Текст книги "Город, названный моим именем"

Куда приятней нежиться с подушкой в своей тепленькой кроватке, чем тащить на себе этот тяжеленный люк. Я стараюсь ни о чем не думать или напевать веселую песню себе под нос, но стоит только опомниться, я тут же начинаю ругать себя за то, что согласился на все это. Иногда со мной случается припадок истерического смеха, люк громко падает и катится по спирали. В этот момент я представляю, как какой-нибудь человек, скрывающийся ото сна, наблюдает за мной в окно, и начинаю смеяться еще громче.

Вчера мы с Эфой кормили черных лебедей на озере. Со дня нашего знакомства мы видимся достаточно часто. Как же ей близка моя душа. Она будто смотрит в глубь моего сердца, слышит без слов, отвечая прежде, чем я спрошу. Порой я рассказываю ей даже то, что хотел утаить. Даже если тебе уже ничего не хочется, ты заблудился в рутине отчаяний, она встретится с тобой в любое время и наполнит надеждой.

Мой последний люк нужно пронести около километра. Спинные мышцы уже не сгибаются, позвоночник подобен стальному лому, руки конвульсивно дрожат в карманах, по телу – ледяной озноб. Я еле как нагибаюсь и поднимаю этот холодный люк, как и прежде с надеждой, что он станет последним. Ориентировочно минут через 30 приедет машина, если я не успею донести его до пункта сбора, это будет означать, что я не справился с поставленной задачей.

– Только не убегайте, я ничего вам не сделаю! – еле знакомый сиплый голос раздался за моей спиной.

Я встаю в ступор и быстро анализирую сложившуюся ситуацию: с 50-килограммовым люком далеко не убежишь, бросив его здесь, придется возвращаться, а времени на это совсем не остается.

– Что вам нужно? – спрашиваю я, по-прежнему стоя к нему спиной.

– Вы должны выслушать меня, – отвечает голос сзади. – Это очень важно.

Я аккуратно кладу люк на асфальт во избежание лишнего шума и медленно-медленно поворачиваюсь на 90 градусов. Незнакомца не разглядеть под покровом ночи.

– Я вас слушаю, – отвечаю, накидывая капюшон на голову.

– Ты ведь не должен здесь находиться, и ты это знаешь, – говорит он, выходя под свет фонаря.

Я кинулся уж было бежать под толчком страха, но передумал, в итоге получилось, что я глупо прыгнул на месте.

Незнакомцем оказался тот самый безумец, гнавшийся за нами с Эфой в «Городе снов»

– Спокойно! – кричит он, вытягивая руку вперед, жестом останавливая меня.

Я в растерянности.

– Я нашел вас нелегким путем, ваше пристанище убегает от меня.

– Что? Я не понимаю, о чем вы? – говорю, пристально уставившись на него.

– По каким-то невыясненным причинам, – продолжает он, – все оказалось намного сложнее: твое подсознание обманывает тебя. Ты ведь не должен здесь находиться, и ты это понимаешь.

– Вы знаете меня? – тембр моего голоса дрожит волнением. – Кто я такой?

– Ты занимаешься не тем, что нужно этому городу, чем скорее ты осознаешь, в чем он нуждается, тем скорее она перестанет плакать без тебя, – его слова звучат уверенно, но смысл я не смог уволить.

– А в чем нуждается этот город? И кто она? – это мой шанс заполнить пустоту, мучавшую столь долгие месяцы.

– Ты должен сам это понять, – говорит он испуганно, смотря мне за спину, – сейчас включится твоя защита, мне пора уходить.

– Эй! Что там происходит? – в метрах 10-ти кричит Сомерсет и бежит ко мне.

– Поразмысли над тем, что я сказал, – говорит он и выходит из-под света фонаря, в темноте лишь слышны удаляющиеся слова. – Люди не хотят есть вашу еду, а вы толкаете ее им в глотку, ничего не остается, как проглотить, чтоб не подавиться.

– Подождите! – кричу я и бегу вслед за ним, но не могу разглядеть в темноте.

– Что он сказал тебе? – Сомерсет стоит около меня и тяжело дышит.

– Черт! Что ты тут делаешь? Мы же не собираемся после задания!!! – кричу, эмоционально размахивая руками.

– Я все сделал, решил тебе помочь, что сказал тебе этот ненормальный?

– Я ничего не понял, что он сказал мне, ясно? Боже…

– Успокойся, друг! – хлопает меня по плечу. – Успокойся, все хорошо, скоро приедет машина, хватай люк.

Небо начинает выцветать, мы с Сомерсетом едем домой, в театр, в котором официально числимся охранниками.

Рекламные баннеры, как наклейки на старых тумбах, прилипшие к серым высоткам. Красный… Желтый… Едем дальше.

– Знаешь его? – спрашиваю, смотря в окно, конденсат, набирая тяжесть, каплями стекает вниз, я наблюдаю за его неровным движением.

– О ком ты? – отвечает вопросом Сомерсет.

– О том ненормальном, как ты его называешь, – левая капелька скатилась быстрее правой, продолжаем ждать другие.

– Нет, – кратко отвечает мой собеседник.

– Тогда почему ты так переживал, чтоб он не сказал мне лишнего? – логичный вопрос, основанный на подозрении.

– Мы занимаемся делами, что нарушают комфорт общества, осторожность не помешает, – с его позиции тоже все верно, но…

– Почему ты не поехал домой, как обычно? – я протаптываю тропинку в зарослях лжи.

– Не ты ли утром жаловался на боль в спине? – говорит, повернувшись ко мне. – Тебе нужно выспаться и не отвлекаться на подобную ерунду.

– Хорошо, – говорю, и это «хорошо» звучит так, как будто я с ним согласился.

Загораются окна в домах, рабочие лениво подметают улицы, небо коптят старенькие автобусы. Мы проезжаем сектор «F» – место сегодняшней зачистки Сомерсета. Один… Два… Три… Это пропущенные люки Сомерсета. Я не зря сомневался, он действительно оставил их, потому что спешил помочь мне донести один люк – помешать нашей встрече с незнакомцем, но как он предугадал эту встречу? Глупо полагаться на то, что он не придумал для себя отговорку и по этому поводу, потому я не стал ничего спрашивать. Левая капля начинает резкое движение вниз, растрачивая свою целостность по пути, я вытираю окно рукавом.

Когда ты пытаешься заставить себя спать, против тебя восстает вся армия звуков. Этот мерзкий треск рассыхающейся извести, этот однообразный свист птиц за окном, эти циклично звучащие слова в голове «Она там плачет без тебя… Я лучше останусь в одиночестве и бедности, чем потеряю свою индивидуальность… В мире, где все носят маски, истинное лицо выглядит уродливо…» Э

ти лица на фотографиях! Лица! Лица!! Лица!!! Пластилиновые лица мнутся неконтролируемым воображением. Все тело сковано застывшими жилами от этих чертовых люков! Кровать настолько мягкая, будто сварена из желе, такая жесткая, как каменная глыба. Это невыносимо! Бетонные стены гудят, как будка трансформатора. Стресс, не отпускающий в царство снов, заставил меня страстно желать выйти на улицу. Я тихо оделся, думая, что Х дремлет, но застал его бодрствующим в своей комнате. Как обычно, он что-то писал в своей тетради. Он всегда что-то пишет, но только сейчас мне показалось это подозрительным. Настолько увлеченный своими письменами, он даже не обратил внимания на то, что я ушел.

Я не спеша иду по оживляющимся движением улицам и зеваю одновременно с засыпающими звездами. Под ногами нет ничего интересного, но я все ровно смотрю вниз, тихонько толкая носками туфель увядающие опавшие за ночь листья. Над ними плывут тучи, преображаясь в образы, угодные моим глазам. Мысль о том, что будущее не сулит мне ничего хорошего, снова прозвучала в моей голове. Насколько мне помнится, я никогда раньше не был в библиотеке. Моросящий воздух, заставивший сокращаться мои мышцы дрожью, прогнал меня с улицы. Здесь так тихо, что спит сам библиотекарь. Седоватый старичок в потемневшей от времен рубахе, подвязанной серой бабочкой на воротнике, и в шерстяной жилетке сопел, открыв рот, облокотившись на руку.

– Простите, – говорю я ему настолько тихо, что понимаю, вряд ли это пробудит его.

– Простите! – крикнул так, что у меня запершило в горле, и я прокашлялся.

Старик подскочил и испуганно начал смотреть по сторонам и, найдя виновника шума, шепотом накричал на меня:

– Чего вы кричите?

– Так тут же никого нет, кроме нас, – шепчу, смотря в пустой читальный зал.

– Тут дремлют великие мысли и откровения всех времен, – сказал он с выражением шаблонной фразы, подняв указательный палец вверх. – Чего вам?

– Мне? А-а-а… Дайте мне вон ту зеленую книгу, – показываю на первую попавшуюся на мои глаза. Я все равно не собираюсь читать: это мой пропускной билет в теплое место.

Старец неуклюже побрел за книгой, бормоча под нос: «Чего не спится?»

– Постойте! Не эту… – прозвучал знакомый голос за моей спиной. – Дайте вон ту!

Меня окатило теплой волной радости. Обернувшись, я увидел передо мной улыбающуюся Эфу.

– Эфа! – восторженно крикнул я, на что странник спокойствия великих мыслей и откровений зашипел на меня, как змея. – Что ты тут делаешь? – продолжил я шепотом.

– Готовилась к курсовой, а ты что тут? – говорит полная позитива моя подруга.

– Какую? Вот эту? – спрашивает библиотекарь.

– Я? Да… Не спится, решил, думаю, почитать что-нибудь, – отвечаю ей, почесав затылок.

– Или вот эту? – вновь вмешивается старик.

– Так ты уходишь или пришла? – продолжаю я.

– Молодые! Тут вам не дом свиданий, – уже сам, повышая голос, обратился к нам книгохранилец.

– Ой! Простите, пожалуйста! – извиняется Эфа, положив руку на грудь. – Вон ту красненькую книжку! – затем снова поворачивается ко мне, улыбаясь, говорит. – Я уже ухожу, почти всю ночь тут просидела – готовилась.

– Красненькую, зелененькую – это ведь не леденцы, – ворчит сам собой старик, ковыряясь на книжной полке.

– Странно, а я тебя не видел, – говорю, снова взглянув на пустой зал.

– Это еще не означает, что меня не было, мне уже пора, я немного опаздываю, до встречи! – говорит, тихонько отходя назад, потом игриво разворачивается и прибавляет шаг.

– Постой! – кричу ей. – Удачи на экзамене!

Эфа смеется:

– Это курсовая!

Внезапная встреча хорошо взбодрила меня, подняв настроение. Я, продолжая улыбаться, подошел к столу. Поблагодарив библиотекаря, который смотрел на меня, не моргая, недовольным взглядом, я взял красную книгу. Зал был пуст, но я все равно сел за самый дальний стол.

Стучу пальцами по столу. Верчу в руке маленькую книжку цвета кармина. Ни автора, ни названия, лишь золотистый знак вопроса на обложке. Пожалуй, только это заставило меня открыть ее.

«Если вы хотите получить ответы, то смело закройте эту книгу».

Именно это было прочитано мною на первой странице.

« Это книга вопросов, тех вопросов, которые создадут вам еще больше вопросов».

Когда меня случайно отвлек какой-то шум, я заметил, что зал был почти полон. Около меня лежал блокнот, в котором я обычно накидываю наброски интересных композиций карандашом, но в этот раз он был исписан вопросами. Десятки вопросов в переплетении образовали два основных:

Кто я?

Кто Сомерсет?

Только теперь мне пришло осознание их значимости. Если раньше знак вопроса в конце указывал на безвыходность, то теперь я понимаю, вопрос возникает только там, где есть ответ. В какой-то степени ответ и порождает вопрос.

Кто я? – я индивидуальная единица этого мира с навязанной мне другой индивидуальной единицей точкой зрения. Тем, кто не помнит своего прошлого, легко подарить чужое будущее.

Кто Сомерсет? – индивидуальная единица этого мира, навязавшая мне свою точку зрения и жаждущая подавить свободу выбора других индивидуальных единиц.

Что мне дает это? Осознание.

