Текст книги "Планета Футбола. Города, стадионы и знаменитые дерби"

На тот день у нас был запланирован первый футбольный матч. Да, главной целью всего путешествия было стамбульское дерби, но сперва предстояло попасть на игру «Фенербахче» в Измире. Местный клуб называется «Буржаспор» (не путать с «Бурсаспором»), и это был единственный год в истории клуба, проведенный в высшем дивизионе турецкого чемпионата. Через месяц «Буржа» вылетела, и вряд ли чем-то особенно запомнилась тем, кто следит за турецким футболом из-за границы.

А вот у меня некоторые вопросы появились. Главный из них такой – кто вообще болеет за эту команду и как выглядят болельщики? За два дня мы поклонников «Бужаспора» не увидели. То ли прятались, то ли просто цвета у них с «Фенером» одинаковые, желто-синие.

Зато гости из Стамбула были повсюду. В кафе, такси, возле моря и в нем самом, на лодочках и в магазинах. Из литературного перевода Джахиде я понял, что большая часть кричалок содержит обещания противоестественно обойтись с заклятыми соседями – «Галатасараем» и «Бешикташем». При этом в двух шагах от скандирующих находился клубный магазин… «Бешикташа». Мы зашли внутрь, продавец покосился на камеру и промямлил, что без разрешения владельца давать интервью не имеет права. Потом все же набрался смелости и рассказал, что проблем никогда и не бывает. Кричать – пожалуйста, но ничего крушить в городе фанаты не будут, полиция здесь работает быстро и жестко.

В этом мы убедились уже через час, когда водитель высадил всю группу возле стадиона имени Ататюрка. В Турции многие спортивные объекты названы именем отца нации, причем в каждом месте утверждают или намекают, что Ататюрк болел именно за их клуб (хотя болел он на самом деле за «Галатасарай»).

Центральный стадион Измира в 2011 году был большим, бетонным и довольно-таки ободранным. Здесь мы столкнулись с первой по-настоящему серьезной проблемой. Дело в том, что прав на съемку на матче у нас не было и быть не могло, такой привилегией пользовались только компании-бродкастеры. Мало того, даже снимать возле стадиона не было возможности!!! Сами виноваты – затянули с запросом на аккредитации для съемочной группы, потом вопрос с командировкой решился внезапно. Надо было либо ехать без документов, либо отменять весь проект. Тешить себя глупейшей мыслью: «Доедем и разберемся на месте», – не следовало, но придумать мы ничего не смогли.

Задачка была неразрешимая, но снова очень сильно повезло. У удачи было вполне конкретное турецкое имя – Джахиде. Как только наш гид услышала о наших трудностях, она сразу взялась за дело. Не знаю уж, на какие рычаги пришлось нажимать, но мы получили право на четыре аккредитации на стамбульское дерби. Но пропихнуть телевизионщиков из другой страны на матч в Измире за два дня было нереально.

В итоге было принято компромиссное решение – работаем в толпе болельщиков возле стадиона, затем ребята отправляются в какое-нибудь кафе и ждут нас там. А мы с Сеней покупаем билеты, отправляемся на трибуны и там в крайнем случае снимаем небольшие ролики на фотоаппарат. После возвращения канал покупает 3-минутный обзор матча, мы разбавляем его нашими съемками – вуаля! Не фонтан, конечно, но для первого раза сгодится, а вообще, впредь нужно головой думать.

Билеты купила тоже Джахиде. Она куда-то ушла и через пять минут привела милейшего спекулянта. Мы поторговались, сбили цену со 100 лир до 60 (по тем временам – 1200 рублей), осчастливили друг друга, и ребята уехали, пообещав вернуться к концу матча.

Чтобы выглядеть «своим», Вова купил у уличного торговца шарф «Фенербахче». Мы были готовы к походу на стадион. Я пребывал в состоянии радостного нетерпения. Мне уже доводилось бывать на турецких стадионах. В 2004-м я ходил на матч Кубка УЕФА «Бешикташ» – «Валенсия».

