Текст книги "Русский штык на чужой войне"

«Бургасская группа… Начальник – Корниловского полка генерал-майор Силин. По примеру прошлого года можно ожидать действий этой небольшой, но хорошо руководимой группы (численность около 100 человек. – Ред.), к которой, вероятно, присоединятся еще до 200 человек беженцев»…

Ниже агентура ИНО ОГПУ дала следующее красноречивое заключение о роли белогвардейцев в обеспечении безопасности правительства Цанкова:

«А) Столица обеспечена;

Б) Перник обеспечен;

В) Северная магистраль находится под серьезной угрозой, в особенности в районе станции Мездра и города Ореховица»[489]489
  ЦА СВР. Архивный номер 64. Лл.65–70. Цит. по: Русская военная эмиграция.


[Закрыть].

Несмотря на это, коммунисты все же стали готовить новое выступление, о чем стало известно врангелевцам. Их представители на местах на протяжении 1924 г. неоднократно докладывали об этом.

Так, в своем докладе о положении русской эмиграции в Болгарии (сделан не позднее 14 мая 1924 г.) ИНО ОГПУ указывалось следующее: «На станции Белово (южная Болгария) один из кубанских казаков, связанных со своей частью, получил из Сарамбея письмо от командира своей сотни. В нем последний предлагает всем казакам быть вместе, так как в Болгарии, по его сведениям, в скором времени предполагается восстание коммунистов.

Слухи эти, по сведениям репатриантов (возвращающихся в Советскую Россию. – Ред.), действительно циркулируют среди населения, видимо, благодаря им белое командование, точнее, штаб Врангеля, отдал приказ о необходимости всем военнослужащим белой армии держаться по возможности сплоченно и организованно…» [490]490
  ЦА ФСБ. Лд. 214. Т.1. Лл. 110–117. Цит. по: Русская военная эмиграция. М., 2013. Т.5.


[Закрыть]

Далее подобные настроения лишь усиливались: «Июль. Генералом Коноводовым (начальник гарнизона города Сарамбей, 5-й артиллерийский дивизион. – Ред.) приняты меры к улучшению самообороны…

Август, город Станимака… Усилившиеся одно время слухи о возможности выступления коммунистов заставили всех держаться настороже…

Город Шумен, Технический батальон, начальник гарнизона полковник Дьяченко. Деятельность коммунистов, а также советских агентов за последние три недели усилилась. Число их в Шумене и особенно в Варне очень велико, и они за последнее время стали более активны.

На днях в Шумене разбрасывались коммунистические прокламации с призывами к вооруженному восстанию и в них упоминалось, что выступление должно быть направлено против врангелевцев… В случае выступления коммунистов против нас рассчитывать на значительное содействие нам администрации в Шуменском районе не приходится.

Город Горная Джумая… Тревожное настроение в связи со слухами о готовящемся выступлении коммунистов улеглось, однако оно принесло свою пользу, повысив нашу готовность…

Мина Перник. Настроение рабочих хорошее. Замечается некоторая нервность в связи с упорно циркулирующими слухами о предстоящем выступлении коммунистов. Такую нервность проявляют и все чины администрации мины…» [491]491
  ГАРФ. Ф.5826. Оп.1. Д.19. Лл.21–32.


[Закрыть]

Следует заметить, что подготовка нового коммунистического выступления не застала врасплох ни местные болгарские власти, ни находящихся на их территории белогвардейцев. Причем последние своими действиями опровергли данные ИНО ГПУ об их ожидаемом нейтралитете в случае, если им не будет непосредственно угрожать опасность.

Так, осенью 1924 г. они принимали участие в ограниченных операциях по нейтрализации мятежников. Об этом докладывал в своем рапорте от 15 октября того же года за номером 5393а генерал-лейтенанту Ф.Ф. Абрамову генерал-лейтенант В.К. Витковский.

