Текст книги "Фрагменты сожалений"

Юноша отпустил ее руку, и она, ощутив разливающееся по телу тепло, обняла Диму, уткнувшись носом в его исхудавшее плечо.

– Я помню, что твой день рождения будет четырнадцатого числа. В прошлый раз, когда я сюда приходила, одна тетка мне сказала об этом и предложила сделать тебе какой-нибудь подарок. А я и без нее помню и всегда помнила, когда твой день рождения. Поэтому сильно удивилась. Получается, тебе стерли всю память, но вернули имя и дату рождения. Вот дураки. – Она шмыгнула носом, немного помолчала. – Я сделаю тебе лучший подарок: вызволю отсюда. – Подняла голову, заглянула ему в глаза. – Я обязательно этого добьюсь, чего бы мне это ни стоило. Вот увидишь.

Чуть помолчав, юноша тихо поблагодарил:

– Спасибо. Я буду ждать этого.

Но он солгал. Диме больше не хотелось ничего ждать, ему хватило выпавших на его долю разочарований и боли. Боли от пустых обещаний.

Четырнадцатое ноября.

Небо представляло собой одну громадную тучу, и третьи сутки подряд беспрерывно проливался дождь, периодически лишь ненадолго затихая до легкой измороси. Окно дребезжало под его натиском, и можно было подумать, что оно вот-вот сдастся и разлетится вдребезги, позволив проникнуть воде в палату. Листьев на деревьях уже практически не осталось, а те, что еще не опали, почти безжизненно колыхались на ветру.

Все эти трое суток Дима ничего не ел и даже почти не пил, отчего пуще прежнего исхудал. Его измученное, на грани обезвоживания тело ослабло настолько, что сегодня он не находил в себе сил хотя бы подняться с постели. Медперсонал поначалу едва ли не насильно пытался его покормить: каждое утро и вечер приносили свежую порцию еды, нарезали для него принесенные девушкой фрукты, но минувшим утром просто оставили поднос с рисовой кашей и стаканом яблочного сока.

Проснулся Дима сегодня немного раньше, чем в предыдущие несколько недель, около часа дня. И сразу же, не успев даже разомкнуть веки, почувствовал головокружение. Или именно от головокружения он и проснулся?

Лежа на спине, он рассматривал плывущие по потолку трещины и видел в них крошечных волшебных существ. Он думал, что они, должно быть, тоже устали и сегодня сбегут, исчезнут, растворятся в пустоте, в витающем в воздухе запахе лекарств и голых бетонных стен. Они его покинут.

Позавчера он нарисовал портрет Марины и скотчем налепил его на стену над кроватью. По его мнению, работа получилась вполне красивой, даже лицо ему удалось изобразить так хорошо, как никогда раньше. Вот оно, чудо: первый неоспоримо удачный портрет, пусть и не без огрехов, свойственных художникам-дилетантам его уровня.

Он смог отпустить Наталью. Наконец-то смог. И только один вопрос теперь волновал его: знала ли она о его происхождении?

В общем и целом Дима чувствовал себя очень скверно. Больше всего ему хотелось увидеть Марину, признаться ей в своих чувствах. Да, он снова влюбился. Глупо? Может быть. Только он все равно был слишком слаб для того, чтобы сказать ей об этом, когда она вернется. Поэтому он из последних сил сел в кровати, из верхнего ящика тумбочки вынул книгу «Над пропастью во ржи», чистый лист и простой карандаш. Прислонившись к изголовью кровати, положил на колени плюшевого мишку спинкой кверху, на него – книгу, а поверх книги – сложенный вдвое лист. И принялся с трудом выводить буквы, которые плыли перед глазами. Буквы постепенно превращались в слова, слова – в предложения, а предложения – хотелось верить Диме – в связный текст.

Спустя примерно час он дописывал последние слова. За это время его состояние ухудшилось, тело совсем ослабло, дыхание стало редким и тяжелым и каждый вдох отдавался в левом плече, груди и лопатке стонущей болью; он почти не чувствовал свою левую руку, а написанное ему едва удавалось разобрать, отчего он беспокоился: сможет ли Марина прочесть его письмо.

Дождь вновь усилился, и юноша перевел взгляд на окно. Тысячи и миллионы капель обещали, что плач младенца стихнет и больше не будет его тревожить, если он последует за ними.

Три слова. Ему оставалось всего три слова. Несколько мгновений – и два из них хранятся на бумаге. Дима успел вывести часть буквы последнего слова, но карандаш вдруг выскользнул из пальцев и, покатившись по листу, свалился на одеяло. Последний вздох – и обмякшее тело юноши повалилось на бок. Соскользнувший с ног медвежонок своим единственным пуговкой-глазом всматривался в потухшие глаза того, кто был уже бесконечно далек от этого мира.

Марина вбежала по лестнице – из-под подошв ботинок во все стороны летели брызги – к стеклянным входным дверям больницы, под навесом закрыла зонт, стряхнула с него воду и вошла внутрь здания. Было почти три часа дня, и она надеялась, что Дима уже проснулся, а медперсонал успел его поздравить.

В прошлый раз Марина дала обещание, что вызволит его отсюда, и она намерена выполнить свое обещание. Она уговорила свою мать посодействовать ей в этом, и та, пусть и выказывала беспокойство, все же согласилась съездить с дочерью на место. Девушка заранее продумала свою речь и поведение: сначала поговорит с персоналом, что называется, по душам, где необходимо – солжет, после чего сбегает за мамой, которая ожидает их в такси. И да, она, конечно же, о Диме позаботится. А когда к ним нагрянут те ужасные люди из столь же ужасной секретной организации, они все вместе – и Марина, и ее мама, и родители Димы – поговорят и с ними, надавят им на жалость, и они оставят его в покое. Ведь Марину оставили когда-то.

Девушка, обуреваемая радостным волнением, прошла в дальний конец коридора, вызвала лифт, поднялась на третий этаж. Прежде чем войти в палату, поправила сбившуюся прическу. Тихо постучала в дверь и отворила ее.

Конечно, она не сразу сообразила, в чем дело, когда увидела трех плачущих медсестер. Но улыбка на ее лице сменилась выражением ужаса, стоило ей взглянуть на Диму.

– Что с ним? – обеспокоенно спросила она дрогнувшим голосом. – Что с ним случилось?

Одна из женщин буквально вылетела за дверь, вторая – следом за ней.

– Мы только что пришли сюда, чтобы поздравить его, а он… – с дрожью в голосе сказала оставшаяся медсестра.

– Нет. – Марина медленно подошла к кровати. – Нет, я не верю в это.

Она положила дрожащую руку Диме на плечо и пыталась его расшевелить. Кожа юноши была холодной, неестественно бледной; глаза приоткрыты, губы – посиневшие, дыхания нет.

– Дим, – сильнее затрясла она его, – хватит придуряться. Дим, перестань, слышишь?

Но он никак не реагировал.

– Дим…

– Он тебя не слышит, дорогая. Его больше нет с нами. Оставь его в покое.

Она убрала руку от его плеча, упала на колени и, сложив руки на кровати, спряталась в них лицом и зарыдала.

Женщина, смахнув слезу с щеки, заметила какой-то лист бумаги у ноги юноши и подняла его.

– Мне кажется, это для вас, – протянула она письмо девушке, предварительно пробежавшись глазами по тексту.

Марина подняла голову, взяла сложенный лист.

– Я отойду, милочка. Нужно все подготовить для… – она не договорила и, сглотнув, вышла из палаты, оставив девушку наедине с ее другом.

Шмыгнув, девушка протерла глаза рукавом и начала читать письмо.