В те годы я был нищим аспирантом, который почти без денег путешествовал автостопом по странам Ближнего и Среднего Востока. Но как бы ни был скуден мой бюджет, я, не колеблясь, отдал уличному спекулянту 15 миллионов турецких лир (тогда в Турции еще не была проведена деноминация, и местная валюта исчислялась миллионами) за заветный билет. Это был аналог 11 долларов, столько же стоил вход в храм Святой Софии. Но я не сомневался ни секунды. Святая София подождет, сколько веков уже простояла. Постоит еще. А сегодня я иду на футбол.

Турецкие болельщики по праву считаются одними из самых буйных в Европе. Об их смертных боях с английскими фанами ходят легенды. Поэтому я не очень удивился, что тогда на входе на стадион меня обыскали четыре раза. На мне был разгруз-жилет с десятком карманов, полицейский посмотрел во все и даже изъял мелочь, чтобы на поле не кинул. В предпоследнем кармане был компас, при его виде полицейский внимательно на меня посмотрел и пропустил. Я запомнил реакцию и на следующих контрольных точках сразу вытаскивал из кармана компас, пропускали мгновенно.

На трибуну тогда я зашел за три часа до начала матча. За три часа! Стадион был заполнен на 80 %. За полтора часа до матча свободных мест не было. Все эти три часа стадион хором пел гимны в поддержку своей команды. Если бы через три часа сказали, что футбол отменяется, то я бы все равно ушел довольный – как на концерт сходил.

Я всю игру мучился, куда смотреть: на поле или на трибуны, ведь турецкая фан-поддержка – это отдельный спектакль. Интересно, сколько килограммов фаеров надо пронести на трибуны, чтобы обеспечить такую бесперебойную иллюминацию, которая была продемонстрирована в тот вечер.

Итак, два часа мы с Сеней провели в окружении исключительно турецкоговорящих болельщиков. На трибуны попали не сразу: пришлось постоять в очереди, да еще и места у нас оказались в разных секторах. Фанаты «Фенера» попробовали сбросить на головы людям в очереди какие-то картонные коробки. Откуда они их взяли на стадионе, не спрашивайте. После того, как лет 15 назад тиффози «Интера» швырнули с трибун мотороллер, я стараюсь такими вопросами не задаваться. В общем, в нас полетели коробки.

Раз! Замелькали в руках у стражей порядка здоровенные дубинки. Бум, бум, шлеп! Кто-то получил по голове, шлеп – кому-то прилетело по спине, метальщики коробок растворились в пространстве, хотя кто-то обзавелся разбитым носом! На турецком футболе всегда весело!!!

Еще веселее было на поле. Центр обороны гостей составили нигериец Йобо и Лугано из Уругвая. Уругваец – парень опытный, к тому времени успевший стать полуфиналистом чемпионата мира, а через два месяца выигравший и чемпионат Южной Америки в составе сборной. Йобо тоже много чего в жизни видел, в Английской премьер-лиге газоны вытаптывал.

Не помогло. К 59-й минуте «Фенер» «горел» 1–3, причем я поймал себя на мысли, что до игры не знал ни одного игрока команды хозяев. Перед стамбульцами замаячила перспектива поражения (в первом туре они, кстати, «Бурже» проиграли у себя дома 2–3).

…«Оооооооо!!!» – стадион воет на одной ноте, тряся в воздухе растопыренными пальцами… «АААААААААА!!!!» – взрываются трибуны, когда Алекс укладывает вратаря «Буджи» эстонца Лондака в один угол, а мяч в другой. Реализованный пенальти. 2–3. 58-я минута. Надежда возвращается.

…61-я. 3–3! Подробности с противоположного конца поля не очень видны, главное – результат. 52-тысячная арена «Ататюрк Спорт» готова треснуть от криков.

71-я. 4–3!!! Гуиса!!! Не зря ему пели осанну трибуны. Мы с Вовой совершенно искренне срываем глотки и прыгаем в обнимку со всем сектором. На наших глазах рождается очередная футбольная легенда, которую будут рассказывать внукам.