По его информации, «27 сентября окружной управитель Враценского округа около 19.30 пригласил к себе находящегося во Враце начальника рабочей партии 1-го армейского корпуса Гвардейского отряда полковника Кривского и обратился к нему с просьбой оказать содействие силами Русской армии, находящимися на работах во Враце, для ликвидации намечающегося в округе коммунистического съезда.

По имеющимся у окружного управителя сведениям, в районе сел Лютоджик – Згорн – Град 28–29 сентября должны были собраться коммунистические делегаты из различных мест Болгарии и от находящихся в Сербии эмигрантов.

Съезд, место проведения которого намечалось в горах, должен был охраняться силами четников-коммунистов. В связи с этим не исключалось и их вооруженное выступление.

Окружной управитель предлагал оцепить всю местность и захватить всех собравшихся на съезд. Для этой операции планировалось привлечь местный очень малочисленный гарнизон и отделения Союза офицеров и подофицеров, а также рассчитывалось на содействие русских.

Полковник Критский заявил окружному управителю, что без крайней к тому необходимости он не имеет права браться за оружие, а обстановка, по-видимому, не внушает особенно серьезных опасений, почему он считает, что болгары могут обойтись своими средствами.

На это и окружной управитель, и комендант города откровенно заявили полковнику Критскому, что в городе гарнизона нет, а положение они считают чрезвычайно опасным, и единственная возможность разрешить его – получить помощь русских.

При этом полковнику Критскому было заявлено, что к этой операции привлекаются все русские, работающие на мине «Плакальница» и на фабрике «Медна», о чем уже посланы соответствующие указания начальника этих рабочих партий, а также сообщены им их частные задачи.

В общих чертах они тут же были ему сообщены. Соответственно этому предположению, русские части, сформированные во Враце и на мине «Плакальница», получали самостоятельные задачи.

Гарнизон фабрики «Медна» к утру 28 сентября должен был прибыть на мину «Плакальница» и войти в подчинение начальнику ее партии Дроздовского артиллерийского дивизиона полковнику Бирилеву. Их задача сводилась к охранению определенных участков к западу от Врацы. Цель – никого не пропускать в город из района, в котором должен был произойти съезд.

После этого полковник Кривский решил оказать помощь болгарской администрации, справедливо считая, что его действия в этом случае будут отвечать тем общим указаниям, которые разрешают нам употребление оружия (напротив данного предложения имеется надпись «да», сделанная, по всей видимости, рукой Ф.Ф. Абрамова. – Ред.).

Все события должны были произойти в непосредственной близости к Враце, мине «Плакальница» и фабрике «Медна», то есть местам скопления большого числа работающих чинов армии, что являлось для этих пунктов угрожающим, почему было явно выгодно согласиться на наше заблаговременное вооружение, тем более что возложенные на нас задачи, по их первоначальному определению, сводились лишь к охране этих пунктов, а следовательно, и к обеспечению нашей собственной безопасности.

Полковник Кривский тут же послал соответствующие ориентировки на фабрику «Медна» полковнику Дроздовского стрелкового полка Андреевскому и на мину «Плакальница» полковнику Бирилеву, в которых повторялись их частные задачи и определялось время выставления охранения в 5.30 часов утра 28 сентября.

Это сообщение было отправлено на места с болгарским приставом.

Так как в городе Враца особых средств связи между живущими там русскими нет, единственным способом оповестить всех оказалась передача через случайно встреченных их на улицах…

Полковник Кривский, выйдя из окружного управления около 20 часов, приказал встречавшимся офицерам и солдатам обойти квартиры и передать распоряжение всем русским собраться к 22 часам в назначенный пункт. При этом было приказано соблюдать осторожность и полное молчание.

Остающимся до назначенного времени сроком полковник Кривский воспользовался для того, чтобы получить хлеб, оружие и шинели для русских, находящихся во Враце и на мине «Плакальница».

К 22 часам в указанном сборном пункте собралось 48 человек. Был произведен расчет на два взвода, и затем сформированная полурота была выведена за город, куда должна была прибыть и подвода с оружием.