«С тех пор как ты впервые пришла ко мне, мне хотелось тебя увидеть. Хотя бы мельком взглянуть на ту, кому я не был безразличен. Спасибо тебе за все съедобные и несъедобные подарки, которые ты мне оставляла. Как жаль, что ты узнала правду так поздно, когда я уже пережил столько бед и совсем отчаялся. Приди ты ко мне года на три-четыре раньше, и я бы, наверное, с удовольствием сбежал с тобой. Да хотя бы года на два…

Все эти годы мне так хотелось вспомнить свое прошлое! А тут вдруг выяснилось, что никакого прошлого у меня и не было. Почти… Но те недолгие месяцы, которые я прожил на свободе, – я их невероятно ценю. Да, я ничего не помню, но мне достаточно было твоих слов. Так пусть месяцы моей свободы останутся хотя бы в твоей памяти. И на тебя обиды я не держу за правду, которую ты раскрыла мне. Поэтому, пожалуйста, не вини себя ни в чем. И я хотел сказать тебе, что ты мне нравишься. Правда. Жду не дождусь, когда ты снова поцелуешь меня, но только уже тогда, когда я буду бодрствовать и смогу насладиться поцелуем.

Уже сегодня мы с тобой увидимся, и я знаю, что буду по-настоящему счастлив. Однако я не уверен, смогу ли после стольких лет прозябания в этом богом забытом месте адаптироваться за его пределами, не уверен, что мне хватит на это сил. Тем более что, как ты сама сказала, прожить нам с тобой дано в общей сложности не больше пятнадцати лет. Но ты знай, что

Я тебя».

На этих словах письмо оборвалось, если не считать оставленной закорючки, но Марина знала, какого слова не доставало. Она увидела у ног Димы простой карандаш и сразу поняла: он не постеснялся то слово написать, а просто не успел.

Краем глаза она заметила что-то на стене, над кроватью. То оказался рисунок, ее портрет, где она легко улыбалась.

А на прикроватной тумбочке на подносе стоял круглый торт с множеством горящих свечек, разнообразные сладости, фрукты и чай.

Этот день рождения для Димы стал днем его смерти.

А дождь за окном все не прекращался, словно само небо оплакивало юношу.

– И я тоже, Дим… – сквозь рыдания произнесла девушка, накрыв ладонями его холодную руку. – Я тоже тебя люблю.

Шалость и ад

Он бесцельно слонялся по квартире, неспешно перемещаясь из одной комнаты в другую, не ведая, сколько времени прошло и что ожидает его в конце. Впрочем, ему уже не было до этого дела, ровно как до чего-либо другого; он просто расхаживал туда-сюда, взад-вперед, из угла в угол, от стены к стене – а что еще оставалось делать? Если б его кто спросил, что он чувствует, он не смог бы не то чтобы дать вразумительный ответ, но хотя бы вникнуть в суть вопроса, ибо восприятие им окружающей действительности и самовосприятие притупились настолько, что были сравнимы с лезвием ножа, не способным разрезать начавший таять брикет масла. Он стал пустой оболочкой, притом не подозревая об этом. Лишь иногда останавливался напротив чьей-то фигуры, которая связывала его с прошлым – прошлым для него самого настолько невероятно далеким, что походило больше на отголоски несвежего сновидения. А вдобавок его хаотичная, но непрерывная линия следования пересекалась в воздухе с таким же бесцельным маршрутом девушки, подобно ему являющейся по сути своей уже не человеком, а опустошенным сосудом. Однако именно она в том самом невероятно далеком прошлом положила начало безвременным скитаниям трех отныне безымянных фигур.

* * *

Артем, среднего роста шестнадцатилетний брюнет с синими глазами, и его лучший друг Женя (спортивного телосложения, кудрявый шатен) со своей девушкой (худенькая блондинка с длинными прямыми волосами, которые она чаще всего предпочитала носить распущенными, ногами от ушей и маленьким колечком в левой ноздре) шумно ввалились в квартиру первого, вернувшись с клубных танцев, где они неслабо набрались, на входе пронеся с собой по литровой бутылке колы, в каждой из которых напиток был разбавлен виски. В меру громко – не так, чтобы звучало фоново, но и чтобы не встревожить соседей – включив на стереосистеме какую-то электронную музыку, все трое поотплясывали как могли, подурачились. А затем, набрав в тарелки еды и взяв из холодильника несколько бутылок пива, которые Артем купил заранее, включили ТВ, где по одному из цифровых каналов вещали какой-то гангстерский фильм, и развалились на кровати.

Выпивать в кругу друзей Артем позволял себе изредка, не чаще одного раза в период каникул между учебными четвертями; исключения составляли дни рождения – его, двух друзей и родни. Не считая традиционных бокалов с шампанским или фужеров с вином во время праздничных семейных застолий, практиковать это сомнительного рода развлечение он начал чуть менее двух лет назад. А напиваться так, как в этот вечер, ему и вовсе ни разу не приходилось. Поводом же послужило успешное окончание десятого класса и переход на последний год обучения в школе; для взрослых такой повод, возможно, покажется притянутым за уши, но для этих ребят он был достаточно весомым.

Втроем растянувшись на двуспальной кровати (Евгений – посередке, как и полагается), они неотрывно наблюдали за происходящим на экране телевизора. Артем мельком глянул на сладкую парочку, под покрывалом лежащих в обнимку, перевел взгляд обратно на сорокадюймовый зомбоящик, погладил подбородок, о чем-то задумавшись. Женя был его лучшим другом: они сошлись еще в третьем классе. Катя же, девушка Евгения, примкнула к их компании всего пару месяцев назад. Женя рассказывал, как вечером возвращался домой из тренажерного зала и, проходя мимо одной из хрущевок, услышал крики, грубую мужскую ругань. Как выяснилось, то парень, на несколько лет старше его, орал на девушку и грозил «убить на месте», потому что она якобы неделями водила его за нос и в конце концов отказалась с ним встречаться. Без лишних раздумий Женя подлетел к ним и крепким ударом в челюсть отправил парня в нокаут, а девушку проводил до квартиры, заодно попросил номер мобильного телефона. Так они и начали встречаться. Вообще Женя был вспыльчивым парнем, чем в сочетании со своими габаритами многим ровесникам – да и ребятам постарше – внушал страх и уважение. И хотя он не имел привычки набрасываться на людей, но, если его провоцировали, мог перегнуть палку. К примеру, в прошлом году его едва не поставили на учет в полиции после того, как он жестоко избил старшеклассника, когда тот в компании своих друзей и подруг пристал к нему на улице с претензией, что, мол, в школе Женя невесть кого из себя мнит. Слово за слово – и последний, вспылив, повалил задиру на землю и переломил ему руку в локтевом изгибе до того, как хоть кто-то из присутствующих рядом успел к ним подскочить. Катю его натура вполне устраивала, тем более что при ней он старался вести себя сдержанно настолько, насколько ему это удавалось.

Сама же Катя, при всей своей эффектной внешности, большим умом не обладала. Про себя Артем думал, что строить отношения с ней не стал бы (к тому же, судя по всему, он и сам ей не больно-то нравился), но все же завидовал другу: такая сексапильная девушка, находясь рядом, могла придать уверенности кому угодно.

Сделав еще пару глотков пива, Артем спросил себя: а стоило ли ему так напиваться? Да, он позволял себе периодически выпить, но только выпить, а в этот раз он явно напился. И почему же он это сделал? В его мозгу стрельнула мысль, что впереди еще целый год обучения в школе. Факт, конечно, очевидный, но как будто только в этот момент он его осознал. А дальше – итоговые экзамены, поступление – при удачном раскладе – в высшее учебное заведение и еще несколько лет учебы. Провести время в клубе, покривляться под приятную и энергичную музыку в компании хорошего друга и симпатичной девушки – это Артем мог оправдать для самого себя желанием расслабиться после тяжелого учебного года. Но напиться…

Подняв бутылку на уровне глаз и взболтнув содержимое, он скривил уголок рта и вновь приложился к горлышку. Возможно, ответ на вопрос лежал на поверхности и не требовал самоанализа: он напился просто потому, что ему захотелось напиться. Это как насилие ради насилия на телеэкранах (да и в жизни). Или, в его случае, развлечение ради развлечения. Он не знал истины, поэтому, отключившись от раздумий, продолжил пить.

Когда же он, пялясь в широкоформатный экран, на котором разыгрывалась сцена избиения какого-то изворотливого плохиша, заканчивал первую бутылку, а Женя с Катей допивали по второй, в дверь кто-то позвонил. Артем, вздрогнув и выпучив глаза, машинально повернул голову в сторону дверного прохода, к которому находился ближе остальных.

– Родаки уже вернулись, что ли?! – спросил он скорее себя, чем друзей.

– Успокойся, – шлепнул его по плечу Женя, усмехнувшись, – Катя свою подружку пригласила, пока мы еще были в клубе. Ты ведь не против? Должно же и тебе ночью перепасть. Тем более в собственной квартире.

Катя захихикала.

– Вы серьезно? – не скрывая удивления вопросил Артем, подозревая, что его разыгрывают.

В дверь снова позвонили, на этот раз зажав кнопку на чуть большее время.

– Серьезно, серьезно, – ответил Женя, а потом обратился к своей девушке: – Кать, иди впусти свою подругу.

Поставив бутылку с остатками хмельного напитка на пол, она выбралась из-под покрывала и слегка шатающейся походкой вышла из комнаты, случайно задев плечом дверной косяк и оттого хихикнув. Немного погодя до парней донеслись приветственные девичьи визги, со стороны Кати разбавленные примерно полутора-двумя литрами разной крепости алкоголя. В три глотка добив бутылку, Артем оставил ее подле кровати и, придвинувшись к Жене, зашептал:

– Блин, ты же знаешь, что я девственник. Какой, к черту, секс? Я же опозорюсь!

Хмыкнув, тот также шепотом ответил:

– Тебе сколько лет: шестнадцать или двадцать шесть? Нет ничего постыдного в том, чтобы лишиться девственности в твоем возрасте. Так что не парься. – Улыбнувшись, добавил. – К тому же Катя уже предупредила ее о том, что ты девственник.

– Что?! – воскликнул Артем, в изумлении изогнув брови дугой.

Было слышно, как гостья ставит обувь на обувницу, параллельно о чем-то рассказывая Кате.

– Ей уже девятнадцать, она тебя поймет и научит всему, – заверил его Женя и шлепнул по плечу. – Ну, может, и не всему, но основам – уж точно. Так что расслабься. Это в порядке вещей, когда лишаешься девственности с тем, кто уже переспал хотя бы один раз.

– Ага, только обычно парень за штурвалом, а не девушка.

– Все, не бухти. Держи. – Сунув руку в карман джинсов, он вынул что-то плоское и протянул Артему.

– Презервативы? – спросил тот, повертев пальцами два сцепленных между собой пакетика с изображенным на них названием бренда.

– Они самые. Давай убирай их скорее, пока… о, привет! – переключился он на уже вошедшую в комнату Лену, Катину подругу, подняв руку в приветственном жесте.

– Привет! – поздоровался с ней Артем, растянув губы в улыбке, тем временем невидимым жестом прибирая контрацептивы в карман.

Девушка, светясь от радости, ответила парням и села на край кровати.

– Тем, двигайся, – жестикулируя, попросила его Катя и подмигнула подруге. – Лена рядом с тобой ляжет.

Тот пожал плечами и как ни в чем не бывало придвинулся ближе к середке, думая о том, как, должно быть, сильно разит от него спиртным, а также задаваясь вопросом: через сколько секунд после того, как войдет в девушку, он кончит? Лена, как и Катя, тоже была худосочной блондинкой, только с более светлым оттенком волос, да и ростом ей уступала сантиметров на пять или шесть. Без малейшего проявления стеснения она улеглась на кровать подле Артема. Женя с Катей вернулись на свои места.

– Что за фильм? – поинтересовалась Лена.

– А хрен его знает, – ответила Катя.

– Что-то там о сестрах-близняшках Крэй, – сказал Артем, гадая при этом, не воротит ли девушку от его потрепанного вида, покрасневшего от алкоголя лица и разившего изо рта соответствующего запаха.

– Понятно, – сказала Лена, улыбнувшись. А Женя гоготнул, оценив шутку друга. – У вас еще выпивки не будет?

– А, точно, – встрепенулся Артем, сразу не подумав о том, что следовало бы и гостье предложить выпить. – Сейчас принесу. Будешь пиво? У нас просто ничего другого не осталось.

– Да, конечно.

– Отлично.

Она согнула ноги в коленях, и он слез с кровати.

– Принесешь и нам с Катей, если еще есть? – попросил Женя, когда тот уже выходил из комнаты.

Обернувшись, Артем пожал плечами, чуть склонив голову:

– Не вопрос. В холодильнике еще четыре бутылки осталось – как раз каждому по одной. – И зашагал в кухню.

– Чертов ты математик! – крикнул ему вслед Евгений. – Неспроста по алгебре одни тройки!

Артем что-то ответил, но недостаточно громко для того, чтобы оставшимся в спальне удалось разобрать слова. Девушки засмеялись. А пока юноша доставал из холодильника оставшиеся четыре бутылки, одну из которых чуть не выронил из рук, Лена забралась под покрывало, настроившись на шалости с новым знакомым. В общем-то, он пришелся ей по вкусу уже тогда, когда Катя показала фотографию с ним. Но вживую, как ей подумалось, он оказался даже симпатичнее.

– Ну, и как он тебе? – шепотом спросила Катя у подруги, не скрывая улыбки.

– Пока не знаю, – пожала она плечами. – Я его еще не распробовала. Скажу одно: вживую он симпатичнее, чем на фотках.

Юноша вернулся в комнату, в каждой руке неся по две бутылки.

– Разбирайте! – выкрикнул он, словно бабка, торгующая выпечкой или зеленью на рынке.

Женя с Катей взяли по пиву, с двумя оставшимися пузырями Артем рухнул на кровать и одним из них угостил Лену.

– Спасибо, – проворковала она, глядя ему в глаза.

Чувствуя, как отчего-то лицо пуще прежнего заливается краской, Артем поспешил отвернуться и обратил взор на телевизор, однако ему никак не удавалось сосредоточить внимание на разворачивающемся сюжете по ту сторону экрана, виной чему отчасти были упущенные несколько минут.

– Блин, я же, кажется, еще из той бутылки не допил, – вспомнил он про ту, что оставил на полу. – Или допил? Да и черт с ней.

Следующие минут тридцать Артем с Леной молча смотрели телевизор, друг к другу прислонившись плечами, а Женя с Катей перешептывались, озорно хихикали и целовались. Фильм подходил к концу; каждый из четверых уже залил в себя по пол-литра хмельного, и теперь все, за исключением Лены, почти полностью потеряли связь с реальностью. В очередной раз завистливо посмотрев на влюбленную парочку, Артем попросил Лену поставить опустошенные бутылки на пол, а сам по грудь забрался под покрывало, и после, когда девушка поймала глазами его пьяный взгляд, осторожно положил пятерню ей на бедро. Худенькая ножка – юноше удалось обхватить ее так, что подушечки большого и среднего пальцев почти что касались постели по обе стороны от бедра; сквозь джинсу просачивалось тепло девичьего тела. Артем немного напрягся, ожидая, что девушка скинет его пятерню со своей ноги, но та, кажется, была совсем не против.

Все еще красный – то ли от выпивки, то ли теперь от нарастающего сексуального влечения, а может, и от того и от другого, – юноша смотрел в экран, но был погружен в свои мысли и не видел, как девушка, улыбнувшись, прикусила нижнюю губу. Она накрыла ладонью кисть его руки и плавными движениями начала поглаживать ею свое бедро, медленно поднимаясь к промежности. Через некоторое время после достижения интимной зоны, другой ладонью она накрыла ширинку на джинсах парня. У него уже стоял – что, в общем-то, было неудивительно для них обоих, – и она принялась поглаживать его по всей длине, заводясь от пьяной и счастливой улыбки Артема и понимания того, что доставляет ему удовольствие.

Евгений, в свою очередь, пальцами обеих рук под покрывалом сжал Катины ягодицы, и та, игриво взвизгнув и залившись звонким смехом, села на него сверху, после чего они продолжили целоваться взасос.

– К черту! – сказал вскоре разгоряченный подросток, оторвавшись от поцелуя и снимая с себя девушку. Спустился с кровати, взял Катю за руку. – Кажется, нам пора разъединиться. Дружище, ты не против будешь, если мы с ней в свободную комнату завалимся?