Фаны «Фенера» требуют пятый гол, и они его дождутся на 90-й минуте. «Фенер» ожидаемо вышел на первое место, но вместо спокойной победы над аутсайдером сотворил футбольное чудо: из 1–3 в 5–3.

Это был ад, но ад заводной. Это была трагедия десятков тысяч столичных жителей, когда их приехавшая на легкую прогулку команда из-за ошибок в обороне в середине второго тайма летела 1–3. И это надо было видеть, когда «Фенер» собрался и стал забивать. Надо было ощущать себя частью многотысячного организма, в унисон орущего кричалки (почти исключительно неприличного содержания). Если бы эмоции светились, то стадион бы в тот вечер засиял сверхновой.

«Фенербахче» выручил Алекс. Опытный и мастеровитый бразилец забил дважды. «Фенер» встрепенулся, на поле выскочил чемпион Европы испанец Гуиса и тоже отличился, а закончилось все в итоге со счетом 5–3 в пользу более богатых.

Мы неплохо провели время на трибунах, люди вокруг оказались дружелюбными. Орали только очень громко, уши закладывало. В нас безошибочно опознали иностранцев, пытались общаться и угощали жареными дынными семечками. Очень солеными. Неплохой бизнес – смолотил десяток, и пить хочется ужасно, приходится еще и воду покупать. Но это не турки придумали, так еще дядюшка Скрудж делал в «Утиных историях».

Леша, Илья и Джахиде ждали нас снаружи, после начала матча ворота в ограде открыли, так что можно было подобраться прямо к стадиону. Леша включил камеру. И мы все резко занервничали.

Поскольку уже стемнело, то автоматически заработал накамерный свет. Проще говоря, мощный фонарь. И выходившие со стадиона болельщики нас заметили. Нет, они не хотели нас побить, зато страстно желали выразить свой восторг. Сперва мы радовались, что перед объективом пляшут и поют, но потом обнаружилось, что на камеру буквально прыгают человек 50. Я бросил взгляд через плечо, нас уже окружили и отступать было некуда.

«Беш, беш, беш!» – взлетали вверх кулаки.

«Причем тут «Бешикташ»-то», – думал я, испуганно пытаясь оттеснить разгоряченную массу людей. Бесполезно, проще плечом подвинуть асфальтовый каток.

«Илья, подними штатив. Ребята, встали перед камерами, сдерживаем!» – Леша напоминал адмирала, стоящего на мостике корабля в разгар морского сражения. Ничто не помогало. Через 5–10 секунд после начала съемок нас просто сметали, грозясь затоптать. Словно свет камеры будил инстинкт, превращающий человека в макаку. К эмоциям добавился адреналин.

– Раздавят нас, – философски заметил Сеня, тоже пытаясь сберечь дорогую технику и разглядывая быстро увеличивающуюся толпу.

Что я ответил, не помню. Возможно, что-то неприличное. Нам снова повезло, сзади проезжал автобус с командой, толпа моментально переключилась на своих любимцев. Леша вместе со штативом попятился, он, как и подобает оператору, не отрывался от объектива. В общем, вырвались.

«Бешикташ», кстати, был совсем ни при чем. «Беш» по-турецки значит «пять». Это они нам любезно напоминали, сколько стамбульцы забили. Мы торопливо сели в автобус и уехали в сторону Мраморного моря.

«Фенербахче» продолжил борьбу с «Трабзонспором» за первое место, и в итоге стал чемпионом, обойдя конкурента за счет преимущества в личных встречах. Через несколько лет против «Фенера» начали расследование по подозрению в покупке игр в том сезоне. Матча в Измире это вроде бы не касалось, хотя кто их знает. Алекс де Соуза спустя год уехал доигрывать в Бразилию, Гуису в 2013 году я с изумлением обнаружил в парагвайском клубе «Серро Портеньо». «Буджаспор» вылетел из Высшей лиги турецкого чемпионата, и с тех пор там не появлялся.

…На дворе была глубокая ночь, а нам еще предстоял многочасовой переезд в Чанаккале, который помню урывками. При заселении в гостиницу меланхолично отметил, что окна номера выходят на Дарданеллы и статую троянского коня. Главное, не забыть поставить будильник. Через три часа снова вставать на новый съемочный день.

День АНЗАК. Светлая память

Каждый год в ночь с 24-го на 25 апреля на полуострове Галлиполи, что вклинивается между Эгейским морем и проливом Дарданеллы, ночуют около 10 тысяч австралийцев и пару тысяч новозеландцев. Послушав концерт и посмотрев кинохронику, они ложатся спать в спальниках прямо на пляже на западном берегу полуострова.

Это не флешмоб туристов-дикарей. Жители едва ли не самых географически далеких от Турции стран таким образом отмечают очередную годовщину начала Галлиполийской операции. В этой упорной и кровопролитной битве Первой мировой войны войска Антанты и выступавший на ее стороне АНЗАК (Австралийский и новозеландский армейский корпус) потерпели поражение. Но Австралия и Новая Зеландия обрели национальную идентичность.

Каждый год, читая студентам курс лекций о географии Австралии, я рассказываю о праздновании этого дня, который многие считают главным праздником страны. И о массивном туристическом десанте на Дарданеллы. Разумеется, в ту же минуту, как я понял, что наши съемки попадают на конец апреля, я стал настаивать на посещении мероприятия.

Галлиполийская операция проходила с апреля 1915 года по январь 1916 года и была попыткой войск Антанты обеспечить контроль над Дарданеллами. После неудачи морской бомбардировки было принято решение высадить десант. 25 апреля на юг укрепленного полуострова высадились английские войска, а на западный берег – тот самый АНЗАК. Со стороны турок войсками на этом участке командовал молодой подполковник Мустафа Кемаль.

Атака была отбита, началась окопная война. Еще несколько штурмов закончились неудачами, и через 9 месяцев Антанта отступила. В земле Галлиполи остались лежать около 100 тысяч человек.

Эта операция не стала решающей в войне, однако она серьезно повлияла на жизни сразу нескольких стран. Мустафа Кемаль стал героем турецкого общества и, возможно, поэтому побежденный в войне народ пошел за ним, когда он объявил о создании на обломках Османской империи нового государства – Турецкой Республики. Мустафа стал ее первым президентом.

А проигравшие в сражении австралийцы и новозеландцы прочитали в газетах всего мира о доблести и героизме своих солдат и неожиданно осознали себя нациями. Особенно это сказалось на австралийцах. Получив фактическую независимость от Британии в 1901 году, первые 15 лет своей самостоятельной жизни Австралия прожила скорее как конфедерация, сборище вчерашних колоний, которые не могли договориться между собой ни по одному вопросу.

И вдруг они читают о героизме австралийцев. Не сиднейцев или мельбурнцев, не новоюжноуэльсцев или квинслендцев, а именно австралийцев. Неудивительно, что с тех пор день 25 апреля, день поминовения погибших в том сражении, который на Зеленом континенте называют День АНЗАК – главный праздник страны. Ведь это краеугольный камень ее государственности.

В этот день еще до рассвета начинается заутренняя молитва о павших. Люди собираются и в молчании слушают горниста. Потом читают молитву. Это делают в каждом городе Австралии. Делают это и в Галлиполи.

Полуостров превращен в военно-исторический парк, усыпанный мемориалами и кладбищами. Кто здесь только не похоронен: англичане, французы, турки, гуркхи, сенегальцы. И, конечно, воины АНЗАКа.

На 25 апреля с Зеленого континента на полуостров приезжает огромное количество паломников (а как еще назвать людей, приехавших с другого конца света, чтобы поклониться мемориалам и вспомнить здесь павших). Они собираются сюда еще 24-го на концерт и некоторые памятные мероприятия. После чего спят на том самом пляже, где произошла высадка АНЗАК, и читают заутреннюю молитву.

По окончании заутренней длинная людская вереница ползет в гору. На вершине холма расположен плацдарм Лоун-Пайн (одинокая сосна), где проводится официальная церемония: речи, молитвы и возложение цветов к памятнику погибшим австралийцам.

В Лондоне я наблюдал церемонию по случаю Дня памяти погибших на войне (в Британии он проходит 11 ноября, в день окончания Первой мировой войны) – стилистика очень похожа. Даже символ один и тот же – красные маки. Но в данном случае это еще более оправданно, ведь маки растут прямо под ногами. Апрель – сезон их цветения.

В партере действа сидят официальные лица. Много военных, как австралийских, так и турецких.

Даже во время кампании стороны вели между собой джентльменскую войну (едва ли не последнюю в истории – до химической атаки на реке Ипре оставалось совсем немного). Ну а после заключения мира антагонизм и вовсе исчез. Знамениты слова Ататюрка: «Для нас нет различия между Джонни и Мехметом, ибо они лежат рядом в нашей земле».

По окончании церемонии все идут на место следующей: турецкой. А потом – к новозеландской.

Помню, весной 2004 года я спросил встреченного в Турции австралийца, собирается ли он на день АНЗАК в Галлиполи. «Парень, если я туда не поеду, меня потом дома на порог не пустят», – с улыбкой ответил он.

И все же большинство австралийцев прибывает на день АНЗАК в рамках организованного тура. В Турции они проводят всего несколько дней: 2 дня – в Галлиполи, 2 дня – в Стамбуле – и обратно на Родину. Отсюда и одинаковые желтые толстовки, делающие толпу оззи похожими на футбольных фанатов: их выдает туроператор.

Многие «паломники» выглядят довольно нелепо. Видно, что у них нет опыта путешествий, а потому не знают, как паковать вещи, и ходят обвешанные пакетами. Обязательная деталь экипировки – спальник. Некоторые так и ходят, завернувшись в него, становясь похожими на беженцев. А вообще все это сильно напоминает ватагу старшеклассников на загородной экскурсии.

В турецкой церемонии доминирует красный цвет, везде висят государственные флаги. Она проходит у мемориала 57-го полка, который полностью погиб в тот день. Австралийцы почтительно замирают и у могил своих некогда противников.

Про ANZAC мне впервые рассказал наш научный руководитель, а до того я пребывал в безмятежном невежестве касательно кровавых столкновений австралийцев и новозеландцев с турками столетней давности. После съемок в окрестностях Галлиполи на пару лет знаменитая битва забылась, но жизнь, как водится, любезно напомнила о делах давно минувших дней.

В июне 2014 года я сидел на лавочке в аэропорту бразильского города Сан-Паулу и отчаянно боролся со сном. Вообще тот мировой чемпионат – лучшее, что только можно придумать на уровне сборных (о Бразилии речь еще впереди), но работать было непросто. Каждые три дня – самолеты, переезды, такси, гостиницы и бессонные ночи.

До рейса Сан-Паулу – Рио осталось еще часа два, и я развлекался единственным доступным мне способом: таращил глаза на проходящих мимо фанатов.

Некоторым кажется, что чемпионаты мира по футболу – это про спорт. Ничего подобного. Это фестиваль болельщиков, многолюдный и красочный, на котором к тому же еще играют сильные сборные мира. Весь мир следит по телевизору, а вокруг стадионов оттягиваются болельщики: фанаты, тиффози, баррабравас, торсидорес и простые любители футбола и обычные туристы. Их много. Вот пробежали две девушки в шлепках и майках с надписью «US Soccer». Затем по залу ожидания растеклось озеро в красно-белую шашечку. Хорваты.

– Sretno, Hrvatska!!! – не выдержал российский журналист.

– Braaavo!!!!

Еще 10 минут, и стекла дрогнули от многоголосого скандирования.

– Сhi-Chi-Chi!!! Le-Le-Le!!! Vivа Chile!!!!!!

