Текст книги "Русский штык на чужой войне"

Так, 14 мая 1923 г. он издал следующее распоряжение: «г. Сремски-Карловцы. Ввиду назначения частей Галлиполийской группы в Королевстве сербов, хорватов и словенцев за исключением Сводно-Технической роты, на службу в Пограничную стражу Королевства С.Х.С., приказываю Сводно-Техническую роту изъять из подчинения генерал-лейтенанту Барбовичу и подчинить ее непосредственно моему помощнику генералу от инфантерии Кутепову»[321]321
  ГАРФ. Ф.6037. Оп.1. Д.10. Л.311об.


[Закрыть].

Резко ужесточились и требования к граничарам. Во многом поэтому только за первый месяц из тысячи вновь принятых на службу русских было уволено 210 человек, тогда как из 4500 пограничников при Ристиче за 15 месяцев этой процедуре подверглись лишь 15 человек.

Теперь же увольнение грозило любому за малейшую провинность и даже без нее. Нередко неугодному русскому пограничнику просто объявляли без объяснения причин, что он уволен. Таким образом, во время суровой зимы 1923–1924 гг., в самое тяжелое время для поиска работы и проживания, были выброшены на улицу несколько сотен русских пограничников. Им пришлось устроиться на еще более трудную работу по благоустройству шоссе Кральево – Рашка.

Как писал В. Даватц, «так сербы и полковник Еремич благодарили русских за верную и безупречную службу и за каждодневные жертвы в перестрелках с албанскими комитами»[322]322
  Даватц В. Указ. соч. С.30.


[Закрыть].

К этому следует добавить, что десятки русских пограничников на сербской службе погибли в стычках с контрабандистами или от несчастных случаев и болезней.

Следует заметить, что на отношение официального Белграда к службе белогвардейцев в его силовых структурах в определенной степени влияла и крайне отрицательная на это реакция Советской России. В зачислении целых подразделений на его службу красная Москва видела для себя опасность – при таком раскладе они могли долго находиться в готовности для боевого использования в «весеннем походе» против нее.

Поэтому после неудач в плане недопущения их привлечения на службу чисто дипломатическими мерами были предприняты и попытки разложения пограничников. В числе агитаторов против дальнейшего пребывания на такой службе зачастую становились унтер-офицеры (особенно урядники и вахмистры)[323]323
  ГАРФ. Ф.6711. Оп.1. Д.79. Лл.43, 44.


[Закрыть].

Несмотря на то, что эту деятельность удалось своевременно блокировать (чему способствовали активные и регулярные занятия самих офицеров с рядовым составом, а также содействие командования в присылке «правильной» литературы) и лишь единицы самовольно оставили пограничную службу, усиливающееся давление со стороны СССР сыграло не последнюю роль в последующем устранении русских граничар с исполняемой ими службы.

Между тем многие белогвардейцы продолжали служить в финансовой страже и весной 1925 г., несмотря на продолжающуюся политику по постепенному вытеснению русских. Так, 21 мая 1925 г. генерал-майор Крейтер разослал подчиненным ему генералам и офицерам информационную записку, в которой говорилось: «Несколько дней тому назад Генеральной Дирекцией было отдано распоряжение об увольнении русских «дневничар» из финансовой стражи путем постепенной их замены «државлянами» (местными гражданами).

При дальнейшем выяснении этого вопроса удалось выяснить, что, во-первых, распоряжение это является условным в том смысле, что эта замена должна иметь место только при наличии «подходящих» кандидатов. Таким образом, в сущности, решение вопроса о замене зависело от отношения Областного Инспектора к русским; во-вторых, до ее начала должен быть заполнен весь штатный комплект; в-третьих, каждого намеченного к увольнению предупреждали о том за месяц».

Кроме того, как писал Крейтер, «мне обещали, что областные инспектора заранее выскажутся, будут ли они заменять русских сербами или нет. Независимо от этого, ввиду критического положения, в которое попадут воинские части при проведении данного распоряжения в жизнь, нами уже приняты все меры и использованы все связи для его отмены, и мне обещали, что увольнение не состоится».

Изучив ситуацию, генерал Барбович приказал «принять изложенное к сведению», держать полученные сведения в секрете, которые «сообщить только командирам частей, пока мы постараемся выяснить отношение к этому распоряжению соответствующих инспекторов.

Приказываю своевременно сообщать мне, если будут замечены какие-либо меры по проведению этого распоряжения в жизнь и ваши соображения о возможности пополнения штата «соответствующими државлянами», а также впечатление от первого деликатного разговора на эту тему с инспектором, не выдавая ему источника вашей информации, поскольку распоряжение об этом Генеральной Дирекции было тайным»[324]324
  ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.60. Л.412.


[Закрыть].

То, что секретные распоряжения сербов, которые еще только предполагалось применить на практике, становились известны русским, говорит о том, что белогвардейцы имели серьезных покровителей и надежные источники информации в высших сербских инстанциях.

Впрочем, это не спасло их от потери прежних пограничных должностей и, как следствие, утраты ранее занимаемого положения.

Свою роль сыграли и усиливающиеся придирки к русским пограничникам со стороны сербских начальников среднего звена. Среди причин для растущего недопонимания следует отметить плохое знание нашими соотечественниками сербского языка, на котором и происходило обычно их общение с вышестоящим командованием. Ведь, несмотря на его сходство с русским языком, на практике, учитывая военно-технические особенности, нашим соотечественникам далеко не все было понятно. Как результат – неточности и ошибки при исполнении тех или иных приказаний.

Примечательно, что искренние попытки нижестоящих русских начальников исправить те или иные упущения обычно вызывали обратную реакцию – за это на них обычно накладывали взыскания.

Поэтому впоследствии они стали копировать сербский стиль делопроизводства и затушевывать ситуацию на местах, пересылая рапорты наверх в духе «всё хорошо, прекрасная маркиза».

Но хотя взыскания несколько ограничились, в итоге страдали интересы службы. Что, в итоге, приводило к новым взысканиям. Тем более что недовольные «нашествием» белогвардейцев сербы на местах, зачастую воспринимавшие их как конкурентов, внимательно за ними следили и раздували в своих донесениях совершенные ими ошибки и упущения.

Это, а также ухудшение условий службы привело к тому, что год от года подписывающих контракты офицеров, казаков и солдат становилось все меньше и к концу 1920-х гг. их служба сошла на нет.

Кроме начальников Кавалерийской дивизии Барбовича и Крейтера, среди русских пограничников на пограничной службе КСХС отметился целый ряд бывших белогвардейских генералов. Среди них Г.П. Апрелев[325]325
  Апрелев Георгий Петрович (1889–10.01.1964, Париж) – полковник российского Генштаба. С лета 1917 г. служил в отделе связи Ставки Верховного Главнокомандующего. Представитель ближайшего окружения генерала Лавра Корнилова. С осени 1919 г. и до эвакуации Крыма командовал полками. Переехав в Королевство СХС, записался в пограничную стражу, служил в г. Дубровник. Не позднее конца 1920-х гг. оставил эту службу и переехал во Францию.


