отдышаться.

– Будет очень больно, даже если я только начну.

– Ты не сделаешь этого!

Я схватился за спинку кресла и повалил его на бок. Поул с шумом грохнулся на пол. Голова его с треском ударилась о плитки пола. Я быстро присел рядом с ним, схватил его левую руку, которая оказалась наверху, и загнал кисть этой руки в железный угол между подлокотником и спинкой кресла. Он сжал кулак. А я воткнул острие секатора в кожу под суставом. И начал медленно сжимать лезвия.

Он завопил. Это был крик не боли, а страха, прямо женский вопль. Я приостановился. Пошла кровь. Ножницы уже пронзили кожу. Я старался не смотреть на это.

– Ты, мерзкий подонок, – прорыдал он.

– Это ты подонок. Еще когда мы были детьми, ты обманывал и врал, чтобы добиться своего и получить все, что тебе нужно. Ты уже тогда был подонком. Ну ладно, что же все-таки Деке?

Я снова сжал ножницы. Он завопил. Я почувствовал, как хрустнули хрящи. Мне стало не по себе, но я вспомнил о Хелен, которую похитили из разгромленного дома. Я не мог удержаться и был просто вне себя.

– Говори, – нажимал я. – Говори же.

И он торопливо заговорил. Голос его срывался.

– Его мать тяжело больна. Он взял катер в Ле-Трепорте. Лоцманский катер. Он пройдет через Хорз-Ченнел к Медуэй.

– Откуда ты знаешь?

– Он просил у меня лоции.

– Хелен Галлахер с ним?

– Да.

– Когда?

– Завтра. Только отпусти меня.

Я убрал секатор в карман.

– Ну ладно, благодарю вас за любезное содействие.

Я бросил ключи от цепи в бассейн. Потом оттащил его на безопасное расстояние от края и оставил там на ядовито-зеленых плитах пола голого и прикованного к белому железному креслу.

Фары моего взятого напрокат автомобиля пробивали два желтых световых туннеля в полной темноте. Я выехал на дорогу А-303 и около Уилтона выбросил секатор в окно. Может быть, утром управляющий Поула найдет его.

В десять утра я приехал в «Саут-Крик».