Текст книги "Доктор. Книга 1"

12

Поспать особо не получается. Каждый раз, когда мы собираемся заснуть, ребёнок начинает ворочаться и вскрикивает. Приходится вставать, укачивать, кормить.

С одной стороны, где-то даже интересно: что-то типа тренажёра семейной жизни. С другой стороны – даже одна такая ночь ярко показывает, что у всего есть своя изнанка. И в придачу к каждой чашке приятного прилагается ведёрко тяжёлого труда.

В итоге, часов в пять утра, когда ребёнок засыпает в очередной раз, мы уже не пытаемся ложиться, а идём на кухню.

– Ты что будешь?

– Кофе. Только кофе. Покрепче. Много сахара, – выражение глаз Лены похоже на сфинкса.

– Есть не хочешь? – мне неудобно начинать есть в одиночку, а есть хочется.

– В пять утра? Боже упаси. Только кофе, – монотонно, на одной ноте, тянет Лена.

Достаю из стола турку, высыпаю из банки заранее молотую массу зёрен (хорошо, что уже смолол – вот бы кофемолка сейчас на всю квартиру взвизгнула), проделываю остальные манипуляции, и через три минуты разливаю по чашкам. Себе делаю большой бутерброд.

За бутербродом приходит неожиданная мысль, которую тут же озвучиваю:

– Интересно, а если гарем, и жён несколько, и таких детей, как она, – взгляд на дверь комнаты, – двое или трое, как тогда спать мужику?

– Наверное, если жён несколько, мужик не встаёт ночью к ребёнку, – так же монотонно выдает Лена. – Но вообще, чтобы это воспринимать нормально, женщине надо родиться в той среде. Хотя-я-я-я, если большая любоффь, если все – очень яркие индивидуальности, и нет противоречий в межличностных отношениях…

– Слушай, а как может не быть таких противоречий между двумя или более самками в одном замкнутом пространстве? – интересуюсь, несмотря на неподходящее для философии время суток. – Всегда же есть конфликт интересов? Хотя бы и внутренняя конкуренция за мужчину?

– Конфликты, Мелкий, есть всегда и везде. Даже там, где всего одна жена. Вопрос не в наличии конфликтов. А в умении всех сторон находить компромиссы. Это я тебе как взрослая тётя и дипломированный психолог говорю. Чем выше личное чувство ответственности у каждого члена такого коллектива, тем меньше градус противоречий внутри коллектива.

– Упс, ты ещё и психолог? – удивляюсь.

– Когда разводилась, взяла на год академку – мы одногруппники с ним были, не хотела больше видеться. Чтобы год дома не сидеть, отнесла документы на биофак в универ, там кафедра психологии. Почти все предметы совпадают – профили-то общие, зачли автоматически, философия не в счет. Ну и моя мама – декан этого биофака… Через год на биофаке перевелась на заочное, сессии – не проблема, знания-то из меда. В итоге получила два диплома.

– Не буду спрашивать, помогала ли мама.

– Эй, Мелкий, вот ты сейчас что, хочешь меня обидеть?! Я всегда училась добросовестно и сама! Мама – это одно. Допустим, она может помочь и поступить, и закончить. Но потом настанет время работать лично и самостоятельно. Тогда что, тоже маму звать? Странно, считала, ты понимаешь такие вещи… Обидел.

– Эй-эй-эй! Стоп! Я не со зла, я по тупости! В данном случае, я – жертва стереотипов. Извини. Дай я тебя в знак примирения поцелую.

– Простила. Не говори так больше, – и без всякого перехода: – Второй девушке обо мне рассказал уже?

Наверное, мои выпученные глаза выглядят красноречиво.

– О, значит, уже какая-то беседа была, – удовлетворённо говорит Лена, выхватывая с моей тарелки последний бутерброд.

– Ну зачем?! – от возмущения захлёбываюсь. – Я же предлагал: давай я и тебе сделаю поесть?! Лен, ну зачем брать с чужой тарелки? Неприятно же! Давай сделаю ещё – тебе персонально? Да, беседа была…

– Видишь, как ты охраняешь свою жратву, – хихикает Лена. – Очень иллюстративно. Для понимающего человека. Такая деталь характеризует больше, чем мимика и речь.

– Откуда знаешь про девушку? Ты видишь чужие мысли?

– Ну-у-у… ладно, не буду мучить. Ты воспринимаешь меня как самку?

– Да, а что, есть сомнения? – демонстративно оскорбляюсь в ответ.

– Не, сомнений нет… это я так, тешу своё самолюбие. Идёшь для меня на жертвы – один шнапс чего стоит. Для шестнадцатилетнего – сто процентов прореха в бюджете. Я оценила.

– Ну, не такая и прореха, скорее жалко выбрасывать деньги на бессмысленное – как-то алкоголь, табак, прочая бесполезная лабуда.

– Эта лабуда – полезная с точки зрения оказания влияния на меня. В данном случае этот твой жест тоже сказал о тебе гораздо больше, чем ты сам думаешь. К ребёнку тоже всю ночь ты первый скакал. В общем, Мелкий, выглядишь ты старше своих лет, сам себя кормишь, можешь позаботиться о себе и о том, кто с тобой вместе. Физиологически – регулярные потребности определённого деликатного характера у тебя уже более чем сформированы и оформлены, отбросим неуместную стыдливость. Значит, что?

– Что?

– Значит, подсознательно твой мозг как минимум начал искать потенциальную партнёршу. А скорее всего, даже выбрал кандидаток. Инстинкт размножения – он такой, по мозгам здорово бьёт. В смысле, меняет даже подсознательные программы действий. Как специалист говорю. Учитывая твою таранную целеустремлённость, кандидатку в партнёрши ты давно нашёл. Я права?

– Ну, как бы да…

– Судя по последним нескольким часам, до физического контакта у тебя с ней не доходило?

– Ну, да… в итоге не срослось.

– Учтём, что ты достаточно привлекателен, с деньгами, не болтун, вообще мачо. Значит, что?

– Что? – снова тупо повторяю рефреном.

– Значит, это – скорее всего, дама твоего возраста. И физически есть барьеры возрастного и нравственного характера.

– Ну, примерно…

– А учитывая твоё патологическое чувство ответственности и троекратное отсутствие вчера, ты сто процентов встречался, общался и пытался расставить все точки над «Ё», – она весело смотрит мне прямо в глаза.

– Ну, да…

– Не парься, Мелкий. Это я тебя психотерапевтирую. Говори, что тебя ещё тревожит.

– Да тревоги, как таковой, нет – есть непонимание…

– … как с нами обеими быть дальше? – снимает с языка Лена.

– Ну. Но давай до конца расскажу. Она – армянка наполовину, у них с этим строго (я сейчас про интим). Мне она отказала под этим соусом, зато предложила себя ни в чём не ограничивать – но я пока не знаю, как к этому относиться. По мне, отказ от контакта с близким человеком – это разрыв близких отношений. Получается, близкий человек не может рассчитывать на тебя в важном для себя вопросе.

– Как же непросто, да? Есть варианты. Как с нами обеими быть – очень во многом зависит от того, чего ты от нас обеих хочешь и на что ради этого готов. И – снова для профилактики – я сейчас с тобой говорю, как со взрослым мужиком. Которого я воспринимаю, как альфу и как мужика. С которым мне хорошо и уютно, несмотря на внешнюю странность всей ситуации.

– Зачем тогда Мелким называешь? У меня имя есть. Защитная реакция психики?

– Да. Она, – коротко бросает Лена, так же глядя мне в глаза.

– Ну-у-у, чего я хочу… У меня есть мечта. Я уже начал над ней работать.

– Кто бы сомневался. Давай, делай мне бутерброд, я уже согласна.

– Жизнь – очень короткая штука, и основные цели надо успеть достичь лет до пятидесяти. Если я хочу в жизни успеть всё – нужно быть серьёзным во всём, считай это моим принципом. Получается, в отношениях тоже нужно быть серьёзным, – чёрт, хлеб закончился; где-то должен быть лаваш. – Я сейчас не могу сказать, как оно так всё закрутилось – наверное, гормоны виноваты. Ситуация глупая, если с точки зрения разума. Но я вас обеих воспринимаю серьёзно. При этом Анька говорит, что большинство отношений, начатых до двадцати пяти, распадается в первые два-три года. Значит, всерьёз меня не воспринимает уже она. Держи свой бутерброд. Стереотипно принято считать, что за меня сейчас решают не мозги, а тупость и гормоны.

– Это она не тебя, а себя всерьёз не воспринимает… Стесняется отсутствия опыта… Нам, женщинам, вообще свойственно стесняться. В общем, Мелкий, совет психолога лично тебе: если тебе с нами хорошо, если ты не планируешь с кем-то из нас прекращать общаться, если ты готов и дальше проявлять чудеса своей патологической ответственности и бороться за нас обеих – нас надо знакомить. Сразу говорю: я не знаю, как оно будет, и кто из нас как может взбрыкнуть, включая меня. Ты прав: женской конкуренции в одном гареме никто не отменял, хи-хи. Хотя о гареме речь и не идёт… Но если у тебя есть Цель, и мы обе – часть твоего Пути, то чем раньше ты начнёшь укладывать выпирающие кастрюли в своём рюкзаке, тем больше шансов, что доберёшься, куда хотел. Сразу оговорюсь: сейчас советую гипотетически и со стороны. Я себе программу своих действий не выбрала, я пока просто развлекаюсь и рассуждаю отстранённо, со стороны.

Сдерживаюсь и не говорю, что у мозга – два разных «рисунка»: когда человек собирается действовать или когда гипотетически рассуждает, глядя в телевизор. Впрочем, возможно, женщины и сами себе умеют не признаваться, мало ли. Особенно после недосыпа.

Некоторое время едим бутерброды.

– Слушай, Мелкий. У меня, конечно, есть уже своё мнение… Но должна же я всё равно задать свой наивный вопрос… а ты точно понимаешь, во что ввязываешься? Ты ещё ребёнок во многих отношениях, в том числе в эмоциональном – ну, по крайней мере, должен им быть. Ты понимаешь, что сейчас можешь очень быстро оказаться в хомуте на всю жизнь, и потом что-то корректировать будет очень болезненно и сложно? Если в шестнадцать, с твоими серьёзными для твоего возраста материальными ресурсами, но абсолютно незрелой эмоциональностью, начнёшь педалировать вопрос отношений и докатишься до женитьбы?

– Лен, – смотрю на неё, как взрослый на ребёнка. – Ну кто в моём детском возрасте думает мозгами, к чему ты сейчас призываешь? А не гормонами? Если всё, что ты говоришь, так и есть, я что – способен сейчас отключить гормоны и включить мозги? Включить критичность, в частности?

– Ну, да, логично, – непоследовательно соглашается Лена. – Но мой долг – уточнить. И это, Мелкий… я ещё ни на что не соглашалась… мы сейчас общаемся чисто гипотетически.

Не буду спорить, что гипотетической ситуация перестала быть в момент начала этого разговора. И снова сдерживаюсь от объяснений про «рисунок» мозга.

Звонит Ленина мобила.

– Да. Да, всё верно. Секунду, – и ко мне: – Какой у тебя адрес?

– Микрорайон Солнечный, дом двадцать, квартира пятнадцать.

– Микрорайон Солнечный, дом двадцать, квартира пятнадцать. Да, ждём.

– Отец ребёнка? – догадываюсь по тексту.

– Он. Будет через полчаса. Уже прилетел. Пойдём. Будить, одевать и собирать.

Наш третий маленький член коллектива не желает ни просыпаться, ни одеваться. Все наши попытки организовать её отъезд девочка встречает в штыки. В результате мы только меняем памперс, надеваем бодик и кладём её в коляску, где она продолжает досыпать.

– Золотой ребёнок, – задумчиво говорит Лена. – Далеко не все так хорошо спят в этом возрасте. Эх-х, счастливые родители.

Папа девочки – высокий, взъерошенный мужик лет тридцати, с кругами под глазами – первым движением кидается к коляске и долго всматривается в спящее лицо девочки. Морщины на его лбу постепенно разглаживаются.

– Спасибо огромное! Не знаю, как и благодарить!

– Не за что, всё в порядке.

– В больнице сказали, вы – врач? – обращается он к Лене.

– Да, но не в курсе текущей ситуации с вашей женой: сутки занимаюсь ребёнком.

– Да, конечно, спасибо… – мужик несколько раз кивает, как гравитационная игрушка.

– Саша, помоги, пожалуйста, спустить коляску и вещи, – деликатно напоминает Лена.

Вдвоём с мужиком выходим на улицу. Девочка в его руках ворочается, но не просыпается. Его машина оборудована специальным фиксатором для детей, и он сразу «заряжает» туда ребенка, к которому я уже где-то успел привязаться. Подаю коляску и вещи.

Почему-то накатывает лёгкая грусть, несмотря на все хлопоты и бессонную ночь.

В квартире спрашиваю:

– Лен, это только мне сейчас грустно или тебе тоже?

– Если ты о ребёнке, то только тебе, – она снова считывает мои мысли. – Пошли спать, наконец? Ты во сколько сегодня стартуешь?

– По идее, к часу в зал.

– А я, по идее, сейчас сменяюсь с работы и далее свободна. Всё, я – спать.

Очень уместное предложение. Так и делаем.

13

В десять тридцать утра просыпаюсь от телефонного звонка. Гляжу на дисплей – звонит Игорь, который Витальевич. Лена спит, как сурок, и ничего не слышит. Счастливая.

– Да?

– Саня, срочный вопрос на пятнадцать секунд. По медицинской части. Не мог бы подскочить?

– Хорошо, сейчас… Проснусь, оденусь…

– Спасибо. Я так и думал, что не откажешь. На моей машине водитель за тобой. Уже ждёт внизу.

Ну что тут скажешь? Хорошо, что лето. Надеваю шорты и футболку, не заботясь о том, как выгляжу. Пока едем, в машине досыпаю.

В кабинете Котлинского уже ждёт чашка с кофе явно для меня и он сам, пританцовывающий то ли от избытка сил, то ли от нетерпения.

– Давай сразу буду держать тебя в курсе, чтоб ты тоже знал. Запустили те услуги, что говорили, бесплатно. Пробно на месяц. ОАК, ОАМ, МРТ, УЗИ. По бесплатной карте – не сказать, что завалены по уши работой, но УЗИ и МРТ уже работают круглосуточно. Определённый экономический эффект есть, но отчитаюсь в цифрах по концу месяца; пока недостаточно времени, чтоб точно оценить результат.

– Ничего себе, быстро вы запустились, – присвистываю.

– Саня, как говорил Ленин (ты его уже не изучаешь), победит тот, у кого выше производительность труда. Я запускаю по пятьдесят разных схем в месяц, чтобы сработали пять или десять из них. Вот они и дают прибыль. Ладно, не о том речь… В общем, на УЗИ сейчас обследовали одну печень. Пациент жалуется, в городской клинике по его району сейчас не работает аппарат. Пожалуйста, посмотри только на его печень. У меня есть предположения, но делать все пробы – затратно по времени, а я хочу, чтоб этот дед лишний раз не напрягался. И по нескольку раз через полгорода к нам не мотался. Именно тот случай, когда надо помочь, не глядя на деньги.

– Хорошо. Где?

– Где обычно. В кабинете УЗИ.

В кабинете на кровати сидит по пояс раздетый человек в возрасте моего деда. Примерно из одного теста, как говорится. По нему видно, что тяготится и бесплатной помощью, и повышенным к себе вниманием, но отступать некуда.

Настраиваюсь. Скан. Ого. Такого я ещё не видел. Тут. Разворачиваюсь, делаю страшные глаза Витальевичу и показываю на выход. В коридоре Витальевич набрасывается на меня, едва закрыв дверь:

– Ну что?

– Автономная генерация. Причём не микрофлора, а какой-то полноценный живой организм. Паразит. Трудно с чем-то спутать.

– Так и думал. Эхинококк. Рентген не врал, – цедит Котлинский. – Только оперировать.

– А в чём проблема? – видя его непонимающий взгляд, поясняю: – Вы явно чем-то недовольны. Что не так?

– В городской клинике с ним потому и не хотели связываться: возраст, возможна куча осложнений, начиная от переносимости наркоза. Его только оперировать. У меня – нет технической возможности, у нас нет хирургии. Такое только диагностируем.

– А чем этот дед отличается от миллионов других на улице, которым не так везёт попасть к Вам на обследование?

– Саш, я не могу, может, обогреть весь этот мир и помочь всем. Но из таких вот случаев и складывается эта пресловутая «социальная ответственность», о которой ты так любишь говорить. Я тоже оперирую этим понятием. И сейчас решаю не вопрос коррекции Системы, а как выжить конкретному деду. Которого в государственной клинике, похоже, просто «отбрили». Ладно, это уже не к тебе. Спасибо огромное! Что от тебя было нужно – ты сделал, помог. Так, на секунду зайдём ко мне в кабинет, надо по финансам обсудить.

Заинтригованный, иду за ним. В кабинете он достаёт из-под стола какую-то коробку с деньгами и спрашивает:

– Оплачу тебе по тарифу УЗИ?

Я уже проснулся, потому соображаю в нужном темпе и не торможу. По нему вижу, что операцию этому деду он будет «продавливать» на личном уровне. Коммерческой выгодой этот случай точно не закончится. А хлопот в любом случае будет – ого-го.

– Стоп. Игорь Витальевич, помните, вы говорили, что по факту считаете меня партнёром?

– Помню. И не отказываюсь.

– Я сейчас точно вижу, что заработать на конкретно этом пациенте – не вариант. Для вас и клиники.

– Ну, да… – соглашается он. – Но я же не могу тебя дёргать вхолостую. Ну один раз ты поможешь, ну второй. Допустим, оба пациента для меня бесплатные. Но на каком-то этапе тебе же надоест впрягаться из альтруизма. А я хочу на тебя рассчитывать всегда. Потому – вот, компенсирую твои напряги.

– Спасибо, приятно, – бормочу. – Но давайте всё же иначе. Если мы партнёры – должны делить не только плюсы, а и затраты. В данном случае, этому деду я и сам бы помог, если б мог. Но тут такое, что моими методами не лечится. Давайте лучше так. Вместо разовых гонораров по концу месяца посмотрим на финансовые результаты. В частности, от конверсии. Если будет что делить – продолжим этот разговор. Если же нет, то я хотя бы так поучаствую.

– Ну смотри, как скажешь, – удивлённо бросает Котлинский, пряча коробку с деньгами обратно в стол. – На всякий случай. Чтобы ты был уверен, что тебя тут не обманывают, доступ к отчётам по кассе и бухгалтерии дам, какой скажешь.

– Пожалуйста, не беспокойтесь об этом. Давайте пока просто работать.

Не хочу объяснять, что у меня тоже есть своё понимание социальной ответственности. И что я вижу, когда люди говорят мне правду. Или неправду.

* * *

Управление… безопасности по… – кой области.

Кабинет начальника… отделения. Присутствуют: заместитель начальника отделения, коренастый тридцатисемилетний, плотно сбитый мужик с фигурой бывшего спортсмена, и сам начальник отделения – высокий тридцатипятилетний брюнет, более уместный на фотографии выпускников оксфордского университета.

– Есть сигнал, что объявился парень со способностями по части медицины. По данным источников, из тех двух процентов, которые реально что-то могут. А не из оставшихся девяноста восьми, которые только болтают, – коренастый повертел в руках ручку, думая, как сформулировать следующую мысль. На доклад он напросился сам, опасаясь подымать тему без предварительного одобрения того, кто в итоге будет «прикрывать» всё документами.

– Что за пацан, чем славен? – не отрываясь от монитора, спросил высокий.

– Есть информация, что реально болячки чувствует: диагностирует влёт, чуть ли не по пульсу и внешнему виду. Почти не ошибается. Ещё вроде воздействовать может – но тут не точно, медсестра гарантий не даёт. И пока неясно, что именно он может в плане воздействия.

– И что с того? С чего «волна»?

– В ГЦБ главврач его деда думал хоронить, а пацан пришёл и вроде чуть ли не с того света вытянул. Деда уже в палате для «трупов» держали – думали, в морг через пару дней. А вышло, что дед из больницы чуть ли не картошку сам выкапывать поехал. С тех пор парень был у главврача несколько раз. Принимал участие в осмотре некоторых пациентов, вроде для уточнения диагноза. Но тут медсестра не на всех сменах была, не всё видела.

– Игорь, к чему этот разговор? Парень как-то угрожает безопасности? Конституционному строю? Представляет угрозу населению? Что-то известно о его планах, которые могут такую опасность представлять? Мы тут при чём? Тебе реальной работы мало?

– Ну ты чё! Андрей! Если способности реальные – как раз и надо понять, что он может. Сейчас мы его легко под крыло взять можем – в этом возрасте на него легко влиять. Во-вторых, расходы на негласный аппарат реальными результатами всегда легче проводить. А тут – реальный феномен. Ну, не по нашему профилю, но всегда можно сказать, что профилактировали: мало ли что он задумать мог. И потом…

– СТОП. Игорь, ты молодец, я очень ценю твой опыт. Свято верю в твоё чутьё. Но пока что ты не назвал ни одного законного основания для запуска темы. Да даже чёрт с ним, с законом… Ни одного серьёзного довода, что нам вообще стоит об этом говорить. Я откровенно тебе сейчас кое-что скажу, только услышь меня!

Высокий отрывается от компьютера, делает несколько шагов по кабинету и продолжает:

– Ты сейчас транслируешь какой-то странный шаблон. Лично ты немало видел, спору нет. Но почему-то на этом основании решил, что сам создаёшь правила. Недавно в Центральном Аппарате, на совещании в ДВБ, как раз от такого предостерегали – это если сказать мягко. Игорь, давай заниматься своими делами! И это – не вопрос и не просьба. Политика сверху очень простая: если тема «угрожает безопасности» – работаем. Если нет – нас в этой теме нет. А если такая вот инициатива, в которой твой личный интерес больше законных оснований – Игорь, я тебе второй и последний раз скажу: НУ ЕГО НА-УЙ! Это, если что, политический курс. Сегодняшний.

Виснет неловкая пауза, после которой Высокий уточняет:

– Или ты хотел и частным порядком присоединиться к теме?

– Ну, да… – мнётся коренастый. – Ну, всегда так было! Если что-то интересное – или деньги, или люди, которые нам нужны, всегда мимо не шли, включались…

– Это было до меня, – отрезает высокий. – Считай, что я до тебя только что довёл смену курса. Игорь, пожалуйста, не делай так, чтоб я пожалел о том, что жёстко не тормознул тебя сразу. По всем ведь прилетит. Времена очень изменились. Мы – не клуб по интересам. При всём уважении к твоей инициативе, чутью и неравнодушию. Разговор окончен, и давай к нему больше не возвращаться.