Текст книги "Черная сага"

2

Ярл еще немного подождал, а потом не выдержал, поднял руку и осторожно дотронулся ею до Хальдера. Потом даже толкнул его. Хальдер не шелохнулся. Значит, он и вправду умер, подумал ярл и встал. Теперь, подумал он и улыбнулся, можно спускаться в трапезную и говорить послу, что дело сделано, потом чинно выслушивать его и время от времени согласно кивать. И даже, если это будет нужно, пить за его здоровье. А утром отправлять его обратно в Руммалию. А там уже и самому, может, даже тоже завтра же, собираться в дорогу. Посол не лгал – он же поклялся страшной клятвой! А потом он же так ясно и так понятно все рассказывал, не то что Хальдер! И, слушая его, ты уже будто бы наяву видел, как вот ты подходишь к Источнику, вот опускаешься перед ним на колени и загадываешь свое самое сокровенное желание…

И тогда опять будет ночь, и ты – трехлетний, маленький – опять будешь лежать и слушать их разговор, но выходить к ним ты уже не будешь. Тихо и спокойно пройдет эта ночь, ничего страшного ни с кем не случится, утром белобровые поднимутся на корабль и отчалят, навсегда исчезнут, а ты останешься и будешь жить дальше – так же, как и жил до этого. Да, это не самая лучшая жизнь, ты видел, как живут крестьяне – бедно и голодно. Зато тогда, в той твоей новой… нет, в той твоей настоящей жизни с тобой будут твои, а не подменные, мать и отец. Мать, правда, ты совсем не помнишь. А Хальдер уплывет к себе на север – там, говорят, и Хальдер это тоже говорил, на земле не растет трава, а на деревьях не бывает листьев. Вот оно как: деревья те же самые, а листьев нет, а вместо них иголки. А зимой там нет солнца, оно из-под земли не поднимается, и зимой там все время темно, одна длинная ночь. И так им и надо! А здесь Мирволод будет властвовать в Ярлграде, а Вальделар в Глуре, а Бурилейф в Тэнграде…

А в Руммалии, вдруг подумал ярл, будут только радостно посмеиваться и говорить, что здесь, в этой голодной и нищей земле, живут дикие, но неопасные варвары. Их можно нисколько не бояться! И они станут засылать сюда сперва торговцев, а после этих своих бродячих жрецов в черных широких плащах с балахонами, а после, может быть, даже этот же самый посол опять придет сюда – но не к тебе уже, а к Мирволоду – и опять будет лгать. Да, лгать и лгать! Потому что он лжет всегда! И всем…

Нет, почему же, не всегда, тут же подумал ярл. Ведь ты же чуешь, что он на самом деле знает, как пройти к Источнику и как развеять Марево, и что он знает даже то, с какими именно словами нужно обращаться к Источнику, когда ты будешь наклоняться над ним и зачерпывать воду. И все-таки все это очень странно! Вот почему ты, выслушав его, осторожно спросил:

– Но если это так, и тебе это в самом деле все так ясно открыто, то тогда почему ты сам не идешь к Источнику? Что, разве тебе нечего желать?

– О, конечно же, есть, – ничуть не смутившись, ответил на это посол. И так же невозмутимо, и многословно, как всегда, продолжил: – Но прежде, чем думать о себе, я должен принести благо своей Державе, своему народу и своему повелителю. И, кажется, я это долгожданное благо им всем уже почти принес, ибо твой регент умирает. И вот как только он умрет, как только я увижу его мертвым, тогда я сразу же отправлюсь к своему повелителю с тем, чтобы как можно скорее порадовать его этим счастливым известием. Ибо кто Хальдер ему, мне да и всей Руммалии? Алчный и коварный враг. Он приходил к нам, убивал, жег и грабил, и он приходил бы к нам еще и еще, чтобы опять нас грабить, жечь и убивать. Другое дело ты. Ты наш друг, и поэтому с тобой мы будем жить в добром мире и взаимном согласии. Вот почему мой повелитель ждет, чтобы я как можно скорей вернулся и сказал ему, что враг наш мертв, а друг наш жив и здравствует. И вот только тогда, после того, как я выполню свой долг перед повелителем и перед державой, – только тогда я вспомню о себе и вспомню об Источнике, и соберусь, скорей всего уже только на следующий год, и уже не как посол, а просто как твой друг, снова приду сюда. Но и не один уже, и ты меня в этом поймешь, ибо ты и сам это прекрасно знаешь, что для того, чтобы беспрепятственно пройти к Источнику, нужна надежная охрана. Трех сотен воинов, я думаю, мне будет вполне достаточно. И я не буду утруждать тебя просьбами, не буду просить их у тебя, а я приведу их с собой. И вместе с ними дойду до Источника. И вот тогда уже и пожелаю! – и тут он вот так широко улыбнулся.

