Электронная библиотека » Сергей Аксу » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Щенки и псы войны"


  • Текст добавлен: 7 сентября 2023, 17:57


Автор книги: Сергей Аксу


Жанр: Приключения: прочее, Приключения


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

СЕРЕЖЕНЬКА

Облетая, золотится,

пух с высоких тополей.

Даль прозрачная искрится

и внушает: не жалей

ни о чем – о травмах, драмах,

неприкаянности дней…

Глянь: над церковью крестами

клин нежданный журавлей.

Как курлычут! Горло сушит

плач блуждающих теней…

Неотмоленные души

в оперенье журавлей…

«Неотмоленные души» Ю. Беридзе


На полной скорости БМП и «Уралы» миновали аул на взгорке, через километра полтора-два за мостом через Ямансу военные спешились, начали «проческу» лесного массива. В сером неприветливом лесу, где под ногами шуршал шикарный ковер из опавших бурых желтых листьев, отделение сержанта Кныша неожиданно наткнулось на тела двух убитых «омоновцев»: капитана, с выколотыми глазами и разрезанным до ушей ртом, и старшего сержанта, лежащего внизу наполовину в воде под обрывистым берегом на галечной отмели с вытянутыми над головой руками. Он сверху был похож на плывущего под водой ныряльщика. Мертвый же капитан одиноко стоял на краю поляны, выглядывая словно сказочный леший из-за деревьев: боевики его запихнули между двух сросшихся стволов. Распухшее посиневшее лицо представляло театральную смеющуюся маску. Кора и земля вокруг были обагрены запекшейся кровью.

«Человек, который смеется, – Ромке невольно вспомнилось название книги французского классика. – Наверное, вот так же проклятые компрачикосы уродовали детей, потом продавали их для забавы знатным вельможам».

– Смотрите, пацаны, и запоминайте! Будет за что спросить с этих выродков! Как только земля их носит? – сказал старший прапорщик Стефаныч, с трудом с помощью контрактника Кныша освобождая убитого из тисков и бережно опуская на землю.

– Кныш, посмотри, может документы какие есть.

«Вэвэшник», стараясь не дышать, стал обыскивать труп. Вдруг он замер, посерел весь и заорал:

– Ложись!!!

Все, кто был на поляне, в панике бросились врассыпную; кто упал как подрубленный на месте, вжимаясь всем телом в спасительницу землю-матушку, кто рванул в глубь рощи. Ромка Самурский ничком плюхнулся за ствол ближайшего дерева, пребольно столнувшись с Эдиком Пашутиным. Тот, коротко охнув, отполз дальше. Роман же прильнул щекой к холодной земле, уткнулся носом в шуршащие листья. От смятых ржавых листьев исходил душистый аромат прошедшего лета. Но в данную минуту рядовому было не до ароматов. Зажав уши, зажмурив глаза и прикрыв голову автоматом, в напряжении ждал взрыва. Слышалось лишь рядом чье-то прерывистое сопение, ритмичное тиканье часов на руке и шорох прочь ползущих тел.

«Сейчас рванет! Сейчас рванет! Вот-вот, сейчас!», – думал солдат, стиснув до боли челюсти. Сердце бешено отбивало секунды. Прошло около минуты. Взрыва не последовало.

– Кныш! – негромко позвал Стефаныч, осторожно повернув голову, ища глазами старшего сержанта.

– Феня, – отозвался в ответ глухо Кныш. – В кармане.

– Может, показалось?

– Что я «эфку» от фиги не отличу? Бля, буду. Вот те крест!

– Думаешь, ловуха?

– Хер ее знает! Всякое может быть! Скорее да! Ты что, чичей не знаешь?

– Не рванула. Может, с чекой?

– Может и с чекой!

– В каком кармане-то?

– Кажется, в левом.

– Кажется или все-таки в левом?

– Погоди… Да! Да, в левом.