Выставив охранение, здесь приступили к раздаче оружия и патронов – 60 на винтовку и объяснили задачу, после чего уже вооруженная полурота была выдвинута для занятия порученного ей участка, имевшего по фронту 4–4,5 километра и представлявшего собой вьющуюся дорогу, поросшую по склонам кустарником, что и было закончено к рассвету.

Ночью посты выставлялись лишь к тропинкам. Труднопроходимые места наблюдались дозорами.

На мине «Плакальница» полковником Бирилевым была сформирована рота в 120 чинов, которая и выставила к назначенному времени сторожевое охранение к намеченной линии, войдя в связь с 15-й Ломской болгарской дружиной. Недостающее вооружение было получено им от полковника Кривского.

На фабрику «Медна», где работают 27 чинов 1-го армейского корпуса, к начальнику рабочей партии Дроздовского стрелкового полка полковнику Андреевскому распоряжение от окружного управителя и полковника Кривского, отправленные с болгарским приставом, пришли около 20 часов.

Ему указывалось вооружить всех русских и к 5 часам 28 сентября прибыть на мину «Плакальница», где им будут даны дальнейшие указания.

Обстановка была обрисована достаточно подробно и в тех же тонах, как и во Враце и на «Плакальнице».

После совещания с администрацией фабрики полковник Андреевский решил отправить на «Плакальницу» лишь один взвод, а другой оставить для охраны самой фабрики, так как события должны были развернуться в местности, лежащей близко к ней.

С целью соблюдения скрытности от болгарских рабочих выступление было назначено в 00.15 28 сентября, то есть после вступления на работу ночной смены.

Командиром взвода был назначен полковник Марковского кавалерийского дивизиона Левашов; состав – 18 штыков и один конный. Ему предстояло совершить ночной переход по горной тропе, чрезвычайно круто поднимающейся в гору.

Однако все трудности были преодолены, и к 5.30 часам утра взвод прибыл на мину «Плакальница». Во время перехода через горы были пострадавшие от ушибов и падений.

Ввиду того что рабочие фабрики «Медна» накануне весь день были на работе, а ночью совершили переход, им по прибытии был предоставлен отдых, и они составили резерв гарнизона «Плакальницы».

29 сентября в 12.05 полковником Кривским было получено распоряжение снять охранение. В 2 часа такое же распоряжение получил и полковник Бирилев.

Северный участок полковника Критского собрался к Згори-Граду, где сложил винтовки на подводу и малыми группами отправился во Врацу.

В 18 часов 28 сентября взвод с фабрики «Медна» выступил обратно с мины «Плакальница» и прибыл к себе уже в темноте.

Во время несения сторожевой службы столкновений с болгарскими коммунистами не было. Было лишь несколько задержаний крестьян, которых отправляли во Врацу. Причем было предусмотрено, что задержанных отправляли только болгары.

В городе Враце было объяснено, что русские уходили в мину «Плакальница» на похороны. Но, несмотря на принятые меры осторожности, участие русских в операциях болгарских войск, конечно, не осталось неизвестным для местного населения. Однако это совершенно не вызвало с его стороны проявления какой-либо враждебности. Престиж же нашей организации, несомненно, поднялся, как в лице частного населения, так и в лице болгарской администрации до высшей включительно, так как об этом стало известно всем ее чинам вплоть до военного министра.

29 сентября все чины армии, принимавшие участие в экспедиции, стали на свои постоянные работы»[492]492
  Там же. Ф. 5826. Оп.1. Д.19. Лл.44–46.


[Закрыть].

Взрыв Софийского собора святая неделя как сигнал к началу нового восстания

Что же касается коммунистов, то после разгрома 1923 г. они ушли в глубокое подполье и продолжали свою подрывную деятельность. 15 (по другим данным – 16) апреля 1925 г. они напомнили о том, что их организация жива, взрывом в Софии собора Святая Неделя.

Подобный теракт был направлен против верхушки болгарских властей, представители которой собрались там на похороны генерала Георгиева, «видного правительственного депутата и члена военного конвента, убитого за два дня до этого».

Тем самым они рассчитывали одним ударом обезглавить «болгарских фашистов». Этот акт должен был стать сигналом к новому выступлению местных красных, которое и должно было привести их к власти, воспользовавшись замешательством их противников.

В результате теракта погибли более полутора сотен человек. Однако устроители взрыва не добились реализации поставленной цели: министр-председатель правительства Цанков, глава МВД Русев и еще два министра их кабинета были лишь легко ранены[493]493
  Коларов В. В стране виселиц. М., 1925. С.3.


[Закрыть].

В подготовке к нему принимали непосредственное участие видные чекисты из Москвы. Между тем коммунисты отрицали свою причастность к этому и обвиняли во взрыве «болгарскую реакцию», которая тем самым стремилась оправдать дальнейшее ужесточение репрессий.

По их словам, захваченный болгарскими спецслужбами компромат на них был «фальсификацией», изготовленной «по заказу русского монархиста Дружеловского», якобы заказавшего эти документы в «берлинских типографиях»[494]494
  Он же. Там же.


[Закрыть].

Однако бежавший в Германию один из видных советских «рыцарей плаща и кинжала», не пожелавший брать на себя за это ответственность, приоткрыл завесу тайны относительно этого преступления.

Ожидавшемуся выступлению красных в стране помешали оперативные действия болгарской полиции и жандармерии. Сразу после этого правительство Цанкова провело против коммунистов полномасштабную зачистку[495]495
  «Возрождение». Париж. 1927. 19 июля.


[Закрыть].

Факт участия в совместной борьбе против коммунистов дополнительно расположил к белогвардейцам местных силовиков. По всей видимости, часть белоэмигрантов в Болгарии, среди которых были казаки, послужили в местной пограничной охране, о чем говорит ряд источников. В начале 1923 г. об этом говорили лишь как о возможном событии: «Усиленные слухи о приеме с весны казаков на пограничную службу несказанно радуют каждого из них и удесетеряет их силы. Каждому хочется рассчитаться с долгами, сколотить себе запасной капиталец, и с облегченным сердцем встать в близкий казачьей душе строй»[496]496
  «Донской осведомительный листок». Старая Загора. 1923. 3 марта. № 158.


[Закрыть].

Но уже к лету того же года о грядущем приеме русских пограничников на болгарскую службу, который должен был завершиться к концу 1923 г., заговорили более определенно: «Ввиду предстоящей постановки на пограничную службу казаки спешно возвращаются из продолжающихся отпусков, чтобы не отстать от своих»[497]497
  Там же. 1923. 21 мая. № 166.


[Закрыть].

Впрочем, согласно детальной документации о занятости находящихся в Болгарии белоэмигрантов, на август 1924 г. в пограничники попали всего лишь 11 человек, находящихся в городе Доспад, во главе с поручиком Титовым.

При этом в отличие от КСХС (Югославии) здесь они выполняли, судя по всему, в основном не боевую, а вспомогательную работу, числясь «в хозяйственной части обоза пограничной стражи».

При этом условия их службы оценивались белогвардейским руководством как «удовлетворительные» – они получали в месяц 1800–2000 левов, тогда как «на гражданке» их односумы зарабатывали нередко в два-три раза больше (например, на Перниковском руднике)[498]498
  ЦА ФСБ. Ф.2. Оп.2. Д.583. Лл.164–167. Цит. по: Русская военная эмиграция.


[Закрыть].

Другой источник сообщает об их работе в погранохране Болгарии так: «…несколько сергиевцев (выпускников белогвардейского Сергиевского артиллерийского училища. – Ред.) служили в пограничной страже, на близкой от Тырново-Сеймена греческой границе, они снабжали нас контрабандной папиросной бумагой»[499]499
  Каратеев М. Белогвардейцы на Балканах. Буэнос-Айрес, 1977.


[Закрыть].

