Текст книги "Выезд на происшествие"

"Хорош", – показал он рукой вниз и осторожно надавил на наружную сторону форточки. Она чуть слышно скрипнула – скрип этот отдался в нем пугливым эхом. Наружная створка уперлась во внутреннюю и под нажимом руки приоткрыла ее.

– Чего там? – шепнул снизу Кременчук, которого под тяжестью ноши начало качать.

Танков успокоил его жестом. Он решался. Можно было попытаться разбить рукояткой пистолета стекло и впрыгнуть, но навстречу, из комнаты, выскочит и Будаков, а глаза со света ничего не увидят.

– Быстрее, – попросил Кременчук.

Танков вытащил из кобуры пистолет, осторожно, как показал Велин, снял с предохранителя и с вытянутыми вперед руками, подпихиваемый снизу Кременчуком, принялся втискиваться в форточку. Прошли руки, голова, шея, вплотную самое трудное – плечи. Теперь он висел, пытаясь дотянуться руками до подоконника, и, медленно, осторожно подтягиваясь, втискивал остальную часть тела. Кременчук, приподнявшись на цыпочки, придерживал ноги, и все-таки одна сорвалась: тяжелый форменный ботинок отчетливо ударил по наружному стеклу.

Танков замер. Он понял ошибку. В обуви, в непригнанной форме у него не было шансов проникнуть бесшумно. Надо было бить стекло. Сейчас он висел, перевесившись вполовину, сжимая в правой руке бесполезный в эти мгновения пистолет, и в ужасе ждал, что из темноты подойдет сбоку Будаков и… Страх, дотоле сдерживаемый, расползался по нему. Он так явственно ощутил занесенный над собой топор, как раньше кромсающую тело пулю. Ужас охватил Танкова… Его передернуло, и одновременно он почувствовал под одеждой мерзкую сырость. Он рванулся вперед. Забыв об осторожности, с хрустом протискивался сквозь раму, извиваясь, будто червяк на крючке. Наконец неловко перевалился через подоконник и, лишь слегка смягчив удар, упал на пол. Тут же вскочил и, отчаянно скрипя новыми ботинками, отбежал в самый темный угол у противоположной стены, с отчаянным звоном свалив по дороге какой-то таз.

Издалека доносился до него увещевающий голос Велина:

– Пока у тебя только хулиганство, ну дадут года три, может, еще и условно, а если и впрямь на такое дело решишься – да это ж вышак без разговора.

"Не может быть, чтоб не слышал, – затаившись в углу, не верил Танков. – Что ж не вышел? Или навел стволы на дверь и ждет?"

Он явственно различал напряженно прильнувшую к окну фигуру Кременчука. Намокшие брюки прилипли к телу и неприятно покалывали. Теперь оставалось рывком ворваться в комнату, – глаза уже привыкли к темноте. Но, дважды пережив ужас смерти, Танков никак не мог решиться на это в третий раз и только покачивался бессмысленно. Наконец, почти ничего уже не соображая, единственно желая хоть чем-то всё это кончить, он подбежал к двери, рванул ее на себя, боком проскочил косяк, вжался спиной в печь справа от входа и замер, нервно водя перед собой пистолетом. Прямо напротив него, за столом, сидел крупный, с отечным небритым лицом мужчина лет сорока и в упор его разглядывал. Рядом – стволами вверх – стояло прислоненное к табурету ружье. Детей Танков не видел, но сзади, за печью, с облегчением услышал взволнованное шушуканье.

В тот же миг раздался звон: Степан Кременчук крушил ломом левое окно. Прервался на полуслове и Велин. Боковым зрением Танков увидел, как, отшвырнув рупор, выдергивая на ходу пистолет, крупными прыжками пересекает он площадь. За ним, отстав, бежали несколько мужчин с ружьями.

– Руки вверх! – сглотнув, выдавил Танков.

Равнодушный к грозному его предостережению, Будаков налил себе из початой бутылки водки полный стакан, кивнул насмешливо на окно: "Ишь жмет, оратор" – и залпом выпил.

Теперь надо было подойти и забрать ружье, но заставить себя сделать еще одно усилие Танков не мог, а потому молча стоял, нелепо выставив перед собой оружие, которое сейчас у него из руки можно было разве что выломать.

– В первый раз под пулю? – понятливо усмехнулся Будаков. – Вот так, лягаш. До чего бабы-то доводят. А я ведь ее и впрямь пристрелить хотел. Стерву эту. А малых бы не тронул. Что я, кровосос? Да ты подбери губы-то, а то увидят.

Вбежал Кременчук, огляделся, схватил ружье. Хрустнула под ударом входная дверь. Ворвался Велин. Отбросив ногой табурет, подскочил к Будакову, аппетитно сунул в лицо дуло так, что зубы хрустнули о сталь:

– Смотри, тварь! Это тебе за детишек.

Будаков оказался прижатым к спинке стула и расширяющимися от страха глазами следил за велинским пальцем, которым тот медленно отжимал курок.

– Не надо! – испугался Кременчук.

– Велин, не смей, – шепотом потребовал Танков. – Он сдался. Он сам сдался…

ТАНКОВА трясло. Трясло все сильнее, и, как он ни старался, ничего не мог с этим поделать. Из своего угла он наблюдал, как Велин с вошедшим Игнатьевым защелкивали на запястьях задержанного наручники, как влетела в комнату Галина, с разгону прорвалась к мужу и грязными ногтями пропахала на его лице четыре борозды, моментально наполнившихся резво бегущими ручейками.

Будаков даже не попытался отклониться. Он стоял и с тоской смотрел на жену.

– А отмучились, кажись, мы с тобой, Галина, – негромко сказал он. – Видать, все к тому и шло…

Она, еще за секунду перед тем с трудом удерживаемая двумя здоровыми мужчинами, разом затихла и задумалась, словно мысль эта оказалась для нее новой и неожиданной. Наконец на ощупь опустилась на стул и только тут приласкала подбежавших детей.

– Сам напросился, – резко бросила она, но не было в ней ни злобы, ни уверенности.

– Пошли, – подтолкнул Будакова Велин. Тот тронулся и остановился, глядя на затихшего в углу Танкова.

– Повезло тебе, парень, – покачал он головой. – Ты когда в форточке брыкался, я ведь над тобой с молотком стоял. Все решал. Видать, есть твой Бог.

И тут Танков нутром припомнил ощущение нависшего топора. Его судорожно перетряхнуло, и возникшая тошнота стремительно подступила к горлу. Зажав рукой рот, он выскочил в дощатый туалет и там, уже опорожнив желудок, долго, без слез, всхлипывал. Оттуда услышал и вой сирены. Он вошел в комнату, надел заботливо принесенный кем-то – Кременчуком, конечно, – китель, как мог, оправил одежду и вышел из пустого, никому теперь не интересного дома.

На площади возле двух "Волг" с распахнутыми дверцами прохаживались, весело перешучиваясь, человек пять здоровых парней, упакованных в тяжелые бронежилеты. На боку у каждого покачивались подсумки. Плечи оттягивали автоматы Калашникова. Это была управленческая группа захвата. Чуть в стороне стоял заместитель начальника областного угро подполковник Силин и внимательно слушал азартно жестикулировавшего перед ним Велина. Здесь же, ковыряя носком сапога землю, топтался и Захаров.

Танков вздохнул, незаметно скосился на свои брюки и, всем телом ощущая мерзкую сырость, подошел к ним.

– Товарищ подполковник, – негромко, почти в спину доложил он. – Дежурный по райотделу лейтенант Танков.

Силин, повернув вбок голову, глянул на лейтенанта. На лице его отразилась та степень неудовольствия, при которой еще можно сдерживаться, но которую нельзя скрыть.

– Как понимать случившееся? – Силин сделал паузу. – Как могло получиться, что группа выехала на задержание…Вы хоть осмысливаете это слово – за-дер-жа-ни-е?! Во-о-ру-женно-го! Преступника!

"Так вот откуда у Гордеева эта манера чеканить слова", – некстати подумалось Танкову.

– Шофер-милиционер без оружия, – продолжал рубить воздух подполковник, – все без бронежилетов. Вдобавок к тому же в малочисленном составе. Да еще с задержанным в машине. Это что – выезд на происшествие или на пикничок с девочками?! – Он сорвался-таки на крик.

– Я боялся, что опоздаем, товарищ подполковник, – промямлил Танков. – Думал, как быстрее. Передали, что дети.

– Оправдываться не надо! – будто только того и ждал Силин.

– Виноват.

– Что за бардак здесь был, мне уже доложили.

– Сергей Константиныч, – со снисходительной участливостью вступился Велин. – Танков еще совсем неопытный. Первое дежурство.

– Детишек спас. – Растерявшийся Захаров никак не мог сообразить, что здесь происходит.

– Оставьте вы!.. – раздраженно отмахнулся Силин. – Людей спасать – это наша профессия. А с руководством отдела мы завтра разберемся, почему вот таким, – он сверху донизу провел рукой вдоль фигуры Танкова, и тому показалось, что рука многозначительно задержалась на брюках, отчего он еще гуще покраснел, – доверяют судьбу района. Благодарите Бога, лейтенант, что вас не ухлопали. Полез как слон в посудную лавку! Насмотрелись, понимаешь, детективов… По машинам! – крикнул он. – Этого забираем с собой. – Будаков уже сидел в одной из "Волг", сплющенный с двух сторон объемистыми операми. – Там дежурный следователь, сразу и оформим, а завтра передадим в прокуратуру. – Он сделал знак Танкову отойти в сторону: – Приедете в отдел, не забудьте сразу передать сообщение.

– Есть, – еле слышно ответил Танков.

– Сколько лет в органах?

– Так уже… почти три месяца.

– Уже… почти… – Силин качнул головой. – Здорово перетрусил? Танков хотел ответить что-то бодрое, но слишком свежи были воспоминания, и он молча кивнул. – Интересно начинаете, – неожиданно хмыкнул подполковник. – Завтра доложу о вас генералу. Думаю, поощрим. А вообще второй раз такое не проскочит. Здесь выучка нужна, дрессура. До свидания, лейтенант.

Уже садясь в машину, Силин придержал дверцу.

– Велин, – раздумчиво припомнил он. – Мне докладывали, что вы подавали рапорт о переводе в другую службу.

– Был грех, – громко смутился Велин. – Жена, злыдня, подбивала. Прихожу поздно, ревновала. Беспричинно, конечно, товарищ подполковник. Но теперь я тверд – никуда.

– В течение трех суток вы должны подать аналогичный рапорт, – предельно сухо потребовал Силин, – Я подпишу.

– Но почему? – Велин оторопел.

– Размеры крупноваты. В форточку не пролезаете… Поехали, – Силин захлопнул дверцу.

Водители "Волг" с лихостью, принятой среди управленческих шоферов, резво, безжалостно "пожирая" шины, развернулись и помчались, заливая село дальним светом фар.

Танков побрел к УАЗу, в котором уже поджидали Игнатьев и Велин. Ему кивали, говорили что-то ласковое, благодарственное. Остановил его Виктор Мефодьевич.

– Ты, главное, не унывай, – сказал он. – Мне этот ваш подполковник не понравился. А то, что ты сделал, – это, я тебе скажу, подвиг. И я завтра же проинформирую район. Если надо, письмо вашему министру напишем. Защитим, словом.

– Не надо меня защищать, – словно отходя от заморозки, Танков через силу улыбнулся. – Всё хорошо.

Он пожал руку Захарову и залез на заднее сиденье. Заглянул Кременчук.

– Держи, лейтенант. Это я из ружья вынул. – На глазах Танкова он выковырял ножом пыж и высыпал тому на ладонь горку рубленого свинца – картечь. – На память тебе.

– Разрешите трогаться, товарищ дежурный? – Игнатьев включил зажигание.

Старчески покряхтывая на ухабах, "УАЗик" потащился за молоденькими "двадцатьчетверками". Завезли домой молчаливого Велина.

– Будешь писать рапорт, не забудь фразу: "Захватил вооруженного преступника", – посоветовал он, выходя.

– Так Будаков не сопротивлялся…

– Салага ты еще. Набрали вас тут… Пиши, как сказано. – Велин с силой захлопнул дверцу.

ВОЗЛЕ самого отдела Танков вспомнил о притихшем сзади Воробьеве:

– Его ж в ИВС отвезти надо.

– Не поеду! – категорически отрезал Игнатьев. – Как хошь, товарищ дежурный, хоть снимай, хоть как, а не поеду. Это ж в два конца километров двадцать, а мы и так доехали на одном желании. – Стрелка уровня бензина и впрямь зашкаливала за ноль. Усталый и измотанный. Танков смирился.

Через полчаса в отделе всё стихло. Устроились на стульях в комнате информирования Игнатьев и Филиппов, храпел беспокойно за решеткой, прямо на полу Воробьев. В полной тишине сидел за столом Танков. Еще долго он то делал записи в многочисленных, путанных пока для него журналах и тетрадях, то отвечал на уточняющие вопросы дежурного по управлению. Потом, возбужденный, ходил возле стола, улыбаясь чему-то или стыдливо потряхивая головой. Наконец присел за стол и тут же заснул, положив голову на раскрытую книгу учета происшествий. Во сне он постанывал и улыбался.

Густая осенняя ночь уже блекла и медленно, разводами преобразовывалась в нерадостное, тяжелое утро, когда раздался резкий в такой полной тишине звонок в дверь. Танков встряхнулся, пытаясь снять помятость после неудобного сна, потер щеки и пошел открывать. На крыльце стояла женщина лет сорока пяти в вытянутой, изъеденной молью кофте. Правый чулок у нее был спущен, и резинка, о каких Танков думал, что их давно не носят, волочилась по асфальту. О беспорядке в своей одежде она, похоже, не догадывалась либо просто не обращала на такую мелочь внимания.

– Я с поселка Восток, – оттеснив Танкова, она прошла в отдел. Достала из-за пазухи паспорт, протянула: – Где здесь тюрьма?

– Чего вам надо? – Танков разглядывал диковатую пришелицу, а в голове некстати вертелось: "Отцвели уж давно хризантемы в саду…"

– Так сюда мне.

Они стояли теперь в дежурной части, и женщина показывала рукой на решетку.

– Куда "сюда"?! Вы хоть знаете, для кого это?

– Так… для преступников всяких. Что я, дура совсем? Я ж говорю, Пудышина я. Помните, звонила? Ушибла-таки я его.

Танков, еще у двери начавший понимать, в чем дело, сглотнул прорезиненную слюну:

– Так, может, мимо?

– Чего там мимо? – Она с состраданием посмотрела на него. – Прямохонько топором по темечку. Главное ж, предупреждала: не лезь, не пущу. По-хорошему предупреждала. Мой это дом! – Она прервалась, села на стул и всхлипнула: – Детишек жалко. К соседке отвела, а сама с ночи прямо по шпалам. – Она вдруг заговорщически погрозила Танкову пальцем: – А ведь я тебе говорила. А ты не приехал.

– Подвинулась баба, – констатировал прилипший к решетке Воробей. – Видать, и впрямь убила.

А Танков больше и не сомневался. Поэтому опустился на стул и сидел так несколько минут, рисуя крестики на листе бумаги. Потом, не глядя на диск, набрал нужный коммутатор, дождался ответа.

– Соедините с квартирой Карелова в Центральном поселке.

– Совесть бы поимели, – возмутилась телефонистка. – Пятый час всего. Дайте хоть поспать человеку.

– Хватит, отоспался, – безжалостно перебил Танков. – Соединяйте! Это из районной милиции.

Долго слушал он гудки.

– Да спят они, – прикинула телефонистка.

– Продолжайте!

– Чего ж продолжать-то? Давно б взял.

– Слушаю, – буркнул вдалеке низкий мужской голос.

– С вами говорит дежурный по райотделу лейтенант Танков. Как в отношении сигнала с поселка Восток?

– Какого еще поселка? Ах да… Нормально, а как же? Съездили – пресекли. Я ж говорил тебе, лейтенант, паникуешь. Ты что, из-за этого в такую рань звонишь?

– Сами ездили?

– Ну, не сам. Поручил своим дружинникам…

– Поручил съездить или выяснить по телефону?

– А чего случилось-то?

– А то, что сегодня ночью Пудышина топором убила Гусарова.

– Что?! Это… не может быть. Кто вам сказал?

– Сама сказала. Сидит здесь передо мной. Сволочь ты.

– Погодите. Погодите, лейтенант! Это еще выяснить надо. Она ж с приветом, наговорит всякого. Я сейчас же лично выезжаю. Немедленно. И сразу звоню. Вы меня слышите?! Немедленно!

– Чего уж теперь! – Танков равнодушно бросил трубку. Из-под разрисованного листа достал другой, чистый, в середине которого аккуратно, старательно обводя буквы, вывел: "Рапорт".

На стуле скулила, раскачиваясь, пожилая женщина в спущенном чулке.

ИЗ КНИГИ учета происшествий. «13 октября, в 20 часов 40 минут, в селе Субботино, Будаков Геннадий Семенович, 38 лет, несудимый, разнорабочий совхоза „Рассвет“, находясь в нетрезвом состоянии, на почве ревности избил жену, Будакову Галину Ивановну, 35 лет, рабочую того же совхоза, после чего заперся в доме и, угрожая убийством двух малолетних детей и самосожжением, открыл огонь по прохожим. В результате причинено проникающее пулевое ранение Антонову Борису Николаевичу, 44 лет, главному агроному совхоза „Рассвет“. Выездом на место опергруппы преступник задержан и водворен в ИВС. Возбуждено уголовное дело».

Из официального ответа начальника управления внутренних дел на заявление.

Копия: в областную газету.

"Уважаемая гражданка Павлова! Проведенным служебным расследованием факты, изложенные в Вашем письме в газету, полностью подтвердились. Сотрудники органов внутренних дел, не обеспечившие своевременный выезд на место происшествия, что привело к убийству Вашего племянника Гусарова К.Н., наказаны в дисциплинарном порядке: заместителю начальника райотдела капитану Сиренко объявлен выговор. Начальнику уголовного розыска капитану Гордееву объявлено о неполном служебном соответствии. Дежурный по райотделу лейтенант Танков из органов внутренних дел уволен".