Стефаныч заворочался за деревом, отложил в сторону «калаш», стал, кряхтя, стаскивать с себя, набитую под завязку «разгрузку».

– Стефаныч!

– Чего, родимый?

– Ты что, ошалел? Ты че удумал?

– А ты что предлагаешь? Отлеживаться до второго пришествия Христа? Не могу себе позволить такого удовольствия! Земля дюже сырая, а у меня, сам знаешь, хронический радикулит. Если прострелит, тогда мне, считай, конец!

– Я сам!

– Нет уж, опоздал, дорогуша, старый конь борозды не испортит! В левом, говоришь? В левом. Пацаны! Отпозли все назад! Морды свои наглые в землю!

– Может, не трогать? Пока его оставим.

– На кого оставим? Ну ты и чудик!

Старший прапорщик, не спеша, подполз к «омоновцу», притулился с правого бока, выставив свой широкий зад. Замер, обдумывая, как бы лучше приступить к делу. Потом медленно протянул руку и осторожно опустил ладонь на оттопыренный карман убитого капитана.

– Кныш! Держу! Режь!

Кныш, вытащив из ножен клинок, с опаской приблизился, присел на колено рядом.

– Давай, давай, кромсай. Только осторожно. Без спешки. Не боись, рычаг крепко держу. Никуда теперь от нас не денется. Ага, так ее. Вырезай вокруг. Так, отлично. Молодец! У тебя не нож, а бритва!

– Ну, старый, ты даешь! Я аж поседел весь!

– А я, по-твоему, помолодел, что ли? – сказал, криво усмехнувшись, Стефаныч, поднимая зажатую в кулаке гранату с куском отрезанного кармана. – Ну, дорогой парниша, будем смотреть подарок?

– Чего на нее смотреть?

– С чекой граната или без.

– Ну ее к черту, бросай быстрей подальше! Вся задница от страха взмокла!

Стефаныч медленно поднялся. Его сосредоточенное лицо стало багровым, словно ему на шее петлю затянули, на висках набухли вены.

– Любопытно, конечно, но ты прав, лучше от греха подальше. Не будем гневить бога. Пойду под обрыв зашвырну. Головы не высовывать!

Через минуту со стороны берега раздался взрыв: «Ф-1» оказалась на боевом взводе.

– Паскуды! Чуть не подорвали, сволочи! Сколько раз зарекался с трупами дело иметь! – ругался Кныш, нервно отвинчивая колпачок фляжки и делая жадный глоток.

– Володька, а ты оказался прав, – сказал вернувшийся Стефаныч. – Гадина без чеки была. Дай-ка, хлебнуть водицы.

– Ты что, Жопастый, с ума спятил?! Все-таки посмотрел?

– Ну, виноват, не удержался! Любопытство дюже распирало. Тряпье осторожненько снял. А она без чеки!

– Ну, ты и придурок, Стефаныч! Когда-нибудь доиграешься, помяни мое слово!

– Конечно, придурок! И ты тоже такой же болван! Маху мы с тобой дали! Могли сами подорваться и сопливых пацанов подставить.

– Это просто чудо, что не рванула. Представляю, что бы было, – Кныш зло сплюнул.

– Не поверишь, на самом деле чудо. Хочешь, секрет открою, почему сучка не рванула?

– Какой еще секрет? Чего городишь, старый козел?

– Вова, не дерзи старшим! Ты обратил внимание, когда карман резал, что там семечек полным-полно было?

– Ну… И что из этого?

– Так вот, шелуха набилась в дырку, где чека была…

– Я так думаю, над капитаном, бедолагой, «вахи» изуверствовали на глазах у старшего сержанта, а потом закололи, – высказал предположение Володька Кныш, оборачиваясь к командиру. – Парень, не выдержав увиденного кошмара, бросился бежать, в отчаянии прыгнул с обрыва вниз, там его в спину с автоматов и достали.