Впрочем, сам этот источник тут же говорит о том, что это были очень немногие исключения из правил: «…В соседней Югославии русские сравнительно легко получали службу, в Болгарии такие случаи можно было пересчитать по пальцам, и относились они лишь к специалистам самой высокой квалификации. У всех остальных, как при Стамболийском, так и при Цанкове, оставалась та же перспектива: черная работа. Осуждать за это Болгарию, конечно, нельзя: условиями мирного договора, после Первой мировой войны, она была буквально ограблена и раздавлена экономически…» [500]500
  Он же. Там же.


[Закрыть]

Между тем произошедшее тогда сокращение болгарской армии расширило возможности трудоустройства в нее белоэмигрантов на «вспомогательные» должности. В частности, целому ряду казаков удалось после 1923 г. устроиться в нее добровольцами по контракту на 12 лет в качестве «надничар» (или «поденщиков»).

Речь шла о должностях кузнецов, уборщиков, «готвачей» (поваров), сторожей при частях и обслуживающих их структурах. Здесь они получали не только ежемесячную зарплату в 600 левов, но и бесплатное питание, а также обмундирование.

По имеющимся свидетельствам, «казаки, поощряемые своим начальством (видимо, желавшим поскорее освободиться от расходов на содержание неработающих), охотно шли на эту службу»[501]501
  Калинин И. В стране братушек. М., 1923. С. 62, 81–83.


[Закрыть].

Как бы там ни было, судя по данным лидеров болгарских коммунистов, болгарские власти после сентябрьских событий 1923 г. действительно предоставили белогвардейцам возможность перейти к ним на службу, что, по мнению того же Коларова, стало для местных «фашистов» смертным приговором.

По его словам, «уплатив дорогой ценой за исторический урок, сможет ли долго болгарский крестьянин терпеть трижды ненавистное иго болгарского царства? Его правительство олицетворяет не только буржуазию, втянувшую Болгарию в ряд бедственных войн. Оно в глазах болгарина воплощает палача его братьев и предателя-ростовщика, продавшего страну иностранным хищникам, отдавшего их Родину на разграбление диким ордам врангелевских и македонских бандитов.

Вот этого унижения болгарский крестьянин не потерпит. Прибегнув к помощи македонцев и русской белогвардейщины, Цанков своими руками вырыл себе могилу… Вопрос лишь в том, как скоро болгарский крестьянин оправится от тройного удара – отечественного генерала, македонского бандита и русского белогвардейца.

Празднуя тризну на дымящейся крови болгарского крестьянства, Цанков и его клика уже видят грозные признаки, знаменующие их гибель… Они уже сознают, что не быть им господами своего королевства. Уже протягиваются к ним обагренные кровью векселя наемников.

В них Цанков прочтет свое обещание македонцам и врангелевцам. Первым он обязался превратить Болгарию в военную базу набегов на Сербию, в угоду Англии и Италии. Вторым он даровал право паразитировать, присосавшись к болгарскому народу, и открыл двери канцелярий болгарских учреждений, под кровом которых будут создаваться дутые планы очередных интервенций в Россию»[502]502
  Александри Л.Н. Год ужасов белого террора в Болгарии. Б.д. С. 23.


[Закрыть].

В свою очередь, В. Коларов свидетельствовал, что после подавления Сентябрьского восстания «врангелевцы играют большую роль в полиции (болгарской. – Ред.). Особенно заметно их участие в работе полиции в провинции. Они являются лучшими учителями болгарских белогвардейцев в фабрикации фальшивых документов. Многие из них зачислены в кавалерийские полки.

Их военная организация вполне восстановлена и во главе с генералами Ронженом (вероятно, Ронжиным. – Ред.) и Никольским находятся в полной готовности к оказанию услуг царству (болгарскому. – Ред.)

На тот момент, по данным болгарских коммунистов, «общее количество врангелевцев в Болгарии – не менее 10–15 тысяч человек»[503]503
  Коларов В. В стране виселиц. М., 1925. С.90.


[Закрыть].