– Пожелаешь чего? – спросил ты.

Но посол ничего не ответил. Зато перестал улыбаться. И смотрел тебе прямо в глаза! И от этого ты понял, что он не лжет, что он ничуть не меньше твоего желает отыскать Источник и что ему там тоже будет что пожелать. Если только он успеет это сделать! Потому что в следующем году, как только сойдет лед, ты сразу возьмешь десять раз по сорок кораблей…

Ярл вздрогнул. Нет, тут же подумал он, какие корабли! На следующий год ты будешь жить уже не здесь, а там, в том крестьянском поселке возле реки, и у тебя будет уже совсем другое, простонародное имя. А вот какое, ты не помнишь. И вообще, из той из своей прежней жизни ты помнишь только их ночной разговор, а после как ты вышел к ним и как он посадил тебя к себе на колени, и как взял нож, отец начал кричать, но тут в хижину вбежали белобровые… И это всё! Больше ты уже ничего не помнишь про ту свою жизнь. Та жизнь как будто умерла. И тот крестьянский мальчик тоже. Может, его тогда убили. А этот мальчик, то есть ты, которого все сразу, как ты помнишь, стали называть ярличем – этот мальчик вот уже двадцать лет здесь прожил. Прожил, чего и говорить, по-разному, потому что всего здесь хватало. Но ты здесь вырос и здесь все твое, здесь каждая ступенька тебе памятна… И здесь, когда был бунт, тогда вот в этой самой горнице Хальдер и Бьяр стояли у окна и стреляли по ним из луков, а ты лежал, накрытый вот этим самым волосяным тюфяком. А уже назавтра хоронили Бьяра, и ты тогда в первый раз сел на лошадь. Народ встречал тебя, все они радостно кричали, а ключница, как ее звать, забыл… Но ведь зато сколько ты всего остального помнишь! А что теперь? После того, как ты придешь к Источнику, это все исчезнет без следа, как будто никогда ничего подобного и не было, так, что ли?! Так! И сам ты, Айгаслав, тоже тогда исчезнешь! Зато в том поселке возле реки будет жить какой-то тебе совсем незнакомый, даже просто чужой тебе мальчик. Тот мальчик, может быть, и будет счастлив. Но тот мальчик – это ведь не ты. Ты – это ярл, подкидыш, у тебя нет ни отца, ни матери, есть только… Нет, теперь уже только был Хальдер. Или Хальдер-воспитатель, как его иногда называли. И этот воспитатель сперва сделал тебе такое страшное зло, страшней которого ничего на свете не бывает, а после вырастил тебя и даровал тебе всю эту Землю, а после ты его за это…

Хотя, тут же подумал ярл, все это теперь уже неважно. А важно только то, что невозможно возвратиться в прошлое, при этом не убив себя нынешнего. И, значит, хочешь ты того или не хочешь, но ты – это только Айгаслав, ярл Земли Опадающих Листьев, воспитанник… Нет, даже уже не воспитанник, а только просто ярл этой Земли, который теперь может решать все, совершенно ни с кем не советуясь. Так, хорошо! Мир заключен, посол завтра уедет – утром. А вечером…

Ярл посмотрел на Хальдера…

Нет, это уже прямо сейчас нужно спуститься к ним и повторить им то, о чем тебе здесь сказал Хальдер. А после по его словам и поступить! Ведь это же он сам так попросил, чтобы его сожгли. И это очень хорошо – огонь пожрет его, ветер развеет его пепел – вот и всё, нет Хальдера, как будто никогда его и не было. Вот так от остального бы всего тоже избавиться…

Ха! Если бы! А еще если бы посол приехал сюда только для того, чтобы заключать союз. А заключил бы и уехал – навсегда! Но ты же знаешь, что это еще только самое начало. Песчаная Земля и Безволосые, и Многоречье, и Скалистый Берег – и там тоже сперва клялись, заключали союзы, а после что там было? То-то же! И так будет и здесь. Особенно теперь, без Хальдера. А что, разве не так? Ведь как они его все ненавидели! А как тряслись от страха! А над тобой они только смеялись. И называли тебя пастушком. А пастушок он и есть пастушок! Вот почему посол пришел не к Хальдеру, не к воину, а к пастушку, к тебе, и принялся плести какие-то нелепицы о том, что будто бы он что-то знает…

