Текст книги "В смертельном круге"

Она кивнула. Выглядела она совсем несчастной и все время смотрела на исцарапанный стол.

– Но я позвонил по телефону, который вы мне дали, и все неприятности закончились.

Она довольно скептически взглянула на меня своими серо-зелеными глазами и спросила:

– А что вы знаете о компании «Си Хорз Лэнд»?

Что-то необъяснимое проскальзывало в этой девушке. У меня не было причин доверять ей, но и не доверять тоже.

– Я знаю парня, который руководит той компанией, чей телефон вы мне дали. Он любит делать деньги, но не хочет попасть в тюрьму. Я поговорил с ним. Он прикроет все это.

Она с облегчением кивнула, только я не мог понять почему. Выпив свой бокал, она поднялась.

– И это все? – спросил я.

– Это все. Я возвращаюсь одна. О'кей?

Я открыл ей дверь и смотрел, как она, держась очень прямо, перешагивая через причальные канаты, скрылась в дверях яхт-клуба. На фоне больших ржавых траулеров ее фигура казалась маленькой, хрупкой и одинокой.

Я выпил еще полпинты. Наш разговор оставил странный осадок. Выходило, что она приехала сюда, в Пултни, чтобы задать мне пару вопросов. И очень странной казалась сама манера задавать вопросы. Я был больше чем уверен, что ее не интересовали сведения о компании «Си Хорз Лэнд». У меня сложилось впечатление, что меня просто проверяли.

Я вышел из бара «Мермэйд», попрощался с Чарли, взял «лендровер» со стоянки и поехал на Фор-стрит. Если она думала, что удовлетворила мое любопытство, то вовсе нет. А я и в самом деле очень любопытен. И мне показалось, что человек, который может удовлетворить мою любознательность, это мой кузен Джеймс.

* * *

Он жил в Комптон-Холле, в Сомерсете, большом и красивом доме времен королевы Анны. Было без четверти десять, когда тупой нос моего «лендровера» оказался между кирпичными колоннами главного входа. Дом светился огнями. У подъезда стояло пять дорогих автомобилей. Я выбрался из «лендровера», пригладил пятерней волосы и направился к двери.

В холле с мраморным полом стояли греческие статуи без голов и рук. Все сделано с большим вкусом, видно, художники по интерьеру потрудились на совесть. Через двойные двери справа от меня был слышен рокот голосов. Дверь открылась, и вышел слуга в черном смокинге и полосатых брюках с подносом и с тарелками для пудинга. Он пытался что-то мне сказать, но я прервал его, заявив, что все в порядке, и вошел в комнату.

За длинным столом красного дерева с серебряным канделябром посередине сидели разодетые мужчины и шикарные женщины. Джеймс, улыбающийся и жизнерадостный, расположился на дальнем конце стола. Его красные щеки застыли над воротником парадной сорочки. Он восседал под копией картины Рейнольдса.

Когда он увидел меня, глаза его сделались сразу холодными, улыбка исчезла. Он обратился к гостям:

– Извините меня, один момент!

Взяв за плечо, он вывел меня из комнаты прежде, чем я мог бы испортить своими матросскими словечками атмосферу застолья, где царствовали дорогие вина и большие деньги. Он отвел меня в библиотеку с камином и виски на подносе. Потом Джеймс закрыл дверь и обернулся ко мне. Его хорошее расположение духа как рукой сняло. Он был зол и суров, от него разило спиртным.

– Почему ты позволяешь себе вламываться сюда таким образом?

– Я хочу знать все о твоих связях с компанией «Си Хорз Лэнд».

Его лицо не дрогнуло. Как всегда, он сохранял самообладание.

– Не твое собачье дело, – ответил он, взял коробку сигар «Монте-Карло» и, вынув одну, спросил: – Хочешь?

Я сказал, что хочу. Он на секунду повернулся ко мне своей широкой спиной, обрезая сигару и снимая с нее ленточку. Потом протянул ее мне.

– С компанией «Си Хорз Лэнд» покончено, – сообщил он, зажигая свою сигару. – Она вышла из-под контроля.

Я смотрел на его толстые красные губы, попыхивающие голубоватым дымом. Он никогда не предлагал мне таких дорогих сигар. Подойдя к столу, я взял ножичек, обрезал сигару еще немного и заметил под стеклом массу фотографий, расположенных с военной тщательностью, выверенной до миллиметра. Только одна лежала отдельно от других. Я осторожно вытащил ее и посмотрел: групповой цветной снимок. В центре был сам Джеймс, румяный и самодовольный. Рядом смуглый мужчина с золотой цепью на плечах и еще двое – один в темном костюме, а другой в блейзере и фланелевых брюках со складками, как лезвие ножа. На втором плане виднелся новый жилой дом, рядом с которым высился строительный кран с испанским флагом на стреле. На плакате, натянутом между двумя пальцами, было написано: «126 КВАРТИР В ПУЭРТО-ЛАС-БРИЗОС». Широкоплечий мужчина, одетый в бежевый костюм сафари, стоял под плакатом, отвернувшись от камеры. Что-то в его позе заставило меня подумать, что он намеренно уклонился от объектива, чтобы не быть узнанным.

Но я не интересовался человеком в костюме сафари, а внимательно рассматривал людей на переднем плане, в частности лицо третьего справа, бледного типа с черными усами, под белым воротничком которого был повязан галстук выпускника частной школы. Глядя на него, я вспомнил те самые аркады здания на набережной в Саутгемптоне. Это было лицо мистера Торренса Рейстрика. Рядом с ним, строгий и безупречный, стоял лорд Хонитон.

Я смотрел на оборотную сторону фотографии, в то время как Джеймс говорил:

– Теперь, если ты не возражаешь, я должен вернуться к своим гостям.

– Оказывается, это ты, – сказал я. – Ты и твой Рейстрик. И драгоценный лорд Хонитон.

Джеймс выхватил фотографию у меня из рук, буквально метнувшись ко мне. Его прекрасный румянец быстро полинял, и лицо стало изжелта-серым.

– Это очень старая фотография, – пояснил он в замешательстве. От него прямо разило страхом.

– Это все ребята из «Си Хорз Лэнд»? – спросил я.

– Я больше не связан с «Си Хорз Лэнд». И с людьми Хонитона тоже.

– А кто связан?

– Может быть, в Испании остались кое-какие дела, – ответил он. – Я не могу точно сказать.

– Где Рейстрик?

– Не имею понятия. Скорее всего он не врал.

– На твоем месте я не задавал бы столько глупых вопросов, – продолжал Джеймс. – Хонитона давно здесь нет. Я покажу тебе корреспонденцию, если хочешь.

Румянец вернулся на его лицо, и страх сменил гнев. Я поверил ему насчет того, что он сказал о Хонитоне. Когда Хонитон умывает руки, они делаются стерильно чистыми. А вот насчет самого Джеймса я не был так уверен и сказал:

– Ты не обязан показывать мне какие-то письма. Но я не хочу больше ничего слышать о «Си Хорз Лэнд».

* * *

Когда я гнал свой «лендровер» по улицам Сомерсета, мои мысли крутились вокруг Джеймса. Он умел молчать. Но почему он так напугался?

Хонитон – могущественный человек, было опасно перебегать ему дорогу. Но он очень заботился о своей репутации и поэтому никогда бы не связался с чем-то по-настоящему мерзким. О Джеймсе этого не скажешь.

Я все время думал об этом, пока добирался до «Саут-Крика», и в конце концов счел странным, что Джеймс сказал мне правду о Хонитоне, а сам быстренько отошел в сторону, когда «Си Хорз Лэнд» стала слишком зарываться. Уже не в первый раз он порывает с компанией, которая плохо сотрудничает с ним. А причина, по которой он был так напуган, проста – к чему ему лишние заботы?

Но все-таки из его слов можно было сделать вывод, что эта самая «Си Хорз Лэнд» еще существует, по крайней мере, в испанском филиале. Можно представить, что это за компания, с которой даже Джеймс не хочет иметь ничего общего.

И я сразу с беспокойством подумал о людях Генри, с которыми должен был скоро встретиться.

Глава 10

Ощущение опасности не покидало меня. Проснувшись на следующее утро, я пошел прямо в офис, позвонил Джеймсу, который явно не обрадовался мне, и потребовал:

– Я хочу выяснить, что осталось от «Си Хорз Лэнд» в Испании. Имена и адреса.

– Не знаю. Люди меняются. Не видел никого из них.

– А ты знаком с моим другом Гарри Чейзом, журналистом? Может, он начнет задавать тебе вопросы?

– Пусть спрашивает сколько угодно. Но я не могу сказать ему то, чего не знаю сам.

– А ты подумай, – посоветовал я и повесил трубку, глядя на карту бухты, висящую на стене. Если Джеймс не побоится моей угрозы обратиться к журналисту, значит, ему действительно нечего сказать или он уж слишком перепуган чем-то.

Но как бы то ни было. Генри должен защитить свои права. Я работал на одной из яхт, когда услышал, что кто-то громко зовет меня. Это был голос Мэри.

Она стояла у ворот сада в позе борца, приготовившегося к схватке.

Щеки ее пылали.

– Иди сюда, – сказала она.

И, не ожидая моего ответа, направилась прямо в дом, остановившись возле кабинета Генри.

– Не будешь ли ты любезен сказать этому джентльмену, чтобы он убирался отсюда?

Из-за ее плеча, обтянутого голубой шерстяной кофтой, я увидел Поула Уэлша, сидящего за письменным столом Генри.

За его спиной до самого потолка громоздились конторские книги, папки с делами. Он поднял голову от документов, которые изучал.

– Что такое? – спросил он.

Мэри показала большим пальцем себе за спину:

– Вон отсюда!

– Я разбираюсь с делами, связанными с приобретением недвижимости, и поэтому я здесь и имею на это право.

Он имел право. Когда матчевый гонщик пугает вас сводом правил, он обычно уверен в себе.

– Поул, если вы не возражаете, я все-таки войду, – сказал я и втиснулся вслед за Мэри в кабинет. Она просто лишилась дара речи. Я повернулся, подмигнул, глядя в ее красное лицо, и закрыл за собой дверь.

– Повторяю, я занят, – сказал Поул.

Его холеные руки перебирали содержимое папки.

Я мягко возразил:

– Но вы могли бы, по крайней мере, предупредить заранее.

Он ответил с убийственной иронией:

– Как я понимаю, вам известно, что я уполномочен заниматься вопросами приобретения собственности. Этого вполне достаточно, чтобы я мог ознакомиться с документами.

Я чувствовал, как во мне поднимается гнев. Точно такой же гнев, как и тот, что помешал мне держать себя в руках на Гонках Айсберга.

Взвешивая каждое слово, он очень спокойно сказал:

– Вам надо было в свое время обзавестись приличными манерами.

Мне очень хотелось схватить его за ворот безупречного свитера и выкинуть за дверь. Вместо этого я сделал глубокий вдох и расслабился.

– Генри сейчас отсутствует. Будет удобней, если вы появитесь здесь, когда он вернется.

– Но это неудобно мне, – отрезал он, не поднимая головы.

– Отлично, – ответил я. – А теперь – вон! Немедленно! Он спокойно перевернул страницу и посоветовал:

– Звоните в полицию.

Вот оно! Внезапно передо мной возник безвестный мальчик Мартин Деверо из школы в Ридинге. И Поул Уэлш, который учился в Итоне и чей отец держал яхту на маленькой стоянке где-то на юге Англии. Я подскочил к нему, схватил большим и указательным пальцем его за ухо и сильно дернул.

Он закричал сдавленным фальцетом и попытался оттолкнуть меня. Я настаивал:

– Выметайтесь, пока я не выкинул вас за порог!

Он крутанул головой, освободился и попытался выдавить надменную улыбку. Это была жалкая попытка.

– Я всегда знал, что вы порядочное дерьмо, Мартин!

– Вон! – повторил я.

– Хорошо, ухожу.

Крепко сжав побледневшие губы, он неуклюже занес было ногу и попытался ударить меня в пах; я ушел в сторону, перехватил рукой его колено и отвел удар. Так мы и стояли лицом к лицу, и он старался сохранить равновесие.

– А теперь катись вон! – процедил я и сильно толкнул его. Он вылетел в дверь, потом поднялся на ноги, белый от гнева. Но сумел избежать моего взгляда, осматривая кабинет, старый письменный стол, громоздящиеся на нем папки.

– Боже, ну и хлам! – сказал он и удалился.

* * *

Вечером у нас с Мэри состоялся разговор.

– Я не желаю, чтобы этот человек появился здесь снова, – заявила она.

Я просматривал счета.

– Но у него, в связи с намерением приобрести собственность, есть полное право знакомиться с документами.

– Только не в моем доме! – отрезала она и добавила после паузы: – Может быть, он уже нашел то, что искал. Кое-что исчезло.

– Исчезло?

Она посмотрела на меня своими бледно-голубыми глазами.

– Вот уже тридцать лет я осаждаю эту проклятую комнату. Каждый раз, когда Генри уезжает, я проникаю в кабинет и навожу порядок, потому что, как только вернется, он вышвырнет меня отсюда. Так вот, что-то исчезло, это совершенно точно.

– А вы не думаете, что он мог взять это с собой? Она покачала головой:

– Нет, по-моему. Это что-то довольно большое.

– И вы не можете вспомнить, что это?

– Я теперь свое имя и то с трудом вспоминаю. Я смотрел на ее изможденное лицо и большие руки, лежащие на кухонном столе. Мэри ухаживала за мной с того самого времени, когда мне исполнилось двенадцать лет. Теперь она сама нуждалась в уходе и помощи.

– Вот что, я не пойду ночевать в Пойнт-Хауз, останусь здесь.

Она подняла голову и явно хотела сообщить мне, что я становлюсь смешным. Но потом изменила свое намерение. Ее лицо смягчилось.

– Если ты так настаиваешь.

Всю эту ночь я провел в полудреме, прислушиваясь к знакомым ночным звукам «Саут-Крика». Дул сильный ветер, завывая в снастях стоящих на приколе яхт. Со стороны причальной стенки доносился громкий шум прибоя.

Внезапно я вдруг проснулся. Моя комната располагалась над комнатой Генри. Сквозь шум, доносившийся с моря, я расслышал нечто другое: осторожный шорох и легкое постукивание снизу, сквозь пол. Я прикрыл глаза. Может быть, крысы? Болото кишело ими, и не было никакой возможности отвадить их от старого дома в «Саут-Крике». Но для крыс это сильный стук, и вещи, которые передвигались и падали, были для них неподъемны.

Я осторожно спустил ноги с кровати на холодные доски пола и быстро натянул джинсы и свитер. Потом открыл дверь и начал спускаться по лестнице.

Мэри была воспитана войной. Ее привычка экономить топливо возникла еще во времена затемнения, и она скорее примет ванну из шампанского, чем оставит на ночь горящую лампочку.

Но сквозь щель под дверью кабинета Генри пробивался свет.

Я уже спустился до половины лестничного марша. Моя правая нога осторожно нащупывала каждую следующую ступеньку, я старался ступать ближе к стене, чтобы избежать скрипа. И медленно переносил вес тела на правую ногу.

Ступенька все-таки издала звук, как старое дерево под порывом ветра. Свет в кабинете тут же погас.

Я одним прыжком преодолел остаток лестницы, повернул ручку двери и ворвался в кабинет. Там было совсем темно, только слабо серел квадрат окна. И в комнате стоял запах. Запах спиртного. Тут я получил удар по голове, в ушах у меня зазвенело, и я упал на кучу папок, успев подумать: почему это я, такой агрессивный мистер Деверо, не вызвал вовремя полицию?

На фоне окна мелькнула тень. Широкие плечи, массивное тело. Этот человек пытался открыть окно. Я вытянул левую руку, нащупал выключатель и нажал его. Ничего не произошло. Лампочка вывернута, догадался я.

Опустив руку на пол, чтобы опереться на нее и встать, я нащупал металлический предмет – тяжелую бронзовую скобу, которой Генри подпирал дверь. Я схватил ее и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда человек у окна сумел поднять наконец оконную раму. На сером фоне окна было видно, как он заносит ногу, чтобы прыгнуть наружу. Размахнувшись, я бросил в него скобу.

Из-за больной руки бросок вышел неудачным. Но скоба все-таки угодила в незнакомца, и он вывалился на улицу. Послышался хруст, когда он рухнул на клумбу. Я бросился за ним и упал на что-то, что оказалось его телом. Он заорал и быстро откатился в сторону. Кровь стучала в моих ушах. Теперь я его видел. Темная грузная фигура ползком пробиралась через заросли.

– Стой! – закричал я. – Я вижу тебя!

Он не остановился. Пригнувшись, я бросился следом. Мы схватились на лужайке, и я попытался свалить его подножкой. Но он был широкий и плотный, а гипсовая повязка не позволяла мне сцепить руки у него за спиной. Он вырвался, и я ударил его в лицо левой, чувствуя, как его пальцы нащупывают больное место на моей правой руке.

Мне стало не по себе. О нет, только не это, думал я, стараясь отвести руку подальше. Но я промедлил, он поймал мою руку и заломил ее назад. Я весь сжался от ужаса, понимая, что сейчас произойдет, тем более что мы оказались возле стены дома, а он был построен из очень прочного материала.

Он, захватив мою руку, ударил ее гипсовой повязкой об угол дома.

У меня внутри все оборвалось от боли, и шум в ушах от полученного удара превратился в адский рев. Что-то случилось с моими коленками, которые стали сразу как мокрая бумага. Я грохнулся на траву и повернулся так, чтобы прикрыть руку.

Сверху голос Мэри спросил:

– Кто там?

Она зажгла свет.

Негодяй сиганул через лужайку. Я попытался встать и побежать вслед за ним, но мои колени все еще не слушались меня, я так и остался лежать у стенки, которая разделяла сад и двор, прекрасно слыша, как на стоянке машин заработал стартер. Я поднялся, опираясь на дерево, и увидел, как лучи фар прорезали темноту, услышал, как шины прошуршали по гравию, прежде чем машина, высокая и угловатая, судя по силуэту, вырулила на дорогу. Было слишком далеко до нее, чтобы разглядеть номер. От стоянки донесся запах выхлопных газов дизеля.

Шатаясь, я вернулся в дом, прижимая к груди, как ребенка, свою несчастную правую руку.

Мэри спросила:

– Что там, черт побери, произошло?

– Воры, – ответил я.

Она словно в полусне неважно соображала.

– Не думаю, что они смогли чем-то поживиться. Позвони в полицию. Скажи, что это была «тойота». Они перехватят их.

В моем гипсе, там, где он ударился о стену, образовалась трещина. Я крепко сжимал руку и надеялся, что Мэри не заметит, как дрожат мои ноги.

Пол в офисе был завален папками и документами. Она раскидывала их ногами, не зная, с чего начать уборку, а я стоял, смотрел в открытое окно и думал об этом здоровенном бандите, от которого несло перегаром, и который мог позволить себе ударить человека по сломанной руке. И тут мой желудок не выдержал, и я выбежал в сад.

Явилась полиция: сержант Хоун из Маршкота и трое агентов из Экстера. Они не нашли автомобиля, сказав, что таких машин много, и он теперь может укатить куда угодно.

Я кивнул, думая, что не из Австралии же приехал этот угловатый автомобиль с дизельным выхлопом. Они спросили, не пропало ли что-нибудь. Мэри ответила, что она может предполагать это с такой же вероятностью, как и они. Потом я описал человека, понимая, что делаю это совершенно напрасно.

– Вам еще повезло, – сказал Хоун, коренастый мужчина с конопатым лицом и рыжеватыми глазами.

Его агенты, пользуясь своим порошком, всюду пытались отыскать отпечатки пальцев.

– Сейчас развелось много бандитов. А этот просто вор. Ищет видео. – Он набрал полный рот виски и смаковал его, не глотая.

– У нас нет видео.

– Но он не знал этого, – сказал Хоун. – Вам повезло.

– Спросите Джеймса де Гроота, что он знает обо всем этом, – сказал я и дал им номер телефона.

Мы сидели молча за кухонным столом. Хоун пошел позвонить в Комптон-Холл. Я очень оберегал, лелеял, свою руку в треснувшем гипсе.

Хоун вернулся озабоченный.

– Мистер де Гроот в Америке по делам. Отбыл в полдень.

* * *

На следующее утро я поехал в Экстер. Врачи осмотрели на рентгеновской установке мою руку и сказали, что она заживает нормально, несмотря на удар. Наложили новую гипсовую повязку и отпустили меня.

Когда я вернулся в «Саут-Крик», полиция появилась снова. Они не нашли отпечатков пальцев. Никто не видел автомашины, и они все допытывались, не пропало ли что-нибудь. Мэри подтвердила, что ничего не пропало. И они уехали.

Когда полицейские наконец убрались, она спросила:

– Ты думаешь, это был Поул Уэлш?

– Нет, слишком велик для него.

– Очень странно. Кто-то вламывается глухой ночью. Шарит повсюду и ничего не берет. – Она подождала немного и добавила: – А может быть, он искал то же, что и Поул?

Явно в кабинете Генри было что-то, что одинаково интересовало и Поула, и этого вора. Но вор был слишком крупен, это не мог быть Поул. А Джеймс знал, что у меня сломана правая рука, и, может быть, хотел окончательно обезвредить меня, сломав ее еще раз.

Но Джеймс в это время летел на самолете в Америку.

Я пошел в офис подписать кое-какие бумаги. Когда появился Тони, я пригласил его в кабинет.

– Нам нужен охранник у ворот. На всю ночь. И на каждую ночь.

– Ого, до чего дошло, черт возьми!

– И с рацией, – уточнил я. – А другая будет у меня в Пойнт-Хаузе.

– И кому это понравится, стоять у ворот?

– Придется привыкнуть.

– Можете вы представить себе, как наш Дик сможет уберечь нас от преступников? – спросил он.

– Сможет, если у него будет рация.

Тони пожал своими здоровенными плечами.

– Как скажете, – пробурчал он.

Я работал, пока солнце не превратилось в большой оранжевый шар, спускающийся за мачты яхт. Потом пошел на автостоянку. Тони был уже там, ухмыляясь во все свое загорелое лицо.

– Дик на дежурстве, – доложил он. – Взял два экземпляра «Пентхауза» и полгаллона чаю. Ни один паршивый вор не проскочит.

– А радио?

– И радио.

– Благодарю.

Я залез в «лендровер», помахал Дику и поехал в Пойнт-Хауз.

Я устал. Разогрел бифштекс и мясной пирог и поел. Потом умылся, наладил отопление, проверил УКВ-рацию и отрегулировал громкость приема так, чтобы услышать, если Дик станет вызывать меня ночью.

Потом сел за шахматную доску, но никак не мог сосредоточиться, потому что у меня из головы не выходил Генри, который был где-то в Испании и Бог знает чем там занимался в окружении опасных людей. Фигуры на шахматной доске ассоциировались с такими персонажами, как Джеймс, Рейстрик и тот бандит, который тайком крутился у «Саут-Крика». Я представлял себе нашу пристань в миниатюре: бухту с понтонами, навесы из гофрированного железа, дом красного кирпича на гравийной насыпи. Потом фокус расплылся, мои мысли закружились вокруг иных дел, но было трудно определить их точное содержание.

В огне затрещало полено, и я невольно вскинул голову. Потом медленно встал и зашагал вверх по узкой лестнице.

Когда я открыл глаза, было еще темно. В окно смотрела луна, оставляя серебряные квадраты света на белом покрывале постели. На моих часах было 4.38. Я лежал, вслушиваясь в порывы ветра, и старался понять, что именно меня разбудило.

– Мартин!

В голосе был страх. Даже больше, чем страх, – паника. Я подбежал к окну. Передо мной открылась плоская серая ложбина среди дюн. В ее дальнем конце стоял автомобиль с включенными фарами, задранными кверху. Через ложбину бежала большая неуклюжая фигура в длинном халате, путающемся в ногах. Мэри!

Я натянул брюки, свитер, сапоги и спустился вниз, как раз когда она вбегала в дверь. Ее волосы были всклокочены ветром, голубой халат весь в песке. Лицо в слезах.

– Проклятый понтон! – задыхаясь, сказала она. – Моя машина застряла. Едем!

Мы выбежали наружу. Я завел «лендровер»: ее «фольксваген» стоял сбоку от дороги с колесами, по ступицу завязшими в песке.

– Понтон сорвался, – сказала она. И больше ничего не могла объяснить, потому что все ее внимание было поглощено тем, как удержаться на сиденье, пока я гнал «лендровер» по дюнам.

Когда мы миновали болото и спустились к бухте, я по расположению мачт, ясно рисовавшихся на светлой, восточной части неба, увидел: произошло что-то недоброе. Обычно мачты располагались в определенном порядке, напоминая частокол, а сейчас они сбились в беспорядочные уродливые пучки.

Мы объехали бухту, я выскочил из машины и закричал:

– Звони Тони!

– Уже позвонила.

– Где Дик?

– Не видала его, – ответила Мэри.

Я подбежал к краю бассейна. Мачты походили на сосновый лес после сильной бури. Понтон, это тяжелое сооружение из дерева и металла, отнесло под напором ветра на пятьдесят футов от берега. Он толкал перед собой причаленные к нему яхты. И весь этот хаос навалился на бетонные глыбы и крепко засел там, качаясь на восемнадцатидюймовой зыби. Грохот стоял ужасный. Это был грохот полумиллионных яхт, разбивающихся в стеклянную пыль.

Я осмотрелся вокруг, ища плоскодонку Дика. Обычно она стояла у топливного причала. Теперь там ее не было. Я снова кинулся к «лендроверу» и выхватил карманный фонарик из ящика для перчаток. Луч заплясал по темной воде и осколкам фибергласа.

– Что я могу сейчас сделать? – спросила Мэри дрожащим голосом.

– Наденьте что-нибудь на себя.

Желтый свет фонаря остановился на внешней стороне дока. Там оказалась лодка Дика, черная и длинная. Я спустился по стенке и перелез через расшатанные перила. Лодка не была привязана. Она стояла, прижатая ветром к привальному брусу.

Я спрыгнул в нее и потрогал кожух мотора: он был еще теплый. Звенели цепи, плескалась вода, и яхты бились о бетонные глыбы. Больше ничего не было слышно.

– Дик! – закричал я.

Никакого ответа.

Не было времени разбираться, почему он молчит. Я нажал кнопку стартера, и стодвадцатисильный дизель заработал с глухим рокотом; выхватив из держателей трос, я закрепил его на болтах с каждой стороны понтона, потом перекинул трос за усиленный пиллерс на корме лодки и дал полный газ.

Двигатель взревел. Когда тросы натянулись, они образовали треугольник, в вершине которого находилась лодка, а понтон служил как бы основанием. Пена серебром била за кормой лодки. Я сидел, зная, что больше уже ничего нельзя сделать. Тросы звенели от напряжения. Мачты за кормой выпрямлялись, потому что натиск понтона стал ослабевать. Очень медленно, но я все-таки вытащил понтон на чистую воду. За ним тянулись лодки, все еще причаленные к нему и похожие на пустые гороховые стручки.

На берегу теперь появились огни и автомашины. Низкий автомобиль с лебедкой выехал на дальний мол. Лодка с трудом приближалась к нему, идя против ветра.

– Прими трос, – сказала мне темная фигура голосом Тони. – Он на лебедке. Закрепи его.

Он бросил мне петлю тяжелого троса. Я подхватил ее, дал задний ход, накинул петлю на пиллерс и отвел лодку, чтобы выбрать слабину. Я правил к топливному доку, и лебедка заработала. Темная масса понтона стала медленно двигаться назад. Я выскочил на мол и подошел к автомобилю с лебедкой. Мотор ревел. Тони сидел в кабине. Светало. В неясном свете было видно то, что осталось от пяти когда-то элегантных яхт.

Тони сказал:

– Еще хорошо, что вы успели.

В лучах автомобильных фар было заметно, как ввалились его глаза.

– Ты видел Дика?

– Нет. Наверное, спит под навесом. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было различить фигуры на противоположной стороне затона. Это были двое наших рабочих и Мэри. Рабочие спустились по куче обломков к кромке воды и что-то отыскивали там, шаря баграми. Они толкались и суетились так, будто нашли что-то важное.

Меня прохватил озноб, и я бросился вдоль затона к ним. Мэри стояла на стенке, с ужасом смотрела вниз, повторяя:

– О нет! О нет!

Я понял, что произошло, когда рабочие вытащили тело из воды. Это был Дик Поудер. В рассветных лучах он выглядел идеально чистым, впервые за все время, какое я его знал. Потому что пролежал под водой более часа. И был, конечно, мертв.

Мы вытащили его на верх стенки, холодного, как камень. Стало еще светлее. Прибыла полиция и «скорая помощь», голубые вспышки их машин освещали ужасный разгром и отражались в темной воде. Женщина-полисмен взяла Мэри к себе в машину и напоила ее чаем. Я снова пошел к автомашине с лебедкой.

Понтон был на месте. Казалось, он никуда и не уходил, если бы не весь этот хаос вокруг. Ущерба было на добрых двадцать – тридцать тысяч фунтов.

Но с этим придется разбираться потом.

Я подошел к первой причальной точке понтона. Обычно он крепился мощной цепью из металла с гальваническим покрытием к чугунному кольцу на анкерах[18]18
  Штырь, замурованный в каменную кладку или бетон.


[Закрыть], которые заделаны на четыре фута в бетон стенки. В свете моего фонаря было видно, что цепь свободно свисает. На покрытии видны пятна ржавчины, но не больше, чем всегда.

– Это новые цепи. Они поставлены в этом сезоне, – сказал Тони. Он наклонился и начал вытягивать цепь.

– Должно быть, испорченное звено, – предположил Тони. – Два испорченных звена, – добавил он. – Никогда не бывает такого в цепи с гальваническим покрытием. А тут целых два звена.

– Кто-то разрезал эти чертовы звенья, – сказал я. Бедный Дик с его «Пентхаузом», сандвичами и чаем!

– Мы найдем эти проклятые звенья. Они где-нибудь здесь, если их разрезали. И мы найдем того подонка, который убил Дика.

Его голос был холоден и полон гнева. Я отлично понимал его состояние.