– Что? Какую комнату? – рассеянно вопросил Артем, не соображая, что имеет в виду его друг.

– Комнату твоих родаков – какую же еще?

Ненадолго зависнув, подобно перегруженной или устаревшей операционной системе, Артем, которого какими-то глупыми (по его мнению) вопросами спустили с небес на землю, с раздражением взглянул на своего друга:

– А на кой… – И прежде чем он успел выругаться, до него дошло. – А, все, понял, – отмахнулся он. – Идите.

Катя резцами слегка куснула Женю за мочку уха, и они, держась за руки, шаткой походкой покинули комнату.

Чуть погодя Лена, снова прикусив уголок нижней губы, предложила:

– Может, закроем дверь на замок?

– Отличная идея.

Выбравшись из-под покрывала, юноша слез с кровати – так, чтобы девушка не увидела оттягивающий джинсы стояк.

Что происходило дальше, Артем уже не вспомнит – излишки алкоголя в крови имеют свойство вызывать амнезию, что, впрочем, зачастую только играет на руку напившемуся и утратившего контроль над собственным поведением. Однако презерватив так и остался в кармане джинсов нетронутым. Но засыхающие следы семени на простыне, которые так и не будут никем замечены, говорили сами за себя.

И девушка, и юноша уснули полностью обнаженными, даже не накрывшись покрывалом. Правда, если Артем заснул сразу, как только его голова коснулась подушки, Лена еще какое-то время лежала без сна, вспоминая всех тех, с кем переспала за три года своих сексуальных похождений. И пришла к выводу, что погрузившийся в наверняка прекрасные сновидения будущий одиннадцатиклассник в постели оказался лучше, чем примерно треть из попользованных ею кавалеров.

Пожалуй, весь тот ужас, который предстояло пережить Артему, начался с той минуты, когда Лена, проснувшись часа через полтора, вдруг загорелась хулиганской затеей.

Разлепив веки, она смотрела на умиротворенно сопящего подростка, прижавшего предплечье к груди. Подушечками пальцев провела по его волосам. А затем в предвкушающем возбуждении округлила глаза – именно в этот момент ей в голову пришла идея пойти на рискованный шаг и опробовать новый уровень чувственных утех.

Найдя пульт, она отключила телевизор и, не одевшись, вышла из комнаты. Когда ей было шестнадцать, на одном из уроков литературы учитель спрашивал одного за другим: что в их понимании означает любовь? И Лена дала ответ в одно слово: секс. Она не намеревалась провоцировать педагога или привлекать к себе лишнее внимание сверстников, просто она действительно в это верила. Любовные письма, романтические прогулки, плюшевые игрушки, мечты о совместной жизни до самой смерти – Лена не воспринимала эти и подобные им атрибуты влюбленности и была убеждена в том, что все в любом случае сводится к сексу. А раз так, разве имеет смысл тратить время и убивать нервы на препятствие, которое можно без ущерба для себя обогнуть? Более того, она придерживалась того мнения, что все, кто в молодости не реализовал свои сексуальные желания, после сорока – если доживут – будут от досады рвать на себе волосы и грызть локти. Ей только девятнадцать, а значит, еще все впереди и она вдоволь насладится всем, чем пожелает. И именно в этот вечер, как ей подумалось, самое время попробовать что-то принципиально новое. А заодно внести небольшой раздор в отношения Кати и Жени. Для чего? Ради забавы. Подруга прекрасно знала обо всех ее грешках, ее выходках и нежелании что-либо менять в себе в угоду тем, кто живет «розовыми соплями». Так неужели она наивно надеялась на то, что ее саму это никогда не коснется, что Лене не взбредет однажды в голову вклиниться между ней и Женей?

Дверь той комнаты, куда двумя-тремя часами ранее ретировалась парочка, не была заперта на ключ, но прежде чем войти, Лена прислушалась: а вдруг они бодрствуют? Однако за дверью было совсем тихо, и девушка, приоткрыв ее, на мысочках прокралась внутрь. В темноте она разглядела, что Женя с Катей спали под одним одеялом. Окно было настежь распахнуто, и прохладный ночной ветерок приятно обдувал тело нагой Лены. Чуть поежившись и покрывшись мурашками, она подошла к двуспальной кровати и, склонившись над подругой, потрясла ее за не укрытое одеялом плечо, но так, чтобы не разбудить Женю. Та не отреагировала, и Лена потрясла ее еще раз, только посильнее. Катя что-то пробормотала, стряхнула руку с плеча и перевернулась на бок, лицом повернувшись к своему парню. Лена, замерев, ждала, что он вот-вот проснется и выкажет недовольство, но, к ее счастью, Женя спал крепко. Тогда, чтобы наверняка разбудить спящую красавицу, девушка легонько шлепнула ее по щеке ладонью, отчего та встрепенулась, подняла голову с подушки и, осмотревшись по сторонам, уставилась на Лену.

– Ч-что? Что такое? – спросила она заспанным голосом, с трудом разлепляя веки.

– Пойдем, – шепнула Лена, под одеялом нащупала ее руку и потянула.

Не пробудившись окончательно, легко поддающаяся внушению, она покорно вылезла из-под одеяла и последовала за Леной, которая продолжала держать ее за руку весь путь до спальни, где спал Артем. Очутившись внутри, Лена поморщилась от ударившего в нос резкого запаха пота и спиртного, поэтому первым же делом, отпустив руку подруги, поторопилась распахнуть окно. Катя же обессиленно плюхнулась на край кровати и ссутулилась, обхватив голову руками.

– Зачем ты меня разбудила? Его родаки пришли, что ли? – спросила она, еле ворочая языком. Пора уходить?

Лена, намеренно не закрыв на замок дверь, села подле подруги и положила ей на плечо ладонь.

– Все хорошо. Просто его родители приедут рано утром и захотят занять свою комнату, поэтому вам с Женей лучше заранее ее освободить.

– Ааа, – только и протянула та, не поднимая головы и готовая отключиться прямо сидя.

– Так что ложись давай.

Катя лениво взобралась с ногами на постель и улеглась рядом с Артемом, который, немного поерзав, продолжил мирно сопеть. Лена, улегшись по другой его бок, принялась ненавязчиво пробуждать его ото сна: сначала проводила пальцами по его волосам, щеке и шее, затем, как и в случае с подругой, трясла за плечо, прибавляя интенсивности.

– Просыпайся, Тема. Пришла Катя, хочет тебя порадовать. Ну же, просыпайся давай. Успеешь еще поспать.

Артем, наконец, выказал реакцию на попытки его разбудить: промычав, перевернулся на спину, одновременно потягиваясь. Лена, придвинувшись к нему вплотную, укусила за мочку уха и слегка ее оттянула, а когда губы юноши растянулись в блаженной улыбке, поцеловала в щечку. Опустившись пониже, она перекинула через него ногу и начала прокладывать дорожку поцелуев от шеи до низа живота, и, как только подбородком коснулась лобковых волос, приподнялась, а затем, накрыв ладонью половой орган подростка, принялась его стимулировать. Поглаживая член, разминая его пальцами, играясь с крайней плотью, она ощущала, как он увеличивается в размерах и затвердевает. Движениями вверх-вниз девушка привела его в рабочее состояние, после чего, оголив головку, обхватила ее губами. Подключив язык, облизывала ее словно леденец, по кругу обволакивая слюной. А чтобы разбудить Артема окончательно, пустила в ход зубы, несильно стиснув головку резцами. Судорожно вздохнув, подросток простонал, а когда ощутил, как его детородный орган все глубже проникает в рот новоиспеченной подруги, расплылся в улыбке и накрыл глаза предплечьем. Заглотив член полностью (рвотный рефлекс она научилась подавлять уже много месяцев назад), Лена стимулировала его язычком, прижимала то к одной щеке, то ко второй. Двигая головой вверх и вниз, постепенно ускорялась, занимаясь делом с явным удовольствием, параллельно одной рукой сжимая свою грудь, соски которой стремительно разбухали. Немного погодя свободной рукой обхватила основание члена и, оставив во рту только налившуюся кровью головку, энергично работала кулачком.