Служба белогвардейцев в болгарских силовых структурах не ограничивалась лишь подавлением коммунистических восстаний и эпизодическом ограниченным участием в пограничной страже и полиции. Среди прочего их привлекали и к активной борьбе против уголовной и организованной преступности.

Так, очевидцы тех событий вспоминают: «В те годы, и как раз в нашем районе, подвизался неуловимый разбойник Митю Ганев, который в Южной Болгарии был столь же прославлен и знаменит, как достопамятный Зелимхан на Кавказе. О его грабежах и похождениях по всей стране ходили легенды, да и в самом деле это был человек незаурядный и не лишенный своеобразного благородства и великодушия.

Митю Ганев, грабя богатых, часто помогал бедным и тем стяжал себе в народе симпатию и популярность. В случае надобности ему и членам его шайки в любом селе давали приют и убежище, помогая уйти от преследования, а потому властям, которые устраивали на Ганева частые облавы, никак не удавалось поймать его.

…Русских Митю Ганев не трогал, и по отношению к нему мы держали строгий нейтралитет, ибо в противном случае нас, работающих безоружными по глухим селам, начали бы резать поодиночке, как цыплят. А так мы друг друга не опасались, и кое-кому из нас даже доводилось с ним встречаться и мирно беседовать.

Так, однажды, когда трое наших… работали возле самой дороги на окраине какого-то села, к ним подъехали два верховых болгарина.

– Алла гюле (по-турецки «Бог на помощь»; в Южной Болгарии это приветствие почти всегда говорили именно по-турецки), братушки, – сказал один из них. – Вы здесь давно работаете?

– С самого рассвета, – ответили ему.

– А солдат на этой дороге не видели?

– Нет. Кроме двух крестьянских телег и одного селяка верхом на осле, никто сегодня тут не проезжал.

Получив этот ответ, всадники въехали в село, а через полчаса сюда же прибыл взвод конницы из Харманли, преследовавший Митю Ганева. Но он как в воду канул – крестьяне его хорошо спрятали.

В другой раз наш приятель, кубанский сотник Григорьев, в одном из сельских дукьянов как-то вечером разговорился у стойки с симпатичным болгарином. Они выпили по нескольку рюмок водки, угощая друг друга, но, когда Григорьев хотел заплатить свою долю, его собутыльник этому решительно воспротивился.

– За Митю Ганева в кабаках никто не платит, – сказал он, положил на стойку столевовую бумажку и, не торопясь, вышел.

…Такие безоблачные отношения продолжались у нас свыше двух лет, но потом случай их внезапно испортил. Из государственного банка в городе Хасково, (находящегося) в 30 километрах от нас, должны были отвезти на автомобиле пять миллионов левов какому-то учреждению в Харманли.

Дело готовили в строгой тайне, но Митю Ганев, у которого повсюду были свои люди, заранее разведал все подробности и в удобном месте устроил на дороге засаду. Когда появился автомобиль, в котором ехали два банковских чиновника с деньгами, шестеро вооруженных револьверами бандитов выскочили из кустов, преградили ему путь и приказали остановиться.

Но вместо этого шофер – русский капитан, видавший и не такие виды, – дал полный газ и под градом пуль прорвался сквозь препону. Один из чиновников получил тяжелое ранение, но деньги были спасены, а Митю Ганев, у которого неудачи случались очень редко, был вне себя от ярости. По всей Болгарии циркулировала сказанная им фраза: «Русский у меня вырвал из рук пять миллионов, за это он поплатится головой, да и соотечественники его пускай теперь от меня добра не ждут!»

Шоферу дали крупные наградные и порекомендовали сразу же уехать из Болгарии, что он и сделал, а мы, уходя на работу, стали остерегаться и иной раз прихватывать с собой револьверы.

Но к счастью, никто из нас не пострадал, так как для мести судьба оставила Ганеву очень мало времени. Его операции принимали все более крупный размах, на дорогах в нашей области стали грабить проезжих напропалую, бесстрашный и щедрый разбойник превращался в кумира всей болгарской бедноты, и правительство наконец решило взяться за него всерьез.

Однажды, зная наверно, что все ядро его шайки в данный момент находится где-то в лесу между городами Хасково, Тырново-Сеймен и Харманли, весь этот гористый и безлюдный район диаметром около 20 километров оцепили войсками и, тщательно прочесывая местность, стали стягивать круг.

В этой грандиозной облаве приняли участие два болгарских полка, несколько рот пограничной стражи, жандармские соединения и даже наша русская сводная рота, насчитывавшая полтораста человек. Отказывать болгарам в этой помощи теперь у нас не было оснований – после «порчи отношений» в ликвидации бандита были заинтересованы и мы.

Нам достался сравнительно легкий участок, между шестым конным полком и какой-то жандармской частью. Рассыпавшись в цепь, мы часа три поднимались по заросшему редким лесом склону горы и, когда уже были недалеко от ее вершины, справа от себя услышали интенсивную стрельбу. Через несколько минут она затихла, а вскоре прибыл нарочный от начальника отряда, который передал, что все разбойники перебиты и мы можем возвращаться восвояси.

Вскоре мы узнали следующие подробности: Митю Ганев и семеро других бандитов, когда убедились, что они окружены, на участке Хасковского пехотного полка вышли из кустов с поднятыми руками, в знак сдачи держа в них белые платки. Солдаты спокойно ждали, но, приблизившись к их цепи вплотную, разбойники, которые держали под платками револьверы, внезапно открыли огонь и попытались прорваться, однако это не удалось, и их всех перестреляли…» [504]504
  Каратеев М. Белогвардейцы на Балканах. Буэнос-Айрес, 1977.


[Закрыть]

Говоря о тяжелых испытаниях, выпавших на долю наших соотечественников в начале 1920-х гг. в Болгарии, стоит отметить, что они их с честью преодолели, и это еще больше сплотило их и подготовило к новым ударам судьбы.

Документы

Этот документ является обращением казачьих атаманов к казакам в момент обострения отношений белогвардейцев с правительством Стамболийского. Датирован он началом весны 1923 г. Хранится источник в ГАРФ. Ф.6711. Оп.3. Д.50. Л.102.

«Донским, кубанским и терским казакам, находящимся в Болгарии.

Войсковые атаманы Дона, Кубани и Терека обсудили вопрос о событиях, происходящих ныне в Болгарии. Принимая во внимание абсолютную недопустимость для русских вообще и для казаков в частности какого бы то ни было – прямого или косвенного вмешательства во внутренние дела стран, давших нам приют, ПРИКАЗАЛИ: донским, кубанским и терским казакам, находящимся в Болгарии, сохранять полное спокойствие и ни в коем случае не вмешиваться в чужие дела.

Подлинное, за надлежащими подписями, верно:

Представитель донских казаков, Н. Мельников».

Данный источник является воспоминаниями под названием «По весям северо-западной Болгарии во время коммунистического восстания осенью 1923 г.» полковника Капнина, участника подавления Коммунистического мятежа в Болгарии в сентябре 1923 г. Хранится этот документ в ГАРФ. Ф.5881. Оп.2. Дд.387, 388. Лл.1–88.

«В 1921 г., как известно, армия генерала Врангеля закончила свое расселение в балканских странах. При этом Добровольческий корпус генерала Кутепова был размещен почти исключительно в пределах северной Болгарии[505]505
  Из-за потерь в Крыму был переформирован в дивизию.


[Закрыть].

В то время я был назначен помощником по учебной части командира Марковского пехотного полка, которому болгарским правительством были отведены свободные казармы в двух городках Видинского округа – Белоградчике и Рахове. Штаб полка с большей частью его чинов находился там же, в Белоградчике, где мне и пришлось прожить больше двух лет до самого отъезда в Чехию весной 1924 г.

Довелось мне в этом маленьком городке с живописнейшими окрестностями пережить радостные дни встречи нас благодарным болгарским населением, приветствовавшим нас, как внуков и сыновей своих освободителей.

Но испытали мы все на себе и всю прелесть гонений Стамболийского и хмурые дни коммунистического восстания, охватившего осенью 1923 г. всю северо-западную часть Болгарии.

Не вдаваясь в описание повседневной жизни марковцев в течение всего этого периода, безусловно небезынтересного, хочу описать только последнее событие, то есть дни коммунистического восстания, в подавлении которого мне лично и некоторой части русских людей по капризу судьбы пришлось принять более или менее активное участие.

Но, чтобы читателю было ясно хотя бы относительно побуждения, заставившего нас решиться на это, должен дать в самых общих чертах описание положения страны и в частности так называемых «русских контингентов».

Весной 1923 г. «Земледельческое правительство» Стамболийского, действовавшее, безусловно, в тесном контакте с Советской Россией и причинившее чинам армии генерала Врангеля немало унижений и тяжелых переживаний, было совершенно неожиданно для всех свергнуто «Союзом запасных офицеров» при некотором участии болгарской интеллигенции. Стамболийский был убит, а его сторонники-«земледельцы» были обезглавлены и частично обезоружены. Но в общем правительство профессора Цанкова, занявшего место Стамболийского, действовало довольно мягко.

Продержав некоторое время видных деятелей партии Стамболийского в различных местах заключения, это правительство уже летом 1923 г. выпускает, за малыми исключениями, их на свободу. Само собой разумеется, что партия Стамболийского не могла примириться с потерей власти, а следовательно, и денег, как это всегда бывает в странах с неустойчивым политическим режимом.

Поэтому, несколько оправившись после первого поражения, партия Стамболийского уже летом того же года повела энергичную подпольную работу при несомненном содействии Москвы деньгами и оружием. То и дело летом 1923 г. в болгарских газетах проскальзывают сообщения, что в районе Варна – Бургас захвачена контрабанда в виде ружей, пулеметов, патронов, коммунистической литературы, доставляемых пароходами, моторными шхунами и лодками из советской России.

В то же время всюду по селам идет усиленная антиправительственная агитация, все более и более приобретающая коммунистический характер. Почти необъяснимо, как мог болгарский крестьянин, являющийся типичным собственником, попасться на коммунистическую удочку. Тем более что в стране абсолютно не существует ни дворянства, ни крупных помещиков и вся Болгария пропитана насквозь простотой отношений всех слоев населения.

Не раз приходилось видеть, как в общем народном танце, называемом «хоро», танцуют рядом под открытым небом где-нибудь на лужайке, а то и просто на пыльной площади городка и начальник гарнизона, почтенный подполковник, и местный купец, и пришедшие в город крестьяне в своих национальных костюмах.

Не могло быть и речи о существовании в Болгарии в то время какой-либо классовой ненависти. Ведь интеллигенция вышла из народа, имея прочные корни по селам в лице своих родственников. Рабочий класс – совершенно ничтожен при крайне слабо развитой промышленности Болгарии. Наконец, надо отметить и колоссальную популярность царя Бориса, разъезжавшего без всякой охраны в своем автомобиле, которым он управлял лично, по всей Болгарии и разделявшего не раз скромную трапезу и угощение поселян в каком-нибудь попутном селе.

Однако, несмотря на кажущуюся беспочвенность, коммунистическо-земледельческая агитация ширится с чудовищной быстротой. Единственным объяснением ее успеха может быть наличие ужасного налогового пресса, давившего всю страну в силу желания правительства доказать свою лояльность по отношению к странам-победительницам и принужденного поэтому выплачивать им колоссальные репарации. Естественно, что крестьянам, избалованным поблажками Стамболийского, не нравилось увеличение налогов и строгое их взимание новым правительством.

Коммунисты, как когда-то и в России, разбрасывали повсюду демагогические лозунги и обещания, приобретая многочисленных сторонников даже среди богатых крестьян. Внутренне положение страны осложнялось тем, что Болгария на основании мирного договора была почти лишена армии, которая могла бы служить прочной опорой правительству. Общее число штыков в строевых единицах и жандармерии не превышало 20 тысяч.