[Закрыть], Н.А. Булич[326]326
  Булич Никанор Александрович (1876–17.10.1952, Триест) – полковник-артиллерист. Отличился при взятии Трапезунда в 1916 г., командуя морской артиллерией отряда кораблей Черноморского флота. В 1918 г. – в гетманской армии, успешно сражался против банд петлюровцев и атамана Григорьева. В конце 1919 – начале 1920 гг. отличился в боях за Перекоп, командуя 34-й артиллерийской бригадой. После эвакуации из Крыма перешёл в пограничную службу в Королевстве СХС. Долгие годы занимал должность наблюдателя на побережье Адриатического моря. После прихода к власти Тито остался в Югославии.


[Закрыть], В.Н. Выгран, А.К. Негоднов[327]327
  Негоднов Амос Карпович (1885–15.09.1965, Буэнос-Айрес) – казак Терского казачьего войска, генерал-майор Генштаба. Во время Первой мировой войны неоднократно отличался во главе своего 1-го Волгского полка. Георгиевский кавалер. В 1918 г. стал активным участником восстания терских казаков против большевиков и командовал терскими казачьими частями до бригады включительно. При Врангеле – заместитель командира и позднее начальник Терско-Астраханской бригады. В эмиграции служил в начале 1920-х гг. в сербской пограничной страже.


[Закрыть], К.Р. Поздеев[328]328
  Поздеев Константин Ростиславович (1887–02.01.1981, Париж) – генерал-майор, донской казак. С 1908 по 1920 гг. служил в одном из самых знаменитых полков русской армии – Лейб-гвардии Его Императорского Величества. Во время Первой мировой войны продвинулся с хорунжего до есаула, заслужив Георгиевское оружие. В январе 1918 г. спас полковой штандарт, большую часть музея и денежный ящик своего подразделения. С самого начала апрельского восстания 1918 г. донских казаков – его активный участник. В феврале 1919 г. за отражение натиска Красной армии на Новочеркасск получил чин полковника. С мая 1919 г. – командир Лейб-гвардии Его Императорского Величества полка. За успешные бои в Северной Таврии в октябре 1920 г. стал генерал-майором. После эвакуации некоторое время с полком находился на сербской пограничной службе.


[Закрыть], С.Н. Ряснянский[329]329
  Ряснянский Сергей Николаевич (1886–26.10.1976, Нью-Йорк) – полковник Генштаба. Во время Первой мировой войны служил в 10-м Гусарском Ингерманландском полку, входившем в состав 10-й кавалерийской дивизии генерала графа Келлера, прославившегося своими боевыми подвигами. В первом же бою на фронте взял в конной атаке австрийскую батарею во время сражения при деревне Ярославице. Участвовал в Корниловском выступлении в августе того же года, заключен в Быховскую тюрьму. Вместе с Корниловым в ноябре 1917 г. бежал оттуда на Дон. После переезда в КСХС по 1922 г. включительно служил в сербской пограничной страже. После переезда в США в 1954 г. стал начальником местного отдела РОВС.


[Закрыть], В.И. Фарафонов[330]330
  Фарафонов Владимир Иванович (1883–1969, Кормей-ан-Паризи, Франция) – донской казак, генерал-майор Донской казачьей армии. В январе 1918 г. был заложником у большевиков. Активный участник весеннего восстания на Дону 1918 г. В армиях Краснова, Деникина и Врангеля командовал донскими казачьими гвардейскими частями. Служил в пограничной страже в КСХС (Югославия).


[Закрыть].

Немало белогвардейцев служило не только в пограничниках, но и в регулярной армии Югославии (создана в 1929 г. на основе КСХС).

Например, сами белогвардейские источники уже в начале 1920-х гг. сообщали: «Есть в районе Бухты Которской такие «счетчики» (лица), которые состоят на сербской службе в артиллерийском, инженерном, интендантском и железнодорожном ведомствах»[331]331
  ГАРФ. Ф.5802. Оп.1. Д.1763. Л.1.


[Закрыть].

При этом некоторые из них, например, бывший «первопоходник» штабс-капитан деникинской армии Г.А. Токаревич, стал в Югославии полковником и командиром полка[332]332
  Волков С.В. Первые добровольцы на юге России. М., 2001. С.367.


[Закрыть].

В свою очередь, по состоянию на 24 марта 1923 г. Военное министерство КСХС, у которого в 1922 г. изъяли из подчинения пограничную стражу, превратив ее в «финансовый контроль», запросило у ее начальника Ристича «командировать в чиновники по Приморскому району 50 человек», а тот сразу указал представителям белогвардейского командования отправить туда желающих, которым была выделена повышенная зарплата, соответствующая нареднику (командиру) 1-го класса, и Барбович тут же предоставил ему списки на 25 человек[333]333
  ЦА ФСБ. Ф.2. Оп.1. Д.246. Лл.62–63. Цит. по: Русская военная эмиграция. М., 2001. Т.2.


[Закрыть].

Кроме того, на югославском военно-морском флоте тогда служили офицеры П.А. Бычков[334]334
  Бычков Петр Алексеевич, – еще во времена царской России успешно закончил Киевский университет и к началу Первой мировой войны служил надворным советником. С началом боевых действий ушел на фронт в 18-ю пехотную дивизию, а с 20 мая 1919 г. сражался в Добровольческой армии на Курском направлении. В августе 1920 г. участвовал в Улагаевском десанте южнее Анапы и на Тамани. Осенью того же года состоял врачом в 1-м дивизионе эсминцев и на крейсере «Алмаз». Эвакуирован в Бизерту, где служил до конца октября 1921 г., переехал сначала в Болгарию, а затем в Югославию, работал хирургом в городе Земун, по специальности морской врач. С конца 1925 г. он служил по контракту врачом в военно-морском флоте Югославии. В 1941 г., к моменту нападения нацистского блока, был подполковником санитарной службы. В апреле 1941 г. был интернирован итальянцами в Сплите, а в январе 1942 г. вступил в Русский корпус. После того как он был разбит, отошел с его остатками в Австрию, где находился до марта 1948 г., перешел под английское командование, врач карантинного лагеря. С марта того же года – врач госпитального лагеря Келлерберг. В конце 1951 г. переехал в США, жил в Калифорнии в Лос-Анджелесе.


[Закрыть] и Л.А. Зозулин[335]335
  Зозулин Леонид Александрович – свою службу начал в 1908 г. в Севастопольском Адмиралтействе. В 1913 г. был переведен в Кораблестроительный отдел Главного Управления Кораблестроения. С начала 1916 г. – на частной службе в Ревеле на верфи Северо-Западного Акционерного общества. Весной 1918 г. занимал пост директора завода этого общества в Новороссийске, работавшего на нужды белогвардейцев. В 1920 г. служил в Военно-морском управлении в Севастополе. Выехал в октябре того же года в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев. Корабельный инженер и капитан. После эвакуации из Крыма остался в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев и с середины 1921 г. служил в Арсенале югославского военно-морского флота. В 1939 г. он был подполковником, работал преподавателем в Военно-морской академии Югославии. С января 1942 по май 1945 г. находился в немецком плену. После освобождения переехал в Брюссель на положении беженца «Ди-Пи», без права на работу. До 1963 г. давал частные уроки по математике. В преклонном возрасте перешел в старческий дом.


[Закрыть], [336]336
  Морские судьбы за границей: офицеры российского флота в эмиграции. СПб., 2003. С.30, 52.


[Закрыть].

Также некоторые бывшие офицеры-авиаторы были зачислены в ВВС этой страны. Среди них капитан авиации Байдак, который занимался в том числе и перегонкой закупленных у Франции бомбардировщиков «Потез-20»[337]337
  Баранов В. В гражданской авиации в Югославии // «Россия». 1931. № 11.


[Закрыть].

Также в ВВС Югославии (6-й воздухоплавательный полк) служил бывший генерал-майор ВСЮР Г.Я. Ледовский (1878–04.05.1933, Белград), занимавший в 1918–1920 гг. должность коменданта г. Екатеринодар при ВСЮР[338]338
  Рутыч-Рутченко Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России. М., 1997. С.136.


[Закрыть].

Некоторые из русских летчиков-офицеров находились на полувоенном положении. Среди них капитан В.И. Стрижевский[339]339
  Стрижевский Владимир Иванович (? – 22.08.1940, Велебит, Югославия) – видный представитель эмигрантов-авиаторов. Будучи студентом, с началом Первой мировой войны поступил в Севастопольскую авиационную школу, которую окончил в 1915 г. Выпустился прапорщиком в 9-й истребительный авиаотряд, георгиевский кавалер. В Гражданскую войну служил в Донской казачьей армии (3-й и 2-й Донские самолетные отряды), ВСЮР и Русской армии Врангеля (9-й армейский и 6-й авиационный отряды). Погиб в авиакатастрофе.


[Закрыть], ротмистр В.М. Никитин[340]340
  Никитин Виктор Михайлович (1894–12.09.1933, Любляна, Югославия) – российский и югославский летчик. Окончил Киевскую гимназию и Елисаветградское кавалерийское училище, дослужился до штабс-ротмистра 2-го уланского полка. С началом Первой мировой войны пожелал стать военным летчиком и поступил в Севастопольскую авиационную школу, которую окончил в 1915 г. Во ВСЮР – командир 8-го авиаотряда. В декабре 1920 г. числился во 2-й роте Авиационного батальона Технического полка в лагере Галлиполи. Погиб в авиакатастрофе.


[Закрыть] и поручик М.С. Ярошенко[341]341
  Ярошенко Михаил Семенович (1893, Белгород – 15.07.1936, Любляна, Югославия) – летчик России и Югославии. В 1916 г. окончил Харьковский университет и тогда же поступил в Севастопольскую авиационную школу, откуда был переведен в английскую авиашколу в Великобритании, которую окончил им в 1917 г. Выпустился прапорщиком и был мобилизован советскими властями в Красную армию, откуда перелетел в 1919 г. во ВСЮР. В 1919–1920 гг. сражался против коммунистов в составе 2-го и 8-го авиаотрядов, подпоручик. В декабре 1920 г. находился в лагере Галлиполи и числился во 2-й роте Авиационного батальона Технического полка. В эмиграции произведен в поручики. По состоянию на осень 1925 г. служил в Техническом батальоне в КСХС (Югославии). Погиб во время авиационной катастрофы.


[Закрыть].

Формально они числились с 1927 г. в только что открытом акционерном обществе «Аэропут», являвшемся гражданским авиационным перевозчиком, но при этом, как и русские военные летчики югославских ВВС, занимались перегонкой купленных у Парижа бомбардировщиков «Потез-20». Например, Стрижевский только в 1927 г. перегнал в Югославию из Франции три таких машины[342]342
  Баранов В. В гражданской авиации в Югославии // «Россия». 1931. № 11.


[Закрыть].

Кроме того, находясь на данных должностях, они оказывали содействие местным вооруженным силам перевозкой людей и грузов и, по сути, являлись «действующим кадровым резервом югославских ВВС».

И это не случайно: по оценке российских военных авиационных авторитетов, «Югославия обратила большое внимание на развитие своей авиационной промышленности, создала несколько заводов для постройки самолетов и моторов, и, понимая чрезвычайно важное значение гражданской авиации для обороны страны, заложила прочный фундамент для развития воздушных сообщений и спортивной авиации»[343]343
  Он же. Там же.


[Закрыть].

При этом якобы белоэмигранты участвовали в вооруженных столкновениях с противниками консервативной внутренней политики местного короля Александра I[344]344
  РГВА. Ф.7. Оп.1. Д.189 а. Л.401. Цит. по: Ершов В.Ф. Российская военно-политическая эмиграция в 1920–45 гг. М., 2003. С.64.


[Закрыть].

Вместо легиона – в армию КСХС

В середине 1920-х гг. численность русских военных, поступивших в местные силовики, заметно увеличилась, когда на службу Белграда поступили десятки и даже сотни молодых беженцев из России. Так, 40 выпускников 1-го русского кадетского корпуса стали сербскими юнкерами, многие из которых в скором времени были произведены в офицеры[345]345
  «Армия и флот. Военный справочник». Б.д. С.131.


[Закрыть].

Как ни странно, но этому способствовало ухудшение французской политики по отношению к русским. В начале 1920-х гг. врангелевскому командованию, используя старые связи в среде французского генералитета, удалось разместить несколько десятков юнкеров в Сен-Сирскую военную офицерскую школу (училище). Тогда французы обещали, что оттуда русская молодежь выйдет офицерами в кадровые французские части.

Однако по сути они обманули их: в середине 1920-х гг., по окончании учебы, юнкеров неожиданно произвели… в сержанты Французского иностранного легиона (ФИЛ) и отправили воевать в колонии, хотя им обещали, что они будут находиться в европейской Франции.

Они не желали служить в одном строю с преступниками, которые в то время были основой Легиона и которым наказание заменяли опасной колониальной службой. В результате многие из выпускников Сен-Сира перешли на сербскую военную службу, куда их без особых проблем зачислили офицерами. Этому сильно поспособствовал донской атаман А.П. Богаевский, сын которого также учился в то время в Сен-Сире и предпочел стать офицером Сербии, чем служить Франции «унтером-головорезом» и выполнять роль карателя в ее колониях.

Как известно, ФИЛ в первую очередь использовался для их завоевания и подавления национально-освободительных движений. Соответственно, уровень потерь там в «мирное время» в разы превышал соответствующие показатели в прочих подразделениях французских войск.

При этом постепенно происходило сращивание врангелевцев и местных военных. Так, согласно докладу агентов ИНО ГПУ, в начале 1923 г. белогвардейские лидеры отдали распоряжение Начальнику Николаевского кавалерийского училища генерал-лейтенанту Говорову «разработать проект смешанного русско-сербского кавалерийского училища», переходящего «в ведение Военного министерства КСХС, но содержание его делится на командование (русское) и Королевство в половинном размере. Русские офицеры, выпускаемые из него, получат возможность идти в кавалерию КСХС.

Переговоры идут усиленно, и пока Военное министерство разрешило штабу Ново-Садской армии выдать на ремонт зданий в Белой Церкви 150 тысяч динар. Предположительно принять 1 сентября 80 сербов кроме 100 русских»[346]346
  ЦА ФСБ. Ф.2. Оп.1. Д.246. Лл.74–75. Цит. по: Русская военная эмиграция. М., 2001. Т.2.


[Закрыть].

Говоря о роли наших военных в истории Сербии, стоит отметить, что они не ограничивались простым исполнением возложенных на них обязанностей и оказывали большое влияние на расклад сил внутри страны. Так, по данным советской разведки, белоэмигранты, находясь в Сербии, участвовали в вооруженных столкновениях «в поддержку консервативной внутренней политики короля Александра I»[347]347
  РГВА. Ф.7. Оп.1 Д.189а. Л.401.


[Закрыть].

Также среди побывавших на военной службе этой страны белогвардейцев имеется довольно много представителей высшего руководства врангелевских вооруженных сил. Кроме Барбовича, служившего после исхода из местной погранохраны военно-техническим чиновником в Военном министерстве Королевства СХС, было и немало других видных его односумов на югославской военной службе. Например, это П.И. Аверьянов[348]348
  Аверьянов Петр Иванович (1867–13.10.1937, Белград) – генерал-лейтенант Генерального штаба, занимал должность начальника российского Генштаба во время Первой мировой войны и помощника начальника Военного управления ВСЮР во время гражданской войны. В эмиграции был зачислен в сербскую армию и служил в гарнизоне г. Великая Градишта.


[Закрыть], В.П. Агапеев[349]349
  Агапеев Владимир Петрович (1876–06.05.1956, Буэнос-Айрес) – генерал-лейтенант российского Генштаба. В 1907–1909 гг. – военный атташе в Сербии. Во время Первой мировой войны занимал должности начальников штабов корпусов: 6-го кавалерийского (1916 г.), 35-го армейского (1917 г.) и с конца 1917 по февраль 1918 г. – Польского корпуса генерала Довбор-Мусницкого. Во время Гражданской войны в январе – апреле 1919 г. занимал должность начальника штаба 2-го армейского корпуса, с августа 1919 по март 1920 г. – военный представитель ВСЮР при Союзном командовании войск Антанты в Константинополе. В эмиграции служил в Военном Топографическом институте КСХС. В 1941 г. в 65-летнем возрасте записался в Русский корпус на Балканах, надеясь поучаствовать в боях против советских войск, но, когда стало ясно, что это формирование будет использовано в карательных целях против народов Югославии, оставил его ряды.


[Закрыть], В.А. Артамонов[350]350
  Артамонов Виктор Алексеевич (1873–1942, Панчево, Сербия) – генерал-майор российского Генштаба. С мая 1907 по октябрь 1909 г. – военный агент (атташе) в Греции, с октября 1909 г. занимал ту же должность в Сербии. Вместе с сербской армией прошел всю Первую мировую войну. С 1919 г. по 1920 г. – представитель Главнокомандующего белой армии юга России в Белграде. Активно содействовал переезду в Сербию русских эмигрантов. В том же году замещён со своей должности начальником штаба врангелевской армии генералом Шатиловым, но, успев за 10 с лишним лет пребывания в Сербии и КСХС обзавестись связями до короля Александра I включительно, сразу был принят на сербскую военную службу.


[Закрыть], А.Д. Бубнов[351]351
  Бубнов Александр Дмитриевич (1883, Варшава —02.02.1963, Кранье, Словения) – российский контр-адмирал, из дворян, представитель известной российской военно-морской фамилии. Участник русско-японской войны, в том числе сражался в Цусимском сражении. Окончил Николаевскую Морскую академию, служил в Морском Генштабе. Во время Первой мировой войны сражался на крейсере «Диана», затем пребывал в штабе Верховного Главнокомандующего, занимал должность начальника Морского управления при его Ставке. В декабре 1918 г. – член русской делегации на Версальской конференции от правительства Колчака. С августа 1919 по февраль 1920 г. – начштаба командующего Черноморским флотом. Уволен с этого поста Деникиным за поддержку Врангеля. В Югославии 20 лет (1921–1941 гг.) преподавал как ординарный профессор профильные дисциплины военным морякам этой страны в местной Военно-морской академии.


[Закрыть], Д.П. Драценко[352]352
  Драценко Даниил Павлович (1876 – начало 1940-х гг.) – генерал-лейтенант Генштаба. Участник русско-японской и Первой мировой войны. В марте – апреле 1919 г. назначен во главе сводного отряда деникинской армии, проводившей успешные операции против повстанцев Чечни. Неудачно пытался взять в 1919 г. Астрахань. При Врангеле – начальник штаба десантной группы Улагая на Кубань. В августе назначен командующим 2-й врангелевской армией и провалил в сентябре 1920 г. Заднепровскую операцию. В 1922 г. в Загребе получил место служащего в военном ведомстве.


[Закрыть], Н.Н. Мартос[353]353
  Мартос Николай Николаевич (1858–14.10.1933, Загреб) – генерал от инфантерии. Участник пяти войн: русско-турецкой (1877–1878), подавления Боксёрского восстания в Китае 1899–1902 (поход 1900 г., начальник штаба русского десантного корпуса), русско-японской 1904–1905 (сильно отличился, награждён Золотым оружием), Первой мировой и Гражданской. Первую мировую войну начал командиром 15-го армейского корпуса 2-й армии генерала Самсонова. В августовском сражении 1914 г. под Орлау-Франкунау разбил усиленную 37-ю германскую дивизию в Восточной Пруссии, что вместе с поражением немецких войск под Гумбиненом заставило Вильгельма II срочно перебросить с парижского направления на восток два корпуса и дивизию. Это заметно облегчило положение Франции. После разгрома русской армии в Восточной Пруссии попал в плен, за время которого едва не погиб из-за плохих условий содержания: немцы перевели его на строгий режим содержания после попытки бегства. Назначен Деникиным во главе Государственной стражи. В эмиграции сербы дали ему должность чиновника военного ведомства в Загребе.


[Закрыть], Е.Ф. Новицкий[354]354
  Новицкий Евгений Фёдорович (1867–11.06.1931, Сараево) – генерал-лейтенант Генштаба. Участник трёх войн: русско-японской, Первой мировой и Гражданской. До 1914 г. – на преподавательской работе, также служил в гвардейских полках. Отличился в Первой мировой войне, заслужив чин генерал-лейтенанта. Командовал 45-м корпусом на Румынском фронте. В период Гражданской войны – на второстепенных должностях. С 1921 г. сначала служил в инспекции пехоты Королевства СХС, затем, вплоть до своей смерти, инструктором в Стрелковой школе в Сараево.


[Закрыть], Т.И. Остроухов[355]355
  Остроухов Тит Иванович (1875–1931, Белград) – генерал-майор, терский казак. За год с небольшим Первой мировой войны (ноябрь 1915 г.) выслужился из есаулов до полковника. В последние месяцы ВСЮР на Кавказе – начальник снабжения Кавказской армии и генерал для поручений при командующем Кубанской армии. В конце 1921 г. переехал в Королевство СХС. Преподавал местным военным в Далмации верховую езду, но из-за трех ранений был вынужден уйти на пенсию как «военный инвалид».


[Закрыть], В.Н. Попов[356]356
  Попов Владимир Николаевич (1881–18.07.1939, Новый Сад, Югославия) – полковник ВСЮР. Занимая в период Первой мировой и Гражданской войн командные должности в автоброневых подразделениях, в 1921–1928 гг. являлся начальником королевского гаража в Югославии (КСХС), пока на этой военной должности не была заменена сербским офицером.


[Закрыть], А.Н. Розеншильд фон Паулин[357]357
  Розеншильд фон Паулин Анатолий Николаевич (1860–22.12.1929, Сербия, Новый Сад) – генерал-лейтенант Генштаба. Участник трёх войн: русско-японской, Первой мировой и Гражданской. За участие в первой из них произведен в генерал-майоры («за храбрость») и награждён Золотым оружием. Отличился при вторжении русской армии в Восточную Пруссию. В Добровольческой армии осенью 1919 г. отличился при разгроме петлюровцев в районе Вапнярки. В 1920 г. в Сербии в г. Новый Сад был принят на службу в отделение инспекции пехоты Военного министерства Королевства СХС в старой крепости Петервардейн.


[Закрыть], Н.П. Савельев[358]358
  Савельев Николай Петрович (1870–21.10.1962, Венесуэла, Каракас) – генерал-майор российского Генерального штаба. В 1920-х гг. служил в Генштабе КСХС (Югославия).


[Закрыть], И.С. Свищов[359]359
  Свищов Иван Сергеевич (1875–22.06.1973, Лос-Анджелес) – генерал-майор российского Генштаба. Будучи военным геодезистом и топографом, в Югославии был замечен самим королём Александром I и назначен начальником научного отдела Военно-географического института, что не помешало ему параллельно организовать землемерные курсы для белоэмигрантов, благодаря которым многие нашли работу, в том числе за пределами КСХС.


[Закрыть], Ю.В. Сербин[360]360
  Сербин Юрий Владимирович (1888–10.03.1964, Буэнос-Айрес) – полковник Генштаба, артиллерист. Отличился в боях под Лодзью в ноябре 1914 г., награждён Георгиевским оружием. С ноября 1919 г. – генерал для поручений в штаб егенерала Покровского (Кавказская армия). В Крыму при Врангеле – начальник штаба Кубанской казачьей дивизии генерала Бабиева. 30 сентября 1920 г. во время атаки был контужен взрывом вражеского снаряда при Заднепровской операции (тогда же погиб генерал Бабиев). Несмотря на это остался в строю. В 1921 г., после переезда в Королевство СХС, проживал в г. Сараево, где служил в местном отделении военного ведомства.


[Закрыть], Н.П. Стремоухов[361]361
  Стремоухов Николай Петрович (1861–08.12.1938, Югославия, Загреб) – генерал-лейтенант Генштаба. Участник трёх войн: русско-японской, Первой мировой и Гражданской. Уже в самом начале Первой мировой войны за боевые отличия был произведен в генерал-лейтенанты, награждён георгиевским оружием и назначен начштаба 7-й армии. В 1916 г. понижен до начальника 34-й пехотной дивизии. В Добровольческой армии не удостоился даже третьестепенного назначения и находился в резерве. В эмиграции в Югославии (Загреб) состоял на службе в местном Военном министерстве.


[Закрыть], В.М. Ткачев[362]362
  Ткачёв Вячеслав Матвеевич (1885–25.03.1965, Краснодар) – генерал-майор авиации, по происхождению – кубанский казак, артиллерист, переучившийся в 1910–1912 гг. в Севастопольской авиашколе на военного лётчика. Первым среди русских военных лётчиков за боевые вылеты в августе 1916 г. стал Георгиевским кавалером, также был награждён Золотым оружием. В самом конце 1917 г. пробрался на Кубань, где с начала 1918 г. сражался рядовым бойцом у белых партизан. Летом 1918 г. создал первый в Добровольческой армии авиаотряд, которым и командовал. Впоследствии – начальник авиации деникинской и врангелевской армий. Действия его аэропланов в 1920 г. сильно поспособствовали разгрому конного корпуса красных Жлобы, за что в числе первых Ткачёв был награждён орденом Святого Николая. По приказу Врангеля оставил во время эвакуации все свои самолеты и прочее авиационное имущество красным в целости и сохранности как «русское имущество, принадлежащее всей России». В Сербии служил в инспекции авиации Королевства СХС. Поскольку не сотрудничал с печально знаменитым «Русским корпусом», при наступлении Народно-освободительной армии Югославии и советских войск решил остаться в Сербии, не чувствуя за собой никакой вины. В декабре 1944 г. захвачен СМЕРШем и осужден на 10 лет по 58-й «антисоветской» статье. После освобождения жил в Краснодаре, влача нищенское существование. Писал книги и статьи. Одна из них под названием «Русский сокол» была посвящена его другу, знаменитому лётчику Первой мировой войны капитану Нестерову.


[Закрыть], А.А. Толмачев[363]363
  Толмачёв Александр Алексеевич (1860–17.01.1932, София) – генерал-майор. Участник трёх войн: Русско-турецкой (1877–78), Первой мировой и Гражданской. Георгиевский кавалер за подвиги на Шипке. С 1882 г. по 1914 г. служил в пограничной страже. Во время Первой мировой войны, будучи полковником, занимал тыловые должности, что не помешало ему в 1916 г. получить чин генерал-майора. С конца 1918 г. находился в Добровольческой армии, занимая тыловые должности. В эмиграции до 1930 г. жил в сербском Сараево, находясь на службе в Военном министерстве Югославии.


[Закрыть], В.Е. Флуг[364]364
  Флуг Василий Егорович (1860–03.12.1955, Сан-Франциско) – генерал от инфантерии, выпускник Николаевской академии Генштаба. Участник четырёх войн: против Китая (подавление Боксёрского восстания, 1900–1901 гг.), Русско-японской, Первой мировой и Гражданской. Участвуя в походе на Пекин, за захват 09.09.1900 г. крепости-порта Лутай награждён Золотым оружием. В 1903 г. «за боевые отличия» стал генерал-майором. С этого времени занимал ответственные должности в Порт-Артуре, Манчьжурии, на российском Дальнем Востоке и в Туркестане, до военного губернатора Приморской области и наказного атамана Уссурийского казачьего войска. В 1914 г., получив чин генерала от инфантерии, во главе 10-й армии выступил на Северо-Западный фронт Первой мировой войны. Успешно воевал против 8-й германской армии, в том числе взял Сувалки. Из-за интриг генерал-квартирмейстера штаба фронта генерала Бонч-Бруевича в 1915 г. отчислен от должности «за опасную активность». За взятие во время Брусиловского прорыва Збаража его 9-й армией стал Георгиевским кавалером. В начале 1918 г. тайно направлен генералом Алексеевым для организации фронта Белой борьбы в Сибирь, помогая в этом генералу Хорвату. В начале 1919 г. по поручению Колчака вернулся на юг России. При Врангеле ему не нашлось места ни в строю, ни в штабах, и генерал Василий Флуг формально числился в резерве, а реально находился не у дел. В 1922 г. после прибытия в Королевство СХС был принят на службу в местное Военное министерство в отделе г. Вараждин.


[Закрыть], Ф.Н. Чернояров[365]365
  Чернояров Фёдор Николаевич (1864–18.06.1929, Новый Сад, Югославия) – генерал-лейтенант. После более чем десятилетней службы в войсках с 1895 г. находился на воспитательской работе в Александровском кадетском корпусе и в знаменитом Пажеском корпусе. Среди его воспитанников был будущий король Югославии Александр I. Представитель Добровольческой армии при донском атамане Краснове. Далее продолжал находиться на третьестепенных ролях. При Врангеле ему вообще не нашлось места, и он формально числился «в резерве». После переезда в Королевство СХС жил в г. Новый Сад, служил, как и его дочь Евгения, военным чиновником при штабе местного 1-го армейского корпуса. Несмотря на предложение своего воспитанника короля Александра I ему и его дочери Евгении переехать к нему во дворец и жить на его персональные пенсии, они отказались и продолжали рутинную службу.


[Закрыть], А.Г. Шольп[366]366
  Шольп Александр Густавович (1857–1938) – генерал-майор российской армии. Участник трёх войн: русско-турецкой (1877–78), Первой мировой и Гражданской. В 1916 г. командовал 3-й пехотной дивизией, которая прорвала австро-венгерский фронт у Сопонова в ходе Брусиловского (Луцкого) прорыва, за что был награждён Георгиевским оружием. В армиях Деникина и Врангеля – на второстепенных должностях. Переехал к Сараево (КСХС), получив должность в военном ведомстве. В 1934 г., получив небольшую персональную пенсию от болгарских властей как участник русско-турецкой войны 1877–1878 гг., переехал на постоянное местожительство в Софию и до конца жизни активно участвовал в жизни местных белогвардейских организаций. Также, несмотря на старческий возраст, руководил софийскими военно-инструкторскими курсами.


[Закрыть] и А.Н. Шуберский[367]367
  Шуберский Александр Николаевич (1875–1963, Ментон, Франция) – генерал-майор российского Генштаба. Участник русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Возглавляя 85-й пехотный Выборгский полк, получил Георгиевское оружие и орден Святого Георгия за прорыв на Ковельском участке фронта в ходе Брусиловского прорыва 1916 г. Начальник штаба 2-го Кубанского корпуса, позднее – генерал-квартирмейстер Киевской группы армии Деникина. В эмиграции проживал в Белграде, где получил место главного библиотекаря при Генштабе армии КСХС (Югославия) и руководил Военно-научным институтом.


[Закрыть].

Одно можно сказать точно: своей службой Югославии тысячи наших соотечественников оказали ей огромную помощь, одновременно отблагодарив за гостеприимство. Ни та, ни другая сторона не забыли, что в Первую мировую войну Россия вступила именно из-за Сербии, подвергшейся агрессии со стороны Австро-Венгрии.

ДОкументы

Текст стихотворения «На границе Албании», написанного на карауле (посту) Лесково в ноябре 1921 г., хранится в ГАРФ. Ф.5802. Оп.1. Д.1905. Л.4:

 
Медленным шагом на кручи взбираясь
По горной тропе сквозь кустарник колючий
Один за другим, держась и цепляясь,
Над бурным потоком и лесом дремучим,
Отовсюду гонимые, никем не желанные,
Под ношей тяжелою с согнутой спиной,
С чужой стороны шли гости незваные
Честь Родины только храня с собой.
Палит их солнце, мочит дождик,
Сушит их ветром, и с каждым всё днем
Им всё казалось, что, наконец,
Той пытке и муке настанет конец.
Что в их уголке засияет лампада
У Киота Христа, где души всей отрада,
И капли дождем расплывутся по окнам,
И спать не придется на ложе всём мокром.
Но нет! Не лампада им светит в углу у киота,
И дождь не стучит по окну!
Нашла свой приют российская рота,
Глубокую скорбь затаив лишь одну.
У костра, средь ущелья и поверженных скал,
Где только доносится раскатистый вой,
Где ветер справляет бешеный бал,
Там русский стоит часовой.
Пройдут два года, и новый на смену,
Будет ли день или ночь – всё равно.
Немногие знают жизни той цену,
Что Родине жертву несли мы давно».
 

Материал белоэмигранта Дятлова «о службе русских в югославских пограничных войсках» хранится в ГАРФ. Ф. 5802. Оп.1. Д.1740. Лл.1–5.

«Тихая пристань. Английские чемоданы. Спальный вагон. Мягкая постель. Вагон-ресторан. Тонкие вина. Модный морской курорт. Уютный отель. Солнечный пляж. Южное темно-синее море и небо, всегда ласковое и яркое. Во время сезона – нарядная международная толпа. Румынский оркестр и итальянские костаньеты… Шумная веселая праздная жизнь.

Всюду – русская речь, и речь эта не о куске хлеба, не о стуже нетопленой комнаты и развалившихся башмаках, а речь веселая, полная достоинства.

Это подданные русского царя привезли свой досуг за границу, на берег теплого моря, под южное небо, и здесь забывается и туманный холод Петербурга, и снег, глубоко занесший Россию.

Это 1912 год… Это наши за границей, «там, где апельсины зреют»…

Холодный товарный вагон и трюм товарного парохода. Горы старых мешков и свертков, и на них вповалку лежат, свернувшись, серые фигуры. Лежат не все: многим нет места протянуть ноги. Тесно, душно, грязно. В открытый люк глядит хмурое ноябрьское небо. День дождлив. Мокнут легкие шинели, и зябнет усталое тело. Русская речь, речь будничная – о хлебе, о сахаре, о дороговизне этого или другого города.

Остановка. Лезут наверх серые фигуры. Выбрасываются мешки с несложным багажом, и бредут они по шумным улицам города в бывшую австрийскую казарму, и смотрит на них с любопытством чужая сытая толпа.

– Русски, русски…

Да, это русские! Это граждане свободной России, не захотевшие стать рабами. Это остатки армии. Они идут на пограничную службу.

Это 1921 г. Это – наши на границе, тоже там, «где апельсины зреют».

К 1 декабря последние части русской конницы разошлись по своим пограничным постам. Ехали поездами, пароходами, лодками и шли пешком.

На безлюдном скалистом берегу Новоградского моря (оказывается, есть и такое), где камень, небо и вода в осенние дни сливаются в одно серое, прилепились три дома. Один – старая разбитая мельница, другой – не то гостиница, не то мелкий приют контрабандистов, а в третьей хижине, в четырех квадратных аршинах, живут 12 русских пограничников.

Справа перед окном – пристань, качающаяся одиноко лодка. Два раза в неделю останавливается пароход, выбросит два-три человека из соседних сел и скроется вдали, как бы спеша уйти из этого царства камня и безлюдия.

«Тихая пристань»…

Торжество Орловского наступления, стремительность Кубанского отхода, Новороссийск, Крым, Таврия, Каховка и разгром Жлобы, великий крымский исход, Галлиполи – и всё яркое, шумное осталось позади, и в итоге – эта тихая пристань!

Нет, это еще не итог! Это лишь новая глава той таинственной повести, коей имя – Русская революция.

Королевство Югославия. Братушки и дружки помогают русским, выброшенным в Европу. Они рыцарски помогают остаткам армии, не ставя нас в положение бедных родственников, уповающих «на размен». Они доверили нам большое дело – охрану своих границ.

Сербы не забыли и не хотят забыть, что Великая Россия «матка» и страж славянства. В частной и официальной беседе это неизменно подчеркивается.

Пережив изгнание на Корфу (катастрофа 1915 г. – Ред.), они понимают нас не только разумом, но и сердцем.

Как прежде великая русская армия стояла на страже Сербии, грозя ее врагам, так и теперь сохраняется это преемство, когда ее остатки стоят на страже ее новых рубежей.

Нас, уходящих на границу Далмации, предупреждали, что отношение к русским здесь далеко не такое сердечное, как в старой Сербии. Об этом же здесь предупреждали нас местные русские беженцы.

Не знаю, ошибались ли предостерегавшие – внешний ли порядок и хорошие качества солдат, прошедших очистительный стаж Галлиполи сделали свое дело, но предсказания те не сбылись.

На острове Рай одна из чет была встречена всем населением и флотилиями. Весь город сбежался на пристань. Русских водили по нему. Вышел шумный искренний праздник, и много доброго вина было выпито в знак взаимной дружбы и уважения.

Со всех постов побережья пишут о полном радушии и внимании, и везде и всегда, где только соберутся пять – шесть далматинцев и русских, говорится о величии России, и слышится сердечное сочувствие нашему великому горю.

Мне пришлось с 12 солдатами после трехдневного сидения в трюме сделать сразу утомительный переход в 20 километров по горным тропинкам с вещами за спиной. Уже темнело, когда, усталые и голодные, мы дошли до горного села и просили ночлега.

При содействии местного учителя в пять минут солдаты были разведены по хатам. «Мы знаем русских!» – говорили жители, радушно принимая по два-три солдата.

Когда на утро мы двинулись дальше, я по рассказам и довольным лицам понял, что селяне приняли «братушек» как родных. После казармы и мытарств пути все почувствовали себя как бы дома, в своей деревне, в своей хате.

Правда, здесь редко предложат вам хлеб; им население бедно. Его оно покупает в городе, но зато далматинцы вино заставят вас настойчиво выпить повсюду.

Проходят дни – сегодняшний как вчерашний. Книг нет, газеты еще не дошли, но скуки пока нет.

Зимний день короток, и, когда на дворе воет ветер, монотонный шум моря и в окно бьет осенний дождь, приятно чувствовать и теперь себя в этих тесных местных комнатах и сидеть молча со своими думами у печки.

Весной будет тяжелее, день станет больше, подует теплый ветер, оживет природа, и в сердцах хлеборобов, из которых почти целиком состоит пост, поднимется тоска о земле, по родному полю. Но это еще впереди и можно ли в нынешний век загадывать за три месяца вперед!

Теперь бытие наше не похоже на Галлиполи. Там всю зиму мы жили уверенностью в возобновление борьбы, мыслями возвращаясь в Россию в составе всего корпуса. Шли усиленно занятия, много времени занимало устройство жизни и устранение физических лишений. Был спорт, театр, газеты… Люди не успевали задуматься.

Здесь свободного времени много. Нет голода. Нет развлечений. Люди остаются сами с собой.

Мы проехали почти всю Югославию, наблюдали жизнь этого молодого сильного демократического государства, где все поставлено на действительном уважении к свободе, равенству и порядку.

Забываются тернии войны, остаются плоды победы!

Горячее чувство обиды за Россию поднимается на душе, мучительно думается о ней, хочется многое понять, и, как знать, может быть, эта «тихая пристань» нужна нам, чтобы оценить, наконец, нашу Родину и по-настоящему полюбить ее.

Патрули, осмотр проходящих людей, хозяйственные заботы (хлеб и продукты приходится добывать в городе за 20 километров отсюда) заполняют короткий зимний день, и не замечаешь, как темнеет небо и наступает ночь.

В восемь часов в нашей казарме темно и тишина… Но люди не спят, и, если бы дано было проникнуть в эту тишину, мечты и думы унесли бы вас неизменно туда. Где брошено всё дорогое – семья и дом, где брошена Родина!

– Интересно знать, что делают сейчас в России Слащов и Петлюра? – нарушил вчера вечером молчание один из солдат.

Ему никто не ответил, никто не нарушил тишину, и она стала как бы еще строже…

А я знаю, что этот вопрос занимает и волнует их. Почему Петлюра, виновник стольких бед Украины, за авантюрные попытки которого кровью платил народ, сейчас опять, хоть одной ногой, но стоит на родной земле? Почему Слащов, увешивавший все фонари Джанкоя большевиками, соперничавший (в жестокости и расправах) с самим Петерсом (один из руководителей ВЧК. – Ред.), сейчас в России?

Почему мы, борцы за честные лозунги, здесь, на этом чуждом каменистом берегу?

Вот недоуменные вопросы, и может ли солдат дать себе ясный логический ответ. Лучше обойти их, искусственно закончить и постараться забыть, ибо несчастен тот, кто ищет истину в дни гражданской смуты!

Мы живем здесь сегодняшним днем. В этой жизни нет ни творчества, ни каких-либо исканий. Мы живем, чтобы пережить это время и дождаться того великого дня, когда Родина позовет нас, и если не для спасения, то для службы ей, когда понадобится каждая рука, каждая светлая голова и каждое чистое сердце.

У «Тихой пристани» мы сбережем это для России. И если, не дай бог, у нас отнимется эта последняя надежда, тогда просто не стоит и жить.

9 декабря 1921 г. Масленица. Далмация».

Воспоминания Евгения Обозненко[368]368
  Обозненко Евгений Н. (1896–04.12.1959, Честер, США) – офицер артиллерии. В 1914 г. окончил Суворовский кадетский корпус, далее – Михайловское артиллерийское училище. Капитан на начало Гражданской войны. В начале 1919 г. вступил во ВСЮР, сражался в 1-й конно-горной батарее, с апреля того же года служил во 2-й конной батарее Дроздовской артиллерийской бригады. С июня 1919 г. – старший офицер данного подразделения. Полковник на момент эвакуации Русской армии Врангеля из Крыма. До 1949 г. находился в эмиграции в КСХС (Югославии), пока не переехал в Германию и затем в США.


[Закрыть] «Из прошлого» о службе врангелевцев в пограничной страже КСХС в Черногории впервые были опубликованы в белоэмигрантском журнале «Вестник первопоходника». Июль 1964. № 34.

Куда не закидывала русского человека в эти годы капризная судьба… Так, совершенно неожиданно для себя, весь личный состав одной из наших конных батарей очутился на службе в пограничной страже на границе с Албанией. Галлиполи, Салоники, Гевгели, Дубровник и, наконец, небольшой и заброшенный черногорский порт Бар на побережье Адриатического моря – вот краткий маршрут скитаний, приведший нас в результате к месту новой и необычной по местным условиям жизни. Из Бара по миниатюрной железной дороге, единственной в те времена в Черногории, мы прибыли в центр нашего нового сосредоточения – в городок Вирпазар, расположенный на самом берегу Скадарского озера.

Городок этот, как показывает его название, являлся центральным по отношению к окружающим его селам базаром и состоял всего из нескольких домов, расположенных вокруг небольшой площади, посередине которой возвышался колодезь. Почти в каждом из этих домов было по одной кафане, а два изображали собой даже нечто вроде гостиниц, причем вход в одну из них был почему-то прямо через окно по приставной лестнице.

Мрачно и пусто было в унылом местечке, заброшенном среди неприветливой природы. Лишь один раз в неделю, а именно в пятницу, в базарный день, оживлялся этот странный городок, заполнявшийся тогда до отказа окрестным народом в живописных праздничных одеяниях, напоминавших так живо ушедшую в вечность героическую старину. Бойко торговали в этот день все кафаны, и веселый, непривычный еще для нашего уха гул черногорской толпы далеко разносился по озеру.

В этом-то городке и поместился штаб нашей «четы», заняв для себя небольшой полуразрушенный замок, построенный на скале, возвышающейся над городом. Пограничные же посты были выброшены вперед по озеру, начиная от реки Бояна и дальше, почти до Плавницы.

Скадарское озеро – обширное, вечно волнующееся и глубокое, замкнутое среди каменистых, лишенных растительности скал – производило угрюмое впечатление. Серо-мутные воды его никогда не бывали в спокойном состоянии. Как будто какая-то подземная сила непрестанно терзала его недра, и даже в тихие ночи, казалось, какой-то неясный и неведомый шум шел от озера… Озеро было богато рыбой, в особенности «уклевой», улов которой составлял единственный промысел, кормивший все прибрежное население. Пограничные посты расположились вдоль берега по разбросанным здесь небольшим рыбачьим поселкам, в большинстве случаев состоявшим из десятка убогих, сложенных из дикого камня хижин. Бедная природа, бедные люди и чувство полной заброшенности и оторванности от всего мира на первых порах буквально подавили нас своей безысходностью. Однако очень скоро мы вполне освоились с новой обстановкой. Быстро привыкает ко всему русский человек и даже в самом унылом и безотрадном положении все же умеет находить некоторые светлые, что-то обещающие проблески.

Через какой-нибудь месяц мы уже свободно объяснялись на местном языке, изучили окрестности, научились ходить по голым каменистым тропинкам и совершенно овладели премудростью управления здешними тяжелыми и неуклюжими лодками. Жизнь не казалась уже невыносимой и неинтересной, как раньше, наладилась связь с Вирпазаром, открылась возможность получать русские книги и несколько улучшилась бытовая сторона жизни. Словом, жить стало легче.

Сама служба, в общем, не была очень обременительна и заключалась, главным образом, в патрулировании между постами по суше и по воде.

Пограничная полоса с Албанией в те времена была наводнена и контрабандистами, и оперирующими здесь разбойничьими шайками. Особенно печальной известностью пользовался некий Савва Распопович, за головой которого тщетно охотилась многочисленная жандармерия. Трем нашим солдатам как-то пришлось познакомиться довольно близко с этой своего рода знаменитостью. Для одного из них это знакомство кончилось весьма трагически; двое других отделались сравнительно благополучно.

Дело произошло следующим образом: как-то однажды в поезде, который два или три раза в неделю курсировал между Баром и Вирпазаром, в числе прочих пассажиров-черногорцев ехали еще и три наших солдата. Двое возвращались из госпиталя в Баре, а третий, вооруженный, сопровождал поезд. На одном из поворотов машинист вдруг заметил впереди на путях сваленные большие глыбы камня. Не растерявшись, он успел, несмотря на быстрый ход, вовремя затормозить и остановить поезд в нескольких шагах от наваленного препятствия. В тот же момент откуда-то с нависших над путями скал по поезду был дан ружейный залп. Пули пронзили деревянную обшивку вагонов, и одним из первых погиб возвращавшийся из Барской больницы молодой солдат Степан Парфенов, уроженец Кубанской области. Конвоировавший поезд другой русский из окна вагона открыл огонь по приближавшимся разбойникам. Расстреляв все патроны и будучи тяжело ранен, он в конце концов был схвачен вместе с другими пассажирами.

Взбешенные оказанным им сопротивлением, грабители хотели было тут же прикончить его. Однако совершенно неожиданно его выручило энергичное заступничество спутников-черногорцев, которые, забыв о собственном несчастье, начали настойчиво умолять банду не трогать «брата руса». Среди разбойников были черногорцы, и то обстоятельство, что сражавшийся с ними солдат оказался русским, немедленно подействовало – «юнаку русу» была милостиво дарована жизнь. Третий русский, безоружный, остался невредим. Ограбив начисто пассажиров, Савва Распопович со своими спутниками не торопясь удалился в горы. Этот опасный разбойник, довольно долго державший в страхе целый округ, вскоре после описанного случая погиб от пули преследовавших его всюду жандармов.

Был однажды и другой случай. Пограничный патруль под командой офицера внезапно в тумане нарвался на какую-то шайку. На требование остановиться шайка открыла огонь. Первая же пуля поразила доблестного капитана Симанкина. Разбойники, понеся потери, скрылись в горах. На следующий день местные власти получили какое-то безграмотное послание, в котором неведомые люди выражали глубокое и сердечное соболезнование по поводу невольно убитого ими русского.

В те дни ореол русского имени здесь был на громадной высоте. Среди суровых гор, где так часто и много говорилось о России, вдруг внезапно появились сыны той могучей и великой страны, легенды о которой не умирали в здешнем народе. Эти русские пришли сюда без шума, спокойно и уверенно. Они жили среди местного населения, во многом помогали ему, терпели те же лишения, умирали от той же свирепствовавшей здесь малярии и безропотно и достойно несли свой тяжелый крест. И это импонировало всем. Необычайно трудно было в столь неблагоприятных и тяжелых условиях не уронить престижа, которым издавна пользовалось здесь русское имя, и все же, несмотря на это, горстью русских воинов эта задача была выполнена блестяще. Вера в русских не была поколеблена, и не была рассеяна живая легенда о нашей Родине.

Вспоминаются объезды пограничных постов генералом Щеголевым[369]369
  Щеголев Владимир – полковник Русской армии. Во ВСЮР – с 12.01.1919 г., командовал 1-й батареей 1-го конно-артиллерийского дивизиона, с 13.04.1919 г. – его начальник. При Врангеле – инспектор конной артиллерии. Произведен в генерал-майоры, находясь в эмиграции в КСХС.


[Закрыть]. Торжественно, с хлебом и солью встречали черногорские села русского генерала. Всюду, в каждом движении, слове, жесте чувствовалась необычайная преданность, уважение и любовь к России. Вековая забота ее о славянах дала тут, в этих каменистых горах, неумирающие и благодарные всходы…