Чилийцы приехали в Бразилию многотысячными толпами, больше было разве что аргентинцев (не считая самих бразильцев, конечно). С ними было связано немало интересного, чего стоит только прорыв сотен фанатов в пресс-центр стадиона «Маракана», но на подробный рассказ не хватит десятков книг. Флаги проплыли мимо меня, голоса стихли во внутренностях «Боинга», и я начал вроде как дремать. И вдруг сквозь сон услышал другое скандирование, более слаженное и напевное, чем диковатый и задорный чилийский рев.

– Aussie, – выводил один голос.

– Ой! – откликались десятки других.

– Aussie!

– Ой!

Aussie, Aussie, Aussie!!!

Ой, ой, ой!!!

Про клич австралийцев я, конечно, читал и даже слышал эти распевки в трансляциях, но впервые увидел своими глазами. Дальше люди в желтом и зеленом, с огромными рюкзаками и надувными кенгуру моментально окружили меня. Они летели в Порту – Аллегри на второй матч своей сборной, по прозвищу – Соккеруз (Socceroos, кенгуру-футболисты).

Что для нас футбол, для австралийцев – соккер. Футболом (точнее, австралийским футболом) в Австралии называют другую игру, чудноватую и боевую, слегка похожую на регби, собирающую по 100 тысяч человек на трибунах в Мельбурне и Сиднее. Но жители далекого южного континента отлично умеют болеть за свою сборную по соккеру, и в аэропорту Сан-Паулу они жаждали двух вещей: пива и общения. В окрестностях двух километров был только один человек, говоривший по-английски. Остальные изъяснялись только на испанском либо португальском. Так я приобрел много одноразовых австралийских друзей.

Сперва мне объяснили, что поражение от чилийцев в первом матче – досадное недоразумение. Зато пообещали устроить кузькину мать и веселого кенгуру сборной Голландии (что, кстати, почти удалось – 2–3, вполне достойный результат). Затем мы заговорили о Бразилии, где нам всем очень нравилось.

– Жаль, не успел в этом году на Anzac Day. На работе дела были, – посетовал высокий парень в зеленых шортах, больше похожий на серфера, чем на болельщика. – Ну ничего, успел в Бразилию зато. Тоже отлично.

Акцент в Австралии довольно своеобразный («Дайте мне саааандвич, please!»), я не сразу понял, о чем речь и переспросил.

– ANZAC, – повторил мой собеседник. – Вы в России не в курсе, наверное. Это связано с событиями Первой мировой войны.

Тут я понял, что упускаю шанс на уважение. Так что просто достал планшет и показал фотографии с тех самых съемок.

Платить в кафе аэропорта мне в тот день не пришлось. Мой рейтинг в глазах жителей далекой Австралии взлетел на уровень Месси и Роналду. Мало того, еще минут 40 мне пришлось отвечать на разнообразные вопросы: в каком году был, какие впечатления и т. д.

Сейчас уже многое подзабылось, но главных впечатлений осталось два. Во-первых, вот эти молчаливые колонны, которые ходят от одного места поминовения памяти до другого, очень деликатно и тихо. Странное дело, не могу сказать, что был поражен тогда, в 2011 году. Но прошло уже много лет, увиденное запомнилось. Было в этом что-то торжественное и в то же время очень глубоко личное.

А потом уже мое собственное личное воспоминание. Пятнадцать дублей в том месте, где происходила высадка войск Антанты. По задумке я должен был выходить прямо из воды, подвернув штаны. Босиком. Конец апреля, на солнце жарко, лицо обгорает, а вода – ледяная. И довольно острые камни под ногами. Через полтора часа ноги ниже колен чувствовались плохо, и мне уже виделись госпиталь и досрочное окончание съемок.

Кстати, за время съемок «Планеты футбола» несколько раз преследовали такие мысли, причем дважды я оказался-таки на больничной койке – в Буэнос-Айресе и Рио. А вот в Турции все обошлось. Я даже выпил потом местной ракии – ужасного вкуса анисовый напиток, который разводится водой и становится молочно-белого цвета. Зато закусывали рыбой в местном ресторанчике – только что выловленной и сразу зажаренной.

Троя. Легенды и мифы нашего детства

Благодаря нашему оператору Леше выучил новое слово – цейтрафер, он же «длинный кадр». Это когда камеру оставляют на долгое время на одной точке, а потом пускают запись на быстрой прокрутке. Так снимают быстробегущие по небу облака или заваливающееся за горизонт солнце.

Те несколько суток в Западной Турции как раз слились для меня в один такой «длинный кадр». Только статики в нем нет и в помине. Мы носимся по Эгейскому побережью, Чанаккале сменяет Измир, австралийцы сменяют фанатов «Фенербахче», шумные рынки – тишина античных руин. Съемка все идет, а команда «стоп!» так и не следует.

Сейчас это все вспоминается как лучшие дни нашей жизни. Был невероятный энтузиазм, замешанный на нашем с Вовой дилетантстве. Мы действительно были готовы работать сутки напролет, но силы организма не беспредельны. К моменту, когда микроавтобус «Планеты футбола» докатился до Трои, его экипаж успел основательно вымотаться.

Троя! Это был главный миф моего детства. В возрасте пяти лет, еще не умея читать, я уже знал наизусть все мифы Древней Греции, а по вечерам мучил маму и бабушку, заставляя их читать мне «Илиаду» в переводе Гнедича и «Одиссею» в переводе Жуковского. На вопрос гостивших родственников и друзей родителей, кем я хочу быть, когда вырасту, я неизменно гордо отвечал: «Греком!»

Уже во взрослом возрасте я пытался перечитать обозначенные выше произведения самостоятельно и удивлялся, как я мог воспринимать эти заковыристые строки в детстве. А, главное, как могли мои родители так талантливо их декламировать, чтобы я живо представлял себя в гуще сражений вместе с Ахиллом и Аяксом.

И вот настоящая Троя. Я здесь уже второй раз, а потому внутренне подготовил себя к тому оглушительному разочарованию, которое вызывает Троя почти в каждом ее посетителе.

Тон задает огромная скульптура троянского коня перед комплексом. Лошадиная морда выглядит так, словно на нее надели противогаз. На его спине – домик с окнами, откуда высовываются радостные лица туристов. Не хватает только таблички на древнегреческом «Это не ловушка!»

Совсем другое дело – троянский конь, стоящий на набережной города Чанаккале, что в 80 км к востоку от руин Трои. Он действительно похож на греческий подарок-ловушку. Собран из остатков боевых кораблей, не такой уж и высокий (в него ведь могло влезть совсем немного воинов).

Это привет из Голливуда, конь – участник недавнего блокбастера «Троя» с Брэдом Питтом. Он был совсем рядом с нашей гостиницей и рядом с ним мы сняли самый забавный стендап из всего сюжета о Трое.

Можно много говорить о власти места. О душевном трепете, который охватывает при осознании, что стоишь на том самом месте, где Ахилл, и Одиссей, и Гектор, и Патрокл… Но будем честными, большинству туристов нужны не голые цитаты Гомера, а соответствующий им фон для фотографий с собой любимым на переднем плане.

Мощные стены, многотысячные античные театры, лес ионических и коринфских колонн – ничего этого нет в Трое. Только раскопанный фундамент и таблички с римскими цифрами – номерами культурного слоя. После посещения Эфеса контраст более чем оглушающий.

Но надо же поддерживать имидж ученого зануды. Поэтому с энтузиазмом я продолжал рассказывать Вове о перипетиях открытия античного города, который считали не более чем легендой, пока мой друг кисло поглядывал на поросшие весенней травкой раскопки.

Троя – слоеный пирог из девяти ипостасей, девяти кошачьих жизней города, история которого отнюдь не закончилась падением города Приама. Многие туристы с удивлением открывают для себя, что гомеровская Троя, которую они считали единственной и неповторимой, – это лишь Троя номер 7.

Не знал, а скорее не хотел думать об этом и обнаруживший Трою сам себе археолог Генрих Шлиман. Поэтому при раскопках немилосердно уничтожал «ненужные» детали. Сейчас напоминанием об этом (а также о том, что пресловутый шлимановский «клад Приама» на самом деле на добрую тысячу лет старше событий «Илиады») служит траншея Шлимана, обнажающая фундамент Трои 1.

Троя, как и следовало ожидать, привела Сеню в экстаз. Пока маститый научный работник метался по округе и с упоением прикасался к истории, я слегка заскучал. Это Эфес можно описать словами «эффектные, прекрасно сохранившиеся развалины», а для Трои лучше подойдет выражение «бесформенные груды камней».

Пока ты читаешь в детстве «Легенды и мифы Древней Греции» Куна, воображаешь, что там все так и осталось: стены целы, ворота разбиты в щепки, а эллины с троянцами продолжают бегать друг за другом вокруг злосчастного коня.

Изредка оказывается, что так и есть. Лет в 17 мне довелось побывать в Италии и увидеть Помпеи. Вот, пожалуйста: дома, тротуары и неприличные фрески в комнатках публичного дома (не шучу!). Но с Помпеями Везувий, как известно, расправился стремительно, а Трою столетиями завоевывали, отстраивали, снова рушили и опять раскапывали. И остались выступающие из земли фундаменты, раскопы, открывающие культурные слои древности, и толпы туристов.

Сейчас, когда я смотрю результаты тех самых первых дней работы, понимаю, насколько мы зависели от оператора. Я договариваю свой текст, и если присматриваться, то всякий раз можно заметить быстрый взгляд, брошенный в камеру. Дескать, все ли хорошо? Справился я, Леш?

Гелиболу. Наша история, которую мы не помним

В январе 2005 года студенческая экспедиция нашей кафедры отправилась в Западную Турцию. Я был одним из ее руководителей. В числе прочего мы посетили Гелиболу на полуострове Галлиполи, где встретились с мэром города. На встрече кто-то из нас спросил про русский след в истории города, в ответ получили подробный рассказ о готовящемся восстановлении русского кладбища и мемориала русским солдатам.

Со стыдом признаюсь, что именно в тот момент я и узнал, что на севере Галлиполийского полуострова в 1920–1921 годах квартировались сбежавшие из Крыма части армии Врангеля. Увы, это распространенная ситуация. Зарубежную историю мы знаем куда лучше собственной. Я был в курсе про День АНЗАК, но не знал, что на том же самом полуострове до 1940-х годов существовал мемориал русским солдатам.

Тогда мы даже съездили на место предполагаемого комплекса, но ничего, кроме пустыря с поваленной табличкой «Русское кладбище», не нашли. Сохранилась фотография, где мы со студентами поднимаем эту табличку и втыкаем ее в размокшую от январского дождя почву.

И вот, шесть лет спустя, мы решили заехать в Гелиболу, проверить состояние объекта. Тем более что у нас оставалось немного свободного времени по пути в Стамбул. Честно говоря, я был готов к тому, что воз и ныне там. Однако, попетляв по городским улочкам, наш микроавтобус подъехал к входу в аккуратно выглядящее кладбище.

Табличка на входе гордо сообщала об ударных темпах строительства. Комплекс заложили в январе 2008-го, а 17 мая того же года уже открыли.

В ноябре 1920 года Русская армия генерала Врангеля эвакуировалась из Крыма. Первый корпус армии под командованием генерала Кутепова прибыл в северо-западную Турцию (тогда она находилась под контролем английских и французских войск). Ему выделили место у современного города Гелиболу. Более 50 тысяч солдат этой армии без государства расположились лагерем среди окрестных полей.

Русские войска находились здесь до конца 1921 года. За это время немало солдат и членов их семей умерло от болезней (санитарная ситуация в этом фактическом лагере беженцев была близка к критической). В июле 1921 года умершим на турецкой земле был открыт небольшой мемориал.

Мемориал простоял до 1949 года, когда был разрушен в результате землетрясения. Кладбище также исчезло. Несколько лет назад при поддержке российского правительства было принято решение восстановить комплекс. Что и было сделано.

Мы немного побродили среди мемориальных плит, сняли небольшой стендап, полистали записи в книге памяти, в которой оставляют записи редкие посетители мемориала. В основном это члены официальных делегаций.