Да только это ложь, все клятвы ложь, он ничего не знает! А если бы даже и знал, то это бы ему все равно никак не помогло. Потому что если сам Хальдер, которого совершенно не зря именовали Счастливым, и тот не смог достичь Источника, то послу и подавно туда никогда не добраться. Ну а тебе, гневно подумал ярл, об этом и мечтать нельзя! И вообще, поскорее забудь об Источнике, и также забудь и о той страшной ночи, когда Хальдер и Бьяр сидели за столом и спорили, а ты, проснувшись, вышел и увидел их… Да, все это лучше скорее забыть, потому что теперь это совсем неважно, кто ты от рождения, а важно только то, что ты вот уже двадцать лет живешь здесь, и, значит, здесь твой дом и, значит, никакой ты не раб, а ты ярл. А если ярл, то ты в ответе за всех тех, кто присягал тебе. А о себе забудь!

Подумав так, ярл подошел к стене и посмотрел на висевший там меч. Меч Хальдера. Меч да тюфяк, подумал ярл сердито, ну и еще эта медвежья шкура, чтобы укрываться, вот и все, что тебе от него осталось. Да, еще воины. А сколько их! Они сошлись со всей Земли и теперь ждут тебя, стоят в Забытых Заводях. И там же стоят корабли, их вдвое больше прошлогоднего. На кораблях фашины, лестницы, тараны, катапульты. И еще мастера из Многоречья, которые знают, как со всем этим управляться. Эти мастера стоили очень недешево, но Хальдер не поскупился. Так что, оказывается, вот сколько всего он тебе передал. Хотя ты его об этом совсем не просил. Даже наоборот – ты с самого начала был против войны с руммалийцами, ты яро спорил с Хальдером, ты даже отказался идти с ним в поход. Ты словно чувствовал! А что! Да ведь если бы не было того прошлогоднего похода, так сейчас не было бы здесь и руммалийского посла, и ты не слышал бы его льстивых и лживых речей, и, главное, посол не поднимался бы сюда и не передавал бы Хальдеру ядовитый поцелуй Цемиссия. А ты все это видел и молчал! Ты и сейчас молчишь. А внизу вон как пляшут, гогочут! Посол, небось, сидит и ухмыляется, смотрит на варваров, ждет меч…

Да, этот самый меч, меч Хальдера! Ведь он еще утром сказал:

– Только его, и больше ничего не надо. Этого вполне будет достаточно. Потому что тогда будет так: вот я вернусь к нему и припаду его к ногам… И мне уже не нужно будет говорить, о том, что регент мертв. Ибо слова – это не доказательство. А вместо слов и оглянусь и один раз махну рукой. И слуги внесут меч. Меч регента! Мой повелитель его очень хорошо запомнил. Поэтому, как только он его увидит, он уже даже не будет у меня спрашивать, жив регент или нет. Так что, отдашь мне меч?

И ты ответил, что отдашь. А вот теперь, когда ты обещал отдать его и Хальдеру, и не просто отдать, а в костер, и в не в простой костер…

Тогда как теперь быть?! Ярл поднял руку, тронул меч. Меч был как меч – не длинный, но и не короткий. И рукоять у него была удобная, и ножны легкие, но крепкие. И были они сплошь покрыты довольно изящным, хоть и незатейливым узором: крючочки, черточки и крестики, вновь черточки, вновь крестики, развилочки, кружки – как будто письмена…

Ярл вздрогнул и еще раз посмотрел… И понял, что он не ошибся. Потому что это был, конечно, не узор, а это были буквы. И их здесь немало, и они выстроены в строки, значит, это самые настоящие письмена. И как это он раньше этого не замечал? Ярл, сдерживая дрожь, обеими руками осторожно взялся за меч, снял его со стены и, подойдя к окну, под лунный свет, еще раз принялся рассматривать то, что было начертано на ножнах. Да, это письмена, опять подумал он, конечно, письмена, вот только очень странные. Ни здесь, ни в Руммалии, ни в Многоречье, ни даже у Безволосых так не пишут. Тогда, может, это знаки белобровых? Но белобровые не знают грамоты. И Хальдер был неграмотным, и еще часто любил говорить, что он буквам не верит, что буквы – это ложь.

А меч хранил. Да еще как! Когда тебе было шесть лет, это в тот год, когда убили Бьяра, то есть тогда, когда Ярлград забунтовал, и белобровые, едва успев закрыться в тереме, три дня были в осаде, а после им на помощь подоспели глурские, а вел их Вальделар… Так, вот, тогда, на следующий день, как только рассвело, Хальдер пришел к тебе и, разбудив, сказал:

– Преславный ярл, вставай!

Ты вздрогнул. Ну, еще бы! Ведь это он тогда в первый раз назвал тебя ярлом, а то всё Айга да Айга, сын ярлов, ярлич. И вот, наконец, ярл! Ты подскочил и обнял Хальдера за шею. А он, прижав тебя к груди, поднес к окну. Внизу, перед крыльцом, стояло множество людей, толпа. Они увидели тебя и закричали:

– Ярл! Ярл! Наш ярл!

И они долго так кричали, а ты смотрел на них, не отрываясь, тебе было очень радостно, ты улыбался. Но Хальдер вдруг сказал:

– Всё, хватит тешиться. Иди, одевайся, – и отпустил тебя, а если честно, то почти что сбросил на пол.

Вот ты какой тогда был ярл! Но ты смолчал, не подал виду. А в горницу уже один за другим входили белобровые, они несли тебя кто шапку, кто корзно, кто сапоги. Ольми нес бармы ярловы, они были тяжелые, из кованого золота. Шапка была высокая, соболья, корзно подбито горностаем, а сапоги из мягкой руммалийской кожи. После они обступили тебя и начали ворочать тебя во все стороны и одевать во все это. Ты молча терпел. А когда они тебя одели, Хальдер посмотрел на тебя, усмехнулся и сказал:

– Почти как Ольдемар! Сойдем, ярл Айгаслав, воссядешь, люди ждут!

И уже протянул к тебе руку. Но ты не дался, отступил. И еще громко сказал:

– А меч?!

– И меч, конечно, – сказал Хальдер, опять усмехаясь. – Ярл без меча – это не ярл.

– А меч какой? – сердито спросил ты.

– Испытанный. И заговоренный. Хороший меч! – важным и громким голосом ответил Хальдер. И, повернувшись назад, приказал: – Подайте меч!

Подали меч. Меч был хорош – в прожилках, двоюжалый, и ножны у него были богатые. Но ты и не подумал его брать!

– Ха! – сказал ты. – Да ты смеешься надо мной! Это не меч, а нож. Вон он какой короткий!

– Короткий? – удивился Хальдер. – А каким ему быть? Его же под твою руку делали, я так велел, чтобы тебе…

– А я? А у меня ты спрашивал?! – грозно, как мог, сказал ты.

– Нет, ярл, – с притворной кротостью ответил Хальдер. – Прости, если что-то не так. Но все равно я еще раз скажу: меч хорош. Да ты сейчас сам это увидишь! – И тут он громко приказал: – Эй! Привести сюда раба! Скорей! – и поднял меч…

– Нет! – крикнул ты. – Отдай!

Хальдер, как будто ничего не понял, пожал плечами, отдал тебе меч. Ты взял его и стал опять рассматривать. Меч был действительно очень хорош: в прожилках, крученый, два раза закаленный. И такой поднимать на раба?! Чтобы сразу его замарать?! Вот о чем ты тогда думал. И ты был очень гневен! А Хальдер уже без притворства сказал, чтобы ты ему позволил служить тебе. Ты согласно, но очень сердито кивнул. И Хальдер, опустившись перед тобой на колени, сперва опоясал тебя серебряным наборным поясом, потом ловко приладил к нему меч… И вдруг, склонившись к уху, прошептал:

– Мой взять хотел?

– Да! – гневно сказал ты.

– Но он и так ведь твой! – опять же тихо сказал Хальдер. А после быстро встал с колен и уже громко, чтобы все услышали, продолжил: – Ярл Айгаслав велел: пора!

И первым ты, а следом Хальдер, следом белобровые пошли из горницы. Ты шел и весь дрожал, тебе было обидно, горько, гадко…

Зато, как только вышел на крыльцо, ты сразу обо всем забыл! И было отчего. Народ кричал, выли рога, гремели бубны. А Хальдер вел тебя, ты важно выступал. И вот вы подошли. Он подсадил тебя, и ты легко вскочил в седло.

– Хей! – крикнул ты. – Хей! Хей! – и поднял меч.

– Хей! Хей! – кричали все.

Ты тронул лошадь, и она пошла. И Хальдер шел у стремени, и он кричал, да так, что весь побагровел. И все тогда вокруг кричали! Шум, грохот был такой, что птицы тучей поднялись над городом…

Да только что тебе тогда были те птицы, когда вот уже и кумирня была перед тобой, а вот священные костры! А вот уже в их очищающий огонь вместе рабами бросают и тех, кто еще вчера дерзко кричал, что ты не ярлич, а подменыш, пастушок. А сегодня им смерть! Потом, когда их всех сожгли, волхвы гадали по угольям и нагадали любо. И тогда вынесли столы, и расставили их перед теремом. Был пир горой – сперва весь день, после весь вечер, а после всю ночь. И, как всегда, они лишились разума и похватались за мечи, сняли кольчуги и пошли рубиться насмерть. Но ты этого уже не видел, потому что когда еще только начало смеркаться, Хальдер сказал им всем:

– Ярл утомился, ярл хочет уйти. Я провожу его!

И он увел тебя, привел в опочивальню, помог раздеться, уложил, сел у тебя в головах, огладил тебе лоб… и начал так:

– Всё хорошо, мой господин. Теперь ты настоящий ярл, а я при твоем стремени, я твой раб, и весь народ – твои рабы…

А ты вдруг заплакал. Ты знал, что ярлы никогда не плачут, но плакал – громко и навзрыд. И Хальдер не ругал тебя, как это нередко бывало с ним прежде, а побледнел, прижал тебя к себе и жарко зашептал:

– Ярл! Ярл! Не верь им! Они лгут! Ты настоящий ярл, ты Ольдемаров сын. Мы шли вдоль берега, увидели тебя, я первым подбежал к тебе и наклонился, и сразу узнал, и схватил. И вот ты жив! А где эти лжецы? От них теперь одни уголья! Кумиры приняли наш дар, кумирам любо, так чего же ты плачешь?!

Ты замолчал тогда, утер глаза, подумал и спросил:

– А меч?

– Который? – осторожно спросил Хальдер.

– Твой! – сказал ты сердито. – Где ты его взял?

– Да я же говорил уже! И сколько раз! – так же сердито сказал Хальдер. – Я там его и взял, возле тебя. Вот ты лежал, вот так, на самом берегу, а меч лежал в воде, вот так, возле тебя. Я взял его – он засверкал в моих руках. Я положил его – и он поблек. Другие его брали – не подняли.

– Как это?

– Так. Для них он был тяжел. Не по руке им был! А мне оказался как раз. И, значит, меч был для меня.

– Но ведь он был при мне! Возле меня лежал. Мой, значит, меч! А не твой!

– Твой, – сказал Хальдер, – твой, конечно. И поэтому, чего бы ни случилось, он всегда будет при тебе. В моей руке! Я ограждал тебя и буду ограждать, пока я жив.

– А после?

– После будет после. Спи, ярл. Теперь ты настоящий ярл – воссел в седло, взял меч, накормил Хрт и Макью. А то, что твой нынешний меч кажется тебе коротким, так это же еще только отроческий меч. Потом, когда придет должное время, я дам тебе другой.

– Нет! – сказал ты. – Не надо мне тебя! Я сам возьму!

– Сам! – повторил за тобой Хальдер. – Сам! Это славное, ярлово слово. Сын смерда так бы не сказал! А что бунтовщики вчера кричали, так ведь на то и бунт, чтобы лгать. А ярл на то и ярл, чтобы карать лжецов. И ты их покарал.

– Твоим мечом.

– Моим, но и твоим. Спи, ярл. И знай, что Хальдер, твой слуга, не лжет.

– Так поклянись!

Хальдер нахмурился. Долго молчал. Потом сказал:

– Я никогда не клянусь. Я просто сначала говорю, а потом делаю то, о чем говорил. И потом за то, как я это дело сделал, я готов отвечать головой. Если не веришь – вон твой меч. Бери его и руби мне голову, а я и не подумаю уворачиваться. Ну, чего не берешь?!

Ты ничего на это не ответил. Ты просто лег и отвернулся к стене. Потом сказал:

– Уйди, я спать хочу.

И он ушел. А ты не собирался спать, ты просто так лежал. Лежал – и всё. Ты даже ни о чем не мог подумать, потому что это у тебя не получалось.

А потом вдруг на тебя навалился неодолимый, крепчайший сон. И в этом сне тебе представилось, что будто ты лежишь в углу какой-то грязной, тесной, душной хижины. Вот ты лежишь с закрытыми глазами и хочешь скорее заснуть, но чей-то громкий разговор все время тебе мешает. И ты, не утерпев, встаешь, выходишь из-за печи и видишь – за столом сидят чужие. А твой отец – ты сразу это понял, что это твой отец – стоит возле двери. И ты, тогда сразу осмелев, ведь ты же был уверен, что твой отец не даст тебя в обиду, подходишь к этим двум чужим, очень необычно одетым людям…

А дальше происходит то, о чем лучше не вспоминать. Вот так ты в первый раз увидел этот страшный сон. Потом он донимал тебя почти каждую ночь. И ты быстро осунулся и уже почти ничего не ел, ни с кем не разговаривал. Сперва тебя водили к шептунам, потом тебя лечили знахарки. Потом вернулся из похода Хальдер, страшно разгневался, три дня задабривал кумиров – очень щедро, – но и это тебе тоже не помогло. И вот тогда…

А наступила уже осень…

В тот день шел сильный дождь, злой порывистый ветер срывал с деревьев листья, и эти листья падали и падали. Вскоре все лужи во дворе были усыпаны желтыми листьями. Дождь бил их, мял, переворачивал. Хальдер, закрывшись у себя, весь день и сам никуда не выходил и других к себе не допускал. И ты тоже весь тот день просидел у себя и просмотрел в окно. Вот уже начало смеркаться. А ты сидел по-прежнему. Потом совсем уже стемнело. Тогда ты встал, на ощупь подошел к стене, лег на тюфяк, закрыл глаза. Ты весь дрожал – ведь ты же знал, что ты сейчас опять заснешь, опять увидишь ту же самую хижину и опять услышишь тот же самый разговор…

Как вдруг услышал:

– Ярл!

Ты поднял голову… И с удивлением – и даже немножко со страхом – увидел вашу ключницу. Она стояла возле двери, держала в руке плошку, в плошке горел огонь.

– Ярл, я к тебе, – тихо сказала ключница. – Позволишь?

Ты кивнул. Ведь лучше ключница, подумал ты, чем сон!

Ключница осторожно, чтобы не потревожить тебя скрипом половиц, прошла к тебе и опустилась возле твоего изголовья. А плошку она опустила на пол. Огонь в той плошке был зеленоватый, дым от него был приторный и сладкий. А ключница…

Как ее звали, ты не спрашивал – ни тогда, ни прежде, ни после. И в этом нет ничего удивительного. Ключница это и есть просто ключница, рабыня. Рабов всегда полон терем. Рабов приводят и уводят, их разве упомнишь? Да и зачем это? Рабы – этим всё сказано. Поэтому ты строго посмотрел на нее, потом для пущей важности, как Хальдер, немного помолчал, и только потом уже строго спросил:

– Зачем пришла?

Она просто, с улыбкой ответила:

– Облегчить твою душу.

– Ха! – сказал ты. – Кумиры, и те не облегчили!

– Так это же кумиры, – тихо сказала ключница и снова улыбнулась. – Кумиры – это свет, свет – это день, а ты, мой господин, боишься ночи. Вот, видишь, мне про тебя всё известно. На то ведь я и ключница. Ведь днем я сплю, а ночью выхожу. И вот я хожу, хожу по терему, зорко смотрю и внимательно слушаю, и проверяю все двери, все окна, и если где-то что-то не так, то я могу и отворить, и затворить, на это мне ключи и даны. Много ключей! И эти ключи, мой господин, не только от замков, но и от душ. Да-да! И чтобы ты знал, что это не пустая похвальба, я могу рассказать про ключ к твоей душе. Я смотрела в нее. И видела твой сон!

– Мой? – не поверил ты.

– Да, – закивала ключница. – Тот самый: про мальчика, у которого как будто бы убили отца, а самому тому мальчику один очень опасный человек порезал ножом горло. Был такой сон?

Ты не ответил – затаился. Да как она могла, подумал ты, узнать про это?!

А ключница опять заговорила:

– Ну вот, теперь ты убедился, что от меня нет запоров, что мне всё известно. А вот еще: я знала того мальчика! И знала и его отца. И знаю и сейчас. Потому что он ведь и поныне жив, его тогда никто не убивал, я временами вижу его сны. А мальчик мертв. Да-да! А было это так: Хальдер и вправду пришел в то самое селение, которое ты теперь каждую ночь видишь в своем страшном сне. И была при нем его дружина, одни белобровые, а я их языка не знаю, и поэтому мне их сны плохо понятны. Так вот, они пришли, пристали к берегу и начали располагаться на ночлег. В той хижине, которую выбрал себе для отдыха Хальдер, жил маленький мальчик, он был тебе тогдашнему ровесник. А еще он был на тебя так сильно похож, что просто не отличить! Когда Хальдер увидел его, он очень сильно удивился, долго расспрашивал хозяина, а после белобровые, Хальдер и Бьяр, о чем-то совещались, но уже на своем, на белобровом языке, и очень сильно спорили, даже ругались… А после приказали всех будить, сошлись к реке, хотя было еще совсем темно, сели на весла и поспешно отчалили.

– Куда?

– Опять вверх по течению, к Уллину.

– Зачем?

– Об этом я не могу тебе рассказать. Мне нельзя. Я дала слово.

– А мальчик что?

– А мальчик оставался дома. Он весел был, играл. И уже только на следующий день он вдруг как упал, так уже больше не поднялся. Он умер.

– Как? Отчего?

– Не знаю, господин. Упал и умер, вот и всё.

– А я?

– А тебя нашли на реке. Ты лежал возле воды. На горле у тебя был страшный шрам. А рядом с тобой лежал меч. Теперь тот меч у Хальдера, он с ним не расстается.

– И это правда?

– Да.

– Тогда поклянись!

– Зачем? – удивилась она. – Я никогда не лгу. Так и сейчас: всё то, что ты от меня услышал, правда. А тот твой страшный сон – это ложь и наваждение. Забудь о нем. Закрой глаза, не бойся, тот страшный сон к тебе больше не явится, я его затворю. И вот я уже затворяю его, затворяю. И вот уже, и вот, и уже…

И ты заснул. И крепко спал всю ночь. А утром встал веселый, посвежевший, и как только вышел в гридницу, сразу потребовал еды. Хальдер вскричал:

– Вот, наконец! Кумиры заступились!

Ты ничего ему не отвечал – ел, пил. Хальдер спросил:

– Случилось что-нибудь?

– Нет, – сказал ты. – Хворь отпустила, вот и всё.

– Какая хворь?

– Не знаю.

Он больше не расспрашивал – не смел. А, может, он и так всё знал, без тебя, и поэтому молчал. А, может, это он и присылал к тебе ту ключницу и подучивал ее, что ей надо тебе говорить – кто знает?! Зато тот страшный сон тебя уже больше не донимал…

Но и той ключницы ты с той поры больше уже никогда не видел. А поначалу как ты ее ждал! Вот ночь придет, все лягут и заснут, тишь в тереме, темно. А ты лежишь и слушаешь, не заскрипит ли где половица, не раздадутся ли знакомые шаги, не мелькнет ли свет в щели под дверью…

Так осень кончилась, пришла зима, а ключницы всё не было. Теперь ты по ночам лежал и слушал вьюгу, вспоминал… То есть пытался вспоминать, но ничего не вспоминалось. Нет, ты, конечно, помнил, правда, очень смутно, как Хальдер вез тебя на корабле, как вы пришли в Ярлград, как вы прямо на пристани встретили Мирволода, тот смотрел на тебя и кричал, и как его потом убили, это ты вообще помнил очень хорошо, и что было потом, ты, конечно, тоже помнил. Но вот зато о том, кем ты был до того, как тебя нашли у реки, ты совершенно ничего не помнил! И понимал, что уже никогда и не вспомнишь и, значит, так за всю свою жизнь наверняка и не узнаешь, кем ты был от рождения, сыном смерда или сыном ярла, и где ты жил, в Ярлграде или в хижине. И поэтому ты так подолгу лежал и так внимательно слушал, ждал, очень сильно надеялся, что вот вдруг снова придет ключница, которая все видела и слышала, и ничего не забывает, она может поведать тебе обо всем на свете, раскрыть самые-наисамые сокровенные тайны, которые, если захочешь, могут сделать тебя или самым сильным, или самым богатым, или самым могущественнейшим ялом на свете… Но только ничего этого тебе не нужно, и поэтому, когда она к тебе придет, ты будешь спрашивать у нее только об одном: где расположен тот поселок, в котором жил тот мальчик, который был так поразительно похож на тебя. Вот только бы это узнать, так думал ты тогда. И дальше думал, что потом ты повелишь – и Хальдер тогда уже не посмеет отказать! – ты повелишь ему, чтобы вы с ним пошли туда и разыскали бы ту хижину, и ты вошел бы в нее, все своими глазами увидел бы…

И тогда сразу бы понял, что в твоей жизни есть сон и что есть явь! Ты был в этом уверен! Да вот только ключница к тебе больше не приходила. Куда она пропала, думал ты. Но спрашивать о ней ты не решался. Потому что кто такая ключница? Жалкая раба! Ярл о рабе не должен говорить, это стыд и бесчестие. И ты поэтому молчал, может, целых полгода. А после все равно не выдержал – спросил, где ваша ключница. Какая еще ключница, сердито удивился Хальдер, у вас давно уже не ключница, а ключник. Но ты опять – уже очень настойчиво – спросил, где ключница. Тогда Хальдер сильно рассердился и сказал: она пропала, может, еще осенью, и, может быть, ее уже нашли и наказали, а может, совсем не нашли… но ему нет до этого никакого дела! Главное, добавил он уже не так сердито, это чтобы ключи были на месте, а ключница их носит или ключник, какая ему разница?! И тут же насмешливо спросил:

– А что тебе до этой ключницы? Ведь это же не человек, а раба!

– Да, и раба! – гневно воскликнул ты. – Но она была мне по сердцу. Потому что вот лягу спать, и если слышу, как она ходит, как шаркает, так мне тогда сразу спокойнее и я сразу засну. Так где она?

Но Хальдер опять сказал, что он этого не знает. Но если, сказал он, тебе нужно, чтобы по ночам кто-нибудь ходил у тебя под дверью, то я повелю, и будет ходить ключник. Нет, сказал ты очень гневно, тебе этого не надо, пусть ключник ночью спит! И поэтому, как и раньше, в тереме по ночам было тихо. Сколько ты ни прислушивайся, а ничего не услышишь – ни шороха, ни скрипа. И сны к тебе не шли. А если вдруг и шли, то снилась только ключница. То как будто бы она сидит перед тобой и рассказывает тебе сказку. А то поет. А то ведет тебя вдоль самого берега реки, а этот берег крут, а вода внизу черная как ночь и так и тянет тебя к себе, так и тянет! Но ключница крепко держит тебя за руку и ведет тебя дальше. С ней хорошо, с ней легко и спокойно. Вот так бы спал да спал!

Но только рассветет, сразу приходит Хальдер и будит. И ты встаёшь, выходишь в гридницу, ешь через силу, пьешь. Потом тебя выводят на крыльцо и там вы вместе с Хальдером творите суд. То есть, конечно, ты все время молчишь, а это Хальдер разбирает тяжбы и назначает, что кому присудить и кого наказать, а ты только киваешь вслед за ним и делаешь рукой вот так. А то к вам приезжают послы и вы принимаете их, а то у вас охота, а то пиры. А то поход…

Как ты любил тогда его походы! Потому что как только он уходил в поход, ты сразу легок становился, весел! Ольми – а Хальдер оставлял его с тобой вместо себя, он только одному ему тебя и доверял – Ольми ни в чем тебя не попрекал, он тебе всё позволял, и он даже играл с тобой как с равным. Вы с ним катали бабки, запускали змея, лазали за медом, ловили птиц. На птиц он был большой охотник! Сам плел силки, сам птиц приманивал. Но после всегда отпускал. Даст поиграть, а после говорит:

– Птицу нельзя удерживать. Зачем ей крылья? Чтобы летать. Вот пусть и летает!

А по вечерам он любил рассказывать тебе про Белобровую Страну. Из этих его рассказов получалось так, что хоть там и холодно и лета там почти не бывает, а зимой ни разу не увидишь солнца, но всё равно там хорошо. А еще все свои рассказы Ольми заканчивал почти что одинаков: что, мол, хоть ему здесь очень хорошо, потому что и сытно ему, и много почету, и всего остального тоже вполне достаточно, но всё равно он потом здесь не останется, а вернется домой. Эти его слова тебе очень не нравились и ты вначале говорил, что ни за что его не отпустишь. А он в ответ молчал, только посмеивался. И только уже после, когда ты немного подрос и начал кое-что понимать, он сказал, что это ни ему и даже не тебе, ярлу, решать. А это, сказал он, решает только Она. Ты спросил, а кто это такая. Та, которая всех забирает, ответил Ольми. Но Она может забрать только тело. А душу не сможет. Душа – это как птица! И птица улетит домой. Птицы всегда возвращаются к гнездам. Вот так вот я вернусь, сказал Ольми. А ты подумал и спросил: