Текст книги "Возвращение"

Или вот еще пример: нашего героя по сценарию должны были сбросить в мешке в море. Мешок-то мы нашли, но вот сбрасывать Яника нам показалось рискованным. Мы придумали следующее: мешок подвешивается на ветку дерева на тоненькой веревке, затем мы веревку отпускаем и он летит вниз. Валера сказал, что знает, как это снять в замедленной съемке. Этот эпизод таким образом и был отснят.

Герои фильма должны разговаривать и даже петь. Вся звуковая история была поручена мне. Я придумал весьма немудреный текст, но гораздо интереснее было сочинять музыку к фильму. Мне кажется, что там было 2—3 песни, которые я сочинил на слова одного из участников нашей команды Ильи. В титрах фильма, а мы сделали и это, я значился не только, как исполнитель роли пирата, но и как композитор. К сожалению, это оказалось напрасным трудом: нам было тогда невдомек, что такой кинокамерой звук не записывается, что его надо писать отдельно в студийных, так сказать, условиях. Впоследствии, нас ждало еще большее разочарование: по завершении съемок бесследно исчез наш кинооператор Валера вместе со своей камерой. Соседи, жившие в том доме, из которого он к нам приходил, предполагали, что в Виннице он находился в гостях, а живет то ли в Харькове, то ли в Запорожье. Следы его потерялись, больше никогда мы не видели ни его, ни волшебной кинокамеры. Осталось так и неизвестным, снял ли он что-нибудь из нашего фильма. Ловлю себя на мысли, что сейчас я бы с удовольствием посмотрел на то, что получилось из этой затеи.

Глава 4: Родня

Во времена моего детства в городе Виннице жили мои многочисленные родственники и большинство из них были людьми весьма колоритными. Все они были родней по линии бабушки. В еврейском языке есть такое слово «мышпуха», которое и означает родню. Вот о мышпухе и пойдет речь в моем повествовании. Со стороны отца я был знаком только с его родной сестрой, жившей тогда в городе Даугавпилсе в Латвии, ее мужем, чьего имени я не помню, и дочерью, которую звали Фаиной. Кстати, Фаина приходилась мне двоюродной сестрой, т.е. была самой близкой мне родственницей. С тетей Соней и ее семьей мы познакомились, неожиданно заявившись в Даугавпилс. Я тогда не поступил в Винницкое музыкальное училище, и мы с мамой и бабушкой отправились туда в поисках справедливости. Но и там меня постигла неудача. На протяжении некоторого времени мы изредка переписывались с тетей Соней, но после распада Советского Союза все это прекратилось.

О дяде Мише, брате моего дедушки, проживавшем в Одессе, я уже рассказывал здесь. Еще у дедушки была жива его родная сестра тетя Хая, проживавшая в Москве. Помню, мне тогда было лет 13, и мы с дедушкой отправились в Москву, чтобы повидаться с его сестрой. В тот вечер мы купили билеты на представление «Звезды московского цирка», которое проходило во Дворце спорта в Лужниках. Когда подошло время ехать, дедушка сказал: «Поезжай один». Мне это показалось странным, т.к. надо было преодолеть большое расстояние в метро. Я поехал один и увидел блестящее представление, вернулся уже после 23 часов. Застал дедушку и его сестру, продолжавших разговаривать. Потом оказалось, что они видятся в последний раз, вскоре тетя Хая умерла. Я потом домашним не рассказывал, что дедушка отпустил меня одного на другой край Москвы, иначе ему бы за это попало, это осталось нашим секретом. Теперь понимаю, что тогда он поступил правильно.