Что мне дает осознание? Освобождение от зависимости к источнику, питавшему меня. Это не дает мне вспомнить зазря прожитое прошлое, это дает мне понимание собственной значимости в настоящем. Слова незнакомца вчерашней ночью звучали: «Люди не хотят есть, а ты засовываешь им кусок хлеба». НЕ ХОТЯТ! Любое принуждение не искореняет желание, оно лишь обрубает ствол, оставляя корни. Я больше не верю в благотворность наших с Сомерсетом действий и сегодня об этом ему заявлю.

– Ты понимаешь, что ты несешь? – кричит Сомерсет, громко хлопая ладонью по столу. – Просто так взять и отказаться от всего начатого?

– Да! Пока мы не зашли слишком далеко, полагаясь лишь на случайность своих действий! – кричу ему, ходя по комнате, слева направо, справа налево.

– Мы ведь сделаем их счастливыми, – пытается он убедить меня. – Скоро мы придем к власти в этом городе, я уже прописываю новые законы. Под видом благотворных намерений мы пробьемся наверх, к тому же мэр города нам очень благодарен за наши рисунки. А затем, укрепившись, мы создадим новый мир.

– Откуда ты знаешь, что они несчастные? – влезаю я. – Ты ведь не печешься об их счастье, ты подстраиваешь их под себя.

– Я освобожу их от неправильных мыслей… Если людям долго твердить одно и то же, в конце концов они принимают эти слова за свои.

– А как же свобода выбора?!

– Свобода выбора истребляет нас! Если мы добьемся своей цели, через два поколения люди забудут, что такое свобода выбора. Каждый из них будет жить по четко продуманному плану и под полным контролем!

– Ты с ума сошел! – кричу я, хватаясь за голову.

– Есть другой план? Ну, так иди и расскажи о нем людям, может, они тебя послушают! – кричит он, тыча на меня пальцем. – Ты слабый и мягкотелый, с собственной жизнью справиться не можешь!

– Я ухожу! – говорю ему и иду в свою комнату.

– Куда ты пойдешь? – смеется он мне в след.

– Да где же она? – еле слышно говорю, ковыряясь в вещах, ищу сумку с накопившимися деньгами. – А вот!

– Ты ведь не сможешь без меня, – продолжает он. – Ты не умеешь принимать самостоятельные решения.

– Не умел, – отвечаю, оттолкнув его плечом в дверном проеме, – до этого момента, – беру пальто и иду к выходу.

– Глупец! Ты еще не понимаешь, что теряешь!

Я хлопаю дверью. За ней лишь слышен гордый смех Сомерсета.

Глава девятая

Валлиснерия

Наш проект называется «Дыхание Земли». История и значимые для нас достижения, научные открытия, религия и культура всех народов заархивированы в одном файле. Я ученый, который осуществляет эту программу, и сегодня значимое событие для всех нас. Сегодня информация о нашей планете отправляется в разные уголки Вселенной с целью оповестить другие формы жизни, что они не одиноки, и даже если там, в глубинах темноты, никого нет, наша история будет вечно витать в необъятности пространства.

Ярко-белый ослепляющий свет внезапно перенес меня на сотни лет вперед.

Я другой ученый, на другой планете, и наши спутники записали инородный сигнал. На расшифровку информации ушли долгие недели, и полученный результат был шокирующим. У нас на руках было прямое доказательство жизни на другой планете. Это меняет все представление о Вселенной. Незамедлительно мы отправляем ответный сигнал по вычисленным координатам на карте «Мундус»

«Приветствуем вас, жители планеты Земля! 305-го дня после окончания затмения со спутником «Наяс» и 975-го года от начала нашей жизни в галактике «Тотус» мы уловили ваше послание. Наша планета называется Валлиснерия. Она больше, чем ваша Земля, и имеет два спутника, один из которых раз в год заслоняет наше Светило на трое суток, с момента окончания затмения и начинается цикл нового года. Период вращения равен 20 часам 37 минутам и 23 секундам по вашему земному времени. Своих же приборов, измеряющих отрезки времени, мы не имеем. По биологической структуре мы очень схожи с вами, за исключением роста, не превышающего один метр. Ходит поверье, что наши предки были намного выше и худее, а также обладали великими знаниями мироздания, но, после того, как неохватный пожар 121-го года поработил нашу планету на три дня, эти знания исчезли вместе с огнем. На нашей планете нет разделения территорий и языков. Сложно представить, как при такой системе вы понимаете друг друга и уживаетесь на одной планете. Валлиснерцы говорят на одном языке, и вся планета – это общий дом, в котором всего всем хватает и всего в избытке. Валлиснерия – это планета не разделения и подавления, это планета единства и дополнения. Наше население – это единый организм, созидающий комфортное условие для существования в месте, которое мы любим. У нас нет существ, которым мы поклоняемся, мы развиваемся духовно посредством непрерывной коллективно сознательной связи с Космосом. Иногда же валлиснерцам снятся сказочные сны о невиданных растениях и животных, дивных полях и текучих реках, может быть, это и есть то место, которое вы называете раем? Рады знакомству, Земляне!»

Данная информация была переведена в аналогию принятого файла и отправлена по вычисленным координатам.

Я стал этим посланием.

Я пролетаю через множества галактик, петлей витая во Вселенной. Мне выдалась огромная честь и ответственность, я стану средством первого знакомства между двух разных планет. Приближаясь к цели, вместо цветущей и благоухающей жизнью Земли я вижу пустынную поверхность и торчащие из нее крыши бывших небоскребов. Что с ней стало? Где же описанные ими культура и достижения? Где те великие умы, борющиеся за светлое будущее планеты? Куча орбитального мусора и бесследно засыпанная, космической пылью история несуществующего населения. Я разбиваюсь о холодную поверхность.

Момент соприкосновения снова ослепил меня белой вспышкой света и перенес в начало.

Я вижу момент, как на Земле ученые осуществляют проект «Дыхание Земли» и отправляют послание в вечность.

Далее мелькают картинки:

– истощение ресурсов планеты,

– борьба стран за господство,

– радиация и страшные болезни,

– вымирание целых наций.

По предположению ученых, в одной из галактик есть пригодная для жизни планета, и ничего не остается, как выбрать из добровольцев самых выносливых и здоровых людей и отправить их на заселение новой планеты. Это был билет в один конец.

За проведенное в полете время сменилось не одно поколение и те, кто выселялся на планете, никогда ранее не жили на почве. Новый дом назвали Валлиснерия из-за обильной растительности и сразу же образовали иерархическое общество. На 121-й год из-за мощной вспышки на Светиле Валлиснерию настиг огромный пожар, уничтоживший большую часть населения и все привезенные с Земли книги, оружие и изобретения. Все началось сначала. Выжившие объединились в одну семью, помогая друг другу переживать голодные годы, и принялись за восстановление планеты. Это стоило немалых трудов и закрепилось в сознании теперь уже валиснерцев как единственно правильное отношение к своему дому. У поколения выросших в единстве не было чувства жадности и соперничества, не было жажды власти и насилия, не было политического строя. Из-за высокого притяжения с годами их рост и вес уменьшился, а кости и мышцы окрепли. Спустя долгое время они уловили послание, которое отправили их предки, и теперь вся Валлиснерия убеждена, что они не одни во Вселенной. Им по-прежнему снятся сказочные сны о дивных и невиданных местах.

– Просыпайся, соня, – ее нежный голос разбудил меня.

После ссоры с Сомерсетом мне некуда было идти, я позвонил Эфе.

– Уже вечер, ты проспал 8 часов, – продолжает она, садясь на диван, который соблазнил меня своей мягкостью.

– Да? – спрашиваю я удивленно, пальцами протирая слипшиеся веки. – Мне снился странный сон.

– О чем твой сон? – с детским интересом спрашивает она.

– О том, что в будущем люди жили на разных планетах и общались друг с другом с помощью… Впрочем, неважно… – воспоминания об увиденном во снах сгорают подобно лицам на подожженной фотографии. – Я забыл.

– Беда… – сказала она с сарказмом, затем резко вскочила и с весело закричала. – Ну, вставай! Вставай!!! Кофе стынет!

– Уже-уже! – ответил я, подхватив ее настроение.

Ощущение, будто я спал вечность, пролетевшую за секунду.

Придя сегодня днем в дом Эфы, я даже не успел его разглядеть, потому как засыпал на ходу. Во сне наяву окружающие тебя предметы, линии, оттенки цветов, расположение объектов в пространстве, люди, да и ты сам не имеют никакой значимости – это восприятие мира и собственной жизни на автопилоте. Сейчас же, оглядев то, что окружает мою лоджию, в голове звучат лишь два слова: «цветочный магазин». На стенах темно-зеленой мишурой растянула свои щупальца хоя, на подвесных полках и подоконниках позируют оксалисы и калатеи, по углам, в больших горшках с серьезным видом следят за происходящим вокруг фикусы. Божественный букет ароматов фиалок и орхидей, смешиваясь с амбре свежесваренного латте, создает ни с чем не сравнимое ощущение умиротворения.

Едва я двинулся на запах кофе, как что-то маленькое и серое перебежало мне дорогу, немного испугав меня и заставив замереть на месте.

– Что это! – кричу я Эфе и своим испуганным голосом заражаю ее паникой.

– Где? – спрашивает она, осторожно подходя ко мне.

– В соседнею комнату убежало! – показываю я пальцем на комнату с выключенным светом.

– Ах! – облегченно выдохнула она и пошла по следу таинственного существа. – Это Венэфика, моя крольчиха, – на ее руках сидел кролик, смотря на меня испуганными глазами и фыркая носом, – правда, она милая?

– Очень милая, но еще больше непредвиденная, – улыбаясь, ответил я.

– Надевай пальто, – говорит она, опуская Венэфику на пол, та снова упрыгала в темную комнату и выглянула на меня из-за угла.

– Пальто? – переспрашиваю я, смеясь над любопытным кроликом, на что Эфа ответила с застенчивой улыбкой:

– Мы идем пить кофе на крышу.

Темное небо, осыпанное мелкими кристалликами сахара, кротко приветствовало нас в этот прохладный осенний вечер. На плоской крыше дома стояли небольшой столик и мягкая скамейка, на которую мы уселись, озаряясь маленькой гирляндой звезд.

– Ну что ты грустишь? – спросила Эфа, когда я задумчиво смотрел, как испаряется в небеса мой кофе. – Все теперь будет хорошо, ты и без своего друга можешь устроить свою жизнь. Ты талантливый художник, и, по крайней мере, в мире есть один человек, который искренне верит в тебя.

– Я не об этом вовсе, – я делаю бодрящий глоток, – что-то комом в груди не дает мне дышать, я будто осознал какую-то истину, отыскал ответ, но, всякий раз обращаясь внутрь себя, по-прежнему ничего не слышу, пустота и только.

– Мне немного не понятно все это, – говорит Эфа, машинально помешивая напиток в стакане, – может быть, есть предисловие?

– Да, – говорю я, вздыхая, – и предисловие это подобно новелле.

– Разве мы куда-то спешим? – спрашивает она, поднимая брови вверх. – Впереди терпеливая ночь, не так ли?

– Да, ты права, – говорю, взглянув на небо.

Эфа посмотрела на меня, всем своим видом говоря «ну так и?»

– Ну, хорошо, Эфа, начнем с того, что я содержался в клинике с диагнозом биографическая амнезия, я помню все, кроме своей биографии. Представляешь, ты проснешься однажды утром, а в голове белый лист, да еще время от времени случаются непонятные приступы.

– Как в тот день, когда мы познакомились?

– Да, да, в голове возникают какие-то неясные видения, образы и голоса, все смешивается в какой-то сумасброд, я будто ощущаюсь на доли секунды в другом месте, но еще чаще мне является девушка…

– Девушка? Какая девушка? – снова перебивает Эфа.

– Я не знаю, она просто зовет меня, просит вернуться, убеждая себя, что это не плод моего воображения, я промотал сотни километров по городу в надежде, что, если не я, то она узнает меня при встрече.

– Вы обязательно встретитесь, – успокаивает меня Эфа, взяв за руку, – верь мне, что бы ни было в твоем прошлом, будущее принесет тебе приятные сюрпризы.

– Спасибо, но моя история имеет продолжение. Буквально за несколько дней до обещанной мне выписки из больницы в мою палату подселили Сомерсета, как оказалось, ранее он уже лежал в этой клинике и даже сбегал с нее. Тогда мне показалось, что второй раз он пришел именно за мной.

– Почему ты так решил?

– Ну, вот смотри: зачем ему брать с собой на побег абсолютно незнакомого человека, а позже обеспечивать его прибыльной работой и жильем? При всем при этом, когда мы сбежали с клиники и спустились в канализационные пути, там был ящик, в котором лежали две пары ботинок и два фонарика, понимаешь? Два!

– Постой, так ты сбежал с клиники?

– Как бы это гнусно ни звучало – да, я сбежал вместе с ним.

– Да, все это действительно странно, а ты не пробовал его спрашивать, почему в ящике всего было по два?

– Он всегда находит объяснения моим подозрениям, скользкий… Мне бы узнать, кто же он все-таки такой и чего добивается, слушай, Эф, раз уж все так далеко зашло, я должен тебе признаться, только ты никому не говори, это мы изрисовали тот абортарий.

– Что? – удивилась она. – Об этом до сих пор говорят, это сильно изменило наш город, дай-ка угадаю, и все остальное: люки, засыпанные землей бензобаки машин, массовые блокировки сим-карт и прочее – это тоже вы?

– Да, после выхода запрета на аборты Сомерсет помешался идеей о неслучайных действиях, случайно приводящих к исцелению духовности людей.

– Ну, а почему ты-то с ним был заодно?

– Сам не понимаю, он всегда так убедителен, я думал, что мы делаем все правильно, пока он не заговорил о том, что хочет захватить власть. Да еще и этот сумасшедший в очках, подожди-ка, Эфа… Помнишь человека, который гнался за нами в «Городе снов»? Почему мы тогда убегали?

– Не хочешь ли ты сказать, что и меня теперь в чем-то подозреваешь? – ее тон был ровный и спокойный. – Пока ты смотрел на меня, не отрываясь все дорогу, я увидела, как он всматривается в тебя, так, как будто долго искал, потом он достал нож и побежал на нас, что мне оставалась делать?

– Прости, прости, Эфа, все это из-за проклятого желания все узнать, я не хотел тебя обидеть.

– Ничего. Мне другое интересно, как ты теперь будешь писать портреты на заказ, ведь до этого тебе приносили заявки на дом?

– Действительно! Я даже не подумал об этом, но на первое время хватит.

– Кажется, я знаю, как тебе помочь, можно разместить объявление, у меня есть очень хороший знакомый Стив… Постой… Стив!

– Что Стив? – спрашиваю я.

– Стив – бывший следователь и очень хороший программист, может, он сможет найти информацию о Сомерсете?

– Что же ты раньше-то молчала, Эфа!

– Это ты ведь мне ничего не рассказывал, откуда я могла знать! Завтра же пойдем к нему, – сказала она.

– Эфа, сейчас!

– Сейчас? Но уже поздно.

– Может, это мой последний шанс.

Глава десятая

Эфа стучит в металлическую дверь своим маленьким кулачком.

– Кто этот Стив? – спрашиваю я.

– Он добывает компромат на известных людей для тех, кому они мешают, этим и зарабатывает, – говорит она и снова стучит в дверь.

– Смотри, тут есть звонок, – говорю я и нажимаю на маленькую зеленую кнопочку.

– Кто там? – раздался тонкий мужской голос из динамика, висевшего над дверью.

– Это Эфа Элпис! – кричит она в дверь.

– Сейчас открою! – недовольно ответили в динамике.

Стальная дверь щелкнула и сама распахнулась.

– Прям бункер какой-то, – говорю я Эфе, ухмыльнувшись.

– А то! Идем.

Дверь, снова щелкнув, закрылась.

Вокруг меня хлам. Старые кинескопные телевизоры, наполовину разобранные системные блоки, соединенные между собой, запах раскаленных транзисторов, сгоревших плат, гул кулеров, мерцание зеленых и красных диодов. Кругом толстый слой пыли. Если пройти мимо него, пыль начинала кружиться вокруг тебя, как маленькие видеокамеры, блистая объективами в тусклом свете, сканируя чужака. Для меня это свалка, для Стива – смысл существования.

– Стив, нам нужна помощь, – сказала Эфа, когда мы все-таки обнаружили его в потемках, уткнувшегося в компьютерный монитор.

– Если вам нужны деньги, то можете проваливать, – ответил он своим тоненьким гнусавым голоском, по-прежнему не отрываясь от монитора.

Низенький, худенький, с длинными рыжими волосами, свисающими до пояса, и в круглых очках для зрения – таким явился передо мною программист.

– Нет! – говорю я ему, бросая на стол пачку денег. – Мы не за этим.

– Ну вот, с этого и нужно было начинать! Мне даже имя твое теперь безразлично, – обрадовался он, схватив деньги и немного подсчитав сумму, продолжил: – Послушайте, если вам нужно кого-то убить, то это не ко мне, я лишь могу подсказать имя, кто этим занимается, – и протянул обратно деньги.

– Никого нам не нужно убивать, – говорит Эфа и толкает ему деньги обратно, – нам нужна информация.

– Это я люблю, – отвечает он, положив деньги в тумбочку, стоящую около стола. – Но сначала вы дайте мне информацию: имя, род деятельности, что-нибудь из прошлого.

– Его зовут Сомерсет, – говорю я, – он скрипке играет.

Стив засмеялся.

– Этого недостаточно! Подробности! Подробности! Все, что знаешь!

Я посмотрел на Эфу, в ответ она лишь пожала плечами. Я не знаю Стива, но раз Эфа привела меня к нему, значит, ему можно доверять, тем более другого выбора у меня не было.

– Ну, хорошо! Будут подробности! – говорю я уверено.

– Это мне нравится, записываю, – говорит он, взяв карандаш.

– В общем, в прошлом он был известным человеком, снимался в фильмах, в телепередачах, был лицом многих рекламных компаний. Он был очень богат и знаменит, пока не изрезал свое лицо ножом.

– Ножом? – в раз удивленно переспросили Эфа и Стив.

– Да, – продолжаю я, – за это его забрали в психиатрическую клинику «Подсознание», с которой он сбежал, и через год после побега он снова туда попал и опять-таки сбежал.

– Второй раз? – спрашивает Стив, грызя карандаш.

– Ну да, – спокойно говорю я, – первый раз он попал туда примерно три года назад.

– Это будет достаточно просто, – говорит он. – Имея доступ к журналистским статьям, архивам полиции и клиник, мы узнаем о нем все.

– Постой! Так ты про любого можешь узнать? – спрашиваю я, опомнившись.

– Можно и так сказать, – ответил он, качнув головой.

– Нужно еще про одного узнать, – говорю я, снова посмотрев на Эфу, будто спрашивая у нее разрешения, на что она уверенно кивнула головой. – Только подробностей будет меньше.

– Выкладывай уже, – говорит он, махнув на себя рукой.

– Имя его неизвестно, полтора года назад он попал в клинику «Подсознание» с диагнозом биографическая амнезия, скорее всего, его сбила машина. Возможно, у него есть семья, и они ищут его. Это все.

– Все? – удивился Стив. – Это будет сложно, обещать ничего не буду, только не нужно здесь стоять около меня хорошо?!

– Да, конечно! – проснулась Эфа. – Идем, – махнула она мне рукой.

Заиграла музыка Стива, клацанье кнопок клавиатуры и скрежет грифеля по бумаге.

Прошло всего полчаса, а я уже истерзал себя догадками. Заблудившись в своих мыслях, я не заметил, как Стив начал что-то говорить, так отдаленно, неестественно. Придя в себя, я прервал его словами:

– Подожди! Подожди! Повтори еще раз!

– Повторяю еще раз, – недовольно сказал Стив, – этот ваш Сомерсет вовсе не Сомерсет, а Болек Матье и, мало того, он давно мертв.

– Как это мертв? – спросила Эфа, посмотрев на меня.

– Очень просто, убит около трех лет назад неизвестным, которого, кстати, так и не нашли. Идите сюда, – мы подошли к его столу ближе, – очень успешный и предприимчивый, ему подрожали многие, – читает Стив, – после его кончины поклонники были в ярости и, попросту говоря, в растерянности: еще бы, ведь умер Бог.