– Похоже, что так и было. Сомневаюсь, что там под ним тоже «сюрприз» нас ждет. Шиш бы они стали за ним по такой крутизне спускаться. А вот нам за братишкой придется.

– Пацаны, честно скажу, я чуть не обосрался, – поделился с товарищами Валерка Крестовский, прислонив «эсвэдэшку» к стволу дерева, присаживаясь рядом с Самурским, который с мрачной физиономией отрешенно смотрел перед собой.

– А я думал, все, хана! Вот она, смертушка, – отозвался Эдик, нервно затягиваясь сигаретой. – Самура, ты мне чуть прикладом руку не сломал.

– Свисток так рванул, только его и видели.

– Посмотрел бы на тебя, если бы «феня» грохнула, – сердито огрызнулся недовольный Свистунов, шапкой утирая вспотевшее лицо и коротко стриженную голову.

– Товарищ прапорщик! Товарищ прапорщик! Вот нашли письмо и фотку, – сказал рядовой Селифонов.

– Конверта не было? – спросил Стефаныч.

– Дай-ка сюда, – Кныш протянул руку.

– Нет, без конверта было, – отозвался выглядывающий из-за спины Селифонова пулеметчик Пашка Никонов. – В кустах вместе с фотокарточкой валялось.

С фотографии с грустной улыбкой смотрела молодая симпатичная женщина, держащая на коленях светленького пухленького мальчика лет трех, подстриженного «под горшок», с веселыми глазенками. Он удивленно уставился в объектив. Наверное, ждал, когда вылетит из фотика обещанная «птичка». На обороте была надпись: «Нашему любимому Папочке! Любим и ждем!». Кныш бережно расправил смятое письмо, написанное на двойном листе из тетради в клеточку аккуратным женским почерком:

– Дорогой Сереженька… Сергеем звали, – сказал контрактник, кивнув на убитого. Других сведений об убитом не было: документы капитана и старшего сержанта «чехи» забрали с собой.

«Да… Вот и дождутся они дорогого Сереженьку… Эх…» – подумал Ромка.

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

Зачистка явно затянулась. Еще пара часов и начнет смеркаться. Темень застанет их в пути на базу, как пить дать. Ехать по горной дороге в таких условиях – полнейшее безрассудство. В один момент можно сыграть в ящик: либо ваххабиты где-нибудь засаду устроят, либо с крутого обрыва кувыркнешься и костей не соберешь.

Решили ночевать в селе. Дудаков распорядился разбить бивак в заброшенной школе. Саперы прошерстили все здание. Подогнали к нему машины и «бэхи», выставили охранение. Собрав старейшин, капитан, обильно пересыпая речь доходчивыми матерными словами, в довольно суровой форме предупредил, что если случится малейшая провокация со стороны «чехов», то он за себя не ручается, он тут же отдаст приказ раздолбать село «к едрене фени», и тогда от этого цветущего местечка, горного райского уголка, камня на камне не останется. И уцелевшие потомки на века проклянут тех, кто вынудил его это сделать. Столь категоричное заявление сурового вояки произвело на местных аксакалов должный эффект, все население села было строго-настрого предупреждено старейшинами.

Одноэтажное здание школы, к удивлению «вованов», было не разграблено, все сохранилось в нем, как было до войны. И парты, и столы, и стулья, и школьные наглядные пособия. Это было просто удивительно. Особенно после тех разгромленных и разграбленных зданий, которые попадались им там, на равнине. Скорее всего, потому, что школа стояла запертой на висячий «амбарный» замок, и потому, что местные с глубоким почтением относились к этому заведению и уважаемым учителям. Только в нескольких окнах оказались разбиты вдребезги стекла.

Было еще светло, когда солдаты ввалились в школу шумной гурьбой, заняв один из классов.

– Смотри, братва! – удивленный рядовой Чернышов ткнул пальцем в сторону классной доски. На ней было выведено мелом старательным детским почерком число: «27 декабря», а чуть ниже – «Классная работа».

– Похоже, это в 94-м писали, перед Новым годом, – предположил кто-то. – А потом, как помните, война началась.

– Учителя, конечно, деру дали отсюда. Никому умирать неохота. С тех пор школа и пустует.

– Ни учеников тебе, ни учителей! – сказал пулеметчик Пашка Никонов, оглядываясь вокруг. – А пылищи-то, до этой самой матери!

– Немудрено, столько лет заброшенная стоит.

Дружно сдвинули парты ближе к доске, расчищая пространство. Расположились на полу у дальней стены, свалив вещмешки и боеприпасы, закурили. Кинологи Приданцев и Мирошкин с собаками устроились у входа.

– Стефаныч, расскажи чего-нибудь, – попросил старшего прапорщика рядовой Секирин, развалившись у стенки и пуская дым кольцами.

– Ладно, слухайте, дошколята, – кашлянув, начал контрактник. – Ранней весной это было. Зачищали мы как-то один квартал, и в одном из подвалов разрушенного дома обнаружили двух девчонок лет шестнадцати-семнадцати. Одну русскую, вторую чеченку. Перепуганных до смерти. Обе тощие, щеки ввалились, скулы торчат, только одни глаза огромные на лице и остались, на прозрачной коже каждую жилку видать. Одним словом, без слез и не взглянешь. Чеченку, как сейчас помню, Айдин звали. Отец у нее инженером-нефтяником был, убили его дудаевцы, а когда наша авиация стала бомбить город, все ее родные погибли под бомбежкой. Вот она со своей подружкой, русской девчонкой, в подвале все это время и скрывалась. Забились в темный угол, как дикие зверьки в норку от страха. Наши ребята, когда шмонали подвал, чуть не грохнули их в темноте, думали, что на боевиков нарвались. Вынесли полуживых наружу, привезли несчастных к себе на базу в Ханкалу, поместили в госпиталь под капельницы. Обе страшно есть хотят, да нельзя им, иначе помрут. Вот так постепенно, постепенно, стали их выхаживать, выкармливать, как маленьких, с ложечки. Сначала супчиком постненьким, потом уж чем-нибудь посущественее. Немного оклемались девчонки от кошмара, происшедшего с ними, но рассказывать и вспоминать о пережитом ни в какую не хотят. Как только окрепли, стали медикам нашим помогать: убирать, перевязывать, заботиться о раненых. Славненькие девчушки оказались. Кое-кто уж стал на них внаглую зыркать, поглядывать шаловливыми кошачьими глазками да слюни сладкие распускать, но я твердо сказал, если хоть какая-нибудь сука посмеет до них, бедных, хоть мизинцем дотронуться, считай – труп. И был у нас во взводе паренек один, Кешка Макарский, нескладный такой, круглолицый, губы пухленькие бантиком. Мы его все в роте величали уважительно «отец Иннокентий», потому что он чудной какой-то был, не от мира сего, словно с другой планеты к нам на грешную землю свалился, все время нам о боге да о любви к ближнему распинался. Часами мог на эту тему трепаться. И так складно у него все это получалось, прямо заслушаешься. Лекции бы ему читать о любви и дружбе. Одним словом, замечаю, наш Кеха странный какой-то стал, здорово изменился последнее время. Вдруг ни с того ни с сего зачастил в лазарет к раненым. Назад придет, всем про девчонок спасенных рассказывает, как у них там жизнь замечательно складывается, как дела идут. И все больше про симпатичную смугляночку Айдин. А у самого лицо прямо-таки светится, будто ему президент Звезду Героя в Кремле торжественно вручил. Чудной весь какой-то стал. Словно святой затесался в наши мрачные ряды, где у всех посеревшие отрешенные физиономии. Вечером возвращаемся с зачистки злые, усталые, сразу валимся спать, а он бегом в госпиталь. Может быть, это так и продолжалось бы. Да тут на тебе! Бац! Дембель долгожданный! Распрощались везунчики с нами, уехали. Закончилось для них это «дерьмо». Проходит недели две-три, смотрим, рожа знакомая у блокпоста отирается. Ба! Да это никак наш Иннокентий, из Саратова обратно прикатил. Не сидится ему, дуралею, дома на теплой печи. Оказывается, наш паршивец влюбился, только там дома и почувствовал, что это у него серьезно и надолго, что не может и дня без своей чеченки прожить. Как не уговаривали мать с отцом, стоя перед ним на коленях, сорвался пацан и назад к нам в Чечню под пули. Одним словом, поженили мы их. Отметили это событие по-фронтовому, скромно, но весело. Пару недель «молодые» жили в семье одного знакомого чеченца, который в ФСБ работал, а потом уехали на Кешкину родину. Как сложилась у них жизнь, не знаю. Но думаю, хорошо. Настоящая была у них любовь. Мне лично такую в жизни только один раз видеть довелось. Вот такая история о Ромео и Джульетте, братцы.

– Отчаянный малый, не побоялся, приехал, – грустно отозвался Ромка Самурский, перебирая пальцами черные блестящие четки, найденные им накануне в схроне под Шуани.

– Мда… настоящая любовь, – протянул рядовой Пашутин, задумчиво уставившись в окно.

– Дурак, своих ему, что ли, девок не хватало? – неожиданно выдал Привалов, громко шмыгая носом. – Меня сюда и калачом не заманишь.

– Да кому ты нужен, сопля недоношенная? – оборвал его пулеметчик Пашка Никонов, пихнув кулаком Привалова в спину. – Сначала посмотрись в зеркало. Какая девка на тебя позарится? Прыщ убогий ты наш.

– Чтобы я из-за какой-то бабешки сюда вернулся? Да, будь она трижды красавица или супермодель, как Клаудиа Фишер. На-ка, выкуси! – Привалов сделал красноречивый жест, показал всем согнутую в локте руку с кулаком.

– Не Фишер, а Шиффер, балда, – поправил Пашутин.

– Один хрен.

– А у второй девчонки какая судьба? – поинтересовался Федька Зацаринин, лениво гоняя спичку из одного края рта в другой.

– Вторая осталась, хотя подружка ее звала с собой, уговаривала вместе уехать из Чечни.

– Чего она тут забыла, дуреха? Драпать надо было отсюда во все лопатки, – буркнул сержант Кныш.

– Надеялась, что власти выплатят компенсацию за разрушенный дом, – ответил Стефаныч, разминая рыжими прокуренными пальцами сигарету.

– Ха! Рассмешил! Дождешься от наших властей!

– Скорее вымрешь как мамонт!

– Не видать ей тугриков как своих ушей. А если и заплатят, то жалкие крохи. Замучается по всяким инстанциям ходить и доказывать.

– Да и те какой-нибудь головорез отнимет, а саму продаст. В лучшем случае в гарем какому-нибудь турку.

– А я бы тоже женился на восточной женщине, – вдруг заявил старшина Баканов, потягиваясь и сладко позевывая.

– С чего это тебя, дорогой Бакаша, на восточных-то вдруг потянуло, – поинтересовался Эдик Пашутин. – Видать, неспроста!

– Чем свои-то не устраивают, – хмыкнул Пашка.

– Ни хрена, жалкие сосунки, не понимаете в семейной жизни, – отозвался старшина.

– Ну-ка, вразуми нас, бестолковых, если такой опытный.

– Дело в том, мужики, что на Востоке женщина знает свое место. У мусульман даже жилище делится на мужскую половину и на женскую. И слово мужика в доме для бабы закон.

– Ну и что из этого?

– А то, дурачье. Всегда порядок в доме. Порядок! Еще раз для особо непонятливых повторяю, порядок в доме! У них как? Мужик цыкнул на бабу, и все! Глазки в пол! Молчок! Гробовая тишина! А у нас? Цыкни попробуй, тебе она цыкнет. Так вломит скалкой между глаз, что долго звездочки будешь считать.