А сейчас собственно о бабушкиных родственниках. Во времена описываемых мною событий они все жили в Виннице. Старшей сестрой моей бабушки была тетя Женя. До войны они с семьей жили в Белоруссии в городе Лида. Туда же их семья вернулась и потом. Гораздо позднее, я уже тогда был в сознательном возрасте, они по зову родственников переехали в Винницу. С тетей Женей была связана вот какая история. Мои дедушка и бабушка уже были знакомы, полюбили друг-друга и хотели пожениться. Но сделать это они не могли, т.к. по еврейским обычаям пока старшая сестра не выйдет замуж, младшая не может этого сделать. Мои предки ждали три года. Наконец, для тети Жени тоже нашелся жених дядя Золман и две свадьбы сыграли с интервалом в одну неделю. Тетя Женя была очень спокойной и рассудительной женщиной, прекрасно готовила, особенно вкусными у нее получались торты и пирожные. Не скрою, мне нравилось бывать у нее в гостях. Дядя Золман был участником войны, прошел ее от звонка до звонка. Кто читал повесть Михаила Шолохова «Судьба человека» или хотя бы смотрел одноименный фильм, возможно, обратил внимание на следующий эпизод: наши солдаты попали в плен и среди них был парень еврейской национальности. Один из пленных собирался его выдать немцам, и тогда ночью ребята его придушили. Так вот, с дядей Золманом приключилась точно такая же история, как будто услышанная Шолоховым от него. Дядя Золман был русоволосым, и внешность его была совершенно славянской. Среди бойцов нашелся предатель, и товарищи поступили с ним точно также, как в повести у Шолохова. Вскоре дяде и еще нескольким солдатам удалось бежать. Войну он закончил в Чехословакии. Данное событие не могло не сказаться на здоровье нашего родственника. Каждый раз, ни слова не говоря никому, в самые разные дни он отправлялся на встречу с однополчанами, никого из домашних не предупреждая. К этому уже все привыкли. Когда мы приходили в гости, дядя Золман мог выйти к нам и быть очень общительным, а в других случаях мог просто не выходить из своей комнаты. Вместе со старшим поколением в их квартире жила тетя Софа врач-педиатр, дочь тети Жени, их зять – инженер объединения Гражданпроект Харитон, и внучка Люся. Обладая некоторыми творческими способностями, я был начисто лишен дара художника. Мои рисунки можно было лишь выдавать за стиль, условно называемый «Ньюмодерн». Тоже самое касалась моих достижений в области черчения. По этой дисциплине я не мог достичь даже стабильной тройки. Однажды, дело было в конце четверти, я попросил маму обратиться к дяде Харитону с целью создания чертежа, заданного нам на дом. Он перестарался. Наша учительница черчения, ожидавшая от меня традиционной мазни, была, я даже не могу передать словами всей палитры ее чувств. Как ты это сделал? Этот вопрос она повторяла многократно. «Я никогда не видела такой блестящей работы». Я подумал: мой дядя таки большой специалист и как в дальнейшем я буду держать эту планку. Короче говоря, пришлось сознаваться. Учительница сказала: во-первых, ты честно заслужил свою тройку за четверть, во-вторых, чертеж передаю на школьную выставку с подписью «автор пожелал остаться неизвестным».

Занятная история произошла как-то между мной и моей троюродной сестрой Люсей. У нее был день рождения, кажется, лет пять, и мы всей семьей пошли в гости. Мои предки решили почему-то подарить Люсе большую синюю игрушечную машину. Сделать это должен был я. Когда я увидел эту машину, то пришел к выводу, что этот подарок ни за что не отдам. Мы вцепились в нее с двух сторон, а Люся подкрепляла свои усилия истошными воплями. Я не сдался. Не могу сказать, что по сей день горжусь своей победой. День рождения был испорчен, на завтра имениннице купили точно такую же машину, а с Люсей наши отношения так больше никогда и не складывались. Представляете, с того самого дня.

Следующей по старшинству в родне была моя бабушка Таня. О ней я уже неоднократно говорил и буду еще часто возвращаться к этой теме. Поэтому пойдем дальше. Далее по старшинству следовал родной брат бабушки дядя Гедалий. Перипетии его судьбы заслуживают безусловно подробного описания, ибо она (его судьба) была необыкновенной. Надеюсь, заинтересовать этим сюжетом любезного читателя. До революции он батрачил у одного богатого человека. В 1917 году, когда революция грянула, хозяин вместе со своими батраками решил бежать в Америку. Где-то, кажется в Румынии, он их бросил и уехал, оставив без средств существования. Несколько человек решили вернуться назад, а трое, и в их числе мой дядя, приняли решение, заработав в Румынии какие-то деньги, все же добраться до Америки. Примерно через 2 года они сумели осуществить этот план. В трюме корабля от берегов Англии они отплыли в многодневное путешествие. По дороге в Америку два товарища умерли от какой-то загадочной болезни, а дядя Гедалий, переболев тоже, все же поправился и достиг намеченной цели. Если уважаемый читатель знаком с историей, а я в этом нисколько не сомневаюсь, то он может предположить, что в Штатах как раз начинается период, получивший название «Великая депрессия». Мой дядюшка как раз и угодил в это время. Впоследствии, вернувшись в СССР и получив литературное образование, он хорошо описал это время в своей книге «В тени небоскребов». В Америке он провел почти десять лет, меняя самые разные, но всегда очень тяжелые виды деятельности. Мне запомнился его рассказ о том, как он работал спарринг-партнером у боксеров. «Платили неплохо, – вспоминал дядя, – но били жестоко». В одном из боев ему сломали нос, и он так и остался до конца дней с «ляпушкой» без косточки вместо носа. В конце 20-х годов дядя все же возвращается на родину, учится в Москве в литературном институте, а затем по зову родственников направляется в Винницу, работает в редакции газеты. Тогда же начинается его литературная деятельность. Вскоре он женился. Счастливый брак! Рождается двое детей: девочка, а через 2 года мальчик. А тут «подоспел» 1941 год. Война. Дядя был в первые же дни войны призван в армию, а семья не успела эвакуироваться из Винницы, вскоре захваченной немцами. Они погибли, а дядя после победы вернулся. Бабушка вспоминала, что примерно семь лет он находился в состоянии тяжелейшей депрессии. К счастью на его пути встретилась прекрасная девушка Клара, они поженились, и вскоре родилась красавица Фрида, моя тетя, которая была старше меня всего лишь на четыре года.

А сейчас старый еврейский анекдот. Мойша говорит Хаиму: «Хаим, а знаешь кого я вчера видел в Бердичеве в трамвае?» «Кого?», – отзывается Хаим. «Карла Маркса». Хаим: «Неправда, Мойша. В Бердичеве трамваи не ходят». В Виннице трамваи ходили. Но в те времена была другая транспортная проблема. Будучи областным центром, Винница не имела поездов собственного формирования. С запада и востока ее окружали два крупных железнодорожных узла: Казатин и Жмеринка. Существовал даже поезд Жмеринка – Москва. Мне всегда было обидно за наш город. В силу описываемых обстоятельств из Винницы можно было уехать только на проходящих поездах, которые останавливались у нас обычно на три минуты. В те времена на транзитные поезда билеты продавали за 15 минут до их прибытия и в билетах не указывались места. Я думаю, ваше воображение вам живо нарисует картины приобретения билетов, а затем посадки в вагон. От отъезжающих и провожающих требовались качества многоборцев: бегунов, прыгунов, а порой даже борцов. Мой дядя Боря по этому поводу любил говорить, что в Виннице война еще не закончилась, имея в виду посадку в поезда во времена эвакуации.

В 1971 году я поступил в Костромское музыкальное училище. Предстояла поездка на поезде через Москву. Нечего говорить, что меня, как героя, провожала вся наша родня. Тете Симе, родной сестре моей бабушки, о которой речь впереди, было поручено купить заветный билет до Москвы. Очередь в кассу была огромной. Чтобы как-то ускорить процесс, тетушка достала свой партийный билет и громко объявила очереди, что она является членом партии с 1926 года. После некоторого замешательства один из стоявших там заметил: «А я вообще был членом Временного правительства». Короче говоря, партийный билет не сработал, тетушка оказалась в очереди где-то в пятом десятке. Стало понятным, что на поезд я не попаду ни при каких обстоятельствах. Выход нашел дядя Гедалий. Будучи в Америке, он испробовал множество профессий. Оказалось, что он даже играл в каком-то провинциальном театре. Кто бы мог подумать, что его актерские навыки пригодятся сейчас. К огромному удивлению всех собравшихся, дядя с криком упал на пол и стал кататься в страшных судорогах. Массовкой были все родственники, стеная на разные лады, намекая, что дядя уже на пороге ухода из жизни. Удивительно, но очередь окружила дядю, кто-то пытался поливать его водой, кто-то побежал вызывать скорую помощь. Именно в этот момент поступили в продажу билеты на поезд, и тетя Сима оказалась в первых рядах. Заветный билет был у нее в руках. Увидев это, дядя Гедалий «воскрес», рассеянным взглядом оглядел всех присутствующих, поднялся, отряхнул брюки и быстрым шагом, переходящим в бег, удалился. В тот день он меня уже не провожал, справедливо опасаясь, что могут побить, однако, в Киеве мне в вагон принесли его телеграмму с пожеланием счастливого пути.

А сейчас еще один анекдот в тему: Мойша спрашивает у Хаима: «Хаим, а кто был Карл Маркс по специальности?» Хаим: «Экономист». Мойша: «Это что, как наш Нюма?» Хаим: «Нет, Нюма – старший экономист». Сейчас речь пойдет о тете Симе, любимой сестре моей бабушки. Закончив в Москве финансово-экономический институт, она после войны в конце 40-х годов действительно работала старшим экономистом, а потом, уже в 50-е годы стала большим начальником, возглавив Контрольно-ревизионное управление, организацию, наводившую страх на многих ответственных и, тем более, безответственных начальников. Кстати в Москве она училась в одной группе с товарищем Гарбузовым, который на протяжении многих лет был министром финансов СССР. Они даже одно время переписывались. Следует сказать, что все эти обстоятельства никоим образом не сказывались на материальном положении моей тетушки. Я застал ее уже в период, когда она вышла на пенсию. Единственной заметной для меня ее привилегией, было то обстоятельство, что старые бухгалтеры, завидев ее, снимали шляпу. Мы с бабушкой часто бывали у тети Симы в гостях. Она всегда угощала меня каким-то необыкновенно вкусным чаем. Когда соседи по дому меня спрашивали куда я иду, то мне нравилось говорить о себе почему-то в третьем лице: «Сема идет к тете Симе, он будет пить чай». Ее судьба и ее благородство навсегда сохранятся в моей памяти. Муж тети Симы прошел всю войну, был танкистом, не получил ни единого ранения. 8 мая в Берлине кто-то выстрелил в него из-за угла дома. Он был убит. У тети росли два мальчика, близнецы Леня и Боря. Им было суждено вырасти без отца. Леня и Боря всю жизнь держались друг за друга, но по характеру и складу ума совершенно были не похожи. Леня – человек рационально мыслящий с математическим складом ума, получил образование инженера и большую часть жизни прожил в Москве. Боря – напротив, романтик, гуманитарий, закончил педагогический институт по двум специальностям (Русский язык и немецкий язык), всю свою жизнь прожил в Виннице вместе со своей мамой. Он работал где-то за городом в сельской школе, а тетя Сима не могла себе позволить воспользоваться былыми связями, чтобы перевести его в город. Вообще понятие «воспользоваться» было ей абсолютно чуждо. Много лет вместе с сыном Борей они жили в однокомнатной квартире с частичными удобствами. Бабушка называла эту квартиру «штаб». Действительно, именно там почти каждую неделю собиралась вся родня для обсуждения текущих вопросов и принятия важных решений. А когда в нашем доме производили в течение нескольких месяцев капитальный ремонт, и многие жильцы в это время жили в своих сараях, тетя Сима поселила нас у себя: в ее однокомнатной квартире теперь поселились бабушка, дедушка, мама и я. Знаю, что теперь много критических слов пишется и говорится в адрес коммунистов. Так вот, могу засвидетельствовать, моя тетя была настоящим коммунистом, человеком абсолютно бескорыстным и порядочным.

Время от времени тетя Сима вместе с Борей отправлялись в Москву навестить Леню. Естественно с этой целью собирались огромные тюки с домашними заготовками. Было такое ощущение, что они едут не в столицу нашей родины, где с продуктами было все-таки неплохо, а куда-то в тундру. Переубедить тетю Симу Леня не мог. Однажды участниками такой экспедиции стали мы с дедушкой. Было мне тогда лет двенадцать. Взрослые отправились покупать билеты, а вы, наверное, помните, что для этого необходимо было проявить большую сноровку, а мне поручили охранять этот «склад с продовольствием». Дедушка мне наказал: «Смотри, не выпускай ничего из рук, вокруг вокзала всегда бродят воры». И вот, жаркое лето, я стою у парапета вокзала, обливаясь потом, с этими тюками. Пока родственники меня не видят, решил все-таки поставить все на гранитный парапет. Вероятно, немного не учел силу падения. Одним словом, когда наша счастливая компания наконец-то забралась в вагон, оказалось, что Борины и дедушкины брюки были в вишневом варенье. Варенье было везде: на полу, на столе, мне показалось, что даже на потолке. Одним словом, на всю дорогу до Москвы все были обеспечены работой: поскольку я разбил две трехлитровые банки с вареньем, то стирались брюки, мылись полы и т. д. Удивительное дело, но я не получил со стороны взрослых ни единого упрека.

Вспоминаю, что когда Леню спрашивали, как ему живется в Москве, он любил говорить: «Хорошо, только вот чемоданы тяжелые». Мне кажется, что практически каждую неделю Леня кого-то встречал и провожал, поскольку количество родственников (близких и дальних) было немеряным.

Младшая сестра моей бабушки тетя Аделя жила в большой коммунальной квартире. Вместе с мужем и детьми они занимали две комнаты, а в третьей большой комнате жил полковник со своей женой. Случилось так, что его перевели служить в какой-то другой город, и тетя Аделя уговорила сестру тетю Симу сдать свою однокомнатную квартиру и поселиться вместе с ней в этой комнате. Так вместе, коммуной, они и прожили много лет. Воспоминания о моей тете Аделе я перенесу в следующую главу, потому что она была не просто моей тетей, но еще и первой учительницей. Ограничусь, пожалуй, лишь одним занятным эпизодом. В первые послевоенные годы вся наша родня стала собираться в Виннице. Так получилось, что поначалу все жили в квартире, в которой потом остались мы. Муж тети Адели, дядя Иосиф, всю жизнь проработал корректором в газете «Винницкая правда». Для тех, кто не знает, в чем заключалась его работа, поясню: он вычитывал набранный номер газеты, проверяя его на наличие ошибок. Думаю, вы понимаете, что он был человеком очень грамотным, но совершенно не приспособленным к бытовым проблемам. Однажды он заметил, что на потолке в одной из комнат образовалась дыра. Дядя Иосиф не придумал ничего лучше как заклеить ее газетой. Некоторое время спустя женщина из соседней квартиры зачем-то решила отправиться на чердак. Эту историю мне впоследствии поведал мой дедушка: «Я сижу за столом читаю газету, как вдруг с потолка летит дородная тетка. И ладно бы просто упала, так она еще приземлилась на примус, который сплющился до неузнаваемости. Я, конечно, поздравил ее с успешной посадкой, а она неблагодарная: я на вас в суд подам. Мне пришлось объяснить, что это ведь она вторглась в нашу квартиру, поэтому скорее я должен подать в суд. Короче, обошлось, жалко, новый примус пришлось покупать».

В этой жизни иногда происходят какие-то события, за которые потом бывает стыдно. Конечно, эти страницы вряд ли могут быть местом для исповеди во всех грехах. Тем не менее, об одном эпизоде хочу вам поведать. Было мне тогда лет шесть, в школу еще не ходил. Как сейчас вижу нашу маленькую комнатку и дедушку, сидящего за столом и читающего газету. Я в это время был занят какими-то игрушками. И вдруг, не помню с чего, мне в голову пришла мысль, что когда-нибудь придется умереть. Стало так жалко себя, и я обратился к дедушке со следующим предложением: «Дедушка, ты уже все равно старый и скоро умрешь, а я не хочу умирать. Напиши в правительство, пусть нам дадут вечную жизнь». Дедушка ответил: «Хорошо, завтра напишу». Знаете, мы к этой теме никогда больше не возвращались, мой дедушка прожил до 94 лет, а стыдно мне до сих пор.

Глава 5: «Школьные годы чудесные»

Внимательный читатель, вероятно, помнит мои соображения по поводу местоположения нашего дома, зажатого в низине между двумя значительными горками. Взобравшись на гору с правой стороны, можно было выйти к центральному входу в парк культуры, а рядом с ним находилась школа №2. Левая горка приводила на улицу Гоголя, где находилась школа №4. Близость обеих этих учебных заведений была такова, что я, казалось, мог бы, выбрав одно из них, ходить туда в домашних тапочках. Но не тут-то было. На семейном совете было решено, что я буду ходить в школу №17, которая находилась в трех трамвайных остановках от нашего дома. Это странное решение объяснялось только одной причиной: в этом году первый класс набирала родная сестра моей бабушки тетя Аделя или, как теперь я уже должен был ее называть, Адель Давидовна. Так я стал первоклассником в классе своей родной тетушки. Те, кто думают, что на этом мною были заработаны какие-нибудь, как сейчас любят выражаться, бонусы, глубоко ошибаются. Во-первых, было решено, что никто из ребят в классе, а также их родителей не будут знать, что мы – родственники. Во-вторых, что вытекало из во-первых, тетя относилась ко мне еще строже, чем ко всем остальным. Короче говоря, жизнь моя была несладкой. Помню, однажды мы вместе с тетей пришли в школу раньше всех остальных ребят. Оглядываясь по сторонам, тетя подошла ко мне, обняла, и сказала: «Давай я тебя поцелую пока никто не видит». Наша учительница нас не только хорошо учила, но была еще и очень творческим человеком. Этому обстоятельству еще будет уделено достойное место в моем повествовании. А сейчас хочу вспомнить о следующем эпизоде. После уроков наш класс что-то репетировал в актовом зале, который находился на третьем этаже. Спускаться вниз предстояло по парадной лестнице. От третьего до первого этажа всю стену занимал грандиозный стеклянный витраж. Мое воображение рисовало трагическую картину: в момент спуска меня обязательно кто-нибудь толкнет, и я, разбив хрупкое стекло, вылечу прямо на улицу. Возможно, мои мысли были и не совсем беспочвенны. Короче говоря, обыкновенная трусость, в которой стыдно признаться. Одним словом, я уговорил своего дружка Гену выйти из зала через черный ход. Это не осталось не замеченным нашей строгой учительницей. О причине моего самовольства я не мог сказать, поэтому мы вместе с Геной были выставлены за дверь класса в качестве наказания. Я рыдал от стыда и обиды. В дальнейшем в моей школьной жизни случались и большие провинности, но так стыдно, как в тот раз, уже не было никогда.

Состав учеников нашего класса был в полном смысле слова интернациональным. В классе учились русские, украинцы, евреи и даже греки и поляки. Как в популярной в те времена песне пелось «дети разных народов, мы мечтою о мире живем». Не могу припомнить, чтобы мы враждовали друг с другом на почве национальной розни. Удивительное дело, но во время моей учебы в младших классах я был чрезвычайно влюбчивым молодым человеком. Моей первой возлюбленной была Ядзя Тарнавская, чистокровная полячка. Помню, что когда мама или бабушка в первом классе приводили меня в школу, у гардероба уже поджидала Ядзя. Она брала меня за руку, и мы вместе шли в класс. Увы, наши романтические отношения вскоре закончились: после первого класса семья Ядзи уехала в Польшу, и больше я ее никогда не видел.

В первом классе за одной партой мы сидели с Витей Коваликом. Он уже тогда выделялся своим огромным ростом и богатырским телосложением. Но здесь я вспоминаю о нем по другому поводу. Витя писал стихи. Однажды, прочитав очередной опус моего соседа по парте, наша учительница предложила мне написать песню на эти стихи. Называлась она «Самолет». Привожу здесь стихи полностью, нотный текст не публикую, но помню до сих пор.

Летит стальная птица, Крылом заденет горы,

Летит и вдаль стремится, Врезается в просторы,

И все ей нипочем, Как кованым мечом,

И все ей нипочем. Как кованым мечом.

Вот это и было моим первым композиторским детищем. Оставлю в стороне мысль моего соавтора о том, как самолет крылом заденет горы, в целом, как мне кажется, для семилетнего мальчика было совсем неплохо. Эту нашу песню мы даже пели на уроках пения. В дальнейшем, испытав успех, мы сочинили еще одну песню под названием «Лыжня». Не стану здесь приводить строки из нее, но помню и стихи, и музыку по сей день. Витя был человеком разносторонним. Ему, помнится, хорошо давалась математика. Но его богатырское телосложение сделало свое дело, и он стал продвигаться в спортивном направлении. Витя впоследствии играл за юношескую гандбольную команду нашего города, и мы классом ходили за него болеть. Соперники буквально гроздьями висели на его руках и ногах, но Витя, словно могучий крейсер был неудержим, все атаки с его участием заканчивались голом в ворота соперника.

Неуемная фантазия моей тети Адели делала свое дело, и вот уже в первом классе мы приступили к постановкам детских опер. Первые роли, которые мне достались, были медведь и октябренок, причем в одном и том же сюжете. На ваш справедливый вопрос как же это совмещалось, отвечаю: эти роли мы чередовали с моим приятелем Геной, попеременно играя того или другого героя. Весь реквизит, включая костюмы героев, создавали родители. Благо, моя бабушка прекрасно шила. Весной должна была состояться олимпиада школ по художественной самодеятельности, проходившая в зале драматического театра. К этому событию моя тетя приурочила грандиозную постановку оперы с обилием второстепенных персонажей. Мне досталась бессловесная роль жука. Мой дедушка соорудил грандиозный панцирь, это был, вероятно, майский жук, а бабушка обтянула его материалом. На репетиции собралось человек 25 различных «насекомых», одетых с разной степенью достоверности. Увы, не помню сюжета данного творения, только припоминаю, что по замыслу нашего « режиссера» вся эта стая должна была танцевать. На репетицию был приглашен хореограф ансамбля «Подолянка», чей сын учился в нашей школе. Каково же было наше удивление, когда вместо мужчины балетной комплекции, мы увидели дяденьку, как сказали бы сейчас, с пивным животиком. Еще большим было наше удивление, когда он начал показывать, как порхают бабочки, роятся пчелы и все прочие «насекомые», составлявшие наши дружные ряды. Короче говоря, в этот день мы приобщились к настоящему искусству. Вскоре с оглушительным успехом (у наших родителей) прошла премьера спектакля в зале драматического театра. Такие олимпиады школ по художественной самодеятельности в нашем городе проводились ежегодно. Конечно, можно по разному к этому относиться, но то, что это событие мобилизовывало максимально творческий потенциал как школьников, так и учителей, однозначно. Наша школа в этом деле привычно занимала самые передовые позиции, что во многом объяснялось отношением к этому явлению нашего замечательного директора Александра Павловича Соловьева, о котором я обязательно поведу рассказ позже. Так незаметно пролетело время, и мы перешли во второй класс. С восьмилетнего возраста, я начал учиться в музыкальной школе. Должен сказать, что в те времена тяга к музыкальному образованию детей была просто невероятной. В нашем небольшом городе была всего лишь одна музыкальная школа, поступить в которую можно было либо по большому блату, которого в нашей семье, разумеется, не было, либо, покорив приемную комиссию своим невероятным дарованием, что я и попытался сделать. На специальность фортепиано меня не приняли, туда было трудно прорваться. Но у меня обнаружился абсолютный слух, и было предложено поступать на скрипку. Помню, что этим решением особенно недовольна была моя бабушка. Выросшая в маленьких еврейских селениях, она насмотрелась на попрошаек, игравших на скрипке, и считала этот инструмент уделом бомжей и нищих. Не стану здесь обсуждать правомерность ее взглядов, но на семейном совете было решено, что это лучше, чем ничего. Так, на некоторое время я стал скрипачом. Кроме занятий по специальности, у нас в музыкальной школе струнники младших классов играли в ансамбле под названием «Унисон». Первое наше выступление должно было состояться в первомайские праздники. Примерно в начале апреля я заболел корью и проболел почти целый месяц. На концерте наш ансамбль должен был сыграть вариации на тему революционной песни «Вихри враждебные». Поскольку я болел тяжело, то произведение не выучил, но угодил прямо на генеральную репетицию в зале драматического театра. Мои коллеги играли наизусть, а я только накануне познакомился с нотным текстом. Ну, думаю, сыграю на репетиции по нотам, а к концерту, конечно, выучу наизусть. При этом я рассчитывал, что буду обеспечен пюпитром. Никакого пюпитра конечно не было. Что было делать? Я положил ноты на пол. Мы начали играть, но мне приходилось все время наклоняться. Сидевший в зале режиссер стал делать замечания: «Почему этот мальчик все время смотрит в пол?» Я ненадолго разгибался, а потом наклонялся вновь. В таких мучениях прошла эта репетиция, и я дал слово своему педагогу Ирине Иосифовне, что к концерту выучу весь текст наизусть, что и сделал исправно.

И вот долгожданный миг выступления. Мы уже выходим на сцену, и в этот момент у меня лопнули сразу две струны. С ревом убегаю обратно, а тут еще один из рабочих сцены вспомнил, что Паганини играл на одной струне, добив меня окончательно.

Моя возлюбленная Ядзя уехала в Польшу, но вскоре в моем сердце вновь родилось сильное чувство. Это была девочка по имени Наташа Карницкая. Мне кажется, что тогда меня больше, нежели она сама, очаровало звучание ее имени и фамилии. Но тут возникла серьезная проблема: в Наташу был влюблен одноклассник Витя Богданов. Мы нашли рыцарский выход из положения: дуэль. Понятное дело, у нас не было шпаг и пистолетов. В те времена только-только на смену перьевым ручкам пришли поршневые. В ствол ручки набирались чернила. Было решено, что мы будем стреляться из авторучек. В большую перемену в мужском туалете в присутствии секундантов состоялась дуэль. Мы оба оказались перепачканными чернилами. Впоследствии, в школу были вызваны наши родители, но ни один из нас не рассказал о причинах дуэли. Вот что значит рыцарский дух. Между прочим, я в этом сейчас признаюсь вам впервые.

Учеба в третьем классе не запомнилась ничем особенным. Тетушка (Адель Давидовна) нередко захаживала к нам в гости, и каждый раз заставляла решать меня дома задачи по арифметике. Я считал это проявлением тирании, но отказать своей учительнице не мог. Вообще арифметика была ее любимым предметом. Вспоминаю, как нередко вместо последнего урока труда или рисования, где мы планировали расслабиться, следовала фраза учительницы: «А сейчас достанем тетради по арифметике…» Я не замечал большого энтузиазма со стороны моих одноклассников. Что касается русского языка, то как-то, будучи в гостях у родственников, обратил внимание на то, что наши работы проверяет дядя Иосиф. Вы, возможно, помните, что он работал корректором в газете, и такая работа была для него привычным делом. Мои наблюдения оказались верными.