– Сколько раз замечал: идет джигит, руки в карманах, а сзади жена взмыленная плетется с сопливыми детишками, с тяжеленными баулами в руках и зубах, – откликнулся от двери Виталька Приданцев, лежа в обнимку с дремлющим Караем.

– Ясное дело, он же – джигит. Это ниже его достоинства, тащить всякое барахло.

– Бакаша прав. У них так.

– В чем прав? В том, что наша баба может по морде дать, или в том, что восточные послушны? – вклинился Привалов.

– Привал, ты, случайно не на девятом этаже жил, – спросил Эдик, оборачиваясь к первогодку.

– Нет, на третьем, а что?

– Выходит, маманя тебя в детстве с третьего уронила. Значит, для тебя не все еще потеряно, еще можно попытаться спасти. Но ничего, не шибко переживай! У нас медицина на мировом уровне, поможет, – продолжал ерничать Эдик. – Бакаша тебе битых полчаса распинается, рассказывает, что восточные женщины боятся, уважают и слушаются своих мужчин как богов, а твой мозговой бронепоезд все никак не допрет до этого, все еще где-то на запасном пути топчется. Этак мы никогда с тобой не придем к консенсусу.

– К чему? – недоверчиво переспросил Привалов, уставившись на Пашутина.

– Эх, валенок сибирский, тайга моя дремучая, пойду-ка лучше отолью, чего перед тобой бисер метать, все равно ни хрена не поймешь. Пацаны, кто со мной?

– Что в нашей хате, что снаружи, такая же холодрыга! Сегодня точно дуба дадим, – недовольно проворчал съежившийся, вечно мерзнущий Привалов, вытирая сопливый нос замусоленным рукавом. – Приеду домой тут же женюсь, не раздумывая, найду себе пухленькую, горяченькую, чтобы не мерзнуть в постели зимой!

– Ты, че, Привал? Звезданулся!

– Совсем крыша съехала?

– При чем тут крыша?

– Да при том, бамбук! – отозвался сердито старшина Баканов из дальнего угла, где, устроившись на вещмешках, перематывал вонючую грязную портянку. – Думаешь, семейная жизнь это тебе сюси-пуси всякие, хаханьки, птичек райских пение, кофе горячий в постель, обниманцы, поцелуйчики. Ни хрена! Я тебе сейчас популярно обрисую, как все будет. Женишься. Первый месяц ничего будет, на то он и медовым зовется. А уж потом начнется настоящее светопреставление. Придешь вечером домой с работы усталый, весь разбитый, а твоя ненаглядная тебе раз леща по шее. Скажет, ты где, паразит, шляешься? Где заработанные деньги, твою мать? Покажи жировку, паршивец! У других мужики как мужики, а у меня распоследний разгильдяй!

Валерка Крестовский, не выдержав, прыснул в кулак, остальные дружно загоготали.

– Тихо! Жеребцы! Дайте досказать-то! – продолжал Баканов. – А если, чего доброго, с приятелями кружечку-другую после трудового дня пропустишь в пивнухе, что напротив дома, вообще не завидую тебе. Кирдык тебе будет полный! Чуть дверь приоткроешь, а она тебе раз половой тряпкой по мордасам: «Скотина! Опять надрался, подлец? Как последняя свинья! Вот тебе, вот!»

Свои нравоучения Бакаша сопровождал непередаваемой мимикой лица и красноречивыми движениями рук, отчего все присутствующие покатывались со смеху.

– Так что, дорогой мой Ванюша, вот тебя какое счастье ожидает в семейной жизни! Вот и шевели теперь куриными мозгами. Стоит жениться али нет! А ты, сюси-пуси! Горяченькую, видите ли, он захотел, и так найдешь, если приспичит! И горяченькую, и холодненькую, и не очень, и с сиськами, и без сисек! На хрена на себя хомут в молодые годы надевать, дурень?

В дверном проеме появился раздраженный Дудаков со старшим лейтенантом Тимохиным, вслед за ними – насупленный Колька Селифонов с «агаэсом» за спиной.

– Что за балаган тут развели, вашу мать?! Галдите как бабки на базаре! На всю округу слышно!

– Да вот, учим молодежь уму разуму, товарищ капитан! – отозвался Стефаныч.

– Итак, мужики! Чтобы был идеальный порядок! В помещении школы не свинячить и не гадить!

– Пока светло можете пожрать и оправиться! Консервные банки в окно! Огонь не разводить! – добавил второй.

– У окон не курить! Замечу, яйца поотрываю! – сурово пригрозил капитан. – Пошли, Стефаныч! Посты выставим! Приданцев и Мирошкин, дуйте за нами! В охранении с собаками сегодня будете!

В классе было холодно. Солдаты спали, лежа на боку, плотно прижавшись друг к другу, втянув головы в поднятые воротники и засунув руки поглубже в рукава и карманы.

Неожиданно глубокую ночь прорезала длинная пулеметная очередь. За ней другая, третья. Встревоженные не на шутку солдаты, хватая оружие, повскакивали.

– Братва! Чехи! – заорал спросонья в темноте перепуганный Привалов. – Окружили, гады!

– Без паники! – рявкнул из коридора голос старшего лейтенанта Тимохина. – Занять оборону у окон! Без команды не стрелять!

– Конец, мужики! – заныл рядовой Свистунов. – Окружат и раздолбают всех! Или сожгут живьем в этой проклятой школе!

– Заткнись, ссыкун! – зло цыкнул на него сержант Кныш, осторожно выглядывая в окно.

Трассеры, то здесь, то там, передавая «морзянку» рассекали яркими огоньками ночную темноту. Перестрелка шла в горах, над селом.

– Танцор, знаешь, чего я боюсь больше всего? – тихо сказал Роман, обернувшись к Чернышову.

– Чего, Ром?

– Как бы эти выродки масхадовские нас гранатами не забросали или «Шмелем» не долбанули! Тогда уж точно всем амба!

– Хуже нет, чем в темноте воевать! Здесь мы как слепые котята! Подожгут и постреляют нас, как в тире.

– Сидим как в заднице.

– Который час?

– Кто его знает?

– Сейчас посмотрим! – живо откликнулся контрактник Кныш, в темноте с трудом различая светящиеся стрелки циферблата. – Черт, не видно!

Но его опередил Пашка Никонов.

– Семнадцать минут второго!

– А светать-то будет около семи! Не раньше!

– Кого-то очередями долбят! Слышишь?

– Не позавидуешь.

– Похоже, «зуха» отвечает! Наверное, наши. Десантура на высотах.

Кто-то затопал за стеной по коридору.

– Мужики, собровцы из соседнего класса всем табуном куда-то рванули! Может и нам тоже надо отсюда когти рвать, пока не поздно? – беспокойно загундосил, выглянувший в темный коридор, Привалов.

– Сиди, не ссы!

– Андрей! Что-то я никак не врублюсь! Кто стреляет? И в кого? – отрываясь от «Ворона», обернулся Дудаков к старшему лейтенанту Тимохину, который выглядывал из-за БМП.

– Кто-то садит с одной вершины по другой! Насколько я знаю, на ближней, что над селом морские пехотинцы генерала Отракова, а на той горушке, насколько помню, должна находиться ульяновская десантура.

– Что они, сбрендили совсем? Палят друг в друга! Мудачье!

– Перепились они там, что ли?

– Не хватало еще, чтобы под этот шумок нас стали мочить!

– Как пить дать, «духи» нападение спровоцировали.

Перестрелка над селом продолжалась с полчаса, потом затихла. Никто из бойцов так и не смог уснуть, все с тревогой ждали ночной атаки.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации